Илья Александрович Балабанов
Мир Опустел. Начнем Сначала!
Глава 11
Линия реального времени
Таня оказалась ужасно голодной. Она ест в две руки, а мы внимательно слушаем ее рассказы и подкладываем в тарелку еду.
Спрятавшись, как и многие, она просидела в квартире несколько месяцев. Поначалу ждала конца и даже придумала сброситься с балкона вниз головой, если начнутся первые признаки превращения. Не пригодилось. Иногда, набравшись храбрости, выезжала в город за припасами. Полчаса на улице – месяц дома, пока еда не закончится.
– Ребята, милые мои! Такая тоска в последнее время, – Таня снова начинает всхлипывать, – каждый день мысли о смерти. В детстве цыганка сказала, что умру в 90, как бабушка. А сейчас мне всего 42! Я посчитала, сколько мне одной ещё маяться, и так стало страшно… Решила, что ещё до 45 потерплю, и если ничего не изменится, спрыгну вниз головой! – женщина зарыдала в голос, а сконфуженный Олег принялся гладить ее по грязным волосам. – Не трогайте, пожалуйста, – Таня мягко, но уверенно, убрала его руку с головы. – У меня там такой кошмар, что ужасно перед вами стыдно. Выгляжу, как бомжиха! А ведь я преподаватель! Двадцать лет простояла перед доской. Мои студенты навыигрывали столько олимпиад по химии, что про меня даже в журнале писали… – Женщина пытается придать волосам ровную форму, но быстро сдаётся. Отвлекается на компот с черешней. – Боже мой! – говорит она, набив рот сладкими ягодами, – какая невероятная вкуснотища. После воды с сухарями… Я как будто в раю сейчас! У меня сегодня второй день рождения.
– С днём рождения, Таня! – смеясь, соглашаюсь я, – добро пожаловать в нашу маленькую компанию.
Плотно набив животы, мы вышли в подъезд, где женщина, извинившись сто раз, закурила.
– Да, уж! – протянула она, выпустив в ночное небо струйку дыма, – я уже думала все. А тут вы… Сегодня утром в мой двор пришла стая. Человек 20. Даже в подъезд зайти додумались. Выломать дверь, слава Богу, ума не хватило, зато терпения сколько угодно! Целый день сидят и смотрят на мои окна. Я на балкон выхожу, говорю с ними ласково, прошу, чтоб ушли. Ни в какую! Накидала им сухарей, шоколадок, чтоб задобрить. Все сожрали, но не уходят. По двору скакали. Кричали. Бросали в меня, что могли подобрать.
– Больные бросались? – удивлённо уточняет Олег, и женщина энергично кивает.
– Я тоже оборонялась. Просто так не сидела. Швыряла гантели, банки, все, что можно выкинуть. Ненавижу мусорить, но тут ситуация была форс-мажор!
Таня прерывает рассказ, чтобы высморкаться, снова сотню раз извиняется, продолжает.
– К темноте их стало больше. Видимо, на шум подошли другие. В тот момент я решилась на отчаянный шаг. Поняла, что если не напугаю их – все, приехали…
Отыскала банку со спиртом, большую тряпку из наволочки.
Ладно!
В общем, наволочку я завязала на узел, подожгла и забросила на крышу ближайшей машины. Затем примерялась десять минут, боялась не попасть, но все-таки, добросила. Прямо до машины банкой спирта! Она разбилась, и в ту же секунду загорелось. Таким голубоватым пламенем… Больные разбежались, наблюдали, кто откуда. Но потом спирт просочился в салон и зажег обивку. Жар стоял такой, что я ушла в комнату. А потом, рвануло!
Ну, тут уже и вы приехали…
Спасибо вам, ребята, что приехали, – подытожила свой рассказ Таня и снова тихо расплакалась. Олег тянется к ее голове, чтобы утешить, но вовремя вспомнив, отдёргивает руку.
Женщина аккуратно тушит сигарету, заворачивает бычок в белую салфетку и спрашивает, где у нас мусорка.
Олег смеётся и говорит, что мы подружимся. Что человек, который в погибшем мире думает о чистоте – наш человек. Мы обнимаемся все втроём и договариваемся идти спать. Через пять минут день, который получился поистине бесконечным, заканчивается. Я погружаюсь в сон.
