Екатерина Береславцева
Тайна японской шкатулки
– Я знаю другое подходящее местечко. Приглашаю вас, друзья мои, к себе домой. Тёплую атмосферу и горячий чай гарантирую! А также знакомство с одним не менее гостеприимным существом, чем я, – Головинский улыбнулся.
– С вашей женой? – выпалил Мишка, но через секунду поправил себя, увидев своим внутренним взглядом истину: – Ох, ведь её уже нет… Простите, Андрей Павлович, я не сразу понял…
– И я не сразу понял… – медленно выговорил старик, красноречиво посмотрев сначала на Соню, а потом на Мишку. – А ведь должен был догадаться. Значит, у вас династия, так сказать… А дочь, Софья Павловна? В те времена, когда мы с вами работали, она ведь была совсем маленькая.
– Нет-нет, дочку и двух внучек я сумела оградить, – сказала бабушка Соня. – А вот внук не поддался.
– Против природы не устоять…
– Да, не всё нам подвластно… – бабушка вздохнула.
– Иногда это и к лучшему, – хмыкнул Мишка.
– Интересная, должно быть, у вас жизнь, юноша! – воскликнул химик. – Надеюсь, вы приоткроете перед любопытным стариком дверь, ведущую в ваши приключения?
– Обещаю!
– Тогда вперёд, друзья мои. Мой дом ждёт вас!
– А также гостеприимное и очень дружелюбное существо со странным именем Протон… – усмехнулся Мишка.
– Вот тут как раз никакой странности я не вижу. Протон – это устойчивая, положительно заряженная элементарная частица. Мой попугай, должен заметить, тоже весьма положительно заряжен. Странным кажется мне другое… – старик покачал головой. – То, что ты так легко узнал о нём, ведь Протоша сейчас за несколько сотен метров отсюда!
– Эх, Андрей Палыч, если бы я со всеми вопросами так легко справлялся…
– Удивительно, просто удивительно… – пробормотал старик.
Головинский жил в двухэтажном доме в северной части города. Дом этот был построен на двух хозяев, в одной части с отдельным входом обитал сам Андрей Павлович, а в другой – семья его сестры Ольги. Ёлка – так он её звал.
– Живём одним домом в буквальном смысле, – улыбнулся Головинский, ведя Софью и Мишку через просторные двор. – Очень дружно. Младшие Ёлкины внуки постоянно у меня, затейники. Но сейчас в доме пусто, Ёлочка с семейством укатила в горы. Они все заядлые лыжники.
– А я её помню! – сказала бабушка. – Смешливая девчонка была.
– Она и сейчас такая, хохотушка и говорушка. Очень она мне после Надюшиного ухода помогла… – по лицу старика пробежала тень.
– Мы с Надей переписывались первое время после вашей женитьбы, но недолго, к сожалению…
– А я знаю, у нас ведь с ней секретов друг от друга не было… – старик оглянулся на Мишку. – Твоя бабушка и моя жена были подругами. Они вместе приехали в Севастополь из вашего города, но вот вернулась Софья Михайловна домой уже одна. Надюша осталась со мной. На тридцать счастливых лет…
– Я не знал… – Миша покачал головой.
– О Надином уходе мне сообщил Александр Белов, тоже из нашей группы, помните такого, Андрей Павлович? – спросила бабушка.
– Да, конечно. У нас с Сашей был один совместный проект… Я ему и сказал про Надю. Но не сразу. Сразу не мог…
– Я понимаю…
– Ну что ж, – Головинский выдохнул и, шагнув на последнюю ступеньку крыльца, широко распахнул входную дверь, – прошу в дом! Протон, встречай гостей!
И Протон встретил. Откуда-то из глубины дома послышался звучный мужской бас, поющий песню:
– Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской, с колокольчиком едет миленький, да сам на троечке…
А вскоре показался и сам певец. Он влетел в прихожую, неистово размахивая серыми крыльями, и, облетев круг над восхищёнными зрителями и слушателями, стремительно спикировал на Сонино плечо. Бабушка замерла, боясь пошевельнуться.
А песня тут же сменилась другой:
– Окрасился месяц багрянцем, где волны шумели у скал. Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал!
– Не откажусь, – не растерялась бабушка.
