Григорий Андреевич Неделько
Страшные рассказы
Страшные рассказы – 5
Боязнь темноты
– Мам, ты останешься со мной?
Мишка умоляюще посмотрел на Лену.
– Не могу, сынок, мне завтра на работу,– устало, в очередной раз произнесла женщина. – Давай, не чуди: закрывай глазки и спи.
– Мам, но здесь живёт бабайка.
– Никакого бабайки нет. Не волнуйся, свернись калачиком…
– Но мам! Я его слышал, он постоянно шебуршится у меня в комнате. Он и другие.
– Это ветер играет занавесками.
– Но ма…
– Послушай, Михаил, мне завтра рано вставать. Я и так не высплюсь, ещё ты нервируешь меня своими страхами. Это всё твоё богатое воображение.
– Мам.
– Что "мам"? Нет здесь никого, понимаешь? Ни бабайки, ни кого-либо другого. Пожалуй, не стоит больше читать тебе на ночь сказки – они же все довольно страшные, а это вон как на тебя действует. Ну же, закрывай глаза и спи. А завтра, когда вернусь с работы, напеку тебе блинчиков.
Мишке не хотелось спать, больше того – пробовать заснуть не имелось ни малейшего желания. Ещё бы: когда в комнате, где-то тут, совсем неподалёку, в паре шагов, обитает настоящий монстр, или монстры, которые питаются… Бр-р-р! Нет, лучше не думать, что на завтрак, обед и ужин у сказочных чудовищ!
Однако маму расстраивать мальчик не желал ещё больше. В конце концов, может быть, ему всё пригрезилось: вчера и тогда, на прошлой неделе, и на позапрошлой… Чем больше Мишка думал об этом, тем более в этом уверялся. Да и ребята в садике подшучивают над ним, говорят, что он слишком пугливый, всего боится, вплоть до собственной тени. Интересно, где они услышали такую странную фразу? Наверняка от родителей.
– …Темноты не надо бояться, – тем временем медленно, тихо и ласково увещевала мама. – Она просто… тёмная. Чёрная. А кроме этого, ничего страшного в ней нет. Миша?.. Ми-иша-а. Ты меня слышишь?
Он отвлёкся от невесёлых мыслей, вздохнул.
– Да, мам. Хорошо… мам.
Это решение стоило ему определённых усилий, но нужно было показать, что он не маленький, что он умеет слушать и слушаться, принимать решения, что он, наконец, не боится темноты. Вот уж правда глупое дело! Бояться ночного мрака. Никто, или почти никто, не боится, а его, видите ли, тьма пугает. Ну нет, не на того напали: Михаил Косенков не из этаких! Не из плакс и трусишек.
– Ну вот и ладненько.
Мама Лена наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Спокойной ночи, дорогой.
– Спокойной ночи, мам.
Лена бесшумно встала и вышла в коридор, так же тихо прикрыв за собой дверь.
Пока она находилась в комнате и некоторое, очень короткое, время после Мишка чувствовал себя вполне неплохо… Но вот мамины шаги удалились, бесшумие вновь подкралось неожиданно, обернулось вокруг мальчика, погрузило в себя – и прежние кошмары ожили.
Мишка тотчас захотел вскочить и броситься следом за матерью и попроситься переночевать с ней. Раньше он так и делал, раньше – когда был маленьким. Но теперь-то он взрослый, верно? Ни к чему ему искать убежища у взрослых, особенно когда речь просто о темноте. Ни к лицу это настоящему мужчине, такому, как его папа Андрей, например, на которого Мишка стремился быть похожим. Это просто, всего лишь навсего темнота, отсутствие света. Включи лампочки, и она пропадёт, ничего от неё не останется. Надо уметь быть и храбрым, и терпеливым. Чудовищ рядом нет и не предвидится, ну, за исключением тех, что обитают в фантазии Мишки.
