Владимир Великий
Вехи моей жизни
Если продолжать рассуждения об исторической науке, то скажу следующее. Ученые Запада, в частности, ФРГ куда более объективно относятся к анализу исторических событий. Они в меньшей степени подвержены «звона злата», чем историки бывшего Советского Союза, нынешней России. У немцев нет также такой ненависти и злобы к своим предкам, несмотря на то что они в свое время делали ошибки. Притом очень серьезные. Минувшее есть часть истории. Не надо плевать в прошлое своих дедов и отцов. Надо просто его знать и понимать.
Импонировало мне и поведение, простота общения профессорско-преподавательского состава немецкого университета. Они куда ближе к «народу», к студентам, чем советские, российские наставники. Это характерно не только для мира ученых. Не исключением этому и г. Штутгарт, где я живу. Среди прохожих я нередко вижу мэра города, идущего без всякой охраны или министра, едущего на велосипеде. Подобные чиновники «попадаются» в метро или в автобусе. И все это считается в порядке вещей, это стало нормой человеческих отношений. Несмотря на высокие должности и наличие денег в кошельке, немецкие чиновники в основе своей были и остаются более доступными, чем те, с которыми я встречался на бескрайних просторах Советского Союза или ныне суверенных государств. В этом я убедился уже в самом начале пребывания в Днепропетровске, когда несколько месяцев работал внештатным работником в одном из райкомов партии. Хотя были и исключения.
До сих пор мне воспоминается визит Л. И. Брежнева в этот город на Днепре. Во время его проезда по центральным улицам собрались тысячи зевак. Вышли, как говорят, не только поглазеть, но и вышли по зову сердца. Никаких разнарядок не было, не было и платных демонстрантов. Да и эскорт у лидера великой державы был очень скромный. Впереди ехала милицейская машина с мигалками, такая же машина были и сзади. Сирен, мотоциклистов и прочей челяди не было. Не перекрывали и дороги…
И вновь об институте. Где-то за неделю до окончания моей стажировки стали ходить слухи о моем трудоустройстве. О том, что в библиотеке университета есть вакантная должность заведующего отделом иностранной литературы я уже знал. Это меня очень радовало и одновременно порождало неопределенность. Исходя из своего жизненного опыта и отношения политических партий к переселенцам из бывшего Советского Союза я все больше и больше приходил к однозначному выводу. Оставаться в историческом институте мне не следует. По ряду причин. Первая, она же главная – мое прошлое, мой жизненный путь, моя автобиография. Мало того. «Шизофреник», к тому же еще «руссак» не мог претендовать даже на маломальскую приличную работу. И второе. Я не забыл наказ офицера из переселенческого лагеря в Брамше. Сотни тысяч жителей бывшей ГДР прошли через сито «благонадежности». Мне же все это еще предстояло пройти. Оглядываясь на прошлое, я прихожу к выводу. Мое решение покинуть серьезное заведение было правильным. И в том, что я многие годы проработал в системе охраны и безопасности, я нисколько не сожалею. Конечно, подобная работа не прибавляла мне радости, как и не поднимала мой жизненный тонус. Не говоря уже о многом другом. Еще проще. Выполнял я свои функции по принуждению…
Несколько слов о городе Штутгарте, столице земли Баден-Вюртемберг. С первого же дня я стал интересоваться его историей. Оказалось, что он имеет много общего с Россией. В 1912 году, например, в этом городе была похоронена Вера Константиновна (герцогиня Вюртембергская), родилась в 1854 году в Санкт-Петербурге. Ее муж Вильгем-Евгений Вюртембергский. Она младшая дочь Великого Князя Константина Николаевича и Великой Княжны Александры Иосифовны. Ее отец, второй сын императора Николая I. Вера Константиновна принимала активное участие в строительстве православной церкви Святого Николая. Или еще пример. Великая Княгиня Ольга Николаевна (1822–1892 гг.), вторая дочь российского императора Николая I, в 1846 году вышла замуж за вюртембергского наследного принца, впоследствии (с 1864 г.) короля Карла I (1823–1891 гг.). Ольга Николаевна организовывала в Штутгарте различные благотворительные общества. До сих пор в городе существует «Больница Ольги» (Olga-Hospital), «Приют королевы Ольги» (Knigin-Olga-Stift), а одна из городских магистралей называется в ее честь «Ольгаштрассе» (Olgastrasse). Есть также станция метро «Ольгаекк» (Olgaeck).