– Протон, не хулигань! – строго сказал Головинский.
– Ой, мороз, моро-о-оз, не морозь меня, не мороз-о-озь меня-а-а-а, моего-о-о коня-я-я! – поменяв тембр голоса на звонкий мальчишеский, пропел попугай. Затем он взмахнул крыльями, заставив бабушку зажмуриться, и перелетел на плечо хозяина. Там репертуар опять сменился. Заглядывая старику в лицо, попугай пропел: – Чёрный ворон, что ты вьёшься над моею головой? Ты добычи не добьёшься, чёрный ворон, я не твой!
– Вот я тебе дам чёрного ворона! – грозно сказал Головинский под весёлый смех гостей. А потом и сам улыбнулся: – Я же говорил, наш Протон положительно заряжен.
– Это жако, да? – спросил Мишка, который прежде не видел вблизи таких больших попугаев. – Классный какой!
– Жако бурохвостый, – уточнил профессор. – Самый умный из породы жако.
– А кто у вас любитель русских песен? – спросила бабушка Соня.
– Моя племяшка Нина, Олина дочь. Она в народном хоре «Жаворонки» поёт. Время от времени на репетиции хор у нас собирается, места-то в доме навалом. И вот вам результат!
– Прекрасный результат, я считаю! – заявил Мишка. – Вот бы Шурку сюда! Это моя средняя сестра, – пояснил он Головинскому. – Она тоже певица, только другие песни поёт. Особенно тяжёлый рок любит…
– Да, вот рока нам как раз и не хватало, – усмехнулся старик.
– А ваш Протоша говорить не может, только поёт?
– Да всё он у нас может! – махнул рукой Головинский. – Только не хочет. Ну, солист больших и малых театров, показывай гостям дом!
Протон взмахнул крыльями и, затянув «Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке серый селезень плывет», полетел вперёд. Все двинулись за ним.
Экскурсия закончилась на втором этаже, в просторной и очень светлой комнате с огромным окном.
Вид из этого окна открывался потрясающий!
– Море! – воскликнул Мишка.
– С тобой не поспоришь, – улыбнулся хозяин.
– И такая красота – каждый день!
– Когда каждый, то уже и не замечаешь, что красота…
– Ну нет, я бы замечал! – убеждённо сказал Мишка.
– И опять не буду с тобой спорить, ибо только время сможет показать, кто из нас прав. Вот поступишь в Нахимовское училище, через годик и посмотрим… – Головинский указал на диван. – Присаживайтесь, друзья мои. А я пойду пока чайник поставлю. Протоша, развлекай гостей!
Попугая не надо было просить дважды. За то время, что хозяин хлопотал на кухне, Соня с Мишей прослушали весь репертуар хора «Жаворонки». Некоторые произведения по два раза. С особенным чувством Протон исполнял песню «Степь да степь кругом». Вид у него при этом становился задумчивый, а в круглых глазах явно читалась тоска по просторам степным. Возможно, море попугай не жаловал или жил раньше где-нибудь в степях Калмыкии, например…
Об этом Мишка и спросил Головинского, когда тот вернулся.
– Нет, наш Протон местный товарищ, – ответил химик, водружая на стол принесённый поднос с яствами. – Нигде дальше Севастополя не бывал. А про степь он из-за Блохи любит петь…
– Из-за кого?! – удивлённо переспросила бабушка Соня, разглядывая серое оперенье попугая. Как будто в попытке увидеть там настоящую зловредную блоху…
– Фёдор Блоха – это солист Нинкиного хора. Ну, фамилия у него такая. Я уж привык давно, не обращаю внимания. Федя у нас редкий самородок, нигде не учился певческому искусству, но поёт – заслушаешься. Про степь он с особым проникновением исполняет, ведь сам из тех краёв родом. У моря он несколько лет живёт, а вот душа до сих пор по степи тоскует… Ну что, чай готов, присаживайтесь к столу, гости дорогие!
А после второй кружки ароматного горячего чая Мишка принялся за рассказ. Обстоятельный и подробный. Со всеми нюансами. Правда, некоторых действующих лиц он из рассказа опустил. Прасковью Матвеевну, например. Андрей Павлович слушал очень внимательно, не прерывая мальчика. Хотя не один раз ему хотелось что-то спросить или уточнить, но, как истинный учёный, он ждал окончания доклада.
