Радио было старым и ламповым. Стэн купил его в специализированном магазине почти за бесценок.
Усевшись за журнальным столом, за включённым компьютером, Стэн открыл документ с текстом нового (4-го по счёту) романа. В основном предстояло только и просто писать, потому что сюжетную линию он продумал и вместе с характерами героев подробно описал в .txt-файле, что открыл сразу после. Роман назывался – а точнее, будет называться, по предварительной задумке автора, – "Комический пузырь". Или "Купол" – тут он пока сомневался.
Радио с едва слышным треском, коий, если не прислушиваться, сошёл бы легко за вездесущий природный фон, играло ненавязчивую лёгкую рок-н-ролльную вещь 60-х вроде бы годов чьего-то там авторства. Пальцы бегали по клавишам, выстукивали буквы, создавали текст.
Тем временем, ручка включения радио – того самого, похожего на дом для гномов или эльфов, напоминающее одновременно и голову робота – так вот, его ручка-выключатель повернулась вправо. Любопытность данного факта заключалась в том, что конструкция радио просто не позволяла сделать этого. Затем из возникшей и раздавшейся в стороны прорези, будто рта музыкальной робоголовы, появилось щуплое сантиметровое тельце. В руке оно что-то держало – короткое, но острое.
Укол пришёлся в шею. Стэн вздрогнул, выпучил глаза и упал головой на клавиатуру.
На экране поползла строчка:
ррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррр…
Когда Джейн вернулась домой, строчка непрерывно продолжала своё бесконечное шествие-путешествие по странице.
Вся в слезах, всхлипывающая, неврная, издёргавшаяся от ужаса и печали, жена писателя схватила трубку беспроводного телефона и набрала номер полиции, а потом и "скорой".
Радио – в бесполезной попытке убить память – она продала первому высказавшему в том свой интерес. Им оказался незнакомый мужчина, одевавшийся точно бедняк; пах он, впрочем, соответствующе.
Увы, с исчезновением радио память о случившемся событии ни истёрлась, ни ослабла – и даже, кажется, стала резче, чётче и болезненнее.
Ром усёлся на доски и включил радио. Вначале донёсся шум, который он сперва принял за фоновые звуки природы; далее музыкальное устройство заработало и послышалась бодрая музыка конца 70-х – начала 80-х, кажется, "ELO".
"Распечатав" банку консервов ножом-открывашкей, Ром принялся за еду. Он подцеплял бобы старой ложкой и заедал не порезанной на куски половинкой чёрного хлеба.
Он не заметил поворота выключателя. На сей раз ручка ушла влево – резко и споро, так, что затихания звука новый владелец радио не заметил. И практически тут же, дав, однако, выскочить наружу узенькому тельцу ростом в сантиметр, ручка возвратилась обратно, и "голова робота" вновь заиграла диско-рок.
Рома нашли подавившимся консревированными бобами, с ложкой в глотке.
Радио полицейские забрали себе.
Где-то в полицейском участке, рядом с мирно дремлющими стражами порядка, на столе стояло радиоустройство, весьма похоже на голову какого-нибудь робота или андроида, из романа Лема или Азимова, а может, Дика.
Ручка осталась на месте, но щуплое тельце уже "возвышалось" на тумбочке. Спрыгнув на пол, пробежав пару метров, обладатель этого тельца забрался на стул, где развалился первый спящий полицейский. В прошлый раз сантиметровый был безоружен – теперь он держал в руке нечто крохотное и круглое.
Он знал, как всё случится: номер один захлебнётся собственными рвотой и кровью; номер два умрёт от ужаса. О да, это будет крайне эффекто, а уж об эффективности не стоит и говорить…
…Медицинский эксперт установил несомненную причину смерти. Тем не менее, его ещё очень и очень долго не отпускала мысль о найденном в желудке первого осмотренного полицейского – толстого, не тонкого – крошечном кругляше. То ли из металла, то ли из металлозаменителя: разобраться не удалось.
XXI век играл свою роль.
Опустились сумерки, поднялось солнце.
