Дмитрий Венгер
Перекрёстки, духи и руны
В двенадцатом веке по настоянию Фридриха Барбароссы папа Луций III разработал и ввел систему розыска и выявления религиозных преступлений. Используя старинную практику, папа декретом обязал епископов, прибывавших на новое место, подбирать людей из местных, которые должны были открывать новому священному иерарху все преступления и злодеяния в этой местности, которые требовали церковного суда. Для этой процедуры папой был разработан опросный лист. Особый церковный суд католической церкви под названием «Инквизиция» был создан в тысяча двести пятнадцатом году папой Иннокентием III. Позднее на Веронском синоде, были изданы точные правила касательно преследования еретиков, обязывавшие епископов возможно чаще ревизовать свои епархии и выбирать зажиточных мирян, которые оказывали бы им содействие в розыске еретиков и предании их епископскому суду; светским властям предписывалось оказывать поддержку епископам, под страхом отлучения и других наказаний.
Уникальный случай из истории Европы и инквизиции, характеризующий реальность тех веков, произошел шестнадцатого февраля тысяча пятьсот шестьдесят восьмого года. Все население Нидерландов – на тот момент оно составляло около трех миллионов человек – было приговорено к смертной казни. В этот день Филипп II представил специальный меморандум, в котором говорилось, что «за исключением избранного списка имен, все жители Нидерландов, включая детей и стариков были еретиками, распространителями ереси, и поэтому были виновны в государственной измене». Суд инквизиции принял это предложение, и двадцать шестого февраля Филипп подтвердил решение документом, в котором приказал исполнить постановление незамедлительно и без поблажек. В стране начались массовые казни, большинство дворян бежали в Германию. Сотни людей подверглись ужасным пыткам, мужчин сжигали на кострах, а женщин хоронили заживо. Со временем дух национального сопротивления в Нидерландах был подавлен, и в тысяча пятьсот шестьдесят четвертому году инквизиция была фактически упразднена.
Иннокентий VIII вел далеко не праведный образ жизни, впрочем, как и другой поборник христианства Карл Великий, оставивший, по слухам, после своей смерти несколько десятков бастардов. Иннокентий VIII же не скрывал своих внебрачных детей, рассчитывая заслужить милость небес другим способом – борьбой с колдовством. Инквизиторы Якоб Шпренгер и Генрих Инститорис, будущие авторы «Молота ведьм» – этакого справочника, определяющего ведовские злодеяния и способы борьбы с ними, ведя охоту на приспешниц дьявола в немецких городах, столкнулись с противодействием местных властей. Тогда ревностные доминиканцы отправили жалобу в Рим папе. Он внял их просьбе и издал буллу, наделявшую инквизиторов неограниченными полномочиями привлекать к содействию светские власти любой местности, независимо от их воли, и призывавшую бросить все силы на искоренение колдовства. Булла, в переводе «Всеми силами души», обозначила новый этап в деятельности инквизиции. Террор, развернувшийся в результате по всей Европе, длился несколько столетий. В семнадцатом веке городской совет Регенсбурга всерьез опасался, что из-за рвения инквизиции в городе скоро не останется ни одной женщины. Удивительно, но указ тысяча четыреста восемьдесят четвертого года до сих пор не аннулирован католической церковью. Современным людям, вероятно, кажется, что те далекие годы Средневековья были темными, мистическими, а костры инквизиции в некоторой степени даже несущественными для наших дней, ну было и было, надо жить дальше, однако изощренность святых отцов можно сравнить несколькими веками позже с действиями нацистов. Способы причинения боли пытками и издевательствами, которым подверглись люди, были действительно по-садистски изобретательными. Инструкции инквизиции от тысяча пятьсот шестьдесят первого года говорили, что пытка должна применяться в согласии «с совестью и волей уполномоченных судей, в соответствии с законом, здравым смыслом (то же, как у нацистов, с чистой совестью). Инквизиторы должны заботиться о том, чтобы пытка в каждом случае была оправданной и сообразующейся с законом мерой». Так что руки инквизиторов фактически были развязаны, и они могли творить что хотели, что они и делали. Часто пытки комбинировались, чтобы выдавить из подозреваемого признание; любой здоровый, крепкий и мужественный человек после серии таких пыток скорее покончил бы с собой самым жестоким образом, чем выбрал бы их продолжение.
