bannerbannerbanner
полная версияПерекрёстки, духи и руны

Дмитрий Венгер
Перекрёстки, духи и руны

– Понятно, – продолжает врач.

– Аня, иди сюда, здесь по твоей части! – кричит он куда-то в угловатый коридор, из которого выбегает девушка, бросая оценивающий взгляд на собаку.

– Пес бездомный, – добавляет врач.

– Кто ж тебя так? – жалостливо говорит девушка, поглаживая животное и доставая намордник. Одев это нехитрое приспособление на собачью морду, она уже более придирчиво оценивает его раны.

– Ты принес? – спрашивает она у Марка, стоящего посреди холла со следами грязи и собачей крови на одежде.

– Я, – неуверенно отвечает тот, боясь, что его вместе с собакой сейчас выгонят отсюда, да еще тумаков надают.

– Бери его и неси туда, – говорит Аня, показывая Марку на одну из комнат. Марк послушно, с особой бережностью поднимает животное и несет куда сказано.

– Ты молодец! – ободряюще говорит ему Аня и улыбается.

– Побольше бы таких, как ты, и мир был бы лучше!

Марк, которого никогда раньше не хвалили, краснеет. Его похвалили, на душе тепло, так и тянет на подвиги, спасать и спасать животных, и он, как на крыльях, возвращается домой, вновь и вновь вспоминая эту девушку Аню, ее похвалу и улыбку, и врача, который не отказал и все сразу понял.

Так Марк встретил добро, узнал, что оно есть в этом мире, хотя за грязную одежду тогда он получил от матери основательно. Спустя пару лет он снова оказывается на развилке выбора, увидев возле школы щенка. Щенок, виляя хвостом, лезет кусаться, слюнявя руку Марка, мальчик улыбается и, найдя маленькую палочку, начинает играть со щенком, бегать наперегонки сквозь дворы. Наигравшись, щенок спешит за ним домой, а Марк втайне надеется, что ему разрешат оставить собаку, ведь у них частный дом. Мальчик пробирается на кухню дома. Никого. Мать на работе, а отец еще не пришел со смены. Достав немного хлеба и молока, он возвращается к щенку. Тот принюхивается к хлебу, затем пробует, разжевывая непослушную корочку сначала на одной стороне пасти, потом на другой, пьет молоко из импровизированной миски из-под сардин и, напившись, тыкается мальчику в руку черным носом. В чулане много картона, который они собирали, чтобы сдать и получить деньги, и Марк придумал своему другу будку из картонной коробки. Он привязывает щенка и идет в дом.

Первым возвращается отец, большой и грузный человек в грязных сапогах. Марк молчит, говорить о щенке страшно, вот если бы отец сам увидел его, но тот устал и из дома выходить не хочет. По телевизору идет капитал-шоу «Поле Чудес» с Леонидом Якубовичем, и отец с азартом смотрит, комментируя и почесывая грязные пятки. Затем… «Вот этот момент», – думает Марк, тихо наблюдающий за отцом, видя, как тот выходит покурить. Ожидая ругани, он крепко зажмуривает глаза.

– Пусть его оставят, оставят, оставят, – шепчет мальчик.

– Иди сюда! – слышит он приказной рык отца. Сердце бешено колотится, страшно, но деваться некуда, на ходу надевая грязные галоши, Марк выходит из дома.

– Это что? – спрашивает отец, тыкая пальцем в щенка.

– Это, это мой друг, – мямлит Марк.

– Кто?? – закричал отец и выдохнул, почти выплюнув на Марка только что выкуренный «Беломор».

– Друг, – еще тише произносит Марк, виновато клоня голову к земле.

– Мало мне вас, нахлебников! – рычит отец. – Ты мне еще псину приволок! Друга ему захотелось! Вот вы у меня где, – добавляет он, хлопая своей широкой, как лопата, ладонью по своей шее. И, развернувшись, пинает щенка к забору.

– Папа, не надо! – кричит Марк, но отец одним рывком отбрасывает его в сени. И, подойдя к щенку, начинает забивать его своими грязными сапогами. Слышится гавканье, визг, снова визг.

