Александр Петрович Пальчун
Перестроечная кувыркайка
Конкурс по весовым категориям
Ох и досталось же Сплетняковскому за сомнительную паровозную выдумку во время демонстрации рабочей одежды. Своим товарным составом – пусть и виртуальным – он до смерти напугал зрителей. Несколько не в меру впечатлительные дамочек обратились с жалобой к Протогорову, а двое – к психотерапевту.
Сплетняковский согласился, что немного переборщил в экспериментах, и решил искупить свой грех, в первую очередь – перед женщинами. Помимо того, ему дали понять, что Протогоров недоволен растущей популярностью Несиделова. Желательно было выставить его в смешном виде по поводу последней публикации о необходимости снижения веса у посторомкинцев. А еще лучше – выступить с альтернативной точкой зрения.
Сплетняковский внял наставлениям и подготовил новое мероприятие. В нем он не только выполнил наказ Протогорова, но и намерен был избавить модельный бизнес от рутины и уравниловки, где все манекенщицы одинаковы тощие, как деревяшки в штакетнике. Не показ мод, а кордебалет из дефицитного телесного материала!
– Дорогие товарищи, – обратился Сплетняковский к зрителям, открывая свое новое шоу в городском дворце культуры, – мы больше не намерены мириться с вопиющей несправедливостью! Посмотрите, что творится на «Мисс Вселенная» и прочих так называемых конкурсах. Почему девушек туда отбирают по размерам и стандартам, словно картошку на овощебазах? Не попадаешь в размер – дорога тебе закрыта. Где справедливость? Все должно быть честно, как в спорте. Состязание следует проводить по весовым категориям: «Мисс 48», «Мисс 52», «Мисс 62» и т. д. до «Мисс Абсолютная», чей вес превышает 100 кг и ничем, повторяю, ничем не может быть ограничен!
«А ведь и правда, – подумали в зале, – почему бы и нет?»
– Так называемые модельеры, – продолжил Сплетняковский, – избрали самый порочный путь – к уже имеющейся расовой дискриминации добавили весовую.
После вступительного слова началась демонстрация одежды.
Крохотная блондиночка выпорхнула на сцену в розовом платьице и с веером в руках. На веере красовалась цифра «48». Это означало, что выступает она в первой, наилегчайшей категории – до 48 кг. Повертевшись и сделав несколько энергичных проходов – почти пробежек – девушка уступила место второй участнице.
Следующая модель держала в руках веер с цифрой «52». По весовым параметрам от первой участницы она почти не отличалась. А вот платье было другого покроя и расцветки – белое, в оборочках, ниспадающее до самого пола.
Девушки сменяли друг друга, а Сплетняковский тем временем говорил о давно назревшей реформе модельного бизнеса.
– Деградация представлений о женской красоте, – громогласно объяснял он со сцены, – случилась по вине владельцев магазинов и ателье. Эти толстосумы – сами двухметровые в обхвате – решили увеличить прибыли от проведения конкурсов за счет экономии материалов. Уж они-то понимают, что на худенькую женщину ситчику или крепдешина уходит меньше, а цену можно оставить прежнюю. С тех пор и началась пропаганда малокровия!
Следом за торгашами в эту пакостную историю ввязались владельцы транспортных компаний: автобусники и трамвайщики. Уж какие прибыли они получили за счет уменьшения пассажирского тоннажа, можно только догадываться!
Если по-хорошему, – продолжил Сплетняковский, – то нашей общественности следует бойкотировать транспортные и авиационные компании. Дошло до того, что в авиакресло втискиваешься, словно в тесный ботинок!
На подиуме появилась девушка с веером «62». Ее наряд по уровню отделки и открытости лифа не очень отличался от предыдущей малогабаритных моделей. Но зрители встретили ее намного теплее.
