Тая
Мы проходим через небольшой холл, где нас встречает блистательная пара. Чета – наверное, так будет точнее. По тому, как они стоят, как собственнически лежит женская холёная рука на тёмном рукаве смокинга, видно, что они не чужие друг другу. А по тому, как напрягается под моей ладонью бицепс Эдгара, я догадываюсь, что что-то пошло не совсем по плану. Что происходит?
– Господин Гинц женился, – изрекает мужчина. – Удивительно. Скорее – невероятно. Видимо, фауна всех близлежащих окрестностей вымерла.
И по тому, что мужчина не протягивает руку, я понимаю: просто не будет. А ещё я усилием воли удерживаю на месте брови, что норовят взлететь вверх. Это тот самый хрыч? Варшавин?.. Вот я дура-то.
– Добрый день, Илья. Здравствуй, Елена.
Он склоняется к капризно протянутой руке и прикасается губами к белоснежной коже этой самой Елены. Вежливый. Идеальный. Кристально холодный. Я невольно любуюсь им и его выдержкой. А затем натыкаюсь на ореховый взгляд Варшавина. Он смотрит на меня с интересом и даже какой-то пытливой жадностью.
– Позвольте представить вам мою жену – Таисию Гинц, – слышу голос Эдгара. Из-под ресниц меня рассматривает и женщина. Ярко-рыжие волосы уложены в пышный пучок. Очень белая мраморная кожа. Зелёные глаза – как две виноградины, сквозь которые проходит золотое солнце. Крупный рот нарисован очень смело яркой помадой. Ей идёт.
А ещё я понимаю: Эдгар знает её. А она знает его. И, наверное, именно из-за этой женщины хрыч, который совсем не хрыч, а мужчина приблизительно одного возраста с Эдгаром, не хочет иметь с моим мужем никаких дел.
Это очевидно. Читается на лицах. Не нужно быть ясновидящим. Надо всего лишь знать ноты, чтобы понимать, какая музыка скрывается за ними.
– Таки слухи не лгут, – улыбается Варшавин. У него хорошая улыбка. Тёплая. – У тебя прекрасная жена, Гинц. И не фальшивая к тому же. Честно говоря, удивил. Я думал, для того чтобы подобраться ко мне, ты пойдёшь на подлог. Ан нет.
Я холодею. Тёплая ладонь Эдгара успокаивающе поглаживает мои пальцы.
– Рад, что моя скромная персона удостоилась твоего пристального внимания, – они играют словами. Два огромных опасных хищника, что кружат вокруг яркого мячика. И не дай бог оказаться кому-то на их пути – разорвут, отобьют лапой, как раздражающую мелочь.
– Пойдёмте, Таисия, я покажу вам много интересного, – приглашает меня жестом, а потом касается руки эта мягко-капризная женщина. Уводит меня подальше от мужа. – Пусть мальчики разомнутся. Они давно не виделись.
Елена Варшавина тоже щебечет о чём-то пустом, и от её высокого голоса у меня начинает болеть голова. Она расспрашивает исподволь о мелочах. Спрашивает, как меня угораздило стать госпожой Гинц. Я готова. Слова легко слетают с моих губ.
Мы куда-то идём, движемся. Она меня с кем-то знакомит. Я даже не пытаюсь запоминать имена. Вопросы становятся всё коварнее. Она словно подловить меня хочет. Выискать несоответствие. Эдакая коварная тётка-следователь, а я на допросе. Но мне на самом деле легко. Я обхожу стороной бестактности. Отвечаю на мелочи.
Позже к нам присоединяется Эдгар. Берёт меня под руку. В другой руке у него бокал с шампанским.
– Спасибо, Елена, что развлекла мою жену, пока мы с Ильёй немного побеседовали.