– Папа, нет! – кричит Марк, плача, уже ревя от своего бессилия, он кидается к отцу, повиснув на его руке.

Щенок уже в крови, он уже не скулит, а из его пасти вяло вываливается розовый язычок. Марк, не слыша себя, орет и ревет, пока не получает оплеуху от отца.

– Друга! – не унимается тот, стягивая из штанин ремень.

– Не надо, папа!

Утро приходит резко, как всегда, глаза болят от слез, сердце бьется с болью, протяжно, как отпевание. Марк нехотя выходит на кухню, отец уже ушел на смену. Дома мать, она сурово, даже с ненавистью смотрит на него, под глазом матери синяк.

– Иди, проблемное дите! Ешь! – выхаркивает она эти слова, швыряя на стол металлическую миску с манной кашей. Марку не хочется есть.

– Мама, – произносит он с надеждой.

– Не мамкай, жри давай!

Марк смотрит в тарелку с манной кашей, сбоку варенье, красное, малиновое, мешает нехотя, медленно, белая манка превращается в розовую.

Белая манка превращается в розовую. Розовый язычок щенка вываливается из пасти. Розовый язычок из пасти, грязный сапог отца. Большой и грязный. Аппетит пропадает.

– Я что, со сранья встала просто так, что ли! – шипит мать, тараща на него свои маленькие черные глаза.

– А где Бенни? – спрашивает Марк, на ходу придумывая кличку щенку. Ведь у него должно быть имя. Вдруг он еще жив?!

– На помойке твой Бенни! – шипит мать, гремя грязной посудой в раковине…

Марк ехал в метро. Он уже несколько дней пользовался этим видом транспорта. Получив предупреждения от Денни, Марк тщательно вымыл машину, особенно багажник, почистил сиденья, протер панели и потолок, пропылесосил салон и оставил машину в таком же чистом гараже, где вопреки обыкновению многих российских гаражей, не было никакого хлама. Марк умел работать с механизмами и не брезговал овладеть новым рабочим «мужским ремеслом», когда представлялась такая возможность, потому был мастером на все руки и на хорошем счету. Вот только перекрашивать авто он не умел, а так решил бы проблему. Продавать авто сейчас было рискованно. Да и на что купить новую? Конечно, у него были некоторые сбережения, но не те, какие надо. Впрочем, Денни не требовал от него этого, а Марк и не спрашивал. За последнее время он здорово поумнел и стал понимать куда больше, чем раньше, хотя предпочитал не показывать этого. Видимо это было следствием контакта с Денни, который стал, в некотором роде, духом наставником этого молодого парня с громадным комплексом собственной неполноценности. Ведь Денни был куда более высокоразвитым существом, передавая часть знаний и умений своему подопечному. Стоило Марку только подумать о чем-то, как он уже знал об этом предмете или человеке очень и очень многое. Познавая мир через окно сверхчувственного восприятия, он научился много думать, вот и теперь решал для себя очень важную дилемму, проблему всей его жизни.

Уже став, в некотором смысле, настоящим мужчиной, куда более настоящим чем окружавшие его на работе пьянчуги слесаря, он не имел до сих пор своей настоящей женщины, отчего ему было холодно всегда и везде. И если бы не демонический огонь Денни, то Марк совсем замерз бы, став призраком во плоти, работающим до седьмого пота, лишь бы не думать ни о чем ином. Сидя в вагоне метро, он думал о том, что ценит в мужчинах современная женщина? В голове вертелась не то пословица, не то поговорка, с которой Марк был вынужден согласиться, которая гласила:

«Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда».

И где-то между абсолютной шлюхой, отдающей свои прелести за деньги, правда только в одни руки, и абсолютной дурой, отдающей свое сердце за просто так, и есть тот баланс, который выбирает для себя современная женщина, причем нужно заметить, что у каждой он свой. От осознания этого факта в мозгу Марка закипел вулкан: огненная лава злобы и ненависти и накопленное напряжение всей его жизни жирной пленкой перелились через край и стали сползать, оставляя за собой борозду остервенелой звериной ярости. Марк ощутил, что теперь он переходит в лигу совсем других игроков, других хищников современного мира. Ведь он не мог похвастаться ни внешностью, ни финансами, а с ростом в неполные полтора метра ему не светило ничего с барского стола жизни.