– А посмотрите на теперешние автомобили, – Сплетняковский продолжил свою речь во время показа моделей. – Благодаря этим, с позволения сказать, модным течениям, некоторые авто исхудали до малолитражных позиций. Иная дама, управляя подобным авто, подвергается серьезному риску – руль почти намертво стопорится женской грудью. Не у каждой синьорины хватит сил повернуть его в нужную сторону, а в результате – она нередко попадает в больницу. Врач командует: раздевайтесь. И что он видит? Чаще всего и смотреть-то не на что!
Нынешний человек рождается недоношенным, вырастает недокормленным. Это ли не деградация? Происходи подобное в энергетике, то подобный процесс назвали бы коротким замыканием – молнией. Если ранее треск молнии был продолжительным – от лебединой шеи до широкой талии – то теперь, вжик, и готово! Короче некуда!
Нынешние женщины сталкиваются с жестокой реальностью – поднимаются на весы, а там вместо недавних восьмидесяти – неполноценные шестьдесят. Что называется – приехали! Двадцать килограммов как корова языком слизала. Почтим их минутой молчания.
После траурной паузы Сплетняковский повернулся к очередной девушке на подиуме. Новая участница нашла в себе силы отвоевать когда-то украденные у нее двадцать килограммов.
– Обратите внимание, теперь у нее опять вполне достойная цифра – 76! – воскликнул Сплетняковский.
Зрители дружно аплодировали модели, сумевшей предотвратить личное измельчание.
– Многие могут возразить, – продолжил Сплетняковский, – что не все мужчины восторгаются полновесными женщинами. Не надо себя обманывать. Загляните на любой рынок и поинтересуются, сколько стоит маленький попугайчик? И сколько просят за большого? Упитанная птичка стоит втрое дороже, хотя ни первая, ни вторая ни бельмеса не говорит по-русски. Вот вам и вся правда!
А послушайте рыбаков: «Я вчера поймал две плотвички – выбросил, чтобы дома не смеялись. А позавчера… О-о-о! Вот такенную щуку!» Глаза рыбака расширяются, руки раздвигаются на максимальную позицию. Вот они – истинные мужские вкусы!
Сравните количество зрителей у клетки с полевой мышкой и у вольера со слоном. Да если в зоопарке нет слонихи, то это и не зоопарк, а форменное надувательство!
И так повсюду – куда ни посмотри. Сравните большой теннис и настольный. Ну и название! Пинг-понг. Скачут по-блошиному, и гонорары у таких, с позволениях сказать, спортсменов, в десять раз меньше чем в большом теннисе.
Так что в модельном бизнесе давно уже пора истребить однообразие и монотонность. Стандартизация в теле ведет к уравниловке в головах.
Как мне сообщили по секрету телевизионные продюсеры, – продолжил Сплетняковский, – теперь они во время передач, показывая картины Рубенса, специально заужают их с помощью технических средств – прячут от населения истинные пропорции. Но мы не собираемся потакать нездоровым тенденциям!
Дошло до того, что многие рестораторы уже плачут. Повсюду входит мода пользоваться китайскими палочками. Так недолго и до спичек дойти.
Зрители все более увлекались происходящим на сцене. И не только благодаря выступлению Сплетняковского. На подиуме появилась модель с номером «90». Послышались восторженные аплодисменты. Теперь уже оценивались не только наряды, но и природные достоинства девушки. А они – эти достоинства – были вдвое весомей, чем у первой крохотной модели.
Сплетняковский продолжил комментарий.
– Посмотрите на богатых мира сего. Если у них машина – то самая здоровенная, если яхта – то самая длинная. Откуда же их непростительная близорукость при выборе женщин? Нынешние магнаты наивно полагают, что несколько мелких любовниц способны заменить одну полновесную. Берут количеством, а не качеством. Это противоречит всем нашим вековым традициям. Во всех былинах на сражение выходил один единственный богатырь. Почему-то вперед не выталкивали десяток дробной мелочи?
И такие же обычаи и у всех других народов!
К сожалению, не сохранились фотографии нашей общей праматери. Но будьте покойны, уж она малокровием не страдала. Иначе как бы сумела положить начало всему человечеству?