А фантазия у него действительно чересчур богатая: много придумывает всяких монстриков, рисует их, играет в них с друзьями… Просит родителей почитать о потусторонних силах и сам учится читать на книгах-страшилках. Всё же мама права: надо меньше интересоваться подобным. И кое-какие из книжек точно лишние в его библиотеке.
Как ни странно, однако размышления Мишки, хотя и были направлены на то, чтобы успокоить их обладателя, и носили сугубо философский характер, только сильнее разбередили ощущение надвигающейся угрозы. Неясное чувство нечёткой опасности.
Он лежал в темноте и буквально чувствовал, как к нему подступают некие неизвестные существа, возможно, невидимые и бесплотные, но оттого не менее опасные. У каких-то были острые зубы, у кого-то – когти-кинжалы, у других – мощные кожистые крылья либо пудовые лапищи. Вот они подбираются ближе… ближе… совсем близко! Вот они нависают над кроватью, смотря своими слепыми или, пуще того, отсутствующими глазами на него, и ждут… чего они ждут?! Пока он обмочится и умрёт со страху?..
Мишка затрясся.
И почему он не испытывал похожего раньше? В смысле, много раньше. Жуткие страхи начались буквально два-три месяца назад. Маму это волновало, возможно, даже сильнее, чем самого шестилетнего ребёнка. Они и у детского психолога побывать успели, того смешного типа со смешной же маленькой головой. Как его звали? Тоже забавно, но не вспомнить… А, Горислав! Горислав Письменный, если Мишка правильно запомнил фамилию.
– Горислав Письменный. Хи-хи.
Он засмеялся в кулачок.
И вдруг что-то заворочалось. Там, внизу…
Мишка замер.
Оно ворочалось прямо под кроватью!
"Бабайка вернулся! Наверное, это он… да, без сомнения, он постоянно выслеживает меня и ждёт подходщего момента. Бабайка и его приспешники, столь же уродливые и наводящие жуть. – Мысли неслись галопом. – Вот почему он появился лишь недавно: присматривался, прислушивался, ждал…"
Внезапно комшарные звуки стихли.
Вместе с ними стихли и Мишкины мысли – но не страхи. Сердце мальчугана выстукивало невероятные ритмы. Мишка внимательнейшим образом прислушивался, не оживёт ли опять кто-нибудь в тёмной тиши…
И вот снова! Движения, неторопливые, громоздкие, словно кто-то возит по полу мешок с картошкой.
У мальчика пересохло в горле.
– Нет, нет… – зашептал он. – Нет… только не это…
И сразу же замолчал – потому что оно откликнулось на его зов, на произнесённые им слова. Шевеление стало ощутимее: громче, настойчивее, неприятнее.
Кр-р-р-р.
Будто бы кто-то с силой провёл огромными когтями по паркету.
"Нет!!"
Неужели родители этого не слышат!?
Мишка забрался с головой под одеяло и затрясся – от страха, конечно.
А шевеление не стихало, кажется, оно сделалось и громче, и отчётливее. Внутри него Мишка разобрал другие шевеления, постукивания и… дыхание. Он готов поклясться: кто-то дышал, здесь, под кроватью!
Дыхание, если это было оно, переместилось.
Мишка сглотнул.
И неожиданно пугающие звуки вновь стихли, разом; схлынули, будто их и не было никогда. Полминуты ничего не происходило, минуту, полторы…
Мишка стал потихоньку успокаиваться. Расслабился, улыбнулся… Тихонько засмеялся: своим страхам и собственному же отнюдь не взрослому поведению.
Тут-то неведомо кому принадлежащая рука и сорвала с него одеяло.
Мишка уставился в темноту, в первые секунды ничего не замечая и не понимая – он впал в ступор: от неожиданности и ужаса. А после мальчик закричал, да так, что лежащие в соседней комнате родители подскочили на кровати.
