Александр Петрович Пальчун
Перестроечная кувыркайка
Рассказ таксиста
В тот день Несиделов вышел из квартиры Пряхина минут за десять до взрыва почтового ящика на исполкомовской стене. Он торопился в редакцию с очередным шедевром, поэтому остановил такси.
Таксист в форменной, как у железнодорожников, фуражке оказался разговорчивым малым.
– Пивка не желаете? – сходу предложил водитель.
Андрей повертел головой.
– Напрасно пренебрегаете, – заметил таксист и отхлебнул из бутылки. – Целебнее пива лекарства не бывает. При нынешней медицине – вещь незаменимая. Кстати, как вы думаете, почему «скорая помощь» пишется в кавычках? Потому, что все понимают, какая она «скорая»! Недавно у моего соседа – нового русского – супруга рожала. В квартире переполох: у нее схватки, а у будущего папаши от неожиданного известия гипертонический криз. Бедняга переволновался, схватился за сердце, лег на половик и разглядывает люстру.
Я в это время оказался рядом, – продолжил таксист. – Вынул из его кармана мобильный телефон, звоню в «скорую». Телефон там многоканальный, но ни одна каналья не подходит к трубке. Наконец отозвались. Я так, мол, и так, человеку плохо – у него жена рожает! А дежурная отвечает: «Прежде всего, расстегните ему воротник и положите на ровное место…»
– Да куда уж ровней – на полу лежит!
Мне из трубки снова советуют: «…Разотрите ему виски, дайте нашатырного спирта – да не пить, а понюхать. И ожидайте нашего приезда».
Час ждем, два ждем… Роженица стонет, сосед давно в себя пришел, по квартире бегает, нервничает: «Чтоб рубль так падал, как они едут!» Жену успокаивает: «Потерпи дорогая! Сигнал от мобильного телефона тысячи километров проходит в эфире: сначала на станцию, потом на околоземный спутник, оттуда – на другую станцию…» А сам в это время в окно посматривает – скорая помощь расположена на другой стороне улицы.
Как потом выяснилось, задержка у медиков произошла по уважительной причине.
Оказывается, кто-то из фельдшеров бросил в ординаторской непогашенный окурок. Сначала, как водится, загорелась урна, потом – занавеска, а там занялась и бутыль со спиртом на подоконнике. Позвонили пожарным.
А главный пожарник как услыхал о горящем спирте, за сердце схватился – предынфарктное состояние. Боевой расчет вызывает «скорую». А те в ответ: «Да как же мы приедем, если горим?!» А пожарные с огненной стихией тоже бороться не могут – их начальник от известия медиков, можно сказать, одной ногой в могиле. Как ему в таком состоянии на место происшествия выезжать? Увидит своими глазами горящую бутыль – точно богу душу отдаст. Замкнутый круг!
Выскочили пожарные на улицу. Остановили такого как я – таксиста: «Быстрей, кричат, открывай аптечку! Давай сердечное средство!» А у моего коллеги пива в тот момент не оказалось. Достал мой коллега бутылку спирта.
«Ты что, издеваешься?! – возмутились пожарные. – У нашего начальника по милости такого лекарства, можно сказать, ноги остывают!»
А у таксиста от ихних слов глаза из орбит вылазят. Он впервые слышал, чтоб от спирта ноги остывали. Отнимаются – это бывает…
Несиделов так и не узнал, чем закончилось происшествие с роженицей. Справа полыхнуло пламя, сопровожденное страшным громом. Осколки ударили по машине. Тротуар заволокло дымом.
Таксист и Несиделов выпрыгнули из автомобиля. Стена исполкома разворочена, под ногами валяется искореженный почтовый ящик. Пока приходили в себя, из парадного входа выскочили охранники. Затем приехал и милицейский УАЗик. Несиделову и таксисту тут же завернули руки за спину.
Через два часа таксиста, как непричастного к происшествию, отпустили, а Несиделова обвинили в покушении на Протогорова.
