Хаим Калин
Багдад до востребования
– Ладно, – клонил, похоже, к компромиссу Семен Петрович. – Дальше что?
– В смысле?
– Ну завтра, послезавтра и главное: как домой доберусь, раз в нелегалы меня прочите? – заглядывал за занавеску дня Семен Петрович, наглухо задернутую.
– Приказано из Ирака тебя вывезти… Но в том маршруте Россия не значится… – нехотя сообщил «Коррида».
– А если не соглашусь?
– Поначалу свяжу, а там по обстоятельствам… – «Коррида» пожал плечами, но вдруг взбеленился: – Ты что, ум за разум, доктор инженерии?! Багдадскую электростанцию, куда тебя определят, при первом же авианалете с землей сровняют!
– А ну-ка выбирай слова! – возмутился Семен Петрович. – Пусть в ваших делах я ни бум-бум, в остальном же – обойдусь без твоих советов!
– Хорошо, что ты предлагаешь?
– А что есть выбор? – осклабился Семен Петрович. – Веревок-то у вас хватает…
– Это не ответ: попутчик поневоле – хуже врага! – требовал безоговорочной капитуляции «Коррида».
– Хорошо, тебе видней… – подумав малость, капитулировал Талызин. С оговоркой, однако: – Одно условие: я в гостиницу должен заглянуть…
– Вещи забрать?
Талызин странно повел головой, будто подтверждая.
– Тебе компенсируют, – быстро проговорил «Коррида», казалось, желая свернуть тему поскорее.
– Вещи – не главное, познакомился я… – Талызин запнулся.
– С мухабаратчиком? – съязвил «Коррида» и провел пятерней по лицу снизу-вверх, будто разочарован донельзя.
– В общем-то, это мое дело… – отстаивал свой суверенитет Талызин.
– Да ты безнадежен! – забарабанил восклицательными знаками «Коррида». – Как слушал меня?! Или ты, точно женщина, внемлешь лишь тому, что по шерсти!?
– За женщин теперь… Обделили тебя чем? – уколол шпилькой психоанализа Семен Петрович.
– Постой-постой… – «Коррида» наморщил лоб. – Хочешь сказать, что в «Аль-Рашиде» у тебя свидание?
Семен Петрович застенчиво увел взгляд в сторону.
– Кто она?! – точно ревнивая жена, ринулся «Коррида» на поиски искусительницы. – Мусульманка, белая? Но, кто бы ни была, подстава, как пить дать!
– Так уже и подстава… – пробубнил Семен Петрович, казалось, укушенный комаром сомнений. – Женщина – как женщина… журналистка CNN Сюзанн Кларидж. Я даже о своей командировке – та, что по бумагам – не обмолвился… Она и не расспрашивала, хотя и знакомилась под предлогом интервью… За завтраком встретиться должны были… – Объект сплошных интервью нахмурился.
– Послушай, Семен, американка на самом деле в «Аль-Рашиде»? Не путаешь?
– Съезди, посмотри.
– Так и сделаю. – Сдерживая через силу улыбку, «Коррида» устремился к двери. Распахнул и, высунувшись в коридор, кликнул на арабском: – Закир, ты где? Снежного человека увидеть хочешь?
Вскоре в дверном проеме образовался едва знакомый Семену Петровичу субъект, с которым в ночь похищения он пересекся лишь мельком: парень, около тридцати, с умным, цепким взглядом.
– Слушай, Закир, если я поручу до вечера познакомиться с женщиной, осилишь? – обратился предводитель по-английски.
– «Коррида», ты что? Мы не на слете хиппи, здесь ортодоксальный ислам. – Семен Петрович тотчас смекнул, что «Коррида» – псевдоним предводителя.
– Подожди, Закир, не спеши, Багдад – столица, европейцев хватает… – упростил поручение, расширив контингентный диапазон, командир.
– Шеф, ты о чем? Европейцы давно разъехались. Опомнился…
– А вдруг застряла какая? Закадришь? – настаивал «Коррида».
Закир решительно замотал головой, казалось, не дав труда вникнуть, о чем речь. Но, будто опомнившись, выдал, во весь рот улыбаясь:
– Разве что встречей со снежным человеком соблазню…
– Ага, волочила ты наш, можешь, если захочешь! – воодушевился «Коррида», но уж явно деланно. – Тогда вперед, Закир, к вечеру доложи.