Одним из изощренных в своем сумасшествии испытаний было «испытание водой». Женщину раздевали, часто на глазах у публики, связывали «крестообразно», так что правая рука привязывалась к большому пальцу левой ноги, а левая рука – к большому пальцу правой ноги. Естественно, что в таком положении человек не способен себе ничем помочь, после чего палач опускал связанную жертву на веревке три раза в пруд или реку. Если предполагаемая ведьма тонула, ее вытаскивали и подозрение считалось недоказанным, то есть постфактум она была виновата, просто это не доказали. Если же жертве удавалось сохранить в себе жизнь и не утонуть, то ее виновность считалась несомненной и ее подвергали допросу и пытке, чтобы заставить признаться, в чем же именно заключалась ее вина. Испытание водой мотивировалось еще и тем, что дьявол придает телу ведьм особенную легкость, не дающую им тонуть, либо тем, что вода не принимает в свое лоно людей, которые заключили союз с дьяволом, стряхнув тем самым с себя святую воду крещения. Свидетельством виновности служило и прочтение молитвы «Отче наш», и если она запиналась и не могла продолжать, опять же признавалась ведьмой.
Самым простым повседневным испытанием перед пыткой, которому подвергались все подозреваемые, было «испытание иглой» для отыскивания на теле «чертовой печати». Существовало поверье, что дьявол при заключении договора налагает печать на какое-либо место на теле ведьмы, так, что оно становится нечувствительным и ведьма не чувствует укола в этом месте, а сам укол даже не вызывает крови. Палач колол иглой разные части тела, в особенности такие места, которые привлекали внимание или будоражили его больное воображение. При этом, если палач был заинтересован в уличении ведьмы, так как получал вознаграждение за каждую изобличенную колдунью, то колол нарочно не острым, а тупым концом иголки и объявлял, что нашел «чертову печать». Или он делал вид, что втыкает иголку в тело, а на самом деле только касался его и утверждал, что место нечувствительно и из него не течет кровь.
Затем шли более жестокие пытки, такие как дыба, распиливание или сплющивание конечностей, литье горячего масла на обнаженное тело. В Англии применялась пытка бодрствованием. Обвиняемым не давали спать, их без отдыха гоняли с одного места на другое, не разрешая останавливаться до тех пор, пока ноги не отекали и люди не приходили в состояние полного отчаяния. Иногда арестованным давали исключительно соленые кушанья и при этом не давали ничего пить. Несчастные, мучимые жаждой, готовы были на любые признания и с безумным взглядом просили напиться, обещая отвечать на все вопросы, которые судьи им задавали.
Дополнением к мучениям жертв инквизиции являлись тюрьмы, в которых содержались несчастные. Тюрьмы были одновременно испытанием и наказанием для обвиняемых в колдовстве. Такие места заключения, представляющие собой ужасающего вида вонючие дыры, где холод, сырость, мрак, грязь, голод, заразные болезни и крысы являли собой полное отсутствие знаменитого «христианского милосердия» и превращали заключенных здоровых мужчин и женщин в калек, психических больных и в гниющие трупы. Особенно это касалось женщин, с которыми стражники могли делать все что угодно. Осужденных на сожжение тащили к месту казни лицом к хвосту лошади, чтобы показать им их место, затем следовали стражники и духовенство, сопровождаемые толпой народа. Перед совершением казни зачитывался приговор.
Сожжение было более или менее мучительным в зависимости от того, гнал ли ветер удушающий дым привязанному к столбу в лицо или, наоборот, отгонял этот дым. В последнем случае осужденный медленно сгорал, претерпевая ужасные муки.
Нередко также осужденным перед казнью отрубали руки, или палач во время исполнения приговора рвал раскаленными щипцами куски мяса из их тел. Чтобы заглушать вопли несчастных, им затыкали рот. Окружающая толпа слышала только треск горящего костра и монотонное пение церковного хора – до тех пор, пока тело несчастной жертвы не превращалось в пепел. Века Средневековья, когда власть находилась в руках церкви, можно назвать веками ада, именно так, вероятно, выглядит жизнь в аду, когда все садисты и маньяки шли работать в церковь, дабы можно было насиловать и убивать безнаказанно. Времена, когда демоны делали демонов.
По различным данным, жертвами церкви во времена Средневековья стало несколько десятков тысяч, чего никак не может быть, и цифры эти, скорее, служат цели обелить деятельность церкви во времена Средневековья, на самом деле потери были гораздо больше и доходили до миллиона человек, а Дэн Браун в своей книге «Код да Винчи» называет еще большее число – около пяти миллионов. Приблизительно столько людей приняли мученическую смерть, став после смерти неприкаянными духами, призраками и демонами, а также пищей для них.