Следственный изолятор
В следственном изоляторе Андрею сразу не понравилось – уж очень убогонькая там оказалась обстановочка. Четыре, когда-то крашенные зеленой краской, стены, шесть нар – половина из которых свободны. Ночью свет в камеру проливается желтой мутью из лампочки под потолком, днем – из окна, забранного решеткой. В солнечную погоду от решетки на полу появляется квадрат с полосками – хоть в крестики-нолики играй. Вот и все, чем Несиделову за все его труды отблагодарило Посторомкино!
А вот с коллегами – их в камере было двое – Андрею повезло. Одного из них он знал по редакции. Им оказался сапожник, по совместительству – неугомонный литератор-графоман Степан Сидорович Кутейкин.
Второго сокамерника звали Кныш. Это сорокалетнее дарование намного опередило свое время. Еще задолго до появления беспроводного интернета в развитых странах он организовал подобную услугу в заштатном Посторомкино. Иными словами, Кныш заготавливал в подъездах кабеля и провода, содержащие медь, с целью их дальнейшего сбыта. Разумеется, после его визита у жителей беспроводным делался не только интернет, но и все бытовые электроприборы.
Обычно изъятие медного лома Кныш проводил в предутренние часы. В это время горожане имели обыкновение просматривать сновидения, а не телепередачи. Виновником провалившейся медной экспроприации стал – не удивляйтесь – сидящий с Кнышом в одной камере Кутейкин.
Степан Сидорович, подобно Бальзаку, привык колдовать над рукописями по ночам. Но в отличие от знаменитого француза, творил он не в полной тишине, а под звуки приглушенного телевизора. Тем самым связь с реальным миром у Кутейкина не обрывалась ни на минуту.
Степан Сидорович удивился, когда в середине ночного повтора «Футбольного обозрения» на экране появились помехи, а вместо слов комментатора – бессмысленное шипение. Степан Сидорович напряг слух. В коридоре, на лестничной площадке, послышались странные звуки и непечатные обороты. Как позднее выяснилось, Кныш запутался в мотке украденного провода и покатился по ступенькам.
Задержать грабителя для Кутейкина не составило труда. В сущности, воришка лежал на лестнице в готовеньким виде – уже связанным. При желании можно было устроить самосуд за остановку футбольной трансляции. Но Кутейкин распутал Кныша, в надежде узнать его историю, тем самым почерпнуть сюжет для своего очередного романа. Сделать этого, к своему счастью, не успел, иначе бы Кныш повернул сюжет в плачевную для Кутейкина сторону. Привлеченные шумом в подъезде, выглянули соседи, и Кныш оказался в милиции.
Но как же в камеру угодил сам Степан Сидорович? Неужели и его приняли за соучастника преступления? Или заново возбудили дело за ночное преследование женщины с посягательством на ее сумку? А может, его привлекли за порчу государственного нефтепровода? Или в Посторомкино первыми в стране догадались изолировать графоманов?
Все произошло по совершенно другой причине.
Хлебное золото
Как это ни странно, но Степана Сидоровича в заточенье привела обыкновенная буханка хлеба.
Хлеб, как известно, по форме выпекают круглым, кирпичиком и в виде батона. По сортам встречаются «барвихинский», «бородинский» и прочие. Есть и безымянные, но тоже вполне съедобные. Кутейкин предпочитал последние. Имел он обыкновение, воротясь из сапожной мастерской, по-крестьянски отломить от буханки добрый ломоть и методично поглощать заключенные в нем углеводы.
И вот, отломил Кутейкин горбушку и обнаружил там… слиток золота! Да! Именно золота!
Не стану утомлять вас предположениями, как это золото оказалось в хлебе? Ничего удивительного. Повсюду мафия, коррупция, воровство и бандитизм. Почему бы одному из дельцов на хлебозаводе случайно не обронить в тестомесильную машину слиток драгметалла? А дальше, учитывая технологию, все объяснимо.
