Александр Петрович Пальчун
Перестроечная кувыркайка
Визит к портному
После инцидента на границе с Петагонией семейная жизнь Протогоровых окончательно разладилась. Роман Наумович жестоко возревновал супругу и охладел к ней. Я не возьмусь объяснять, как можно ревновать женщину и становиться к ней все более холодным. Пусть этим занимаются психотерапевты. У них на все есть готовые ответы – только успевай платить.
Но Лариса Николаевна за помощью обратилась не к любителям выслушивать исповеди за деньги, а к портному.
Как и всякая женщина, она понимала, что психологические травмы лучше всего исцеляются обновками. Лариса Николаевна решила заказать супругу костюм-тройку. Мастера ей посоветовала подруга Фелиста, она же объяснила, где его найти.
И вот, Лариса Николаевна отправилась по указанному адресу, но ошиблась дверью. Иной раз такое случается. Вместо портного она попала к плотнику-гробовщику, чья мастерская располагалась по соседству.
Мастер встретил заказчицу с деревянным метром в руках, а не с привычной сантиметровой лентой. Это удивило Ларису, но еще более впечатлило, что вместо сутулого и юркого портного она увидела статного молодца с ухоженными усами и крепкими ручищами. Подкупал и недвусмысленный взгляд, по которому женщины безошибочно определяют, что они нравятся мужчинам.
Да и как Лариса Николаевна могла не понравиться гробовщику?! Она разительно отличалась от привычных заказчиц гробов – престарелых плакальщиц в темных одеждах. Как правило, многолетние ссоры с мужьями настолько расстраивают женское здоровье, что скорбь по истязателям быстро довершает начатое дело. Порог мастерской гробовщика обычно переступают ветхие иллюстрации медицинской энциклопедии.
А эта дамочка выглядела свежо и привлекательно, одета была ярко, и главное – без тени скорби о почившем супруге. Согласитесь, тут бы всякий плотник воодушевился.
– Итак, начнем с выбора материала, – мастер подкрутил смоленый ус и профессионально пришел на помощь клиентке, слегка опешившей от деревянного метра. – Это может быть…
– Материал, конечно, очень важен, – Лариса Николаевна остановила гробовщика, – но основное пожелание, чтобы это был летний вариант, и в мелкую полоску.
– В полоску? – плотник от удивления крякнул. – Без проблем. Можем и в клеточку. Но не будет ли это смотреться… немного вызывающе. Чаще всего останавливаются на темных тонах. Иной раз, конечно, заказывают красный…
– Нет, что вы! В красном он будет смотреться тореадором. Вы не знаете моего Романа. На службе он, спору нет – взрывная энергия. А вот дома может часами лежать без движения. Взять хотя бы сейчас… Бесчувственное бревно.
– Не поверю, что при такой обворожительной супруге это, с вашего позволения, бревно раньше не воспламенялось?
– Уж поверьте – бездушнее не отыскать. Вчера, например, отправился в командировку и даже не предупредил.
– Да вряд ли он мог предположить…
– Не скажите. Машину-то себе заказал заранее.
– Ну, хоть машина-то не в полоску?
– Нет. Белый «Мерседес» с открытым верхом.
Гробовщика удивил цвет катафалка.
– Оригинально, я вам скажу. А не было у вашего супруга каких-либо пожеланий относительно… будущего заказа?
– Знаете, у него есть одно непременное правило – не покидать дом, если в кармане меньше восьмисот долларов. Так что обязательно предусмотрите потайной карманчик.
– Да-а-ас! – гробовщик повертел головой. – В его положении это даже не расточительность. Это похоже на свинство. Я бы на его месте все деньги оставил вам.
– А я и говорю – бесчувственное бревно! Вы намного внимательней.
– Спасибо. А двери в вашей спальне широкие?
Лариса Николаевна заинтриговано взглянула на мастера.
– Двум, конечно, в них протиснуться сложно, особенно если один из них муж. Но вы пройдете без труда.
