Эдгар
Я всегда встаю рано. Привычка. Сколько бы я ни спал. Поваляться позволяю себе очень редко. Даже теперь, когда в моей жизни появилась Тая. Излишняя строгость к себе – я знаю. Я мог бы подольше быть с ней. Нежиться и дарить поцелуи.
Я дарю ей экстаз по утрам. Люблю ласкать её сонную, когда она на грани сна и яви. Когда она податлива и мягка, послушна и отвечает неосознанно. Не отталкивает, а прижимается. Мурлычет что-то, выгибаясь, раскрываясь для меня. Это не всегда половой акт, но оргазм для неё – обязательно.
В такие моменты мне кажется, что она моя навеки. Любит меня. Ждёт. Любит… Я бы хотел этого. Всем сердцем. Не хочу, чтобы она была со мной по обязательству. Но не могу сказать об этом. Сложно. Безумно сложно разобраться в том, что невольно давит нам на плечи.
То, что она не просто проходящая величина в моей жизни, я уже и смирился, и принял. И даже рад, наверное. Собака, дети и даже чёртов Леон, что, чем дальше, тем с большим восторгом смотрит на мою жену.
Я отторгаю его. Не приемлю только из-за этого. Всего лишь. Я пытаюсь думать, что он восхищается ею как человеком. Есть за что дарить ей и восторг, и восхищение, и уважение, чёрт побери. Но желательно, чтобы это был не Леон. И никто из находящихся рядом. Может, я был бы спокоен обожанием со стороны. За несколько километров от Таи.
Не помню, чтобы я ревновал кого-то из бывших пассий. Но никто из них не был моей женой. Разве что… да. Но лучше об этом не вспоминать. Я был молод и горяч. И дурак к тому же.
У меня ритуал: душ, а потом я возвращаюсь к сонной Тае, чтобы доставить ей удовольствие. Сегодня кое-кто сломал мои планы. В туалете кого-то выворачивает. Я рывком открываю дверь и вламываюсь. Я думал, там кто-то из детей. И сразу дурные мысли: отравились, заболели.
Но на меня смотрит испуганным зверьком бледная Синица. Так. Приехали.
– И давно это с тобой? – указываю глазами на унитаз.
Она идёт красными пятнами. Ей мучительно стыдно, что я застал её вот в такой позе – на коленях перед фарфоровой вазой.
– Нет. Кажется, я что-то не то съела, – бормочет она потрясённо, но голос у неё слабый, и сомнения слишком явственны.
Съела. Видимо, переела Севы, судя по всему. Наверное, на моём лице написан скепсис – не сумел с утра покер-фейс натянуть.
– Нет-нет-нет! – частит она, – это не то, что ты подумал! Я не могу быть беременна!
Как же. Не может. Трахалась, как сумасшедшая, а теперь «не может быть».
– Ни один контрацептив не даёт стопроцентной гарантии, – произношу я заезженную фразу и снова вспоминаю Таины пилюли. Я считаю их как чёртов маньяк. Каждый день. Тая ответственна и точна, как Биг Бэн. Я вдруг осознаю, что меня подбешивает: почему именно Синице выпал этот хренов процент? Ни ей, ни Севе не нужен ребёнок.
Лина мне не отвечает. У неё другие заботы: её опять тошнит.
– Тае не говори, ладно? – просит она меня после того, как вывернула почти пустой желудок: ей нечем рвать. Её банально тошнит. – Я всё же съела что-то не то.
– Самообманом не занимайся, – советую я, делая шаг назад. – Тест купи. И всё встанет на свои места. Съела ты что-то или нет.
У Синицы такой вид, что мне становится её жалко. Давлю в себе чувство. Вот только этого мне не хватало.
– Не говори Тае, – просит она снова, смахивая слезу с щеки. Чёрт.
– Хорошо.
Какое мне, собственно, дело до её проблем? Но первое, что я делаю, как только добираюсь до офиса, звоню Севе. За него она не просила. И пока не очухалась, мне нужно поставить точки над «Ё».