И сколько бы противники естественного развития не ставили палки в колеса, ничего у них не получится. Наши граждане все равно будут увеличиваться в объеме. Акселерацию не остановить! Вспомните все тех же богатырей. В их железные латы теперь умещается разве что двенадцатилетний мальчик. Девочку этого возраста туда уже не втиснуть.
Все в этом мире увеличивается! Посмотрите на доллар – растет прямо на глазах! Даже балерины в Большом театре и те прибавили в весе – равняются на естественные вкусы публики. Ну скажите, что интересного, если на сцене порхает стрекозиное создание? А вот если вертится и подпрыгивает кругленькая бомбочка, то это, согласитесь, завораживает.
А вы заметили, что все пухленькие женщины – хохотушки? Им для веселья даже алкоголя не требуется. А если мужчина попытается раскрепостить такую для своих – не очень благовидных – целей, то скорее сам наберется, потому что при употреблении масса имеет значение!
Еще наши мудрые бабушки догадывались о телесных преимуществах. Зачем бы они стояли над внучками с ложечкой каши. «Хорошенькая моя, съешь еще ложечку. Вот умница… А теперь еще одну». Не забывайте наставления предков, не останавливайтесь на полпути. Заведите дневник и отмечайте прибавочный вес. И тогда вам не придется пускаться на всякие ухищрения. Я говорю о кривых зеркалах в примерочных, которые создают иллюзию объемности и полноты. Не надо себя обманывать. Живите в согласии с природой – уверуйте в свой аппетит.
Я бы вообще городские забегаловки переименовал в посиделовки или потолстеловки. И если сегодня посторомкинские мужчины не впрягутся в дело восстановления женской округлости, то они первые пострадают от своего безделья.
Не далее как вчера в нашем театре проходила читка новой пьесы. Единодушно забраковали. Никудышная пьеса. А почему? Да-да, вы угадали – усохла Муза драматурга – его жена. А поступи неразумная женщина наоборот, она могла бы вдохновить не только супруга, но и его друзей – писателей и поэтов.
Так что, дорогие женщины, хорошенько подумайте о желательном увеличении – я говорю не о пенсиях и зарплатах.
А мужчинам рекомендую ответственней подходить к выбору спутницы жизни. Например, иной женился – обрел свое сокровище, и хвалится перед друзьями: нашего полку прибыло. А если друзья поинтересуются: и насколько же? Ведь стыдно ответить, если меньше восьмидесяти. «Да какое же это сокровище?» – станут издеваться товарищи. Вот и приходится оправдываться, что он перед женитьбой изучил ее родословную до седьмого колена – у них никогда заморышей не было. Ее бабушка, говорят, дамскую сумочку носила в лифе, и никто этого не замечал.
И словно подтверждая, что сказанное не выдумка, на подиуме появилась красавица, выступающая в заключительной и абсолютной весовой категории – свыше 100 кг.
Зрители – и не только мужчины – поднялись со своих мест. Гром аплодисментов приветствовал девушку. Не оставалось сомнений, на чьей стороне симпатии зала.
Увы, Сплетняковскому не удалось превратить свое новое шоу в настоящий праздник. Все испортил, как сказали бы жители Древней Руси – микроскопичный инцидент.
Когда девушки, участницы показа, в финале выстроились на сцене, одна из них неожиданно разрыдалась. Это была участница, выступавшая в весовой категории до 48 кг. Она не смогла вынести сокрушительного поражения. К чести соперниц, все они кинулись утешать малышку: «Ну, что ты, Людочка?! Успокойся… Было бы из-за чего!.. Ты еще такая молоденькая – к сорока годам и тебя разнесет, как минимум, до восьмидесяти».
Визит в парикмахерскую
Несиделов заглянул в парикмахерскую, очереди там не было. Он расположился в кресле, глянул в зеркало и еще раз убедился – сейчас самое время опытной руке мастера обуздать растительный хаос.
– Вам «польку»? – спросила хмурая девица, перехватив его горло простыней.
– Я в женщинах не переборчив. Но лучше «канадку»…
Шутка Несиделова утонула в оглушительном реве, похожем на звук бензопилы, – мастер включила электрическую машинку.