– Хм… А ведь и пройду! Но я о дверях потому, что не привык экономить на материале. Клиент в моей продукции должен чувствовать себя просторно, можно сказать, вольготно. А то иной раз засунут беднягу, словно зонтик в чехол.
– Тут я полагаюсь на вас. Роману, конечно, все равно, как он выглядит. Но соберутся друзья. И что скажут? Экономит на всем, даже на материале! Вы не знаете насколько он прижимист. И не выносит филармонию. Вместо походов в концертные залы купил плеер и теперь бесплатно слушает музыку. Так что обязательно предусмотрите карманчик для наушников. Он не любит, знаете ли, все эти оркестры, флейты с геликонами…
– Честно признаюсь, такого оригинала я встречаю впервые. Представляю, ваш Роман – и в наушниках.
– Я с ним тоже спорила по этому поводу. Но теперь уж возражать не буду, захотел – получи! Конечно, во всем полагаться на его вкус не стоит. Мне рекомендовали вас как опытного мастера. Увидеть супруга в вашем изделии – для меня настоящий праздник. Вы и мне сделаете что-нибудь оригинальное.
– Вам?! Мою продукцию? Никогда! Лучше я сам умру.
– Это почему?
– Нет! Сто раз нет! Об этом не может быть и речи!
– И все-таки?
– Тогда все ваши прелести станут недосягаемы.
– О чем вы говорите? Достаточно предусмотреть молнии.
– Одна из них уже сразила меня.
Впрочем, без всяких там молний хрупкие нравственные устои гробовщика таяли на глазах, точно сахар в воде.
– Нет, я все-таки попрошу, – настаивала Лариса, – снимите с меня мерку. Где у вас примерочная? И я хочу, чтобы это происходило перед зеркалом. Что вы так смотрите на меня?! И оставьте свой дурацкий метр. Неужели у вас нет гибкого инструмента?
– Извините, гибкого уже не осталось. А зеркало только одно – в ванной.
Если бы существовала Нобелевская премия в области секса, то Лариса Николаевна имела бы все основания выдвинуть плотника на эту номинацию.
Вскоре из ванной послышался сбивчивый шепот плотника:
– Как хорошо, что ваш муж не может видеть нашу примерку!
– Обойдется. Пусть насладится, когда получит готовый заказ!
Интервью с Калиостровичем
Разумеется, судьба не просто так забросила Несиделова в Посторомкино. Вероятно, в ее планы входило познакомить Андрея с Алиной. Но зачем она между делом превратила бухгалтера в грабителя? Неужто нельзя было все организовать иначе?
Но роптать бесполезно, да Андрей и не роптал. Ему приходилось соответствовать роли столичного газетчика – доказывать Алине свою квалификацию. Он все чаще наведывался в редакцию «Посторомкинского вестника», куда приносил свои материалы.
Литературного и репортерского опыта Несиделов набирался в первую очередь у Алины. Каждую ее статью он читал с восторгом, ибо все они были скроены ладно, как и сама девушка. Взять хотя бы ее последнюю публикацию под названием «Гастроли в Посторомкино». Поначалу заголовок насторожил Андрея, – неужто говорится об ограблении керамзавода? Но опасения оказались напрасными.
Это было интервью с прославленным циркачом, известным ветераном круглой поляны с опилками.
Несиделов с головой погрузился в чтение.
«Со многими замечательными людьми, – говорилось в материале, – мы знакомили горожан на страницах нашего издания. И вот сегодня в гостях у нас, вернее, мы в гостях у настоящего мастера своего дела, без преувеличения – звезды мировой величины. Ян Калиострович Пропилов – обладатель уникальной профессии, он – иллюзионист. Уже несколько десятилетий Ян Калиострович несет свою трудовую вахту на любимой арене. Работает он редким для нашего времени инструментом – ручной пилой. Этим сверкающим металлическим полотном он на глазах у восторженной публики ежедневно совершает чудо – разделяет ассистенток на две, а то и на четыре части.
Мы беседуем с Яном Калиостровичем сразу после представления. Мастер не скрывает, что немного утомился – об этом говорят его слегка дрожащие руки. Но, несмотря на усталость, в глазах ветерана по-прежнему искрится молодой задорный огонек.
