Елена Геннадьевна Кутузова
Не оставляй меня
– Будь ты проклят, Нэй Байю!
Кулак побелел от напряжения, рука дрогнула, и бумажный комок пролетел мимо корзины для бумаг.
Лейтенант наклонился, с каким-то наслаждением ощущая боль в раненой ноге, подхватил смятый лист и выкинул.
– Говоришь, не можешь?
Пока курсанты тренировались чеканить шаг под руководством старшего офицера, лейтенант тоже времени не терял. И его занятия были не менее выматывающими. День за днем тело покрывала испарина, и боль тянула жилы. Зубы скрипели, когда Нэй сжимал челюсти в попытках не закричать.
Но он радовался этому страданию. Оно помогало хоть ненадолго отвлечься от пустоты, которая поселилась в душе. Падая на кровать, Нэй проваливался в сон, и воспоминания не тревожили измученный разум.
И, наконец, настал день, когда в кабинет Канцлера вошел секретарь:
– Звонит ваш сын.
– Нэй?
Канцлер не сдержал удивления. Впервые за много лет сын позвонил сам.
– Что-то случилось? – тревога перерастала в страх, пока в трубке не послышался спокойный голос.
– Все в порядке. Хочу доложить, что я справлюсь. Я уверен.
– Я понял, – Канцлер кивнул, словно собеседник мог его увидеть.
На этом разговор отца с сыном прервался, но второй человек в королевстве не торопился отдать телефон секретарю. Он смотрел на экран, на фотографию заставки. На ней улыбались фотографу трое: он сам, жена и сын – сорванец двенадцати лет, молодой, уверенный и… счастливый.
– Наверно, пришло время тебя отпустить…
***
Над площадью реяли флаги. На навершии королевского стяга развевались черные и белые ленты – символ траура. Такие же повязки красовались на рукавах высших сановников, расположившихся на трибунах.
Отряды всех родов войск, призванные принести присягу, замерли под палящим солнцем. Нэй застыл во главе курсантов. Парадная форма, сшитая специально для этого случая, еще не обмялась и казалась непривычной.
Нога побаливала. Не сильно, просто напоминая о травме. Но это пока: через несколько часов боль усилится, а когда придется чеканить шаг – станет нестерпимой. Лейтенант морально готовился к этим минутам. Что будет потом, его не волновало. Главное – выдержать эти четверть часа, когда он поведет отряд мимо главной трибуны, на которой её величество будет принимать парад.
Но прежде она объедет площадь, отдавая приветствие своей армии.
Первая команда, подхваченная усиливающей голос аппаратурой, пронеслась надо площадью. Военные, и без того демонстрирующие великолепную выправку, подтянулись еще больше.
У ворот королевской резиденции началось движение. Площадь оцепенела в ожидании.
В тишине раздался звук. Едва заметный, робкий, он постепенно набирал силу, и вскоре торжество фанфар накрыло собравшихся крыльями первых тактов марша. Им вторил рокот барабанов, и, казалось, площадь сотрясают удары гигантского прибоя.
Золоченые ворота распахнулись, выпуская всадников. Серая лошадь под дамским седлом выгибала шею, вскидывая тонкие ноги в манежном галопе. Её величество грациозно восседала в дамском седле, держа повод в левой руке. В правой свободно свисал короткий хлыст.
Золотая канитель вышивки ярко сверкала на солнце, а белая ткань казалась ослепительной. Согласно традиции, монарх являлся шефом Кавалерийского лейб-гвардейского полка, и мундирное платье сидело как влитое.
Королева, только-только возложившая на себя корону, сейчас напоминала невесту. Хрупкую, волшебную… Сходство усиливала вуаль, легким облаком закрывающая лицо. По правилам, с мундирным платьем она дозволялась только в солнечный или очень ветреный день. Дамы с удовольствием пользовались этой эфемерной защитой не столько от непогоды, сколько для защиты от нескромных взглядов.
Вот и для юной королевы невесомая ткань превратилась в броню.