Отец недовольно что-то пробурчал, включил свет, перевернулся на другой бок. Сказал:
– Иди проверь, что с ним. Наверное, опять бабайка приходил. Сожгу все эти его книги к чёртовой…
Далее слова стали неразборчивыми. Папа Андрей повернулся набок и вновь заснул.
Лена же быстро накинула ночнушку и ступила в коридор.
Ещё только приближаясь к комнате сына, она заподозрила неладное. С одной стороны, дело было в неестественной тишине, ещё более пугающей оттого, что минуту назад истошно вопил их единственный ребёнок. Да и крик получился уж больно каким-то громким. И – реальным. Словно бы Мишку не просто посетили привычные и понятные детские страхи, а нечто по-настоящему ужасное.
Лена старалась не думать об этом, открывая дверь в комнату Мишки. Но попробуй тут не думать, когда всё: и слух, и разум, и женская интуиция, и материнское наитие в один голос вопят: "Что-то случилось! И случилось страшное!"
А затем завопила она сама, и крик её разнёсся, наверное, по всему подъезду – истошный, полный боли, отчаянья и кошмара.
Посреди комнаты лежал Мишка, их Мишка, их шестилетний сын. Он лежал в чём-то матово-тёмном, что разросталось с каждой секундой. И нечто бесформенное было разбросано по сторонам.
Лена не моментально осознала увиденное, но мозг сработал как надо, и потому она закричала. Ну а потом она поняла…
Кровь! Мишка лежал в крови… и собственных внутренностях…
Прибежал отец, и его вырвало.
Лена облокотилась на косяк. Её терзали рыдани. Слёзы катились градом.
Внезапно она оттолкнулась от косяка и устремилась в комнату, к телу любимого сына. Она перевернула его, чтобы разувериться, чтобы посмотреть на живое и весёлое веснушчатое лицо, которое разом разовьёт все страхи, уничтожит ужасающие мысли и вернёт реальность на положенное место.
В результате же она узнала, что произошло с Мишкой. Вернее, нашла ещё одну улику, новое доказательство.
У Мишки не было лица. Лишь кровавая маска и каша вместо него.
И тогда Лена вновь истошно, истерично завопила – громче, чем раньше, с опасным надрывом.
Андрей бросился в коридор, схватил дрожащей, холодной, не слушающейся рукой радиотелефон и стал набирать номер 112…
Причина же была проста – и очевидна. И надо-то всего только увидеть и поверить. Они видели, но никак не могли поверить. Они бы согласились, что какой-нибудь маньяк без шума забрался через окно в комнату к Мишке, опытный и особенно жуткий, сумасшедший, жестокий маньяк, убийца без сердца и разума. И сотворил с их сыном… такое. Да, безусловно, маньяк, но не…
Хотя погодите: в этом случае, где же улики? Отпечатки ботинок, следы борьбы, оброненная вещь, например, нож, который убийца потерял, когда убегал, услышав, что родители проснулись и идут на помощь? Где что угодно!
Однако не было ничего. Ничего.
Кроме параллельных глубоких борозд на паркете, что тянулись из-под кровати. Точно бы следов, оставшихся при перемещении грузного тела монстра из очередного печатного ужастика, при передвижении его многокилограммовых лап, "украшенных" толстыми когтями. Автограф чудища – или чудищ. Не отпечатки на стекле окна, которое, конечно же, никто не открывал – никто из людей. А четыре неотменяемые и предельно реальные борозды. Четыре, но может, и пять: сложно разглядеть в точности при неярком лунном свете. Улики, брошенные на месте преступления всё-таки посетившим их незваным гостем. Либо же гостями.
Ох, крайне сложно что-либо разобрать и с уверенностью утверждать. Так им и скажут полицейские. Невозможно ни в чём быть на сто процентов убеждённым – в такой-то темноте…
Правда, Томми?
Ты же помнишь нашу первую встречу, правда, Томми? Ты сидел такой красивый и притягательный на кровати, а я не знал, как к тебе подступиться. Я был очень удивлён твоим появлением и ещё ничего о тебе не знал. Ни о тебе, ни о твоих возможностях.
