Эдгар
– Фу, Че Гевара, фу! – пытаюсь я уберечься от неистовой бурной радости пса, но это почти невозможно: лохматое чудовище прыгает вокруг меня с лёгкостью горной козы.
Что там Тая говорила про лань? Вот как раз этот пакостник за полсотни килограмм и тянет. Явно больше, чем моя жена. Но хорошо, что он не кинулся меня облизывать. Не знаю, устоял бы я, особенно, если атака случилась бы неожиданно.
– Гинц, как я рада тебя видеть! – этот приторно-сладкий голос похож на трупный яд. Я до сих пор задаю себе вопрос: где были мои мозги, когда она затащила меня в свою постель. Обычно я таких дев стараюсь десятой дорогой обходить. Но и на старуху бывает проруха. Длинною в два года.
– Слава, – смотрю на её холёное молодое лицо и думаю, как от неё избавиться поскорее. Я опаздываю на встречу, но точно знаю: она появилась здесь не случайно. Вынюхала и поджидала. Эта женщина может сделать даже невозможное.
– Мира, – тысячу раз тебе повторяла: Мира! Ненавижу вторую часть собственного имени, но ты либо запомнить не можешь, либо специально злишь меня, Гинц!
Конечно же, я помнил. Но даже желание поскорее избавиться от неё не заставило пойти на уступку. Хотелось хорошенько её взбесить, эту Миру-Славу.
– Это правда? – сверлит она меня ненавидящим взглядом.
– Что именно? – удерживаю рукой пса за ошейник.
– Что ты женился?
Браво, Ада! Твои сплетни летят по городу как пожар!
– Да, это правда.
– И кто эта несчастная? Искренне, от души хочу ей посочувствовать. Потому что более бездушного и холодного мерзавца, чем ты, на всём земном шаре не сыскать.
– Ты мне льстишь, Слава. А теперь ближе к делу. Я опаздываю.
– Ты всю жизнь опаздываешь, и тебе всю жизнь некогда, и бабы тебя интересуют постольку поскольку – пар сбросить раз в неделю. На большее ты не способен, вечно занятый.
Я пропускаю её прыжки и оскорбления мимо ушей. Она женщина, и я её прощаю. Обиженная женщина, которая так и не смогла получить больше, чем просто секс. Ей хотелось другого, я знаю. Именно поэтому она вела на меня охоту и поймала.
Два года она всеми правдами и неправдами пыталась женить меня на себе. Что держало меня возле неё, я знаю. Я не любитель коротких интрижек. Люблю упорядоченность и стабильность. Как сексуальная куколка Мира меня устраивала. Очень изобретательная и страстная амазонка в постели и первостатейная дрянь в жизни. На последнее я закрывал глаза. До поры до времени. Два месяца назад она получила окончательную и бесповоротную отставку.
– А теперь слушай меня внимательно, Гинц. Свет клином на тебе не сошёлся. Я выхожу замуж. За влиятельного, самодостаточного и, не в пример тебе, щедрого человека. Однажды ты пожалеешь, что оттолкнул меня и бросил. И однажды я увижу тебя на коленях перед собой. Только будет поздно. Ну, а пока – наслаждайся жизнью, ублюдок. И вот, – вручает она мне поводок, – псину свою забери! Терпела её только ради тебя, урода. Такая же бездушная сволочь твой команданте, как и ты.
В её бредовых речах белка со стрелкой не сходились. То она замуж выходит, то однажды я перед ней на коленях поваляюсь. А спич о бедном псе и вовсе меня в ступор вогнал. Может, поэтому я машинально подхватил поводок. Но, к слову, у меня не было ни единого шанса отказаться: развернувшись на каблуках, Мира усиленно прокрутила задом передо мной, села в машину и была такова.
– Вот чёрт, – выругался, глядя на ошалевшего от счастья пса. Завести это лохматое чудовище породы комондор – была сугубо её идея. Меня даже и не спрашивали. Это была попытка приручить меня к дому и почувствовать хоть какую-то ответственность.