«Хлеб всему голова», – подумал Кутейкин и отправился с найденным золотом в милицию. Следует заметить, что он, не в пример вышеупомянутому дельцу с хлебозавода, был человеком порядочным и законопослушным. К тому же Кутейкин хорошо понимал, что за благородство ему полагается двадцать пять процентов от стоимости найденного клада. А в том, что это клад – никаких сомнений. Золото куда ни положи, хоть в землю, хоть в сдобную булочку, оно везде остается кладом.
В милиции Кутейкина сразу же сфотографировали. Фотограф, когда услышал историю обнаружения принесенного слитка, повертел пальцем у виска. Степан Сидорович сразу сообразил, что это за птица – фотограф! Впрочем, удивляться тут не чему! Этот мастер имел отношение к растленной богеме – снимал мужчин и женщин в различных позах. Поговаривали, что последних даже в неестественных костюмах – вовсе без них.
А вот капитан милиции Лапохват, в отличие от фотографа, был человеком серьезным и к делу подошел основательно. Никодим Иванович повертел золото в руках и обратился к счастливчику: «Степан Сидорович, а где вторая половина слитка? Здесь отчетливо видно, что золото распилено».
Кутейкин не спорил. Невооруженным обывательским глазом было заметно, что вторая половина слитка отсутствует. Но где она, Степан Сидорович не знал. Может быть, в следующей буханке, – но он-то купил всего одну.
– Мой долг, – сухо ответил Кутейкин, – обнаружив золото, сдать его государству и получить законную четверть…
– А мой, – перебил его Лапохват, – отлавливать жуликов, которые хапают половину, а потом набираются наглости являться за дополнительной четвертью! Итого получается: три четверти – себе, а одна – государству! Хорошая арифметика!
– Да подавитесь вы моим золотом, – возмутился Кутейкин, – как я им чуть не подавился! Оставляйте себе полностью! До свидания! У меня в одиннадцать – любимое «Футбольное обозрение».
Но не тут-то было!
Забегая вперед, скажу, что Степан Сидорович пропустил четыре «Футбольных обозрения» (их показывали раз в неделю). Домой он вернулся юридически подкованным на предмет нахождения кладов. Помимо этого, за ним прочно укрепилась репутация счастливчика, нашедшего клад и удачно его переполовинившего.
Допрос Кныша
А вот сокамерник Кутейкина – Кныш, избрал более правдоподобную версию своей непричастности к преступлению. Он заявил Лапохвату, что никаких кабелей и проводов, что называется, в упор не видел. Просто с вечера, будучи немного навеселе, ошибся подъездом, где и заснул. Когда же проснулся и попытался выйти на улицу, запутался в проводах неизвестного происхождения.
– Если бы я воровал их, то разве стал бы материться и будить жильцов? – возмущался Кныш.
Но Лапохват родился не вчера – он знал, как беседовать с подобной публикой.
И вот Кныша еще раз привели на допрос. Это был коренастый и угрюмый малый с загорелым лицом. Глаза его, опущенные вниз, привычно обшарили все углы, как голодные пинчеры. Ознакомившись с обстановкой, злоумышленник немного успокоился и сел на предложенный стул. Лапохват понимал, что Кныш в подобной ситуации не впервые, и в инструкциях, как вести себя на допросе, не нуждается – будет все отрицать.
Никодим Иванович покрутил ус и склонился над протоколом.
– Значит, по-прежнему говоришь, заснул, ничего не брал, а, выходя из подъезда, запутался в проводах?
– Правильно, начальник, – ответил задержанный, слегка картавя, – все так и есть.
– …И получил увечье, выраженное синяком, а также ушибом колена, и потому тебе полагается компенсация.
– А как же иначе?
Лапохват вздохнул – предстоял долгий и бесплодный разговор. Внезапно капитан отбросил ручку и вскочил на ноги.
– Все! Надоело! Или сейчас чистосердечно колешься, или оформляем документы на лишение гражданства и выдворяем тебя из страны к чертовой бабушке!