– Не за что, Эдгар. Развлекайтесь, участвуйте в аукционе. Думаю, там будут милые вещички, которые ты захочешь подарить своей молодой жене. Может, дело как раз в этом? – гипнотизирует она своим кошачьим взглядом. Они безмолвно говорят о чём-то своём. – Но уже всё не важно. Наверное, я должна сказать тебе спасибо. За то, что бросил меня тогда. За то, что Илья подобрал меня – сломленную и никому не нужную. Я счастлива, Эдгар. Будь же счастлив и ты.
Она неспешно растворяется в толпе. Эдгар провожает её взглядом.
– Чёрт, – ругается он сквозь зубы.
– Она вроде кажется адекватной, – осторожно говорю я.
Эдгар дёргает шеей. Почти незаметно. Но я вижу.
– Вот именно, что кажется. Имя ей – раздор. А я голову ломал, почему мы тогда поругались вдрызг.
Он вздыхает. Увлекает меня в эркер.
– Всё плохо? – спрашиваю, не надеясь, что Эдгар ответит.
– Не плохо и не хорошо. Никак. Он сказал, что поговорим позже. О насущном. Возможно, у него найдётся несколько минут для дел во время бала, который устраивает его жена.
– Почему ты ничего не узнал заранее? – рвутся из меня, как снаряды, вопросы. Мне бы помолчать, наверное. Но Эдгар не спешит указывать, где моё место. И это странно сближает нас. – Ты ведь мог. Навести справки.
– Мог и наводил. Но Илья – очень закрытый человек. Во-первых, почти не живёт на родине, во-вторых, о его таинственной жене уже складывают легенды. Он никогда не появлялся с ней на людях. Сегодня – впервые. Именно поэтому ещё такой ажиотаж вокруг этого бала. Кажется, все журналюги сюда слетелись. За жареным.
Он вздыхает. Отставляет бокал шампанского на подоконник. Я вижу, как ему хочется спрятать руки в карманы и страшусь того, что услышу.
– Я решил, что ничего не буду скрывать от тебя, Тая. Как ты сказала? Не рассыпаться на фрагменты? Если ты хочешь, я в двух словах расскажу о Елене.
– Ты правда бросил её? – мне легче задавать вопросы, чем узнать всё и сразу.
– Да. Как и некоторых других. Их было не так уж и много в моей жизни, – признания даются ему с трудом. Нелегко ворошить прошлое. Особенно, если оно похоже на змеиное гнездо. – Но с Леной… было немного по-другому. Она… впечатлительная и неуравновешенная. Склонная к эпатажным выходкам и неадекватным поступкам.
– Кого-то мне это напоминает, – бормочу я, невольно касаясь щеки, где некогда красовалась царапина от руки другой его любовницы – Мирославы.
– Слава – другое, – возражает он. – Там слишком много расчёта и мало сердца. Тётка твоя в карикатуре. Та же душа в молодом теле. Калькулятор вместо сердца. А Элен… наверное, больна. Слабые нервы. Я слишком поздно понял, хоть и мы пробыли вместе недолго. Я и понятия не имел, что она нравится Илье. Точнее, я сейчас думаю, она ему всегда нравилась. Он знал её до нашей встречи.
– Для таинственной незнакомки она слишком хорошо ориентируется. И в этом зале, и среди людей, – размышляю вслух. Именно это пока не стыкуется у меня в голове.
– Естественно, – кривит губы Эдгар. – Это её среда. Дочь богатых и влиятельных родителей. Сенсация лишь, что она жена Варшавина.
– Эдгар, почему ты прячешь от всех свою молодую жену? – появляется из ниоткуда та самая змееглазая чучундра из элитного магазина. Кажется, Ада. Она тоже под руку с лысеющим мужчиной глубоко за сорок. Пивное брюшко. Пухлые щёки. Сальный взгляд. Точно такой, как его прилизанные поперёк головы волосёнки. – Или ей, бедняжке, плохо стало? Поговаривают, что она беременна.
Она жадно ощупывает мою фигуру взглядом. Улыбаюсь ей, как Монна Лиза или Сфинкс. Пусть сломает голову. А лучше – мозги. А ещё лучше – язык на три километра. Интересно, кто это поговаривает? Песочные Часики, что объявляла нас мужем и женой?