Открыв глаза, чувствую дивный аромат, идущий из кухни.
Кофе…
И… Как будто блины! Но это же невозможно…
Различаю тихую беседу вперемежку со смехом, и сон уходит. Мне хочется поскорее присоединиться к ним!
Таня на маленьком туристическом примусе жарит блинчик. Горка таких же румяных, ароматных кружков лежит рядом на красивой тарелочке. Белый чайник с цветами в руках у Олега. Он снимает крышку и машет рукой в мою сторону, шумно вдыхая носом.
– Ты чувствуешь? Чувствуешь запах? Кофе со сливками! Завтрак, как в прошлой жизни. Мы не ели блины без тебя! Ты не думай.
Они оба смеются в полный голос. Устали шептаться все утро. А Таня смотрит с торжеством в глазах и рассказывает, как они, проснувшись очень рано, съездили в продуктовый и нашли сухую смесь для блинчиков. Уверяет, что они с Олегом ответственные. Что написали записку, чтобы я не волновался.
– Вот она! – женщина достает смятую бумажку из кармана и протягивает мне.
Квартира, словно сухая земля под дождём, снова наполняется весёлым смехом.
Во время восхитительного завтрака Таня рассказывает, что месяц назад пыталась искать родственников в окраинном районе. Возвращалась уже затемно и увидела свет в окне многоэтажки. Остановилась, начала сигналить, но поднялся вой. Перепугалась, уехала и больше смелости на поиск не нашла.
– Ребята, мы обязательно должны проверить этот дом. Нельзя никуда переезжать, пока не проверим.
– Так давайте сегодня и сделаем? – я запихиваю в рот последний блин и смотрю на ребят. Они улыбаются и кивают. Судя по всему, нас снова ждут приключения.
Я сижу на заднем сидении и балуюсь с ружьем. Вынул патроны, смотрю на мир через пустое дуло. Словно капитан из подзорной трубы, изучаю окрестности. Олег – рулевой. Всегда внимательный, никогда не отвлекается. Таня, зачем-то пристегнувшись на переднем сидении, играет роль штурмана. Карту размыло морской водой, и теперь мы идём наугад, по памяти.
– Есть небольшая проблемка, – говорит женщина, – я точно не помню, какой дом. Но вы не переживайте! – торопится добавить она, – их там не больше трех… Может быть, четырёх. Одна из двух многоэтажек посередине!
Вот они, наши дома. Четыре вряд десятиэтажки. Отметаем крайние и, выйдя из машины, задираем головы, принимаемся изучать окна. Солнце уже высоко и серьезно мешает, бликуя в стеклах.
– Придется гудеть, – размышляю я. – Олег, ты, пожалуйста, погуди и смотри по сторонам за нас. Я так понял, что местные шума не любят.
Один длинный гудок.
Два коротких.
Несколько секунд тишины, и мелодия "Московский Спартак".
В окнах никакой реакции.
– Говоришь, месяц назад тут была?
– Да. Около того.
– За месяц многое могло случиться. Олег! Ну, хватит! Прекращай. Если в доме кто-то есть – значит уже услышали.
Продолжаем рассматривать дом, может, где-то соорудили знак.
Ничего.
– Кажется, нас все-таки услышали, – Олег, глядя в бинокль, жестом просит меня подойти. —Смотри… Там за машинами… Десять обжор!
Подстроив под себя окуляры, я всматриваюсь, куда велено, и мне становится жутко.
Группа больных, прячась за автомобилем, смотрит в нашу сторону. Я провожу биноклем по их лицам, и создается впечатление, что они смотрят прямо на меня.
Вижу возбуждение в мимике. Пока еще нерешительность.
Стоп.
Все больные одновременно поворачивают головы назад и прижимаются к земле.
Раздается негромкий вой, но пока не видно, кто именно издает этот звук.
– Охренеть, вы слышали это? Илья, что там происходит?!
– Что-то нехорошее. Но пока не разберу. Подождите…
Больные, словно собаки, выражающие покорность, валятся на землю. Я вижу резкое движение и понимаю, что кто-то ринулся в нашу сторону. Времени больше нет.
– Заводи мотор! Валим нахрен! Резко! – кричу я и, бросив бинокль в салон, бегу к своей двери.