– Гинц, да ты с ума сошёл, – Сева пытается ржать, но что-то у него плохо получается. – Сколько мы с ней были-то? Две недели?
– Чтобы зачать ребёнка нескольких секунд достаточно, – возражаю холодно. Так холодно, как только могу.
– Если она беременна, то не от меня. Поверь, – теперь в его голосе прорываются холод, и… горечь? – Это не телефонный разговор. Но держи меня в курсе. Думаю, скоро всё выяснится. Мне жаль. Хорошая девочка Лина, но своего ублюдка она на меня не повесит.
Я с ним не спорю. Мне достаточно и своих проблем. Не помню, попрощался ли я, когда нажал на «отбой». Медленно считаю до десяти, а затем зачем-то до ста.
Если Синица беременна, то Тая её не бросит. Прикидываю, что можно будет сделать. Интуиция шепчет, что, судя по всему, ребёнку быть. Без понятия, откуда подобная уверенность: я почти не знаю девушку, что была нашей свидетельницей на свадьбе. И что я чувствую – тоже не понять.
У меня в голове огненным столбом стоит мать. Я снова звоню частному детективу. Она как в воду канула. Телефон молчит. Почему я не поговорил с нею сразу? Что-то мне уже не верится в дурацкую историю с замужеством. Зачем ей прятаться? Есть лишь одна версия: она скрылась не от меня, а вообще. От всех. И это исчезновение тревожит.
Неосознанно я кручу в руках телефон. Тая Гинц – так записана в контактах моя жена. Мне нравится, что у неё – моя фамилия. Тая Гинц – хочется повторять бесконечно. И я звоню, чтобы услышать её голос. К чёрту всё. Мне это сейчас необходимо.
– Эдгар? – беспокойство. Тревога. – Что-то случилось?
Я представляю, как она закусывает губу и сводит брови. Представляю её синие глаза. И боюсь признаться, что звоню просто так. Суровый Гинц не может сказать своей жене, что захотел поболтать. Или может?..
– Привет. Предлагаю сегодня удрать от всех. От собакена и детей. От охранников и водителей. Ты и я.
Деловое предложение. Это звучит как-то лучше, чем «я соскучился».
– Поедем на такси? – слышу её смешок.
– Я что-нибудь придумаю.
– Не уверена, что у нас получится, – сомнение, лёгкий вздох. – Как-то я опасаюсь оставить малышню на Линку.
– Мы усилим позиции Леоном и Идой, – склоняю её к капитуляции.
Мучительная пауза. Раздумья.
– Надо попробовать. Попытаюсь договориться. Марк и Настя вообще-то обрадуются. Я их наказала, – признаётся Тая нехотя.
Моя строгая суровая жена. Наказала? Не верю.
– Что они натворили и насколько ты была непреклонной?
– Подрались с твоими королевскими шутами.
Я не сразу понимаю, что речь идёт о безопасниках. У меня брови лезут на лоб.
– Подрались? С Веней и Андреем? С этого момента поподробнее.
– Веня шлёпнул Настю. Марк его укусил. В общем, всё сложно.
– Я ему руки выдерну! – пелена ярости накрывает меня мгновенно. – Кто дал ему право трогать ребёнка?
– Эдгар, – вздыхает Тая. – Они играли. Причём Настя сама прилипла к Вене. Ну, знаешь, когда кладут руки на ладони, а потом пытаются шлёпнуть? Она учила Веню. Господи, там такая реакция, к тому же такие руки… Да там не столько больно было, как обидно. А Марк, не разобравшись, прыгнул и укусил. Удивительные дети. Друг за друга горой. Что-нибудь узнал о маме?
Она волнуется. Я рычу, когда она заводит разговоры о матери. Не могу ни принять, ни понять. А ещё больше злюсь, понимая, на что Тая намекает.
– Нет, всё без изменений, – отвечаю слишком холодно, чтобы она больше ни о чём не спрашивала.
– Ладно. Я тебе перезвоню, как утрясу вопрос с няньками на вечер?