Всадница лихо мчалась по площади. Хорошо выезженная лошадь слушалась малейшего движения руки и замирала, стоило натянуться поводу. Её величество вскидывала правую руку в приветствии, пока командир отряда зачитывал вызубренные наизусть слова присяги, и терпеливо ждала, пока прозвучит последнее словно. Только покачивание хлыста, надетого на запястье, напоминало, что она – живой человек, а не статуя, так неподвижны были и конь, и всадница.
Нэй не сводил с неё глаз, зачарованный грацией и величием. Когда королева остановилась напротив, сердце пропустило удар, а потом заколотилось часто-часто, и голос отказал от волнения. Миг, другой… Весь мир сузился до стройной фигурки, но лейтенант взял себя в руки, и первые же слова присяги, слетевшие с губ, подействовали успокаивающе.
Через минуту он пришел в себя и даже стал замечать окружающих. Слышал, как стараются не дышать курсанты за спиной, как фыркает серый жеребец королевы, видел, как развиваются плюмажи двух всадников лейб-гвардейского Конного полка; всадники замерли на расстоянии корпуса лошади от монаршей особы.
Вспышки фотокамер соперничали в яркости с солнцем. Но среди тысяч бликов был один, вызвавший тревогу. Вдали от остальных, со стороны резиденции, чуть правее… Журналистов там быть не могло, да и расстояние…
Телохранители не успеют. Мысль мелькнула и пропала, спугнутая действием. Оборвав присягу на полуслове, Нэй рванулся вперед. Взвился на дыбы серый конь, кавалеристы что-то кричали, выхватывая сабли… А королева падала на мостовую Дворцовой площади, сдернутая с седла лейтенантом. Сам он упал сверху. Пуля, не найдя цели, выбила облачко каменной пыли и застряла в вымытой в честь праздника светло-серой брусчатке.
Телохранителям не хватило нескольких секунд, чтобы предотвратить нападение. Но дальше они действовали слаженно и четко: загородили королеву и от убийцы, и от посторонних глаз. Нэя подняли на ноги и оттеснили в сторону. Он стоял, не чувствуя тычки и не спускал глаз с Её Величества. Укрытая от нескромных взглядов спинами охраны, она поправляла одежду, чтобы показаться подданным в подобающем виде. Но прежде всего её руки метнулись к сбившейся вуали, закрывая лицо. Лицо Кары Хань.
– Вернитесь на свое место.
Шепот показался оглушительным. Нэй машинально выполнил приказ и замер во главе отряда. Мысли метались, как летучие мыши в подземелье, потревоженные светом фонаря.
Кара мертва. Рапорт составлен, церемония прощания проведена. Тогда… почему она здесь, на месте королевы? Хотелось потереть виски, прогоняя скованность, но он не посмел даже пошевелиться: здесь, на главной площади столицы в день коронации, все подчинено строгому ритуалу. И покушение – не причина его менять.
Он оглядел трибуны. На главной стоял отец. Спокойно стоял, словно ничего не произошло. Значит… он знал? Ну, конечно знал! Подменить королеву солдатом можно только с ведома Канцлера. А значит… покушения ждали? И подготовились? И новая королева сейчас наблюдает за происходящим из безопасного места. Или… о том, что её величества может уже не быть в живых, думать не хотелось. Но привычка анализировать никуда не делась.
С момента гибели наследного принца его сестра везде появлялась, скрыв лицо за плотной вуалью. Считалось, что она прячет следы горя. Хорошая легенда: потерять разом и родителей, и брата, наверное, очень тяжело. Но вполне возможно, что на смерти Наследника череда покушений не закончилась. Просто… последнее могли скрыть. Принцесса редко появлялась на публике, предпочитала учиться за границей, сохраняя инкогнито, так что убийство могло пройти незамеченным. А вот для страны потеря последнего представителя правящей семьи оборачивалась катастрофой. Троюродная бабушка Наследницы не могла оставить наследников, да и править – тоже. Вполне в духе Канцлера было заменить мертвую принцессу двойником. Хотя бы затем, чтобы избежать беды, дать себе время на маневр, разработать план действий.
Всю оставшуюся церемонию Нэй молчал, четко выполняя все, что от него требовалось. И все же не мог понять, почему именно Кара? И… как она выжила? Сердце в груди замирало, и хотелось петь. И даже боль в ноге не казалась такой сильной.