XXI плавно и стремительно перешёл и перебежал, перетёк и перескочил в XXII.
На свалке лежало радио. Ему было безразлично, какой век и сколько прошло времени. А раз ему всё равно, то его настоящим владельцам тем более.
Есть вещи, которые не способны вылечить тело. И душу. Но они могут спасти одно от другого.
Джимми потерялся на шоколадном заводе и сам себе не смог бы объяснить, каким образом.
Казалось бы, он идёт за стройным рядком перешёптывающихся девяти- и десятилеток, одноклассников. И мисс Шмидт вещает своим немного скучающим, немного гнусавым, гундосым голосом о том, когда завод построили, когда и кто открыл и т. п., и т. п.
"Точнее, раньше он назывался фабрикой, – говорила она. – Потом стали звать заводом сменили, но смысл остался прежним…"
И ещё что-то в этом духе.
Сначала Джимми внимательно слушал, потом отвлёкся на разговоры с Мари и Дэмианом. Потом перевёл взгляд и внимание на смартфон, увлёкся "Говорящим Томом"… и потерялся. Да, так просто: когда он поднял взор от плоского экрана современной игрушки, никого не было – ни в пределах досягаемости, ни вообще вокруг.
Он звал – негромко, но всё наращивая голос – детей из класса и учительницу-руководительницу. Отвечала лишь тишина.
Догадавшись, что таким образом пропавших людей он не отыщет, Джимми начал бегать от одного коридора к другому, заглядывать в пустоту – и ничего не находить. Затем принялся открывать двери и всматриваться в то, что располагалось внутри. Не все двери желали быть открытыми.
Отчаяние и страх заползали всё глубже.
Наконец, добравшись до очередной двери – и, похоже, окончательно заплутав в хитросплетениях станции, – Джимми потянул за ручку и открыл себе доступ… будто бы в новое измерение.
Поражённый и шокированный, он с полминуты или минуту простоял на месте, чтобы после аккуратно зайти в помещение и прикрыть дверь за собой. Былые проблемы отступили на второй план, и даже опасность оказаться ненайденным, потеряться и умереть, эта опасность представала сейчас не больше, чем в облике наивной страшилки.
Вокруг высился и тянулся, простирался и охватывал кругом, тёк и стоял на месте шоколад.
Джимми внезапно почувствовал столь сильный голод, который словно бы и не одолеть обычным методом и привычной пищей.
– Привет, – раздался голос позади.
Подпрыгнув на месте от неожиданности, Джимми со страхом, но быстро оглянулся. Как ни странно, дверь не попала в его поле зрения – на этом месте находилось кресло. Из шоколада. И на нём восседал человек, очень странный человек! В тёмных, будто из горького шоколада же, одеждах.
– Заплутал? – спросил человек и улыбнулся.
Губы его тоже были черны, однако не отвратительной гнилостью, а необычной и необычайно привлекательной светло-коричневой шоколадностью.
– З… за… плутал, – с грехом пополам ответил Джимми.
– Да не бойся, я тебе ничего не сделаю. – Человек встал и попытался подойти к третьекласснику.
Тот отступил назад, рефлекторно, точно бы в первобытном страхе.
– Ну что ж, не хочешь, чтобы я приближался, поговорим так. – И новая обезоруживающая кошмарно-обворожительная улыбка.
– К… кто вы? – разрушая повисшую гнетущую тишину, решился задать вопрос Джимми. Получилось с трудом, но, главное, получилось, и голос почти не дрожал, и заикался мальчишка самую малость.
– Моё имя ничего никому не говорит уже веков шесть, а может, семь, – предельно спокойно и серьёзно ответствовал человек.
– Невозможно, – не поверил Джимми, – люди столько не живут.
– Согласен.
– И фабрика… завод… построен только в 1967-м году.
– Если верить экскурсоводам, то да.
– А шоколад… шоколад! Его тут быть не должно, готов поклясться! И всяческих… механизмов.
– Если верить чертежам и схеме.