– Перезвони.
Ещё один повод услышать её голос. Пусть сама разбирается. Я мог бы решить вопрос за пять минут. Не с Идой, так с армией других квалифицированных нянек. Но пусть. Ей нравится решать домашние задачки. Не буду лишать её удовольствия.
Она отключается, а я какое-то время сижу, закрыв глаза. Снова набираю детектива.
– Если вы не можете найти её среди живых, поищите среди мёртвых, – даю зелёный свет для дальнейших поисков. Я никак не мог на это решиться. Наверное, пора.
Тая
Линка неожиданно быстро согласилась. Леон хмурил брови, слушал меня невнимательно. Он в последнее время странный и стал меньше пропадать из дома, но из комнаты своей выходит только по необходимости и когда я зову его к столу. Что у него в голове – понять невозможно. А на контакт Леон идёт очень неохотно. Мы почти не разговариваем, но я иногда ловлю его взгляд, когда он всё же выныривает на свет из своей комнаты.
Он будто изучает меня или решает сложнейшую задачу. Я почти никогда не вижу его улыбки. И если бы Леон не улыбался мне в тот день, когда они с детьми появились в этом доме, то подумала бы, что не умеет.
– Да-да, конечно, ты не переживай. Они будут послушными и ничего не натворят.
Он знает о сегодняшнем инциденте. У Вени раздулся нос. Он смешной такой сейчас. Линка обработала ранки и дула, как малышу.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – слышу я её бархатный смех, – а тебе нос покусали – боевое ранение при исполнении служебных обязанностей.
Линку не поймёшь. Заигрывает она с Веней, что ли? Но парня явно от Синицы ведёт. Что это? Попытка спрятать боль или всё же легкомысленность? Я пока не спрашиваю. Мне не до этого.
Ида тоже пообещала приглядеть за всеми сразу.
– Вы не переживайте. У меня опыт, – улыбается она тепло. – Я не только убрать, приготовить умею. Когда-то нянечкой подрабатывала. Так что опыт у меня, не волнуйтесь, Тая.
Но я и волновалась, и переживала. Платье выбирала тщательно – перерыла весь гардероб. Мне так не хватало советов Эдгара. Я привыкла полагаться на его вкус. Но звонить и спрашивать не стала. Надо пробовать самостоятельно. Всю жизнь за его спиной не просидишь.
Когда выбор сделан и образ продуман, я звоню ему, как и обещала.
– Были нешуточные бои? – спрашивает он с затаённой усмешкой. – Я думал, ты забыла обо мне.
– Я никогда не забываю о тебе, Эдгар. Все согласились нас подстраховать. Марк и Настя получили амнистию. Ещё раз извинились перед Веней. Синица ему укушенный нос и руку обработала собственноручно. А я выбирала платье на вечер, – докладываю подробности и прикрываю глаза: ну что за чушь я несу? Ему, наверное, неинтересны все эти мелочи и подробности. Хочется быть для него мудрее и опытнее, но не получается.
– Я подъеду в семь, – ни о чём не спрашивает и не уточняет он, а я расстраиваюсь и снова ругаю себя за пустую болтовню. – Ты молодец, я тобой горжусь, – добавляет Эдгар после паузы, словно уловив моё огорчение, и отключается.
Он похвалил меня. Искренне ли? Сомнения разъедают душу, но я не хочу и не буду сейчас анализировать и сопоставлять. Я выбираю лучший вариант. Иногда полезно обманываться.
Все видят меня принарядившейся и взволнованной. Даже в большой квартире не скрыться от внимательных глаз. Это потому, что я не могу усидеть на месте.
– Ты же вернёшься? – спрашивает меня Настя, и в голосе её столько тревоги, что я прижимаю девочку к себе.
– Конечно, вернусь. Я никуда не собираюсь сбегать.
Они смотрят с Марком так пристально, что становится не по себе. Может, они думают о матери, что сбыла их с рук, как залежавшийся товар?..