Однако неожиданно Мишкин рассказ прервался по другой причине. Зазвонил его телефон. Именно в тот момент, когда Мишка описывал наконечник стрелы, пущенной в спину синтоистского каннуси.
– Ну надо же, какое совпадение! – воскликнул мальчик, увидев на экране имя звонившего. – Это Изаму Ито, представляете?!
Он поспешно нажал на кнопку. На дисплее появилось круглое лицо японца, в глазах которого читалась явная тревога. Однако, следуя законам вежливости, сначала Изаму поприветствовал на своём языке самого Мишку и бабушку Соню, с которой он уже успел познакомиться. Головинский тактично отошёл в сторону, издалека посматривая на своих гостей. Каково же было его удивление, когда после обмена приветствиями говорившие вдруг замолчали. Но при этом, как видел старик, они явно продолжали общаться, но только не произнося ни слова!
– Как?! – вдруг вслух воскликнул Мишка и переглянулся с бабушкой. У Софьи Михайловны помрачнело лицо, и она бросила тревожный взгляд на Головинского. Тот хотел было что-то спросить, однако сдержал свой порыв, решив дождаться окончания безмолвного разговора.
Спустя какое-то время Мишка произнёс что-то по-японски и нажал кнопку, завершая сеанс связи.
– Вот так поворот! – выдохнула бабушка.
– Новый поворот! – согласился с гостьей Протон. – И мотор ревёт. Что он нам несёт?
Похоже, народный хор не чурался и эстрадных песен…
– Что случилось, друзья мои? – Головинский вновь присел к столу. – Какое известие вас так расстроило? Надеюсь, все живы?..
– Пока да, – мрачно выделила бабушка первое слово. – Но вот что будет с нами дальше, никто не знает.
– Я знаю, что всё будет хорошо! – Мишка сжал бабушкину руку и повернулся к хозяину дома. – Дело в том, Андрей Павлович, что человек, который покушался на жизнь Изаму Ито, является правнуком Рокеро Абэ и, по всей вероятности, он сейчас здесь. И не один…
– В Севастополе? – воскликнул старик. – А почему не один?
– Потому что их двое! Брат с сестрой! И как раз сестра, как сказал Изаму, владеет стрельбой из лука, она профессиональная кюдока!
– Чудны дела твои, господи…
– А значит, нам грозит двойная, даже тройная опасность. Ведь Альберт со своими приспешниками тоже тут! Я это сразу же почувствовал, когда мы только подъезжали к Севастополю.
– Как?! – удивилась бабушка. – А я думала, что только мы с Прасковьей это поняли. И не хотели тебе говорить, чтобы раньше времени не тревожить.
– А я вам…
– Позвольте, а Прасковья – это кто? – спросил Головинский. – Если мне не изменяет память, так звали твою маму, Софья Михална? Значит, она тоже с вами прилетела?
– Прилетела, точно, – ухмыльнулся Мишка. – И до сих пор этим занимается. Вон она… летает… – он махнул рукой вверх.
– Летает?.. – профессор проследил за направлением Мишкиной руки и моргнул непонимающе.
– Ну да, ведь она теперь привидение. Только вы её, наверное, не сможете увидеть.
– Не смогу… И впервые рад тому, что не всё могу разглядеть, – Головинский нервно передёрнул плечами.
– Не надо печалиться! – успокоил хозяина попугай. – Вся жизнь впереди! Надейся и жди!
– Да уже не вся! – хмыкнула Прасковья желчно. Вообще надо сказать, что она не очень-то добрым взглядом смотрела на хозяина этого дома. Мишка это сразу заметил.
– Давайте лучше вернёмся к нашему повествованию, – стараясь не поднимать голову вверх, сказал Головинский. – Миша, самый главный вопрос – почему вы решили, что сейчас шкатулка с камнем здесь, в Севастополе?
– Мы пока только предположили такую возможность. Потому что последнее упоминание о ней есть вот на этой фотке… – Мишка бережно вытащил из нагрудного кармана плотную книжицу, в которую была вложена фотография. Вскоре исторический фотодокумент был в руках у Головинского.
– Вот это да! – воскликнул профессор. – Вот это совпадение!