Было поздно, но Марк, а точнее, уже «Фаллос», не спешил домой. Мик был выгулян с трудом в этот раз, псу нездоровилось, видимо сказывались последствия его «собачей инвалидности». Да и что делать дома? А метро тянет, покачивается, удобно думать, особенно в полупустом вагоне. Неожиданно внимание Фаллоса привлекла вошедшая в вагон метро пара: молодая женщина и уже средних лет мужчина; и вопреки обыкновению, внимание его привлек мужчина. Ростом он был чуть выше Марка, с короткой седой бородкой на лысеющей голове, поблескивающей на уровне великолепной груди девушки, которая годилась мужчине скорее в дочери, чем в любовницы, в дорогой дубленке, и с золотом перстней на обеих руках. Пройдя в салон, они уселись, издевкой судьбы, прямо напротив «Фаллоса». «Интересно», – думал тот, изучая пару. Девушка была что надо, с такой аппетитной грудью, не иначе пятого, размера. Женственные полные губы, без намека на пластику, большие голубые глаза и темная челка, задорно выглядывающая из-под шерстяной вязаной шапочки притягательно манили Марка. Кожаная дубленка кремового цвета на ней тоже была не из дешевых. Чтобы владеть такой женщиной, ему надо было стать этим седовласым старичком, сидящим рядом с ней. «Фаллос» погрустнел, холод в его душе стал разрастаться, хрустя снегом и наледью на окнах. В вагоне вдруг стало жутко холодно, и только тепло дыхания пары напротив продолжало быть. И в этот момент демонический огонь, дремавший внутри него, всколыхнул, заполняя все. «А может, я просто заберу ее, на правах более сильного»? – подумал «Фаллос». И в его сознании поплыли сцены досуга с этой большегрудой брюнеткой, с каким же удовольствием он поиграет с ее прелестями, водя по ним своим непомерным естеством. На лице «Фаллоса» ничего не читалось, но девушка, сидевшая напротив, вдруг заерзала, забеспокоилась, затрепыхалась птицей, которую тащат в клетку, чтобы затем обрезать крылья. Она посмотрела ему в глаза, и ее зрачки расширились от ужаса, отчего ее отбросило в кресло, вжало в него. Ее взгляд, со страху отпрянувший в пол вагона, узрел две тени от сидящего напротив: одна обыкновенно лежащая, и другая, что лежала против света и медленно тянулась к ней, к ее тени. «Фаллос» сидел прямо, гипнотизируя девушку, словно удав, в предвкушении лакомства. Объявили следующую станцию, и богатенький мужичок встал, даже не обернувшись в сторону своей содержанки. Согласно установленному регламенту их отношений, она должна была следовать за ним, подобно породистой собачонке. Девушка вскочила следом, и, не сводя глаз с «Фаллоса» и его второй тени, осторожно задним ходом попятилась к выходу. Тот медленно повернул голову и плотоядно ухмыльнулся ей, ловя себя на мысли, что ему нравится ее животный страх.

 

Позже, когда старания полицейских по поимке маньяка немного стихли, он вышел на охоту. Ему очень хотелось проявить себя, доказать всем свою состоятельность, как мужчины, невзирая на рост, внешность и материальное положение, доказать всем, что он смелый и мужественный, добытчик. Хотя нет, скорее он зверь, способный попрать право другого зверя на соитие с самкой и обладание ею. Место было выбрано идеально, мрачное, темное, словно ожившее описание из книги Эдгара Алана По, даже ночь была беззвездной и какой-то вымученной, готовой вот-вот сорваться на крик отчаяния. И в этой комфортной для себя атмосфере «Фаллос» сидел, греясь в тепле своей белой «нивы». Серебристая «Субару Импреза», осветив размытую грязь дороги и груду мусора, подъехала к дому. «Фаллос», изменив голос, ответил, что сейчас выйдет из подъезда. Вылезая из «нивы», тихо притворил дверь, чтобы не хлопать, и незаметной тенью сквозь сумрак ночи подкрался к подъехавшей машине. Он постучал в стекло водителя, и оно плавно бесстрашно отъехало вниз, очевидно, водитель был крайне уверен в себе. Это был крупный, носастый, похожий на верблюда, сутенер, с большими мясистыми ушами.

