Григорий Андреевич Неделько
Страшные рассказы
– Кто?.. Что?.. – попытался произнести американец, стиснутый в железной длани могущественной магической силы.
"Молчи! – донеслось в ответ, отскочило от стен склепа и попало прямиком в разум, словно прошуршал по кронам пальм порывистый ветер. – Молчи, Ллойд Кинг!"
Имя! Откуда оно знает его имя?!
"Ты коварен и алчен, Ллойд Кинг! Ты – незваный гость! Никто не имеет права тревожить сон императора поколений и времён, покуда здесь мы. А пребудем мы тут вовеки веков, соединённые через бренные останки, конструкцию пирамиды и остроносый её пик с прочими людьми. Мы живём в теле внесмертного Хеопса, охраняем фараонов покой, заслуженный делами и страданиями, и приглядываем за сокровищами Великой Пирамиды!"
Сокровища! – это слово на миг врезалось в сознание, но после ум заполонили гораздо более важные вещи: кто говорит с ним? Что им от него надо? Они угрожают или нет? И если грозят, то чем?..
"Мы не предупреждаем о расплате, – продолжал вихрь, – нет смысла предостерегать о том, что свершится неминуемо и вскорости. И всё ж в твоём праве выбрать для себя итог, поскольку мы не возносимся выше свободы людей, наших соседей по планете, – таков вечный закон Вселенной. Лишь для преступников делаем мы исключение".
"Соседей по планете?!".. Происходящее было настолько кошмарно и масштабно, что мозг отказывался верить; да что там – просто воспринимать события.
"Беспамятство, безумие или смерть, – прошелестел смерч. – Выбирай, Ллойд Кинг. Выбирай. Беспамятство, безумие или смерть".
Нет! – подумал он. А затем сказал вслух:
– Нет!
И мысли забегали с неуловимой быстротой. Потерять память? То есть забыть обо всём случившемся, об открытых тайнах колоссальной важности?! Никогда! Безумие? Нет, нет, нет! Даже подумать невыносимо страшно! Смерть? Но он не хотел умирать, не хотел – напротив, истово стремился жить!
"Рассуждая, ты не придёшь к решению, Ллойд Кинг, – "проговорил" трёхфутовый вихрь. – Мы чувствуем это, мы знаем. Совершив преступление, ты боишься расплаты. Потому мы решили за тебя".
И в то же мгновение нижний край смерча мелькнул, вскочив, и воткнулся в макушку американца, в место, где у новорожденных располагается родничок. Через голову, сквозь мозг, внутрь тела, втянулся чёрный хвост ужасающей тени – пришельца, чудовища или кто эта бешено вращающаяся воронка? Последним исчез перевёрнутый конус, а когда это случилось, голова Кинга будто бы вдруг, в крупицу секунды, наполнилась бешено, безумно вращающимися галактиками, галактиками, что сходились и расходились, неумолимо быстро запутывая друг в друге свои белёсые звёздные тела, чьи длина, ширина и высота исчисляются многими световыми годами. Факел пропал из поля зрения – только что-то тихо, приглушённо и неуверенно посвёркивало там, с краю, на тлетворной границе видимого пространства.
Ллойд Кинг схватился руками за голову, сжал её, словно в тисках, и, огласив усыпальницу беснующимся, сумасшедшим криком, поспешно, незряче, болезненно бросился прочь. Он метался во мраке, валился на пол, ударялся о стены, набивал синяки и ссадины, рассекал кожу до крови, нелепо падал в коридоры, дёргался в припадке на морозных плитах из камня, размахивал ногами и руками, доводя себя до изнеможения и окончательного исступления, ломал кости, исходил слюной… В конечном итоге, израненное и жалкое, мёртвое тело застыло на каменном языке коридора, в лабиринте ходов и порталов, – словно незримое, предпоследнее подтверждение беспощадной вселенской правоты, надёжно спрятанное непроглядным мраком.