Праздник в Академии по поводу коронации совпал с торжествами, посвященными очередному выпуску. Младшие курсы смотрели на закончивших обучение с завистью: принести присягу на Дворцовой площади, перед лицом самой королевы, а не на плацу в присутствии дальних родственников правящего дома считалось небывалой честью.
Нэя мало заботили предрассудки. И долгие наставления он не любил.
– Присяга – она везде присяга, где бы ни прозвучала: в хлеву или в тронном зале дворца. Держите слово, и пусть судьба и королева будут благосклонны к вам! – краткость тоста встретили овациями.
Отдав дань традиции, курсанты разбрелись по территории Академии. Сегодня разрешалось нарушать дисциплину, правда, не слишком выходя за рамки, офицеры строго следили за поведением подопечных. Но нарушения случались. Поэтому лейтенант не стал засиживаться за столом, а решил обойти территорию.
Он передвигался от группы к группе, слышал смех, шутки, звон бокалов… но все это не доходило до его сознания. Перед глазами стояла всадница, сбившаяся вуаль, испуганный взгляд. Кара. Она словно опасалась чего-то.
– Не чего-то, – хмыкнул Нэй себе под нос. – Кого. Меня.
Стало нестерпимо больно. Захотелось уйти к себе, закрыться в комнате, заткнуть уши, чтобы не слышать веселых голосов. Забыть обо всем… Но его уже звали. Отряд собрался для торжественной фотографии. Красивые молодые люди в парадной форме. И Лу… Она держала в руках большой портрет, перетянутый наискосок черно-белой траурной лентой. С него спокойно улыбалась Кара.
Ярость поднялась безумной волной. Видеть на похоронном портрете живую девушку показалось плохой приметой, словно это принесет ей горе, беду, смерть. Захотелось выхватить фотографию, сорвать ленты, сменить рамку… Но лейтенант сдержался. Простым воякам лучше не соваться в большую политику, это он уяснила давным-давно.
Вспышка оставила после себя сотни разноцветных солнечных зайчиков. Они прыгали перед глазами, мешали смотреть. Но мысли не сбились с прежнего направления. Политика… Нэй знал, насколько она может быть опасна, отец много лет ходил по краю. Но он жил этим, дышал. А Кара, наивная, язвительная девчонка. Почему она? Спастись от верной смерти там, на границе, чтобы тут же оказаться в тенетах жирных пауков? То, как Кара избежала гибели в бою, Нэя сейчас интересовало меньше всего. Он боялся. Боялся больше, чем если бы сам оказался во Дворце. И не понимал, зачем его курсантка так рисковала.
Понимание пришло внезапно. Кара Хань, несмотря на свои недостатки, была хорошим солдатом. Смелым, преданным стране. А после гибели всей королевской семьи наследной принцессе угрожала опасность. Кара могла решиться на такой шаг, только прикрывая новую правительницу! Она сознательно подставляла себя под пули убийц, потому что именно там, на площади, в окружении тысяч солдат, королева оказывалась меньше всего защищена – по протоколу телохранители держались от неё на расстоянии одного лошадиного корпуса.
Прекрасная, идеальная мишень для снайпера!
Нэй ударил кулаком по столбу турника и тут же расплылся в улыбке: слава Небесам, он тоже оказался там в тот день. И смог спасти Кару. Спасти ту, что занимала его мысли полностью с момента своей гибели.
– Надо завтра поговорить с отцом, – чуть ли не впервые в жизни Нэй решил воспользоваться своим положением сына Канцлера и узнать все из первых рук.
С этой мыслью он покинул праздник и отправился спать – отец не любил помятого вида. Но на рассвете, еще до побудки, в Академию прибыл нарочный. В конверте с гербовой печатью содержался приказ о зачислении лейтенанта Нэя Байю в отряд личных телохранителей королевы. Прибыть во Дворец следовало ровно в восемь часов утра. Времени почти не оставалось.
У ворот его ждали. Молчаливый гвардеец проводил Нэя в канцелярию. Там долго сверяли документы, делали копии, оформляли. Потом слуга в ливрее провел новичка в хозяйственные постройки.