На поверку вышло, что собака Мире и на фиг не нужна оказалась. Пёс привязался ко мне, хоть я и появлялся эпизодически, за что Че Гевара снискал ещё большую неприязнь хозяйки. И вот финал трагикомедии: Слава гордо свалила в замужество, а я остался перед важными переговорами с псом на руках.
– Ну, что, Че? Бросила тебя хозяйка?
Имя псу, кстати, тоже я давал. Че Геваре было наплевать на Миру. Он сверкал глазами из-под спутанной чёлки, тыкался в руки мокрым носом и переминался с лапы на лапу, как огромный кот.
– Я поеду, Эдгар Олегович? – это Игорь. Три раза чёрт. Он уже давно должен был отправиться к университету.
– Да, давай. И, будь добр, пристрой пса в какой-нибудь питомник на время. Гостиница там для собак или что-то подобное. Я потом что-нибудь придумаю.
– Без проблем, – кивает Игорь.
– В машину! И лежать! – приказываю я чучелу в дредах, и пёс с готовностью прыгает на заднее сиденье. Король на троне. Умный, зараза. Не разговаривает разве что. Благо, он хорошо знает Игоря: водитель нередко гулял с собакой по моей просьбе.
На ходу включаю телефон, который сразу же оживает. Несколько пропущенных. Половина из них – от Славы. Видимо, ведьма хотела поскандалить до встречи. Всё остальное подождёт.
Посреди переговоров мобильник вибрирует. Я машинально сбрасываю звонок, и только потом вижу, что он от Игоря. Сердце нехорошо сжимается. Тая! Он опоздал? Тая пропала? Что-то случилось? Я не могу ни на чём сосредоточиться, поэтому прошу прощения и выхожу в коридор. Перезваниваю.
– Что-то случилось? – голос мой звучит, как обычно, и не выдаёт бури, что съедает меня изнутри. Слушаю сбивчивый голос водителя. – Собака? Какая собака? Что там у вас происходит?
После повисшей паузы и щелчков, сквозь динамики прорывается Таин голос.
– Эдгар, пожалуйста! – она что, плачет? – Не надо гостиницы. Не надо питомника. Разреши, пусть собака останется с нами.
Вот чёрт. Я совсем забыл о чучеле в дредах. С нами. И мольба. Чувствую себя дурак дураком. Мягкотелым идиотом. А она продолжает причитать, уговаривая меня оставить этого чёртового пса.
– Тая. У меня важные переговоры. Вы там что, не могли сами решить этот вопрос? – я злюсь, с меня разве что искры не сыплются. В голове растёт и ширится огненный шар. Я ж чуть с ума не сошёл, думал, что-то случилось.
– Игорь слушается только тебя. А ты приказал собачку в приют сдать. Эдгар, пожалуйста! Я сделаю всё, что ты хочешь! Прошу!
Я закрываю глаза и считаю до десяти. О, боже. Собачка. Этот кобель почти метр ростом, наглое умное чудовище – собачка. И моя жена хочет её оставить. Лучшего и придумать нельзя. Вот оно: одна избавилась, спихнула нагло, можно сказать, а моя девочка плачет, чтобы собаку никуда не отдавали. Кажется, проблема решилась сама по себе. И я почувствовал, как гора упала с плеч. На душе стало легко-легко. Оказывается, я переживал, как быть с Че.
– Тая, Че Гевара твой. Дай телефон Игорю, – я слышу всхлип облегчения. – Оставь ты ей этого говнюка. Нельзя же так буквально понимать каждое моё слово. Она моя жена. И если ей захотелось собаку, значит и её слово тоже чего-то значит. Да, просит – сделай. И не отвлекай меня по пустякам.
Кажется, Игорь в раздрае. Но это его проблемы. А у меня из-за них – свои здесь нарисовались. Че Гевара, ты слишком дорого мне обошёлся! Вернусь домой – держись, тварь лохматая!
Тая
– Вначале в зоомагазин, пожалуйста.
Я не злилась на Игоря, но не могла простить себя, что разревелась, как девчонка сопливая. Это было выше меня: Игорь опоздал, но позвонил и предупредил, что будет с минуты на минуту.
