Ева Ночь
Тот, кто меня купил
Глава 37
Эдгар
Мне впору заламывать руки, как нервной деве. Я опять меряю шагами комнату, но теперь совсем по другому поводу: мой нежный цветок чуть не сломался. И я тому виной. Ведь знал же, что поднимаю очень опасную тему. Но не думал, что она настолько впечатлительная. Да что я вообще знаю о ней, кроме сухих фактов? Где мне понять ту глубину, что живёт в ней?
– Ну, что там? – тереблю я Георгия Ивановича, а попросту – Жору, как только тот выходит из спальни, где на кровати лежит бледная, уже пришедшая в себя Тая.
– Не волнуйся, жить будет. Долго и счастливо, если повезёт, – он потирает огромные ручищи и хмыкает. Но мне сейчас не до его привычных шуточек.
– Если можно, то поподробнее и без иносказаний. Ты же профессионал.
– Ну, если по существу, – трёт он огромный бицепс в жутких наколках вязью, – то нужно немного беречь. На лицо – мало сна, много эмоций, переутомление. Я уколол успокаивающее. Остальное – после анализов. Давление низкое. Возможно – низкий гемоглобин. Не исключаю беременность на ранней стадии.
– Последнее – вряд ли, – ерошу я пятернёй туда-сюда волосы. – Завтра мы подъедем в клинику. Хочу, чтобы ты её обследовал полностью. Все эти УЗИ и прочее.
– Я бы не был так категоричен по поводу возможной беременности, – снова улыбается Жора. – Ты же не мальчик, и должен понимать, что ни один контрацептив не идеален.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Пусть это будет меньшим из огорчений.
– Я б на твоём месте радовался, – бьёт он меня в плечо, и я пошатываюсь: у Жоры даже шутливый удар – всё равно что гирей приложил.
– Когда нам подъехать?
– С утра. Чтобы не спеша.
– Чёрт. У Таи завтра экзамен, – вспоминаю я. – Давай позже?
– Как скажешь, Эд. В любое время. Вас будут ждать, так что проблем никаких.
Ещё бы. Жорина частная клиника гребёт такие деньжищи, что они могли бы лимузин для клиентов заказывать и почётный эскорт мотоциклистов.
Мы прощаемся – время позднее. И лично Жора приехал лишь по моей просьбе. Это привилегия самых-самых. Я вхожу в их число, потому что мы ещё и дружим с давних лет. Жора, несмотря на свою коммуникабельность, очень замкнут и закрыт для общества. А я вхож в его семью. Хорошо знаю Жориных родителей и жену.
– Как ты? – вхожу в спальню и с тревогой вглядываюсь в бледное Таино лицо. Кажется, она немного напугана.
– Он точно врач, Эдгар?
Я улыбаюсь. Таки разволновалась.
– Один из самых лучших. Чёртов гений и бог в некотором роде.
– Больше похож на пирата или бандита. Эта лысая голова, татуировки…
– Поверь: менее опытному врачу я не позволил бы к тебе прикоснуться. А что до внешности, то у каждого свои слабости. Тебе довелось увидеть Жору в домашнем облике, так сказать. В белоснежном халате и шапочке он выглядит вполне пристойно.
– Зря ты побеспокоил человека. Я всего лишь разволновалась. И вспомнила. Это… нелегко. Мне было шесть. Терять семью – тяжело.
– Знаю, – присаживаюсь рядом и сжимаю её холодные пальчики. – Хоть в шесть, хоть в семнадцать терять родных нелегко. Но когда ты можешь за себя постоять, потери ранят, но ты можешь им противостоять.
– Эдгар… Им всего десять. Твоим брату и сестре. Ты же не бросишь их? Не позволишь попасть в интернат? Я слишком много у тебя прошу. И почему-то постоянно достаю просьбами. Хочешь, мы часть платьев в магазин сдадим? И питаться можно скромнее. И Че Геваре я буду варить еду – не будем покупать дорогой корм. Я готова на всё, правда. Я хочу пойти работать, сессию только сдам. Не дай им попасть в интернат. Я… буду о них заботиться. Ты даже не будешь их замечать, Эдгар.
У неё текут слёзы. Крупные, прозрачные. Катятся по вискам и пропадают в тёмных волосах. Наверное, оседают, как капли росы. Падают солёными бриллиантами.