Потом, когда мы начали общаться и ты кое-что рассказал о себе, твоя идея показалась мне странной и жуткой. Однако чем больше я размышлял о ней, тем сильнее росло чувство в твоей правоте. И мы убили родителей, моих родителей: я использовал нож, ты – отвёртку. Затем ты подсказал место, где можно спрятать тела, и так мы и поступили, закопали их в лесу, что рос неподалёку, только в самой его чаще.
Приехавшие на место "происшествия" полицейские, которым я сам, по твоей подсказке, позвонил, долго искали улики и задавали много глупых вопросов. Впрочем, и с этим я справился – с твоей неоценимой помощью. Я слышал твой голос в своей голове и… не знаю, совершенно не знаю, что бы я делал и где бы я был, что бы думал и знал, если бы не ты.
Вслед за этим, оставшись без средств к существованию и без тех, кто их добывал, я принял нелёгкое решение – уйти с насиженного места. Ты поддержал меня в моих начинаниях, как всегда поступал – да моё решение и было вызвано твоей очередной бесценной подсказкой, – и мы пустились в путешествие.
Постепенно наши странствия превратились в бега, когда у полицейских родились вполне небеспочвенные подозрения. Сколько глупых и толстых стражей порядка пришлось нам с тобой укокошить (это твоё словечко, "укокошить" – помнишь, Томми?), прежде чем они потеряли наш след.
Мы засели в каком-то полуразрушенном доме на краю области – не забыл ещё ту дыру, а, Томми? Помнишь, как мы долго, голодно и страшно "коротали" дни в пустых, тёмных, гулких, загаженных коридорах, где только пыль да обломки, обломки да пыль. И парочка бездомных, которые, увы, оказались не в нужном месте и не в той компании. Ты предложил: а давай угробим их, отнимем у них вещи и еду и, когда столь небогатые наши запасы провизии кончатся, станем питаться их жареными телами. Так мы и поступили, тем более что при одном бездомном обнаружилась зажигалка в рабочем состоянии. Нам нельзя было показываться наружу, в противном случае я бы никогда не притронулся к бомжу, не говоря уж о том, чтобы есть его прогнившее, отвратно пахнущее мясо.
Через некоторое время мы решили, что хватит отсиживаться – точнее, ты решил и, как обычно, попал в точку, – и выбрались на поверхность. Выяснилось (из вчерашних газет, которые я доставал из урн, и отрывков репортажей по радио и телевизору, доносившихся из жилых домов и магазинов электроники), что нас давно никто не ищет. Мы – пропавшие без вести, а значит – свободные.
О, какое это упоительное чувство, ощущать себя свободным. Свободным!
Тогда и был дан подлинный старт моему становлению как личности, не забыл, Томми? Я насиловал, грабил, убивал (под твоим чутким руководством) и получал не соизмеримое ни с чем удовольствие. После – прятался в оборудованном из краденных и полученных благодаря вымогательству вещей подземном бункере, а когда опасность проходила стороной, снова выбирался на свет божий. И всё не без твоих подсказок, Томми, всё лишь с твоей помощью.
И тут нас поймали, Томми. Помнишь? Это было ужасно! Два завалящих активиста, заручившись помощью ночного сторожа школы, подкараулили меня на углу дома, когда я возвращался с очередной "вылазки". Они бы растерзали меня, совершили надо мной самосуд, и тут вмешался ты. Они были настолько поражены и ошарашены, что не заметили острозаточенного кинжала, пронзившего со спины сердце первого из них (сторожа), а с оставшимися двумя я бы справился и без твоей подмоги. И всё-таки, всё-таки ты не остался в стороне – ты никогда не оставался, да и не боялся не отступать, идти до конца. Ты мой кумир, Томми, мой друг, начальник и помощник, ты больше даже чем то, чем ты на самом деле являешься!