Поставив точку в предыдущей фразе, от которой, вне всякого сомнения, веет запредельными холодом и страхом, соавтор-писатель, по моей просьбе, предостережёт вас кое о чём и обратится к вам с просьбой. Никогда – слышите? – никогда не покушайтесь на чудеса и загадки, созданные владельцами немыслимого могущества, вашими праотцами и предтечами! Нарушение высочайших неписаных законов, так же как и банальнейшее воровство, каралось из века в век, да будет наказываться и впредь. Мы, в некоем прошлом гости, а ныне жители планеты, названной людьми Землёй, способны навевать на других созданий неискоренимое безумство и мучительную гибель – либо безграничную гениальность и миллионы лет жизни в памяти поклонников. Нас тоже ограничивают преграды, в первую главу, умственного и чувственного свойства, и озадачивают, а порой и пугают – да-да, пугают – невыясненные обстоятельства, опасности вне нашего разумения. В повседневности мы встретимся вряд ли, а коли и так, не станем нести разрушение и гибель, если только вы не нарушите строжайших правил либо кто-то из нашего племени не выйдет за рамки дозволенного. Мы были вынуждены защитить пирамиду-гробницу младого полубога Хеопса и выполнили древнейшее предначертание, договор, заключённый с жителями Древней Страны.
Так и я очутился в ситуации без выбора, в положении, когда выполнял данные миру обязательства, – искал писателя не слишком известного, но и не брошенного всеми; не очень общительного, однако и не полного затворника; живущего на окраине города, и, тем не менее, посещающего иные, людные места. По завершении ночной, плодотворной, творческой беседы, я испарился, возвратившись к братьям и сёстрам в пирамиду; мы не перемещаемся мгновенно и не бессмертны, хоть всё-таки выносливее и здоровее вас, а может, храбрее и честнее тоже.
Если ж пока сомневаетесь и требуете бесповоротного, финального доказательства моих утверждений, то в следующий раз, когда прибудете в благословенный Египет, родину Аменхотепа-отца и наследника его Эхнатона, жены Эхнатоновой Нефертити и сына их Тутанхамона, лучистого Рамзеса и несравненной Клеопатры, и остальных оживших сказаний, отправьтесь с аборигеном, носителем изначального знания, к саркофагу в величайшей из пирамид. Не опасайтесь нашей мести – просто не трогайте крышку саркофага и не заглядывайте внутрь, а посмотрите на роспись стен внутри помещения. Зажжённый факел поможет хорошенько рассмотреть и запомнить рисунки, кои вы встретите только лишь здесь: кукольные фигурки жителей Древнего Египта – фараонов, их рабов, свободных людей и иноземцев – и чёрных вихрей чуть выше половины человеческого роста, парящих вокруг или забирающихся в людские головы, чтобы открыть путь к сведениям неизмеримого масштаба либо же воздать неминуемую кару за свершённое злодеяние.
А помимо того… да, боги. Ваши, земные боги, появившиеся у арабов после знакомства с нами, если и не обладают позаимствованными у нашего брата чертами и признаками, то наверняка изображают чуждых человеку существ, чем-то незаметно, неуловимо схожих со мной и моей семьёй-государством, общим разумом, без устали странствующим по неисчислимым мирам безгранично многоликой Вселенной.
Озёрник
Это случилось в июне.
Озеро располагалось на северо-западе от Москвы, километрах в ста. С правой стороны водоём был отгорожен лесом, с левой упирался в широкое поле. Сельские очень любили здесь купаться, с первых чисел мая и по конец бабьего лета. Они так и называли это место – Озером, не придумывая более изощрённых названий.