Штутгарт – также малая родина многих людей, имена которых известны всему миру. В 1770 году в семье чиновника родился Георг Гегель, представитель немецкой классической философии. В 1804 году родился Людвиг Фейербах, философ-материалист и атеист. Один из ближайших лицейских друзей А. С. Пушкина Ф. Ф. Матюшкин также родился в Штутгарте… В начале ХХ века Штутгарт был одним из центров вольной русской печати за рубежом. В 1901–1902 гг. редакцией газеты «Искра» здесь издавался марксистский научно-популярный журнал «Заря», в котором печатались статьи В. И. Ленина и Г. В. Плеханова. В марте 1902 года здесь была издана книга Ленина «Что делать?». В августе 1907 года в Штутгарте состоялся VI съезд Интернационала. В числе делегатов съезда были Владимир Ленин, Роза Люксембург, Клара Цеткин…
Несмотря на нехватку времени, я делал все возможное, чтобы как можно быстрее и ближе познакомиться с культурой Запада, особенностями и обычаями людей. Благо в Германии для этого были не только условия, но и возможности. Я побывал во многих странах Европы, в частности, в Австрии, Швейцарии, Франции, Испании, Люксембурге, Лихтенштейне, Польше. Посетил многие исторические достопримечательности, в том числе и самый знаменитый музей мира – Лувр. Побывал я и в замке Шенбрунн (Schönbrunn) – основная летняя резиденция австрийских императоров династии Габсбургов, одна из крупнейших построек австрийского барокко. Первые упоминания о сооружении на месте нынешнего замка датируются XIV столетием. Резиденция Габсбургов насчитывает 1441 комнату всевозможных размеров. Из них 190 помещений, которые не принадлежат музею, сдаются в аренду частным лицам. Для посещения открыты лишь сорок комнат. Замок Шенбрунн считается не только одной из главных достопримечательностей Вены, но и одним из самых знаменитых архитектурных памятников Австрии. В 1996 году замок Шенбрунн пополнил список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Громадное сооружение по своей архитектуре мне понравилось.
У статуи Ганимеда, на берегу Цюрихского озера (Швейцария)
Чем больше я рассматривал исторический памятник, тем больше приходил к довольно грустному выводу. Постройки, парки и т. п. строились только для богатых. Вся эта красота создавалась мозолистыми руками простого люда, его потом и даже кровью. Я не стремился запоминать фамилии обитателей замка, которые жили лишь для себя. Кое-кто из них пытался повернуть вспять солнце, не получилось. Они сами были солнцем на этой земле, творили все, что им заблагорассудится. В моей голове надолго остались несколько фактов из жизни императоров. Один из нуворишей, проживавший в замке, был страстным охотником. За всю жизнь он убил около 80 тысяч всевозможных зверей. Он стрелял не только по зверям, но и по кустам или другим насаждениям, считал, что и там для него специально посадили какого-нибудь зайчонка. Стрелял не глядя, лишь бы стрелять. Иногда от его выстрелов погибали и люди, которые для сановника были маленькими букашками. Простым смертным охотиться запрещали. Нарушителю отрубали руку или голову…
И еще один пример. У обитателей замка порядочность, как таковая, вообще отсутствовала. Один из правителей был очень падким на женщин, хотя его жена каждый год поставляла ему по младенцу. Влачился он за всеми, что называлось женщиной. Не брезговал ни служанками, ни родственницами. За всю жизнь он «наклепал» около семидесяти детей, но лишь четырнадцать признал своими. Большинство из них рождались дебилами или уродами. Сам ловелас был далеко не красавец. Я стоял у большого портрета в позолоченной рамке и слегка качал головой. Мужчина с невзрачными глазами и с большим горбатым носом симпатий у меня не вызывал. Его нижняя челюсть была страшно выдвинута вперед. Капли воды от любого дождя, по словам гида, без всяких проблем попадали ему в рот…
Не забывал я Россию, Украину и Беларусь. Поездка в г. Минск, в столицу независимого государства оставила у меня неизгладимое впечатление. В Минске, когда он еще был столицей союзной республики могучего СССР, я был лет сорок назад. Сегодняшний город подкупил туриста из Германии не только размахами своего строительства, но и чистотой. Нравились мне и автострады, которые по качеству не уступали немецким автобанам. За относительно короткое время пребывания я удосужился побывать и в национальной библиотеке Беларуси, главной универсальной научной библиотеке страны. Библиотеке я подарил два своих романа.