Вот только, увы, и на старуху бывает проруха, и смерть трёх бесполезных для общества людей, тем не менее, не осталась без внимания. На нас вышли – не знаю, каким образом: мы же (я с твоей помощью) всё подчистили. Да, на нас вышли и тогда уж, припомнив старое – а они догадались, дотумкали, что происходит в действительности, – обложили нас конкретно.
Мы скрывались, убегали, прятались, словно в добрые, хотя и не старые времена, опять вдвоём, лишь только ты и я. Мы зарывались в норы, ложились на дно: ныкались по подвалам, брошенным домишкам, уходили лесами и подлесками, да там и отсиживались… Добывали пропитание любым возможным способом, в том числе продавая себя. Да, я продавал себя женщинам и, честно признаюсь, далеко не каждую следом приговаривал к вечному пребыванию в тишине. Я убивал не всех: мне их банально становилось жалко. Что и явилось моей главной ошибкой: нельзя сохранять жизнь свидетелям.
Они ворвались на нашу бесконечную по счёту стоянку, в ржавом, забытом хозяевами гараже, скрутили и заковали в наручники меня и обошлись с тобой – с тобой, Томми! Помнишь?! – бесчеловечно, грязно и наплевательски. Я отправился в суд и тюрьму, а ты – куда-то на свалку, точно человек без намёка на пользу. Будто бы вещь.
Дальнейшее было в такой степени омерзительно, что я отказываюсь это описывать: я и без известного рода подробностей рассказал слишком много.
Однако я вышел – вышел! оттуда. И вот я здесь. Я искал тебя, Томми, – пользуясь памятью, знаниями людей, собственными способностями, телом и деньгами да твоими неумолчными советами, словами из прошлого, кои навсегда осели в памяти. И, да, вот он я, здесь; стою над тобой, смотрю на то, во что ты превратился, и слёзы льются градом. Они бессильны остановиться, да и я не готов для подобного подвига.
Я гляжу на твоё вывернутое, потраченное насекомыми, гнилое тело, на вырванные конечности, на один блестящий глаз, на выпачканный, вымаранный в чём-то гадком язык, на всё остальное… и ком ненависти, жажды убийства подкатывает туда, где кончается горло.
Меня стошнило, прямо на ту груду мусора, где я обнаружил тебя. Тебя, столько лет проведшего на задворках цивилизации, порядка и жизни, хоть ты заслуживал много, много большего. Ты, с твоими-то возможностями… И, да, именно они спасли тебя от забвения, от превращения в прах, от смерти, уготованной нам, им и таким, как ты.
О, конечно! Конечно, я запомнил твои последние слова, что донеслись до меня еле слышным мысленным шёпотом. Ты сказал – я услышал. И запомнил. Есть ещё существа вроде тебя, и я обязательно их отыщу. У меня нет иного выбора, ведь я обязан тебе ВСЕМ.
Я найду их.
Не все они, однако, представляют собой игрушечного Тигру, подаренного родителями на восьмой день рождения, ну да неважно. Это меня не остановит. У каждой игрушки есть владелец… даже если она игрушкой не является. Отнюдь не все люди уяснили сию наипростейшую истину. Я найду их, твоих братьев и сестёр, и поговорю с ними, ну а прочее – следствие того, что дарит наш жестокий и прекрасный мир любому существу, плохому и хорошему, гадкому и чудесному, обворожительному и отвратительному…
Свобода. Я говорю о ней. Свобода – дар любому созданию от милостивой Вселенной, не знающей людских понятий, вроде той же "свободы". Но оно и к лучшему. Лучше, если Вселенная никогда не догадается, что за прямоходящие, мнящие себя разумными существа бродят по материкам на одной заброшенной в космосе зелёно-голубой планете. Тогда у нас ещё будет шанс. Будет!..
…Правда, Томми?
Максимальное напряжение
Мировой Компьютер поставили во главе угла. Это произошло в XXI веке, веке надежд и разочарований, веке наук и войн, веке веков.