Славик с друзьями жили в селе Петровском, что всего в четырёх тысячах метров от Озера. Можно или пройтись пешком, или, если не хочется тратить 45-50 минут, сесть на велики и добраться минут за двадцать. Большую часть дня ребята проводили сами по себе: в школе, во дворе, в соседнем селе, а может, на "их месте" в леске. Десятилетние пацаны и девчонки не чета сверстникам из города – более взрослые и отважные. По крайней мере, с виду. Однако родители всё равно запрещали им плавать, пока вода не нагреется. Все из компании тайком от предков уже в двадцатых числах мая открыли, что называется, купальный сезон. Послушным оказался один Славик.
И вот теперь, 6 июня, в солнечный жаркий день, он крутил педали стального коня, подставлял лицо мягкому ветру и летящим с неба лучам и воображал, как окунётся в прохладные знакомые воды. И проплывёт – до противоположного берега, а потом обратно. Да, непременно! Именно так он и сделает.
Справа подъехал Женька.
– Эй, Славчик, чего замечтался?
Сзади Павлик крикнул:
– Смотри не свались!
Славик отмахнулся одной рукой, а другой продолжал держаться за руль.
Ленка, деловая, считавшая себя чуть ли не главной в их компании, опережала его на два корпуса.
Вот они свернули и почти сразу затормозили: приехали. Ребята ещё собирались в кучу, раздевались и договаривались, кто занырнёт первым, когда Славик разбил рыбкой безмятежную водную гладь.
– Гляди: утонешь! – немного ревниво прокричала Ленка.
Славик не ответил: он знал, что не пройдёт и полминуты – ребята последуют за ним. А связываться с Ленкой себе дороже.
Он плыл в играющей солнечными бликами воде. Сверху нависало чистейшее синее небо, справа щеголял сочными зелёными кронами лес, слева поражало простором салатовое поле. Позади раздалась поочерёдно пара всплесков, одинаковых по громкости; и затем последний, посильнее.
"Ленка с Женькой нырнули, – догадался Славик, не оборачиваясь. – А Павлик, самый толстый, как всегда, прыгнул бомбочкой. Любит выделиться".
– Славчик! – позвал Женька.
– А?
– Куда намылился?
– На тот берег.
– Ну давай, давай. Пловец.
– Смотри, – донёсся вечно недовольный голос Ленки, – чтобы Озёрник не утащил.
Славик слышал историю об Озёрнике. Областную легенду, если угодно.
Озёрник – это малыш, которого утопила собственная мать. Женщине якобы было нечем кормить новорожденного, а аборт она почему-то не сделала: то ли не решилась, то ли денег не хватило, то ли нужного знакомого не нашлось. Когда же ребёнок появился на свет, мать сразу поняла, что не справится с ним. Говорят, он постоянно плакал, будто требовал чего-то. Мать, и без того нервная, дёрганая, взяла и свернула ему шею. А после утопила в Озёре.
Через несколько лет правда просочилась наружу, но женщины найти не удалось. Пошли слухи, что она утонула – в том самом Озере. Стала купаться, плавала себе, плавала – и неожиданно начала тонуть.
"Это мальчик подрос и отомстил ей", – засудачили вокруг.
Так и появилось то, что ребятня называла "Сказкой об озёрнике". Он, мёртвый, словно бы живёт под водой, питается илом и дохлыми рыбами и растёт.
Насколько история правдива, судить сложно. Но не бывает и сезона, чтобы кого-нибудь из купальщиков не пришлось спасать. Озёрник не озёрник, а молва о месте идёт нехорошая.
Впрочем, всё это ни на секунду не смутило ребят. В их возрасте не то что не задумываешься об опасностях – случается, лезешь прямо им в глотку, чтобы доказать себе: я не боюсь!
– Славик, возвращайся! – закричал Женька, когда его друг отплыл уже достаточно далеко.
– Поворачивай, рекордсмен! – присоединилась Ленка.
– Не строй из себя Попова! – добавил Павлик.
Славик повернул в их сторону плотное, щекастое лицо и отмахнулся.
– Там от тины не чистили! – предупредил Павлик. – Утащит!
Ха! Как будто это его пугает!
