Илья Александрович Балабанов
Мир Опустел. Начнем Сначала!
– А что, если они всей толпой ломанутся? Давайте на этот случай, – Олег проходит в дальний конец комнаты, – я будут тут стоять и их отстреливать. Строго внутри помещения!
– Давай, – соглашаюсь я, – только отстреливай их. Не отстреливай нас. Пожалуйста.
Гриша хватает с пола цветочный горшок и, не давая времени морально подготовиться, швыряет его в окно.
Звон битого стекла и громкий хруст сломанной рамы становятся нашим сигналом к началу боя.
Рог протрубил!
Вместо ожидаемого рева кинувшихся в атаку чудовищ нас встречает тишина. Очевидно, что испугавшись неожиданного шума, больные вместо нападения разбежались.
Выглянув в окно, я вижу их силуэты за бензовозом. На бензовозе. Поодаль от него.
Десятки глаз внимательно следят за мной. Страх мешает им принять решение, но тут слева от окна я слышу легкий шорох, будто кто-то слишком сильно оттолкнулся ногой от асфальта и проскользил по нему. Краем глаза замечаю очень быстрое движение… На уровне интуиции чувствую приближение ко мне чего-то очень опасного и резко отпрыгиваю внутрь здания.
Лысый больной с тихим рыком пролетает мимо оконного проёма и, упав куда-то вниз, исчезает.
Три секунды тишины…
Пронзительные крики раздаются с улицы. Сразу несколько обжор, крича и повизгивая, бегут в нашу сторону.
– Начинается!! – кричу я, но, понятное дело, что мои ребята и сами в курсе, что начинается.
Первый обжора с разбегу запрыгивает в комнату и тут же получает багром в голову. Железный крюк с неприятным гулким звоном отскакивает от прочных костей черепа, и Гриша тут же, не успевая прицелиться, бьет обжору в туловище. Крюк по самое основание уходит в грудину. Напитанный адреналином, Григорий слишком много силы вложил в этот удар. Он тащит вперёд нанизанного на копье врага и заваливает его на пол. Заваливается рядом с ним. Не желает выпускать из рук крепко застрявшего в рёбрах оружия.
Я бегло смотрю на Олега. Выпучив глаза, он смотрит на происходящее, в любую секунду готовый выстрелить.
– Я тебя прошу, – кричу я, – внимательнее с ружьем! Не пристрели меня!
Сразу три головы появляются в окне, и я, из-за невероятного возбуждения не способный прицелиться, бью топором, куда получается. Получается отрубить нападающему ухо и щеку. Покалеченное лицо уходит вниз, а я, не сбавляя темпа, наношу новые удары. Либо размах, либо скорость. От страха я выбираю скорость и потому, луплю топором без разбора, нанося уродливые, но не смертельные раны. Как легко в фильмах сносят головы, разрубают напополам, отрубают конечности. В жизни все не так. Лезвие отскакивает от черепа, как от камня, застревает в мясе, цепляется за крепкие жилы.
Бьешь в мягкое плечо, топор погружается полностью, а ты все равно не доволен! Когда дерёшься за жизнь, хочется убивать с одного удара, но враги почему-то очень живучие. Убить наповал в плечо или ключицу невозможно.
Тем не менее, получив моего топора даже по разу, за добавкой никто не обращается. К тому же, рядом на помощь приходит Гришин багор, и, кажется, что ярость атакующей стаи спадает. Визги и плач раненых сбивают злой задор с тех, кто ещё не получил рану, и уже через полминуты, атаковать через окно становится некому.
– Ну, нихрена ж себе! – только и могу произнести я.
Бой длился не больше минуты, а вся одежда мокрая от пота.
Руки и ноги трясутся. Голос дрожит, а мысли скачут. Если сейчас мне померить давление, будет, наверное, 400 на 200!
Олег смеётся от нервов, Гриша, словно не слышит ничего вокруг. Стоит перед окном, намертво зажав свой багор, и готовится снова тыкать им, куда получится. Стоны и крики раненых делают атмосферу особенной, чувство уверенности в себе нарастает с каждой минутой.
Вдруг на улице раздаётся вопль. Затем хрипы. Через несколько секунд все повторяется. Потом еще крики и снова хрип.
