Хаим Калин
Багдад до востребования
Первое, что по прозрении ему пришло в голову: от электронного «шамана» еще можно избавиться – найди лишь туалет. Но уже в следующее мгновение, когда в коридор выскочил взмыленный докладчик, паника пошла на убыль. Фактически, против меня, кроме глаз функционера, округлившихся от неподъемной задачи, ничего нет, подумал он, и вообще, страх – не только дурной советчик, идеальная среда для самовнушения. Уши заткни!
И посол вновь нацелился рулетку заговора доиграть. Нет, не из-за желанного отступного, защитного рефлекса или черной дыры рока, необоримо всасывающей в свои тенета, а оттого, что впервые вышло на острие настоящего, не заболтанного демагогий и двойными стандартами дела оказаться, какие бы издержки и сделки с совестью оно не таило.
Он подбавил шагу, подтягиваясь к ат-Басри.
Тем временем тот уже входил в названный охраной кабинет, навлекая на себя лик потомственного угодника. Расплывшись в улыбке, слащаво поприветствовал кого-то.
– Проходи, Раслан, – пригласил шеф президентской канцелярии Мухаммед Гали.
Раскланялся с Гали и Посувалюк, но без всякого пиетета.
– Можешь быть свободен, Раслан, обождешь в соседней комнате, – вдруг спровадил завканцелярии ат-Басри, осматривающегося, где свои кости, размягченные елеем угодничества, бросить. В тесной приемной, квадратов пятнадцать, было всего одно свободное место.
– Да-да, Мухаммед, сам хотел предложить, – с радостью согласился замминистра и был таков.
– Устраивайтесь, господин посол, – указал Гали на стул между двоих генералов, как и прочие приглашенные, Виктору Викторовичу не знакомых.
Не успел Посувалюк и толком усесться, как почувствовал на себе пристальный взгляд. Причем настолько заинтересованный, что равновесие, едва обретенное, улетучилось.
Любопытствующий – гражданский, сидит слева, у входной двери. Беззастенчиво уставился, но не в «зеркало души», а как бы в корпус, сантиметр за сантиметром обследуя гардероб. Посувалюк вызов не принял, делая вид, что интереса к своей персоне не замечает – смотрел на огромный портрет Саддама, над головой Мухаммеда Гали. Даже чертыхнулся про себя: «И в берлоге агитка…»
Вскоре заметил, что явно не праздный наблюдатель привлек внимание завканцелярией. Казалось, Гали озадачился: бесцеремонный вуайеризм в адрес почетного гостя – с чего бы это?
Почувствовав, что переусердствовал, наблюдатель увел глаза в сторону, но не надолго. Вновь заступил на пост, как только Гали вернулся к своим бумагам.
Впал в недоумение и сам «объект», но не мимолетное, а на всю катушку. То, что ладный, спортивного вида надсмотрщик по его душу, малейших сомнений не возникало. Но непринужденная реакция завканцелярией наводила на мысль: на тщательно выверенную западню не похоже. «Вели» бы как-то по-другому, согласованнее что ли…
Входная дверь резко распахнулась. В приемной, руки в карманах, Мунир Аббас, директор «Мухабарата», не шапочно послу знакомый – на правительственных приемах сталкивались не раз. Тут Виктора Викторовича осенило: именно Аббас распекал докладчика четверть часа назад. То, что голос чем-то ему знаком, тогда, в смятении чувств, просто не отложилось.
И тебе ни приветствия, ни кивка, точно пересеклись впервые. Зато тот же, что и у вуайериста, в ту же область, ставший спаренным взгляд, буквально прожигающий внутренности.
На сей раз посол вызов принял: откинувшись на спинку стула, раскованно, с пропечатанной в лике иронией, на директора глядел, не моргая.
Спустя мгновение-другое он ощутил необычную пустоту внутри, но, откуда та напасть, не разобрать. Между тем инквизиция уже переглядывалась друг с другом, бессловесно, лишь им понятной мимикой общаясь. Тут принявшего вызов, точно бризом обдало: хитринка, пропечатавшаяся в его лике, дико неуместна, выдает с головой. Нужно смыть, соскрести, во что бы то ни стало!