– Красивая, – вздыхает Настя и трогает моё платье. – Когда я вырасту, ты мне купишь такое же? И туфельки?
Настоящая женщина. Кокетка. Она любит наряды и банты. Любит, когда я делаю причёски, хоть с её волосами трудно управиться – торчат во все стороны пушистым облаком.
– У тебя и так куча нарядов, не наглей! – дёргает Настю Марк. Маленький суровый хозяин. Он тоже редко улыбается. Может, потому что чересчур ответственный. За двоих. Леон, наверное, не так близок им в силу разницы в возрасте. Но со мной они нормально общаются, а с братом – не очень. Я вижу только дуэт, но никак не трио, словно Леон им не родной.
Странные мысли бродят у меня в голове. Я одёргиваю себя и пропускаю момент, когда Эдгар появляется на пороге.
Он переоделся. У него другой костюм и рубашка. Не те, что он надевал с утра. И где-то внутри меня ворочаются неудобные вопросы. Почему он переоделся? Что с той одеждой, что была на нём?
– Тая, – делает он шаг ко мне. Прикасается пальцами к моему лицу. Смотрит мне в глаза. Что в его взгляде? Не прочитать. Веки полуопущены. Где-то там – мои любимые снега – помесь голубого и серого, блеск холодных кристалликов, свет вечернего неба.
Он принимал душ – от него пахнет прохладным гелем и чистотой. А ещё – парфюмом. Ненавязчивым и снова с холодными нотами. Это он, мой ледяной рыцарь, несгибаемый Эдгар Гинц. Я узнаю его среди тысяч, в толпе, с закрытыми глазами. На ощупь, наверное, тоже.
Почему он принимал душ? Зачем сменил одежду? В груди рвёт когтями неизвестный зверь. Я ревную? Я ревнивая жена?.. Не хочу думать о плохом, но подлые мыслишки чёрными вьюнами лезут в голову и нашёптывают всякие мерзости. Хочется взять его за плечи, встряхнуть, забросать вопросами, но я молчу. Стою неподвижно, пока он вглядывается в меня.
– Ты прекрасна, – выдыхает он. И, наверное, его слышат все. Марк и Настя, что застыли, открыв рот. Застывший в конце коридора Леон. Выглянувшая из комнаты Ида. Промелькнувшая на заднем плане Синица.
Это так… интимно, предназначено только мне. И я не хочу ни с кем делиться откровением. Но я горжусь, что вольно или невольно вырвала из его груди подобное признание.
– Тебе нравится? Я старалась, – опускаю глаза и украдкой провожу ладонью по гладкой обтягивающей ткани. На мне – фиалковое платье с лиловыми вставками. Очень откровенное в своём перчаточном облегании. Подчёркивает каждый изгиб тела. Я его выбрала сама, когда мы с Синицей бегали в поисках свадебного платья. Попалось под руку. И Эдгар его не видел. Может быть, поэтому я его сегодня надела. Одобрит ли? Кажется, да.
– Очень, – даёт он оценку, что приятно греет сердце. – Пойдём.
Я вкладываю руку в его ладонь. Он словно приглашает меня на танец – самый торжественный и важный.
Ухожу не оборачиваясь. Мне сейчас никого не хочется видеть. Только его.
Нас ждёт серебристое авто. Обтекаемое чудовище, похожее на ртутную гигантскую каплю. Мне нравится, хоть я ничего и не смыслю в машинах.
– Ты повезёшь меня в «Тарантеллу»? – спрашиваю, как только усаживаюсь рядом с ним на пассажирское кресло.
– Нет, – заводит он мотор. И столько решимости в его «нет», что я невольно смеюсь. – Хочу побыть с тобой наедине. Только ты и я. Никаких знакомых и детей.
Я мягко кладу руку на рукав его идеального пиджака.
– Прости, что втянула тебя во всё это. Ты не обязан был… Но я так счастлива, что они с нами.
Мне трудно говорить. Но хоть так.