Ножи аппарата, словно челюсти овчарки, вцепились в шевелюру. Они рвали из нее клочья, точно вату из телогрейки диверсанта. Хуже всего, что этот пес оказался цепным. Орудуя инструментом, девушка по спирали, виток за витком, укладывала провод на шее Андрея. При этом она делилась соображениями о предыдущем клиенте с мастером, сидящим без дела:
– Люся, представь, заплатил по прейскуранту, и ни рубля больше! А у самого голова, как картошка в неурожайный год!
Несиделов втянул голову в плечи, пытаясь сообразить, в какой год вызревал его «овощ»?
– Пуделя и то интересней стричь, – продолжила мастер, – Конечно, может и укусить, зато никаких претензий. И заплатит в три раза больше....
Входная дверь распахнулась. На пороге появился мужчина в клетчатом пиджаке. Вместе с ним вбежал пудель, видимо, только что упомянутый.
– Скоро освободитесь? – спросил клетчатый. Получив утвердительный ответ, он сел в кресло у журнального столика. Пудель принялся исследовать помещение на радиусе поводка.
Руки мастера запорхали живее, словно у дирижера джаз-банды. При этом девица вертела головой Несиделова как игровым джойстиком.
У Андрея невольно появилось чувство неловкости – захотелось уступить место пуделю.
Но тут случилось непредвиденное. В парикмахерской – вероятно, не только в ней, а и во всем микрорайоне – отключили электричество. Машинка, напоследок плотоядно вякнув, увязла в недостриженных вихрах. Установилась почти египетская темень – свет с трудом пробивался в немытое окошко.
– Опять… – с обыденным неудовольствием вздохнула мастер. Она оставила машинку в волосах, громыхнула ящиком тумбочки. «Видимо, ищет палку для разъятая железных челюстей», – предположил Несиделов. Но мастер извлекла из тумбочки еще одну машинку – на этот раз ручную – которой ловко отхватила прядь, застрявшую в безжизненном элетроприборе.
– Не вертитесь! – прикрикнула мастер. Во тьме слышалось ее добросовестное сопение, аранжированное скрипом немазаной машинки.
– Феноменально! Вы умеете стричь в темноте?! – удивился Андрей.
– Осторожно! У меня в руках ножницы!
Но предупреждение запоздало – Несиделов лишился одной из бровей.
– Конечно, умею! – ответила мастер. – Чем я хуже слепой?! Они книжки наощупь читают, а некоторые – такие, как Николай Островский – даже пишут их!
К счастью, электричество вскоре включили. Несиделов набрался смелости и глянул в зеркало. Но мастер пресекла эту вольность – исхлестала его какой-то грязной ветошью, очищая лицо от остатков поросли.
– Сколько с меня? – хрипло спросил Несиделов.
Девушка назвала сумму.
Только благодаря подлокотникам кресла Андрей удержал равновесие.
И тут входная дверь снова отворилась, вошла заведующая парикмахерской и нараспев сказала кому-то:
– Как хорошо, что вы решили постричься у нас.
Следом за начальницей порог переступил… капитан Лапохват.
– Маша! – заведующая прикрикнула на девицу, из лап которой только что вырвался Несиделов. – Займись своим делом – подмети в дамском зале! Сколько раз можно повторять – стажироваться только в присутствии наставника!
Девушка недовольно фыркнула и, покачивая бедрами, ушла.
Несиделов же, в отличие от нее, пулей вылетел из парикмахерской. Причем, вылетел с легким сердцем. Он мысленно благодарил мастерицу, ибо Лапохват безразлично окинул его взглядом и не признал своего недруга.
Причина нездоровья
Лейтенант Фрункис иной раз даже впадал в отчаянье от невозможности выправить свое здоровье. Вероятно, думал он, все мои беды от того, что обладаю чутким биополем. Когда лейтенант попытался изложить свою догадку Лапохвату, тот отмахнулся и посоветовал записать свои соображения и отнести их в газету.