Таня отошла от машины метров на двадцать и не слышит нашего разговора. Продолжает рассматривать окна.
– Таня! Быстро в машину!! – я кричу очень громко, и она, вздрогнув, оборачивается.
Несколько силуэтов с пугающей скоростью приближаются к нам по дороге. Я кричу Олегу:
– Гони к ней!
Тойота, протерев колёсами по асфальту, срывается с места, и через пару секунд абсолютно бледная от страха женщина закрывает за собой дверь.
Я пытаюсь нащупать ружье, которое бросил на пол.
Бум!
С разгона в машину врезается тело. Бум! Бум!
Звук лопнувшего стекла, и меня за голову стальной хваткой цепляет чья-то рука.
Волосы выскальзывают, я стараюсь освободиться, но рука уже хватает за шею, уши, лицо. Безбожно царапает грязными ногтями и силится вытащить на улицу.
– Гони, бл…, отсюда!! Чего стоишь?! – кричу я так громко, что срываю голос.
С облегчением понимаю, что рука, бессильно оцарапав мне щеку, осталась сзади.
Я дышу, будто пробежал без остановки 5 километров. Татьяна в голос рыдает, а машина ревет от перегазовки. Уносит нас из проклятого места.
– Илюшенька… Ты как? – Таня продолжает рыдать, – что это было такое?
Я ощупываю голову, и на ладони остается кровь.
– Блин. Посмотрите кто-нибудь, что у меня с рожей. – В состоянии аффекта я не чувствую боли, но понимаю, что бесследно эта стычка для меня не прошла.
– Царапина! Глубокая! Кровь идет, – всхлипывает женщина, – обработать нужно. Кровь остановить. Там сильно прям, Илюш. Кажется… – она вскрикнув, зажимает рот кулаком, – кусочек уха оторван. Не могу смотреть! Прости!
Я снова ругаюсь и прошу Олега, который сильно растерялся с перепугу, остановиться.
Через пять минут вздохов и ощупываний доктор выносит приговор:
– Жить будешь! – произносит он, поправляя очки, дрожащими пальцами. – Царапина на щеке – ерунда. Просто обработать. А мочку уха придётся пришить… Но это только звучит страшно. Минута терпения. До свадьбы заживет.
Уже час я лежу на спине и смотрю в потолок.
Соседи давно уснули, а у меня бесполезные мысли. Прямо, как раньше, в прошлой жизни… Завтра вставать ни свет ни заря, а ты лежишь и считаешь овец, чтобы не думать о глупостях.
Первая овечка…
Вторая… Третья…
Проходит полчаса, а ты так и не спишь. Вместо овец считаешь деньги на новую машину…
Как же мне не хватает шахмат!
Онлайн шахматы, любимая засыпалка, ушедшая навсегда…
Вот уж, действительно, вещь, сближающая народы. Один понятный каждому шахматный язык, на котором могут говорить и голландские фермеры, и преподаватели из Оксфорда. Даже индусы, которым пару дней, как провели интернет в деревню.
Двигаешь слонов и пешек, ведёшь себе тихую шахматную беседу и понимаешь, что все люди одинаковые, несмотря на разную среду и оболочку. Кто-то интеллигентно благодарит тебя за хорошую партию. Даже, когда проиграет. Кто-то наоборот – ругается и заносит в черный список. Все, как в жизни любого человека…
Закончив эту мысль, я окончательно понимаю, что сон за мной не придет. Зашитое ухо жжется и ноет, удобно улечься не получается.
Нужно пройтись.
Свежий воздух, шум ночи. Вот, что мне нужно.
Эх! Сейчас бы, как когда-то, выйти в ночь! Вставить музыку в уши и шагать. Шагать свои законные 5 километров для улучшения сна.
Я представляю эту перспективу сейчас и начинаю хихикать. Темный, без единого огонька, город. Неизвестная тварь прячется за углом, а я бодро иду! Целеустремленно гляжу вперед. Все у меня хорошо…
Распахнув окно, наслаждаюсь прохладным воздухом. Он с каждым днём изменяется, становится другим. Добавляются ароматы цветов и зелени. Еще я заметил, что совершенно не помню, что такое головная боль. Видимо, очистившийся воздух благотворно влияет на общее самочувствие.