Но… не получалось, точно вся материя погрузилась во фреон, отпочковавшись от разума.
Привел в чувство зычный, громче обычного, голос завканцелярией:
– Господин Посувалюк, президент готов вас принять!
Если в том отсеке Саддам, то все получится, бесстрастно, диссонансом скачкам умонастроения, подумал он. Расслабленно встал на ноги, поправил пиджак, галстук и двинулся, видя перед собой лишь металлическую, мышиного цвета дверь, ведущую, он уверовал, к избавлению. Коль не только антисаддамовский заговор своей, за пределом дерзости, задумкой, а и он сам, вшив «психокорректор» во внутренний карман, «Мухабарат» перехитрил. Эта вера, сугубо эмоциональная и оторванная от ландшафта, на который только предстояло взойти, его настолько увлекла, что юркнувшего за ним в отсек Мунира Аббаса он не заметил.
Виктор Викторович ожидал от кабинета Хусейна чего угодно, только не скромных, ничем не больше приемной, размеров. Как и того, что обстановка в нем – походно-полевая, нет и намека на роскошь президентского дворца
Три узких, похоже, армейских стола, сдвинуты друг к другу. За центральным – кормчий. Сын Кусай и Тарик Азиз, правая рука, – за двумя другими, по бокам. И, не поверить, ближневосточный Мао, изможденный внешне, выбитый из личины небожителя, доброжелательно улыбается, оглядываясь на опыт их личного общения, в первый раз. Стало быть, совершенно однозначно, о возможном покушении ему даже не намекнули. Может, у «Мухабарата» свой интерес или дрейфят, зная, что головы полетят? Впрочем, какая разница? И слава Богу!
Но что это: Ирак согласен покинуть Кувейт, подчиняясь ультиматуму? Не послышалось ли? Вроде, нет… И график вывода войск, и репарации, пусть о их размере и сроках ни слова. Вот это да! Какой ты на хрен дипломат со своим никчемным, из бабьих вздохов, прогнозом?! Это же мир! Мир, понимаешь?! Кто, кроме тебя и Примакова, отличился здесь? Достанут родственники покойного юноши или нет, в пантеоне истории – за тобой место! А сотни тысяч, если ни миллионы, жизней, которые сохранены? А престиж отчизны, на пороге харакири, – не возродит ли ее сенсационный прорыв? Так что дом ты построил и пальму века посадил! Ну а грех, хотя бы перед сирыми и беззащитными, смыл полностью. «Рогатку» – к едрене фене!
… начало вывода кувейтского контингента – 15 марта, завершение – 15 мая…
Стоп, не понял! Да, сегодня – пятнадцатое, но января, последний оговоренный ультиматумом для вывода войск день. При чем здесь март и, тем более, май?! На всю логистику – 72 часа и ни минуты больше – как того требует ультиматум. У них что, его текст затерялся? Понятное дело, нет…
… иракское правительство требует твердых, убедительных гарантий, что с выводом первых подразделений начнется пропорциональный демонтаж сил коалиции…
Н-да, ничего ты не ошибся… Некрофилия в восточной трактовке. Та самая, когда объегорить ближнего – повседневная практическая норма. Безнадежно, словом. Так что… будет Саддаму март, май, «минитмен» и свисток… А пока – «рогатка». Дочитал бы Азиз скорее… Вопрос, однако: «операбелен» ли случай, столь запущенный? И… как забыл такое? По регламенту этой процедуры ответ иракского правительства можно только принять. Никаких комментариев! Стало быть, пуляй сколько хочешь, а вот, кроме «благодарю» и «до свиданья», по этикету – ни слова. Тем самым любая отсебятина – та самая шапка, которая на бомбисте горит. Сработай «психокорректор», «смысловой капкан» рано или поздно вспомнится. Значит, в контексте содеянного, по-любому, конец.
Ну и бог с ним! Сделай, освободи душу, хлопнув дверью напоследок! Сколько можно в своем чулане, невыносимо спертом, трястись!