– Тая, прекрати сейчас же! – злюсь скорее на себя, чем на неё. Она готова пожертвовать всем. Здоровьем, одеждой, едой. Готова батрачить ради чужих детей, которых в глаза никогда не видела. Она не знает, какие они: добрые или противные. Шумные или замкнутые. Много будет с ними хлопот и возни или нет. Ей всё равно. У моей жены бездонная душа. Огромная, как… я даже не нахожу сравнения.
– Эдгар… ты собаку пожалел. Не стал сдавать в приют. Позволил ей жить с нами. Неужели ты оттолкнёшь детей? Не чужих, родную кровь?
И я ломаюсь. В очередной раз. Не могу смотреть на её слёзы и мольбу. И вдруг понимаю: мне тоже всё равно. Какая разница? Им по десять. Вряд ли они испорчены настолько, чтобы превратить мою жизнь в ад. Нашу жизнь.
Я ложусь рядом с Таей. Вытягиваюсь во весь рост и чувствую, как гудит усталое тело. Безумно тяжёлый и бесконечный день.
– Квартиру можно найти поскромнее, – она всё ещё ищет, на чём сэкономить. – Я всё возьму на себя. Школу им найду. Ты даже можешь жить отдельно, чтобы их не видеть. А я… буду приезжать к тебе на ночь. И делать всё, что ты скажешь.
Внутри взрывается бомба. Она что, считает меня совсем уж бездушным скотом? Моя жена настолько не доверяет мне?
– Перестань нести чушь, – сухо и жёстко. Так, что челюсти сводит от собственной холодности. – И ещё. Не смей унижаться. Никогда. Ни перед кем. Даже передо мной. Я твой муж. Ты моя жена. И если уж я решу их взять, то не собираюсь сбрасывать всё на твои плечи. Я сумею позаботиться и о тебе, и о них. И перестань выставлять меня жмотом. Кажется, я не давал ни единого повода так считать.
– Прости, – тычется носом она в моё плечо и обвивает руками окаменевшее тело. В отличие от меня, Тая умеет просить прощения. Легко и просто. А главное – искренне. – Я не знаю, как тебя уговорить, поэтому пытаюсь придумать аргументы. Ничего умного в голову не приходит. Глупая тебе досталась жена.
Самая лучшая. Но вслух я этого не произношу.
– Квартиру всё же сменить придётся. Да. Непомерные расходы ждут. Нужно будет немного хвост поджать. Так что готовься к переезду. Но позже. Завтра экзамен. После экзамена мы едем в клинику на обследование. А потом соберёшь милые сердцу вещи. Чтоб как только – так и сразу.
Она смотрит на меня во все глаза и часто-часто кивает. Боже, готова верить любой ерунде, лишь бы я сказал её с умным деловым видом.
– Давай только клинику пропустим, – начинает она торг. Ожила, значит.
– За каждое возражение – штраф. Долг твой увеличится во сто крат. И ты никогда со мной не расплатишься. Поэтому в твоих интересах быть шёлковой и во всём слушаться мужа.
– Да, мой господин. Всё, что хочешь, мой господин, – целует она меня в подбородок и лезет ледяными ладошками под футболку. Я мужественно пытаюсь не дрогнуть. Пусть. Я потерплю. А она, может, хоть руки согреет.
Глава 38
Тая
Синица завалила экзамен. Обычно собранная и целеустремленная, она равнодушно восприняла свой провал и позор. Шальная, с томными глазами, зацелованными губами. Теперь я замечаю подобные маленькие штришки. А раньше или мимо проходило, или она такой никогда и не была. История с Севой продолжается? Если да, то я готова ему пинка под зад дать: он отвлекал её, мешал учиться.
– Ну, подумаешь, – легкомысленно машет она рукой, как царевна Лебедь – рукавом. – Пересдача. Пройдёт и это, как говорил мудрый царь Соломон. Поднатужусь и сдам.
– Если будешь заниматься не тем, чем надо, не сдашь, – пытаюсь вразумить её я.
– Лин, ты бы, правда, немного серьёзнее, что ли, – подаёт голос молчаливая обычно Ольга. – Что-то ты плюёшь на всё.
Мы с Олькой сдали. Я на «отлично», она – на «хорошо».