– Тая, – он бросает на меня взгляд, – я сам, ещё раз говорю: сам принял решение. Это не упрёк. Я лишь хочу немного побыть с тобой. Без лишних глаз. Поговорить. Расслабиться. И ты заодно отдохнёшь.
Я киваю. Почему-то вместо того, чтобы расслабиться, я чувствую напряжение. Паника. Поговорить. О, господи…Лихорадочно перебираю умные темы и никак не могу сосредоточиться.
Кажется, он не замечает моего состояния. Мы приезжаем в какой-то ресторанчик. Наверное, очень дорогой. Он похож на избушку – деревянную, добротную, сказочную. Нам накрывают на веранде с видом на природу. Рядом шумит река, колышутся деревья. Воздух свежий и чистый. Оглядываюсь по сторонам.
– Здесь больше никого не будет, – шепчет он мне на ухо, и мурашки бегут по телу от его губ, что близко-близко, от его дыхания, что шевелит волосы.
Мы усаживаемся за столик. Нам накрывают, что-то несут. Я вижу только бутылку вина – тёмного, почти чёрного, но когда разливают его по бокалам, оно светится рубиново. Пробую осторожно. Вкусно. Аромат сумасшедший. А внутри словно огненный шар прокатывается.
– В последнее время я часто вспоминаю прошлое. Наверное, из-за случившегося.
Он не называет причину своим именем. Но я знаю, о чём он. Молчу, давая ему высказаться.
– В молодости так легко наделать ошибок. Может, всё было бы по-другому, если бы я не ушёл из дома. И отец не умер бы. Не знаю. Она права: я их бросил, не они меня. Это был мой выбор. Я так до сих пор и не знаю, о чём они спорили. Почему расстались.
Он ерошит волосы, они падают ему на глаза, но Эдгар не поправляет упавшие пряди. Беру его ладонь в свою. Глажу по кисти и пальцам, успокаивая. Он притягивает мою руку и утыкается в неё лицом.
– Сегодня я дал распоряжение детективам, что ищут её, проверить морги. Не знаю, что буду делать, если… опоздал.
Я никогда не видела его таким беспомощным и… отчаявшимся, наверное. Это не тот человек, что отдаёт команды и требует. Принимает решения и хладнокровно способен выдержать любой удар. Как оказалось, и у сильных есть вот такие моменты.
Простит ли он меня, что я стала свидетелем его отчаяния? Сможет ли забыть? Но сейчас я утешаю его, как могу. Глажу по лицу. Шепчу какие-то слова. И всё становится простым. Мы словно сравниваемся. На меня не давит его взрослость, а Эдгара утешает моя нежность.
– Мы её обязательно найдём, Эдгар, – обещаю, вспоминая о таинственном номере – единственной ниточке, что даёт надежду. Но я не хочу говорить ему о ней. Лучше я сама. Вдруг и там тишина, чтобы он не расстраивался ещё больше. – С ней ничего не могло случиться.
– Я уже не верю в нового мужика в её жизни, – признаётся он. – Что-то не то, понимаешь?
Я уже давно думаю так, но киваю, соглашаясь.
Он замирает. Встряхивает головой. Снова ерошит волосы, расстегивает пиджак, вытягивает длинные ноги, пригубливает вино. Долго молчит, а затем произносит тихо-тихо:
– Поцелуй меня, Тая. Притворись, что любишь. Поцелуй так, чтобы я поверил. Не надо слов, пожалуйста. Только чувства. Я пойму. Мне сегодня очень нужно, чтобы… ты понимаешь?..
Я понимала. Смотрю на него с грустью. Мне так больно, словно кто-то взял и загнал осиновый кол в моё сердце. Без слов так без слов. Мой суровый слепой Гинц. Ему не нужна моя любовь. Только немного жалости. На время, чтобы прийти в себя. Простит ли он когда-нибудь молчаливого свидетеля, что был рядом, когда у него всё болело и рвалось наружу?.. Я снова и снова задаю себе этот вопрос.