– Не понял…
– Йети – вот он, перед тобой, наш русский товарищ. Полдела в кармане…
– Да ладно, шеф, на понт не бери…
От разнобоя английского и арабского сленга, да еще неизвестно, по какому поводу, Талызин стал искать точку опоры, усевшись в итоге.
– Тебе, Закир, имя Сюзанн Кларидж знакомо? – продолжал каверзничать «Коррида».
Закир пожал плечами с опаской, казалось, полный дурных предчувствий.
– Лишь бы откреститься… – вздохнул предводитель. – Кларидж – журналистка и ведущая прогамм CNN.
– Конечно, как мог забыть! Секс-бомба с правой Майка Тайсона вместо языка. – Мечтательно закатив глаза, Закир стал ваять из воздушной глины женские прелести.
Тут «Коррида», стоявший к Семену Петровичу спиной, резко обернулся и ошарашил:
– Она, Семен?!
Нервно почесав подбородок, Талызин, казалось, личность медиа-звезды подтвердил.
– Так вот, Закир, Сюзанн Кларидж в Багдаде и, думаешь, кому благоволит? – вновь обратился к подчиненному «Коррида».
– Откуда мне знать, если она вообще здесь?
– Здесь-здесь, Закир, и ее бой-френд – наш Семен.
– Иди ты…
– Пойдешь ты, Закир, и прихватишь претендента на титул «Плейбой-91» и еще парочки в придачу. Свяжешь по рукам и ногам, не забыв забинтовать хозяйство, – а то, не ровен час, загрызет нас селебрити. И правда немудрено. Кларидж – всем зазнобам зазноба, в жар прямо бросает… – Сделав паузу, «Коррида» зазвал Талызина рукой. Не дождавшись отклика, скорректировал вводную: – Связывать, в общем, необязательно, в вот глаз с него не спускай. А то Кларидж на весь мир ославит. Не хватало еще…
Охотники за головами и их «улов» дружно рассмеялись.
***
13 января 1991 г. 14:00 г. Багдад, штаб-квартира службы безопасности «Мухабарат»
Директор службы Мунир Аббас не находил себе места – бросался то селектору, то к телефонам, но каждый раз одергивал себя. Между тем еще недавно деловая активность в кабинете зашкаливала: меняли друг друга докладчики, посыльные, соревновались в настырности точки связи. Наконец масштаб утреннего ЧП прочертился, обозначив сюжет, труппу лицедеев, но пружину действа не приоткрыв.
Собственно, сюжет, как таковой, громко сказано – сплошные домыслы, свившиеся в клубок заговора в мозгу бывалого провокатора, для кого воображение – словно парус для бригантины. Подуло бы лишь…
При этом сенсация из сенсаций: главный лицедей происшествия – Сулейман Хаким, родственник и приближенный директора, еще вчера казалось – один из столпов национальной безопасности, гордость «Мухабарата». Дергается же Мунир Аббас ныне лишь потому, что разработка, достигнув промежуточного звена, без упомянутой фигуры в распутице фактов забуксовала. Между тем метаться директору в этом чертополохе еще недолго – Сулейман явится с минуты на минуту – «хвост» по рации передал.
Тут дверь распахнулась. В проеме Сулейман, будто пройти не решается. Но, присмотревшись, Аббас увидел: в лике племянника ни страха, ни сомнений, глаза же ненавистью горят.
Аббас ожидал от встречи с родственником чего угодно, только не публичного вызова, адресуемого без оглядки на адъютанта. Оттого опешил, не зная, как быть. Тем временем полковник решительно зашагал к директорскому столу, своим независимым видом афронт лишь нагнетая.
– Дядя, «хвост» как понимать?! – обрушился Сулейман, усаживаясь без приглашения. – Не будь экстренного вызова на твой ковер, о других еще мог подумать. А так, твоя работа!
– Лучшая защита – нападение… – тяжко вздохнул Мунир Аббас, оправившись от растерянности.
– Защита?! – изумился полковник. – С чего бы это? За что меня упрекать?