– Да перестаньте, девчонки! – цыкает она на нас. – Я себя знаю. Ну, увлеклась немного, крышу сорвало. Зато знали бы вы, как мне хорошо-у-у-у! Ах, какой мужчина! Дайте мне насладиться, пока есть возможность. Потом, долгими зимними вечерами я буду вспоминать эти горячие деньки и ностальгировать.
– Хорошо, если с нами. Хуже, если тебя попрут из универа, – тихо вздыхает Олька.
– Так, Смородина, попрошу не каркать! Всё пучком, я спрашивала у Мироздания!
Я закатываю глаза и не пытаюсь даже спорить или возражать. Но Севе уши бы я оборвала.
На выходе, словно из-под земли вырастают Веня и Андрей.
– О! А это что за двое из ларца? – восклицает Линка. Даже если Сева – мужчина её мечты, это не мешает ей беспардонно разглядывать моих телохранителей. Сверху вниз, не пропуская ни единой детали.
– Король и Шут, – неожиданно открывает рот Веня и с интересом приглядывается к Линке. Ну, как приглядывается – цепко так осматривает. Профессионально, можно сказать. Андрей стоит молча, как памятник неизвестному солдату. Боевой парень. Слова не вытянешь.
– Это что? Любовь к музыке или прикол такой? – продолжает заигрывать Линка. Глаза у неё блестят, руки жестикулируют, а бёдра невольно покачиваются зазывно. Кокетка. Не может спокойно пройти мимо великолепных самцов. Обязательно должна проверить. А дай ей волю – и пощупала бы. Там как раз есть что: мальчики отлично сложены. И оба – интересны внешне. Андрей красивее, Веня – мужественнее.
– Совпадение. Я Королёв, Андрей – Шитов.
– Тогда Король и Шит, – мило улыбается Синица, Веня ей что-то отвечает, но я пропускаю ответ. Смотрю на Ольку. А она – на Игоря, что остался у машины. И взгляд у подруги… и жадный, и одновременно затравленный. Что происходит?
Игорь ждёт меня и мальчиков. Я знаю: он не подойдёт. Но почему-то он всё же вышел из салона авто. И мимолётный взгляд на нашу компанию кинул. И задержал его на несколько мгновений. На мне ли, на Ольке или Синице – не понять на таком расстоянии.
– Ладно, девчонки, мне пора, – вздыхаю, понимая, что соскучилась по нашему общению. Я бы даже про великое мироздание послушала, лишь бы посидеть с ними в какой-нибудь забегаловке, булочек стрескать и соком запить.
– Так они что, с тобой? – таращит глаза Синица, увидев, как, прервав разговор, мои телохранители идут со мной рядом.
– Ага, – поворачиваюсь и машу рукой. Надо с Эдгаром поговорить по поводу Севы.
– Обалдеть! – шепчет мне вслед Линка. – Твой Гинц – монстр! Это ж надо!
Он не монстр – хочется отчитать её. Он… хороший. Но почему-то ухожу молча.
Зачем мне спорить и что-то доказывать? Это моя жизнь. Частная территория. Сюда нет доступа никому, даже подругам. Я прислушиваюсь к себе и понимаю: мне не хочется откровенничать и сплетничать. Да и не о чем. Есть и трудности, есть и хорошее. Но мне не нужен их совет. Хотя бы потому, что ни у Линки, ни у Оли нет опыта семейной жизни. А хвастаться я не люблю. Да и нечем. Всё очень хрупко и может развалиться в одночасье.
Я сажусь в машину, машинально пристёгиваю ремень безопасности.
– Эдгар Олегович звонил, – сообщает Игорь. – Вы собирались в клинику. Поэтому придётся подождать. Он в пути.
Веня и Андрей молча взгромоздились сзади. Мне непривычно с ними. Я готова была провалиться сквозь землю, когда Линка обратила на них внимание. Я не знаю, о чём с ними говорить, сидя в машине. Да и должна ли? Три мужчины и я. Не умею и не хочу общаться.
Искоса поглядываю на Игоря. Что у них с Олькой? Было или есть? Так и остался тайной вечер нашей с Эдгаром свадьбы. Олька тихая и замкнутая. Я почти ничего о ней не знаю. Линка наша «понаехавшая», живёт в общежитии, а мы с Олей как бы «местные». Я – благодаря тётке, она – коренная жительница. Но я ничего не знаю о её семье. Никогда не бывала у Ольки дома. Не видела её родителей. И о родне своей она почти ничего не рассказывала. Мать и отец. Кажется, есть младшие то ли братья, то ли сёстры. Как бы там ни было, посудомойкой у Гены она не от хорошей жизни работает.