Если рассматривать культы сатаны с ритуалами и обрядами более детально, отодвинув в сторону другие религии, в том числе и язычество, то мы имеем некромантию – поклонение мертвым и работа на кладбище, и демонологию – демонолатрию, поклонение демонам и работа по их призыву. Последнюю можно разделить на три течения: западноевропейское, с обилием заимствований из доисламского шаманизма и магрибской магии, восточноевропейское, известное нам, и третье, мало кому известное, веретничество. Веретничество – религиозно-колдовская практика, построенная на хулении христианства и его святынь. Веретничество начало формироваться сразу после насильственного крещения Руси, и со стороны оно выглядит как христианство. Зайдя в гости к веретнику, можно увидеть большое количество икон и посчитать его «сильно верующим», но иконы служат для заплевывания и нашептывания ругательных слов, также существуют так называемые черные иконы, где поверх образа демонов рисуется образ святого. Именно веретники служат примером того, что сатанисты могут ходить в церковь и даже проводить там свои обряды параллельно обрядам церкви, работая с Аббарой – церковным демоном, живущим в церкви.
По стенам зала свободными художественными брызгами, как от мясницкого тесака, богато и сытно стекала красная человеческая жизнь, создавая причудливые видения мучительного конца. Каменный пол, будучи скупым на цвет и краски, был просто грязно-серым, с черными въевшимися пятнами, выдавая его почтенный возраст и дух старины. Посреди зала стоял трон, представляя собой женщину с широко расставленными ногами, ее безвольно раскинутые руки висели в воздухе, а на безнадежно откинутом к небу лице застыла горечь страдания и мольба. Местами по залу, особенно возле трона, стелился туман, воплотивший в себе отчаяние от раздирающего грудь крика и сырости слез, не нашедших в глазах погибшей души утешения и надежды.
Прогуливающееся по залу существо имело демоническое происхождение: в глубоких глазных впадинах зияла беспросветная мгла вечного проклятия, сплюснутый нос с узкими щелями ноздрей, из огромного плотоядного рта, источавшего зловоние, периодически то выползал, то сворачивался змеиным клубком болотного цвета раздвоенный язык, привыкший плотоядно вылизывать жертву перед трапезой. Темно-серая кожа существа не имела обыкновения скрывать себя под одеждой, длинные грязно-желтые ногти на руках и ногах скребли пол, когда существо опускалось на четвереньки. Истома вожделения и сладостного томления, свойственная ожиданию взятия женщины, пусть даже против ее воли, отражалась на его морде. Вот демон замер, словно обратился в камень, переносясь в место сладострастного действа, и зал наполнился криками и стонами, волны страдания прокатились по залу, наделяя его еще большей демонической силой, кровь на стенах заблестела, а туман отчаяния и слез стал гуще. Когда волны от эйфории оргазма и боли, символизирующие удовольствие и смерть творимой оргии, стихли, демон опустился на свой трон и, вытащив откуда-то из чресл женщины-кресла чашу со свежей кровью, стал жадно лакать, отдыхая после победных трудов. Он пришел из другого, более древнего мира и, не способный на самостоятельную жизнь, паразитировал за счет других; ненавидя христианский мир, он всегда следовал за ним, куда и в какой мир живой материи тот ни отправился бы. Посмотрев на кубок из человеческого черепа, демон погрузился в воспоминания о далеких веках Средневековья, когда он впервые задумался о собственной печати призыва и завожделел ее получить, став копить души для Астарота77. Первой жертвенной душой стала монахиня, совсем девочка, которую он совратил, лишив веры и поддержки ее Бога. Его дитя появилось на свет в сточной канаве, где его мать испустила дух. Из ее черепа он сделал себе чашу, а дитя повесил на стену в комнате достижений. Вспомнив, как с завистью вытянулась морда Астарота, увидевшего эту первую душу оплаты печати, демон повеселел, на его лице заиграла блажь. Было еще много жертв, в Средневековье христианство его «хорошо кормило», можно было и не охотиться. Одним из сладостных воспоминаний было время, когда он вселился в Густава, немого парня, превращенного сначала в стражника, а затем и палача Его Святейшества Епископа Гамбургского. Всласть насилуя женщин, обвиненных в колдовстве, он даже не боялся перестараться, лишая их жизней познанием своего естества. Епископ сам тоже очень любил женщин, склоняя их к своему ложу под угрозой обвинения в колдовстве, потому, наблюдая за немым, толстым и неуклюжим Густавом, лишь ухмылялся, не прекращая повторять: «Я прощаю тебе твои грехи, сын мой!», после чего подставлял руку, которую Густав лобызал с преданностью цепного пса. «Какое же это было милое время, – с ностальгией подумал демон. – Впрочем, почему было? Время – это иллюзия. Может, бросить все и махнуть снова туда, конечно, это потребует определенных усилий, но зато я не только получу печать призыва, но и несколько десятков душ для развлечений и оргий». Оторвавшись от грез будущих свершений, демон допил оставшуюся в черепе кровь и полетел навестить подконтрольного ему человечишку – слабоумного Марка, который был жутко уставшим и страдал от натертого причинного места.