Вспоминаю события прошедшего дня, наблюдаю за котом, который, уютно свернулся на плоской крыше. Греется лунным теплом.
"Кс-кс-кс! – не выдерживаю я, и кот лениво поднимает голову в моем направлении. – Я просто так! Поздороваться. Простите за беспокойство". Кот замыкает пушистое кольцо обратно.
Нужно придумать развлечение… И, по возможности, оно не должно заключаться в подглядывании за усталыми животными.
Зажигаю свечу. Кладу перед собой дневник. Вывожу слово "привет" и сижу над ним несколько минут. Закрываю дневник.
В голову приходит мысль, но она настолько шальная, что всерьез ее воспринимать не получается.
Сижу в темноте, разглядываю подоконник…
Дурацкая идея все больше обрастает смыслом, внутреннее возбуждение нарастает, я встаю на ноги.
Нужно поехать туда, где мы были днем! Прямо сейчас! Не откладывая.
Ружье лежит на переднем сидении. Оно – мой единственный пассажир. Фары поливают жёлтым светом пустую дорогу.
"Туда и обратно, – говорю я сам себе, – пока темно, чтобы ночь не терять… Посмотрю, есть ли свет в доме и сразу назад! Ничего сложного".
Еду с открытым окном, наслаждаюсь потоком весеннего воздуха. Надел капюшон на голову, чтобы не простудить уши и лечу! Скорость не больше 40 километров, так что лечу я, только образно выражаясь.
Дома вдоль дороги, светофоры, остановки, магазины…
Сознание привыкло воспринимать город только со вставками электричества, без него все выглядит зловеще.
Я понимаю, зачем решился на вылазку. Она нужна мне, чтобы победить поселившийся внутри страх. Съезжу, увижу другими глазами и верну себе душевное спокойствие. Верну ощущение контроля.
Чем ближе конечная точка, тем сильнее чувство тревоги. Каждая тень, создаваемая фарами, кажется притаившимся обжорой. Вспоминаю недавний опыт и выключаю свет полностью. Луна светит ярко, дорога видна замечательно.
Сбросив скорость, проезжаю нужный перекресток. Размышляю, что Таня, с перепугу, запросто могла ошибиться. Неправильно запомнить сторону или дом. Для полной уверенности нужно просмотреть каждое окно каждой многоэтажки в этом квартале.
Убираю ногу с педали газа. Машина мягко катится вперёд. Бензиновый двигатель работает бесшумно, только шины шелестят по асфальту.
Поставив скорость на паркинг, высовываюсь на улицу и внимательно осматриваю окна.
Первый этаж – темно… Второй – темно… Седьмой – тоже самое.
Ружье смотрит стволом из машины, караулит мою безопасность, но пока на улице только я, Луна и едва различимый звук мотора.
Аккуратно, чтобы не пришлось проделывать заново, осматриваю дом за домом.
Темнота и тишина.
Разворачиваюсь в конце улицы и смотрю другую сторону.
Дело замедляется. Луна, которая раньше не мешала, теперь отражается в стеклах и бликует.
Стоп!
Восьмой этаж.
Во всех окнах блики белого цвета, а здесь отличается! Желтый оттенок…
Свеча!
В окне горит свеча!
Ну, здравствуйте! Настало время знакомиться.
Глава 12
Линия Милли Фассбендер
– Мирри Фассбендер, вы изучаете тамесигири уже больше года, но никогда так тщательно не подходили к кири-агэ! – седоволосый японец, одетый в коричневое кимоно, вежливо поднял с пола, завалившийся манекен и, кивнув молодой стройной девушке, которая тут же нанесла быстрый и точный удар, придержал снаряд от повторного падения.
– Сегодня вы тренируетесь так, будто собрались выиграть чемпионат по тамэсигири. Вы хотите отобрать кубок у японцев, Мирри?!
Девушка убрала с мокрого лба рыжую прядь и, поклонившись мастеру, сказала:
Милли. Меня зовут Милли, мастер.
Я знаю, моя дорогая, но буква "л", мужчина издал неловкий гортанный звук, совершенно не даётся моему народу.
На самом деле, я давно привыкла к Мири. На работе все зовут меня именно так.