Наконец наступает тишина.
От былой уверенности не остаётся и следа. Вместо неё внутри снова тревога и страх.
– Как думаете, почему замолчали? – Олег выходит из угла и нерешительно пытается разглядеть хоть что-нибудь, стоя посередине комнаты.
– Я не думаю, а точно знаю, почему замолчали. Гриша зачем-то отходит от окна в сторону и прислоняется к стене спиной, – вожак убил раненых. Лысые ненавидят шум. Особенно, на охоте. Раз снова тишина – значит охота продолжается.
Мягко стукнувшись об оконный проем, внутрь нашего укрытия, залетает мертвое тело.
Гриша и Олег, предусмотрительно стоящие немного в стороне, испуганно отпрыгивают, зато я, беспечно не изменивший своего положения, оказываюсь прямо на линии огня. Крупный мертвый мужчина ударяет меня всем весом и, сбив с ног, тяжело заваливает на бетонный пол.
Удар получается таким сильным, что я оглушён.
Пытаюсь подняться, но труп придавил меня к полу, встать не получается. Адреналин в крови закончился, а вместе с ним и супер-силы.
Резким, очень быстрым движением с улицы в комнату запрыгивает поджарый силуэт. Сразу за ним ещё один чуть поменьше. Оба без волос на голове.
Гриша громко визжит и зачем-то бросает багор в одного из них, вместо того, чтобы просто уколоть. Вожак лёгким движением уходит в сторону, и грозное орудие пролетает мимо, упав под ноги обалдевшему Олегу. Я наблюдаю за происходящим словно в замедленном кино. Вижу, как повернувшись к врагу спиной, Гриша бежит в угол комнаты. Вижу, как перекосило от ужаса лицо Олега.
– Стреляй! – кричу я ему, – херли застыл, сука!
Олег на секунду переводит взгляд на меня, и глаза его становятся более осмысленными. Ствол ружья, вместе с намертво примотанным ножом поднимается кверху…
Раздаётся оглушительный грохот…
Голова самки превращается в ничто, а на стене появляется огромное пятно мяса.
Обезглавленное тело ещё не успевает осесть на пол, а второй лысый, осознав степень опасности, уже выпрыгивает обратно на улицу. Ствол ружья дергается ему вслед, и я, что есть мочи, словно стараясь докричаться через оглохшие уши, кричу: "Не надо!", "Сгорим к херам!", но вторая фраза уже лишняя. Олег вспомнил о главной нашей проблеме и опустил ружьё к полу.
– Помогите же мне выбраться! – я кричу, и ребята одновременно бросаются ко мне. Быстро поднимают мертвеца и бросают в сторону к стене.
– Что это было? – Олег кричит мне в лицо, но я только пожимаю плечами. Гриша трясётся крупной дрожью и, просеменив в другой конец здания, подбирает брошенный багор.
– Простите меня! – говорит он, – мне так страшно в жизни не было.
Слух, хоть и не в полной мере, возвращается через несколько минут, и мы, обсудив произошедшее, приходим к выводу, что все не так уж плохо. Обычные обжоры боятся соваться в окно. Лысый, отведав ружья, тоже. Самое страшное позади, но и хорошим наше положение назвать никак не получается. Больные по-прежнему караулят на улице, стрелять нельзя и выходить страшно.
– Есть одна идея, – поправив очки, произносит Олег, – не знаю, насколько это будет действенно, но попробовать можно. Там в туалете, – он махнул рукой на одну из дверей, – перегородки в полкирпича. Можно их рушить, запасти камни и закидать ими обжор.
Как вам такое?
Мы подтверждаем, что звучит это странно, но лучше плана пока все равно нет и потому, стоит попробовать.
Через 20 минут возле окна ждёт приличная куча битого кирпича, и мы выхватываем кусочки и швыряем их в прячущиеся силуэты. Кидаемся мы самозабвенно, но попадаем крайне редко. Пыл убавляется. Силы тоже.
Куча не уменьшилась даже наполовину, но уже понятно, что победы таким способом не добиться. Мы с Олегом прекращаем кидать, но Гриша пока не сдаётся. Периодически с улицы доносится крик очередного ушибленного.
