Илья Александрович Балабанов
Мир Опустел. Начнем Сначала!
Гриша, словно выброшенная на берег рыба, беззвучно и широко открывает рот, видимо, хочет вернуть слух, а я озабоченно озираюсь вокруг, проверяя, не сбежался ли кто на звуки нашего представления.
– В армии же что?! – продолжает кричать Олег, – в армии в основном теория! Тут вот так будет, там вот так… Ну, в лучшем случае, дадут из автомата несколько раз пальнуть и кинуть бутафорскую гранату. Дорого, видите ли, на настоящих боеприпасах учиться.
– Зато тут оторвался, – говорю я, и он живо кивает, выпучив глаза. Видно, что очень доволен.
Наконец, чувство ориентации в пространстве приходит в норму, и мы решаем не нырять в темень укрытия, ожидающую нас за дверью, а сначала обойти гору вокруг, сколько получится. Осмотреть местность.
Движемся по бетонному полу в сторону моря и оказываемся на большой смотровой площадке, часть которой укрыта сверху естественным каменным козырьком. В самом конце замечаем что-то темное и квадратное, решаем подойти и осмотреть поближе. Вскоре становится понятно, что это кресло. Большое кожаное кресло, развёрнутое в сторону моря. Я делаю ещё несколько шагов и вижу, что в кресле сидит человек…
Его тело практически высохло, глазницы пусты, но густые чёрные волосы все ещё крепко сидят на черепе. Кости бывших пальцев обильно нашпигованы крупными золотыми перстнями. Одна рука, в которой зажат блестящий военный пистолет, лежит на груди, а вторая, высохшей палкой опускается вниз, где, словно шкура медведя возле камина, лежит нечто в прошлом бывшее немецкой овчаркой.
– Нихера себе сцена! – шепчет обалдевший от увиденного Гриша и осторожно, разогнув мертвецу пальцы, вынимает пушку.
– Сушеный капитан Крюк, собственной персоной, – добавляет он и проверяет, есть ли в магазине патроны.
– Я, похоже, догадываюсь, что нас ждёт внутри, – Олег задумчиво смотрит в море, словно хочет примерить, что видит мертвец, сидя в своём кресле. – Выживших мы тут точно не найдём. Но наверняка найдём что-то полезное…
Вернувшись к воротам, мы достаём и включаем светильники. Натерпевшись темноты в торговом центре, теперь мы во всеоружии. На головах налобные фонарики, в руках обычные, переносные. Я переступаю порог между светом и тьмой первым, и, оказавшись в просторном помещении, которое, по сути, просто продолжение тоннеля, отхожу в сторону, давая место друзьям.
Лучи фонарей выхватывают множество дверей, уходящих вдаль, на каждой табличка с надписью.
Прочитать можно только ближайшие: "Вахтенная"… "Склад"… "Управление"… "Оружейная" "Молельная"…
– Что? – мысленно спрашиваю сам у себя и, прошагав к двери, на которой помимо надписи прикреплён небольшой крест с Иисусом, тяну ее на себя. Тяжелая металлическая дверь бесшумно распахивается, луч выхватывает золотой алтарь и многочисленные иконы, мерцающие на стенах.
– Здравствуйте! Прости, Господи, – шепчу я и жестом подзываю на подмогу друзей.
– Обалдеть, – говорит Гриша. Это точно военный бункер? А то Капитан Скелет на парковке и этот, – он подбирает слово, – церковный филиал, выглядят так, будто мы участвуем в программе "Розыгрыш".
Вернувшись в начало пути, мы осматриваем "Вахтенную" и обнаруживаем в ней, помимо уютного диванчика и телевизора, множество автомобильных ключей, заботливо подписанных и развешенных на стене.
"Прям, как в автосалоне, – бурчит под нос Гриша и, сняв один комплект с крючка, заключает, – от Гелендвагена! Один в один, как у деда Андрея".