Собака сидела на заднем сиденье. И, когда я приблизилась к машине, с интересом прижала нос к стеклу. Я никогда таких не видела. Лохматая. Глаз не видно. Большой нос и забавный язык. Я посмотрела на пса – и мир вокруг перестал существовать. Рвала на себя без спроса заблокированную дверь. Собака волновалась, крутилась и хотела на волю.
Что-то говорил Игорь, но я словно с ума сошла: залезла в салон и разблокировала дверь, выпустила это чудо. Огромный. Какой же он большой!
Мы стояли друг напротив друга и глазели. Собака принюхивалась, мела хвостом асфальт, а затем подошла и лизнула меня в ладонь. Гавкнула игриво. Я осторожно потрепала её по большой голове.
– На место! – приказал Игорь, и пёс нехотя полез обратно в салон. – По пути заедем в питомник. Я уже договорился, они приютят его. Это приказ Эдгара Олеговича, – произнёс он зловеще, видя, что я хлопаю глазами и собираюсь возражать.
– Нет! – вцепилась я в водителя и закатала истерику.
Какой питомник, какой приют? Когда вот он, готов меня принять и любить? Тайная мечта всей жизни хоть хомяка иметь. А тут огромный добродушный пёс. Не помню, что я несла Эдгару, знаю, что рыдала и просила оставить собаку. И он согласился. Согласился! Самый лучший, самый великодушный – меня распирало от чувств, как не разорвало на части.
Я наконец-то успокоилась. Хотелось умыться, но я покорно вытерла лицо влажной салфеткой и наморщила лоб.
– Игорь, вы простите меня, пожалуйста. Я обычно так себя не веду.
Он только кивнул, каменный идол. Что у него в душе, у запрограммированного робота? Умеет ли он проявлять чувства? Или выполнять команды – это его сущность? На большее не хватает ни души, ни сердца?
Олька, кстати, явилась сегодня в университет. Тихая и скромная, как всегда. Ни по телефону, ни на агрессивные прыжки Синицы она ничего не рассказала о том, где пропадала вчера, чем занималась и что с ней случилось после того, как маленькая компания разбрелась по домам.
Синица знала лишь, что Игорь отвозил и тётку мою незабвенную, что не отказалась пожрать за чужой счёт в ресторане, и Ольгу. Что у них случилось после – тайна, покрытая мраком. Но со вчерашнего дня я всё время напряжённо думаю: не обидел ли он случайно нашу тихую Смородинку?
Олька как попугай твердила, что нет, её никто не обижал. Но почему-то упорно отказывалась рассказывать, почему сутки не появлялась нам на глаза. Игорь её припугнул? Этот, наверное, может.
– Вы бы не могли помочь? – мне приходится обращаться к нему, потому что я не знаю, как ухаживать за подобными собаками. Мои познания ограничиваются туманным покормить и выгулять.
Игорь снова кивает. В магазине он уверенно берёт и корм, и миску, и прочие необходимые вещи. Наверное, делает это не первый раз.
А ещё мы заезжаем в цветочный магазин, и я наконец-то покупаю диффенбахию и две цветущие пеларгонии. Для начала неплохо.
– С собакой нужно гулять дважды в день. Утром и вечером, – снисходит до объяснений Игорь, когда мы подъезжаем к дому. – А с такой собакой нужно много гулять. Комондоры любят побегать. И вообще это плохая идея – держать такого пса в небольшой квартире.
– Плохая идея – сдать собаку приют и лишить её дома, – возражаю не из вредности, а из чувства справедливости. – Вам никогда не понять, каково это – жить без дома и семьи.
В общем, это обвинение. А я всё ещё на эмоциях, поэтому настолько резка. Но мне больше нечего сказать человеку, который похож на механизированный автомат.
А ещё я думаю, что возле Эдгара какие-то странные люди находятся. Хоть Севу взять – бабника и выжигу, хоть Игоря твердолобого и неулыбчивого. Но, нужно быть справедливой: Игорь хотя бы предан моему мужу. А что Сева за фрукт – видно издалека. По мне так он предаст не задумываясь. Но Эдгар не похож на легковерного добрячка, а поэтому лучше держать подобные соображения при себе.