– В нашем деле такой категории, как упрек, нет… – напустил философской дымки Аббас. – Как и трибунал необязателен.
– Это ты мне, родственнику, преданному тебе как собака? – тряхнул генеалогическое древо Сулейман Хаким.
– Все! – грохнул кулаком по столешнице Аббас. – Я говорю, а ты слушаешь! Дойдет до ответов – повезло, значит!
Полковник в мгновение ока затравленно прогнулся. Не долго думая, Аббас «распахнул папку с обвинительным заключением»:
– Одиннадцатого после полуночи в «Саддам Хусейне» садится борт «Москва-Багдад», который ты почему-то решаешь встретить лично. Следует отметить, это был единственный за последнюю неделю регулярный рейс – уникальный мост между изолированным Ираком и внешним миром. Прибывших всего двенадцать, но крайне подозрительных лиц. При этом, оказалось, одиннадцать – бутафория, нацеленная отвлечь внимание от одного-единственного пассажира, объект твоей особой опеки. Дабы себя обезопасить, а главное – увести означенную фигуру в тень, ты скармливаешь мне миф о спецподразделении, будто охотящемся за архивом русского заговора. Если откровенно: способ инфильтрации объекта восхищает, ничего подобного я не встречал. – Аббас прервался и потянулся к коробке с сигарами. Небрежно извлек одну, самодовольно покрутил у носа и вернул обратно. С наигранной ленцой продолжил: – К вечеру объект поселяется в «Аль-Рашиде» и утром двенадцатого пытается пробиться в советское посольство, но безуспешно – «Аль-Мансур» перекрыт… Между делом одиннадцатого и двенадцатого наведывается в Министерство промышленности, куда, по легенде, командирован. Одиннадцатого служба портье регистрирует, якобы из Министерства промышленности, звонок, уточняющий, достаточно ли комфортабелен номер у объекта. На самом деле звонили из автомата в «Аль-Мансур». Вечером двенадцатого в «Аль-Рашид», под предлогом инспекции средств пожаротушения, проникает пожарник, причем в тот самый момент, когда оба наших парня из лобби отлучились. Вскоре на этаже объекта на минуту отключается камера видеонаблюдения, сам же «инспектор» бесследно исчезает, как сквозь землю провалившись. Тут, нелишне выделить, что «пожарник» прибыл в «Аль-Рашид» и убыл из него на полицейской машине – выявлен очевидец, садовник отеля. По его словам, «пожарник» покинул отель через хоздвор. Но самое важное здесь: по цвету и модели авто совпадает с полицейским «Фиатом», недавно исчезнувшем вместе с тремя патрульными, которых начальство поторопилось списать как дезертиров. Их и впрямь сегодня хватает… Ну и венцом всему: сегодня в четыре ночи объект из гостиницы исчезает, минув камеры наблюдения, службу портье, дозорных. Как и вчера, камера на его этаже отключалась, правда, на сей раз чуть дольше – четверть часа. Итак, горе-родственник, – Аббас заносчиво запрокинул голову, – сам все расскажешь или вниз спустимся?..
– Дядя, в одном ты прав: я человек конченный… – Казалось, подводил черту жизни полковник, горькую, безутешную. – Лажанулся так, что о прощении и не заикнуться. Готов ответить…
– Сулейман, о чем ты там квохчешь, беря на жалость! – взорвался Аббас. – О том, как скурвился, выкладывай! Лучше с самого конца! И не тяни время!
– Верно, дядя, время против нас, – ответствовал с некоей хитринкой полковник. – Узнай Хозяин о ЧП из независимого источника, не только мне – тебе несдобровать. Докладывая о высылке русского спецназа, не думаю, что ты мое имя упоминал. Тем самым на тебе вся ответственность, пусть своей близорукостью я тебя подставил. Предостеречь поэтому обязан…
– Что ты несешь, перевертыш-демагог? – Директор службы стал приподыматься. Кому-кому, а ему было известно, с какой легкостью Саддам расправляется даже с неприкасаемыми. Достаточно случайной фразы, сплетни, самого неправдоподобного оговора.
– Мунир, у тебя ум за разум, коль меня подозреваешь! – прорвало вдруг полковника. – Я глава русской шпионской сети – оригинальнее ничего не мог придумать?! Как версия даже не выдерживает критики!