Пройдя дальше, мы пытаемся открыть дверь в комнату с заманчивой вывеской "Оружейная", но у нас ничего не выходит. Расстроенные мы возвращаемся и ищем ключ в "Вахтенной", потом в комнате "Управление" и даже, по моей придумке, осматриваем мертвеца. Вдруг он таскал с собой связку ключей на большом железном кольце! Чтоб уж совсем, как в сказке.
Но нет. Ключей нет нигде.
Гриша предлагает протянуть трос к двери и попытаться вырвать её машиной, но трос нужно за что-то завязывать, а тут только обычная дверная ручка…
Мы бросаем попытки раздобыть военное оружие, договорившись, что на обратном пути заберём с собой пулемёт, который на улице.
Открываем дверь с табличкой "Общий зал" и ожидаемо попадаем в огромное помещение с высокими потолками. Вдоль стен расставлены кресла и диваны, на деревянной тумбе внушительных размеров телевизор, а в углу установлена трибуна для выступлений.
– Комната политический агитации, – язвительно комментирует Олег, – здесь планировалось вещать, что страна мертва, но не опускает мозолистые руки. Дело партии живет и возродится вновь. Прямо из этого сраного бункера!
– Не думаю, что тут были у кого-то особенные мозоли, – в тон добавляет Гриша, – пересчитывая деньги, сильно руки не сотрёшь.
Увидев на двери надпись "Столовая", мы решаем не заходить внутрь. Вилок и ложек у нас хватает, а надежда на то, что в темноте неуютного зала нас ждёт горячий ужин… слишком мала.
Заходим в комнату "Детская игровая" и видим стеллажи с игрушками, расставленные вдоль стен. Машинки, плюшевые мишки и зайчики, игровые наборы и конструкторы напоминают нам о просьбе Роберта, и мы практически в один голос говорим: "Енот". Смеёмся и договариваемся набрать здесь чего-нибудь перед отъездом.
Дальше начинаются жилые комнаты. Они подписаны просто: "Комната номер 1", "Комната номер 2" и так далее. Мы заглядываем в каждую и в основном находим только скучные кровати, шкафы и тумбочки. Часто в них царит беспорядок, видимо, владельцам некогда было заниматься уборкой.
В комнате под номером 12 вместо привычных предметов мебели стоят длинные вешалки, заполненные всех видов шубами и платьями. То же мы видим ещё в нескольких помещениях. Олег предполагает, что это гардеробные жён особенно важных чиновников и мы, найдя это единственным логичным объяснением, соглашаемся. В комнате 34 вместо мебели и шуб стоят горшки с цветами. Конечно, цветы давно превратились в гербарий и от легкого сквозняка, созданного открытой дверью, некоторые даже рассыпались в прах. Олег предполагает, что местные таким способом пытались выращивать полезные растения, а Гриша уверен, что это чья-то престарелая мама заехала в бункер вместе с цветами и кошками.
В комнатах 36 и 37 поселились священнослужители. Мы узнали это по золоченым нарядам, развешанным на специальных поддерживающих устройствах. Плотная, тяжелая хламидия, состоящая из нескольких слоёв, и богатая поповская шапка, напоминают скафандр. Я живо представляю резвого седого старичка, впрыгивающего в костюм, когда пора на службу и выпрыгивающего из него по вечерам. Ещё и рабочий офис похож на космический корабль! Со своими куполами и башнями. И связь нужно налаживать с тем, кто на небе. Реально, филиал НАСА…
В общей сложности мы обнаружили около сотни жилых комнат, а когда они закончились, начались помещения женских и мужских душей и туалетов.
Последняя в коридоре дверь имеет вывеску:
"Лестница. Спуск на нижний уровень". Мы открываем её и спускаемся на несколько пролетов под гору. Оказываемся в новом коридоре, который гораздо уже и ниже предыдущего.
Неприятный запах застарелой тухлятины и общее ощущение, что находишься глубоко под землёй, сильно портят настроение. Мои спутники молчат, видимо, чувствуют что-то подобное.
Первую дверь, попавшуюся нам на глаза, украшает табличка "Спецсвязь".