…. прошу немедленно передать господину Горбачеву.
Посувалюк открыл папку, переданную Саддамом Хусейном, рассеянно провел глазами по единственному листу и аккуратненько, точно там ценный экспонат гербария, прикрыл.
– У меня для вас сверхсекретная информация, господин президент, – распрямившись, обратился посол.
Правящая Ираком троица навострила уши, но излучала скорее недоумение, нежели интерес.
– Примени Ирак отравляющие вещества, по моим сведениям, американцы затопят зарином Багдад, – продолжил посол, – а это десятки тысяч мучительных смертей…
Тарик Азиз шумно сглотнул, точно проглотил горькую пилюлю без воды, Саддам Хусейн заморгал, ну а Кусай, почесывал подбородок, казалось, с трудом переваривая услышанное.
Тут посол скривился, одновременно хватаясь за сердце правой рукой. Только не ладонью, а большим и указательным пальцем – на расстоянии двух сантиметров друг от друга и, казалось, начал пальпировать. На самом деле он их вдавливал в грудную клетку.
В следующее мгновение Виктор Викторович испытал два нежданных ощущения: некто толкнул его в правое плечо, сбивая расположение его корпуса влево, и отвратную дрожь, излучаемую вшитой в пиджак заколкой.
Он вскочил на ноги, мечась промеж двух безусловных в их необоримости рефлексов: вырвать с мясом заколку, как нечто инородное, разрушительное для организма, и дать сдачу обидчику. Но обмяк, услышав от того самого обидчика, оказавшегося Муниром Аббасом:
– Ой, простите за неуклюжесть, господин Посувалюк, здесь так узко. Право, не хотел…
Покидал президентский отсек посол, точно в мутном пузыре, внешний мир почти не осязая. Отошел, лишь пересев из «Форда Транзита» в родную «Чайку» у президентского дворца. Располагаясь, скомандовал Коле: «Жми на всю катушку, нам до вечера убежище дорыть нужно».
По прибытии, сам на одном дыхании перевел ответ Хусейна, но, памятуя, что телетайп под контролем, от личного комментария отказался. Передал депешу радисту и, перекусив, стал собирать «стройотряд». На вопрос офицера по безопасности «Как там, одумались?», ответил: «Наполовину. Так что время на опалубку есть…»
Отправился на боковую рано, в 22:00, ощутив, что центнеры выбранного им грунта давят непомерным грузом – его буквально шатает. Самое любопытное: о перипетии дня, если не судьбы, он по возвращении в посольство не вспоминал, даже во время перевода. Весьма похоже, защитная реакция сработала.
Но во сне дамбу прорвало – до утра посол бредил. Чихвостил всех подряд, но чаще доставалось какому-то Славе, стукнувшему в ректорат МГИМО, что Посувалюк сочиняет антисоветские песни. Но самый забористый выброс подкорки: «Спутник все видит – я не виноват. Спросите у Аббаса – подтвердит…»
Между тем работодатель Аббаса, Саддам Хусейн, с пятнадцатое на шестнадцатое января провел куда худшую ночь. И не потому, что в 24:00 истекал ультиматум. Сын Кусай, его тень последних двух недель, ночевавший с ним бок о бок, совсем недавно забивший насмерть битой начальника президентской охраны, обратился в жалкое пресмыкающееся. Как сомнамбула слонялся по их спальне, бубня: «Газы, газы, мы все здохнем». В конце концов обмочился и на коленях пополз по своим выделениям к отцу, рыдая: «Папа, дай мне самолет, так жить хочется…»
Хотя наутро Кусай ничего не помнил, к обеду приступ повторился. Между тем двумя часами ранее президент отдал приказ: «Снять с боевого дежурства СС-20 с химическими боеголовкам, сами же отравляющие вещества – уничтожить».