Мысли об Ольке позволяют скоротать время. Но оно тянется необычайно медленно. Или Эдгара нет слишком долго. Украдкой смотрю в телефон. Полчаса. Если бы я могла себе позволить, я б ногти грызла. Но при свидетелях позориться не хочу.
Игорь, наверное, уловив моё настроение, включает радио. Что-то такое лёгкое льётся в уши, но я не слушаю. Не воспринимаю. Постукиваю нервно по сумочке пальцами и без конца поглядываю в телефон – проверяю время.
Когда у Игоря трезвонит мобильник, я, не удержавшись, подпрыгиваю на сиденье от неожиданности. Слишком сильное нервное напряжение.
– Понял, – произносит этот несгораемый шкаф и заводит мотор.
– А Эдгар? – спрашиваю я и цепляюсь за ручки сумки так, что пальцы белеют.
Игорь молчит, а затем медленно, как из почти пустого тюбика – зубную пасту, выдавливает слова.
– Там ДТП. Не может проехать.
У меня в груди холодеет. Паника. Дурацкая и ничем не обоснованная. Но сердце барабанит, словно его заперли в клетке. Наверное, так и есть, но сейчас это сравнение напоминает пожизненную тюрьму.
– С ним… всё в порядке?
Пауза.
– Звонил – значит всё хорошо.
И правда. Звонил. Водителю. Ну, ничего. Я научу его звонить мне. Дайте только мне до него добраться.
Глава 39
Эдгар
Я десять раз пожалел, что позвонил Игорю. Но, во-первых, ехать мне уже не на чем – машина разбита, во-вторых, я не меняю планы лишь из-за того, что чёртов «Лексус» решил в меня въехать и удрать. Видимо, водитель наложил полные штаны и с перепугу рванул куда подальше. Зря. В таком виде его всё равно найдут. Но это уже сугубо его проблемы.
Я отсиживался в близлежащей забегаловке, пил дрянной кофе. Настроение у меня – паршивее некуда. Собственно, я отделался лёгким испугом, и мне становилось нехорошо от мысли, что тот, кто мог бы сидеть со мной рядом, оказался бы в больнице. Если не хуже.
Тая. Я мог везти её в клинику на обследование. А куда бы мы попали после аварии – думать не хочу. Ну, пусть только найдётся этот идиот, купивший права на распродаже, где ему явно не доложили мозгов.
Игорь всегда водит машину аккуратно. Вот и сейчас он с точностью автомата поставил машину у тротуара. Тая выскочила первой и заметалась, оглядываясь вокруг. Ищет меня, по всей видимости. Эти двое, с неудовольствием отметил я, опоздали. Вот она – на обозрении, а они выскочили на несколько секунд позже. За это время могло случиться, что угодно.
Игорь, видимо, сказал, где я, потому что моя жена с решительным видом пересекает дорогу. Кажется, сейчас кому-то достанется. И этот кто-то сидит и глупо улыбается, не морщась, прихлёбывает мало того, что отвратительный кофе, так ещё и остывший. Помои, тьфу.
– Эдгар! – Тая придирчиво ощупывает глазами меня всего, а затем падает рядом на стул.
– Даже без царапины, – вру, оправдываясь. Хотя, может, и не вру. Синяки не царапины же. Ерунда. – Мама всегда говорила, что я родился в рубашке. Правда, это всего лишь околоплодный пузырь, в котором я находился, но предрассудки – вещь непобедимая. К тому же, я везунчик по жизни.
– Что ты ещё расскажешь, Ганс Христиан Гинц?
Я замираю. Улыбка расплывается шире.
– Красиво звучит. Так и быть, я готов изредка откликаться на Ганса. Но Эдгар красивее, согласись.
Она вздыхает, ещё раз проходится по мне глазами.
– Я могу встать и медленно повернуться вокруг своей оси, чтобы ты убедилась, что со мной всё хорошо.
Я не обязан оправдываться. Но мне нравится её тревога. То, как она на меня смотрит. Может, я не безнадежен?