– Там девушку убили, – с волнением и серьезным видом заявил Марк, тыкая пальцем куда-то во тьму подворотни.

Расчет был верным, и верзила, не удостоив его вниманием, повернул голову противоположную сторону, где копошился мрак смерти. Он отвечал за сохранность проститутки, которую привез, и должен был заботиться о ее безопасности. В руке у «Фаллоса» что-то мелькнуло, с невозмутимым видом он протянул руку внутрь салона, словно намереваясь потрогать кожаный руль «Субару», и тут же отдернул ее. Торговец женским мясом захрипел, забулькал, на горле показался тонкий разрез, из которого, как из переполнившейся чаши с водой, текла кровь. Маньяк же хладнокровно вытер и убрал нож для резки линолеума обратно. Открыв заднюю дверь, он посмотрел на свою добычу. Она была весьма аппетитной, с большой грудью и пухлыми накачанными губами, способными возбудить самого скромного мужа, одарив того фантазиями на тему орального секса, в остальном, девушка была розовощекой и широко костной, с огромными, то ли от страха, то ли в силу наследственности, карими глазами. Она еще не успела до конца осмыслить, что произошло, находясь в шоковом состоянии.

– Ку-ку, – произнес «Фаллос» и брызнул из баллончика хлороформ. Довольный собой, что догадался заменить тряпки на баллончик, он, убедившись, что девушка потеряла сознание, вернулся к сутенеру. Сунув руку в его карман, достал бумажник. «Это мне на новую машину», – довольно ухмыльнулся он, прикидывая на вес увесистый кошель, раньше ему не доводилось видеть такое количество денег, была и валюта. «Их я рассмотрю попозже», – решил он для себя. Забрав видеорегистратор и навигатор, и, вставив убитому в руку здоровенный розовый дилдо, он захлопнул дверцу, предварительно включив печку на максимум. Это его подарок полицейским и тем, кто это тело найдет. Подогнав свою «ниву» поближе, он погрузил в нее тело девушки, сковав, как обычно, руки и ноги цепями, в рот же он засунул резиновый черный кляп, одеваемый «жертве» на голову вовремя садомазохистских удовольствий. «Фаллос» впервые воспользовался им, и с удовлетворением заметил, что кляп весьма органично смотрится, окаймленный растянутыми от натяжения пухлыми силиконовыми губами. Следующий день не принес Фаллосу облегчения – он вышел из привычного графика, хотя нагнать его и довести девушку до готовности он успеет. Перед уходом на работу он вколол ей приличную дозу героина; через два, три дня постоянных уколов она будет уже никакая. Но как быть со следующей неделей?

Денни, молчавший весь день, к вечеру предложил ему повторить столь удачно прошедшую охоту. На этот раз они выбрали другое место, но тоже мрачное и заброшенное. Марк, обойдя окрестности на предмет наличия бомжей, наркоманов и гопников, с удивлением заметил, что никого из них нет. «Что тут скажешь, Денни знает свое дело»! – подумал он, и вернувшись к машине, набрал уже другой номер, под заголовком «Клубнички – Индивидуалки». Волнительные минуты ожидания потекли, и вскоре к дому подъехала невзрачная на вид «Шкода Октавия», телефон зазвонил. Фаллос повторив уже заготовленную фразу, вышел из машины. На этот раз за рулем сидел молоденький паренек с мелкими чертами лица, что делало его облик похожим на мышонка, серым и не запоминающимся, телосложение было худощавое, почти как у Марка, только руки и ноги длиннее. Но это не имело значения, потому что было уже учтено. «Фаллос» оскалился улыбкой олигофренов, это была его маска – обличье на время этой охоты.

– Чего тебе? – спросил парень.

«Фаллос», взвизгнув, как это делают умалишенные, и даже приспустив слюну, тыкал пальцем во тьму, а как только парень повернул голову, влил ему на одежду бутылку с водой, в которой была разбавлена собачья моча.