Славик плыл дальше, чувствуя холод подводных течений, разглядывая синеву неба, наслаждаясь зеленью на берегу. От чувства наступившего лета захватывало дух.
За ногу ухватили резко и очень сильно. Сила, настойчивая, даже требовательная, повлекла пятиклассника вниз. Славик не ожидал такого; он забил по воде руками, задрыгал ногами. Со стороны могло показаться, что неким неведомым образом здесь оказался паренёк, который совсем не умел плавать. Но Павлик умел. Просто что-то неудержимо, повелительно тянуло вниз. Что-то склизкое, леденящее кожу. Раньше, плавая, он цеплял рукой или ногой тину, но никогда она не пыталась утопить его. Столь уверенно, будто имело на это право.
Ребята, не сумевшие докричаться до него, вернулись к играм. Плескаться они прекратили, лишь когда Славик пропал. Никто не пересекал овал Озера в намерении выбраться на противоположном берегу. Они заметили случайно и, ни слова не говоря, тут же, разом кинулись туда, где последний раз виднелась голова с чёрными кучерявыми волосами. Плыли кто брассом, кто кролем, обгоняя друг друга и спеша на помощь. Они не верили, что Славик утонул. Это могло произойти с кем угодно, только не с их другом!
Спустя секунд пять Славик вынырнул на поверхность. Он хрипел и отплёвывался: явно наглотался воды. А ещё он дёргался, точно стараясь освободиться от чего-то. Рывки выходили с каждым разом всё слабее и слабее, паренёк выбивался из сил.
– В тине запутался! – поняла Ленка.
Она снова вырвалась вперёд. Она же первой оказалась рядом, когда Славику каким-то чудом удалось выбраться из хватки того, что неудержимо влекло на дно.
– Хватайся! – не предложила – скомандовала девочка.
Его спасала девчонка! Какой позор! Впрочем, времени сетовать на это не было: он изрядно утомился, борясь с неизвестной угрозой. Ухватившись за спину Ленки, Славик немного расслабился. С боков подплыли Женька и Павлик, с серьёзными, взволнованными лицами. Не последовало никаких шуток; вместо этого двое ребят сопровождали спасительницу и спасённого аж до берега.
Там все четверо, наконец, дали себе передышку.
Славик сидел на траве, пододвинув к груди колени и обхватив их руками. Он дрожал: от страха, волнения, холода… Ветер, казавшийся прежде едва ли не пушистым и ласковым, обдавал хладными волнами.
– Дурак! – беззлобно бросила Ленка. Её голос подрагивал: она тоже не на шутку встревожилась. – Строишь из себя героя! Чего ты кому доказывал?!
Она говорила без обычного апломба, имея целью снять напряжение – не более.
Павлик с Женькой молчали.
– Я… – проронил Славик. Сглотнул и договорил: – Я думал, доплыву.
На этот раз Ленка промолчала.
Вдруг Павлик вскочил с земли и куда-то показал пальцем.
– Смотрите!
Славик сперва не понял, о чём речь. Затем проследил за рукой Павлика. Тот указывал на него, точнее, на его ногу. Славик озадаченно нахмурил брови. Обычная нога. Что в ней могло привлечь внимание Павлика?.. Потом он понял, стоило скользнуть взором пониже.
Тишина безгласной птицей разлетелась по берегу Озера.
На правой ноге Славика, той, что он с таким трудом вырвал из подводного плена, чуть выше пятки находились пять маленьких ранок с запёкшейся на солнце кровью. Точь-в-точь следы от человеческих ногтей.
История о потерянном ключе
Эта история произошла со мной больше двадцати лет назад, но она настолько чётко отпечаталась в памяти, что, сев за компьютер, я воспроизвёл её в точности. Извините, если что, я не писатель – передам как смогу. Расскажу все факты и события, без своих домыслов, чтобы позволить вам сделать собственные выводы.