Нэй только осматриваться успевал. До сих пор он видел только парадную часть Дворца: главное здание, оранжерею, сад. Но оказалось, комплекс состоит из множества строений: прачечных, общежитий для обслуживающего персонала, гаражей… Одни из зданий соединялись галереями, другие стояли особняком.
Нэя отвели в комплекс, отданный лейб-гвардии.
Снова проверки, больше похожие на допросы. Пожилой мужчина в форме полковника хмурился, слушая ответы. Но направление подписал. Как только гербового листка коснулась алая печать Главы Службы Дворцовой Безопасности, лейтенант Нэй Байю стал частью этого ведомства.
– Выходные – дважды в неделю, по графику. Рапорт о переносе подается за две недели. Отпуск оплачиваемый – две недели в году. Но рекомендую о нем забыть, очень часто объявляется режим повышенной готовности, особенно сейчас, – полковник вздохнул. – Ступайте, получите обмундирование и заселяйтесь в общежитие. И еще, – голос оставался таким же монотонным, – не думайте, что если вы – единственный сын Канцлера, к вам буду относиться по-особому. Здесь нет любимчиков, и цель у нас одна: служба стране и королеве. Вам все ясно?
– Так точно! – отрапортовал лейтенант и вышел. За дверями его уже поджидал сопровождающий.
– Вот здесь столовая. Работает с шести утра до трех часов ночи. Специально отведенного времени для приема пищи нет, приходишь, как освободишься. Учти, режим во дворце жесткий, не приведи Небо нарушить. В своей комнате найдешь расписание. За формой следишь сам, по мере надобности относишь в прачечную. Личное белье и одежду – тоже. Вне службы по главному корпусу не слоняйся, в оранжерею или сад можешь заходить, но только если там нет королевы или её личных гостей. Советую не злоупотреблять. Если станет скучно, здесь есть несколько клубов по интересам, вступай в любой. Ну, и два-три раза в неделю устраивают кинопоказы. Расписание увидишь на доске в общежитии. Больница – вон в том доме, нам туда.
Нэю пришлось выдержать полное обследование. Врачи и медсестры не тянули, завершили все в короткие сроки. И медицинская карта лейтенанта заняла место в медицинской базе компьютера.
Обмундирование тоже подобрали быстро. Три комплекта: два повседневных и один парадный. Так же белье, пижама, спортивный костюм.
– Спортзал можно посещать без ограничений. Это только приветствуется. Учти, нормативы сдаем каждые три месяца.
Нэй только кивал. Здания, двери, наставления слились в единый ком, но повторять второй раз для новичка никто не планировал. И когда провожатый указал на комнату и выдал ключ, лейтенант почувствовал облегчение: вводная часть закончилась.
Он бросил сумку с вещами на пол и, прижав к себе форму, облокотился на дверь. Несколько минут тишины и покоя. Всего несколько минут, а потом… снова в бой.
Комната мало чем отличалась от комнат в Академии, разве что была одноместной. Кровать. Рабочий стол с ноутбуком, лампой и стационарным телефоном. Пара стульев. Кожаный диванчик и круглый столик рядом с ним. Достаточно для комфортного существования. В углу – кухонная зона: чайник, кофемашина, крохотный холодильник и шкафчик с посудой. Приготовить полноценный обед не получится, а вот устроить перекус – вполне.
Но больше всего порадовал отдельный санузел. Для ванны места не хватило, но душевая кабина с массажным эффектом заменяла её полностью. Нэй вздохнул и принялся обживаться.
Разложил вещи по полкам, развесил одежду. И обрадовался, увидев на внутренней дверце шкафа заламинированный листок с правилами поведения. К нему прилагался план дворцовых служб, ничего секретного, только то, что есть в открытом доступе.
Мысли плавно вернулись к назначению. Он победил в этой борьбе! Он стал лейб-гвардейцем! Но почему отец пошел на попятный, почему позволил королеве подписать назначение? Червячок тревоги недолго отравлял радость: Нэй понял, что даже исполнение давней мечты ничего не значит. Важно другое: здесь, во Дворце, он сможет защитить Кару. Стать ей опорой и советчиком, ведь не зря же он вырос в семье Канцлера. И пусть для этого придется погрузиться в интриги по самые уши, цена бездействия слишком высока. Потерять любимую во второй раз он не может.