Внутри, на крепком, зеленого цвета столе, лежит карта. Ещё несколько развешаны по стенам. Я прошу Гришу сфотографировать их, а сам поднимаю трубку мощного военного телефона, слушаю несколько секунд, жму на кнопку сброса, но не слышу ничего, кроме шуршания ног и собственного дыхания.
– Связь, конечно, не работает, – сообщаю я, и Олег только коротко кивает, увлеченный чтением какого-то документа.
– Что-то интересное? – спрашиваю я, и он отрицательно мотает головой.
– Так, залип немного. Отчеты о завозе провизии на склад. Кстати, – Олег трёт себя в районе желудка, – уже давно пора подкрепиться. Предлагаю нанести визит в местную продуктовую лавку.
Наконец Гриша говорит "Готово!", прячет в рюкзак телефон с фотокамерой, и мы продолжаем движение по тёмному коридору.
Открыв дверь в "Санитарный блок", Олег быстро закрывает её обратно, а потом, отойдя на пару шагов сгибается, словно его сейчас вырвет. Не понимая, что происходит, я делаю шаг в его сторону, и в нос бьет жуткий запах. Он такой сильный, что я буквально ощущаю на языке вкус гнилого мяса. Это похоже на запах целой тысячи сбитых собак, полувысохших на солнце у дороги.
Я снимаю футболку и, свернув ее в несколько слоёв, обвязываю нос. Легким жестом подвигаю все ещё не пришедшего в себя друга в сторонку и захожу внутрь.
Сам не понимаю, откуда у меня столько смелости. Я иду между длинных рядов узких лазаретных кроватей. Фонарным лучом выхватываю из темноты иссохшиеся трупы. Вдруг в помещении становится светлее и, обернувшись, я вижу Гришу, который последовал моему примеру и, обмотав лицо майкой, пришёл мне на помощь.
– Не понимаю, что тут случилось, – делюсь я мыслями, – если все они заболели, то почему лежат целые? Где обжоры?
Гриша ничего не отвечает, и мы продолжаем осматривать все вокруг. Возле некоторых кроватей я нахожу шприцы. Иногда больничное белье измазано засохшей кровью.
Кажется, я начинаю видеть кое-какую логику и делюсь наблюдением с напарником:
– Смотри! Если на кровати или возле неё шприц – труп лежит чистый, аккуратный. Если же шприца нет, то простыня запачкана кровью, и поза всегда неестественная.
Будто одни засыпали, а другие – мучались.
– Может быть, – подключается к аналитике Гриша, – одних умертвили с помощью инъекции, а других попросту зарезали? Возможно, изначально всех хотели отравить, но яд закончился. И тогда в дело пошёл скальпель!
– Ого, – удивляюсь я ходу его мыслей, – а как их всех удалось сюда затащить?
– Зачем тащить? – не понимает Гриша, – они сами приходили. Это же лазарет! Все эти люди были на пути превращения в обжор. Помнишь симптомы? Слабость, головокружение, сонливость. Человек чувствует недомогание, спускается в санитарный блок и занимает койку. Судя по количеству машин на стоянке, в убежище должна быть пара сотен человек. А тут только несколько десятков.
– И что? Я по-прежнему не могу уловить суть.
– Люди заболевают, – Гриша говорит чётче и медленнее, – приходят сюда лечиться. С каждым днём все больше и больше. Некоторые превращаются в больных, и их утилизируют сразу, – Гриша осмотрелся вокруг, но не нашёл ничего подходящего, – ну, например, сбрасывают в море! А другие продолжают лежать, доходить. В итоге, в больнице оказывается вся полностью популяция бункера, и самый выносливый, наш знакомый Мистер Мертвец, перед тем, как отправиться в последнее плавание, ходит тут и жалит всех ядовитыми уколами. А потом они кончаются! Или он просто устаёт каждый раз заморачиваться. Короче, остальных он дорезает ножом.
Я представляю эту картину и мне становится зябко.
– Хорошо тут только то, что все пациенты, – Гриша обводит фонарем кровати, – в полумертвом состоянии. Вряд ли, кому-то было больно.