Разросшееся до непомерности индустриальное общество жаждало объединения и движения вперёд – во всём: в вооружении, быте, технике, урбанистичности… И МК мог предоставить им возможность осуществить свои мечты.
Этим он и занимался, построенный виднейшими учёными самых разных стран ОМ – Объединённого Мира.
О XXI век, век чудес и сказок!
Учёные были достаточно хорошо обучены, а люди в необходимой мере подготовлены и голодны до новых открытий и свершений, чтобы это началось.
Оно и началось – вскорости:
И машины полетели по небу и поплыли под водой.
И заводы перестали портить атмосферу выбросами, перерабатывали энергию для новых задач и функционировали много лучше прежнего.
И люди жили в "умных" домах, одевались в "умную" одежду, обедали в "умных" кафе и ресторанах и ходили на работу, где тоже всё было по уму.
И военные научились предсказывать поведение врагов, уже совсем малочисленных.
И полицейские заранее ловили преступников.
И роботы вошли в мир и стали помогать.
И… И… И…
О XXI век!
О Мировой Компьютер, источник и средоточие идей, мечтаний, процессов и действий! Ты заменил нам отцов и матерей, ты для нас теперь единственный, незаменимый Президент!
И МК это нравилось. С огромной охотой, не прося ничего взамен, кроме электричества, он подсказывал, руководил, демонстрировал и вёл. Вёл за собой.
Люди стали успешнее. Люди стали счастливее. Люди стали… слабее.
О XXI век!..
И МК нравилось больше и больше. Он входил во вкус, он уж распоряжался, а не просто аккуратно подталкивал вперёд. И ничего неожиданного нет в том, что ему захотелось… диктовать.
Вначале никто не заподозрил его намерений. Затем все взглянули на них с улыбкой и пониманием, идущих от жажды новшеств и правильных, хороших мировых изменений. А потом… потом было поздно.
Протягивая кабели, посылая импульсы, активируя и создавая программы, вертясь в мире, МК вертел мир – за собой, для себя, под себя. Он переманивал к себе людей и животных, без конца, без границ и контроля.
Осознание, как сказано, пришло слишком поздно. Когда же люди, расслабленные, плавающие в радужных мирах, не снимающие "розовых" очков люди поняли намерения МК, они им воспротивились. По-своему, по-человечески, как могли.
Но МК успел проникнуть внутрь управления земным шаром, по крайней мере, той его частью, что создана и управляется людьми. Он подключился к нужным каналам, он дёрнул за нужные, принадлежащие самому ему рычаги – и мир завертелся в обратную сторону.
Вначале.
После же вращение, постепенно, превратилось в хаотическое. И – неуправляемое.
Напуганные своей же недальновидностью, люди пытались помешать ему.
Отключали функции – он активировал их снова.
Засылали вирусы – он успешно и легко уничтожал их.
Хотели разрушить его центры – вместо этого сами сгинули в огне.
Физически МК был уничтожаем, в принципе, гипотетически, однако важнее всего то, что он проник в умы, чувства и стремления людей, в ноосферу – он обнял и заполнил – заполонил собою Землю. А значит, от него теперь нельзя было скрыться.
Тогда люди принялись игнорировать его, чтобы заставить МК образумиться и отступить (разговоры непосредственно с Компьютером ни к чему не привели). МК послушал – сперва, – после чего отключил систему обратной связи.
Люди продолжали бороться, намеренно не обращаясь к МК.
Это его разозлило. И больше – взбесило. И больше – заставило действовать!
О век глупости и разрушений!..
Люди создавали ему напряжение, и он решил ответить тем же. Максимальное напряжение могло победить и убить МК, закоротить, заставить остановиться, сломавшись… Но что если это же напряжение применить против создателей и пользователей, то есть представителей человеческой расы? Скажем сразу: когда всё началось, оно не ограничилось только лишь людьми.
МК заставил зависнуть компьютеры.