– Какое совпадение? – не поняли бабушка с внуком.
– У меня ведь есть похожее фото. Правда, с другими действующими лицами. Подождите, сейчас принесу.
Положив фотографию на стол, старик быстрым шагом вышел из комнаты.
Мишка с Софьей Михайловной переглянулись.
– Вот не зря ноги понесли меня сегодня в то кафе на набережной, – хмыкнула бабушка. – Я вижу в этом перст судьбы.
– Это точно, ба. Твои чуткие ноги избрали самую правильную дорожку… Кстати, а почему ты никогда не рассказывала мне про свою подругу Надю, жену Андрея Палыча?
– Да как-то к слову не приходилось, – пожала плечами бабушка. Однако Мишка уловил в её спокойном тоне нечто странное. Бабушка явно что-то недоговаривала! Но приставать с расспросами он не стал. В конце концов, каждый человек имеет право на свои тайны.
– Ну вот, я же говорил! – с этими словами в комнату вернулся Головинский. В руках его был фотоальбом в красном сафьяновом переплёте. Старик положил его на стол и открыл первую страницу.
Мишка с бабушкой вскрикнули.
– Ага, узнали!
– Ведь это то же самое место! – воскликнул Мишка.
– И то же самое время! – поддакнула бабушка Соня.
– Больше вам скажу. Я думаю, что это тот же самый фотограф! – торжествующе заявил профессор.
– Похоже, что так… – задумчиво сказала Софья Михайловна. – Только натурщики другие.
Старик положил обе фотографии рядышком, и все склонились над ними, сравнивая. Действительно, карточки были похожи друг на друга, как близнецы. За исключением людей, которые были изображены на переднем плане. На Мишкиной фотке смотрели в камеру двое мужчин разных национальностей, а на другой, словно не замечая фотоаппарата, улыбались друг другу щуплый мужчина лет тридцати и маленькая девчушка, которую этот человек держал на руках. Лица их светились взаимной любовью.
– Это моя мать, – пояснил профессор. – А это, соответственно, её отец, то есть мой дед. Смотрите, тут и дата есть на обороте.
Он перевернул фотографию. Там было выведено красивым почерком: «27 октября 1922 год, на долгую память Машеньке от любящего отца».
– Мой дед Евгений Иванович, – продолжал Головинский, – работал в севастопольской трудовой школе учителем химии, а после службы вёл занятия в Клубе красных моряков имени Шмидта. Этот клуб открылся в апреле 1921 года, через два года после того, как в Севастополе установилась Советская власть. Мой дед с радостью принял новый режим и все свои силы отдавал ликвидации неграмотности трудящихся и особенно моряков. Сам он был из морской семьи, однако, к его огорчению, не смог служить на флоте из-за слабого здоровья.
– Бедняга! – с сочувствием сказал Мишка.
– Однако здоровье не помешало ему дожить до девяноста девяти лет!
– Ого!
– А ведь я его помню, – с удивлением сказала бабушка Соня. – Только сейчас сообразила. Он ведь на вашей свадьбе был. Ему тогда, наверное, больше восьмидесяти уже было.
– Бери выше, девяносто два. Он родился в 1895, а поженились мы с Надей в восемьдесят седьмом… Это был мой второй брак, – пояснил Мишке старик. – Так что я тоже не сиял свежестью. А дед да, он ещё ого-го какой живчик был. Видел бы ты, как он лихо на свадьбе отплясывал! Он, кстати, в те годы даже по деревьям лазал, всё своей селекцией растений занимался. Под старость в ботанику ударился.
– О, у нас Миша тоже спец в этом деле, каких поискать! – воскликнула бабушка Соня. – Со своей учительницей по ботанике в школьной теплице опыты проводит.
– Правда? Это же замечательно! Без науки в нашей жизни никуда. А изучение её должно начинаться именно в детстве, так что ты молодец, Миша! Ох, сколько после развала Союза появилось шарлатанов в нашей стране, ты не представляешь! И в химии, и в ботанике, и в любой другой науке. Это просто беда, катастрофа! Такую пургу, извините, несут со всех сторон, что страшно слушать. А главное – простые люди ведь верят им, понимаешь? Это опаснее всего. Вообще общий уровень образования падает со стремительной скоростью, и мне от этого очень тревожно. А недавно я слышал высказывание одного финансиста, который заявил, что и вовсе нельзя обывателям давать в руки знания и учить думать, иначе ими невозможно будет манипулировать. Как вам такое, а?!