– Спасибо, Ада, что беспокоишься о здоровье моей жены, – мужчины пожимают друг другу руки, обмениваются парой фраз.
А дальше – колесо. Лица. Разговоры. Улыбки. Драгоценности. Фальшь на каждом шагу. От вспышек фотоаппаратов болят глаза. Наверное, я тоже улыбаюсь, как Барби: приклеено и неестественно. Не чувствую я здесь тепла и уюта. Но мы и не затем пришли сюда, чтобы найти что-то настоящее.
В какой-то момент нас разделяет людское море: благотворительный бал не просто мероприятие, но и время для деловых разговоров. Мужчинам не нужно блистать. У них – другие задачи. Я бы спряталась, наверное, если бы не зацепилась взглядом за знакомое лицо. Я с трудом признала её. Ульяна Грановская. Что она делает здесь? Кажется, Эльза говорила, что она журналист. Но на балу она, судя по всему, просто жена, как и я.
– Тая? – берёт она меня за локоть и выводит из толчеи. – Ты тоже потеряла своего мужа? – улыбается тепло, и я вдруг понимаю: не всё здесь чужое. Её открытость и мягкость действуют успокаивающе. Уверенная, сильная женщина. – Ну-ка, держите шампанское, – подсовывает она мне бокал. – И вот так, отойдём к стеночке.
– И ваш муж здесь для деловой встречи? – кажется, я проболталась. Закусываю губу, чтобы сдержать досаду. Но Ульяна не встаёт в боевую стойку, не настораживает слух. Кивает плавно, продолжая улыбаться, пробегаясь взглядом по залу.
– Да, конечно. Им только дай повод, – кивает она в сторону, где собрались в кружок четверо мужчин. – Мой вон тот, высокий и темноволосый.
Он выделяется. Выгодно. В нём – скрытая властность. Резкие черты лица. Немного тяжеловатый подбородок. Не красавец, но взгляды останавливает.
– Владимир Лапин. Вряд ли вам говорит о чём-то его фамилия. Вы чистая, Тая, не запачканная этим великолепным бомондом, – в голосе её – сарказм. – Поэтому не слышали эту историю. Я думала, что не переживу, когда узнала, что его нет, – тихо, будто сама с собой разговаривает Ульяна. – Когда сказали, что он погиб, стало всё безразлично. Мир отторгнул меня. А я спряталась от мира. В монастыре. Три года. Готовилась стать монахиней. Володя нашёл меня. Забрал оттуда. И тогда я решилась. С его помощью. Стала помогать людям. Думаю, вам нашептала Эльза о моём даре. Не знаю, что это. Но оно есть во мне. Всегда было. Кто-то верит, кто-то – нет. Я уверена лишь в одном: то, что я делаю – правильно. Этого достаточно. И муж поддерживает меня во всём. Он… замечательный. Точно как и Эдгар для вас.
Она смотрит на меня. Её тёмные мятежные глаза проникают слишком глубоко.
– Я это увидела в вас, когда вы приезжали к Эльзе. Я увидела это в нём, когда он пришёл к матери. Быть счастливым легко. Нужно лишь вовремя оставить сомнения. Понимаете?
Кажется, я её понимала. Но не хотела ничего говорить вслух.
– Подумайте хорошо. И не делайте поспешных шагов.
Я сжимаюсь под её пристальным взглядом. Нет, она не может знать. Или может?..
Она оставляет меня на некоторое время – кто-то окликнул её. И я успеваю улизнуть. Ищу Эдгара. Не хочу быть вдали от него.
Кажется, я пробороздила весь зал, но так и не нашла мужа. А потом отправилась в туалет – хорошенькая официантка охотно показала, куда идти. А когда вышла, прошлась коридором и заплутала. Шла, пока не услышала голоса. Это Эдгар. Хотела выйти, но притормозила.