– Почему? – округлил глаза Аббас, безотчетно усаживаясь обратно.
– Хотя бы потому, что выстроилась прежде, чем обросла фактами! Как говорится, была бы кандидатура, удобная и под рукой! А собак навесим… Я действительно дал маху, только в другом и без всякого умысла! Так что, себя выгораживая, не путай «плюс» с «минусом». Иначе, изжарит тебя Хозяин, для него ты самый что ни на есть громоотвод…
Будто для отповеди, директор вскинулся, но так и не открыл рта, казалось, прозревая.
– Дядя, ты слушать намерен? – перехватывал инициативу полковник. – Будем препираться или все-таки о деле?
Аббас состроил недовольную мину и вновь промолчал, на сей раз, будто в знак примирения.
– Мы в большей заднице, чем тебе, спящему и видящему одних предателей, кажется… – излагал свою версию ЧП Сулейман Хаким. – Ты главного не знаешь…
– Даже так? – ошалело проговорил Аббас.
– Инженеришка этот, сам по себе, никто, случайно привлеченный, – продолжил полковник. – И, скорее всего, его подрядили вслепую. А вот то, что он провез, меня загипнотизировав, – с непрофессионалами всегда так – раковая опухоль со СПИДом в одном анамнезе. – Сулейман Хаким прервался, казалось, решаясь. – Так вот, – подался вперед полковник, – была у него заколка для галстука, крупнее обычной раза в два. Я ее вертел и так и эдак, но в конце концов отдал, что объяснимо: Коля со своими бойцами не просто незримо давил как приоритетное направление, а заслонял горизонт. Так эта моська под слоном и проскочила…
– Подожди, Сулейман, не части, – перебил Аббас, – к заколке потом вернемся. Хочешь сказать, что инженер и Коля не из одной упряжки?
– Да я это еще до допроса понял, видеозапись их беседы в камере просмотрев. Но это так, между делом… На бровях прилетел инженер – слишком вычурно для самой мудреной операции. И даже этот аргумент – скорее лирика. Первый русский «Руслан», груженный бронетехникой, скоро сядет – узнал только что. Значит, сработал твой план! Стало быть, нет и не могло быть сговора, Коля и инженер – две непересекающиеся линии и, как мне кажется, концы инженера искать не в Москве…
– Стоп, довольно гипотез! У меня от своих голова пухнет… – оборвал штрафника, директор, казалось, в одночасье избавившись от всех подозрений. – Заколка, по-твоему, что?
– Ну, не знаю… – после некоторых колебаний откликнулся полковник. – Обмозговать надо, но как бы само собой напрашивается – маячок. Могу и ошибиться, разумеется. Сел уже с ней в лужу…
– Дела… – тоскливо протянул Аббас, после чего, будто нашелся: – Коль «Руслан» на подлете, весьма похоже, что Коля и инженер – отнюдь не братья и, скорее всего, даже не двоюродные – здесь ты прав. Тогда, получается, янки нащупали лаз, объехав все-таки «Мухабарат» на русской кривой козе. Надо же пройдохи какие! Через игольчатое ушко внедрились, под флагом нашего последнего, пусть по большей части морального союзника! Ты прав: Крючков ни при чем здесь, американцы подсуетились.
– Я бы так не сказал… – заметил вяло полковник. – Крючков, может быть, и не в курсе, но провернуть такое без КГБ, заарканив чуть ли не единственного спеца с иракской визой, маловероятно… Ну бог с ними! Ведь изделее у инженера уже изъято, как и он сам из оборота. Злоба момента – его опекуны, матерые профессионалы. Надеюсь, они не из местных, завербованных, иначе не достать.
– Зачем доставать? Сами объявятся… – само простодушие, замышлял нечто вслух директор.
– Думаешь, сдадутся, чтобы укрыться в тюряге от родимых бомб? – осклабился полковник.
– Видишь ли, Сулейманчик, маячок, как таковой, не забрось его на стратегически важный, законспирированный объект, пустышка, цацка для забавы. А таких сооружений, не просматриваемых со спутника, на пальцах перечесть: хранилища ОВ, «Скадов», еще парочка найдется. Не упустим, разумеется, из виду и объект, где за семью замками пылится архив русского заговора. «Русланы» – «Русланами», но то, что Крючков зубы точит от него одной ракетой избавиться, исключать нельзя, каким бы ценным архив ни был.