– Всё. Лимит тревог исчерпан. Возможно, ты беременна. Так что максимальное спокойствие. Я жив, здоров.
– И без машины, – не ведёт и ухом моя жена.
– Согласен. Но у меня она не одна, – я поглядываю на часы. – Поехали. Мы и так уже опоздали. Но нас подождут.
Интересно: она проворонила новость о беременности или сделала вид, что не услышала? Сочла, что я в очередной раз язвлю? Не отступлю от неё ни на шаг. Я хочу увидеть её лицо, когда ей сообщат радостную новость.
Жора при параде: белый до хруста халат, аккуратная шапочка. И сейчас он похож на очень умного врача, а не на бандита. Но Тая, кажется, думает по-другому. У неё – я заметил – очень живое воображение, и поэтому первоначальные образы надолго поселяются в голове, и от них ей не так-то просто избавиться.
У Таи берут анализы, её проверяют, щупают, осматривают. И всё это под Жориным чутким руководством. В кабинет гинеколога она шагнула решительно.
– Я сама. Можно? – и закрыла перед нашим носом дверь. Но это и к лучшему. Есть территории, куда лучше не соваться.
Сенсации не получается. Она не беременна.
– Как я и предполагал: особых отклонений от нормы нет, – раскладывает результаты анализов и обследований, как пасьянс на столе, Жора. – Достаточно здоровая девочка, твоя жена. Я прописал курс витаминов, контроль над давлением и гемоглобином. Пусть пропьёт указанные в назначении лекарства. Рекомендованы умеренные физические нагрузки, меньше стрессов, здоровое питание. А ещё бы я советовал вам всё же родить.
– Жора, – морщусь я. – Мы только недавно поженились.
– Вот вообще не препятствие для зачатия, – возражает мой друг. Какая-то настойчиво-навязчивая у него идея.
– Тая ещё молода.
– Зато ты вполне зрелый. Этот совет больше для тебя. Замечательная девочка досталась. Хороший генотип. Здоровая. Молодая. В прекрасном фертильном возрасте. То, что нужно. А то будут тебя в школе дедом считать, а не отцом. Ты подумай всё же. Я зря советами не разбрасываюсь.
– Что за желание приковать меня к дому, пелёнкам, бабе? – я всё равно возражаю.
– Потому что именно такой привязанности тебе не хватает, Эд. Чем дальше утекают годы, тем нелюдимее ты становишься. Ты в курсе, что холостяки живут меньше своих счастливых женатых собратьев?
Смешно. Все его доводы – смешны.
– Я сам буду решать. Пора иметь детей или нет. И от кого их заводить – тоже.
– Заводят хомяков или собачек, Эд. Детей зачинают в любви и радости. У тебя есть всё, чтобы твой ребёнок ни в чём не нуждался. А теперь – чтобы вырос в семье с очень хорошей потенциальной мамочкой.
– У неё это на лбу написано? Её хорошесть?
– Если хочешь знать моё мнение – да. Я людей вижу. Из всех твоих… э-э-э… пассий, она – настоящая. И было бы неплохо, если бы ты тоже это заметил и оценил.
Мы сидим у Жоры в кабинете. У него минимализм. Строгость. Ничего лишнего. Единственная поблажка – удобное кожаное кресло. Тая проходит УЗИ внутренних органов – я настоял. А мы пока неспешно ведём беседу.
Я не могу сказать лучшему другу, что она мне недожена. Что я купил её, чтобы подобраться к Варшавину. Что о любви вряд ли идёт речь. И с моей стороны будет нечестно наградить её ребенком и привязать к себе. Вот если бы это уже свершилось – другое дело. Это, как говорится, судьба. А так…
Но все свои не очень радужные «карты» я не могу вывалить на стол. Нас с женой связывает секс и немного – собака. И у меня язык не поворачивается сказать правду. Да и зачем? Я не тот, кто обсуждает личную жизнь даже с таким надёжным другом, как Жора. Поэтому я молчу. Хотя мне очень хочется то ли поделиться, то ли пожаловаться. То ли… не знаю что. Но я молчу. Так проще. И меньше беспокойства.
Я молчу и по дороге назад. Тая тоже. Без конца поправляет волосы. Я наблюдаю за ней с заднего сиденья. Рядом со мной – два исчадия ада: суровые, деловые, сосредоточенные Веня и Андрей. Я успел их приструнить, Больше они не допустят промахов. А если допустят, я с ними распрощаюсь.