Но Фрункис не любил возиться с бумагами. Вдобавок он полагал, если человек начинает работать над материалом о здоровье, то дела его совсем плохи – следующим будет собственное завещание.
– Что такое здоровье, объяснять невозможно, – рассуждал Фрункис, прохаживаясь по кабинету. – Полное понимание приходит только после его утраты. Иной, например, заявляет: «Я могу выпить два литра сорокоградусной!» Что это – здоровье? Или чья-то жена хвастается: «Он у меня еще о-го-го!» Вроде бы и не совсем о здоровье, а все равно о нем. Но вспомни, Никодим Иванович, что сказано в Екклесиасте: «Все суета сует». Иными словами, наступит он, наступит зрелый возраст, когда порастратишь свою прежнюю силушку?
Уничтожаем мы себя, как рабочие на заре капитализма уничтожали станки, – вздохнул Фрункис. – Только немного подрастаем, перво-наперво решаем, что отсутствие дымовой трубы на голове и мундштука в зубах – господне упущение. Так сказать, маленькая недоработка. Начинаем курить. Со спиртным, по мнению многих, у создателя тоже случилась досадная промашка.
А ведь Господь все съедобное разделил на две категории: сладкое и горькое, – чтобы каждое божье творенье понимало, что можно вкушать, а чего следует избегать. Птички и зверушки сходу уяснили науку. А вот двуногий решает проверить и заливает в себя алкоголь, как диверсант негодную смазку во вражеский танк. Еще и приговаривает «лепота». И наконец-то – ура! Добился своего, сломал организм – заболел!
Губы Фрункиса сложились в печальную буковку «м». Увы, следовало признавать, и его здоровье серьезно пострадало – хотя и не от водки.
– И вот, начинается искупление грехов, – продолжил Фрункис. – Теперь уже не амурчики метят стрелами в сердце, а медсестры – шприцами в ягодицу. Молчаливые дантисты одним видом своих волосатых рук объясняют, что ожидает больного. «Зачем бедняге столько денег, когда у него нехватка здоровья?» – решают экстрасенсы, ясновидящие и прорицатели. Все они вальсируют руками, пускают глаза под лоб, вещают утробными голосами. Наконец-то человек испытывает облегчение, но только в области кошелька. Затем наступает черед профессиональных врачей. А уж этот народец настолько опытен, что собирает консилиум – и спросить потом не с кого.
А захворавший человек в это время, измученный водкой, работой, тещей и собачьей жизнью, терзается на больничной койке. «И зачем я в младенчестве настукивал градусник, добывая температуру? А зачем столько пьянствовал?» И так ему хочется быть здоровым, что и сравнить-то не с чем. Разве что с желанием курильщика затянуться сигаретой.
– Не говори глупостей! – возразил Лапохват, – курить хочется сильнее.
Капитан щелчком выбил сигарету из пачки «Примы», зажег ее, переправил в рот, блаженно затянулся и добавил:
– Эдик, запомни, корень всех наших зол вовсе не в том, что ты рассказываешь. Люди маршируют в сторону кладбища не потому, что курят и пьют. Виной всему несоблюдение ГОСТов.
– Чего не соблюдение?
– Государственных стандартов.
Увидев, что Фрункис не понял его, капитан во время перекура изложил свое виденье проблемы.
– Эдик, ты ведь не будешь спорить, что к любому механизму при покупке прилагается инструкция по эксплуатации?
– Не буду.
– И в ней подробно излагается, что надо делать в том или ином случае. А где инструкция к человеку? То-то же! Бирочку в роддоме привяжут к руке, вот тебе и вся инструкция!
– А морге – к ноге, – добавил Фрункис.
– Вот именно, – согласился Лапохват. – Любой водитель перед тем, как залить масло в свою машину обязательно изучит его назначение – соответствует ли оно инструкции. А человек? Ему для утоления жажды вода требуется, а он ее пивом заливает. Или того хуже: его отец и его дед всю жизнь употребляли только «Московскую», а он начинает экспериментировать с виски.