Чтобы скоротать время, я решила заняться уборкой. Че Гевара ходит за мной по пятам и заглядывает в глаза. Мне чудится, будто пёс боится, что его бросят или сделают что-то ужасное, если он посидит на одном месте спокойно.
Я ему и еды насыпала, и водички налила. И коврик в коридоре постелила, а Че продолжил ходить за мной хвостом.
– Жаль, что нельзя использовать тебя вместо половой тряпки. Как раз то, что нужно.
Че Гевара радостно лает и трясёт ушами. А после я готовлю лёгкий ужин и перерываю Интернет – читаю всё о комондорах. Это вместо того, чтобы готовиться к сессии. Диффенбахия поселяется в большой комнате. Пеларгонии – на кухне.
– Завтра я куплю тюль, рассказываю я собакену, прихлёбывая чай. – Жалюзи, конечно, хорошо, но хочется немного уюта, воздуха, чтобы тюль колыхался, когда в окно дует ветер.
Договорить я не успеваю: пёс срывается с места и с радостным лаем бежит к двери.
– Ну всё, сдал с потрохами, тварь лохматая, – Эдгар ворчит, но по лицу я вижу: он спокоен и даже расслаблен. Линии лица не такие резкие, как обычно. – Как вы здесь? Поладили?
Я киваю. В горле у меня ком. Не хочется, чтобы он понял.
– Иди сюда, – это почти приказ. И глаза у него опасно притягательные, как два магнита. И я шагаю на его зов, как кролик. Прямо в объятия.
Он обнимает меня. Я чувствую его губы у себя на макушке. Замираю от невыносимой недосказанности и нежности. Я готова повеситься ему на шею, но стою, замерев, греясь возле большого и сильного тела.
– Обними меня, – снова командует. Голос звучит его почти резко, властно, но я чувствую волнение от его низкой хрипоты и смыкаю руки на его талии в замок. Словно ставлю печать. Прижимаюсь плотнее и поднимаю лицо.
Эдгар наблюдает за мной. Мягкая усмешка касается его губ. Рядом сидит псина и радостно колотит хвостом по полу.
– Кто-то обещал сегодня сделать для меня что угодно, – от коварной вкрадчивости мурашки бегут врассыпную от макушки по всему телу. – Хочу кофе и рассказ, где ты научилась завязывать мужские галстуки.
Я смеюсь смущённо: придётся признаваться. Дался ему этот галстук!
– Ты почему не сказал, что у тебя есть собака?
– А у меня и нет собаки. По крайней мере, до сегодняшнего дня не было.
– Тогда откуда? – удивляюсь я, поглядывая на пса, что сидит, склонив голову на бок и свесив язык.
– Че Гевара – псина моей любовницы, Мирославы.
Он произносит это буднично, как само собой разумеющееся. И очарование спадает, линяет до бесцветной серости. Я расцепляю руки. Они сами падают безвольно вдоль тела. Отойти от Эдгара я не смею, но в груди будто кол вогнали. И больно. Почему мне так больно?..
Эдгар поднимает мой подбородок двумя пальцами – большим и указательным. Жёстко, почти принудительно, потому что я сопротивляюсь, не желаю ни смотреть ему в глаза, ни показывать свой потухший взгляд.
Он меряет меня глазами. Холодно, словно ищет что-то. Я собираюсь с духом, смотрю ему в глаза и молчу.
– Бывшей любовницы, Тая, – уточняет этот жёсткий и несгибаемый мужчина. – Я бы никогда не позволил оскорбить свою жену походами на сторону. Мы расстались с ней два месяца назад.
Он вроде бы всё правильно говорит. И смысл его слов очень важный. А только очарование момента разрушено, как прекрасный замок из песка, который, походя, пнула равнодушная нога.
Это урок? Проверка моей лояльности? Равнодушие? Он сказал «свою жену», но жена ли я ему в полном понимании этого слова? Может, он даёт понять, что никогда не оскорбил бы ту, другую девушку, которая могла бы стать ему женой по-настоящему?
Тысячи вопросов, но ни один из них я не произношу вслух. Смотрю лишь ему в лицо, сжимая губы, и страшусь думать, что сейчас написано на моём лице. Я бы хотела остаться такой же бесстрастной и холодной, как он. Но не могу быть уверенной, что во мне столько выдержки.