Девушка устало улыбнулась и, спрятав в ножны тупой тренировочный меч, уселась на мягкие маты.
– Понимаете, мастер, мне очень не хочется домой. Там меня ждёт крайне неприятный разговор с одним очень своевольным… Девушка замолчала, стараясь подобрать слово, ее лицо стало грустным.
– О, я все понял, – японец вытащил из ножен свой меч и встал в атакующую позицию. Разрешите дать вам житейский совет. Не позволяйте страху или жалости влиять на ваши решения. Если чувствуешь, что пора поступить жестко – делай ход и ни о чем не жалей. Наноси свой кири-агэ, Мирри. Он у тебя то, что надо!
С легким свистом меч мастера описал дугу и остановился в сантиметре от макушки головы манекена.
– Сделай ещё 1000 ударов. Собери чувства в тугой послушный сноп. Затем смело отправляйся домой и делай, что велит сердце.
– Мастер, Окана, спасибо за чудесный совет, – девушка вскочила на ноги и почтительно поклонилась, – я с вашего разрешения приступлю к его исполнению.
Сделав ровно тысячу кири-агэ, Милли действительно почувствовала себя гораздо увереннее. Она присела отдохнуть и стала наблюдать, как заново наполняется людьми зал. Время было позднее, можно даже сказать, ночное, но желающих заняться спортом становилось все больше. Если в 20 часов рядом с ней махали бокенами всего 8 человек, то сейчас их было уже 15. Это из-за моды на ночные тренировки. Она закрепилась в Токио несколько лет назад. Милли пока не разобралась, была это борьба с бессонницей, бегство от ночного одиночества или очередная забавная странность не перестающих удивлять японцев.
Переодевшись, девушка собрала вещи и через 5 минут уже бодро шагала по хорошо освещённой улице. Следила за дыханием, машинально считала шаги и размышляла о том, какая большая дисциплинарная пропасть между её родной Голландией и Японией, в которой она жила уже больше двух лет. Думала о том, что среднестатистический голландец, мучаясь от бессонницы после трудного дня, выпьет пива, снотворное или, на худой конец, будет ворочаться в постели. Может, и до самого утра. Японец же, убедившись, что заснуть не получается, идёт заниматься, пока мысли не успокоятся. Очень полезная привычка, которой она, к своей радости, заразилась.
Поднявшись в подъезде на второй этаж, девушка заметила конверт, лежавший на коврике перед самой дверью. Однажды она не проверяла ящик целый месяц, и почтальон стал приносить корреспонденцию прямо к её квартире. Милли подняла письмо и положила вместо него монету – маленькое спасибо за внимательность и труд. Марка из Нидерландов, пригород Амстердама, значит письмо от мамы, больше некому.
Милли Ван Дер Вег в качестве адресата. Её старая голландская фамилия, про которую практически удалось забыть.
Девушка достала ключи, но открывать дверь не торопилась. На душе тревога, а тут ещё и письмо…
"Вспомни совет мастера, – прошептала она себе, – не оттягивай неизбежное".
Милли резко вставила ключ в замочную скважину, и тут же из-за двери раздалось жалобное, требовательное мяуканье. Распахнув дверь, она с порога закинула спортивную сумку вдаль комнаты, разулась, отстраняя от себя трущегося об ногу кота-подростка, и решительно выпрямившись, вытирая начавшие наполнять глаза слёзы, твёрдым голосом произнесла: "Макс! Ты… Совершенно … Несносный кот! Сегодня ты нагадил в мою обувь! И сейчас я тебя накажу! – её голос сорвался, и дальше она продолжала уже плача. – Я никого никогда не била, Макс. Но ты меня вынуждаешь. Я должна тебя воспитать. – девушка взяла котёнка за шкирку и принялась тыкать мордочкой в яркий кроссовок, из которого сильно разило кошачьей мочой.
Нельзя так делать! – приговаривала она рыдая, – не смей так делать! Больше такого не повторяй!"
Кот извиваясь вырывался, упирался передними лапами в пол. Не желал нырять головой в кроссовок, но терпел.
Наконец Милли отпустила животное, и рыжий короткошёрстный негодник, пробуксовывая когтями по скользкой плитке, унёсся куда-то за диван.