– Они тут не к месту – тут место для рабочего кабинета! – Джимми не выдержал – перешёл практически на крик.
– И вновь ты прав. Хотя – ой ли? Мы же на фабрике сластей.
"Шоколадный" человек сделал осторожный шаг. Второй.
Джимми не двигался и опять отступать вроде бы не собирался.
Третий шаг. Четвёртый… И вот они уже стоят рядом.
– Могло случиться и так, что шоколада вообще не было бы в этом мире, – напевно произнёс незнакомец.
– Что вы такое говорите?
Джимми недоумевал и даже негодовал – и куда подевались совсем недавние страхи?
– Потолкуем об ином. – Глаза шокочеловека сверкнули. – Или как у вас сейчас модно выражаться? "Давай сменим тему"?
– Д-да. – Страх едва не возвратился, однако Джимми одолел его ещё на подступах к психике.
– Тогда действительно сменим. Я знаю, что у тебя нелады с родителями.
– Откуда вам известно?!
Джимми оглянулся; он собирался отойти на пару шагов, а возможно, и дать стрекоча – только куда? Вокруг распростёрся и закрывал обзор ШОКОЛАД. Да и загадочный незнакомец наверняка лучше него знает устройство комнаты, где тут какие плитки лежат, где стоят, где какие механизмы работают, готовя либо упаковывая шоколадки, конфеты, зефирины, печенье с прослойкой… и так далее. В общем, выяснилось, что бегство – образно выражаясь, бесперспективный шаг.
– Я многое знаю, Джимми. Века – это не одна эпоха, а множество эпох, эр. Столько времени легко потратить с умом, особенно если больше нечем заняться.
– Вы, наверное, злой дух?
Человек молча улыбнулся.
– Воплощение дьявола?
Теперь уж незнакомец расхохотался – громко, весело, не стесняясь.
– Думай, как тебе по душе, Джимми. И вот что я тебе скажу: если хочешь решить проблему с родителями, с Мари, с Дэмианом и теми парнями, что тебя задирают и иногда поколачивают, соглашайся на моё предложение. Сколько можно терпеть, врать и скрывать правду?
– Вы и об этом!..
– Наслышан, наслышан. На самом деле, я ждал тебя. И ты не представляешь, сколь долго я тебя ждал.
В горле Джимми пересохло; он сглотнул, но не мог смочить горло – слюны не было.
– Вы точно дьявол! Вы хотите, чтобы я продал душу…
– Я предлагаю тебе услугу. И всего-то. Охота ещё долгое, очень долгое время страдать на Земле? Тогда как я легко помогу избавиться от проблем – нынешних и будущих. Щёлк! – он щёлкнул пальцами, – и никаких проблем. Их и вовсе не существовало.
Джимми глядел с опаской, настороженно и вместе с тем крайне увлечённо.
– Что для этого нужно?
– Принять мой подарок.
Человек порылся в правом кармане, и только сейчас Джимми заметил на высокой худой фигуре до странного длинный котелок и свисающую со свободной руки коротенькую тросточку. Всё словно бы кричало о внутреннем и внешнем несоответствиях неожиданно встреченного человека; он точно воплощал эти несоответствия целым обликом и отдельными его элементами. Воплощал надуманность, неправильность… несерьёзность…
Несерьёзность. Потому Джимми ему и поверил.
Парнишка протянул руку, раскрыл ладонь, и на неё легло нечто маленькое, тёмного цвета, то, что выпустил из пальцев незнакомый мужчина в шутовской шоколадной одежде. Крохотная шоколадка. Совсем малютка, такой и на один зуб мало.
– Съешь и забудь о проблемах, – то ли предложил, то ли пояснил незнакомец.
– Что там внутри? – Джимми подозрительно изучал махонькую плиточку. – Алкоголь? Наркотики? Снотворное?..
– Меньше смотри телевизор, Джимми. Ну что, решился?
Джимми замолчал, ворочая в голове мысли; они то разгонялись, то замедлялись, чем делали еле возможным процесс мышления.