– Сева, какого чёрта? – вычитывал мой невидимый муж своему помощнику.
– Ну, не думал же ты, что я буду сидеть в стороне? Вот, видишь, я журналист. Только их сюда пускают без пары. Остальным – ни-ни.
– Идиот. Варшавин узнает тебя хотя бы по росту и фигуре. Даже если ты три пары очков напялишь и десять кепок наденешь.
– Ой, да брось, Эд, я не первый раз на подобных мероприятиях инкогнито.
– Сева, ты пьян! – Эдгар злится. И я его понимаю.
– Слегка. Да. На голодный желудок. На халяву. Почему бы и нет? Я знаешь что подумал? Это всё из-за неё, твоей жены.
– Сева, – Эдгар слишком холоден, но Мелехова не так просто остановить.
– Все эти подозрительные аварии, перерезанные тормозные шланги, слив информации.
Я похолодела. Авария? Тормоза?.. Он ничего не говорил мне.
– Сева, пойди проспись! – у Эдгара, кажется, лопается терпение.
– А ты раскрой глаза пошире, влюблённый дурак! – огрызается Мелехов. – И подумай: как только она появилась рядом с тобой, так и закрутилась вся эта чехарда. Тьфу! – сплёвывает он в сердцах, а я по стенке скольжу от этого места. Сердце бьётся в горле.
Я выныриваю на свет. В ушах стоит Севин голос. Эдгару угрожает опасность, а я ничего не знаю. И всё началось, когда я появилась рядом. Может, он прав?
– Тая Гинц, нравится ли вам наш праздник? – не знаю, откуда появляется Варшавин, но это он. Крутой лоб. Внимательные ореховые глаза. Волосы волнами. Не по канону причёски, но живописно. Слегка длинновато, но ему идёт. Он среднего роста, но гибкий. Фигура у него отличная. Может, лишь руки чуть коротковаты да пальцы.
– Да. Всё очень… красиво.
– Помпезно, вы хотели сказать, – смеётся он открыто, показывая хорошие зубы. – Не стесняйтесь. На таких мероприятиях многое можно обозначить отличным словом «чересчур». Но для того они и создаются. Вы ничего не хотите мне сказать? – спрашивает он резко. Я моргаю – так всё меняется в одно мгновение. Вот он – хищник, что проглядывает сквозь маску цивилизованного человека.
– А должна? – осторожно спрашиваю, пытаясь понять, куда он клонит.
– Попросить, например, не хотите? Походатайствовать за мужа?
Острый взгляд препарирует меня, как лягушку. В нём больше нет ни тепла, ни радушия.
– Нет, – я смотрю прямо, и мне не страшно. – Эдгар сам прекрасно справится, без моей помощи. А я поддержу его и утешу, если всё пойдёт не так. Порадуюсь и буду гордиться, если у него всё получится.
Варшавин приподнимает бровь. Она у него изящная, по-женски красивая.
– Знаете почему? – продолжаю я, хотя, наверное, не стоит этого делать. – Потому что я ему верю и доверяю.
– Кхм, – откашливается Варшавин. – Философский факультет, говорите?
Я ничего не говорила. И вряд ли Эдгар. Судя по всему, здесь очень легко добывают информацию.
– Студентка третьего курса к вашим услугам.
– А вы мне нравитесь, Таисия Гинц. Нравитесь. Да, – говорит этот непонятный мне человек и уходит. Я смотрю ему вслед. Он умеет интриговать. Человек-магнит.
– Вот ты где, – хватает меня за руку Сева, и я чуть не вскрикиваю от неожиданности. – Спряталась или заблудилась? – обдаёт он меня винными парами. Дышит тяжело в ухо.
– Ни то ни другое, – вырываюсь из его лап и делаю шаг назад. Видимо, брезгливость на моём лице написана.