Девушка подняла испорченную обувь, зашла в ванную комнату и заложила в стирку. Добавила побольше порошка, налила кондиционер, нажала старт. Обессилено уселась прямо на пол и горько, страдальчески скривив симпатичное лицо, разревелась…
Всхлипы, судорожные втягивания носом воздуха, иногда даже легкое подвывание, продолжались до тех пор, пока рыжий кот не зашёл к ней в ванную. Он подошёл к хозяйке, осторожно обнюхал… и, мурлыкнув, запрыгнул на руки. Милли, обняла любимчика, заметно успокоилась и принялась наглаживать мягкую шерстку.
"Никогда больше не накажу. Прости меня, пожалуйста. Мы с тобой такие одинокие. Только ты и я… И мама…"
"Доченька, как дела?…"
Рваный конверт зашуршал по полу, подгоняемый цепкими лапами, девушка закрыла дверь, чтобы кот не мешал читать.
"Доченька, как дела?
Собралась писать на бумаге, чтобы письмо получилось солиднее и совершенно забыла, как выводить буквы…?? У меня все по-прежнему. Дом, работа, наш маленький сад. Фикус, который сажали на твой день рождения, высох. Я попыталась его спасти, но… Прости! Может быть, мало солнца. А может, скучал по тебе. Я уж точно скучаю и скоро засохну. Приезжай. Мой котёнок. Малыш.
Три года прошло.
Ты сбежала на край земли, но спокойней не стало. Расстояние не лечит… Только время.
У меня появился ухажёр. Его зовут Клаас Янсен. Загугли страничку, расскажи, как тебе. Каждый день присылал мне букеты! Пришлось пригласить его в наш сад, чтобы увидел живые цветы и не дарил больше срезанных. Он хороший, но чуточку скучный. Посмотрим, как будет…
Моя Милли, ты помнишь, как в детстве порезала пальчик, и мы дули на ранку, чтоб быстрей заживало? Я подую сейчас, и тебе станет легче. Чувствуешь?…
Отпусти его, Милли, прошу.
Ты держала Максима за руку, когда он умирал, ты сменила фамилию в память о нем. Отпусти, разожми ладонь. Пусть его душа улетит спокойно.
Я люблю тебя, дочка".
Новый день.
Распахнув плотные шторы и впустив в комнату яркое утреннее солнце, Милли Фассбендер быстро, буквально за пять минут, собралась на работу. Ещё в старших классах она рассчитала для себя, что долгие утренние сборы – это не рационально. А вот максимально возможный сон, пусть даже и дополнительные полчаса – это грамотно и полезно.
Как всегда, проспав до последнего, девушка быстро умылась, высыпала в тарелку корм для котёнка, втиснулась в обтягивающий, спортивный костюм, надела удобный рюкзак за спину и выбежала из дома.
Два легких круга по безлюдному утреннему парку.
Резкое ускорение по вымощенной крупным камнем набережной, и Милли оказалась у входа в атмосферную булочную, которая уже несколько месяцев, каждое раннее утро была для неё источником завтрака.
Хозяин пекарни, энергичный джентльмен лет 85-ти, положил в бумажный пакет пирожок с вишней и ватрушку со сладким творогом. Ничего вкуснее этих нехитрых сладостей девушка за свои 25 лет не пробовала. Хотя в одно время серьезно увлекалась сладкой выпечкой и даже составила для себя рейтинг булочных Амстердама. Дело в том, что семья, владеющая данным заведением, выпекала сдобу уже несколько веков подряд. И все тонкости, и секреты передавались от одного поколения другому. Разве не здорово откусить хрустящую попку ароматного пирожка и знать, что точно так же, как и ты сейчас, 200 лет назад на этом самом месте закатывал глаза от удовольствия суровый самурай. Или нарядная гейша. Или оба сразу.
За время проживания в этой стране Милли поняла, что для японцев не важно, чем занимается человек. Важно – как он этим занимается. Добившийся мастерства булочник более уважаем в обществе, чем начинающий глава корпорации. Каждый должен достигнуть совершенства на своём месте! И тогда все вокруг само собой станет правильным и гармоничным.
Хозяин вышел из-за стойки отдать покупательнице заказ и крепко обнял её. Этот ритуал, с согласия Милли, повторялся уже третий месяц. Сначала она смущалась такому приему, но потом привыкла, объяснив себе, что ей не жалко, а обижать милого дедушку совсем не хочется.
