Владимир Великий
Исповедь изгоя
Воробьев, объявив о том, что предстоит выдвинуть кандидатуру на вакантную должность заведующего кафедрой, вышел на средину комнаты и спокойно произнес:
– Уважаемые товарищи! Есть мнение на вакантную должность заведующего кафедрой выдвинуть товарища Левина Олега Николаевича…
Все сидящие дружно обратили свои взоры в сторону названной персоны. Левин быстро встал из-за стола и с улыбкой поклонился в сторону ректора. На какой-то миг в помещении наступила тишина. Никто не решался что-либо сказать. Чурсин первым решился высказать свою точку зрения по предложенной кандидатуре. Он поднял руку, и не вставая со стула, очень четко спросил:
– Скажите, пожалуйста, что Вы подразумеваете под понятием «есть мнение»?
Неожиданный вопрос главного институтского склочника вызвал определенное замешательство у ректора. Он тихо хмыкнул себе под нос и повернул голову в сторону секретаря партийного комитета. Мясников молодцевато встал со стула и с очень серьезной миной заговорил:
– Товарищи! Вы все прекрасно знаете, что умерший был человеком очень старым и немощным. Он не занимался научной работой… Вашей кафедре сейчас необходимы очень серьезные кардинальные изменения. – На несколько мгновений Юрий Иванович замолчал. Затем продолжил. – Я вместе с ректором и партийным комитетом довольно основательно думал о новой кандидатуре… Я, товарищи коммунисты, нисколько не сомневаюсь, что Вы поддержите общеинститутское мнение о кандидатуре Левина… Товарищ Левин за очень короткое время, успел сделать ряд шагов, которые оставили заметный след в истории нашего прославленного института и нашей партийной организации…
Вопросов к руководителям больше не было, не было и выступающих. Все единогласно поддержали кандидатуру Левина. Чурсин проголосовал против. После заседания кафедры Тарасов с улыбкой на лице прикручивал новую табличку возле входа в кабинет заведующего кафедрой истории КПСС. Позади него вальяжно прохаживался Левин, новый заведующий.
После обеда Анна Петровна принесла на кафедру большую папку с журналами групп, в которых историкам предстояло читать лекции или проводить семинары. Чурсин выбрал свои журналы и внимательно просмотрел списки. В одной из групп факультета «Бухгалтерский учет» он нашел знакомую фамилию. Лариса Сидорова была десятой по списку. Он с радостью закрыл журнал и быстро вышел из кафедры.
Этой осенью Чурсин не ездил на уборку урожая. Из верхов в партийный комитет пришла депеша о нецелесообразности привлечения студентов на сельхозработы. В подробности новых указаний он не вникал. Ему было жалко потерянное время.
Лариса Сидорова очень тщательно готовилась к своему первому семинарскому занятию по истории КПСС. Этот предмет она никогда не любила. Не любила не только, что надо было зубрить наизусть сотни, а то и тысячи всевозможных дат. Не любила по другой причине. Она не верила тому, что было написано во всех исторических книгах. Ей было семнадцать лет, и она уже должна жить при коммунизме, где должно всего быть достаточно. О сытом и справедливом обществе ей еще в первом классе говорила классная руководительница Татьяна Ивановна. Она почти на каждом уроке заверяла детей, что они через десять лет будут жить при коммунизме. Девочка почему-то не верила пожилой женщине, которая приходила на занятия в очень старых туфлях. Она спрашивала о коммунизме и свою мать. Та просила ее верить словам учительницы и всему тому, что написано в книгах. Своего отца Лариса никогда не видела, хотя часто спрашивала о нем свою мать. Как правило, это происходило после родительских собраний или покупок, которыми хвалились ее подруги.