– Пожалуй, в этом что-то есть, – невольно согласился Фрункис.
– Не что-то, а все! В этом главная причина! Взять хотя бы строителей, работающих на открытом воздухе, да еще под проливным дождем! Спрашивается, какой электромотор или трансформатор в таких условиях прослужит гарантийный срок? Через три дня задымит – обмотка коротнет. И у человека от сырости прострелы бывают. То в поясницу ударит, то в спину саданет – чтобы знал, шельма, как нарушать установленные ГОСТы!
А приглядись к жилищным условиям?! Где ты видел, чтобы в одной комнате стояло шесть станков подряд? У них от подобной скученности начинается вибрация и разбалансировка. И человека от квартирного и офисного переуплотнения в дрожь кидает.
Опять таки – это и школьникам известно – любому механизму требуется плановый техуход. Станок останавливают, вызывают бригаду слесарей, настраивают, убирают зазоры. А человек? Работает до гробовой доски, без всякого обслуживания и капремонтов.
А как происходит списание человека? А? Закопают и на памятнике выстучат долотом: родился – тогда-то, умер – тогда-то. А почему раньше срока? Кто за это ответит?! Попробовал бы механик на заводе станок раньше срока списать! Не видать бы ему премии! Еще и выговор по партийной линии.
Мое предложение таково, – подытожил Лапохват, – надо составить инструкцию по уходу за человеком и строжайше ее соблюдать. Настало время зубки подправить – будь добр, прекрати жевать – иди реставрируй. Глазки износились – замени хрусталики. Печень забарахлила – приведи ее в рабочее состояние на курорте. Да не пей там красные вина до белой горячки!
И обязательно нужен государственный инспектор, следящий за соблюдением инструкции. Отклонился человек от рекомендации – к ответственности: строгий с занесением… Выводы не сделал – в должности понизить. Заболел? Опломбировать и не подпускать к жене, пока не устранит неполадки. Вот тогда человек и будет выхаживать положенный ему мафусаилов век!
– Разумно. Толково рассуждаешь, – согласился Фрункис. – И у каждого должна быть своя мера. Я тут недавно ходил к психологу…
– Зачем? – удивился Лапохват.
– Проконсультироваться насчет здоровья. И знаешь, что там подслушал?
– Откуда я могу знать – я не люблю подслушивать.
– Я тоже не люблю. Психолог забыл про меня, когда я лежал, расслаблялся за шторкой – это называется аутогенной тренировкой. Я по его рекомендации внушал себе, что становлюсь все бодрей, все здоровей и энергичней. А в это время к нему зашел пациент со своими проблемами и начал жаловаться:
– Доктор, помогите, сил моих нет. Она мне, проклятая, всю жизнь искалечила.
– И давно у вас началось? – спросил доктор.
– С юности. Как на завод попал, так и пошло. Знаете, как оно в бригаде бывает, когда ты самый младший? «Эй, Паша, принеси! Эй, Паша, не отставай! Не спи в хомуте – замерзнешь!» Сначала подносил, не отставал, а потом понимаю – не могу без нее. Молодой, глупый был. С друзьями связался, которые без нее и дня прожить не могут. И пошло-поехало! Бывало, вся бригада в «козла» забивает, а я у станка норму делаю.
– Погоди, ты о чем? – спросил Лапохват.
– Я тоже сначала подумал, чтоб пациент говорит об алкоголе, – сказал Фрункис. – А потом понял – о работе.
– Дошло до того, – рассказал этот больной, – что товарищи в бригаде угрожать стали: «Ну, ты и сволочь! Зачем норму нагоняешь? Если тебе на друзей наплевать, то хоть о семье подумай. Смотри, не остепенишься, мы найдем на тебя управу!»
– А я уже не могу остановится, – жаловался больной доктору. – Тошно мне от безделья. Места себе не нахожу. А вот как наработаюсь… Бывало, иду после смены, едва ноги волоку, от усталости меня шатает из стороны в сторону, а душа прямо ликует. Песни петь хочется. Два раза в милицию забирали – думали выпимши. Доработался до того, что местком мой портрет, как закоренелого трудоголика, на всеобщее осмеяние на стенде «Наши маяки» вывесил.