– Что-то не стыкуется у нас… – узрел противоречие Сулейман Хаким. – Если засланцам координаты того или иного объекта известны, на какой ляд им маячок? Разве что радиосвязи остерегаются или рацию посеяли, во что верится с трудом. Боюсь, другое тут. Заколка – не маячок…
– Тогда, что? – всполошился Аббас.
– Давай гадать не будем, Мунир, – предложил полковник. – Контрразведка, пусть функционально экстрасенс, но все же не ворожка. Время покажет, лишь подкинь мне людей и смени в операции вектор. Больше того, засекреть ее под тем или иным предлогом. Хозяин пронюхает – полетят головы …
– Говорили-ехали… Хочешь, чтобы я проглотил тот пшик, во что ты все наработки обратил?! – вернулся к первоначальному вектору директор. – За просто так, по зову крови, закрыть глаза на ужасный промах. Дай мне, Сулейманчик, что-то, дай, не поймут иначе! Оплошай ты еще раз или, того хуже, исчезни, не сносить мне головы! Понимаешь?
Сулейман пожал плечами, нечто невнятное изобразил рукой, будто сам с собой разговаривает. После чего нарочито независимо уставился на Аббаса и заговорил в унисон лику:
– Знаешь, мне как-то все равно, дядя. Переживи я даже войну, сулящую миллионы жертв, в «Мухабарате», по-любому, моя песенка спета. Проглотить, не поперхнувшись, такой провал и в сонном Люксембурге не смогли бы, пусть в нашем заповеднике от ошибок никто не застрахован. Ну да ладно… Ради тебя, семьи, так и быть, еще поишачу… – Полковник усмехнулся, продолжив вскоре: – В общем и целом, расклад такой: стая окопалась в «Аль-Мансуре» и, весьма похоже, у них какой-то интерес к посольству СССР – именно туда, по приезде, направил свои стопы инженер. Теперь о цели. Под что подкапывают, не узнать, пока не задержим их. То, что в руках, классическая задачка со всеми неизвестными – раздолье для кабинетных конспирологов – шпилька в твой адрес – зато бессонница для людей на местах. Главное сейчас: засланцев не спугнуть. Никаких облав! Прочесываем район точечно, прежде сняв тщательную рекогносцировку. Ежели о прогнозе, то ничего хорошего. Мало того, что филигранность подкопа изумляет, так еще и фарт на их стороне. И не выходит из головы посольство! Во-первых, диверсанты могли расквартироваться там, обретя уникальную экстерриториальность и напрочь нас запутав – кому придет в голову искать американский след у русских? Во-вторых, сам союз «диверсанты – посольство», пусть он пока гипотетический, меня просто шокирует. Не могу даже уловить чем…
– Кажется, я знаю… – потупившись, едва выговорил белый, как полотно, Аббас. Нечто взвесив в уме, дополнил: – Но самое трагичное: чтобы нам с тобой выжить, Хозяин должен уцелеть. Перейди власть к другому, в первой же партии вздернут.
Глава 23
14 января 1991 г. 10:00 г. Багдад ул. Аль-Мутанаби 605, посольство СССР
Виктор Викторович корпел над «Венской Конвенцией», притом что со студенческой скамьи помнил Акт о дипломатических сношениях практически наизусть. Пройдя несколько раз русскую версию документа, обратился к английской редакции. Но и там холостой пробег – те же 53 параграфа с двумя приложениями, да аутентичный смысл.
Хватит сходить с ума, выискивая хоть какое-то обоснование «миссии», посол в конце концов одернул себя. Ее ни одним из фиговых листков дипломатии не прикрыть. Затея – не что иное, как «халтура» а-ля Харви Освальд. Пусть, сработай их план, человечество только вздохнет с облегчением, сотни тысяч, если ни миллионы жизней сохранив.