Несколькими часами ранее
Проснувшись от боли в затекшем теле и открыв глаза, она увидела, что лежит на жестком прохудившемся матрасе, посреди холодного бетонного пола комнаты, сквозь решетки в дверях в нее проникал искусственный свет люминесцентных моргающих ламп, освещая в углу яму для отхожих нужд, из которой нестерпимо воняло хлоркой. Руки и ноги, туго натирая кожу, сковали рабские кандалы. Чувствуя одновременно растерянность и ужас, она села, прижав ноги к груди, и сжалась, как котенок, которого выкинули на улицу. Весь ее огненный напор и самоуверенность, маска циничной стервы, которую она являла миру, просто исчезли, оставив ее один на один с ее подлинным лицом, лицом испуганной девчушки.
Противно скрипнула где-то вдалеке ржавая дверь, послышались шаги.
– Помогите, я здесь! – закричала Катя, с силой ударив цепями о бетонные стены своей тюрьмы. Помогите мне! Я здесь! Чувствуя бешеный ритм сердца и предвкушая радость конца этого глупого, типа прикольного розыгрыша, которому ее подвергли, как она полагала, не отличающиеся особым умом ее приятели. Шаги приближались, отвечая на ее крики безмолвием, но она ждала, представляя себе глуховатого старичка сторожа, который, как волшебству, освободит ее из этого кошмара. Ждала. Нервно моргал холодный свет ламп, шаги были уже близко.
– Я здесь! Выпустите меня!
Кто-то остановился возле ее двери, открыл решетку и посвятил фонарем ей в лицо.
– Выпустите меня, пожалуйста! – с последней надеждой в голосе закричала Катя, уже подозревая, что здесь что-то не то. Ей стало жутко, но не как в кинозале при просмотре очередной голливудской страшилки, когда, вздрагивая от резких шумов спецэффектов, хочется пониже опуститься в кресло или прижаться к парню. Холодный липкий ужас все больше и больше охватывал ее, пробуждал мысли о маньяках и насильниках, способных как неделями измываться над своими жертвами, так и на жестокие убийства в течение нескольких часов. Фонарь погас, решетка, звякнув, опустилась, шаги стали удаляться. Оцепенев от страха, ее тело пробивала мелкая дрожь. С пола тянуло холодом, и она очень замерзла.
– Нееет!!! – забилась она в истерике, срывая нежную кожу под стальными цепями, не чувствуя боли. – Выпустите меня!! Помогите!!..
Забываясь во снах, она словно грезила, просматривая обрывки своей жизни, казавшейся теперь такой далекой и замечательной, хотя раньше ей так не казалось; наоборот, постоянная неудовлетворенность окружающим заставляла ее стремиться к иным идеалам, словно зашторивая все то простое и хорошее, что окружало ее каждый день. Нестерпимо хотелось есть, мысли про бабушкины пирожки из далекого детства или про быстрые Биг-ланчи из Макдональдса, куда она часто забегала с подругами, стали мучить ее непрекращающимися приступами тошноты, какая бывает от голода. Похититель же оставлял ей только металлическую чашку с водой и ломоть ароматного белого хлеба. Что уже на второй день заключения было почти подарком, учитывая, что после кокаина, которым она иногда баловалась, у нее была нестерпимая сухость во рту. Позднее она догадалась, что в воде, такой вкусной и прохладной, разбавлены какие-то таблетки, их остатки всегда плавали на дне, но сначала Катя думала, что это осадок извести. Возникшая сонливость и ломота в мышцах, которые нельзя было объяснить лишь ее заточением, заставляли задуматься, что было трудновато для туманного сознания. Проснувшись в очередной раз после длительного действия таблеток, она вдруг осознала, что лежит на кровати. Вокруг нее ощущался тонкий аромат роз, а постель была такой мягкой, почти как дома.