– Ладно, – говорю я, – пора уходить отсюда. Пока лёгкие не забились частицами трупов. Хорошо бы, конечно, порыться в местной аптечке. Все-таки армейский медицинский запас, но без Олега как-то не хочется.
Мы выходим из лазарета и свежий, пусть и подвальный воздух, кажется настоящим нектаром.
Олег расспрашивает нас, что мы видели и просит прощения за временную слабость. Поговорив и вдоволь отдышавшись, мы продолжаем идти, но тоннель внезапно заканчивается. На последней двери табличка "Выход на причал".
Гриша открывает её, и запах морской воды подсказывает, что надписи можно верить.
Мы выходим на самый нижний уровень, где вдоль бетонных бортов стоят на привязи армейские катера с мощными подвесными моторами. К каждому ведёт металлическая лестница. Возле каждой лестницы деревянный стенд с привязанными спасательными жилетами.
В конце длинного канала с полукруглым бетонным потолком виден дневной свет. Гриша говорит, что уже успел соскучиться по нему.
Я спрашиваю ребят, как они насчёт небольшого морского путешествия, но никто на него не соглашается. Олег голодный, а Григорий просто хочет отдохнуть. Он достаёт из кармана телефон и фотографирует все подряд. Объясняет, что остальным будет интересно посмотреть.
Поднявшись обратно на верхний уровень, мы решаем не планировать дел, пока не устроим экскурсию на склад продовольствия. По дороге Олег сильно переживает, ворчит, что дверь, по закону подлости, окажется закрытой, но все обошлось. Лёгкое нажатие и мы внутри.
В первые секунды я ощущаю себя шестилеткой, забравшимся под новогоднюю ёлку. Бегаю от одного стеллажа к другому, разрезаю бока картонных коробок. Только вот подарки не радуют! Крупы и консервы, банки с соком и брикеты с киселем… Сложно понять, что именно я надеялся отыскать, но явно не это.
– Вот, почему Капитан Скелет застрелился, – Гриша залез на верхнюю полку и сбрасывает на пол коробки, – не выдержал местного меню!
– Да уж, – соглашается Олег, – я, признаться, ожидал большего от этого склада. Где, я не понимаю, крабы? Где икра и шампанское? Уверен, что эти стены не в первый раз слышат подобные вопросы!
Мы дружно смеёмся и хватаем, что придётся. Распихиваем по карманам консервы, засовываем за пояс сухой паёк.
– Стоп! – вдруг произносит Гриша, – а что, интересно, за той дверью? – он указывает лучом фонарика в дальний угол, где осталась не замеченной отдельная комната.
Роняя консервы, мы добираемся до неё и, осветив небольшое помещение, восторженно замираем.
От пола до потолка комната заставлена оружейными ящиками. Выбросив все из рук, мы подбегаем к первому контейнеру, и он являет нам то, что так долго берег – новенькие автоматы Калашникова.
Открываем следующий, и он полон блестящих автоматических пистолетов, один в один похожих на тот, что забрал у мертвеца Гриша. Мы находим патроны и магазины. Пулемёты и гранаты. А в одном, словно для интриги, спрятанном в самом углу ящике – настоящий гранатомёт. Тот, что в народе называют "гномом".
Мы счастливы, словно дети на заводе мороженного, хватаем и дергаем, примеряем и складываем. Хочется заиметь все и сразу. Олег нашёл на верхнем стеллаже снайперскую винтовку и теперь мучается в трясущемся свете фонаря, пытается прикрутить к ней оптический прицел. Гриша не выпускает из рук "гнома".
– Есть предложение! – Олег сияет, как сказочный самовар, – что, если нам все это богатство вытащить на улицу и хорошенько пострелять?