Итак, стояла холодная ветреная осень. Дождей давно не было, однако выпал первый снег, быстро растаявший, но заявивший о природных правах зимы. Деревья, сбросив листья, стыли под морозными дуновениями и напоминали: на дворе 27 ноября, скоро зима. Да, я абсолютно точно помню дату, потому что ничего похожего со мной никогда не происходило и, наверное, уже не произойдёт.
Я возвращался домой с работы. Работал я водителем автобуса и ездил по 267-му маршруту. Квартира моя находилась в Митино, в достаточно новом, по сравнению с остальными, восьмом микрорайоне, и я добирался до неё всё на том же автобусе. В этот раз, как и всегда, я стоял в очереди к водителю, за билетом, и копался в кармане в поисках мелочи. Взяв в горсть купюры, несколько монет и ключи, принялся перекладывать нужную сумму в левую руку, а правой собирался вернуть остальное в карман, когда кто-то налетел на меня. Больше от неожиданности, чем от силы толчка – он оказался не таким уж мощным, – я выронил из левой руки и деньги, и ключи. Нагнулся, отыскивая связку (бог с ней, с мелочью) и слушая недовольные возгласы пассажиров. Затем же, толкнув действительно резко и сильно, столпившиеся позади люди буквально забросили меня в автобус, а сами сгрудились возле дверей. Переполненный автобус, закрыв двери, поехал к следующей остановке. Московский час пик – безжалостное время: никто ни о ком не заботится и думать не собирается.
Немного потолкавшись локтями, а следом извинившись, я объяснил водителю, что потерял ключи, и попросил затормозить. Естественно, он не мог стать сразу же или сдать назад, поэтому высадил меня на остановке. Протолкнувшись между усталыми и недовольными пассажирами, я выскользнул на улицу и припустил назад. Наверное, дистанцию я пробежал быстрее, чем в студенческие годы, участвуя в легкоатлетических соревнованиях. Вот и знакомая прозрачная будочка с рекламой и квадратным значком, на котором написана буква "А". Подойдя к краю тротуара, я присел на корточки и принялся тщательно осматривать место, где стоял автобус.
Связки я так и не нашёл – очень обидно, поскольку вместе с ключами от домофона и двери в коридор я потерял и ключ от квартиры, а его не восстановить.
Подъехал новый автобус, и надо было что-то решать. Единственное, до чего я додумался, – взять у брата, живущего в Покровском-Стрешнево, ключ и сделать дубликат. И тут кто-то осторожно взял меня за локоток.
Я обернулся и увидел бледнокожего мальчугана лет семи-восьми, с портфелем за спиной.
– Дяденька, вы потеряли? – И вытянул белокожую ручку, такого оттенка, что цвет вен казался нездорово-синим.
Я посмотрел на связку ключей, лежащую на крохотной ладошке.
– Я, – подтвердил. – Спасибо.
– Пожалуйста, – вежливо ответил мальчишка. – Передавайте привет брату.
– Хорошо. А ты кто?
– Меня зовут Слава. Я сын ваших соседей сверху.
Жил я на третьем этаже, а надо мной, на четвёртом, – многодетная семья. Крапивины, кажется. Наверное, их отпрыск. Но почему мальчик гуляет один, да так далеко от дома? Он же первоклашка, ну, либо во второй класс перешёл, но это максимум.
Однако продолжить беседу я не успел: мальчик забежал в маршрутку, тут же закрылась дверь, и машина уехала.
Я глядел вслед удаляющемуся автомобилю. Меня опять начали поторапливать. Я шагнул в автобус – от греха подальше: не дай бог, снова ключи потеряю, ведь закон подлости никто не отменял. Наскрёб денег на поездку, купил билет и прошёл в салон. Взявшись за ручку, я в тесной компании других пассажиров, возвращающихся с работы и из института, доехал до своей остановки.
Мой дом находился с левой стороны по движению автобуса. Едва очутившись на улице и бросив взгляд через дорогу, я тут же почувствовал неладное: во дворе стояла машина полиции. Перешёл по "зебре" и добрался до шлагбаума. Охранник узнал меня, поднял заграждение.