Резкая трель телефона заставила вздрогнуть. Нэй поспешил взять трубку. Спокойный голос отца застал его врасплох.
– Освоился? У тебя через час аудиенция, я пришлю за тобой человека. Не опаздывай!
Так Нэй не волновался со времен, когда сам бы курсантом в Академии. Крутился перед зеркалом, словно девушка перед первым балом. Одергивал мундир, поправлял бело-золотой пояс, аксельбанты и кивер. Когда явился сопровождающий, оставалось только натянуть белые перчатки.
Отец ждал в кабинете. Едва Нэй появился на пороге, встал из-за стола и знаком велел закрыть дверь.
– Покажись-ка, – он оглядел сына со всех сторон. – Хорошо. Все в порядке. Ну, теперь счастлив?
– Отец!
Канцлер протестующе поднял руку:
– Забудь! Здесь, во Дворце, у тебя нет отца. А у меня – сына. Есть Канцлер её величества, и есть телохранитель. Запомни.
– Так точно, – послушно вытянулся Нэй.
– Хорошо. Надеюсь, я смогу гордиться тобой, – вздохнул Канцлер и тут же перешел на официальный тон. – Запоминай: первым не заговаривай, молчи, пока её величество сама к тебе не обратится. На вопросы отвечай четко, без заминки. Не знаешь, что сказать, – поклонись. А это у тебя что?
Нэй посмотрел на сверток, который принес с собой.
– Здесь, во дворце, служит девушка, Кара Хань. Не могли бы вы ей это передать?
Канцлер задумался:
– Кара Хань, говоришь? Ладно, бери с собой, сам отдашь. Хм, Кара Хань, – повторил он себе под нос. – Готов? Тогда – идем, нельзя заставлять королеву ждать.
Нэй шел за отцом и не замечал, куда. Переходы, залы, галереи слились в одну бесконечную анфиладу. И только, когда остановились у широкой двустворчатой двери, пришел в себя. Справа и слева замерли лейб-гвардейцы. Их руки синхронно взметнулись к киверам, стоило Канцлеру подойти ближе. Потом один из телохранителей четким, заученным движением открыл дверь. Одну створку.
– Обе – только для лиц королевской крови, – услышал Нэй шепот отца и шагнул в неизвестность.
За дверями оказалась приемная. Просторная комната с несколькими столами. За ними трудились младшие секретари. Старшему полагался отдельный кабинет, о чем свидетельствовала табличка.
– Жди здесь, – велел Канцлер и повернулся к ближайшему секретарю.
Пожилой мужчина на миг отвлекся от работы:
– Её величество велела впустить вас без доклада.
– Подожди здесь!
Нэй опустился на указанный ему стул. Воротник мундира неожиданно стал тесным, захотелось ослабить застежки и снять кивер – ремень немилосердно давил на подбородок. А еще пакет. Нэю казалось, что он выглядит очень глупо, но страдания нового телохранителя прервал голос секретаря:
– Лейтенант Нэй Байю, её величество ждет вас.
Сердце ухнуло и пропустило удар. На негнущихся ногах Нэй доковылял до двери, выдохнул и сделал шаг вперед. Но первое, что он увидел в кабинете, была спина Канцлера.
– Ваше величество! Позвольте представить вам нового телохранителя. Лейтенант Нэй Байю, личное дело… – Канцлер раскрыл папку.
– Не нужно. Я уже ознакомилась, – прервал его спокойный голос.
Нэй, до этого стоявший, согласно протоколу, навытяжку, вздрогнул. Если бы не эта мягкость, с какой королева обращалась к собеседнику, можно было поклясться, что за столом сидит Кара. Но та разговаривала резко, жестко, даже смех у неё был… колючий, хоть и заливистый. Нэй одернул себя – не время вспоминать о прошлом! Он – в кабинете самой королевы! И сейчас…
Канцлер сделал шаг в сторону. Рука Нэя взметнулась к киверу и застыла на полдороге. Но он позволил себе лишь секундную задержку и тут же пришел в себя. Было от чего растеряться – за столом, на месте её величества, действительно сидела Кара Хань.