Бах!
Рядом с моей головой об стену, рассекая штукатурку и брызгая красной крошкой, стукается кусок кирпича. Я отпрыгиваю подальше от окна, и вовремя. Сразу несколько кусков с силой бьются о стену.
– Эволюция, елки-палки! – без улыбки кричит забившийся в угол Олег. – Кажется, нам в ответ платят той же монетой!
Несколько следующих минут мы находимся под обстрелом. Большая часть камней не попадает даже в окно, а те, что залетают, особо не пугают, но осознание того, что противник растёт в развитии, заставляет тревожиться. Наконец, град стихает, и мир снова погружается в тишину.
– Долбанная тишина, – нервно произносит Олег. Подбирает с пола ружьё и добавляет в него один израсходованный патрон. – У нас серьезная проблема, господа. Больные не уйдут. Уходить должны мы.
Разложив происходящее по полочкам и тщательно взвесив все возможные варианты, мы намечаем план действий. Олег выносит из недр здания ещё два мотка скотча, и мы плотно, на несколько слоёв, перематываем запястья и предплечья. У наших врагов нет в арсенале ничего острого, так что от укусов хватить должно. Я продолжаю изобретать и, выдернув подушку из спинки дивана, обматываю ее клейкой лентой несколько раз, чтобы получить некое подобие щита. У моих напарников оружие двуручное, а мне с топором в самый раз.
Посидев пять минут на дорожку, мы встаём и подходим к двери. Она даже не заперта. Защищает нас только формально.
– Олег, а ну-ка дай ленту, – я беру с пола кусок толстого стекла и крепко приматываю его к головке топора. Мне сильно не хватало такого в моем оружии. Рубящий удар наносит серьезную рану, но отнимает много времени. Иногда очень важно нанести быстрый колющий удар, пусть и менее смертоносный, но своевременный.
– Илья, возьми, пожалуйста, мой нож, – Олег засуетился, отрывая его от ружейного дула, – моя главная задача открыть дверь машины. Мне некогда будет им размахивать.
Я принимаю оружие и, сжав его в ладони, ощущаю прилив сил. Правда, теперь передо мной становится выбор: щит или нож. Поколебавшись пару секунд, я бросаю подушку на пол. Теперь буду только разить. Моей защитой становится нападение.
– Я читал, – голос Гриши срывается, и он, откашлявшись, начинает заново, – кхм… Я читал, что страшнее рукопашной схватки ничего на свете не бывает. Ветеран, прошедший Вторую Мировую, это рассказывал. Говорил, что все страшно… И бомбежка, и перестрелки. Но рукопашный бой совершенно особенный. Ты выходишь на линию атаки и бежишь со своим штыком наперевес. А тебе навстречу враг. Такой же, как ты человек. На твоей линии. И ещё метров за 50, до того, как вы сцепитесь, вы глядите другу другу в глаза. И понимаете, что останется жить только один. Эти 50 метров, они как целая отдельная жизнь. Есть обычная жизнь, а есть та, которую прожил во время боя. И иногда она даже ярче всей оставшейся… Фух! – парня передернуло, – все готовы? Вперёд?
Мы киваем и шагаем на улицу…
Пройдя несколько шагов к машине, не встречаем атаки.
Больные окружили нас плотным кольцом, но приближаться ближе, чем на 10 метров не решаются.
Встав спина к спине, мы продвигаемся к ближайшему бензовозу. Олег в одной руке сжимает ружьё, в другой держит наготове брелок с ключами. Гришу вместе с багром трясёт крупной дрожью, и со стороны может показаться, что он мелкими ударами колет невидимого противника. Нервы это замечательно. Это плюс 100 к силе и скорости.
Не встретив сопротивления, мы доходим до машины, и Олег тут же начинает подбирать ключи. Я стою спиной к нему, но отлично слышу, как ключ, не желающий попадать в замочную скважину, царапает металл обшивки.
Больные смыкают круг.
Чертова куча внимательных, недобрых глаз следит за каждым нашим движением. Пока они не решаются, но стоит одному дернуться, и все начнётся.
Очень хочется крикнуть, чтобы Олег старался скорее, но мы сразу, ещё внутри, строго договорились, что не будем его отвлекать. Ему сейчас хуже всех.