– Ах ты сука! – взревел сутенер, вылезая из машины. Поставив одну ногу, затем другую, он уже собирался сделать усилие и, распрямившись, встать, как «Фаллос» резко кинул руку вперед. Лезвие вошло в горло чуть ниже перстневого хряща, вскрыло трахею, дойдя почти до пищевода и с алыми брызгами, упавшими на стекло двери, вышло из плоти. Одним коротким ударом ноги «Фаллос» закинул торговца женским мясом обратно в салон, где тот бухнулся на два сиденья, тут же, открыв заднюю дверь, он, не глядя, быстро брызнул туда добрую порцию хлороформа. Вернувшись к сутенеру и понаблюдав за конвульсиями, он оценил содержание бумажника, как удовлетворительное, и все остальное по накатанной уже схеме. Подогнал свою машину и пошел любоваться уловом.

Вопреки предыдущей, эта проститутка была миниатюрной брюнеткой, с маленькой, словно созданной для рук «Фаллоса» грудью, смазливое личико было по-детски невинным, такие лица бывают у фей в детских книжках для девочек. Повторив процедуру со сковыванием и кляпом, который в этот раз был просто тряпочным, «Фаллос» отъехал, не забыв при этом о крышке и бутылке с собачьей мочой: ее, силиконовые перчатки и нож он выкинет в реку по пути в убежище, в котором он хранит девушек, последнее уже стало ему вторым домом. Теперь он снова в привычном графике, а долгожданный день, когда он побалует себя добычей, уже скоро, вот-вот.

На следующий день Марк по дороге с работы, он увидел сбитую собаку, не задумываясь, он свернул в сторону бедного животного, рядом с которым уже стояла миловидная девушка.

– Как она жить будет? – спросил он, глядя то на нее, то на поскуливающую собаку. Девушка была худющей и плоскогрудой, но ее трогательно живые глаза были полны слез и боли, она сочувствующие смотрела на животное так, будто ей есть дело до всей несправедливости этого мира.

– Надеюсь, что будет, – робко ответила она, поглаживая покрасневшую от крови шерсть.

– Давай, может, в ветеринарную клинику отвезем? – нашелся Марк, которому хотелось и помочь покалеченному животному, и пообщаться с понравившейся девушкой.

– Да, конечно, я помогу, – ответила она, и они вместе осторожно подняли собаку, особенно бережно придерживая задние кровоточащие лапы животного.

«Паренек какой-то странный, маленький. Недоразвитый, что ли? Хотя о чем это я. Бедный пес! А у меня и денег на лечение нет!»

– Ты что-то сказала? – спросил Марк, не понимающий, что это нашло на эту девушку? Говорить такое!

– Я нет, – удивленно ответила она.

«Точно странный, вонючий какой-то, что он, не моется совсем? Руки какие коротенькие, ужас! Может, у него деньги есть за собаку заплатить?»

На этот раз Марк чуть не вылетел на встречную полосу и в немом вопросе уставился на свою попутчицу.

– Нравится мой подарок? – услышал он вдруг голос Денни.

– Что это было? – не понял Марк.

– Теперь ты можешь слышать мысли других людей, – ответил Демон. А ты уже решил распустить слюни, поверил, что этой малышке будет до тебя какое-то дело?

Марк сглотнул, ему стало тошно. «Поскорее бы довести собаку, и все!» – подумал он.

Но это было лишь начало, а полученный дар чуть не лишил того рассудка.

«Какой мальчонка-то страшный, маленький. Карлик, что ли?»

Что вы говорите, бабушка? – не понял Марк.

– Я говорю, кран-то что, менять придется?

«Ух ты, хоббит! Нет, ну реально хоббит. Обалдеть. Бильбо Бэггинс из Шира».

«Мам, смотри, какой маленький?»

«Показывать пальцем не хорошо. Перестань».

«Его, наверное, мама не любила, уронила, когда он был маленький».

«Глупости, от этого дети не уменьшаются. Врешь ты все!»

«А вот и нет! Если ребенка уронить, то он потом карликом станет! Давай у мамы спросим? Мам…»

«А ручки, ручки-то?..»

«Бедный, наверное, инвалид?»

– Нееет! Денни, пожалуйста хватит. Нееет, я больше не могу!!! – не выдержал Марк, схватившись за голову.