Корреспондент: Ян Калиострович, мы только что были свидетелями, как вы под гром аплодисментов отработали свой замечательный номер. Расскажите читателям Посторомкино о себе, о своей профессии, о людях, с которыми вы сотворяете чудо. Кто эта бесстрашная женщина, ежедневно доверяющая вам свое великолепное тело?
Ян Калиострович: Как это водится в цирке – да чего там греха таить, не только в нем – у нас пышно процветает семейственность. Ассистентка, которую вы в начале представления видели целой и невредимой, а затем – в разрозненном виде, моя супруга. Много лет мы идем с ней по жизни рука об руку. Она пилит меня дома, а я ее – на работе.
Кор.: Как у вас все начиналось? Когда догадались о своем призвании? Может быть, любовь к цирку вам с детства привили родители? Они тоже были иллюзионистами?
Я.К.: Нет, что вы! Отец мой был далек от искусства. Он зарабатывал на жизнь нехитрым ремеслом плотника. Поэтому аромат вьющейся смоляной стружки, благоуханье свежих опилок вошли в мою кровь с малолетства. Но в те годы я не расслышал зова судьбы – выбрал профессию воздушного гимнаста. Затем, как это водится, оборвался с трапеции. Пришлось переучиваться. У нас в цирке все начинали воздушными гимнастами: и укротители, и клоуны, и даже администратора когда-то не подстраховали под куполом. Арена-матушка она всех принимает в свои объятия.
Кор.: А как ваша супруга относится к тому, что вы, скажем так… не очень церемонитесь с ней во время представления?
Я.К.: Поначалу, конечно, обижалась, а потом, ничего – смирилась. Она соседям так и говорит: «Ничего страшного! Пусть пилит, лишь бы не бил!» Да что там жена! Если б вы знали, сколько я переполовинил народу! Когда мы в прежние времена гастролировали за рубежом, дирекция экономила на командировочных. Мы вынуждены были приглашать местных ассистенток, в каждой стране новую – француженок, итальянок, филиппинок…
Кор.: Извините за нескромный вопрос, вы, как специалист, чувствуете разницу между ними?
Я.К.: О-о-о! Разумеется! Итальянку пилить одно удовольствие – инструмент прямо поет в руках. Когда имеешь дело с испанкой – он уже вибрирует на иной манер. Но ничего, испанки – материал податливый. А вот финки! Будь они неладны! Я вам честно скажу, пока сделаешь свое дело – умаешься! Тяжелые эти финки на руки! Поэтому не любил я в Финляндию ездить. Весь белый свет проклянешь, пока разделаешься с ней. И все вот этими руками! (Иллюзионист с гордостью показывает свои большие натруженные ладони).
А вы обратили внимание, сколько на арене опилок? Думаете, это завхоз побеспокоился? Как бы не так! Один я! Изо дня в день… инструмент туда-сюда… а опилочки ручейком… Так и живем…
Кор.: Ян Калиострович, уж если мы затронули тему зарубежных поездок, то скажите, а не предлагали вам, как высочайшему профессионалу и виртуозу раздвоения личности, остаться за границей. Ублажать, так сказать, их, буржуазную, публику?
Я.К.: Конечно предлагали! И не раз! В Швеции, например. Хорошая страна, повсюду чистенько, уютненько. Но я отказался. Там мужчины выходят на пенсию в семьдесят с лишним. Сами понимаете, при моих нагрузках я столько не протяну. Опять же, и ассистентки там не сахар.
Не скрою, обращались ко мне с подобным предложением и в Израиле. Предлагали выгодные контракты. Там мой номер, не побоюсь показаться нескромным, имел оглушительный успех. В Израиле действие, производимое мной на арене, имеет сакральное значение. Корни его уходят в многовековую историю, в глубокую древность. Оно – неотъемлемая часть религии и покрыто мистическим ореолом тайны. Кстати, там в ассистенты себя предлагают – заметьте, совершенно бесплатно – мужчины. Иной раз начнешь его запиливать возле пупка, а он вежливо корректирует: «Маэстро, а нельзя ли чуть-чуть ниже?»