Страшнее, чем нам.
Он стоит спиной к происходящему.
Его жизнь в наших руках. Даже не представляю, как ему сейчас хочется бросить все и развернуться лицом к опасности.
Я делаю шаг назад, чтобы прикоснуться спиной к другу, чтобы он почувствовал прикрытие, и в этот момент отчетливо слышу, что ключ юркнул, наконец, в скважину.
Щелчок срабатывания центрального замка и вожделенный звук открывающейся двери. Олег запрыгивает на подножку, прыгает внутрь кабины и, не рассчитав силу, увесисто бьет меня соскользнувшей ногой по спине. Я пошатнувшись шагаю вперёд и обжоры нападают.
Молча. Без криков, рычания и визгов. Как настоящая стая волков.
Я отчетливо слышу шуршание множества ног по асфальту. Оглядываюсь, понимаю, что мне ни за что не успеть спрятаться в кабине. Теряю на это движение драгоценные доли секунды и начинаю падать на землю, сбитый первым достигшим меня противником. В полёте выставляю правую руку, пытаясь смягчить удар, роняю топор и с огромной силой падаю спиной на асфальт.
Сразу несколько обжор напрыгивают сверху.
Один из них натыкается на выставленный кверху клинок и, серьезно порезавшись, с визгом отскакивает, внося сумятицу в ряды своей стаи. Микросекунды хватает, чтобы втянуть под себя ноги, сжаться в пружину и перехватить поудобнее нож. Больше всего на свете мне хочется, чтобы он был не в левой руке, а в правой. Но такая роскошь, как переброс оружия совершенно недоступна. Чувствую, как по-звериному сильные руки хватают меня за ноги, за пояс, за живот. Чувствую резкую, острую боль сразу в нескольких местах. Словно через мышцы пропускают ток.
Видимо, меня кусают…
Тем не менее, в область головы и шеи никто пока не суётся, и пусть это "пока" длится каких-то три секунды, для меня это время превратилось в целую жизнь со своими этапами и отдельными периодами.
Пока идёт период пожирания моих ног, я ещё поживу! А это значит дела у меня идут отлично.
Резкая тяжесть обрушивается сверху, лишая возможности нормально вдохнуть. Я вижу прямо перед собой красные глаза и лысую голову. Отчетливо понимаю, что беспечное время ног закончилось. Начались настоящие проблемы.
Лысый, издав победный визг, сцепляет руки наподобие молота и наносит сокрушительный удар мне в грудь.
В глазах темнеет, дыхание останавливается, и организм из последнего загашника выплёскивает в кровь все остатки адреналина.
Я выворачиваю правую руку и бью вожака в голову.
Удар получатся смазанным, совершенно безболезненным, но лысый вцепляется зубами в запястье, снова даруя мне несколько лишних мгновений.
Его зубы соскальзывают со скотча, он рычит, пытается укусить снова, и в это время моя левая рука с ножом начинает движение к голому, бледному животу врага.
Он понимает мой манёвр, я читаю это по выражению его лица, пытается спрыгнуть с меня, но это не получается из-за навалившейся сзади стаи. Нож стремится к нему, и больной, достигнув предела перемещения назад, начинает втягивать живот.
Время растягивается для нас, и кончик ножа гонится за живой кожей, стремительно ее догоняя.
Больше втягивать некуда, и сталь входит внутрь, не встречая сопротивления. Вожак кричит, усиленный болью, сбрасывает с себя соплеменников и дергается в сторону. Я твёрдо держу лезвие, и оно продолжает рассекать ткани, давая свободу спрятавшимся в глубине внутренностям.
Бах!
Бах!
Бах!
Сразу три подряд выстрела приносят мне несказанное облегчение. Я снова могу дышать.
Снова могу двигаться.
Рёв заведённого мотора, захлёбывавшегося мощными перегазовками, пугает больных больше, чем выстрелы, и вскоре на площадке грузовиков никого не остаётся.
Я переворачиваюсь со спины на живот. Осторожно встаю на четвереньки.
Рядом появляется Олег и настойчиво щупает ноги, голову, туловище.