– Что значит хватит? – не понял Демон. Неплохо знать, что думают о тебе окружающие.

– Ну пожалуйста, Денни, я с ума сойду. Неплохо, конечно!

– Ты усвоил урок?

Марк, вспомнив лица людей, их лицемерные маски доброжелательности и воспитанности, истерично замотал головой.

– Понял и усвоил. Я ненавижу их всех!

– Правильно! Люди никогда не примут тебя! Ты всегда будешь карликом – инвалидом! О матери узнать правду хочешь?

Марк испуганно посмотрел в окно своего авто, под дождем шли, бежали люди, со своими мыслями, со своими семьями. Со своими матерями.

– Хочу, – тихо прошептал он.

Отделавшись от тела пятой жертвы, «Фаллос» решил прогуляться, гнев, владевший им всю последнюю неделю, не утихал. Денни сообщил ему, что скоро покинет его, предоставив самому себе. Спорить было бессмысленно, остановились на числе жертв равной десяти. Марк еще не решил, что будет делать без Денни; эти мысли навевали тоску и холод, собственный демонический огонь в душе, увы, не мог пока похвастаться высокой температурой, вдобавок еще заболел Мик, пес почти не ел, регулярно поскуливая в своем углу.

– Ну что, Мик, пойдем гулять? – спрашивал его Марк, указывая на входную дверь, но пес лишь отводил грустные глаза. В ветеринарной клинике сказали, что у собаки проблемы с почками и посоветовали, другой, более профессиональный корм, но улучшений пока не наступило. Мик попал к Марку уже взрослой собакой, и сколько тому на самом деле лет он не знал. «А вдруг короткая и сложная собачья жизнь Мика подходит к концу?» – думал Марк. Мысли о том, что он останется, один без Денни и Мика, наводили на Марка страх и гнев.

Он шел по темным улочкам, остро ощущая свое одиночество, что тоскливо выскребывало его нутро где-то под ложечкой. Из освещенных окон веяло теплом и домашним уютом, манящими запахами жареной картошки и печеных пирогов, и даже уплывшего молока, кто-то смеялся, шутил, играла музыка, и было много этих огней, которые он так жаждал и ненавидел. Ему хотелось вторгнуться в их мир, вооруженным черной завистью и котлом гнева, залить их уют агонией, болью, чтобы навсегда погасить в них радушное семейное тепло, поселив в домах скорбь и печаль. На глаза Марку попалась будка телефонного автомата. И в голове молниеносно созрел план. Стоило ему только подумать, как номер телефона сразу всплыл в сознании, и он набрал его.

– Алло. Вы позвонили на передачу Максима Галкина «Кто хочет стать миллионером», – услышал он в трубке веселый и жизнерадостный голос молодого человека лет тридцати. На заднем плане играла гитара, кто-то пел. Марк улыбнулся, он попал куда надо.

– Это квартира Павла Капустина? – спросил он.

– Да!! – все так же весело ответил голос. А вы кто?

– Я «Фаллос».

– Да ладно. Слышь, Леха, харе разыгрывать, это неприкольно, – не поверили ему на той стороне трубки.

– Нет, это не Леха, – продолжил «Фаллос».

– Вы написали обо мне очень подробную статью, не совсем правильную, конечно, но уважительную, я это одобряю, особенно понравилось ваше отношение к полиции и вот это выражение «по-видимому, его разыскивают растения, потому как даже собаки, не имеющие мозгов, способны взять след». На другой стороне трубки повисла тишина, хотя музыка и смех фоном продолжали звучать.

– Вы еще тут? – спросил Марк.

– А…а. Да!

– Это хорошо!

 

– Что вы хотите? – в голосе, наконец, возникли первые очертания испуга.

– Взаимовыгодного соглашения, Павел, – ответил Марк и, откинув голову, зажмурился: необходимая информация тотчас возникла в его голове.

– Или вы привыкли, когда вас называют Игорь Кузнецов? Кстати, как вас называли в детстве? Кузя?

– Откуда вы знаете? – откровенно испуганно спросили на другой стороне, на этот раз музыка и смех стихли. Марк задумался, что там сейчас происходит, было бы весело посмотреть.