Приходилось идти человеку навстречу. Не стану скромничать – с ювелирной точностью исполнял номер.
Кор.: Уважаемый Ян Калиострович, а доводилось ли вам встречать собратьев по профессии, которые предпочитают работать с мужчинами? Не хотелось бы и вам, так сказать, переориентироваться? Ведь бытует мнение, что женщины иной раз очень капризны, что с ними намучаешься, пока добьешься результата.
Я.К.: Нет, у меня такого желания не появлялось. Случается, конечно, что артисты моего жанра работают с мужчинами. Но мне это скучно – все равно, что пилить дубовую чурку. Здесь я придерживаюсь традиций. Более того, уместно сказать, предпочитаю пилить собственную жену. Дело привычное, знакомое, работа спорится… Я ведь за супругой слежу, заставляю соблюдать диету, чтобы не грубела, тем самым, не затягивала представление. Ведь не стоит забывать, что все происходит на глазах у публики. Помню, как-то она захворала. Пришлось гримировать шпагоглотателя. Загубил свой инструмент о его чертовы шпаги!
Кор.: Все мы только что были свидетелями оваций после вашего выступления. Это приятная сторона дела. А что самое трудное в вашей работе? Что вас беспокоит более всего?
Я.К.: Волнует меня, что молодежь все реже выбирает нашу профессию. А тем, кто идет моим путем, не достает терпения. Они спешат, торопятся, пытаются механизировать процесс, хватаются за бензопилы. А некоторые даже мечтают поставить раздвоение людей на поток. Все на заграницу кивают, вон, мол, Копперфильд с циркуляркой работает! Не понимают, что механизация в нашем деле напрочь убивают замысел, сводит высокое искусство к банальной прозе, лишает действие драматургии, плавного развития сюжетной линии. А главное – не дает вызреть эффектной кульминации. Вот французы придумали гильотину. И что интересного? Чик – и головы нет! Вы бы хотели участвовать в таком аттракционе?
Кор.: Боже сохрани!
Я.К.: То-то же! А им, молодым, подавай скорость. Я их, конечно, понимаю, работа тяжелая, и физически, и психически. Иной раз такая стерва попадется, что пока ее переполовинишь – все нервы измотает. Опять же, и ее понять можно – молодая, ей бы жить и жить. И мне не сахар, попилил – и развод.
Кор.: Господи! Неужели каждый раз?!
Я.К.: А вы как думали?! Другие артисты отработают номер и отдыхают – пивко потягивают. А мне сиди, инструмент разводи, чтобы он завтра не подвел.
Кор.: Ян Калиострович, неужто все настолько мрачно? Неужели на наших глазах исчезает редчайшая профессия?
Я.К.: К счастью, у некоторых молодых людей просыпается к ней интерес. Слабый, конечно, хилый, но и он вселяет надежду. Думаю, еще не все потеряно. Недавно приходили два бойких паренька – мечтают идти моими стопами. Просили поделиться опытом. До этого они работали с другим инструментарием. Один из них так и сказал: «Батя, мы номер с утюгом уже освоили. Держи штуку баксов, научи с этой хреновиной обращаться!» – Указал на пилу.
Я им все объяснил, растолковал. Вы бы видели, как они просияли! Как загорелись глаза, с каким задором они выбежали из гримерки! Один из них даже поцеловал меня и на прощанье все приговаривал: «Ну, теперь мы этого Горбыля на рейки распустим!»
Кор.: Ян Калиострович, большое спасибо вам за интересную беседу. Многих вам лет жизни, хорошего запила, широкого маха, податливого материала! Пусть работа в ваших руках всегда спорится! И напоследок, не могли бы вы объяснить, что испытывает человек, оказавшийся под пилой настоящего мастера?
Я.К.: С удовольствием! Но не сейчас. Может быть, чуть позднее – когда прочту ваш материал в газете (Ян Калиострович загадочно улыбнулся и погладил сверкающий зубьями инструмент).