– Ой, ой, ой, Нежная Таисия. Невинный ангел во плоти, – куражится он пьяно. – У меня к тебе деловое предложение, – тяжелеет взглядом, теряя всю свою глумливость. Я молчу. Мне не интересно, что он скажет. Просто деться отсюда некуда. Не бежать же. – Когда Гинц тебя бросит, а он бросит, я знаю, рано или поздно это случится, я подберу тебя. Так уж и быть. Вытру слёзы. Обогрею. Мне не первый раз такое делать. Почти все его бабы через меня прошли.
Я задыхаюсь. Эмоции меня душат. Не задумываясь, я леплю Севе пощёчину. Тяжёлую и звонкую. Он чуть покачивается, но явной боли, наверное, не чувствует. Слишком много «анестезии» в нём.
– Ну, ты даёшь, Тая Гинц. Больно, да? Только моей болью свою не выбить, учти. И подумай, подумай над моим предложением.
Он уходит, держась за щёку. Видимо, дошло по нервным окончаниям наконец. Ругается сквозь зубы.
Всё, что я делаю потом, происходит автоматически. Спонтанно. Хотя часть мыслей давно продуманы. Ещё вчера. Но сегодня к моим личным мотивам добавляются и другие аргументы.
Прости меня, Эдгар. Прости и пойми. Если сможешь.
Эдгар
Тая пропала. Её не было в этом чёртовом зале или что-то случилось. Меня не было слишком долго. Я был неосмотрительно беспечен. А теперь не знал, что делать. Телефон её не молчал – гудки шли, и это давало надежду. Может, просто не слышит в шуме? Я на это надеялся.
В очередной раз наткнулся на Севу. С рожей у него что-то не то. Видимо, кто-то его приложил. Возможно, приставал к кому-то. С него станется. А тут скопище замужних дам. И не все готовы изменять мужьям.
– Ты Таю не видел? – спрашиваю его, оттаскивая в сторону. – И не светился бы ты так явно. Хватит пить.
– Что? Потерял принцессу свою? Или королевишну, если быть точным в терминологии. Видел, конечно. Была тут. А потом к выходу пошла. Улетела птичка, Гинц. Улетела-а-а.
Чёрт. Я отшвыриваю Севу и бегу к выходу. Мне здесь больше делать нечего. Я хочу одного: догнать или найти свою жену. Прочь из этого гадюшника!
На полпути меня ловит Варшавин.
– Гинц, ты, кажется, хотел поговорить со мной. Обсудить кое-что важное. Я готов выслушать тебя сейчас.
Я выныриваю из своих мыслей. Смотрю на вежливую маску и холодный блеск глаз Варшавина.
– Я… не могу сейчас, – выдавливаю из себя, понимая, что благополучно просрал свой шанс. Но мне сейчас не до него. Там где-то Тая. Моя одинокая девочка. И неизвестно, что ждёт её. Да, сейчас день. Да, кругом полно людей. Но не все преступления случаются ночью и в тишине.
– Или сейчас, или никогда, Гинц, – настаивает Варшавин.
Жёсткий. Раньше он не был таким. Всегда улыбчивый стеснительный Илья. Я любил его именно за это. За то, что он умел быть добрым даже там, где никто не видел выхода.
Там, где не помогали грубые методы, почему-то неплохо срабатывали Варшавинские спокойствие и улыбка. Мягкий голос и умение очаровывать. И эта его жёсткость разочаровывает меня почему-то. Перечёркивает годы нашей былой дружбы. Если люди меняются так, значит грош цена этим людям, или грош цена миру, который умеет ставить на колени в неудобную позу.
– У меня жена пропала, – говорю я ему открыто. А это значит – никогда. Прощай, Илья. Я рад, что ты дал мне шанс. И никто не виноват, что я им не воспользовался.
– До свидания, Эдгар, – останавливает он меня, вцепившись в рукав моего костюма. Хватка у него как у бульдога. Очень крепкие руки. Это я тоже помню. – Вот моя визитка. Здесь – номер телефона. Как утрясёшь свои семейные дела, звони.