И не только этим запомнился мне г. Минск. Мне удалось побывать в посольстве республики Куба в Беларуси, находилось оно на улице Краснозвездная 13. К моему удивлению, сотрудники посольства, в том числе и сам посол, приняли меня очень радушно. Завязалась непринужденная беседа. Советник посла, симпатичная молодая женщина, которая практически без акцента говорила на русском языке, сразу же пригласила меня на вечер кубино-белорусской дружбы. Он должен был состояться через пару дней. Я сослался на занятость и вежливо отказался. Визит в посольство превзошел все мои ожидания. Лидеру кубинской революции Фиделю Кастро Рус и народу острова Свободы я подарил два экземпляра своей книги «Человек без маски», сделав соответствующие автографы.
Посетил я и немецкий город Бернбург, где начинал делать первые шаги своей офицерской службы. Произошло это в 2003 году, то есть через тридцать лет! Окунуться в жизнь небольшого городка и той страны, которую считал когда-то источником изобилия, да и прообразом коммунистического завтра, мне хотелось уже давно. Не удавалось, причиной этому была работа или бытовые проблемы. Много свободного времени занимал и литературный труд. За день до отъезда я в кассе железнодорожного вокзала купил льготный билет, который действовал в субботу и воскресенье. Взял и план-расписание прибытия и отправления поездов на те станции, где мне предстояло пересаживаться. Билет на прямой поезд, который бы доставил меня прямо и скоро до некогда «социалистического» рая, я не купил. Для меня он был дорогой. Вместо трех часов на скором поезде мне предстояло ехать девять часов на «попутных» поездах и с шестью пересадками.
Месяц август изобиловал довольно теплой погодой и поэтому в вагоне было очень жарко. Поезд чем-то напоминал советские электрички, которые в выходные дни доставляли пассажиров от областного центра в периферию и обратно. Как и там, и здесь, в эти дни вагоны становились «резиновыми». Машинист то и дело по селектору просил пассажиров не прикасаться к дверям, дабы они во время движения не выпали из вагона. Людей в эту субботу почему-то было очень много. Они были разного возраста и разных национальностей. Я уже без «промаха» определял среди них русских, турок, югославов, китайцев, африканцев. Немецкой речи, как таковой, я не слышал.
Во время движения в вагоне «забили» туалет. Откровенно говоря, подобного происшествия, я не ожидал. Откинувшись на спинку сиденья, я с некоторым равнодушием наблюдал за тем, как кое-кто из «разношерстных» подходил к туалету и дергал за ручку. Многие из них, еще не освоив премудростей немецкой туалетной техники, неоднократно пытались попасть в «приятное заведение». Кое-то стучал кулаками или пинал ногами в дверь. Были и смекалистые. Подняв голову кверху, и увидев красную лампочку, они что-бурчали себе под нос и уходили прочь.