– Чудовищно! – заявила бабушка.
– Вот и я говорю! Так что только такие как ты, Миша, не дадут миру погрузиться в хаос. Помни об этом. И приложи все силы для того, чтобы вернуть доверие к истинной науке. Если каждый из вас, молодых, будет стараться, будет что-то делать в своей области, то люди смогут получить ещё один шанс. И я очень хочу надеяться на это!
– Я вас не подведу, Андрей Павлович! – серьёзно ответил Мишка.
– Я верю тебе, мой мальчик. Однако куда это нас занесло… – улыбнулся Головинский. – Стоит только зайти разговору о науке, и меня не остановить… Извините, друзья мои. Итак, мы выяснили, что ваша фотография тоже сделана в октябре двадцать второго года. Значит, твой тёзка жил в это время в Севастополе?
– Похоже, что так. Хотя мой дядя говорил, что Никитины родом из Петербурга, но я думаю, что после окончания кругосветного плавания Михаила Никитина отправили дальше служить в Черноморский флот. А его семья, наверное, осталась в Петербурге.
– Звучит логично.
– Ещё дядя говорил, что как раз в двадцатые годы Михаил Никитин эмигрировал во Францию. Он, в отличие от вашего деда, не принял советскую власть и не хотел при ней жить.
– Я могу его понять, – вздохнул Головинский. – Смутные это были времена. Много несправедливостей творилось на нашей земле. Много крови лилось, невинной крови. Хотя, должен заметить, сама-то коммунистическая идея была прекрасная!
– Ну, не знаю, – протянул Мишка, который не особо задумывался о тех временах, да и мало что о них знал. Нет, история – не его конёк.
– Теперь расскажи мне о потомках вот этого человека, – жёсткий палец старика упёрся в изображение Рокеро Абэ. – Правильно я понял, что это тот самый Рокеро Абэ, который предал Кэзуки Ито? – Головинский, несмотря на свой преклонный возраст, отличался прекрасной памятью.
– Совершенно верно! Изаму передал нам разговор, который состоялся у него с его другом, специалистом по холодному оружию и мастером кюдо. Акира Одзава – так его зовут. Он недавно попал в аварию, перенёс операцию, но сейчас ему гораздо легче, и Изаму смог с ним поговорить. И вот что Акира-сан рассказал. Оказывается, он очень хорошо знает правнучку Рокеро Абэ! Она довольно знаменита в Японии как мастер кюдо. И зовут её Рика. Акира-сан отзывался о ней как о сильной и храброй девушке, однако предостерёг, что Рика ради победы не остановится ни перед чем. А для кюдоки это непростительно. Ведь ключевая идея кюдо, как сказал Акира-сан, состоит в том, чтобы находиться в состоянии мира с другими. Чувства и мысли человека, который держит в руках лук, должны быть целомудренны и красивы. Но у Рики за прекрасной внешностью скрывается мутная суть. Так сказал Акира Одзава. Он настоятельно просил остерегаться этой девушки. И ещё он очень-очень сожалеет, что здоровье не позволяет ему приехать к нам на помощь.
– А брат этой японки кто таков?
– О нём Акира-сан почти не говорил. Он мало его знает, хотя упомянул, что брат с сестрой очень дружны. Этот брат, которого зовут Тоши, частенько сопровождает сестру на соревнования по кюдо. Но сам Акира-сан с ним никогда не общался.
– А откуда твои японские друзья знают, что брат с сестрой поехали в Россию?
– Об этом случайно услышал племянник Акиры, который состоит в том же клубе кюдо, где и Рика Абэ. Он рассказал об этом своему дяде, тот передал новость Изаму Ито, а Изаму уже рассказал нам.
– Вот что мне не понятно – почему потомки Рокеро Абэ только сейчас кинулись на поиск сокровища? Ведь если они знали, что камень по-прежнему здесь, в России… – Головинский постучал пальцем по шкатулке на фотографии. – Должен же был их прадед об этом рассказать! И почему только спустя столетие опять всплыла эта история? Где они были раньше?