Идея приходится по вкусу, и в следующие 20 минут мы таскаем, помогая друг другу, тяжёлые ящики и расставляем их возле входа. Также, не забыв о необходимости ужина, тащим туда же коробки с тушенкой, сухими пайками и несколько банок абрикосового сока. Гриша открывает ножом тушенку и, поковырявшись в ней кончиком лезвия, ставит на землю:
– Есть невозможно! Мерзкий белый жир повсюду. Я схожу до деревьев, поищу дрова, а вы организуйте тут что-нибудь типа печки. Будем греть!
Парень уходит, а мы с Олегом спускаемся к морю, чтобы набрать на берегу камней для очага.
Когда печка готова, бежим на помощь товарищу, чтобы втроём, за один раз, принести побольше сухих веток.
Прошло всего несколько минут, а тусклое пламя уже облизывает край первой банки. Мясо нагрелось, и замечательно пахнет. Не выдержав, я макаю пресное галетное печенье в бульон и с аппетитом жую, мечтая о том, как зацеплю вилкой кусочек тушеной говядины.
Олег смотрит на часы, показывает их нам и, стукнув ногтем по сапфировому стеклу, сообщает, что время уже 19.20. Что до заката осталось полтора часа и пора бы уже определиться с отъездом и ночевкой.
– Да, Олег, – Гриша хитро улыбается, – заметить, что дело идёт к вечеру, можно и не глядя на твой золотой Вашерон Константин.
В банке отчаянно шипит забытая на огне тушенка, и я сбрасываю её на землю, прихватив нижним краем футболки. Уже пятая банка отправляется на костёр, а мы расспрашиваем Олега, единственного из нас, побывавшего в армии, как заряжать оружие и как из него стрелять. Эта наука оказывается совершенно не сложной. Стоит один раз разобраться и уже никогда не забудешь. Прямо скажем, не высшая математика. Я срываю крышку деревянного ящика с патронами калибра 5.45 и, вытащив из него один из двух прямоугольных цинков, вскрываю специальным консервным ножом.
– Да, – отшучивается, наш наставник, – армейская жизнь, она вся состоит из консервов. Сок в консервах. Мясо в консервах. Даже патроны приходится доставать открывашкой!
Наконец, я закончил. Положил на колени новый, пачкающий маслом руки АКС-74У, что расшифровывается как "Автомат Калашникова складной укорочённый" и принялся набивать рожок новенькими патронами. Аккуратно и вдумчиво, чтобы понять и запомнить последовательность, привожу оружие в боевую готовность. Выпускаю долгожданную очередь, и мои друзья, не ожидавшие такого шума, зажимают уши ладонями.
– Охренеть! – кричит Гриша, оторвавшись на секунду от изучения гранатомёта. Он почтительно вжимает голову в плечи и показывает жестами, что автомат – это сила.
Боеприпасы, выпускаемые длинной очередью, заканчиваются неожиданно быстро, и вот я снова сижу с магазином на коленях. Снова глухо стучат друг о друга патроны, наполняя рожок.
Прежде чем нажать на спуск, я сменяю режим стрельбы, на короткую очередь. Та-та-та!
Та-та-та!
Пули уносятся в сторону моря, с каждым разом ложась все ближе к выбранному мной камню.
На десятом рожке я ощущаю уверенность. Управляюсь с оружием, словно знаком с ним очень давно. Не зря говорят, что проще и надежнее, чем автомат Калашникова оружия ещё не придумано.
Хватаю успевшую остыть до нормальной температуры банку и цепляю крупный кусок говядины голыми пальцами. Отправляю его в рот, измазав губы горячим соком, и с наслаждением жую.
Длинный сегодня получился денёк. В который раз…
– Ну! – громко выкрикивает Гриша, – пришло мое время!
Он направляет в сторону леса дуло своего Гнома и силится удержать его одной рукой. Похожий на гигантский револьвер гранатомёт слишком тяжёл для этого и провисает дулом, не желая подниматься.
– Ты идиот! – беззлобно говорит Олег, – убери палец со спуска. Сейчас хернешь нам под ноги, и учения закончатся.