Чем ближе я приближался к своему бывшему месту службы, тем тревожнее было у меня на душе. Бросая взгляд через окно на все окружающее, я с трудом узнавал эти давно знакомые места. Мне казалось, что это была совсем другая страна, другая культура. Меня поразило не только убожество построек, но и обилие пустынных улиц. Людей практически не было, они будто вымерли.
Поезд прибыл в Бернбург ровно в три часа дня. Я с замиранием сердца вышел из вагона. Мои глаза невольно стали влажными, когда увидел знакомую вывеску на перроне небольшого вокзала. И тут же заметил, что вывеска с названием города была не ахти чистой, даже несколько ржавой. Через несколько секунд я сделал первые шаги по привокзальной площади. Сделав это, на какой-то миг закрыл глаза. Мне казалось, что и сейчас через тридцать лет, на этом месте стоит молодой лейтенант, полный надеж и устремлений. Однако это были сие минутные воспоминания о прошлом. Я уверенно направился в сторону кирпичного здания. Открыл дверь и неожиданно для себя несколько опешил. Зал для пассажиров встретил своего «земляка» безлюдьем и удушливым запахом. Я бегло посмотрел по сторонам. Возле окна стояли два молодых человека, непонятно какой национальности. Я тяжело вздохнул и двинулся в сторону ресторана. Мучил голод. К моему удивлению, его дверь была наглухо забита. Направился в туалет. Он был напротив, что и тридцать лет назад. Вместо некогда добротной деревянной двери коричневого цвета, я увидел «древнюю» дверь синего цвета. В некоторых местах краска облупилась, о чем свидетельствовали довольно большие «плешины». Я слегка потянул ручку к себе. Дверь не открывалась. Попытался еще раз. Туалет был закрыт. Не довольный сервисом, я ускоренным шагом прошел через весь зал и очутился перед выходом в город. Остановился, посмотрел по сторонам. Перемены были налицо. Возле привокзальной площадки для парковки машин отсутствовали некогда красивые небольшие зеленые газончики. Перешел на противоположную улицу. И здесь меня поджидала неожиданность. Вскоре уперся в высокое здание банка, которого в мою бытность и в помине не было. Еще через метров пятьдесят я увидел новую бензоколонку. Стараясь погасить в себе сомнение, я, на всякий случай, решил уточнить у прохожих дорогу в тот района города, где когда-то дислоцировался мотострелковый полк, советский гарнизон. Не удалось.
Порядка десяти минут я простоял, надеялся найти гида или старожила города, который мог что-либо сказать о расположении русских. Первая попытка найти источник информации для меня закончилась неудачей. Молодая девушка, вполне возможно, вьетнамка, на мой вопрос на немецком языке ничего не ответила. Просто-напросто молчала. Я повторил вопрос на чистом русском языке. Опять молчание. Вскоре передо мною появилась тройка велосипедистов. По внешнему виду они, скорее всего, были выходцами из Индии. Останавливать их я не стал. Считал, что это бесполезное занятие. Не помогла мне и пожилая негритянка. Бледнолицых, к моему удивлению, почему-то не было. Вполне возможно, они были на других улицах и площадях города. Бывший интернационалист в конце концов решил прибегнуть к своей памяти. В том, что идет в правильном направлении, он окончательно убедился тогда, когда оказался напротив дома культуры. Идя по городу, я внимательно приглядывался ко всему тому, что меня окружало. Многие перемены меня шокировали. По улицам прогуливались в этот субботний день не те люди, или их потомки, которых я видел тридцать лет назад. Сейчас же, как мне казалось, мой «земной рай» заполонили выходцы из Азии и Африки или даже со всего мира.