Перед домом, а точнее, перед моим подъездом, собрались люди: полицейские, жильцы, управдом… И припарковали здесь не один, а два полицейских автомобиля.
Я обменялся с управдомом Николаем рукопожатиями и спросил, что стряслось.
– Твою квартиру обокрали, – глядя мне прямо в глаза, ответил тот.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что мне говорят. Потом я переспросил:
– Как? Когда?
Николай пожал плечами и сказал:
– Наверное, только что: преступников застрелили пять минут назад. Они пытались и Крапивиных обчистить, но баба Маша из квартиры рядом заметила их в глазок и набрала "02". Повезло ещё, что полицейские были неподалёку.
– Повезло… – эхом повторил я. – А куда подевались Крапивины?
– Да в отпуске, в Испании.
– Выходит, воры следили за нашими квартирами?
– Выходит, так.
М-да-а, весело же узнавать подобные вещи…
– А где преступники сейчас? – задал вопрос. – Просто полиция же не уехала.
– Куда она уедет, если в твоём подъезде два трупа.
Меня прошиб холодный пот; сердце ёкнуло.
– Так это не воры, а грабители?
– Да.
– Они кого-нибудь ранили или?..
– Одному полицейскому прострелили руку, но ментов было больше, и негодяев уложили. Стреляли недолго, правда, в итоге весь дом на ушах.
Ошарашенный, я молчал.
– Представляю, – продолжал управдом, – что бы с тобой могло приключиться, если бы ты вернулся минут на двадцать пять-тридцать пораньше. Где-то задержался?
Теперь уж перехватило дыхание.
– Задержался, – пробормотал я, попрощался с Николаем и отошёл в сторону.
Отдышавшись, вытащил из кармана смартфон и набрал номер брата – почему-то сейчас захотелось позвонить именно ему, я даже не понимал почему.
– Алло, – отозвался брат.
– Здорово, – слабым голосом поздоровался я.
Родственник немедленно насторожился.
– Что с тобой? Ты какой-то сам не свой.
Я вкратце пересказал события сегодняшнего вечера. На том конце трубки повисла странная тишина.
– Алло, – произнёс я. – Ты там?
– Да-да, – успокоил брат. – Я думал над твоей историей.
– Представляешь, а?
– Ещё бы.
– Кстати, – слегка повеселев, вспомнил я, – тот мальчик передавал тебе привет. Ну, сын Крапивиных.
Брат поцокал языком.
– В этом и дело, – наконец откликнулся он, – у Крапивиных нет сына первоклассника.
– То есть? – Замечание родственника озадачило меня.
– Их сын, очень похожий на того, кого ты описал, умер как раз в восьмилетнем возрасте. Упал с горки на детской площадке и сломал шею.
Не успел я осознать услышанное – подошёл полицейский и попросил разрешения задать пару вопросов и составить протокол. Говоря с ним, я думал лишь о том, что сказал брат…
…С тех пор прошло немало лет. Страх забылся, удивление отчасти истёрлось из памяти, и всё равно не проходит и недели, чтобы я не проснулся посреди ночи, а проснувшись, не стал размышлять о том мальчике. О восьмилетнем мальчугане с бледной кожей. Мертвенно-бледной. И синими-синими венами. Я вспоминаю его слова и худенькую ручку с крошечной ладошкой, на которой лежали потерянные мной ключи. Потерянные ли?
Я думаю и думаю, и с каждой проходящей минутой всё сильнее уверяюсь в мысли: на свете невероятно много непостижимых для нас загадок и секретов. Страшных, странных, сложных. Их гораздо больше, чем ясного и понятного. И, встретившись с новым чудом или кошмаром – как всегда, совершенно внезапно, – остаётся только надеяться на милосердие мира, посвящающего нас в свои великие, запредельные тайны.