Беседовала Алина Левинтаева».
«Нет, Алине не стоит беспокоиться за целостность своего тела,– подумал Несиделов. – Материал великолепный!»
Квартирная ошибка
Между тем тучи над головой Несиделова все более сгущались. Во-первых, его разыскивали за ограбление кассы керамзавода. Помимо того, не утихали обвинения в государственной измене в пользу Лакидонии – по этому делу он проходил под фамилией Разумейкин. Опять же, градоначальник Посторомкино почему-то вбил себе в голову, что внештатный фотограф посягал на его супругу. Можно было не сомневаться, он обязательно отомстит.
Антон Пряхин, как всегда, видел спасение друга только в одном:
– Андрюха, у тебя нет другого выхода – надо идти в политику. Без депутатской неприкосновенности тебе, как бурундуку – вилы. Недавно по телевизору показывали передачу об этой зверушке. Там говорилось, что если разорить кладовую бурундука с его запасами на зиму, то он находит на дереве рогульку и вешается с горя.
Несиделову такая перспектива очень не понравилась. Но и политика его не привлекала.
– Это не мое. Я ничего в ней не понимаю, – противился Андрей.
– Со временем разберешься. Это как секс – сначала не понимаешь, а потом – не оторвешь. Я тебе более скажу, вся наша политика – настоящий секс. А твое дело молодое, легкомысленное, занимайся играючи. И обязательно клони электорат к его истинным чаяньям – то есть, к сексу.
Несиделов уставился на Пряхина.
– Что-то я не совсем тебя понимаю?
– Не только ты, все меня не понимают. Я открыл новую электоральную нишу.
Антон Васильевич ввернул такой оборот, что Несиделов с Митричем, присутствующем при этом разговоре, переглянулись.
– Не улыбайтесь. Это еще неизведанный политиками маршрут, – продолжил Пряхин. – Послушай, что я говорю, держись моей линии и окажешься в горсовете. С твоей популярностью в два счета сделаешься депутатом! А то и мэром города. Вот тогда и Ларису Николаевну приберешь на законных основаниях.
– Какую Ларису?! Я ведь рассказывал, как все произошло!
– Ладно, ладно, – Пряхин сделал вид, что поверил Несиделову.
Мужчины сидели на кухне у Пряхина. Антон Васильевич в левой руке держал сигарету, в правой – вилку. Он распоряжался столовым инструментом, как прирожденный шоумен микрофоном – жесты красноречиво дополняли сказанное. Будь кухня немного поменьше, не избежать бы колотых и проникающих ранений.
– От ошибок, конечно, никто не застрахован, – сказал Пряхин. – Все мы ошибаемся, но, главное, вовремя сделать правильные выводы. Вот, например, взять Митрича. В молодости ему скверно жилось без бабы, без этой мягкой половины человечества. И даже когда подошла очередь на получение квартиры в нашем доме, то Митрич не очень-то обрадовался. Дело в том, что к тому времени жена его – Катерина – ушла, а если точнее, сбежала после очередного скандала.
Пряхин рассказывал о Митриче, как об отсутствующем персонаже. Герой истории блаженно щурился и изредка кивал, подтверждая достоверность.
– Тут надо заметить, – продолжил Пряхин, – что его Катерина мало чем отличается от остальных баб – она не любит, когда в семье верховодит муж. И вот, во время одного из скандалов она ушла из дому, но официально развод не оформила. А Митрич по законодательству получил квартиру в нашем доме на полную семью. Разумеется, он пошел к Катерине каяться и обещать начать жизнь заново.
Катерина к тому времени поселилась в заводском общежитии, с первого по пятый этаж набитом такими же Митричами. Но ты понимаешь, Андрюха, одно дело, когда буянит твой законный и официально оформленный Митрич, а совсем иное – когда хулиганят сразу несколько, и совершенно посторонних.
Одним словом, Катерина дала согласие вернуться в лоно семьи, взяла у Митрича ключи от новой квартиры и сказала, что придет вечером.