– Ай, как хорошо! – глубоко вздохнул совершенно счастливый старичок.
– Ну разве не чудесно быть таким пожилым, как я? Молодому человеку никогда бы не разрешили так обниматься. Ваши рыжие волосы, юная красавица, добывают во мне бодрость. Из каких-то давнооо забытых источников… Положил в пакетик дополнительный коржик. Заходите и завтра!
Девушка выбежала на уже заполнившуюся людьми центральную улицу и сбавила темп. Перешла с бега на быструю ходьбу. Прошагала несколько кварталов, зашла в современное офисное здание.
Притормозила на входе, порылась в кармане рюкзака и предъявила пропуск. Затем, отделившись от человеческого потока, идущего к нескольким лифтам, зашла в уборную.
Вышла она из неё в строгой юбке, туфлях и белой блузке, обязательном для их компании дресс-коде. Только красный рюкзак, который она теперь просто несла в руках, выдавал в бизнес-леди бегунью.
Зайдя в огромный зал, поделённый перегородками на множество секций-кабинетов, она добралась до своего компьютера и перед тем как начать работать, съела коржик.
Затем проверила почту, сильно обрадовалась новому письму от старой подруги, но тут же расстроилась, увидев, что текста в послании нет совсем. Никакого. Только ссылка на видеоролик. В ролике, который оказался социально мотивирующим, закадровый голос предлагал людям назвать то, что они считают в жизни самым главным. Люди называли спорт, любовь, деньги, счастье… Милли прошептала слово "гармония".
Далее ведущий спросил: "Что самое главное для ваших родителей?"
Большинство отвечали "Я", и девушка тут же подумала о своей маме.
"Милли – бездушная скотина!" – прошептала она и расплакалась. – Нужно обязательно созвониться прямо сегодня. Наговорить хорошего, поддержать, успокоить".
Спокойная электронная мелодия заиграла из динамиков, установленных по всему этажу. Девушка перевела компьютер в спящий режим и промокнула слёзы бумажной салфеткой. Как же хорошо не пользоваться косметикой! Плачь себе на здоровье, когда захочется. Она достала телефон и записала напоминание на вечер: "Созвониться с мамочкой. Говорить с ней, пока она сама не попросит положить трубку". Поправила волосы, глядя на себя в карманное зеркальце, и вышла из-за стола.
Музыка заиграла во второй раз. Пришло время корпоративной медитации.
Все сотрудники проследовали в большой светлый зал, одна стена которого была огромным телевизором и уселись полукругом в удобные офисные кресла. Развернулись, чтобы быть лицом к экрану. Он зажегся. На нем появился логотип компании. Затем девиз. Причём, сначала девиз зажегся в виде японских иероглифов, но затем трансформировался в латинские буквы, чтобы было понятно иностранным сотрудникам.
В центр зала вышел уверенный в себе мужчина средних лет в дорогом костюме. Милли видела его впервые. На щеке у него была петля микрофона. Он приветствовал собравшихся на японском языке, но тут же перешёл на английский. Объяснил, что является новым "мастером корпоративного единства" и что "корпоративную медитацию" теперь проводить будет он. Девушка не испытала от этой новости ни радости, ни разочарования. Эти занятия она, при всём искреннем уважении к рабочему укладу японских компаний, считала не очень нужными. Каждый день, в одно и то же время, сотрудники прерывали дела и полчаса проводили выкрикивая хором название своей фирмы, изучая достижения и неудачи фирм-конкурентов, а также распевая несложный, состоящий всего из нескольких слов, гимн. Сначала Милли относилась к этой процедуре с максимальным уважением. Но поучаствовав в ней целый год, стала вместо трепета испытывать скуку.
"Только вперёд! До самого конца!" – прокричала она вместе со всеми и чтобы придать лицу максимально суровый вид, грозно сдвинула брови. Улыбаться было нельзя ни в коем случае, хоть иногда и хотелось.
Наконец снова заиграла музыка. Это означало, что 20 минут прошли, и медитация окончена. Пора отправляться на рабочее место.
– Милли, привет. Можно тебя на минутку?