Сквозь пульс в ушах доносятся слова "везунчик", "только ушибы и царапины", "до свадьбы заживет". Облегчение расслабляющей волной накрывает сознание, и я продолжаю сидеть на земле, жду, пока пройдёт легкое головокружение. Через пару минут рядом паркуется Гришин автомобиль. Он выносит из него воду и шоколадки. Подкрепившись, я ощущаю прилив сил, и мы, перекинувшись несколькими фразами, принимаем решение уезжать отсюда. Валить, пока есть такая возможность.
Фааааа-фааа!
Звук гудка огромной машины слышно даже в соседнем городе.
Два бензовоза, по самую макушку наполненные топливом, друг за другом встали на дороге. Этих запасов хватит надолго. Даже если совсем не экономить. А закончится – наберём заново. Схема теперь отработана.
Грязные и потрепанные, мы заходим на кухню. Таня ругает за внешний вид, говорит, что мы, как дети, вышли погулять и испортили кучу одежды. Спрашивает, как дела, и Олег отвечает, что все хорошо, прошло без происшествий. Мы с Гришей молча улыбаемся и киваем.
Наша хозяюшка открывает кастрюлю с маринованным мясом, и щемящий душу аромат наполняет меня до самой крышечки.
Мясо и лук. Рецепт старый, как мир.
Вспомнилось, как читал где-то, что большинство людей на планете считает самым вкусным блюдом именно мясо, приготовленное на углях. Что десять тысяч лет назад, что сейчас.
Ничего не изменилось.
Можно сколько угодно придумывать, смешивать, усложнять… Но будучи голодным и, почуяв примитивный, доисторический аромат жареного мяса, человек всегда выберет именно его.
После нескольких чашек чая со сладостями на меня наваливается вековая усталость. Не хочется больше ничего. Ни еды, ни участия в беседах. К тому же, начала болеть голова. Я спрашиваю у Олега, что он может порекомендовать, и доктор, порывшись в аптечке, протягивает мне несколько таблеток. Объясняет, что тут успокоительное, обезболивающее и противовоспалительное, чтобы поскорее проходили гематомы. Настоятельно рекомендует мне отправляться спать, и я повинуюсь. Заваливаюсь на диван, укутываюсь для уюта толстым одеялом и через мгновение засыпаю.
Глава 17
Линия реального времени
Ночь.
Всего несколько раз за всю жизнь я засыпал до заката и ни разу не проспал до утра. Так и сейчас – проснулся за полночь и лежу на спине, смотрю на луну через занавески. Ровный тембр приглушенной беседы доносится с первого этажа, похоже, что ребята ещё не спят, засиделись после ужина.
– Всем привет, – говорю я, присаживаясь за стол, – почему без света?
– Хозяйка отключила, – с улыбкой отвечает Олег, – Таня спать пошла и выключила, чтобы долго не болтали.
– Но так даже интереснее получилось, – добавляет Гриша. – Вот и сидим в темноте, говорим о жизни.
– Есть будешь? – Олег подошёл к холодильнику и распахнул дверцу, наполнив помещение жёлтым светом. – Шашлык холодный, морс из варенья…
– Не продолжай! – останавливаю его я, – уже уговорил.
Передо мной стальная кастрюля с жареным мясом, я выбираю куски, где поменьше жира и с удовольствием отправляю в рот.
Гриша наскоро закончил рассказ, начала которого я не слышал, и ребята повернулись ко мне.
– Столько всего пропустил, – Олег положил подбородок на ладонь и говорит по-ночному лениво. – Представь, Гриша разобрался с бензовозом и заправил баки на станции.
– Ну, ничего себе! – удивляюсь я, – прямо все баки?
– Все до одного! – гордо подтверждает наш новый друг. – Почитал документацию… Разобрался… Если гонять электричество на средней мощности, должно хватить на полгода. Классно, правда?
– Обалдеть! – искренне подтверждаю я, – что ещё?
– Есть одна новость. Точнее предложение. Выяснили за ужином, что у всех маловато одежды. Ходим, как елочки, и зимой, и летом. А ведь столько хорошего есть вокруг. Только поискать! Ты не будешь против, если завтра мы посетим торговый центр?
Я собираюсь выказать одобрение, но Олег торжественно поднимает ладонь, показывает, что главное он ещё не озвучил.