Гриша перехватывает оружие второй рукой, и вдаль со свистом, похожим на кипящий чайник, улетает первая гранта. Раздается сухой, не слишком громкий взрыв, и средних размеров дерево, шелестя листвой, заваливается набок. Парень, выкрикивая что-то гортанное, выпускает в эту же сторону ещё пять гранат. Взорвавшись друг за другом, они оставляют в лесу маленькую плешь метра в четыре, и Олег ворчит, что там, между прочим, мог жить безобидный барсук.
Гриша трясущимися от перевозбуждения руками заряжает в барабан новые выстрелы и язвит, что если барсук там и жил, то давно сдох при обстреле из крупнокалиберного пулемёта.
Я шлифую плотный ужин персиковым соком и возвращаюсь к автомату. С удовлетворением выясняю, что в ящике ещё почти две тысячи патронов и продолжаю упражняться в стрельбе.
Мы палим по сторонам уже не меньше часа. Целых деревьев в округе становится все меньше, и я даже испытываю стыд, но он запросто глушится громкими выстрелами, и мы продолжаем придумывать новые мишени.
– Все! – Олег ставит винтовку СВД к стене, – я устал. Вы, конечно, можете продолжать, но время, – мужчина снова поворачивает к нам часы, и они хищно сверкают на закатном солнце, – но время, – смеясь, продолжает Олег, – уже двадцать минут до заката… Настаиваю, что нам нужно определиться, где мы будем ночевать.
– Ехать домой по ночной трассе, как-то стремно, – честно размышляю я. – Предлагаю уже тут и ночевать.
– Угу, – Гриша кладёт "Гнома" обратно в ящик, – мило пожелаем друг другу спокойной ночи и разойдёмся по комнатам! Что-то это как-то страшнее, чем ночная трасса, не находишь? А что если, – парень картинно подпирает подбородок рукой, – нам переночевать в машине? Каждому в своей. Что, если каждому переночевать в своей собственной, новой машине?!
Мы, не сговариваясь, смеясь и отталкивая друг друга, бежим к стоянке.
– Чертов Ниссан Патруль в последнем кузове! – кажется, Олег нашёл себе что-то по вкусу, —всегда хотел этот автобус! Белая кожа, деревянный руль, хрен знает, сколько лошадей под капотом, – мужчина, словно школьник на выставке, прижимается лицом к затонированному окну, – будешь моим, конем? – спрашивает он, понизив голос и не дождавшись ответа, быстро идёт в сторону бункера, – сейчас найду от тебя ключи и будем знакомиться!
Я спокойно хожу между машин, тихо говорю сам с собой, пытаюсь сделать окончательный выбор.
"Седаны сразу нет. В новом мире низкая машина может погубить. Как минимум, больным в ней будет проще до меня дотянуться. Этот крузак хорош, но на крыше нет люка… А хотелось бы. Из него можно будет стрелять…"
Мой взгляд останавливается на огромном, шикарном внедорожнике Лексус. Кажется, он полностью подходит под мои запросы. Остаётся только отыскать ключ, посидеть внутри, чтобы понять атмосферу и можно брать. Я запоминаю автомобильный номер, состоящий из повторявшихся цифр и иду в сторону убежища. Мне навстречу торопится довольный Олег. Он хвастливо трясёт в воздухе ключом и показывает большой палец.
"Хороший день – думаю я, – продуктивный".
Выставив выбранные машины так, чтобы удобно было загружать в них ящики, мы суетимся, сталкиваясь и мешая друг другу. Принято решение успеть загрузить все полезное до наступления темноты, чтобы утром, как проснемся, сразу выехать.
Каждый раз, выходя из бункера на улицу, я радостно отмечаю, что наш новый автокортеж смотрится крайне внушительно. Гриша выбирал себе коня дольше всех, дольше всех искал ключи, которых не оказалось вместе с другими, но зато теперь, он гордый обладатель мощного Гелендвагена редкого бордового цвета. Выставленные в ряд наши новые автомобили выглядят так, будто мы не испуганные маленькие люди среди погибшего мира, а киношные боссы мафии, собравшиеся на совет.