Ловко лавируя между стульев, навстречу к ней шла толстая, рыжеволосая от природы девушка. Она уже видела ее на собраниях, но раньше они ни разу не говорили.
– Милли, привет. Извини, что отвлекаю. Очень нужна твоя помощь. Я, Лилли! – толстуха представилась и тут же залилась звонким, веселым смехом, параллельно густо краснея.
– Представляешь, как сложно жить с таким количеством буквы "л" в имени?
Милли умилилась искренности новой знакомой и спросила, чем может помочь. Та, покраснев ещё обильнее, хотя казалось бы больше некуда, перейдя зачем-то на шёпот рассказала, что работает в Японии всего несколько месяцев. Культуру местную почти не изучила, язык, тем более, а на прошлой неделе начала получать послания от тайного воздыхателя. Объяснила, что к мужскому вниманию совершенно не привыкла, что не знает, как себя вести и что делать. А сегодня утром получила письмо, в котором поклонник называет её таинственным словом "Рикоку" и что это слово совсем поставило ее в тупик, потому что электронный словарь тоже вместе с ней находится в тупике.
Милли прониклась проблемой. Тем более, что ей, как и любой нормальной девушке, стало любопытно, чем закончится эта романтическая история. На мгновение мелькнуло в голове сомнение, что Лилли слишком уж не похожа на объект вожделения, но девушка тут же, отругав себя мысленно, это сомнение прогнала, потому что всем известно, что главное, чтобы человек был хороший.
А также всем известно, что японцы странные в любовных делах. И что в этой стране любой может найти своё личное счастье.
– Лилли, тебе повезло, – улыбнулась Милли, – на курсах японского мы проходим фольклор. И Рикоку – это главная героиня старинной японской сказки. Не могу вспомнить, что там происходило, но точно могу сказать, что Рикоку – это хорошо и необычно. Совершенно точно. Тебе сделали комплимент.
– Милли! – толстуха схватила девушку за руку и вдруг быстро чмокнула в щеку, – я такая счастливая! Спасибо тебе большое.
Время до обеденного перерыва прошло незаметно. Девушка пришла в офисную столовую, выбрала подходящий вариант комплексного обеда и пошла за любимый столик возле окна. По непонятным причинам у местных он спросом не пользовался.
Расправившись с салатом, поковыряв морковную котлету, Милли увлеклась новостной лентой в телефоне и потому, немного испугалась, когда к ней обратился Ишико – один из офисных "друзей".
– Что, тоже ждёшь письмо?
– Какое письмо, – немного растерялась она, – от директора?
– От какого директора?! – Ишико рассмеялся. – Ты хочешь сказать, что единственная чуть ли не во всем мире сейчас не ждёшь ответа от МВФ?
– Наверное, – Милли улыбнулась. – Я не выделываюсь. Правда! Совсем не в курсе, о чем ты сейчас.
На лице мужчины выразилось искреннее недоумение. Он поставил поднос с грязными тарелками на стол, сел напротив Милли и торжественным голосом принялся объяснять:
– МВФ – Менсфилд Ворлд Фэмили. Глобальная мультимиллиардная компания.
– Это я знаю, Ишико. Не объясняй очевидное. Объясни, что за письмо все ждут?
– Хорошо. МВФ запустила всемирный конкурс на свои вакансии. Где-то в Европе они хотят построить новый супер-город, состоящий только из работников МВФ. Пожизненный контракт. Собственная квартира. Зарплата небесных размеров. Но главное люди, Милли. Самые крутые, отборные специалисты всех мастей и областей в одном городе. Никого левых. Это будет рай на земле. Настоящая шамбала научного и производственного прогресса. Если мир можно изменить, то меняться он начнёт именно оттуда. В общем, девушка, прямо сейчас, бегом на сайт. Проходи тест. И начинай ждать ответа! Как все!
Ишико хитро подмигнул, схватил поднос и, видимо, желая закрепить произведённый эффект, ловким трюком повернулся на каблуках на 90 градусов.
Милли сидела озадаченная. Идея о рассказанном городе взбудоражила её. Всю свою жизнь она мечтала, чтобы работа приносила настоящий смысл. Не найдя мечты в Европе, даже переехала в Японию, но и здесь, если говорить откровенно, не обнаружила чего искала. А вдруг, именно это её шанс?