Между тем «повестка» шпионского консорциума тунгусским метеоритом для Посувалюка не стала. Он, зубр подковерных сношений, не тешился иллюзиями: его жуткая тайна рано или поздно вскроется. О явке бывшей пассии с повинной уже знал, по запросу МИД завизировав ее характеристику. С тех пор маялся от бессонницы, сменив три вида снотворного, и при разборе ведомственной почты неизменно прел. От нервного срыва пока удерживали лишь утренний кросс, с юных лет вошедший в привычку, да фактура крепкого духом и телом человека.
За сутки, минувшие с момента вторжения гонца шантажистов, Виктор Викторович не сидел, сложа в прострации руки: настрочил реферат (в надежде, что отчизна, разобравшись, простит и защитит), по размышлении здравом, забракованный, пробовал работать, по пустякам беспокоя персонал, и даже воспламенился стихом, на титуле «Грех, до востребования» оборвавшемся.
При всем том Посувалюк перед выбором до сих пор не предстал, а точнее, к нему вплотную не приблизился, топчась вокруг да около. Не потому, что потерялся или малодушествовал – во всей цепочке антисаддамовского заговора был единственным здравым, реально осязающим все последствия «миссии» звеном.
Оправившись от шока, Посувалюк открыл, что основа акции – отнюдь не гениальный расчет, а беспримерное вероломство, вдохнувшее жизнь в совершенно безумную идею. Даже если роду человеческому грозит исчезновение, заклад всех табу во спасение – несимметричная мера, приближающая Армагеддон быстрее, нежели прочие катаклизмы.
На заре 90-х, возвестивших о Великом Перемирии, покушение на главу государства явственно пованивало – каким бы одиозным тот ни был. Охотиться за лидером нации противника после объявления войны, как говорится, a la guerre comme a la guerre. Накануне же – ушат грязи на репутацию отстаивающей демократические ценности государственности. То, что Хусейна приговорило государство или некий межгосударственный союз, Посувалюк уже не сомневался, полагая, что прочему образованию столь масштабное предприятие не по зубам. Ну а впрячь в такого рода покушение диппредставителя, слугу народа и символ державного величия, не то что ни в какие ворота – ни в одну клетку разума не лезло…
Оттого Виктор Викторович, несмотря на контузию духа, воспринимал инициативу антисаддамовского заговора не более, чем казус даже не политических, а бытовых недорослей, как нечто абсолютно невозможное, вследствие чего не подлежащее разбору в принципе. В итоге всячески обходил стороной дилемму, без решения которой было не обойтись: уступить нажиму или послать консорциум ко всем чертям на переэкзаменовку?
Ни одному слову шантажистов, не говоря уже посулам реабилитировать, он не верил. На ремарку в инструкции, что изделие не орудие убийства, про себя ухмыльнулся. Ночью же – то ли во сне, то ли в яви – промелькнуло: «Заколка, не исключено, маячок для ракеты, которая не только разорвет на куски представительный форум, меня включая, камня на камне от резиденции Саддама не оставит».
Раздался громкий стук в дверь. Посувалюк вскинул голову и, казалось, раздумывал: «Это, кто?».
– Виктор Викторович, вы у себя? – донесся голос Игоря Тимофеева, офицера по безопасности.
– Заходи! – пригласил посол.
– Война, похоже, началась… – объявил Тимофеев, прикрывая за собой дверь, и добавил: – Для нас, по крайней мере.
– В смысле?
– Судить не мне, – вспомнил о табели о рангах офицер, – мое дело докладывать…
Посувалюк энергичным жестом указал безопасности на кресло.
– Прямо таки эшелонированная атака, Виктор Викторович. Не знаю, с чего начать… – делился своей тревогой офицер.
– С самого начала, – предложил глава дома, испытывая необъяснимый прилив надежды.
– В восемь радист пытался выйти на связь – безрезультатно, сплошные помехи, – принялся излагать сводку с театра военных действий Тимофеев. – Сообща проверили аппаратуру – все норме. Так что оставалось последнее: антенны. На крыше мы с Валерой добрую минуту оглядывались: туда ли попали? Антенны, точно сосульки, растаяли. Но рассмотрели наконец: антенны спилены под корень, а точнее, перекушены. Лежат друг за дружкой в ряд…
– Подожди, – замотал головой посол. – Нас лишь восемь душ, деловая активность – почти на нуле! Кто-то да бы услышал!