– Наберём одежды, полезного всякого и… Рванем на море! На секретный пляж! Костер, рыбалка, сон в палатках… Что скажешь? Все "за". Только тебя уговорить осталось.
– Уговорить? – я искренне удивляюсь, – если вы вдруг передумаете, я вас сам уговаривать начну.
В моей руке недоеденный кусочек, и я ищу взглядом кошку, спрашиваю ребят, где она.
– Вышла в сад, вместе с Варей, – рассказывает Олег, – поддержать решила, наверное. Расскажи ему, пожалуйста, – мужчина зачем-то касается Гришиной руки, – Илья должен знать эту историю.
Я пока ничего не понимаю, смотрю внимательно и парень, немного нехотя, начинает рассказ.
– Варя так делает иногда, – он говорит, глядя в стол, не поднимая глаз, – иногда сидит одна и слушает записи. Это их разговоры. В то время, когда все было хорошо.
Я собираюсь спросить, уточнить, что он имеет ввиду, но Олег прикладывает палец к губам, показывает, чтобы я подождал. Просто слушал.
Гриша ещё больше ссутулился. Видно, что рассказ даётся ему не легко.
– У Вари был жених. Когда ещё не началось. Первый раз, до этого она ни с кем не дружила из-за проблем своих… Из-за того, что не может говорить. В школе дразнили, она стеснялась, даже подруг никогда не было. Познакомилась с ним в интернете, и столько было счастья, столько веселья. Переписывались. Он хоть и русский, но жил в Японии. По работе туда переехал. Однажды он ей предложил созвониться, и Варя чуть не умерла от переживаний. Никогда не видел ее такой напуганной. Придумал сказать ему, что телефон не работает. Что, мол, динамик работает, а микрофон сломался. Что он ей может звонить, но она будет только слушать. Ответы писать сообщением. И началось… Каждый день по несколько часов у них беседы. Думал, что пальцы сотрёт об экран! День и ночь! Особенно ночь! У них получилась традиция, говорить, пока она не уснёт. Варя лежит в наушниках, улыбается и слушает. А он рассказывает что-то, пока она отвечать не перестанет. Каждый раз какие-то сказки для неё придумывал, истории сочинял волшебные. Сестра говорила, что Витя однажды станет писателем, что я ещё услышу про него. Виктор. Так его звали.
Однажды позвонил и предложил Варе встретиться. Рассказал о чувствах, признался в любви. Вы бы видели ее в этот день… Больше счастья на земле не бывало. Оставалось только одно – признаться в своей немоте. Само собой, я говорил постоянно, что это ерунда, что не надо бояться. Что если любит – обязательно поймёт. Но Варя испугалась. Испугалась его потерять и начала придумывать поводы отложить встречу. Потом ему предложили работу. Переехать на остров в новый город. Представляете? Тот самый, что строил миллиардер… Уже забыл его фамилию… Он прошёл тесты и его пригласили. И все, встреча отложилась сама собой…
– Он что, ее бросил? – я представляю на секунду, как бедная девушка горько плачет, и самому на душе становится тошно.
– Нет, не бросил, – Гриша прервал трагичную сцену в моей голове, – просто просил подождать. Пока не разведает все на новом месте. Также звонил перед сном. Варя стала записывать их разговоры. Днём скучает, грустит, слушает записи. Вечера ждёт, чтобы снова беседовать…
А потом в один день телефон отключили. И все закончилось. И любовь, и сказки на ночь, и Витя. Я через месяц разобрался со связью, соорудил спутниковый телефон, и мы ему позвонили…
Гриша внезапно охрип и закашлялся, выпил воды из стакана, продолжил.
– Мы звонили ему через месяц, но вызов не прошёл. Видимо, новый город погиб вслед за всем человечеством. До звонка сестра каждый день молилась, берегла надежду, потом перестала. Только плакала, что не успели увидеться. С тех пор вот так. Если становится очень больно – слушает старые разговоры и жжет свечу, чтобы осветить дорогу своему Вите…
– Куда дорогу? Сюда? – я не очень понял и потому уточняю.
– Туда! – Олег смотрит на меня укоризненно, – освещает ему путь там, где он сейчас.