– Кофе, Тая. И рассказ о галстуке, – напоминает Эдгар и, оставив меня в коридоре, идёт в спальню. Переодеваться.
Эдгар
Как легко поверить, что всё надолго и всерьёз. И эта девушка, что встретила меня у порога, и радостный Че, у которого теперь появилась хозяйка. Он принял её – это видно. Собаки никогда не ошибаются. У них есть какое-то шестое чувство, что позволяет распознать «своих» и «чужих». Хороших и плохих людей. Трусов чуют за километр.
Тая неожиданно прошла тест. И поэтому я чуть не дрогнул. Я не должен забывать о подоплеке нашего брака, пусть и почти настоящего. Но главная суть как раз и заключается в этом «почти».
Я знаю, зачем сказал о Мирославе. Чтобы она не питала иллюзий. Не придумывала лишнего, как это любят делать романтические девочки. Я есть то, что есть. И не нужно надевать розовые очки. Но во рту у меня привкус мерзости от сделанного.
Её глаза. Её лицо. Её беззащитность. Кому сейчас нужна такая тонкая кожа? Броню она нарастить не успеет, но хоть немного закалить её всё же стоит. Она не похожа на девочку, которой пришлось бороться за собственную жизнь и место под солнцем. Больше на тепличную розу, что погибнет, если у теплицы разбить стёкла.
Я надеваю спортивный костюм и выхожу на кухню. Там пахнет кофе. Едой. Домом. На подоконнике зеленеют какие-то цветы с розовыми и белыми шапками соцветий.
– Это что? – киваю в сторону горшков.
– Это пеларгония, а по-простому – калачики, – задирает Тая подбородок и смотрит на меня с вызовом. Храбрая тростинка. Ну-ну. – Выкинуть не дам! И завтра ещё куплю красную и бордовую.
– Они воняют, – заявляю, чтобы её позлить.
– Они очищают воздух и прекрасно цветут, радуют глаз.
– Тебе нечему радоваться в этом доме? – продолжаю её драконить. – У тебя есть я и теперь этот лохматый урод.
– Сам ты урод! – вспыхивает она и хватается за джезву, как боевая кухарка за сковородку.
– Ударишь или плеснёшь кофе в лицо?
– Ни то, ни другое. Я напою тебя кофе, накормлю ужином и поцелую. И, может, ты подобреешь. Перестанешь быть таким противным и брюзгливым.
– Поцелуешь? – это уже интересно. Она возбуждает меня. Наверное, ещё поэтому я пытаюсь быть с ней холодным сукиным сыном. В самом начале командовать и диктовать свои условия было намного проще и легче. Я тогда чётко понимал, чего хочу. А сейчас…
– Твой кофе, – ставит она передо мной чашку. Пахнет так, что я глаза прикрываю, чтобы острее почувствовать его аромат.
– Что в нём? Приворотное зелье? – я не владею своим голосом. Он проседает, хрипит слегка и отдаётся вибрацией в солнечном сплетении.
Тая фыркает и смеётся. Тихий уютный смех. В него хочется завернуться, как в тёплый халат. И никуда не спешить. Смаковать. Как этот кофе, что вызывает головокружение и желание сделать глоток, даже если она туда всыпала крысиный яд. Я бы его выпил. Я заслужил. А она пытается пригладить мои углы. За что мне такая мука?..
– Кардамон, корица, немножко имбиря. Попробуй же. Стынет.
И я делаю глоточек. Вкусно. Я перепробовал разный кофе. В элитных ресторанах здесь и за границей. Наверное, в нём нет ничего необычного. Но я не хочу так думать. Она варила кофе для меня. Не спрашивая, не интересуясь. На страх и риск. Зная, что я мог вылить не только напиток, но и свой гнев или дурное настроение. И, тем не менее, она рискнула. Я делаю ещё глоток.
– А теперь о галстуке, – кажется, я целый день думал, для кого эти нежные пальчики завязывали узел и поправляли воротник. Покоя не давала эта мысль. – Нет. Вначале поцелуй. Ты обещала.