«Неужели я в больнице? – радостно подумала она, боясь открыть глаза. – Или все это бред и я сплю?» – последняя мысль была панически страшной и невозможно допустимой. Наконец, чудом пересилив себя, она открыла глаза и ужаснулась увиденному, а ее сердце тут же рухнуло куда-то вниз, в цепкие и костлявые пальцы животного страха. Она лежала на кровати абсолютно голая и, видимо, вымытая, ее кожа была чистой и смазанной ароматным маслом, от десятка свечей, что окружали вазы с букетами роз, в комнате было тепло, а атмосфера удушающей насильственной любви давила, поддерживаемая рабскими цепями на руках и ногах.
В комнату вошел маленький мужичек в черной маске. Катя, посмотрев на него, что-то вспомнила, изумившись, потому что ее взгляд стремительно терял страх перед похитителем, заменяя его на брезгливое презрение и веру в ничтожность этого хоббита как мужчины. Несмотря на юный возраст, она вела довольно активную половую жизнь и уже имела достаточно сексуального опыта для своих лет. Чувство болезненного оргазма, когда ее «брал» крупный мужчина, было ей знакомо, наручники тоже не были дикостью в ее сексуальных играх.
– Ты мерзкий, ничтожный карлик, ремонтирующий сортиры, – зло рявкнула она, ощущая себя на коне, эта издевка определено вернула ей часть потерянного самообладания. – Немедленно отпусти меня, слышишь?!
Марк на мгновение даже потерялся от этого властного голоса, как нашкодивший кот, замер, виновато опустив голову, и при других обстоятельствах он бы, наверное, выполнил ее приказ, но не сейчас. Он же все-таки мужчина. Не ответив, он подошел к зубчатому колесу и начал крутить его, цепи поползли длинными стальными змеями, словно живые и, так же как Марк, жаждали утолить вожделение. Как только руки девушки были беззащитно подняты вверх, а ноги широко раздвинуты, остановились. Катя с ненавистью смотрела на этого полумужа, готовясь высмеять его как мужчину. Марк, отойдя в темный, лишенный освещения угол, где стоял стул, начал медленно раздеваться, маску он снял в последнюю очередь, будто стесняясь своего лица больше, чем тела. Выйдя на свет, он увидел в глазах девушки неподдельный ужас.
Наблюдая, как раздевается этот маньяк, Катя заерзала, стараясь сделать что-нибудь с цепями, так сильно вытянувшими ей руки, избавиться от них полностью казалось девушке невозможным. Бросив взгляд на приближающегося к ней человека, она нервно сглотнула, мысленно взяв все свои оскорбления обратно. Его половое отличие было не сказать что большим, оно было огромным и толстым, а на навершие неприятно блестел металл шарабурок78. От осознания ужаса того, что с ней сейчас будет, она потеряла сознание, но ненадолго, открыв глаза, она увидела, как он вытаскивает из ее руки иглу шприца.
– Спать будешь потом, – коротко и по-деловому сказал Марк.
И она не узнала его голос, словно теперь с ней говорил совсем другой, живущий в том же теле человек. От ожидания боли ее начало трясти, она уже собиралась просить его, умолять не делать этого, но не успела. Разодрав промежность, он грубо вошел в нее, всадив до конца свой поганый молот, от жутко нестерпимой боли из ее глаз брызнули слезы, истошный крик порвал тишину, а она потеряла сознание. Он же с бесконтрольным садизмом и ненасытностью маньяка брал ее, железной хваткой ручищ сжимая ее грудь и кусая шею, разрывая ее внутренности и наслаждаясь тускнеющим взглядом ее глаз. Она почти не кричала, а хрипела, и это стало его раздражать. Проснувшись от еще одного укола, она обнаружила в своем рту кляп и, когда он продолжил, могла только мычать. Она еще несколько раз теряла сознание, но он всякий раз возвращал ее обратно.
– Мое, мое, мое, – урчал он, облизывая ее грудь и ускоряясь, подобно дикому зверю, дорвавшемуся до своего куска мяса.