Заполнив все три багажника ящиками с оружием и патронами, мы закинули ещё немного армейской еды и наконец набрали для Енота разных игрушек. Разложив салон так, чтобы можно было лечь спать, я нахожу его не слишком удобным и не ленюсь, вооружившись фонариком, сходить в жилые комнаты за матрасами и подушками. Конечно же, я беру их на всех… Друзья умиляются моей заботе и обещают когда-нибудь отплатить тем же.
Наконец, все приготовления закончены. Я укладываюсь на постель, в который раз проверяю, закрыл ли двери на центральный замок и, немного полежав, открываю на четверть окно для проветривания. Под боком уютно пристроился прохладный автомат, подушка попалась мягкая и приятная.
"Спокойной ночи!" – кричу я.
"Спокойной ночи…" – отвечают в унисон ребята.
Какое-то время я рассматриваю звезды через прозрачную крышу и потихоньку сладко засыпаю.
Наступило утро.
Гриша, проснувшийся первым, решил, что сегодня не тот день, когда можно спать долго и включил в машине музыку. Распахнув все двери и заставив нас с Олегом слушать спросонья романтические баллады, он ушёл купаться в море, а нам пришлось экстренно выходить из режима сна и присоединяться к нему. Прохладная вода отлично настраивает на трудный день.
Мы на скорую руку завтракаем и, посовещавшись, приходим к выводу, что к обеду будем уже дома.
В последний момент перед выездом, отправившись поглядеть, не осталось ли чего важного в его старом Рав4, Олег вдруг сильно расчувствовался и даже попросил помочь перетащить вещи обратно, в свою старую машину. Рассказал, как много лет назад ему подарили ее родители. Как они, будучи людьми небогатыми, долго копили и потому, подарок получился особенно неожиданным. С влажными глазами Олег вспоминал, как отец, до конца жизни проездивший на старых жигулях, иногда просил сына прокатить его и сидел гордый на переднем сидении. Жутко переживал и без остановки комментировал дорогу. Мы с Гришей стараемся успокоить друга, но признаться, делаем это с трудом. Каждый вспоминает о своём, и в груди моментально что-то сжимается и ноет. Я говорю Олегу, что сейчас отец будет гордиться им ещё больше и что старенький Рав никто не выбрасывает. Предлагаю запарковать его под навесом и однажды приехать посмотреть, как у него дела.
Олег собирает себя в кучу, говорит: "Важно не на чем ты ездишь, а куда и с чем внутри!". Смотрит куда-то в небо покрасневшими глазами, бьет себя в грудь кулаком. После этого, показав большей палец, даёт понять, что готов ехать…
Сохраняя дистанцию в 10 метров друг от друга, мы едем по родному городу, приближаясь к дому. Едем медленно, отвыкаем от быстрого темпа трассы. Две чёрных машины по краям и бордовая в середине. Я хотел бы посмотреть, как мы выглядим с воздуха.
Моя рация шипит и мигает лампочкой. Я делаю ее потише и вскоре слышу голос Гриши:
– Ребята! Приём! Вы помните, что эта улица, по которой мы едем, впереди перекрыта нашими бензовозами?
Олег, возглавляющий кортеж, отвечает:
– Как раз собирался сворачивать! Приём. Гриша, а что это постоянно пищит, когда ты говоришь?
– Не знаю. Приём. Компьютер показывает, что я не пристегнут и пищит. Приём. А я пристегнут. Не знаю короче.
Олег молчит пару секунд, размышляя и продолжает:
– Посмотри справа от себя. Приём. Что видишь?
– Вижу на сидении два ящика патронов. Приём.
– Пристегни их ремнём, Гриша. Не будь сухарем! Патронам страшно.
– Какого хрена?! – Гришин голос кажется удивленным, – перестало пищать. Как ты это сделал, Олег?! Я всю дорогу слушал чертовы писки!
Голос Олега смеётся:
– Магия, Гриша! Приём.
Удивлён, что в свои 28 ты не знаешь таких простых вещей. Приём.
– Мне 27. Конец связи.
Шипение прекращается.