– Что… происходит?
Шипение отца заставило опомниться. Но мысли продолжали лихорадочно метаться, перетекали одна в другую и не могли остановиться. Кара в кабинете королевы, на её месте… И отец обращается к ней, как к венценосной особе.
Адель ас Кармина с интересом наблюдала за своим новым телохранителем. Всегда выдержанный лейтенант сам на себя не походил. Все мысли, все эмоции читались на лице, как в открытой и понятной книге. Девушка с трудом сдержала ухмылку. Вместо этого на губах расцвела вежливая улыбка:
– Приветствую вас, господин лейтенант. Надеюсь, ваша служба будет долгой и плодотворной.
Поклонился и молча вышел Канцлер. Адель даже головы не повернула, но в который раз восхитилась его тактичности – он всегда знал, что и когда уместно. Вот и теперь. Оставил их вдвоем, хотя по протоколу уйти следовало как раз новому лейб-гвардейцу – представление состоялось, делать в кабинете ему было нечего.
– Присаживайтесь.
Нэй словно очнулся и оглядел обстановку. Адель тоже осмотрелась, по-новому взглянув на кабинет.
Она ничего в нем не поменяла. Все осталось, как при отце: светлые, почти белые стены скрыты многочисленными шкафами из мореного дуба. Резьба покрывала обрамления стеклянных створок и повторялась на массивном письменном столе и кресле с высокой спинкой. Сидеть на нем было жутко неудобно, но отец считал, что в кабинете надо работать, а не отдыхать, а удобная мебель расхолаживает.
– Понимаешь, чтобы не сидеть на этом пыточном приспособлении, – так отец называл похожее на трон кресло, – я стараюсь как можно быстрее сделать всю работу. А чтобы не возвращаться для переделывания – то и качественно.
Но сколько Адель себя помнила, отец всегда сидел за этим столом. И зеленое сукно словно хранило тепло его рук. И фиолетовая клякса… она появилось, когда Адель и Кост попытались стащить любимую ручку отца. Немного не рассчитали, и перо плюнуло чернилами. Их тогда здорово наказали. А отец почему-то запретил менять покрытие. Теперь Адель понимала, что оно напоминало ему о сыне и дочери, и даже в самые тяжелые моменты король смотрел на него и улыбался. Ей очень хотелось верить, что улыбался.
Она провела рукой по пятну. И тут же отбросила воспоминания: прямо сейчас перед ней сидела проблема.
Адель впервые видела лейтенанта в таком состоянии: он волновался. Сидел ровно, словно малейшее отклонение грозило катастрофой. Смотрел открыто. Руки спокойно лежали на коленях поверх свертка, но шнурок, который его перевязывал, оказался накручен на палец. Именно этим Нэй Байю выдал себя с головой.
Тоска, которую Адель старательно прятала на задворках памяти, вырвалась из темных глубин. Захотелось прикоснуться ладонью к гладко выбритой щеке, провести пальцем по четко очерченным губам, почувствовать их мягкую упругость. А потом…
Адель резко взмахнула головой, прогоняя неподобающие для королевы мысли. И начала разговор, выбрав нейтральную тему:
– Что за пакет вы принесли, лейтенант?
Она не боялась показаться нетактичной. Явиться в кабинет правителя с пакетом можно было только в одном случае: адресат – она.
Нэй спохватился.
– Я принес вам фотографию выпускников Академии этого года. Простите, если этот подарок неуместен…
– Отчего же? – Адель обогнула стол и забрала пакет. На мгновение её руки соприкоснулись с руками лейтенанта. Девушка едва сдержала дрожь и поблагодарила Небеса, что он был одет по форме, в перчатках.
Бумага зашуршала и осталась лежать на столе. Адель разглядывала фото.
Знакомые лица. Люди, рядом с которыми она провела несколько лет. И Лу… Подруга держала в руках траурный портрет.
– Её звали Кара Хань, – лейтенант говорил тихо, словно вспоминая. – Она была лучшей на курсе. Погибла при выполнении задания.