Время остановилось, периодически он делал ей укол, уже не обращая внимания, в сознании она или нет, и продолжал, как машина, как отбойный молоток, с которым он иногда работал, пока капли крови не стали брызгать вокруг на его живот и грудь. И хотя тело девушки было уже мертво, оно продолжало дергаться в такт его движениям, распаляя его больное желание, пока последняя конвульсия, пройдя по телу, не обессилила его.
Встав, как когда-то вставал с его матери отец, потный, вонючий и довольный, он пошел принимать душ, целлофановый мешок для трупа был приготовлен, да и место возле гаражей в соседнем районе он присмотрел.
Тор
Когда мы достигаем определенного возраста, душа ребенка, которым мы прежде были, и души усопших, от которых мы происходили, принимаются щедро одаривать нас своими сокровищами и своею злою судьбой…
Марсель Пруст «Узница»
Культ Тора79, довольно распространенный, существовал издревле во многих странах, куда донесли его викинги во времена своих многочисленных странствий. Один английский проповедник утверждал, что Тор – это бог, которого больше всего почитают даны, а ирландец назвал норвежцев Дублина «племенем Тора». В девятом, десятом веках он был особенно устойчив среди язычников, являя христианству основного соперника. Ярким свидетельством почитания Тора является огромное количество личных имен с элементом «Тор-», особенно в Норвегии и Исландии. Многие названия мест в этих странах также хранят имя Тора. Тор был небесным божеством и прежде всего – богом грозы. Он владел молотом, который символизировал молнию, и так же, как Зевс, был связан с дубом. Моряки молились ему, как богу грозы, который может послать хорошую и плохую погоду; крестьяне обращались к нему с просьбой о плодородном дожде (особенно в Швеции). Как и другие небесные боги, Тор был хранителем закона и справедливости в обществе. На священных кольцах, хранившихся в его храмах, приносились клятвы, и исландский альтинг всегда открывался в четверг – день Тора. Тор также играл важную роль в семейных обрядах и был защитником отдельных людей: его символ – молот, использовали при благословении невесты, новорожденного и погребального костра. Маленькие молоточки были очень популярны в качестве амулетов; на памятных камнях нередко писали формулы, прося благословения Тора; иногда на них изображался знак молота.
…Впервые прочитав о скандинавском боге Торе, Ирина не придала этому значения, ее пытливый ум хотел изучить, познакомиться со всеми культурами и религиями древности, от Месопотамии и ассирийских богов Ашшура80 и Дагона81 до кельтских Аонгуса82 и Боанда83. Асатра84 не стала исключением. Изучая древние знания и вероисповедания, потонувшие под тонной лжи истории и людской молвы, она обогащала свою карту эзотерического мироздания, но это не принесло ей покоя.
В воздухе парил манящий аромат цветущей черемухи, погода соответствовала, решив дать паузу в череде дождей, приоткрыв окна в небесную лазурь среди пухового плена облаков, солнечные блики переливались в нежной зелени распустившихся листочков. Ира закончив свой рабочий день, не спеша брела по аллее, наслаждаясь природой.
Не дававшие покоя мысли о будущем, упорно возвращали ее к поиску веры. Словно медленно раскачивающийся в такт деревьям маятник времени посреди бурлящего города с его машинами, пешеходами, сиренами скорой помощи, разговорами, доносившимися из открытых окон, своим размеренным тактом напомнил ей о скандинавском аскетизме и простоте жизни древних скандинавов, как о краеугольном камне их религиозной истины. Среди богов Асатры ей больше нравился Тор, она думала о нем, как о Боге справедливости. «Справедливости», – неслышно повторила она и посмотрела на небо, ощутив то, что многие люди, обретая духовную целостность, называют контактом. В этот момент она представила, как в том мире, где властвует Тор, небесная и земная справедливость объединились в пазл, который она тщетно пыталась сложить многие годы. Она выдохнула, на душе вдруг стало просторно и свежо, словно она избавилась от тенет и пыли прошлого его боли и темных уголков, высасывающих из нее жизнь, от всей этой атмосферы, какая бывает в старых домах, где старики, доживая свой век уже не утруждают себя уборкой и заботой о себе. Она смотрела на небо, озаренное теплым весенним солнцем, и, щурилась, смеясь и смахивая слезы радости и облегчения. Потом она купила себе амулет «Молот Тора», признав его и почитая, отвоевывая себе раз разом, когда-то отнятую у нее надежду на лучшую жизнь.