И тогда он резким, порывистым движением отправил шоколадку в рот.
– Ну что ж, выбор сделан. – Незнакомец улыбнулся светло-шоколадным ртом и тёмно-шоколадными глазами. – Больше твой мир тебя не побеспокоит.
Вдруг Джимми согнулся пополам и упал на пол, на колени. Его корёжило и извивало, и он старался сопротивляться навалившемуся чувству, но не получалось. Совсем.
"Что этот гад подмешал в плиточку или впрыснул в неё?!"
Мысли взрывались, разрывая и пространство рядом. И время… оно обращалось лоскутами и исчезало, меняясь… меняясь… на что?..
– Ах да, чуть не забыл. Даже если б ты не съел подарок, выбраться тебе всё равно бы не удалось. – И снова улыбка. – Понимаешь, Джимми, некоторые люди заранее своими действиями, кармой, устремлениями, знакомствами, ответственностью и безответственностью… предопределили собственную судьбу. Двери обратно, к знакомым третьеклассникам и мисс Шмидт, и к любимым маме и папе более не существовало – в этой реальности. Её здесь попросту быть не могло.
Джимми оглянулся, и мгновенно понял он, что это единственное пока оставшееся ему действие. Пришедшее из прошлой жизни.
Повсюду, огибаемые, овеваемые шоколадом, обтекаемые им, стояли, лежали и сидели фигуры: скрюченные, развёрнутые, вальяжные, в нелепых позах и без особых отличий в осанке и пложении рук-ног. Фигуры шоколадных цвета и консистенции.
"Лёгкая жизнь сладка".
Джимми успел осознать ту недетскую истину, прежде чем полное оцепенение, комфортное "оморожение" в тёплом шоколаде объяло и охватило его целиком. Шоколадная броня, шоколадный цемент, плен застыл, лишая мальчика свободы, мыслей, чувств, желаний.
Лёгкая жизнь сладка. А за сладкую свободу – немалая цена.
Из огромного, похожего на затерянный в пространстве-времени музей помещения – выставки – взаправду не было выхода.
Человек в нелепом длинном цилиндре, помахивая тросточкой-лилипутом, подошёл к новой фигуре. Статуе. Протянул руку, отломил кусочек – шоколадный мизинчик, – разгрыз и неторопливо проглотил.
– Вкусно. Как и всегда. А экспонат – превосходный, превосходный.
Сказал он и удалился, сопровождаемый остановившимися, неподвижными, незрячими глазами "памятников" на пьедесталах: детей, стариков, зрелых мужчин и женщин, младенцев и зверей, и растений, и объектов с предметами, и невиданных существ, и таинственных конструкций, и чего-то совершенно уж непонятного, непредставляемого…
Поверьте, экземпляров для выставки за прошедшие годы набралось невероятное разнообразие и великое множество.
– У нас вы найдёте только работающие товары и услуги, – проциклировал Сплиньк. – Абы что мы предлагать бы не стали: бережём репутацию и заботимся о кошельке, если вас это интересует. К тому же предоставляем пожизненную гарантию.
Джонстон с сомнением обошёл вокруг пьедестала, осматривая разноразмерные колбочки с различными жидкостями внутри.
– Даже не знаю…
– Чувствую, у нашего посетителя развился сильный страх из-за наличия настороженности и недоверия, вызванных длительным пребыванием в человеческом обществе, – бамбулькнул Кривч.
– Точно, – быстро и бодро подтвердил Джонстон.
– Но всё работает. Вероятность ошибки полностью исключена, – нарипраивал на своём Сплиньк. – Даю на отсечение любую из семи рук…
– Ладно, уговорили, – не стал дожидаться нового витка уговоров Джонстон.
Вообще-то он не любил рекламу и не верил ей, однако его тянули столь настойчиво, уверенно, умело… Вернее, тяплищевали.
– Куда пройти? – уточнил среднего возраста мужчина с короткой стрижкой и в очках (собственно, Джонстон).