– Как выдворяем?! – опешил преступник.
– Обыкновенно! Сажаем в первый попавшийся самолет и… драной метлой… Одним словом – скатертью дорога!
– И куда я полечу? – спросил Кныш, у которого неожиданно проснулся интерес к беседе.
– А вот здесь надо подумать… – Лапохват посмотрел в потолок, словно там располагалась карта мира. – Выдворим тебя… в Арабские Эмираты. Там благодать, круглый год жара. Так что полетишь в одних шортах.
– Э-э-э… начальник, в шортах я не могу!
– Это почему не можешь?! Солженицын в одной рубахе улетел, а ты в шортах не можешь?!
– Наколки у меня, товарищ капитан, в разных местах… картинки уж больно веселые.
– Вот и хорошо! Пусть народ полюбуется. Ничего страшного. Пять раз в день будешь намаз справлять, заживешь по-человечески – карты забросишь, про выпивку забудешь. Там с этим делом строго, за бутылку водки – смертная казнь. А вздумаешь в проводах запутаться… Покажи правую руку.
Кныш продемонстрировал руку.
– Значит, вот по эту самую надпись и отхватят! – Лапохват немного подумал, затем добавил, – нет, пожалуй, немного повыше, чтоб заодно и похабщину убрать.
– Не имеете права без моего согласия, – заерзал на стуле рецидивист, вновь возвращаясь в озабоченное состояние. – Тем более что я христианин.
– Не хочешь к арабам?
– Не хочу!
– Хорошо. Если ты христианин, то отправим тебя на родину Христа – в Израиль. Наденешь ермолку и станешь псалмы распевать. А в свободное от богоугодных дел время будешь маршировать. Ать-два, ать-два! Там служат все без исключения. Любишь маршировать?
– Я свое отмаршировал, – недовольно буркнул Кныш.
– Зато каждую субботу отдых тебе гарантирован. Например, идешь по улице, видишь, лежит моток медного провода, а поднимать не имеешь права – суббота! Не положено в этот день утруждать себя – брать в руки что-либо тяжелее пшеничного зерна.
– Это беспредел! – возмутился рецидивист. – Я напишу прокурору! Меня родина поила, растила, воспитывала… трижды! У меня долг перед ней. Перейду границу и верну все, что задолжал!
– Тогда вышвырнем в Америку! Оттуда через океан не убежишь. Ты не святой – по воде ходить не умеешь.
Кныш на минуту задумался, высчитывая последствия американской депортации.
– Жить станешь на пособие по безработице, – успокоил его Лапохват. – Ты хоть и картавишь, а по-английски – нихт ферштейн. Спросят на бирже труда, что умеешь делать? А ты бы и рад ответить, что провода тырить, а не сможешь. Вот и останешься не у дел. Да и как там работать по твоей специальности? Повсюду охрана, у каждого домовладельца пистолет, а то и винтовка. За километр на мушку берут. Подойдешь к дому, а там тебя уже с наручниками ожидают. Тебя током когда-нибудь било?
– Это вы к чему, товарищ капитан?
Лапохват не ответил.
– А знаешь, как американцы водку пьют? Плеснут в бокал грамм десять, а сверху кусок льда и полстакана воды. Дуй газировку, хоть залейся!
– Не может быть, начальник.
– Может! Виски с содовой называются. А вот в тюрьме у них действительно порядок, не то, что у нас – грязь, антисанитария, пьяная охрана. В Америке все чистенько, уютно, красиво и современно. Стул – и тот электрический. Башку тряпкой намочат – и пускают сорок тысяч вольт!
– Прекратите! – Кныш вскочил на ноги. – Хватит чернить наши исправительные заведения! – Внезапная вспышка гнева лишила его последних сил. – Твоя взяла, начальник, колюсь. Я провода выдернул.
Лапохват широко улыбнулся и распорядился помощнику:
– Фрункис, помоги задержанному оформить чистосердечное признание.