***
Ирак с треском проиграл войну, нареченную журналистами «Первой телевизионной» и одним несостоявшимся политологом навеселе – «Заливной». Собственно, могло ли быть иначе? Кувейт – голая равнина, в проекции тотального преимущества коалиции в воздухе – игра в одни ворота. И четырех дней экспедиционному корпусу хватило, чтобы вышвырнуть саддамовскую гвардию из эмирата вон. Безоговорочно сложив оружие, Саддаму Хусейну ничего не оставалось как заклинать через предложение «Аллах акбар» – в речи, посвященной итогу войны, где о самой капитуляции не было ни слова.
Между тем Верховное Начало пригрело лишь одного фигуранта раскатавшейся драмы. По завершении «Войны в заливе», Виктор Викторович Посувалюк взмахом невидимого дирижера стал набирать кредитные очки. Всего через месяц – орден «Красного Знамени», а спустя несколько лет – крутой взлет по карьерной лестнице: заместитель министра иностранных дел и специальный представитель президента России по ближневосточному урегулированию.
В последнем качестве он вплоть до своей безвременной кончины в 1999 г. – частый гость в Израиле, в стране столь беспардонно, но, должно быть, не без пользы вторгшейся в его судьбу. Между тем, даже в кулуарах, не прозвучало и намека на свершившийся подряд. При этом уже в ходе первого визита – экскурсия к «Стене почета» в «Яд Вашем», где увековечены имена праведников народов мира.
Там – более двадцати тысяч табличек, но осмотр почему-то с конца мемориала. Экскурсовод безмолвствует, но едва заметными поворотами головы отсылает к пустой, среди прочих именных, мемориальной доске. Экскурсант всматривается и замечает наконец: табличка, примыкающая к пустой, нетипична, отличаясь от соседних. Мало того, что годы жизни героя 1940-1991, заставляют усомниться в подвиге, так еще выгравировано одно имя – «Семен», а вместо фамилии – профессия «электрик», да еще гражданство не указано. Но тут именитый гость, зажмурившись, схватился за переносицу, точно та Катастрофа, чужая и, по большей мере, пунктирно знакомая, впилась в разум миллионами иголок прозрения. Сгорбившись, зашагал прочь.
На этом бы истории закруглиться, однако несколько событий, берущих начало в краеугольном для нее девяносто первом, приворотом ассоциаций подталкивают быть упомянутыми.
Февральскому блицу в Кувейте предшествовал цикл устрашения – тысячи бомб и ракет обрушились на Ирак. Разрушены жизненно важные стратегические сооружения: электростанции, система водоснабжения, узлы связи, крупнейшие предприятия, аэропорты, большая часть правительственных зданий. Страна погрузилась в хаос и мрак. Автономные генераторы, установленные на крупных объектах, не более чем керосинка в царстве тьмы. Да и при еженощной эксплуатации ломались то и дело.
12 февраля заглох электродизель и в багдадском госпитале «Ибн Сина». Двумя сутками ранее в неврологическом отделения вышел из длившейся месяц комы необычный пациент – европеец средних лет, да еще без имени и документов. Доставил его в «Ибн Сина» не много не мало полковник безопасности Сулейман Хаким, принудивший зарегистрировать пациента как «не идентифицированного» и установивший у палаты круглосуточный пост. Однако вахта вскоре исчезла, поскольку 17 января, при первом же авианалете, полковник вместе с Муниром Аббасом, главой «Мухабарата», погиб.
Из-за непрерывного потока раненных госпиталь перешел на военно-полевой режим, и от отключения средств жизнеобеспечения коматозного пациента спасала лишь память о лютой каре, которой мухабаратчики грозили администрации, не исцели те немедленно пациента.
Между тем, выздоровев спустя месяц, «не идентифицированный» сорвал с себя кислородную маску и, к удивлению персонала, встал на следующий день на ноги. В ближайшую ночь шокировал вовсе, направив стопы в дизельную, когда электроснабжение отключилось. Там, активно жестикулируя – по выходу из спячки речевая функция не восстановилась – мобилизовал отчаявшуюся от поломок обслугу, и запустил энергосистему вновь.