– Мы тоже об этом думали, – признался Мишка. – Вообще сначала я решил, что вот этот человек, – он указал на Рокеро, – забрал у Михаила Никитина ларец с таинственным содержимым и привёз на родину. Поэтому я поехал в Японию, чтобы это выяснить. Однако туда, как сообщил Изаму Ито, шкатулка не возвращалась. Да это было и понятно, судя по покушению на него, как мы теперь выяснили, Рики Абэ. И это значило, что у семейства Абэ ларца тоже нет, а находится он там, где было последнее о нём упоминание. То есть в Севастополе. Во Францию Михаил Никитин его не забрал, иначе ларец привёз бы в Россию его сын, дед моего отца. Отсюда делаем вывод: японский ларец с камнем по-прежнему здесь, в вашем городе.
– Но почему, интересно, этим ларцом не завладел сам Рокеро Абэ? – задумчиво спросил Головинский. – Судя по тому, что мы успели узнать о нём, это был весьма изобретательный и хитрый человек. Обвести такого простака, как твой тёзка, Миша, ему не составило бы большого труда. Почему же он не смог заполучить сокровище? Тем более вот же, он держит вожделенную добычу в собственных руках! Что пошло не так, вы можете мне объяснить?
– Если бы мы это сами знали… – вздохнула бабушка Соня.
– Но ведь вы, извините, не обычные люди! Неужели заглянуть в прошлое вам не под силу?
– К сожалению, не всегда. Понимаете, мне почему-то не удаётся считать информацию с этой фотографии, – пояснил Мишка. – Я думаю, что всему виной Рокеро Абэ. Видите, с каким выражением он смотрит на нас, точнее на того, кто их сфотографировал. Наверное, фотограф застал их врасплох, и это японцу совсем не понравилось…
– Да, выражение лица у этого молодца не из приятных, – согласился химик.
– Мне кажется, он тоже обладал некоторыми способностями. И эти способности позволили ему наложить запрет на любую информацию, связанную с этой фоткой. У меня других объяснений нет.
– Согласна с тобой, Миша, – кивнула бабушка. – Обычно мой внук, – пояснила она Головинскому, – с лёгкостью раскалывает такие орешки. Узреть истину с фотографии не составляет для него никакого труда. Не раз проверено практикой. Но тут…
Бабушка развела руками.
– Я понимаю… – произнёс химик, хотя понимание давалось ему всё же с трудом. Всё-таки не каждый день приходится иметь дело с чудесами.
– А ещё я предполагаю, – продолжил Мишка свои размышления, – что если Рокеро обладал некоторыми способностями, то ими могут быть наделены и его потомки. И тогда наша задача весьма усложняется.
– И всё-таки очень интересно, почему эти потомки объявились только сейчас, спустя сто лет после исчезновения ларца… – задумчиво сказал Головинский.
В этот момент завибрировал Мишкин телефон. Пришло новое сообщение.
– А вот и возможный ответ на ваш вопрос! – воскликнул мальчик, увидев на экране присланную фотографию. – Ага, это она!
– Кто? – заинтересованно спросили бабушка Соня и Андрей Павлович, тоже склоняясь к телефону.
На фото была изображена прекрасная японка в белой куртке с чёрной кожаной накладкой на груди и в чёрных штанах-хакаме. Она держала в руках натянутый лук и целилась, кажется, прямо в зрителя.
– Какое беспощадное выражение лица, – передёрнул плечами химик. – Не хотел бы я оказаться её мишенью.
– Да-а-а, боевая девица… – протянула бабушка. – Хотя мне кажется, что сердце у неё не такое уж и злобное…
– Не согласен с тобой, Софья Михайловна! Уж поверь моему опытному взгляду, сердце этой красавицы не знает, что такое доброта и жалость… Значит, это Рика?
– Да, – ответил Мишка. – Изаму-сан, как и обещал, прислал её фотографию. Ага, тут ещё одна фоточка есть…
Мишка провёл пальцам по экрану. На следующей фотографии предстала та же девушка, но уже одетая в традиционное японское кимоно. Она улыбалась маленькому смешному пёсику, которого держала в руках.
– Здесь она куда милее выглядит, – сказал Головинский. – Хотя сущность всё равно видна, за улыбкой её не скроешь.