– Не волнуйтесь, у нас всё всегда готово для реальных и потенциальных покупателей, – оттрицинировал Сплиньк. Или Кривч – они все на одно гладкое волосатое рыло.
– Мы подкатим кресло прямо к вам, – добавил свою порцию объяснений (оликливаний) Кривч.
Либо, может статься, Сплиньк.
Затем Сплиньк – или Кривч? – дёрнул рычаг где-то за складывающейся высокотехнологичной стойкой. Сегмент стойки немедля сложился, открывая проход поднявшемуся из пола и самосложившемуся в себя креслу. Оно выпустили колёсики, подкатилось и остановилось сантиметрах в десяти от владельцев техномагазина. Кривч (Сплиньк?) указал щупальцем на мягкое сиденье приятного цвета и аккуратно, чтобы ненароком не раздавить или не покалечить, или хотя бы не толкнуть посетителя, придал тому безопасного ускорения в сторону кресла и платы за покупку.
Джонстон сел, гадая, что будет дальше.
Дальше Кривч(-Сплиньк) каким-то чудесным непонятным образом разблокировал вертящийся, довольно узкий стенд с колбами, и стеклянная дверца без любых намёков на контуры "дверного проёма" образовала в вертикальной поверхности прямоугольную дыру. Кривч-Сплиньк просунул руку, ухватил колбочку с фиолетовой жидкостью, "разбавленной" оранжево-жёлтыми искрами, и, укоротив конечность, занёс шестипалую руку над головой Джонстона.
– А мыть голову не надо? Или брить? – уточнил тот – на всякий случай.
– Бессмысленно, – ответил кто-то из СплинькКривчей.
После чья-то ложноножка-клешня технично, стремительно, так, что и не заметишь, вынула пробку и перевернула откупоренную пробирку-колбочку над жёсткими чёрными волосами клиента.
Капнула фиолетово-жёлто-оранжевая жидкость.
Джонстон не спасался от преследователей – ни в городе, ни за ним, ни где-либо ещё. Он просто оставался в своей квартире, перед включённым визором, и ждал, когда его найдут. Чего бояться, если он только что, и вполне легально, приобрёл настоящее бессмертие!
Дверь слетела с петель, в комнату ворвались упакованные в бронемеханические костюмы члены спецотряда и их полукибернетические псы.
Собак спустили с поводка, и они в течение секунд разорвали внушительное, плотное и по иным параметрам отличное тело Джонстона на части. Рекой хлынула кровь.
Полицейские-спецовики постреляли из лучепистолетов в слабо шевелящуюся багрово-красную массу. На всякий.
Джонстон вынырнул из иллюзии. Его бесчувственное тело сотрясала дрожь.
– Что, не та жидкость? – освебогрился кто-то – Сплиньк, а может, Кривч или кто другой из одинаковых на лицо и тело пришельцев.
– Да вроде та: её давно никто не заказывал, вероятно, из-за цены, – отквенствовал второй (наверное) (почти наверняка) альфанец.
– Тогда берём другую, – тут же сориентировался обладатель, судя по всему, первого голоса.
– Но он не давал согласия… – попытались возразить.
– Давал, и даже письменно. Помнишь пункт о неудаче?
– А ты уверен, что он захочет им воспользоваться?
– Для этого придётся ждать, когда его отпустит, тогда как мы той же бумажкой призваны делать прямо противоположное. Документы обязывают, понимаешь?
– Понимаю. Лей!
Капнула сине-сиреневая жидкость со светлыми полосами.
Джонстон висел над пропастью. Десятки вертибердов кружили вокруг – на отдалении и ближе. Джонстон повис на верёвке, закреплённой на ручке дверцы его собственного магнитного "лётчика". Он собирался применить телепортатор, однако военные загнали мужчину в угол – небесный, и, тем не менее, тупиковый. Стену тупика не сломать, в обратную сторону не прорваться. Он либо упадёт в пропасть, стоит закончиться топливу в вертиберде, либо его расстреляют, превратят в кроваво-костяной фарш воздушные войска Титании.