И он уходит. С довольной улыбкой на лице. Гад. Вот же гад! Развёл меня как последнего дурачка. Но почему-то на душе становится легче. Оказывается, не всё потеряно ни для него, ни для меня. Мне бы только Таю найти.
В голове нехорошо бьётся пульс – отдаётся болью, до темноты в глазах. Я сажусь в машину. Костик смотрит на меня с удивлением. Не ожидал.
– Гони домой! – командую я и откидываюсь на сиденье. Вначале домой. Если она просто ушла, не выдержала, значит отправилась домой. К детям и собакену. Она такая ранимая и чистая. Моя любимая девочка. Если бы не дурацкое условие этого чёртового бала, я бы ни за что не потянул её туда.
Делаю ещё один звонок. Гудки идут, но Тая не отвечает. Чёрт. Почему? Что случилось? Вроде же всё было хорошо, и я не накосячил. Или что-то случилось? Кто-то наговорил гадостей? Елена?.. С неё станется. Но она не сделала этого сразу, хотя и могла. Можно сойти с ума, строя предположения.
Пока я разъедаю душу сомнениями, мой телефон негромко пиликает. Раз и ещё раз… Это шквал смс. Фокусирую взгляд. Тая Гинц – и у меня начинают дрожать руки, пока я пытаюсь открыть её сообщения.
Я люблю тебя так, что уходит земля из-под ног.
Я люблю тебя так, что теряю дыханье.
Без тебя жизни нет. А с тобой – смерти нет.
Вот и всё, что хочу я сказать на прощанье.
Нет-нет-нет! Какая смерть? Какое прощанье? В голове путаются мысли, сердце выскакивает из груди. Что она придумала? Что случилось? Что, чёрт побери, произошло, пока я отсутствовал?
– Эдгар Олегович, вам плохо? – слышу я голос Костика. Стряхиваю оцепенение.
– Всё… хорошо. Гони. Быстрее! Как только можешь!
Костика не нужно упрашивать дважды. Он гонит. Он бывший гонщик со стажем. Виртуоз. Ему плевать на правила движения, если нужно. А сейчас не то что нужно – жизненно необходимо.
Мы не едем – летим. Кажется, что шины не касаются асфальта. Дочитываю смс.
«Есть моменты, когда нужно нажать на «паузу». Выдохнуть. Отстраниться. Я выучила урок, Эдгар, и поэтому пишу. У меня всё хорошо. Со мной ничего не случилось и не случится».
Бред. Чушь. Ну что она придумала? Что домыслила? Мне бы только найти её. А потом всё наладится. У меня двоится в глазах. Головная боль усиливается. Простыл я, что ли.
Я врываюсь в квартиру как сумасшедший. Открываю все двери по очереди. Таи нет. Есть дети и испуганная Ида.
– Эдгар Олегович? Что с вами? – лепечет она, прижав руки к груди. – На вас лица нет!
– Тая дома была? – спрашиваю и морщусь: так неприятно собственный голос скребёт по слуху.
– Была. Недавно. Переоделась. Взяла Че Гевару и сказала, что погуляет с собакой.
Цепляюсь за последнюю фразу. Меня немного отпускает. Она просто решила погулять. Она так давно не гуляла с псом. Всё из-за моей подозрительности и осторожности, чёрт бы их побрал. Нужно было больше бывать дома. И хоть по утрам давать им побегать. Пообщаться на воздухе.
Выхожу, пошатываясь в коридор. В телефоне снова пиликает. И в то же время раздаётся звонок в дверь. Тая! Вернулась!
Я иду открывать. Распахиваю дверь. Темнеет в глазах.
– Тая! – выкрикиваю глухо. Но там не она. Там совсем другая женщина.
На пороге стоит моя мать – это её встревоженное лицо я вижу перед тем, как провалиться в темноту.
Я очнулся среди белых барханов. Или снегов. Холодно очень. Я умер? Это чистилище? Да нет. Просто комната. Слишком белая. Хочется прикрыть глаза.