– Я много чего знаю, например, о вашей подруге! – Марк снова зажмурился, ожидая, когда имя всплывет внезапным озарением.

– Кира, нет, кажется, Карина, ее ведь так зовут? А почему у вас нет детей? Из-за раннего аборта? Вашей подруге надо было вести себя более сдержанно в молодые годы и держаться от плохих мальчиков подальше.

– Что вы хотите? – в голосе зазвучала сталь и сдерживаемый страх.

– Взаимного соглашения. А мои познания пусть вас несильно пугают, если вы будете играть по правилам, то я никогда не приду ни к вам, ни к вашей подруге. В то время как ваша карьера, я думаю, взлетит немного повыше, – уже более дружелюбно добавил «Фаллос».

– Хорошо, что мне делать? – спросил Павел, он же Игорь.

– На прошлой неделе я убил двух сутенеров, в руках у каждого я оставил по розовому дилдо в качестве намека. Убил лезвием по горлу, оставил в тепле их автомобилей, печку не выключал. Девушек, которых каждый из них привез, я оставил себе. Так вот, идиоты полицейские даже не поняли, что это я. Я хочу, чтобы вы рассказали об этом в следующем номере.

– Как я докажу своему начальству, что это вы? Меня ведь могут уволить за это? Вы меня точно не разыгрываете?

– Нет, – холодно ответил Фаллос.

– Пятую жертву найдете…– Марк назвал адрес.

– Там будут гаражи и заброшенный гараж с ржавой дверью, на ней висячий замок, позади замка приклеен ключ. В гараже тело, я включил там тепловентилятор, чтобы оно не остыло. Вы будете первым.

– Как я… – не успел закончить Павел, но в трубке уже послышались гудки.

Марк удовлетворенно выдохнул. «В этом доме сегодня точно веселиться не будут», – подумал он и отправился в обратный путь домой. Заметив гурьбу детей, играющих в столь поздний час во дворе, он захотел обойти их, но ноги сами повели его в эту сторону. «Почему бы не взять одного себе? – подумал Фаллос. – Мне же нужен друг, когда не станет Денни и Мика».

Эндшпиль. Часть вторая

В этой проклятой жизни все узнаешь. Кажется, я уже начинаю узнавать. Просто внутри все умирает, и тогда все очень легко. Живешь, не живя, как очень многие люди почти всю жизнь. Наверно, так оно и бывает. Наверно, так оно и должно быть.

Э. Хемингуэй «Иметь и не иметь»

После того как следственная группа была усилена Натальей Дмитриевной и Казбеком Айратовичем, работать стало проще, прежде всего его уже меньше вызывали на ковер, да и прессу немного приструнили, видимо, не обошлось без воздействия Генеральной прокуратуры. Сконцентрировавшись на деле, Юрий Михайлович вновь задал себе вопрос: где можно содержать и насиловать женщин, не привлекая при этом внимания? Ведь все сообщения о криках и драках проверялись им с особой тщательностью. Да и место должно быть в том районе, где девушек находят, ездить из пригорода Москвы с трупами в багажнике очень рискованно, если, конечно, в кармане нет ксивы. О том, что маньяк, возможно, сотрудник правоохранительных органов, Юрий Михайлович уже думал, такой человек в форме мог производить впечатление надежного, с которым можно безопасно сблизиться, стать «понятой», свидетелем или просто сесть в машину. Но об этой своей догадке Юрий Михайлович пока помалкивал, такое обвинение могло наделать шуму. Так, значит, если он не полицейский, то где содержит девушек? Вновь вернувшись к этому вопросу, он устало потер глаза. Наталья Дмитриевна, бросив на него оценивающий взгляд, спросила:

– Кофе будешь?

Юрий Михайлович, иронично и немного грустно улыбнувшись кивнул, решив поделиться с коллегой своими предположениями. В результате у них родилась идея объявить план перехват по Москве, усиленно проверять белые «нивы», кроссоверы и внедорожники светлого цвета, на тот случай, если последний свидетель ошибся. Целью было, конечно, взять монстра, но помимо этого, и это была идея Натальи Дмитриевны, проверить состоятельность гипотезы Юрия Михайловича по поводу «оборотня в погонах», которым мог оказаться «Фаллос».