Во время пути в мою голову пришел эпизод из жизни социалистического Бернбурга. Я практически каждый год с небольшой группой солдат принимал участие в коммунистическом субботнике по уборке территории. Как правило, с вьетнамцами и немцами. Молодые люди трех дружественных стран во время подобных мероприятий в основном наводили порядок в городском парке, где стоял памятник погибшим советским воинам-освободителям. К груди каждого участника прикреплялся большой красный бант. Кроме банта вручались также новые грабли, метлы и белые перчатки. Приятные воспоминания в какой-то мере приподняли мой жизненный тонус.
Через несколько минут ходьбы я оказался на автовокзале. От него до военного городка оставалось всего ничего, рукой подать. Я окончательно успокоился, решил неспеша пройтись по «истории» своей жизни. Я шел очень медленно и вновь многое вокруг не узнавал. Некогда ухоженные, аккуратно уложенные булыжником улицы во многих местах имели непривлекательный вид. Не прибавляли мне оптимизма и жилые постройки. На дверях и окнах многих домов висели объявления, что жилье сдается внаем. Я читал эти объявления и сравнивал его стоимость. По сравнению со Штутгартом она было в три-четыре раза дешевле.
Вот и знакомый крутой поворот улицы, идущей в сторону мотострелкового полка. Отцы-командиры неоднократно призывали военных водителей на этом участке снижать скорость движения. Затем дорога повела резко вверх. Я надеялся увидеть высокий забор с колючей проволокой, которым по периметру был опоясан военный городок. Через некоторое время слегка опешил. Забора, как такового, не было. По обе стороны добротной асфальтированной дороги стояли небольшие современные дома, которых в мою бытность вообще не было. Не увидел я и контрольно-пропускного пункта военного городка. Вскоре я остановился, сердцем почувствовал, что нахожусь на территории своего родного полка. На месте бывшего КПП стояли мусорные баки. Возле одного из них я увидел мужчину, в довольно зрелом возрасте. В том, что он был немец, я нисколько не сомневался.
Я на ломаном немецком языке его спросил:
– Скажите, пожалуйста, здесь тридцать лет назад находился советский военный гарнизон… Я в этом не ошибся?
Немец, признав в пришельце русского, ответил ему по-русски:
– Да, Вы не ошиблись… Русские здесь стояли… Они ушли отсюда десять лет назад… Вы, как раз стоите на месте бывшего КПП. Я жил и живу всю жизнь рядом и поэтому неплохо изучил русский язык… Помог мне и мой институт…
Житель небольшого городка оказался разговорчивым. Я внимательно слушал его информацию. Не прерывал. Лишь иногда слегка качал головой. Русские покинули Бернбург глубокой ночью, словно убегали. Ушли без торжественной музыки и без цветов. С тех пор от военного городка ничего не осталось. Лишь несколько офицерских домов были реставрированы.
Сердечно поблагодарив гида, я сразу же направился к дому, в котором прожил пять лет. Сначала его не узнал. Вместо некогда серого здания передо мною стояло красивое сооружение белого цвета. Большие балконы, переоборудованные по последнему «шику» моды, утопали в цветах. Я прошел пару раз вокруг дома. И все время восхищался его благоустройством. Подошел и к с своему подъезду, из которого, как мне сейчас казалось, только что вышел. Подъезд, как и все остальные, был в идеальном состоянии. Прямо у входа висели добротные щитки- указатели, на которых были написаны фамилии жильцов. В моем подъезде все фамилии были немецкие. Я слегка улыбнулся и схватился за ручку входной двери и слегка сжал свои зубы. В этот момент мне казалось, что я вновь оказался в объятиях того времени, когда был очень молодой и сильный. На какой-то миг мне хотелось нажать на кнопку своего звонка, и как тридцать лет назад, легко подняться на второй этаж и войти в квартиру своего незабываемого времени. Открывать дверь или давить на кнопку я не стал. Не видел в этом смысла. Сейчас родной дом, как и этот подъезд, для меня были чужими. Я решил посмотреть солдатские казармы, в мою бытность их было пять. Большие и мощные постройки довоенного времени мне почему-то нравились. Они были светло-коричневого цвета и были обнесены тонкими «заборами» зеленых насаждений. Они находились неподалеку от офицерских домов.