– Игорь, – прошу я водителя. – Отвези нас на Матросскую.
Кивок в ответ.
– Это куда? – обеспокоено поворачивается Тая.
– Увидишь, – включаю властного тирана. – Тебе понравится.
Глава 40
Тая
Он мог погибнуть сегодня. И это не давало мне покоя. Я ни о чём другом думать не могла. В голову будто гвоздь кто вбил – огромный и ржавый, уродливый и кривой. А Эдгар спокоен, словно ничего не случилось.
Меня нервировали Игорь и безопасники. Хотелось поговорить с мужем, и я знала, что смогу, когда окажемся наедине. При чужих не хотелось даже светской беседы о погоде затевать. Поэтому я мучилась.
Никогда не думала, что простое обследование выпивает столько сил. Я здорова, но он настоял. Всё из-за моего падения вчера. А ещё он сказал, что я могу быть беременна. Я не ответила ему. Услышала. Но не стала ни ахать, ни радоваться.
На меня упал фатум. Если суждено, то это судьба. Если нет, я не покажу, что огорчилась. Умом я понимаю: ребёнок – это ответственность. А он дал понять, что отберёт у меня малыша, потому что сильнее и богаче. Я не могу этого допустить, поэтому должна просчитать все возможные варианты. На всякий случай.
Мне казалось, что Матросская – это где-то очень далеко. На окраине. На самом деле, это почти центр. Только не самый-самый, а немного в стороне, по самой линии, где прячутся старые постройки и веет древней эпохой. Я влюбилась в это место с первого взгляда. Вот же: сто раз проходила и проезжала рядом и никогда не замечала.
Как трезубец, высятся три современные высотки. Элитные. Их как раз видно издалека. В этом районе почти тихо. Рядом – река течёт и парк огромный раскинулся. Он выглядит странно. В нём старина мешается с новизной. Старые необхватные дубы шелестят листочками над новенькими лавочками.
А больше всего мне понравились фонари – словно только из мастерской или магазина. Или где их делают? На заводике? Чёрные блестящие с коваными завитками и белоснежными шариками-плафонами. Интересно: вечером они светятся одинаково или разноцветно?
Я ни о чём не спрашиваю. Разглядываю лишь, приклеившись к окну. Может, это и некрасиво – такое пристальное внимание. Наверное, я похожа на провинциальную простушку, но мне всё равно. Я наслаждаюсь, а что подумают обо мне – не важно.
Подземная парковка. Игорь глушит мотор. Приехали. Теперь я не могу самостоятельно выскочить из машины: дверь заблокирована. И я вижу улыбку удовлетворения на лице мужа. Это его приказ. Ему не понравилось, что я выбежала, когда пыталась найти его.
Эдгар подаёт знак – и открывает дверцу. Протягивает руку. Я вкладываю ладонь. Меня бьёт током. Он волнует меня. Я втягиваю его запах и сглатываю ком в горле.
Дальше мы идём сами, но охранники всё равно плетутся сзади. Видимо, такой у них приказ.
– Что это, Эдгар? – нарушаю я молчание. На меня давит великолепие современного здания. Страшно входить. Может, я бы и не вошла, но Эдгар – моя путеводная нить. Держит крепко за руку и ведёт за собой. Уверенно.
– Скоро увидишь, – у него лицо деда Мороза.
– Ты здесь живёшь, да? – догадываюсь я. Он же где-то обитал до того момента, как женился на мне. Но если здесь его квартира, значит он сумасшедше богат.
Эдгар не отвечает. Да и так всё понятно. Он прячет усмешку. Как же, наверное, он смеялся в душе, когда я предлагала вчера сменить квартиру на более скромную. По всей видимости, наша квартира для него – почти дно. Раз он жил здесь.
Наверное, он хотел поразить меня роскошью. А я почему-то чувствовала лишь унижение. Поэтому я прошлась по апартаментам вслед за Эдгаром и не смогла выдавить из себя восторгов.
Здесь действительно было прекрасно. Слишком мужская квартира, но удобная и стильная. Дизайнеры потрудились на славу, создавая эту полумрачность из холодных сине-голубых тонов. Ему под стать. Жаль, нет ледяных статуй по углам. А то б они как раз добавили и подчеркнули нужный колорит.