– Очнулся? – Жора появляется из воздуха, словно фокусник. – Ну ты, брат, всех и напугал. Если бы не твоя мать, завтра бы округа наелась пирожков на твоих поминках.
– Что случилось? – я пытаюсь сесть, но Жора своей огромной лапищей прижимает меня к подушке.
– Лежи лучше. Чудо, что она оказалась рядом и поняла, в чём дело. Интоксикация. Тяжёлое отравление. Яд, Гинц. Ты как хочешь, но я сообщил в полицию. А тебе лучше вспомнить, где ты был, что делал. Что ел и пил.
– Вспоминать нечего. Мы ели дома. Утром. Все одно и то же. Завтрак готовила моя жена. Тая.
При звуках её имени снова хочется встать. Тая! Я должен её найти!
– А потом?
– А потом всё. Пару бокалов шампанского на балу.
– А твоя жена не могла?..
– Нет, – сжимаю я губы. – Не смей даже и думать!
– Ладно-ладно, – поднимает Жора вверх огромные ладони-лопаты. – Кто я такой, чтобы задавать вопросы и строить предположения? Для этого есть более компетентные органы. Есть только одно: ты отравлен, а жена твоя исчезла из дома. Пришла домой. Металась. Забрала собаку и свалила.
– Жора, ещё одно слово – и ты мне не друг. Я понятно говорю?
Жора смотрит на меня пытливо. Вздыхает. Разводит руками.
– Понятно. Там мать к тебе рвётся. Пустить?
– Пусти, – отворачиваю голову, чтобы не видеть его лица. Не могу. Мне противно. Хотя, наверное, я его понимаю. Возможно, я бы сам так думал, будь на моём месте кто-то другой. Да тот же Жора, к примеру.
Мать не входит – влетает, как неспокойный ветер. Заглядывает мне в лицо. В её – ни кровинки, как говорят. Бледная. Глаза тревожные. Губы искусаны в кровь. Волосы неспокойным облаком колышутся при каждом её движении.
– Эдгар, сынок! – хватает она меня за руки. Жора выходит и прикрывает за собой дверь.
– Где мой телефон? – спрашиваю. – Пожалуйста, найди и принеси.
– Здесь, здесь, – суетливо дёргается она и шарит по карманам. – Я… звонила с него. Нашла там телефон Жорика.
Ну, да. Эскулап – так он значится в моих контактах. Чудо, что мать догадалась и сообразила. Впрочем, она никогда не была дурой. Как она говорила? Кое-что мне досталось от неё. И это правда.
Я беру телефон в руки и открываю смс.
«Я ухожу, чтобы дать тебе подумать. Не убегаю, нет. Я не улизнула, трусливо поджав хвост. Я хочу развязать тебе руки. Не плодить подозрения, а лишить беспокойства.
Помнишь, я просила тебя отпустить? Ты отпустил. Не понял лишь, что я планирую побыть в одиночестве. Не потому что хочу избавиться. А потому что люблю тебя так, что не могу ничего поделать с собой. Без меня тебе будет проще справиться со своими проблемами.
Хочу дать нам шанс забыть прошлое и дать зелёный свет будущему. Это первая причина, почему я ушла.
Я ухожу, потому что слышала твой разговор с Севой. Ты ничего не рассказывал. Боялся, наверное, тревожить меня. Я понимаю. Он говорил, что беды у тебя начались, когда появилась я. Это вторая причина моего ухода. Если это из-за меня, то всё прекратится. И я буду счастлива, зная, что ты в безопасности.
Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив, Эдгар. Отдам душу. Вырву сердце. Стану травой. Лишь бы знать, что ты есть. Живёшь. Дышишь. Сердишься, наверное, на меня. И какое счастье, что я наконец-то могу сказать самые важные, самые главные слова: я люблю тебя».
Я без сил откидываюсь на подушку. Мать гладит меня по руке.