А затем я его целую, вкладывая в поцелуй всё, что я к нему чувствую. Целую так, словно это последний день на земле и другого не будет. Целую так, чтобы его проняло. Может, он всё же услышит, поймёт, догадается?..
– Тая, Таечка, – шепчет он, не открывая глаз. Прикасается ладонями к моему лицу. Целует сам. В губы, в глаза. Покрывает горячечными поцелуями каждый сантиметр моей кожи, а затем снова возвращается к губам.
Мы так и не притронулись к еде. Нам было не до того. Мы лечили друг друга поцелуями и утешались. Самообманывались и успокаивались.
Какая разница, зачем я ему нужна? Мне безразлично. Я отдам ему всю душу, всю кровь – пусть только попросит или намекнёт. Не раздумывая, безоглядно. Потому что сильней любить, чем сейчас, невозможно.
Тая
На том конце телефона отвечают так быстро, что я не успеваю сообразить: а был ли хоть один гудок?
– Я слушаю.
Сердце из груди у меня как не выскочит. Захлёбываюсь воздухом и не могу произнести ни слова. Женский голос. Мягкий, но звонкий, как у подростка. Снова вспоминаю, что не знаю её имени. Как обратиться и что сказать?
– Я слушаю, алло! Эдгар? Не молчи, пожалуйста!
– Это не Эдгар, – выдавливаю из себя наконец. – Не бросайте трубку, пожалуйста. Я… его жена.
– Жена?.. – кажется, она растеряна. – Мой мальчик женился?..
Дважды, – хочется сказать, но зачем?
– Ты не Виктория, – уверенно говорит далёкая женщина. Она слегка задыхается, словно бежит или очень волнуется.
Какая ещё Виктория?.. Я совсем потерялась. Наверное, всё же не нужно было звонить.
– Меня зовут Тая, – пытаюсь я вырулить. – Простите, не знаю вашего имени.
– А кому ты звонишь – знаешь? – прорывается горечь и какая-то усталая обречённость.
– Вы мама Эдгара, – мне сейчас важно хоть какую-то ниточку сплести, чтобы завязался разговор. Или чтобы женщина не отключилась внезапно. – А я его вторая жена. Не Виктория. Я бы очень хотела поговорить с вами.
– А сейчас ты что делаешь? – интересуется она холодно, и я ёжусь, узнавая знакомые интонации. Видимо, в моём муже не так уж и мало от матери. Как бы он ни утверждал, что унаследовал всё от отца.
– Встретиться. Есть вещи, которые не скажешь по телефону.
Она молчит мучительно долго, будто думает, достойна ли я разговоров и встреч, но мне всё равно. Сейчас важно одно: она жива.
– Откуда у тебя этот номер телефона?
– Сева… Всеволод Мелехов дал моему мужу, а он… в общем, я подобрала. Эдгар ищет вас. И беспокоится.
Она снова молчит. Я слышу в динамике её дыхание и какие-то шорохи. Где она? Что с ней?..
– Не говори ему, что звонила. И номер не давай, – просит она. – Надеюсь, детей он не выкинул, как этот телефон.
– Нет-нет, что вы. Они с нами. С ними всё хорошо, – спешу я её уверить.
– С вами?.. – она снова молчит, кашляет, судорожно втягивая воздух. Мне становится нехорошо: звуки какие-то неестественные, словно она мучается от удушья. Она больна? Умирает? Что с ней? – Он не сплавил их в дорогие закрытые пансионы или школы? – в слабом голосе – издёвка.
– Какие школы?.. Лето же, – теряюсь я окончательно и уже не пытаюсь понять странную женщину, что задыхается на том конце эфира. – Если вы так плохо думали о нём, то почему отдали детей? Чем пансионы лучше интерната или детского дома?
– Тем, что там кормят хорошо и приглядывают лучше. К тому же, деньги творят чудеса. Я уверена, что он не оставит их без куска хлеба и крыши над головой.
Какой холодный меркантильный подход. И проговаривает она слова спокойно. Не спрашивает о малышах, не интересуется, как дела у Леона.