Учитывая, какое количество полицейских было поставлено на уши помимо патрульной службы и дорожно-поисковой службы, поимку маньяка можно было считать уже делом решенным, если только он не из числа служителей правопорядка или же из числа к ним приближенных. Отметив на карте места обнаружения тел, Юрий Михайлович и Наталья Дмитриевна отправились в эти районы искать свидетелей или возможные «логова монстра». Промусоля растаявший снег вперемешку с грязью во всех дворах и подворотнях, они выбились из сил уже на третий день, машина проезжала далеко не везде, да и постоянные пробки существенно мешали передвижению, оказалось, что, ведя такие поиски, легче передвигаться на метро, так они и поступили.

Во мраке заброшенного дома танцевали тени холодного ужаса. Стекла, камни использованные шприцы и презервативы выделялись на фоне лежащего здесь мусора. В этом месте было совершенно немало убийств, изнасилований, нередко сюда просто привозили уже мертвые тела, и лишь бомжи, иногда гревшиеся здесь, могли напомнить этому развалившемуся дому о его былом счастье Юрий Михайлович смотрел в большую черную лужу возле дома, в котором тот отражался, надеясь найти ответы на свои вопросы.

«Грязно, как же все это грязно! Заброшенный дом – порванная семья. Грязь и тоска быта человеческих судеб, что оказались лишены своего дома, своего счастья».

– О чем задумался? – тронула его за плечо Наталья Дмитриевна.

– Об этом кошмаре, – ответил он, кивнув в сторону валяющихся шприцев и современной наскальной живописи, украшавшей правую стену дома.

– Ах, об этом? Дети, – пожала плечами она, словно такой ответ мог объяснить все.

– Детская жестокость, откуда она, по-твоему? Уж не оттого ли она существует, что есть в каждом из нас? Мы все в какой-то степени несем зло, а дети лишь зеркала нас и нашего общества, они отражают то, что еще не скрылось под пылью прожитых лет и общественных правил, и норм.

Наталья Дмитриевна, снова обернувшись, посмотрела на разрушенные стены дома, словно на них, как на некоей библейской стене, были начертаны скрижали общечеловеческой мудрости.

– Да, вероятно, ты прав, – ответила она, помолчав.

– Но ты должен включить во внимание, что в наше время надзор за жестокостью в семье начал вестись!

– Ты имеешь в виду ювенальное право?

– Разумеется…

– Я думаю, это лишь попытка, и я бы не сказал, что удачная. Конечно, ты сейчас начнешь говорить обо всех ее плюсах…

– Конечно начну, – перебила его Наталья Дмитриевна. – Ты даже не представляешь, какое количество детей в России подвергается насилию в семье, да и про насилие по отношению к женщинам не стоит забывать.

– Согласен. Но помогает ли это? Вот на Западе все эти механизмы уже работают не один год, я бы даже сказал, несколько десятков лет. Так? А что толку, они до сих пор лидируют по количеству маньяков и убийц, семьдесят процентов существуют именно там.

– Что-то я перестаю тебя понимать. Ты же сам говоришь о детской жестокости как о зеркале семейных отношений?

– Говорю, – утвердительно сказал Юрий Михайлович. Нет, ну конечно, в России на фоне антизападных настроений подобные вещи, как ювенальное право, воспринимаются в штыки, да и наши социальные работники далеки в плане своего образования и чуткости от работников тех же служб на Западе, и работают слишком топорно и грубо. Да и вообще, в этой сфере много проблем! Но я не об этом, а о том, что каждому ребенку нужен индивидуальный подход, некоторых не мешало один раз как следует наказать – поставить в угол, лишить видеоигр на неделю или месяц, дать ремня, чтобы у них в голове сложился паззл, что такое хорошо, а что такое плохо. А других бить и наказывать категорически нельзя, с ними достаточно просто поговорить, что называется, «по душам», ведь вследствие необдуманных действий ребенок может сломаться, а «сломанную игрушку», с которой не умеючи обошлись, уже не склеишь, и сделать полноценной личностью сложно.

Рейтинг@Mail.ru