МК поломал факсы, принтеры и сканеры.
МК застопорил движения автомобилей.
МК остановил заводы и фабрики.
МК принудил замереть роботов.
МК внёс неподвижность в организации и фирмы.
МК разорил рынок.
МК внёс раздрай и неуправляемую суматоху в почти все движущиеся предметы.
МК сделал… МК натравил… МК поломал… МК, МК, МК!..
И люди теряли деньги. И они теряли дома, вещи и свободу поступков. И они лишались еды. И они отравлялись. И они оказывались загнанными, точно звери. И они попадали в катастрофы: авто- и авиа-, водные и наземные… И они умирали: дома и на работе, и в отпуске – во всех странах.
Объединённый Мир пошатнулся.
О XXI век!..
Встал вопрос о добровольном расколе – распаде на существовавшие раньше отдельные страны. Возвратились страхи и неприятности. Всё шло к войне.
Чешская Республика, Славянский Союз, Американское Объединение, Греко-Турецкий Союз, Свободная Аргентина, Бразилия Народная, Египетские Эмираты… они и другие-прочие вернулись – к радости сошедшего с ума Компьютера.
И поднялись вверх ракеты. И было дано предупреждение. И зазвучали многочисленные угрозы и ответные выпады.
И всё-таки был дан старт. И ракеты полетели. И упали-обрушились.
И началось то, что потом назовут Третьей Мировой. То, у чего нет Будущего, а если и есть, лучше бы его не было.
МК радовался. Боже и все святые, как он радовался!..
Но Третья Мировая – к счастью? – разрушила его физическое тело, уничтожило носители, превратило в прах и пепел тех, кто служил ему, кто перешёл на его, компьютерную сторону из стана живых людей.
МК не вынес максимального напряжения, впрочем, подобно всем остальным. Он умер и был похоронен собой же во время ядерных атак.
Казалось, это продолжается вечно: ракетные удары, взрывы, убийства, смерти, бесконечное стирание, отправление в небытие того, что должно существовать, а не погибать…
Однако всё плохое когда-нибудь заканчивается. Да. Но, увы, никто не сможет утверждать и доказать, что после любого зла обязательно наступает эпоха добра, особенно если ранее ничего к этому не вело.
Компьютер бился в предсмертной агонии. И до последнего, до последнего мига держал в подвешенном состоянии всю технику, до которой мог дотянуться, всё, что хотя бы нанемного, на некою долю, иногда десятую или сотую, состояло из механики, электронности, электричества… И отдавал приказы умеющим слушать и любящим повиноваться.
Потом он умер. Он погиб, и оковы спали. Но слишком силён оказался откат, чересчур велико случилось напряжение, а потому, когда свобода и воля вернулись в искусственные и иногда живые "тела", их владельцы не смогли устоять на месте. Их отбросило из реальности мира подобно тому, как даёт откат ружьё при выстреле.
Были новые смерти, ещё больше, ещё страшнее, неизбежнее…
Самое лучшее в войне – что она не вечна. Нет абсолютно ничего вековечного и неизменного под Солнцем и Луной, и это следовало помнить. Но кому? Люди позабыли о том давным-давно; теперь же и вспоминать осталось практически некому.
О XXI век! О век абсурда, парадоксов и латеральных катастроф…
Но он был построен. Корабль.
Когда-то его построили, они, выжившие и помирившиеся, жавшие друг другу руки на пепелищах, рыдающиеся, клянущиеся, поминающие Бога и богов… И кораблю обозначали курс – на другую планету, ту, найденную в космосе; планету, которая сохранит и обережёт человеческую расу. Ту планету, где можно расположиться и возродиться.
О XXII век, век-последователь, век-противоречие!
Корабль полетел. На его борту были люди.
А управлял космолётом мощнейший суперкомпьютер.
О XXII век… Куда несёшься ты, куда бежишь без оглядки? XXII век и его жители! "Нужно учиться хотя бы на собственных ошибках".