– Чего же ты хочешь, девушка Тая? Посмотреть бесстыжей матери в глаза? Упрекнуть? Плюнуть? Высказать, какая я дрянь?
– Если бы только это, я могла бы и по телефону… Я не могу вас заставить. И любить Эдгара тоже… и Марка с Настенькой. И Леона.
– Что ты знаешь обо мне? – и снова та же горечь. И голос звенит, как изломанная стрела, что никогда не попадёт в цель.
– Может, потому и звоню, чтобы узнать? – это последний аргумент, с которым я пытаюсь пробить непонятную мне женщину с очень большими тайнами.
Она снова молчит. Я начинаю считать про себя: один, два, три… десять… пятнадцать…
– Я не в городе, – отзывается она наконец-то, когда я дохожу до двадцати одного. – Ты бы смогла улизнуть незаметно?
– Я попробую, – ломаю голову, как отделаться от своего плотного эскорта.
– Не говори ничего Эдгару, – настаивает она. – Обещай!
– Обещаю, – прислушиваюсь к гулко бьющемуся сердцу. Это же не предательство? Я лишь встречусь с его матерью. А потом расскажу ему.
Она называет день, место и время. Я даже приблизительно не знаю, где это, но, благо, сейчас есть Интернет, и можно выяснить, как добраться. На худой конец, найму такси.
Выдыхаю с облегчением. Разговор вымотал меня до предела.
– Тая? – называет она меня по имени, когда я собираюсь отключаться. – Меня зовут Эльза.
И всё. Тишина. Я понимаю, что её больше нет в разговоре, но телефон от уха отнимаю не сразу. Ноги меня не держат. Что я натворила? Имею ли я право молчать? Но и сказать сейчас, когда она просила не рассказывать, воспринимаю как предательство. Нет. Вначале встречусь, поговорю, не буду давать больше опрометчивых обещаний, а уж потом всё расскажу. Покаюсь. Эдгар поймёт и простит. Наверное.
Эльза… у неё экзотическое имя, как и у детей. Только Настенька затесалась, как робкий воробышек среди павлинов. Мне становится смешно от сравнения, что пришло в голову.
Прочь неуверенность. Хватит себя поедать. Я тянусь к планшету, чтобы узнать, куда занесло Эдгарову мать, но мои планы нарушает Синица.
– Пошли, погуляем?
Вид у неё какой-то пришибленный. А сама она бледная. Наверное, страдает по Севе. Я даже спрашивать боюсь: последние два дня она не в себе. Думает о чём-то. Ей очень тяжело сосредоточиться на занятиях. Только усилием воли удаётся мне выдернуть её из тяжёлых дум и заставить запоминать.
Я скучаю по занятиям с Эдгаром. В последнее время он возвращается слишком поздно. Ему не до меня с моими конспектами да книжками. Так что Линка – идеальный партнёр для зубрёжки.
Я снова вспоминаю другую одежду и запах геля для душа. Гоню мысли прочь. Лучше бы спросить и успокоиться, даже если он солжёт, но я, как всегда, не смею. Что он подумает? А если разозлится? Но вот этот момент не даёт мне покоя.
– Пойдём, – вздыхаю, понимая, что нужно Синицу вывести на улицу. Ей необходимо глотнуть свежего воздуха. Заодно и малышню с собой возьмём.
Вене и Андрею нелегко. Нас слишком много. Че Гевару дети потянули за собой. А пёс только и рад: лишняя прогулка никогда не бывает лишней. Собака большая, ей нужен простор и хороший выгул. Че обожает Марка и Настю. У них взаимная любовь и гармония.
Пока Марк носится с собакеном, а Настя сидит на лавочке и, болтая ногами, пускает мыльные пузыри, Линка заламывает руки и переминается с ноги на ногу.
– Говори уже, – подстёгиваю я её. Два года дружбы – это не просто так. За это время поведение подруг – как на ладони.
– Я беременна, Тай, – выпаливает Синица на одном дыхании, видимо, боясь, что если будет думать, в следующий раз духу ей признаться не хватит.