Перебои в энергоснабжении продолжались, так что безымянный волонтер, палочка-выручалочка, за неделю заделался фигурой, удельным весом равную главврачу. В знак признательности ему выделили отдельную палату, разнообразили рацион, но главное – плотно занялись восстановлением речи, прикрепив логопеда-афазиолога. От чертежей «внештатника» уже рябило в глазах. Отталкиваясь от реалий, сориентировали реабилитацию на арабский. Впрочем, иных языков, кроме фарси, афазиолог не знал.
Как это характерно для речевой дисфункции, лечение продвигалось не шатко не валко, выявив меж тем: связь с прошлым у пациента кардинально нарушена, а точнее, ограничена одними профессиональными навыками. Не восстанавливались ни родословная, ни биография, ни национальная принадлежность. При всем том к концу года основные глаголы и термины, надобные для эксплуатации электрохозяйства, бедолага, без роду и племени, пусть коряво, но озвучивал.
Тем временем, подавив восстание курдов, режим Саддама Хусейна перенацелил свой звериный норов на метрополию, во власти иллюзий перемен. Ирак вновь сподобился в гигантскую лабораторию «Мухабарата». От греха подальше, главврач «Ибн Сина» избавляется от чудо-электрика со скользкой предысторией, передав своему родственнику, владельцу химзавода.
Шли годы. Нареченный Махиром (искусный, знающий), хоть и полунемой дока стал ходовым товаром – за отступного, а то и на правах аренды курсировал от одного работодателя к другому. Причем по всему региону – Ирак, Иран, Кувейт, Саудовская Аравия.
В последний раз Махир мелькнул в 2006 году на сирийском ядерном реакторе «Аль-Кибар». С тех пор его следы, как и самого реактора, спустя год сровненного с землей, затерялись.
Хаим Калин
Январь 2010 – октябрь 2011 г.
Ашдод
Сноски и примечания:
Стр. 2 – Ицхак – Ицхак Шамир – премьер-министр Израиля
Стр. 9 – Шауль Амелех – улица, на которой расположена штаб-квартира «Моссада»
Стр. 10 – Мухабарат – Служба безопасности Ирака
Стр. 11 – Отопень – международный аэропорт Бухареста
Стр. 12 – семисвечник – эмблема, изображенная на международном паспорте Израиля
Стр. 14 – лессэ-пассэ – проездной документ для лиц без гражданства страны-эмитента
Стр. 21 – саян (иврит) – помощник – жаргон «Моссада»
Стр. 22 – (примечание автора) корзина на иврите – одно из значений: результативное попадание в кольцо
Стр. 51 – Ани лё ашем (иврит) – Я не виноват
Стр. 65 – Генри – Генри Киссинджер
Стр. 65 – Аренс – Моше Аренс – предшественник Залмана Шуваля на посту посла Израиля в США
Стр. 65 – хартия ООП – программный документ Организации Освобождения Палестины, предусматривавший уничтожение Израиля
Стр. 72 – Бен-Егуда – одна из центральных улиц Тель-Авива
Стр. 72 – шлимазл (идиш) – растяпа
Стр. 73 – ШАБАК – израильская контрразведка
Стр. 73 – «Абу-Кабир» – тель-авивская тюрьма предварительного заключения
Стр. 78 – «самого бы Берию за пояс заткнул» – поговорка, бытовавшая в стенах «Моссада», когда у его руля стоял Иссер Харель, первый директор службы.
Стр. 87 – Oh, Alimony! (англ.) – О, алименты!
Стр. 90 – Your Нonor, Shahar is not a serial killer. On the contrary, he is a serial victim (англ.) – Ваша честь, Шахар – не серийный убийца. Наоборот, он – серийная жертва.
Стр. 92 – Джонатан Поллард – офицер ВМФ США, крот-инициативник «Моссада»
Стр. 93 – «Итур Хагвура» – высший правительственный орден Израиля
Стр. 97 – escrow contract (англ.) – контракт с привлечением посредника-депозитария
Стр. 132 – кавказец – обыгрывание английского слова Caucasian (кавказец), одно из значений которого – «представитель белой расы»
.
.