Пока Джонстон размышлял, один из пилотов среагировал на дрожь, прошедшую по телу разыкиваемого. Вертибердчик принял это за агрессивный фактор. В борту лётсредства открылось отверстие, оттуда вылетела самонаводящаяся ракета.
Тело Джонстона разнесло в клочья, рассыпавшиеся красным дождём и градом над чёрной неизбежной, неизмеренной пропастью.
Пилоту, без спросу нажавшему на кнопку, сильно влетело. Впрочем, сей факт не мог ни порадовать, ни огорчить превратившегося в чуть более чем ничто мужчину.
– И снова смерть! Иммунитет не прижился.
– Да что ж такое!.. Но мы ведь не можем перепробовать все варианты!
– А придётся: я не хочу расставаться с бизнесом.
– Я тоже.
– Ну так вот. Гляди, он ещё не пришёл в себя. Давай, лей следующую!
– Лью!
Капнула наполовину серебристая, наполовину иссиня-чёрная жидкость.
Спрыгнув с высокого обрыва и чудом выжив, хоть его и ударило потом, уже в бурном потоке реки о скалы, Джонстон попытался плыть. Он изо всех оставшихся после длительной, изнуряющей погони сил боролся со своевольным, упёртым, мощным течением. Сверху и по бокам наступали, приближаясь, быстрее и быстрее, головорезы-мафиози.
Прикончили, тем временем, Джонстона не они, а пираньи. Мужчина долго и истошно кричал, пока его рвали на куски.
Акула, тоже жившая в искусственном и искусственно управляемом водоёме, подъела за мелкими собратьями что только от храбреца и сохранилось – в плане плоти, крови, хрящей, скелета. Она жрала всё подряд, и ей было наплевать: во-первых, акулы не думают образом, подобным людям, а во-вторых, её и многочисленных собратьев построили из металлических частей. Акулы-роботы, пираньи-роботы, животные-роботы, люди-роботы и многоктоещё-роботы составляли едва ли не половину населения осквернённой и изуродованной Ядерной, Третьей мировой войной планеты.
– !
– !!!
Капнула розово-охряная жидкость.
Он спасся от плотоядных динозавров (рапоторов и одного тираннозавра), но его прикончил находившийся в плохом настроении трицератопс.
Капнула то становившаяся светло-зелёной, то вновь темнеющая до болотного цвета жидкость.
Смерть от псевдо-рук и эрзац-ног восставших обезумевших роботов.
Капнула сероватая невзрачная жидкость.
Его размазало обломком гигантского астероида, "вознамерившегося" уничтожить Землю.
Капнула обычная белая жидкость.
Капнула следующая по счёту жидкость.
Капнула…
Капнула…
Капнула…
Капнула…
…
…– Это всё, что мы можем заявить по данному делу.
– Понятно. Уносите!.. Но всё-таки: как подобное могло произойти? Никто никогда не умирал от протестированных Центральной Лабораторией жидкостей, даже самых опасных. Смерть и ужас в нашем обществе не то что не живут рука об руку – научно отменены и вместе, и отдельно. Даже законодательство на вашей стороне… ну, да не мне вам рассказывать, друзья альфанцы.
– Согласны… друг землянин.
– И всё же: что случилось? Ваши версии?
Похожие – на взгляд землян – точно две капли синтетической супержидкости из их техмагазина, инопланетяне, а ныне и давно граждане Терры/Земли, синхронно развели всеми возможными, то есть имевшимися в наличии конечностями.
– Можем лишь предположить, что у него развился иммунитет, – сказал, ну, пускай будет первый.
– Или он где-то его приобрёл, – добавил второй.
– Иммунитет?! – не поверил полицейский. – К безвредным сверхжидкостям?
– Нет.
– А к чему, позвольте узнать? – В голосе пола появилось недоверие, и больше – ирония. – К безопасности?
Он почти бессознательно стал подозревать их. Но их ответ всё расставил по местам.
Альфанцы грустно усмехнулись, тоже одновременно.
– Нет. Надо полагать, здесь идёт речь об иммунитете к бессмертию.