Когда она впервые решила попросить Тора о решении своей проблемы по рабочему вопросу в решении сложного дела, которое вела, то предварительно ознакомилась с доступной информацией о том, как это делается. И решила отнести требы Тору под дуб. Это было ее первое подношение. Выглядело это довольно странно: одинокая женщина несет пиво под дуб в лес для забытого божка. Но ей, как и многим другим инакомыслящим, было все равно, что подумают о них окружающие. Подъехав к лесу, она вышла из машины и накинув капюшон куртки на голову, вошла под лесной покров. Ее задача была не только принести дар своему Богу, но и найти свое место в этом лесу, которое бы соответствовало зову и требованию ее души и сердца для проведения дальнейших обрядов. Шла легко, нисколько не боясь ни клещей, ни комаров, ни маньяков, ни всего того, чего обычно боятся люди в таких ситуациях, и вскоре обнаружила у себя провожатого, это был бродячий серый пес с внимательным и абсолютно беззлобным взглядом. Куда бы она не пошла, пес следовал за ней, сначала она испугалась, но потом как бы опомнилась, вспомнив о цели своего похода и страх прошел.
«Видимо, это знак», – подумала она, так как по объективным причинам псу незачем было за ней идти, от нее веяло французскими духами, аромат стойко держался еще со вчерашнего дня, а в рюкзаке кроме пива и бутылки минералки ничего не было. Да и пес особо не принюхивался, а просто сопровождал ее, не терзая при этом ее голодным и жалостливым взглядом. В конце концов, устав от поисков, она села на поваленное и полусгнившее дерево и, достав бутылку с водой, стала пить освежающую и приятную на вкус минеральную воду, найти подходящее место оказалось непросто. Пес устроился неподалеку.
– Пес, скажи, как мне найти это место? – прищурившись, спросила она, глядя на устроившееся в лопухах животное.
Пес поднялся, словно ждал, и, тявкнув, побежал в сторону, потом остановился, ожидая женщину и одновременно давая понять, что готов проводить ее. Ирина, улыбнувшись и закинув поудобней рюкзак за спину, пошла за собакой.
Через десять минут следования за псом искомое место нашлось. Тропа вывела на небольшую лесную поляну с растущим дубом посередине, причем было заметно, что дерево само отвоевало себе это пространство, как и право на жизнь, широко раскинув ветви, словно руки под потоки солнечного света. Исполненная чувством радостного трепета, она подошла к дереву, погладила его по шершавой коре.
– Спасибо, – прошептала она и села среди могучих корней, как бы найдя свое место и спрятавшись в этом укромном уголке.
Основной частью работы с богами являются обращения к ним. И чем чаще, тем лучше, самый оптимальный вариант – это ежедневные обращения, ведь обращаться к богам можно где угодно: дома, на работе, на улице или природе. Главное, быть честным, искренним и относится к богам с уважением. Все равно боги увидят, если вы не искренни или врете, и это будет выглядеть как непочтительное отношение, что чревато в дальнейшем появлением проблем, особенно там, где их прежде не было. Если быть искренними, они всегда нас слышат, наполняя душевным равновесием и покоем, независимо от повседневных трудностей. Именно это и обрела Ирина, а ситуации с личной жизнью и здоровьем не разрешились по мановению волшебной палочки, но зато появилась незримая уверенность и покой.
– Тор, Бог мой! Услышь меня, – прошептала Ирина и, посмотрев на небо, стала читать вису85. Закончив и оставив дары, она своими словами попросила помощи в судебной защите одного из своих клиентов, чья судьба теперь решалась и зависела от ее профессионализма.
В ветвях деревьев шумела листва, по небу плыли легкие облака, губы все так же неслышно, тихо, едва уловимым шепотом доносили до неба просьбу. Она вдруг почувствовала, как будто вся ее душа была раскрыта, находясь в потоке небесного света. Все плохие мысли и переживания ушли, а она парила в воздухе, оказавшись в каком-то метафизическом светящемся пространстве. Она ощутила, что наступил момент, когда нужно отпускать свою просьбу вовне. Ирина закрыла глаза и выдохнула, откинувшись на поток белого света, словно отдавшись ему на милость, она не упала, поток подхватил ее, одарив безмятежностью и негой. Именно это и обрела Ирина, появилась незримая уверенность и покой.