– Но подождите… – Мишка округлил глаза. – Ведь я её уже видел!
– Где? – в один голос спросили Андрей с Соней.
– Она летела с нами в самолёте! Из Окаямы в Хакодате! И вот с этим самым псом! Он ещё всю дорогу на рюкзак рычал, в котором прабабушка спала… Ну точно! А я-то думал, чей это тяжёлый взгляд мою спину сверлит? Почему-то на ту японку я даже подумать не мог.
– Ещё бы. Кто же такую красавицу может заподозрить в чём-то плохом? – заметил Головинский.
– Так что я решил, что мне просто мерещится от волнения перед встречей с Хакодате…
– Значит, не мерещилось… – вздохнула бабуля.
– Между прочим, этот взгляд к тому времени я уже несколько дней ощущал. Ещё когда по Окаяме гулял…
– А вот я что-то не припомню эту девицу, – произнесла Прасковья, прищурившись. Хоть ей, как и всякому порядочному привидению, не доступно было чтение с мерцающих экранов, но изображение человека она могла различить. Пусть и не очень чётко.
– Потому что ты дрыхла всю дорогу, – хмыкнул Мишка.
– Кто? – переспросил удивлённо Головинский.
– Да это я прабабушке говорю… Она не запомнила эту девушку, потому что проспала весь перелёт.
– Вот уж не думал, что призраки умеют спать… – пробормотал старик, подумав про себя, что ему трудно поверить в само существование привидений, а не то что в их умение спать!
– Что же мы, не люди, что ли? – фыркнула Прасковья. – Хоть и Голова ты, а дурная! Так ему и передай, Миша! А ты, Софья Батьковна, удивляешь меня! Куда делась твоя принципиальность? Забыла, что ли, как этот профессор кислых щей обошёлся с тобой?!
– Мама! – с укором воскликнула Соня.
– Ты о чём, пра? – удивился Мишка.
– Что случилось? – непонимающе спросил Головинский, переводя взгляд с Сони на Мишу.
– Моя мать говорит, что привидения тоже умеют спать, только обычно это делают днём, – после паузы пояснила Соня, слегка покраснев.
– И вовсе я не так сказала! – запротестовала Прасковья.
– Ты скажи, ты скажи в тот же день, а не завтра, лучше ласковой лжи беспощадная правда! – пропел Протон тонким голосом, подражая Преснякову-младшему.
– О, значит, он тоже голос привидения может слышать? – удивился Мишка.
– А ты думал? – хмыкнула Прасковья. – В некоторых вещах птицы умнее людей, не так ли, дочь?
– Мама, давай потом об этом поговорим! – ответила бабушка Соня и повернулась к Головинскому:
– Извините, Андрей Павлович, у нас тут семейные дела… Давайте вернёмся к этой девушке. Миша, значит, они выследили тебя ещё в Японии…
– Похоже, что так…
– И вот почему они проявились спустя сто лет после исчезновения сокровища! Это ответ на ваш вопрос, Андрей Павлович.
– Теперь я это вижу. Но только я не понимаю, как же они узнали, что Миша – потомок того Михаила и что в Японию его привели поиски ларца с сокровищем?
– Возможно, ещё в Окаяме, где ты начал чувствовать слежку, ты говорил с кем-нибудь о камне, а, внучок? – спросила бабушка Соня.
– Нет, ни с кем! – убеждённо сказал Мишка. – Только с прабабушкой, и то мысленно.
– Значит, кто-нибудь из этих двоих умеет читать мысли, – пошутил Головинский, но мальчик не усмотрел в его словах иронии.
– Так я же как раз об этом и говорил! Потомки Рокеро Абэ могли унаследовать его способности. Если Рокеро удалось закрыть фотографию непроницаемым щитом, то почему бы его внукам не научиться чтению мыслей?
– Не слишком ли много людей с паранормальными способностями? – засомневался химик.
– Ну, не знаю… – Мишка оглянулся на бабушку за поддержкой. Та в это время усиленно о чём-то думала, и взгляд внука словно озарил её.