Подготовка побега
Несиделова на допрос не вызывали два дня. Только на третий Лапохват, проверяя содержание арестантов, вошел в камеру и сообщил, что Андрей обвинен в терроризме и воровстве денег из сейфа керамзавода.
– Каком терроризме?! Какой сейф!? – возмутился Несиделов, но Лапохват вышел из камеры, молча захлопнув дверь.
После капитанского визита уголовный статус Андрея среди сокамерников заметно вырос.
Лапохват тоже считал Несиделова чрезвычайно опасным субъектом, хотя и признавал, что злодействовал он хаотично и бессистемно. Преступник то воровал деньги, то подбрасывал динамит, то отчуждал пахотные земли в пользу иностранного государства, то подделывал кольца и насиловал женщин. Именно эта непредсказуемость не позволяла задержать его ранее.
Энергичный Кутейкин донимал Лапохвата правами человека и требовал свиданий с родными и близкими, в том числе – и для сокамерников. И однажды капитан пошел на уступку.
Несиделова пригласили в комнату для свиданий, где его ожидала Алина.
– Андрюша, это тебе, – сказала Алина, положив пакет с продуктами на разделяющий их стол.
– Спасибо, – ответил Андрей. – Но я хочу, чтобы ты знала, я не террорист и никаких бомб не подкладывал.
– Я знаю. Наша газета уже начала расследование. На редактора пытаются давить. Сергея Анатольевича даже обвиняют, что он покрывал преступную группировку. Два автора газеты – Кутейкин и ты – якобы не в ладах с законом. Но редактор не сдается и расценивает ваш арест, как посягательство на свободу слова. Мы намерены освещать ход расследования в каждом номере. По-моему, даже Лапохват начал колебаться.
– Еще бы. Он сам столько раз печатался в «Посторомкинском вестнике», а теперь преследует, можно сказать, своих собратьев.
– Свидание закончено, – сказал легкий на помине Лапохват, появившись в дверях.
– Никодим Иванович! Еще одну минутку, – попросила Алина.
– Не положено. Я и так нарушил инструкцию. Вы ему не родственница, была бы женой – другое дело.
– Если от этого зависит будущее Андрея, я хоть сейчас, – ответила девушка.
Несиделов горячо поддержав Алину.
– Мы и заявление в ЗАГС уже подали. Если бы не арест – вчера бы и расписались, – соврал Андрей.
– Распишитесь лет через двадцать, – хмыкнул Лапохват.
На следующий день Несиделова навестили Пряхин с Митричем – принесли гостинцев. Митрич не стерпел, тяжело вздохнул:
– Андрюша, говорил же тебе, избегай политики!
Еще через день дверь камеры снова громыхнула засовом. На этот раз Несиделова пригласили на встречу с корреспондентом городской газеты Сплетняковским.
Первым делом, как водится, Сплетняковский вручил продукты, затем внимательно осмотрелся по сторонам – профессиональным взглядом изучил мельчайшие подробности. Сомнений не оставалось – завтра в газете появится репортаж из тюремных застенков. И наверняка материал удивит читателя неожиданными поворотами. Но, прежде всего, Сплетняковский удивил Несиделова.
– Андрюха, – сказал он. – А как ты смотришь на то, чтобы прямо сейчас подписать один документик?
– Какой документик?
– Договор на экранизацию твоей истории. Не скрою, я уже начал работу над сценарием и подыскиваю продюсера для будущего фильма. Хотел бы, чтобы с юридической стороны все было чисто.
Андрей опешил от неожиданного предложения.
– Это будет потрясная лента! – заверив Сплетняковский, приняв его замешательство за нежелание сотрудничать. – «Оскар» гарантирован. Посуди сам, сюжет круче некуда – ограбление, взрывы и обязательное противостояние героя со злодеем.
– И кто у тебя злодей? – поинтересовался Лапохват, находящийся рядом.
– Извини, Никодим Иванович, но тут я в выборе ограничен – или ты, или твой дружок Протогоров. Окончательно еще не решил.