– Вот как, – Адель провела рукой по стеклу, словно надеялась почувствовать под пальцами тепло сфотографированных людей. Но наткнулась лишь не холод. – Я слышала, вы обещали своим курсантам выпить с ними после выпуска.
Тихий звон стекла, и на свет появился графин, наполненный темной жидкостью. Любимый папин коньяк… Адель вздохнула и достала два бокала-снифтера.
– Для меня будет честью выпить с вашим величеством, – вскочил Нэй.
Адель как на стену наткнулась. Слезы собрались в уголках глаз, но она приказала себе не плакать.
– Лейтенант, я пью с телохранителями только в День Армии, – один из бокалов отправился обратно в шкаф. – Если вы не хотите ничего добавить… Приятной службы. Надеюсь, я не доставлю вам больших проблем.
Королева отступила. Знак окончания аудиенции. Нэй откозырял, четко развернулся на месте и вышел, чеканя шаг.
Адель посмотрела на лежащую на столе смятую бумагу, скользнула взглядом по фотографии, графину… и рухнула на стоящий в нише диван. Такой же жесткий и неудобный, как и остальная мебель.
– Только пять минут. Я разрешаю себе плакать только пять минут, – шептала девушка.
Но эти пять минут казались невыносимыми. Казалось, вместе со слезами из глаз рвется душа.
Но едва стрелка на часах отмерила ровно пять делений, Адель заставила себя встать. Вытерла лицо, поправила волосы и одежду. Коммуникатор слегка щелкнул, сообщая о начале связи.
– Будьте добры, чая с ромашкой. И сахаром, – попросила Адель и решительным жестом отправила упаковку в корзину для бумаг. Фотография спряталась в шкафу, подальше от чужих глаз, а главное – от глаз самой королевы.
К моменту, когда лакей принес поднос со всем необходимым для чаепития, Адель уже успокоилась.
Она перенесла чашку на рабочий стол и углубилась в работу, время от времени делая глоток остывающего напитка.
***
– Что происходит? – Нэй стоял напротив дожидающегося за дверью отца. – Я…
– Вы забыли, что я говорил о личных отношениях, господин лейтенант? Напомнить?
– Простите, – тут же остыл Нэй.
– Ступайте. У нас еще будет время поговорить… как отец с сыном. А сейчас я занят, хотя… – канцлер проводил взглядом лакея с чашкой чая на подносе, – минут пятнадцать у нас есть. Ступайте за мной.
Найти пустой кабинет оказалось не просто, и Канцлер жестом велел выйти всем из первого же попавшегося на пути. И развернулся к сыну:
– Ты что творишь? Ты во Дворце, а не на плацу! И еще… что было в том пакете? Я не спросил, надеясь на твое благоразумие…
– Фотография с выпуска. Я думал, Каре понравится.
– Каре? Каре, ты сказал? Ох, дурааак. Ты знаешь о том, что королева пьет ромашковый чай только в том случае, если ей надо срочно успокоиться? Видимо, я зря подписал приказ о твоем переводе. Ты все такой же сумасбродный мальчишка, и…
– Ты? Не королева?
– Что?
– Я спросил, мой перевод ты санкционировал?
Канцлер устало потер лицо.
– Вот что. У тебя сегодня ознакомительный день, служба начнется с завтрашнего дня. Я отменю все, что можно отменить, и мы вместе пообедаем. Ступай в общежитие, за тобой заедут.
Нэй козырнул, развернулся, как на строевом смотре, и вышел. В груди бушевало пламя. Он не знал, что думать, а главное – как действовать. Вера в отца боролась со страхом навредить Каре, то есть королеве и… стать предателем.
Машина за Нэйем не пришла. Вместо этого раздался звонок сотового телефона:
– Выходи за пределы Дворца, я подожду. И не забудь пропуск.
В гражданской одежде Нэй чувствовал себя непривычно. Казалось, пиджак сидит мешковато, и двигаться трудно.
– Отвык? – Канцлер смотрел, как сын то и дело теребит галстук, ослабляя узел, проверяет пуговицы. – Ничего, скоро костюм будет как влитой сидеть, лейб-гвардейцы не только на парадах золотым шитьем сверкают.