Вскоре я был у входа, перед местом, где непосредственно располагался полк: казармы, парк боевых машин и т. п. Все то, что я увидел, было незнакомое и даже очень чужое. Мощные металлические ворота стального цвета отсутствовали. Сохранилась лишь калитка, которая была настолько облезлой, что на ней невооруженным глазом можно было видеть слои старых красок, которые накладывались за все годы ее существования. На калитке также просматривались еле заметные пятиконечные звезды, которые когда-то ослепительно блестели, особенно в солнечные дни.
Я слегка вздохнул и неспеша преодолел входные «ворота» и тут же оказался на территории «китайского» полка. И невольно устремил свой взгляд вперед, прямо. Вместо некогда большого строевого плаца лежало зеленое поле, обрамленное высокими каштанами. Я посмотрел по сторонам и от увиденного содрогнулся. Казармы, солдатскую столовую, офицерское кафе, как и клубы, словно кто-то языком слизал. Я уже нисколько не сомневался, что на месте оных прошел мощнейший бульдозер, который начисто и навечно снес с земли все постройки некогда дислоцировавшейся здесь советской воинской части. Стер с земли со всеми ее потрохами…
Я неспеша прошелся по заросшему травой полю и стал мысленно представлять расположение некогда стоявших здесь зданий. Невольно улыбнулся. И через тридцать лет в их расположении я не ошибся. Некогда обожаемый мною кусочек земли прочно остался в моей памяти. Решил пройтись по полю несколько раз. Питал надежду найти какой-либо исторический остаток или осколок мотострелкового полка. Стал внимательно смотреть себе под ноги. К моему сожалению, «территория» части, чем-то напоминавшая собою футбольное поле, была совершенно ровная и чистая. Несмотря на все мои старания, я так и не нашел ни солдатской ложки, ни солдатского котелка. Не было здесь и пустой бутылки из-под пива или водки, не говоря уже о танке. Затем я заглянул в парк боевых машин. Здесь также было зеленое поле…
С полными глазами слез, я подошел к месту, где когда-то находился офицерский клуб. Перед ним не было знакомой наглядной агитации, как и не было и «кремлевской стенки», изобретение полкового замполита. На всем безлюдном пространстве гулял сильный ветер, который то и дело колыхал плотные ряды зеленого одеяла. Бывший житель военного городка опустился на землю, затем прилег. Усталость давала о себе знать. Через некоторое время впал в раздумья. Восточные немцы неплохо поработали, чтобы основательно замести следы многолетнего пребывания русских. Своеобразными памятниками о них остались лишь одни каштаны. Через тридцать лет они превратились в мощных богатырей, к которым не прикасались ни пилы, ни топоры. Я встал и неспеша подошел к некогда любимому, он стоял напротив казармы моего батальона. Я проходил мимо него несколько раз в день, как правило, утром и вечером, когда приходил в казарму и уходил домой. Возле него довольно часто кучковались жены офицеров и прапорщиков для сбора и распространения слухов о своих мужьях или армейских начальниках. Я подошел к «сослуживцу» и слегка погладил его ствол. Я нисколько не сомневался, что мой каштан-исполин, куда больше знал о жизни моего полка, чем я.
С грустью и сожалением покидал я свой бывший военный городок. На пути к вокзалу, перед мостом через реку Зале зашел в небольшой ресторан и заказал большой бокал пива. И почти в один присест его осушил. Пиво было очень прохладное и очень вкусное, как тридцать лет тому назад. В поезде, идущим на юг страны, я невольно заснул. Во сне мне казалось, что до меня доносится мощный голос двухтысячной армады молодых парней, которые пели обще полковую песню: «Наш полк, наш полк, полк мотострелковый…». Свой голос в этом мощном хоре я почему-то не слышал…