– Я?! Злодей?! А он, по-твоему, герой?! – Лапохват указал на Андрея. – Тогда пусть геройски расскажет, где спрятал портфель с миллионом?
– Да я сто раз объяснял, портфель упал с крыши. И я не знал, что он с деньгами! – ответил Несиделов.
– А зачем убегал?
– А зачем догоняли?
– Вот-вот, – заметил Сплетняковский. – Спровоцировали на побег невинного человека. Хитро задумано!
– Задумано?! Да ты знаешь, что меня за этот случай звания скоро лишат? Исчез миллион!
– Никодим Иванович, не смеши, – возразил Сплетняковский. – При нынешней-то инфляции? Да этот миллион, пока летел на землю, втрое подешевел. А пока суд да дело, совсем обесценится. За такую мелочь и статьи не будет.
Лапохват заморгал.
– В суде оправдают вчистую, – заверил Сплетняковский. – В крайнем случае, получит условно.
– А динамит?
– А вот с динамитом надо разбираться. Как он попал в почтовый ящик? В щель для писем не пролазит? Не пролазит! Да и охрана там постоянно дежурит. По всему видать, не обошлось тут без милиции. – Сплетняковский недвусмысленно посмотрел в сторону капитана.
Лапохват немного остыл. Он и сам кое-о-чем начинал догадываться.
– Конечно… при желании всегда можно пойти навстречу, – проворчал капитан, – случается, преступники убегают из тюрьмы. А тут и не тюрьма… а так, следственный изолятор. Но это в случае… если никаких фильмов не будет.
Сплетняковский задумался. Должно быть, ему не хотелось отказываться от маячившего на горизонте «Оскара».
– Так и быть, Никодим Иванович, – со вздохом ответил Сплетняковский, – в злодеях оставляю только Протогорова. Фамилию и должность, конечно, изменим, – торопливо добавил он, – а милиционера представим в выгодном свете – сделаем соратником героя – он освободит его из заключения.
На этот раз задумался Лапохват. По складкам на его лбу было заметно, что капитан не горел желанием освобождать бандита и становиться его соратником.
– А давайте сценарий напишем втроем, – вмешался Андрей на правах главного персонажа.
– А почему бы и нет?! – воскликнул Сплетняковский.
– Я не возражаю, – после некоторого раздумья согласился Лапохват.
– А не взять ли нам в компанию и Кутейкина с его золотом в буханке? – предложил Несиделов, воодушевленный перспективами.
– Да ради бога! – ответил Лапохват. – А вот о Кныше не заикайтесь!
– Не знаю, – засомневался Сплетняковский. – Герои у нас все положительные. Как они могут оставить товарища по несчастью? Послушай, Никодим Иванович, ведь Кныш для общества даже очень полезный элемент – спасал посторомкинцев от телевизионного оглупления. И потом – появляется еще одна интрига. Грабитель, и тот, по чьей милости он угодил за решетку, сидят в одной камере и бегут вместе. Скованные одной цепью!
– Хорошо, – неохотно согласился Лапохват. – Пусть убегает и он. Но к сценарию Кныша не подпустим.
В этом пункте все были единодушны.
На следующий день предусмотрительный Лапохват вместо того, чтобы обыкновенно выпустить из камеры своих будущих соавторов, в коридоре молча сунул напильник в карман Несиделову.
Решетку пилил Кныш, как человек, более приспособленный к физическому труду.
Свобода встретила беглецов почти кромешной теменью – Малая Медведица еще не вылила из своего ковшика рассвет на Посторомкино.
– Прощевайте, – почти обыденно, без эмоций, сказал Кныш, когда сокамерники оказались на улице, – мне вон в ту сторону.
Кутейкин посмотрел туда, куда указывал охотник за цветными металлами, и в тот же момент Кныш залепил ему кулаком в ухо, а затем сиганул в темный проулок.
Бегал он очень резво, особенно если ноги не путались в проводах.