– Поначалу и я своим глазам не верил – по той же причине. Но, успокоившись, сообразил, что серьезные кусачки практически беззвучны. Да и, надеюсь, понимаете, что дело было ночью. Вчера-то связь работала…
– Подожди, а с телефоном, телексом – что? – Посувалюк потянулся к аппаратам.
– В ажуре, но толку… Шифровку-то не передать…
В смятении чувств Посувалюк часто закивал.
– Но это пока цветочки, – призвал крепиться духом Игорь Тимофеев. – Мы изолированы и территориально…
– Это как? – Посувалюк прищурился.
– На нашей улице два блокпоста, останавливают не только транспорт, но и каждого прохожего. Не залезь я на крышу, не увидел бы.
– Что здесь нового, Игорь? Весь город в блокпостах, – резонерски возразил посол.
– Кто бы сомневался, Виктор Викторович. Только в поле зрения лишь те, кто нас блокируют, причем с обоих направлений, в ста метрах друг от друга. На соседних улицах – полная идиллия.
– Ну не знаю, Игорь… – то ли осторожничал, то ли дипломатничал, сторонясь выводов, Посувалюк. – Это их право – война на носу. Да и мародерство сплошь и рядом.
– По-вашему, с антеннами тоже мародеры подсуетились, заготовив на металлолом? – без экивоков пристыдил начальство офицер.
Посувалюк резво повел головой, словно нечто вспомнил, но промолчал и погрузился в раздумья. Тимофеев чуть поморщился, казалось, намекая главе дома заступить на должность наконец.
Бесхребетная позиция шефа его и правда дезориентировала. Даже если закрыть глаза на диверсию, то одно несанкционированное проникновение в посольство в мировой практике – случай из ряда вон. Так что, полагала безопасность, посол был обязан объявить тревогу, как только о неслыханном событии услышал.
Между тем в состоянии тревоги посол пребывал уже третий год кряду, а, прознав о явке с повинной бывшей пассии в Москве, икал от ее преизбытка. Со вчерашнего же дня, по предъявлении счета к оплате, перебрался в новую плоскость – теневой вовлеченности в заговор, отдавал он себе отчет в этом или нет. Инструкция-то с заколкой перекочевали в его личный сейф – на полку со сверхсеретными материалами, а не в бак для мусора.
Эта причастность знала свои приливы и отливы, но с течением времени заявляла о себе все явственнее. А час выбора не наступал только потому, что установка на акцию и прихваченный исполнитель, будучи детищами разных миров, обречены на естественную фазу притирки.
При всем том, кроме как подчиниться диктату или наложить на себя руки, иной альтернативы у Посувалюка не было – столь круто замешал раствор шантажа злой гений Биренбойма. Обложить штрафника сразу двумя загранотрядами – могло прийти в голову лишь ему, грозе арабского Востока, эксплуатирующего синтез еврейского ума и присущего восточному генотипу коварства в качестве горючего его гибридного сверхдвигателя.
Таким образом со вчерашнего дня Виктор Викторович был обречен пропускать любое событие через процессор подряда, возникший вне его воли. Проурчав немного, тот выдал: диверсия и изоляция резиденции блокпостами – хоть и бусины одного ожерелья, но производители у них разные, очень похоже, противостоящие друг другу. Почерк у обоих набегов различался кардинально – безоглядный экстремизм и имеющая право на жизнь акция, непосредственный суверенитет посольства не ущемляющая. Если у Саддама сей момент и оставался союзник, то им был СССР, пусть, по большей мере, номинальный. Все нити пока не исчерпанного компромисса шли через Москву, вследствие чего лишать главного посредника средств связи было, мягко говоря, неразумно.
Значит, на крыше ночью промышляли не иракцы, а шантажисты, окончательно определился Виктор Викторович. Их цель: выставить третий загранотряд, вгоняющий исполнителя в безнадегу – чтобы не возникало и малейшей иллюзии выбраться из западни. При этом блокпосты, взявшие посольство в клещи, выстроили новую парадигму: суть акции шпионский консорциум засветил, вызвав мгновенную реакцию «Мухабарата». И теперь, чтобы выжить, ничего не оставалось, как все-таки просочиться через загранотряд, выставленный скрутить шею обоим – заговорщикам и их исполнителю, пусть предполагаемому…
Разумеется, Виктор Викторович посвятить Тимофеева в суть постигшего его катаклизма не мог. Хотя бы потому, что не видел смысла, считая себя уже дважды покойником. Оттого безмолвствовал, порой нервически почесывая подбородок.