– Я вспомнила! – воскликнула она. – Мы же говорили с тобой по телефону, Миша! Как раз за пару дней до твоей поездки в Хакодате. Ну, помнишь? Речь как раз об утерянном ларце и шла! Ты сожалел, что никак не можешь вырваться в Хакодате…
– Точно! – хлопнул себя Мишка по лбу. – Я тогда в парке гулял. Один, без Хирото. И ты как раз позвонила… Но постойте, всё равно не складывается картинка. Мы же по-русски говорили! А вокруг были одни японцы, я это точно помню, иначе не стал бы так громко разговаривать.
– Значит, потомки Рокеро понимают русскую речь, – сказал Головинский. – И это, поверьте, гораздо реальнее, чем предположение об их чудесных способностях.
– Соглашусь с вами, Андрей Павлович! – бабушка кивнула. Уж очень ей не хотелось иметь дело ещё с одними волшебниками. Альберта с его дружками хватало сполна.
– Ладно, тут я спорить не буду, – согласился и Мишка. – Не нужны нам ещё одни телепаты.
– Вот и я о том же, – улыбнулась бабушка.
– Тогда давайте остановимся на этой версии, как наиболее разумной и логичной. Итак, – Головинский достал из кармана блокнот с ручкой и раскрыл на чистом листе, – предлагаю составить план наших действий. Какие вопросы нам нужно выяснить в первую очередь?
– Узнать, где остановились брат с сестрой, – подсказал Миша.
– Так и запишем, первый пункт – местоположение Рики и Тоши Абэ.
– Необходимо выяснить, где жил Михаил Никитин перед эмиграцией, – сказала бабушка Соня.
– Правильно! Это будет второй пункт, – Головинский сделал запись в блокноте. – А ваш главный конкурент? Где искать Альберта с его командой? Или вы это уже знаете?
– Пока нет, но в этом мы разберёмся быстро, – бабушка с внуком переглянулись.
– И всё-таки я запишу это третьим пунктом, – решил старик. – А вот по первым двум, думаю, смогу и я что-то узнать. Мои ученики, знаете ли, не только в химики подались, есть среди них и парочка сотрудников аэропорта. Они смогут подсказать, каким рейсом и в какой день прибыли к нам японцы. А вот куда отправились дальше, мы сможем узнать от другого моего ученика, который в полиции служит.
– Полезные у вас знакомства, – улыбнулись бабушка Соня с Мишкой.
– Архивист в количестве одна штука у меня тоже в запасе имеется, – усмехнулся Головинский. – От неё мы про Михаила Никитина узнаем – где он жил, где служил и в каком году покинул страну. Так что сейчас, друзья мои, предлагаю вам ехать в гостиницу, чтобы хорошенько отдохнуть перед завтрашним днём. А уж завтра мы с вами встретимся с утра пораньше и определим дальнейшие действия, исходя из новых знаний.
– Да, так и сделаем, – согласилась бабушка. – День выдался непростой, я немного притомилась…
– Вот я дурак! – воскликнул вдруг Головинский. – До меня только сейчас дошло, что вы ведь можете остаться у меня! Дом пустой, Ольга с семейством не скоро вернётся, места всем хватит! Как вы на это смотрите, друзья?
Мишка хотел было уже обрадованно согласиться, однако бабушка покачала головой.
– Спасибо за приглашение, Андрей Павлович, но мы всё же вернёмся в гостиницу, – твёрдо сказала она. – Не обижайтесь. Но так будет правильнее для всех.
«Только не для меня», – вздохнул про себя Мишка, но вслух о своих сожалениях говорить не стал.
– Жаль, Софья Михайловна, но не в моих правилах навязывать свою волю. Тогда до завтра, друзья мои…
На том и расстались. Мишка с бабушкой отправились в гостиницу, Прасковья решила ознакомиться с вечерним городом, ну а Головинский принялся обзванивать своих учеников.
Перед тем, как уснуть, Мишка хотел было поговорить с бабушкой о странных намёках, высказанных сегодня Прасковьей. Однако все его вопросы так и остались невысказанными. А всё из-за того, что бабушка заснула в то же мгновение, как коснулась головой подушки.
«Устала, бедняжка!» – сочувственно подумал Мишка и решил отложить разговор на завтра. Он накрылся с головой одеялом, отвернулся к стене и уже не видел, что бабушка Соня в ту же секунду открыла глаза. И долго ещё лежала, борясь с нахлынувшими воспоминаниями и тихонько вздыхая.