– Мы переедем сюда скоро. Ты была права. Твоя квартира нам не подходит.
Он не спрашивал. Ставил меня перед фактом. Я боялась заикаться про детей. Казалось, спрошу – и он разозлится. Передумает. Да он и не давал мне слово, что заберёт малышей. Всё зыбко и болтается на тоненькой ниточке. И только ему решать – перерезать её или заменить на прочный канат.
Сейчас он снова был тем самым Гинцем – чужим и далёким, как несколько долгих дней назад. Может, авария тому виной, а может, клиника, опустошившая меня до дна.
– Тебе не нравится, – сжимает он губы, словно я кровно обидела его, не высказав восторги.
– Дай мне привыкнуть, – мягко прошу я. – Ты же знаешь: я должна адаптироваться. И тогда всё станет на свои места. Слишком быстро всё меняется. Я только начала обживать новое жильё, как ты меня из него выдёргиваешь. Это не упрёк. Всего лишь правда.
– Хорошо, – глаза у него холодные и лицо непроницаемое. – И можешь забрать сюда свои ужасные цветы.
– Это большая жертва с твоей стороны, – я очень серьёзна, но он всё равно смотрит на меня с подозрением. Ищет следы поддёвки, которой почти нет. Ну, почти. Да. – Я ценю твою доброту, Эдгар.
– Правильно. Цени, – великодушно разрешает он и делает опасный шаг на сближение. – Меня ведь есть за что ценить, правда?
Сарказм. Обиделся. Ну, ладно.
– Есть, – я честна, потому что в нём много хороших качеств. Завалены они лишь всяким ненужным хламом. Сложный человек, похожий на ребус. Головоломку с пропущенными звеньями. Кто этого не знает – свихнёт мозги, но так никогда и не сможет распутать все многоступенчатые ходы личности Эдварда Гинца.
– Я хочу в душ. После клиники. Если можно.
Он выдыхает рвано. Я чувствую: хочет меня. И это моя маленькая тайна, мой маленький триумф: я немножечко владею им, занимаю его, забавляю. И, может, поэтому всё ещё с ним. Хотя, да. Я помню. Ещё впереди какой-то бал, где мне нужно сыграть самую главную роль. Но сейчас он мой. Опасный и возбуждённый.
– Я тоже хочу, – слишком громко и многозначительно звучит его «хочу». – В душ, – уточняет, но я по глазам вижу, чем всё закончится. – Хочу помочь тебе.
Пусть так. Это игра на двоих. И у него нет шанса устоять. Как и у меня.
Ванная сине-голубая. В тон всего дизайна. Огромная. Сияет.
– Это джакузи. Тебе понравится.
Он уверен. И точно знает, что для меня это впервые.
Пока набирается вода, я раздеваюсь, не стесняясь. Откуда черпается уверенность – не знаю. Может, потому что он возбуждён. И моё тело – единственное, что сейчас манит его.
– Я сдала экзамен на «отлично», – проверяю. Он не спросил. Не поинтересовался. Возможно, ему было не до того. Но и потом не вспомнил. Значит ему всё равно? Он ведь так помогал мне, просиживал вечерами над скучными книгами и вопросами. И вот – полное равнодушие.
Эдгар моргнул. Я вижу, как он пытается оторвать взгляд от моей груди. Ему это удаётся.
– Я знаю, – смотрит мне в глаза.– Я позвонил и поинтересовался.
И как-то мне становится тускло. Значит ли это, что моя оценка – липовая?.. Может, всё дело в том, что он заплатил? А потом поинтересовался, всё ли прошло, как надо? Я не смогу задать ему эти вопросы. Но на лице моём, наверное, сменяется целая гамма чувств.
– Эй, жена, – хватает он пальцами мой подбородок и удерживает взгляд. – Я всего лишь беспокоился. Не более.
– Надеюсь, это стоило того, чтобы услышать оценку по телефону, а не от меня лично. И жаль, что ты не позвонил мне. Ни после экзамена, ни потом. Кажется, тебе приятнее общаться с кем угодно, но не со мной.
– Ты скандалишь? – опасно сверкают его глаза.
– Нет, – сдуваюсь я и переступаю с ноги на ногу: кафельный пол холодит. Да и вообще в этом царстве Снежного Короля слишком холодно даже летом. – Можно я погреюсь в воде?