– Вот что, Игорь, – нарушил наконец гнетущую тишину посол. – Прежде чем принесу иракскому МИДу протест, выждем до обеда – без развития не обойтись…
– Куда уж более! Красного петуха дожидаться?! – вскинулся офицер по безопасности. – Ситуация – серьезнее не бывает! Обязан доложить, даже не получив от вас добро… – Игорь Тимофеева потупился.
Расшифровки не требовалось, кого намеревался посвящать офицер. Разумеется, свое непосредственное начальство на Лубянке…
– По открытой линии? – едко укорил посол. От плодящихся как микробы оппонентов его подвигло рассмеяться, но он лишь осклабился. И то невесело.
Зазвенел телефон. Посувалюк слегка нахмурился, точно звонок некстати, но подхватил трубку внутренней связи прытко.
– Виктор Викторович, Тимофеев у вас? Тут такое… рабочие пробиваются… – судя по вступлению, докладывал с передовой военный атташе Дмитрий Хромов.
– Пробиваются – это как, Саша? – уточнил посол.
– Требуют, чтобы пропустили, – ответствовал атташе. – Якобы в нашем дворе участок местного водопровода. Прорвало, говорят.
– Подожди, как понимать «говорят»? Сам ты, что видишь? Когда рвет, настоящий фонтан или, как минимум, наводнение, – смекнул посол.
– Фонтана нет, но и воды в кранах тоже. Утром же, как известно, была… – сообщил, вздохнув, атташе.
– Что и воду? – чуть не поперхнулся от изумления посол.
– Ну да, – неуверенно подтвердил атташе, не понимая, при чем здесь «тоже». Тимофеев-то факт диверсии от персонала скрыл, приказав радисту помалкивать.
– Ты общался лично или по телефону? – углубился в подробности Посувалюк. – Да, на работяг хоть похожи?
– Вроде бы. Одеты, по крайней мере, по форме, – Хромов прервался, – но их полтора десятка…
Посувалюк лениво протер глаза, будто услышанное – дежавю, откликнулся:
– Инструкции через Тимофеева. Жди.
– Можно не пересказывать, Виктор Викторович, – предложил Тимофеев, едва посол разъединился. – Ясно все. Сколько их, только скажите…
– Откуда такая прозорливость? – смутился посол. – То антенны, то газопровод…
– Водопровод, – строго поправил Тимофеев.
– Вот-вот, ты знал. Откуда-то… – Посувалюк исподлобья рассматривал подчиненного.
– Так сколько их? – напомнил свой вопрос Тимофеев, казалось, демонстративно пропустив намек на двойную игру мимо ушей.
– Больше дюжины, если Хромов с перепугу не напутал … – нехотя ответил посол.
– Тем более, в Москву срочно телекс отстучать! Хусейна – за жабры, это же произвол! – запаниковал Тимофеев.
Виктор Викторович сморщился – то ли на пафос, то ли на нечто неуместное. Потянулся к календарю и перевернул страницу. Жирная, выведенная красным карандашом запись, казалось, напомнила ему о чем-то важном. Вскоре однако он вернул листок четырнадцатого обратно, переводя взгляд на Тимофеева.
– Скажи мне, Игорь, что ты, советский офицер, пусть кабинетный, кроме как стучать, умеешь?! – окрысился вдруг посол. – Прок от телекса, когда целый взвод всеми правдами и неправдами к нам, на суверенную территорию, ломится! Родина не на митингах и не в бесплодной болтовне – она тут, вдоль забора Аль-Мутанаби 605, чью неприкосновенность наш долг отстаивать! Государственная граница – как юридическая, так и нравственная – здесь и сейчас, на этой улице! Я бы, на твоем месте, не телексом, как драной метлой размахивал, а АКМы из оружейки тащил, да с Димой план обороны продумывал!