Она подходит ко мне близко-близко. Топчется, примеряясь. Я не шевелюсь. Не облегчаю ей задачу. Тая обхватывает мою голову руками и целует меня в глаза, а затем в нос.
– Как Мотю и Хрюна, – смеётся. Глаза у неё весёлые, с огоньком. Она простила мне чёртову Мирославу?
– Ты жулик, – обвиняю я её. Тая пытается отскочить, но куда ей тягаться со мной по скорости реакции и силе: я хватаю её в охапку, усаживаю на колени и целую. Жадно, не скрывая, как я по ней истосковался. Это и для меня открытие. Оказывается, мне её не хватало.
Че Гевара приседает на передние лапы и взволнованно гавкает.
– Кажется, он ревнует тебя ко мне, – чертит она указательным пальцем линию от моего виска до подбородка. В паху вспыхивает пожаром. Член мгновенно каменеет от этого простого жеста.
– Вот я не уверен. Возможно, наоборот. Галстук, Тая, галстук.
– Это была приёмная семья, – вздыхает она и продолжает водить пальцами по моему лицу. Кажется, я сейчас из штанов выпрыгну. – Я там не прижилась. Я завязывала галстук дяде Пете. Научилась по Интернету. Это легко. Чёткая последовательность. Но почему-то многие путаются. Забывают, что ли.
– Почему не прижилась? Он приставал к тебе? – в висках стучат молоточки, и я сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть внезапно вспыхнувший гнев на ни в чём не повинную Таю.
– Господь с тобой, Эдгар, нет. Он был очень хороший. Милый и добрый. Жена ему только досталась жуткая. Это из-за неё. Она не смогла. Ревновала его ко мне и очень быстро избавилась. А там вскорости тётка меня подобрала.
– Кофе ты тоже ему варила? – мне хочется прибить жуткую бабу, которая могла взять и вышвырнуть ребёнка из своей жизни, словно он предмет устаревшей мебели. И дядю Петю мне хочется треснуть за мягкотелость и неумение защитить человечка, который искренне к нему привязался.
– Нет. Больше себе. А ещё я иногда тайком помогала баристе Гены Падловича. Она замечательная. А мастерица какая!
Женщины не так часто искренне восхищаются друг другом. У Таи это получается великолепно. Щедрая на комплименты. Это она замечательная. Слишком чистая моя девочка.
– Зря ты там не попробовал кофе, – сверкает она синими глазищами и добавляет доверительно: – Кухня там, конечно, дрянь. Но только с тех пор, как Падловича повар бросил. То, что Гена проигрывает на еде, неплохо компенсирует кофе. К нему со всей округи ходят. Просят то с сердечками, то с собачками.
Тая заливисто смеётся, ей вторит Че Гевара. А мне в очередной раз хочется прижать её к себе. Сильно. Чтобы почувствовала силу моего желания. Зарыться лицом в волосы цвета горького шоколада. Поймать губы. Провести руками по груди. Залезть под резинку её штанишек.
– Одевайся, – командую я. – По вечерам мы теперь бегаем. Со мной или без меня. Но с Че Геварой – точно. Ему пора уже прогуляться. Так что спортивная форма одежды.
– Да я с радостью! – кидается она опрометью в спальню, а мы с псом остаёмся в гляделки играть.
– Как думаешь, Че, я хоть немного её достоин?
Пёс звонко лает и кивает башкой.
– А вообще я говнюк, да?..
Че снова со мной соглашается. Очень интересно. Поддержал, называется. Ну, тогда контрольный выстрел:
– Может, мне её бросить, пока не поздно, а?
И тут этот дредовый фраер отрицательно мотает башкой. Так, что уши во все стороны разлетаются. Вот и верь, что собаки ничего не понимают. Может, у кого как. А наш Че – самый умный. С ним беседы беседовать – одно удовольствие.
– Я тебя понял, дружище, – вздыхаю и мучительно думаю, где его поводок. Пока я брожу по квартире в поисках, пёс приволок его сам. В зубах. Мда. Наш ещё и мысли читает. И как, спрашивается, мы без него жили целых три дня?..