Он поворачивается ко мне спиной. Чёткие мышцы. Великолепные ягодицы. Я хочу прикоснуться к ним, но не буду. Он садится первым и приглашает меня жестом. Я устраиваюсь спиной к его груди. Между раздвинутых ног. Он возбуждён, но ничего не делает. Гладит слегка меня по плечам. И я расслабляюсь под этими завораживающими успокаивающими пассами.
Эдгар в большие ладони набирает гель для душа и начинает меня мыть. Всё теми же обволакивающими движениями. По шее, ключицам, плечам, груди, животу. Он моет каждую руку, не пропускает пальцы. Отбрасывает тяжёлые от воды волосы и проходится по спине. А затем руки его спускаются ниже. Пальцы пробираются между ног и гладят, гладят меня до тех пор, пока я не достигаю пика.
Я бьюсь в его руках, содрогаюсь, сдерживаю стоны. Он такой щедрый любовник. И такой скупой муж. На эмоции. На знаки внимания.
Нет-нет, я не жалуюсь. Он умеет делать приятное. Но всё, что он делает, измеряется в деньгах. Умеет покупать. Умеет дарить. Не умеет делиться своим.
Я затихаю. Ловлю его руку. Целую в сердцевину ладони. Мне лениво шевелиться. И не хочется заниматься любовью в воде. Он, наверное, ловит моё настроение, как зверь. Слишком чутко. Идеально. И от этого становится страшно: он спрятан от меня, а я – нараспашку. Голая не только снаружи, но и внутри.
– У меня здесь отличная кровать. Огромная, – жарко шепчет он мне в ухо.
– Потом. Обязательно, – говорю и пересаживаюсь к нему лицом. Оплетаю его ногами. Соприкасаюсь. Будь моя кожа нежнее – получила бы ожоги от нашей близости. – Я хочу тебя помыть. Тоже.
Теперь я набираю в ладони гель, пахнущий морем и морским бризом. Холодный мужской запах. Его. Очень подходит.
У Эдгара темнеют глаза. Он смотрит на меня не отрываясь. Не моргает и почти не шевелится. Я тоже умею колдовать. И кружить ладонями, задевая соски. И касаться налитых мышц. Жаль, он даже щекотки не боится.
– Испытываешь меня на прочность? – голос у него низкий и очень опасный. Где-то там прячется хрипотца, которая нравится мне очень-очень.
– Да, – улыбаюсь и закрываю глаза. Если ему не хочется это сделать, то мне необходимо. Так острее. Так приятнее. И в этот момент вода начинает бурлить. Я взвизгиваю от неожиданности и хохочу.
– Джакузи, – приподнимает брови Эдгар и, притягивая к себе, начинает меня целовать. – Может, всё же переберёмся в спальню?
Я не возражаю. Он кутает меня в махровую простынь и несёт на руках. И позже, много позже, когда мы лежим расслабленные и удовлетворённые, я всё же думаю о детях. Эдгар снова ловит мои мысли. А я не удивляюсь этому. Верю: он может. Только он.
– Понимаю: может, здесь не очень по-твоему всё устроено. Но тебе захотелось, чтобы мои братья и сестра не остались за бортом жизни. Я не привык, чтобы у меня топтались на голове. Поэтому ты приспособишься.
Я поднимаюсь на локте и смотрю на него. Он лежит и пялится в потолок. Серьёзный и снова замкнутый. Человек-скафандр.
– Это означает «да»? Ты заберёшь их, Эдгар?
– Это означает, что они пока поживут здесь. А потом будет видно.
Но мне этого достаточно. Я кидаюсь ему на шею и целую. Мне так много хочется ему сказать, но не могу. Хочется что-то обещать, клясться, держа руку на сердце. Но вместо этого я пытаюсь хотя бы телом выразить свою благодарность.
Он хватает меня за запястья и опрокидывает на спину. Нависает грозно, как скала.
– Не надо ничего, слышишь? Благодарность такая ни к чему. Я сделал это не потому что ты просила. Так решил. И всё. И тебе не нужно ради этого торговать своим телом.
Он бросает меня резко. Встаёт и уходит прочь. А я смотрю в закрытую за ним дверь, и по щекам моим катятся слёзы. Тихие, как летний дождь. Горькие, как полынь. Только что он обидел меня. Но, может, я это заслужила?..