Я отодвигаю занавеску и смотрю в сад. Тонкий силуэт в больших наушниках, худенькое лицо и пляшущий свет огня. Она держит в руке фотографию, а другой гладит кошку, свернувшуюся в клубок на коленях. Мне становится грустно, и я отворачиваюсь.
– Ваша свеча в окне? Она для него? Не для нас?
– Она для жизни, – Гриша, наконец, улыбается, – по-другому объяснить не могу!
Торговый центр совсем не такой, к каким мы привыкли.
Без света, без музыки, без людского гомона.
Раньше торговцы были готовы на многое, чтобы переступая порог, мы испытывали ощущение праздника. Ведь в праздник гораздо проще сказать себе: "Сегодня я буду тратить деньги! Буду баловать себя".
Не сегодня…
Медленно, подпрыгивая от собственного шороха, готовые стрелять в любую секунду, мы продвигаемся вглубь здания. Вооружённые до зубов, с полными карманами патронов, готовы дать отпор любой опасности. Воистину, кто один раз обжегся, ещё долго будет дуть на все, что может быть горячим. Больше нет беспечности. Трезвый расчёт и безопасность.
Гриша угадал, что будет темно и сейчас достает припасенный фонарик, без которого сразу можно уйти, даже не пробовать.
– Слушайте, как-то слишком тут мрачно, – тихим голосом говорит Таня, – может, другое место попробуем? Поищем, чтобы крыша была прозрачная.
– Бесполезно, – Олег неловко поворачивается и задевает меня стволом. Хватает за руку, беззвучно извиняется, продолжает, – так вот, говорю, бесполезно. Я думал об этом. Даже если на центральной аллее, где крыша из стекла, будет светлее, то внутри магазинов все равно тьма египетская… Смотрите лучше туда! – он указывает вперёд, – если я правильно рассмотрел логотип, впереди супермаркет "для загородного отдыха".
Оказывается, что мы давно идём мимо витрин этого магазина, просто он такой огромный, что впору вызывать такси.
Зашли.
Оказывается, что до этого момента, мы вообще не представляли, что такое "жутко".
Таня тихонько хнычет, Варя сжала губы и схватила брата за локоть. Гриша в полной темноте, похожий на локомотив поезда, разрезает единственной фарой ночную тьму, уверенно ведёт караван к самому сердцу пещеры сокровищ.
Когда идёшь по темным коридорам, думаешь только о том, чтобы поскорее вернуться на светлую улицу. Но оказавшись между стеллажами огромного супермаркета… Начинаешь сильно скучать по коридорам.
– Обычно, в таких магазинах есть отдел электротоваров, – говоря это, Григорий оборачивается и ослепляет весь отряд ярким лучом. Направляет его к потолку, ждёт, пока мы проморгаемся и потрём глаза, – думаю, нужно начать с него. Больше фонариков! Вот, что нужно для комфортного шоппинга!
Робкие смешки немного снимают напряжение. Мне кажется хорошей эта идея.
Бесконечные ряды резиновых сапог и ботинок, портативные радио, маленькие телевизоры, грелки, чайники, гантели… Наконец, Гриша останавливается где-то впереди, а вслед за ним по цепочке все остальные.
– Нашёл! – парень снова разворачивается с фонарем, и Олег перехватывает его руку, чтобы отвести луч от глаз. – Извините… Целая стойка осветительных приборов… Запасайтесь, пожалуйста. Скоро будет светло, как в полярный день.
Я отхожу на два шага в сторону и становлюсь в дозор. Прикрываю спины ребятам, пока они шуршат картоном, рвут упаковки и по очереди просят "подсветить"
Таня роняет на пол ружье, ругается, снова шуршит. Гриша ворчит, что нет батареек, хоть и должны быть, и тут вдруг становится светло… Сначала мне показалось, что включили верхний свет, но это не так. Варя разобралась с содержимым одной из коробок, и теперь у неё в руках мощный подвесной фонарь, наподобие тех, что мастера используют при ремонте машин. Его мягкий свет равномерно расстилается вокруг и согревает наши души. Словно колдун с волшебным посохом, Варя разгоняет мрак. Не хватает только плаща и серой шляпы с острым концом.