Тая любит меня. Глупая моя девочка решила, что своим уходом спасёт меня от беды. Убью этого гада Севу, хоть он мне и друг.
Меня охватывает не усталость или опустошение, а решимость. Она любит меня – это главное. Остальное как-нибудь переживём. Построим замок заново. Не из песка, а из прочного кирпича. Вместе вырастим сад и родим детей. Научимся смотреть друг другу в глаза и говорить о любви.
Я так многого не успел. И хочу всё наверстать. Ты не отвертишься от меня, Тая Гинц! Я буду любить тебя так, что ты запросишь пощады! Я подарю тебе ребёнка, кота, попугая, крыло от «Боинга», звезду с неба и буду тихо радоваться, глядя на твоё восторженное лицо.
Я найду тебя, Тая Гинц! Даже если для этого мне придётся перевернуть весь земной шар или космос. Я найду тебя и завоюю снова. И ты сдашься мне с радостью. И тогда я заключу тебя в свои объятья. Прижму к сердцу. Подарю поцелуй и всего себя в придачу. Полностью и без остатка. Потому что я не картина из пазлов, а цельное полотно. Может, не идеальное – с ошибками и недостатками. С плохими чертами и нелёгким характером. Но зато – только твоё. Индивидуальное. Как раз по плечу. Тебе и никому другому.
– Что ты будешь делать, сынок? – спрашивает мама, продолжая гладить мою руку. Её движения не раздражают, а успокаивают.
– Искать Таю Гинц, – отвечаю я. – Мою жену. Потому что люблю её больше жизни.
В глазах матери – слёзы. В глазах матери – понимание. Она сжимает мою руку, а затем ложится со мной рядом. На самый краешек. Да ей и немного надо – крохотная птичка. Бабочка в янтаре. Вечная девочка, что вынесла на своих плечах слишком большой груз.
– Я рада, что она появилась в твоей жизни. Думала, ты никогда не отойдёшь. Так и останешься наглухо замурованным. Ей удалось пробиться. Согреть твоё сердце. Вдохнуть новые чувства. Ты всё правильно делаешь. Ты молодец.
Я колеблюсь недолго. Сжимаю её худенькие плечи и прижимаю к себе. Слышу, как она дышит и вздыхает судорожно, глотая слёзы.
– Я найду её, обещаю, – даю то ли клятву, то ли священное слово.
– И подаришь мне внуков, – мечтает моя мать.
– И построю дом. И выращу дерево, – улыбаюсь, целуя её в пушистое облако волос.
На свете не так уж много настоящих ценностей. Мы знаем их наперечёт. Но вечно куда-то спешим, мечемся, ищем что-то неважное и теряем главное. Нужно вовремя остановиться. Отбросить хлам. Прислушаться к себе и выбрать сердцем то, что не купишь за деньги. Не выиграешь в лотерею. То, без чего жизнь становится пустой и скучной, теряет акценты и штрихи, вкус и цвет. Всё самое важное – рядом. Нужно только не пройти мимо. Не промахнуться. Не перескочить на другую сторону улицы.
Нужно взять в руки дирижёрскую палочку. Прислушаться к ветру. Пустить в душу шёпот деревьев и людей – нужных и важных, родных и близких, самых любимых.
Это твой оркестр. Твоё настроение. Твоя жизнь. Так сыграй же такую музыку, напиши такую мелодию, чтобы пело сердце, плакала от счастья душа, ликовало тело, радовался разум.
И тогда твой оркестр не подведёт. Не разбежится. Не сфальшивит, а подарит миру пусть крохотную, но понятную только тебе и им песню, в которой слова сочиняет Любовь. Потому что только ей под силу создать гармонию и подарить вдохновение. Поднять дух и щедро плеснуть в бокал жизни новых красок, нового воздуха, новых сил, чтобы идти дальше, подниматься выше, достигать пика и плавно спускаться вниз. И тогда чаша жизни не иссякает, я знаю это точно.
Конец первой книги. Второй том – «Та, что меня спасла»