И вот, радостный Митрич, возвратился с работы, прогуливается у своего дома, поджидает ненаглядную и горячо любимую супругу. И что он видит?! Его Катерина неожиданно сворачивает… в подъезд соседнего дома!
Тут требуются объяснение. У Кати и в помине не было нехороших мыслей. Все дело в том, что наши архитекторы по убогости воображения проектируют одинаковые дома и располагают их преступно близко друг от друга.
– Это на чертежах близко, – возразил Несиделов, вспомнив милицейскую погоню и спасение на крыше. – А на самом деле о-го-го как далеко! Между домами настоящие пропасти!
– Но по земле пройти от одного дома к другому – раз плюнуть, – продолжил Пряхин. – И вот Катерина, не подозревая, что промахнулась адресом, зашла в чужой подъезд в соседнем, только что возведенном доме, ключом открыла чужую квартиру и принялась там хозяйничать.
Митрич, видя все это, от ярости начинает скрипеть зубами. Он мечется у чужого подъезда, в котором исчезла супруга, и рассуждает о ее коварстве. У него, как и у всякого мужчины, свое объяснение происходящему.
У Кати на сердце тоже не сахар. Митрича в квартире не оказалось. Значит, опять где-то пьянствует. Стало быть, забыл, что обещал начать новую жизнь. Наревевшись вдоволь, обессиленная Катерина падает на кровать.
А в это время возвращается законный хозяин квартиры, в которой безутешно горюет Катерина. Причем, возвращается в хорошем подпитии. С трудом совладав с замком, он открывает дверь. Увидев все это, Митрич окончательно выходит из себя. Правильно я говорю? – Пряхин повернулся к соседу.
Митрич утвердительно кивнул.
– Катерина тоже не в восторге от появления предполагаемого супруга, – продолжил Пряхин, – который, ввалившись в квартиру, не включая свет и не снимая обуви, рухнул на кровать. Вот тебе, Катерина, и новая счастливая жизнь!
А тем временем Митрич – уже настоящий, а не предполагаемый – еще более свирепеет и мечется на лестничной площадке у двери чужой квартиры.
Пряхин для пущего эффекта сделал паузу, затянулся сигареткой, а затем продолжил.
– Но тут, дорогие мои, с работы возвращается законная хозяйка квартиры. У порога она замечает странного незнакомца – с виду очень нервного и опасного. Она облегченно вздыхает, только захлопнув за собой дверь.
Но напрасно тетенька радовалась! То, что предстало ее глазам, было пострашней незнакомца. В ее постели, на ее чистых простынях, которые она стирала, крахмалила, гладила, рядом с ее беспутным мужем вывернулась какая-то стерва!
Тут уместно заметить, – продолжил Пряхин, – Катерина вовсе не стерва.
– Нет, не стерва, – подтвердил Митрич.
– Она скорее робкий ягненок, – сказал Пряхин. – Но когда в их совместную с Митричем квартиру без звонка, словно к себе домой, заявилась собутыльница мужа – и, конечно же, не только собутыльница – то Катерина превратилась в тигрицу. И вот, две тигрицы начали рвать друг другу гривы.
– У тигриц не бывает грив, – заметил Несиделов.
– У наших тигриц они были. А третий тигр, вернее, Митрич, не выдержав надругательства над мечтой о новой счастливой семейной жизни, с разбега высадил дверь. В его планы входило кое-что объяснить любовнику Катерины.
Не передать словами, как хозяйку квартиры испугало появление буйного незнакомца. А разве можно поведать, как радостно вспыхнула Катерина, увидев Митрича и сообразив, что она обозналась. Разумеется, никогда не выразить ярость Митрича, заставшего свою супругу, дерущуюся за пьяного мужика. И уж совсем не поддается описанию, как сладко бормотал во сне и похрапывал настоящий хозяин квартиры.
Вот какие случаи судьба подкидывает человеку, – завершил свой рассказ Пряхин и повернулся к Несиделову. – Это похлеще, чем твоя попытка соблазнить супругу Протогорова!
Несиделов застонал от бессилия.