– Гномы копали слишком жадно, – говорю я пафосно.
Гриша повернулся на мой голос и смеётся.
– Разбудили древнее зло, – добавляет он.
– Бегите, глупцы, – Таня щёлкает выключатель на своём фонаре, и мир из зловещего и чёрного окончательно становится знакомым и понятным.
Раздобыв тележки, мы ставим в них фонари и, толкая перед собой, освещаем пространство. Мне попалась разбитая, ехать прямо не хочет, приходится задирать ей перед и постоянно подруливать. Старая проблема всех магазинов досталась по наследству новому миру.
Многое из того, что есть в округе может нам пригодиться. Посовещавшись, мы берём две большие палатки, надувные матрасы и подушки к ним. Несколько легких раскладных кресел и раскладной стол. Таня советует обратить внимание на надувную мебель для кемпинга, и я выбрасываю раскладные кресла в пользу надувных. Так сэкономим немного места в машине. Шикарный разборной барбекю с кучей всяких палочек-хваталочек отправляется в мою тележку под ободрительные возгласы соседей. Гриша сообщает, что взял несколько хороших раций, и я радуюсь про себя, что наши мысли сходятся. Прошу Олега, в тележке которого все ещё куча места, положить для меня бинокль, а он, заметив на прилавке настоящий телескоп, добавляет и его. Сейчас, когда искусственное освещение вымерло вместе с людьми, с помощью этого малыша можно увидеть много интересного на ночном небе.
Варя колотит по Гришиному плечу, лопочет что-то возбуждённо, указывает на один из стеллажей.
– Она спрашивает, можем ли мы взять парочку салютов, – парень наводит луч на вывеску "Отдел пиротехники", – в детстве очень любили такое. Запустим? Что думаете?
Даже с нескольких метров, разделяющих нас, видно, как блестят у девушки глаза. Очевидно, что такое развлечение доставит ей неподдельную радость.
– Не понимаю, – улыбается Олег, – Варя, ты зачем вообще спрашиваешь разрешения? Хочется стрелять салютом? Кидай в тележку!
– Просто очень воспитанная у меня, – Гриша обнимает сестру за плечи, но она, фыркнув, сбрасывает руку, – и всегда стесняется, – добавляет парень, и мы дружно смеёмся, помогаем девушке выбрать из длинного ряда коробок самый лучший салют.
Закончив с магазином, мы оставляем полные тележки в коридоре. Заберём их на выходе. Переставляем фонари в пустые и катим дальше навстречу приключениям. В магазине бытовой техники Гриша забирает красивую белую коробку с ноутбуком, объясняет, что в старом немного хуже держит батарейка. Набирает каких-то компьютерных приблуд, приговаривает, что в хозяйстве пригодится. Варя задерживается в отделе музыкальных товаров, и мы терпеливо светим ей, дожидаясь, пока она выбирает портативную колонку и беспроводные наушники. Огромный аппарат, похожий на туземный барабан, виснет на тонкой шее, и довольная девушка показывает знаками, что все "окей"! Можно двигаться дальше. Таня забрасывает в телегу самый дорогой из имеющихся фотоаппаратов. "Буду вас фотографировать!" – зачем-то объясняет она и, видимо, решив, что мы недостаточно хорошо поняли, жестами имитирует съёмку, показывает, как будет это делать.
Следующий отдел заинтересовал женщину ещё больше. "Всегда мечтала поиграть в приставку на большом телевизоре!" – Таня сгребает половину стенда с игровым дисками, сверху кладёт коробку с игровой консолью. Затем, собирая удивлённые взгляды, закидывает гироскутер, сообщает, что будет кататься по двору. Или по кухне. От плиты до холодильника.
После посещения магазина постельных принадлежностей, в коридоре появилось ещё несколько заполненных тележек. Настроением прониклись все. Полные руки шикарных шелковых простыней, дорогущие подушки из перьев фантастических птиц, лёгкие и тёплые одеяла, волшебные на ощупь халаты.
Все успели настрадаться.
Все соскучились по комфорту.
Хотя, зачем я обманываю? Чтобы соскучиться, нужно знать о чем речь, а никто из нас впредь такой роскоши не пробовал.