Опозорили на весь город. Посудите сами – портрет висит прямо на улице. Любой, кому не лень, может усы дорисовать или еще что-нибудь. Зимой детишки снежки бросают – и обязательно в глаз метят. А каждую весну оформитель мое изображение обновляет. Там краски недоложит, там переложит… Я год от года все больше видоизменяюсь. Сам себя не узнаю. Опять же, рисует тем цветом, который на складе имеется. Один раз художнику такой колер выдали – целый год висел, как после желтухи!
– Да-а-с. Запущенная форма, – доктор удрученно покачал головой. – А лечиться пробовали?
– Пробовал. Насильно в дом отдыха посылали. Не помогло. Я там с завхозом сдружился. Он тоже из этих… из злоупотребляющих. На работе ни-ни. Сидит палец о палец не ударит. Показательно бездельничает. До обеда еле дотягивал. А в обед мы закроемся с ним… Ох и мастер был по столярному делу! Золотые руки! Какую мебель тачал – итальянское барокко! Я от него в палату возвращаюсь, глаза блестят, стружка на одежде и, ко всему прочему, хвойными породами от меня разит. Соседи кляузы писать начали. Меня, как злостного нарушителя режима, из заведения раньше срока выперли.
А дальше – еще хуже! Запойно стал работать. В пятницу, бывало, так переберешь этой работы, что на следующий день подняться не можешь. Голова болит, все тело ломит, белый свет не мил. Иногда, жена сжалится: «Вставай, – говорит, – ирод проклятый, припасла тебе немного». Специально, понимая мою слабость, в пятницу попросит у соседей сапоги на починку. Я заштопаю их, подобью и оживаю. На улицу выйду будто бы в шахматы поиграть, а сам доску в кусты и к друзьям на гаражи – там до темна рихтую, слесарю, молотком стучу.
– Да-а-ас, тяжелый случай. Вы хоть бы о семье подумали!
– Да нет уже семьи. И завода родимого лишился. Выгнали меня по сокращению штатов, чтоб свою передовую тень на коллектив не бросал. Пришлось в кооператив идти. С моими-то руками! Один руль заработаю – а два в налоги отдай. Стал вещи из дома воровать на продажу, чтоб с государством рассчитаться. Жена ушла и детей забрала. Теперь с депутатом живет. Недавно подругам хвасталась: «Мой, – говорит, – собственноручно даже лампочку вкрутить не может».
– А вы чем в основном злоупотребляете? По токарному делу, или дерево предпочитаете?
– Я доктор, дошел до того, что теперь уж ничем не брезгую. Но особенно слесарить обожаю.
– Тогда я вам, как знатоку, одну вещицу покажу.
Доктор запер дверь изнутри и, воровато озираясь, вынул из письменного стола ящик с хромированными инструментами.
Руки пациента задрожали, в глазах появился лихорадочный блеск: «Английский набор. Торцовые, накидные, хромованадиевые… с динамометром и трещоткой. Дайте хоть потрогать!»
Неожиданно в дверь постучали. Доктор испуганно затолкал инструменты в стол, открыл дверь.
– Так и знала! – в дверях, подперев бока, стояла дюжая сестра-хозяйка. Она презрительным оглядела застигнутых врасплох мужчин.
– Геннадий Николаевич, в санпропускнике вода из крана хлещет. Бери свой ящик – и живо за дело. Слесаря опять на работе нет.
Смущенный доктор торопливо достал инструменты и, не поднимая глаз, прошмыгнул в дверь. Сестра сочувственно поглядела вослед.
– Вот что она, проклятая, с человеком делает,– нараспев и жалостливо, по-бабьи, сказала сестра-хозяйка. – Если бы не эта слабость, давно бы уж завотделением стал. Все из-за вас, – она повернулась к пациенту, и голос ее заметно окреп, – работоголики проклятые!