На какое-то время я замираю.
– Это точно? – смотрю в её лицо пристально. Линка не в отчаянии, конечно, но где-то около того.
– Точнее не бывает, – горько кривит она рот. – Я сегодня тест сделала. Три раза. Чтоб наверняка.
– Как же тебя угораздило-то? – более дурацкого вопроса не придумаешь, но, наверное, я в шоке – другое в голову не лезет. – Это от Севы?
– Ага. Без вариантов, – уныло тянет она. – У меня-то мужчин было не то, чтобы пачками. Я, правда, немного приукрашивала. Опытной хотелось казаться. Перед вами, салагами зелёными.
– Лин, ты как маленькая, – вздыхаю я. – Мы тебя и так любим с Олей. Хоть ты опытная, хоть нет.
– В общем, их всего двое было. И тот, последний, задолго до Севы отставку получил. Наверное, полгода прошло. А всё остальное – флирт, ля-ля, тополя. Ты ж меня знаешь: глазки построю, попкой покручу, а они как кобели вокруг вьются. Перед Севкой не устояла. Понравился очень. Эх, думаю, была не была! Такая харизма, такой напор! М-м-м-м…
– А предохраняться не пробовала? Или мозги набекрень – и гори всё синим пламенем?
Линка смотрит на меня печально. Вздыхает. Крутит кончики волос в руках. Страдальчески закатывает глаза.
– Он уверял меня, что у него детей быть не может. Что он бесплодный.
– И ты поверила?
– Ага.
Синица смотрит себе под ноги, словно золотой уронила.
– Ну, и что делать будем? – спрашиваю для проверки на вшивость.
– Рожать, – интонация у неё такая, словно кто-то умер. Трагическая нота. Траурная вязь. – Я аборт делать не собираюсь. А Сева пусть как хочет. Он небось посмеётся надо мной. Бесплодный. Как же. Предохраняться не хотел – вот и выдумал сказку. А я уши развесила. Думаю, ну, ладно.
– Доверчивая ты моя, – хочется то ли стукнуть её, то ли обнять.
– Меня легко обмануть, – копирует она интонацию вороны из мультика. – Я даже говорить ему не хочу, веришь?
– Верю, Лин, почему же не верить, – невольно примеряю ситуацию на себя.
А если пилюли дадут сбой? Поверит ли он мне? Захочет ли выслушать? Или разозлится и потянет на аборт?.. Он же не хочет детей. А я… всё так запуталось, переплелось. И вчерашний вечер… И эти его слова: «притворись, что любишь». Лучше не думать об этом, а плыть по течению. Куда-то да вынесет.
– Ладно, не дрейфь, – подбадриваю я её. – В беде не бросим и малыша вырастим.
– Да пока-то и ничего. Сессию сдам. Работать буду. Только надо место новое поискать. Гена потерпит, пока живот не начнёт появляться – и в шею. Ему пузатые официантки не нужны. Не для того он нас, красивых, худых да длинноногих берёт. Имидж. А с пузом только интерьер портить.
– Придумаем что-нибудь, – кручу в голове разные варианты.
Мне тоже нужна работа. Последний экзамен сдам и займусь. Дел, конечно, и дома хватает, но я не могу сидеть и наслаждаться. Однажды всё кончится. Я выполню работу по контракту с Эдгаром и… будет больно. Я должна быть готова ко всему, чтобы не оказаться, как Синица, у разбитого корыта с пузом.
Только поздно вечером, незадолго до приезда Эдгара, мне наконец-то удаётся влезть в Интернет и посмотреть, куда же занесло его блудную мать.
Это за чертой города, какая-то деревушка. «Женский монастырь» – читаю я, и на меня нападает ступор. Монастырь?.. И тайны Эльзы становятся ещё плотнее, ещё страшнее, чем мне казалось. Ничего не понимаю, но знаю точно: я сделаю всё, чтобы удрать и встретиться с этой странной женщиной.