– Знаю, – буркнул Нэй, ожидая тяжелого разговора.
Но отец не торопился. В ресторане для них забронировали отдельный кабинет. И Канцлер начал беседу не раньше, чем принесли заказ.
– Вижу, тебя просто распирает от желания спросить. Ну, так спрашивай. Я отвечу.
– Какого… тут происходит? Почему вдруг ты, всю жизнь запрещавший мне даже думать об армии, вдруг лично подписываешь мой перевод в лейб-гвардию? И Кара… она же погибла! Почему она во Дворце? И где… – у Нэя хватило соображения понизить голос, – королева?
– Как много всего… – Канцлер не торопясь развернул салфетку. – Жаль, что я тебя переоценил, сын. Думал, ты обо всем догадался и молчишь ради блага государства.
– Или твоего? Отец, я действительно молчал, потому что верю в тебя. Верю, что ты не предашь. Но я ничего не понимаю.
– Помнишь, в детстве ты любил собирать картинки из множества деталей? Чем их больше, тем сложнее. И совершенно невозможно, если отсутствует хоть одна.
– Подозреваю, что их не одна.
– Нет, – Канцлер отрезал кусочек мяса, прожевал и продолжил, – все кусочки – перед тобой. Но ты поленился сложить их как следует. Впрочем, ты и в детстве терпением не отличался. Наверное, армия на самом деле была для тебя выходом… Ты ешь, здесь готовят поразительно вкусную говядину в вине! Не пожалеешь, что попробовал.
Нэй нехотя подчинился. Мясо на самом деле таяло во рту, а соус придавал невероятные оттенки вкусу, но вопросы никуда не делись. Канцлер усмехнулся:
– Вижу, ты не отстанешь. Запомни, сын: во Дворце никогда и ничего не говорят прямо. Хочешь выжить – лови слухи, чуй, откуда и в какую сторону дует ветер, прислушивайся к шепоту, что доносится из углов. И учись делать выводы! Это тебе уже в который раз повторяю. Ну, да ладно, поздно уже воспитывать. Ты мой сын, и я верю, что ты не подведешь. Поэтому скажу прямо: королевство на грани гибели. Один неверный шаг, и все, что наши предки создавали столетиями, полетит к демонам. И тяжкий труд по сохранению равновесия лежит не на тебе, не на Совете, не на активистах и оппозиции. И даже не на мне. Все свалилось на хрупкие плечи королевы. А ведь её даже не готовили к такому! Скромная девочка мечтала об одном: быть полезной своей стране… и о свободе.
Ты ведь знаешь, какая судьба была ей уготована?
– Стать марионеткой в политических играх, – скривился Нэй.
– Грубо, но верно, – Канцлер положил себе еще салата, – проблема в том, что Адель ас Кармина, принцесса Логская не желала быть куклой. Знаешь ведь, что именно поэтому она училась за границей? Родители решили дать ей как можно больше свободы, пока не пришло время вступать в брак. Но эта девочка… Несколько лет назад она, никому ничего не сказав, подала заявление на академический отпуск и вернулась. Знаешь, какую цель поставил перед собой принцесса?
Над столом повисла тишина. Смолк легкий стук ножей и вилок о тарелки, и только легкое гудение кондиционера разбавлял тишину.
– Ни за что не догадаешься! – Канцлер явно веселился. – Она решила взять на себя управление Королевской Службой Безопасности!
– Ого! – не сдержался Нэй. И замер. Картинка в голове начала складываться.
– Вот тебе и «ого», – хмыкнул отец. – И ведь умудрилась пройти все испытания! И в Академию поступила…
– Под именем Кары Хань… – пробормотал Нэй.
– Погоди, – взгляд отца стал жестким и в то же время удивленным, – ты только сейчас это понял? А после того, как увидел её на площади и во Дворце…
– Я решил, что Кара подменяет королеву в целях безопасности. Я и подумать не мог…
– Да, – вздохнул Канцлер, – мать была права, нечего тебе в политике делать. Солдафон! И с таким подходом высокие чины тебе не грозят. Выводы делать не умеешь.