Первый очень серьезный экзамен на жизненную зрелость сирота получила в пятом классе. Мать в этот день пришла с работы со слезами и сразу же ушла в свою комнату. Дочь сначала не могла понять, чем расстроена ее мать. Она молчала и делала уроки. Мать вышла из комнаты поздно вечером, когда сели ужинать. На вопрос дочери, что случилось, она ничего не ответила. Лишь после того, как Лариса, отодвинув от себя в сторону кружку с молоком и кусок хлеба, подошла к ней и крепко ее обняла, она со слезами на глазах прошептала:
– Лариса, доченька моя… Ты еще меня в первом классе спрашивала о коммунизме… Сейчас я тебе скажу, что такой наш коммунизм… Это то общество, где за свой адский труд получаешь копейки, и когда за счет тебя живут воры и обманщики…
Откровенный разговор матери в памяти дочери остался надолго. Ей в этот вечер казалось, что душа матери выдала на-гора все то, что у нее накипело и наболело за несколько десятков лет. Многое для маленькой блондинки было и совсем новое. Вера замуж выскочила очень рано. Виной этому была ее детская наивность. На вокзале в Помурино она встретила молодого парня, который обещал ей большие горы счастья. Не за большим домом, в котором жил отец парня, не за престижной должностью молодого человека погналась жительница Аксеновки. Она и в первые минуты встречи не кривила душой. Николай ей очень нравился. Только утром она поняла, что совершила ошибку, которая искалечила ее жизнь и жизнь ее дочери… Через несколько лет она совершенно случайно узнала, что ее возлюбленный женился на другой девушке, на стюардессе…
В этот вечер мать рассказала дочери и о своих слезах. День назад ее вызывали в милицию. Просили подписать какие-то бумаги и протоколы. Она наотрез отказалась подписывать. Через неделю все деревня судачила, что директор совхоза проворовался и хотел все спихнуть на неопытную бухгалтершу. Начальника не посадили в тюрьму, его только пожурили и поругали. Затем перевели в соседнюю область директором зверофермой…
Прозвенел звонок. Студенты быстро влетели в аудитории и заняли свои места. Лариса Сидорова сидела за последней партой со своей подругой Оксаной. Девушки подружились совсем недавно, во время торжественного посвящения в студенты. К общей радости они оказались и в одной комнате общежития. На потоке бухгалтеров училось большинство девушек. В их группе было девятнадцать девушек и один парень, которого звали Юрка. Он также сидел за последней партой, сидел в гордом одиночестве. Сидящие с нетерпением ждали появления «семинариста», так они прозывали преподавателей, которые вели семинарские занятия. Они уже прослушали первую лекцию по истории КПСС, которую читал седовласый старик. Ларисе с первой минуты мужчина не понравился, он то и дело опускал свою голову в конспект, лежащий на кафедре. Ее бесило и то, что лектор на некоторое время отрывался от конспекта и шествовал по аудитории. Кое-кому из студентов он делал замечание, кое-кого поднимал и спрашивал, о чем идет речь на его лекции. Больше всех досталось Толику Половоду, который умудрился уже в самом начале лекции заснуть. Нерадивый студент стал огрызаться. Старик взбеленился и выгнал его вон…
Дверь аудитории открылась и все вздохнули с облегчением. Перед представительницами прекрасного пола и Юркой появился молодой мужчина. Он был симпатичный и высокого роста. Его черные густые волосы были несколько взлохмаченные. Его лицо было тщательно выбрито. Не было каких-либо изъянов и в его одежде. Одет он был почти, как профессор. Черный костюм и тщательно отутюженная белая рубашка с галстуком голубого цвета очень ладно сидели на его фигуре. Семинарист уверенно подошел к столу и головой кивнул в сторону стоящих студентов. Они его громко поприветствовали и дружно рассмеялись. Затем начался невообразимый гвалт. Чурсин на это никак не реагировал. Он сел на стул, затем придвинул его к столу и раскрыл журнал. Зачитал первую фамилию. В аудитории наступила тишина.
Фамилию Ларисы Сидоровой он произнес особенно четко и мгновенно посмотрел на последнюю парту. Из-за нее поднялась очень красивая студентка с пышной копной белых волос, которые нисподали на ее плечи. На какой-то миг его глаза и глаза молодой девушки встретились. Он опустил голову вниз и зачитал очередную фамилию.
Лариса, когда зачитали ее фамилию, быстро вышла из-за парты и чуть ли не ойкнула. В том, что за столом сидел знакомый водитель, который совсем недавно довозил ее до дому, она нисколько не сомневалась. Только теперь у него бороды не было, длинных волос на голове также не было. Поймав пристальный взгляд преподавателя, она мгновенно покраснела и медленно опустилась на место. Два часа она сидела, словно в тумане. Она ничего не слушала, что отвечали ее подруги и какие вопросы задавал ее знакомый водитель. Она лишь изредка бросала взгляд в сторону стола, за которым сидел семинарист, и все думала и думала. Сейчас она уже нисколько не сомневалась, что влюбилась в этого молодого мужчину. В «Жигулях» он ей казался значительно старше. Из-за этого она его окрестила даже дяденькой. Вспоминая об этом, она то улыбалась, то сильно краснела. Что с нею произошло, она и сама не понимала.
Чурсин всегда оставался верен своей методике проведения семинара. После заданного вопроса он проходил между рядами парт и внимательно наблюдал за тем, чем занимались студенты. В этой группе были почти одни девушки. Юрка Чижов, единственный мужчина в группе, сидящий в гордом одиночестве за последней партой, на основном вопросе очень долго «плавал», на наводящие вопросы тоже ничего конкретного не сказал. Чурсин подошел к студенту, надеясь «выудить» из него хотя бы пару разумных мыслей. Но увы, не получилось. Юрка основательно тянул на «неуд». Чурсин обратился к журналу. Студентка, вышедшая к доске, отвечала очень уверенно. Он сделал несколько шагов и подошел к последней парте, за которой сидела Лариса и еще одна девушка. Фамилию этой студентки он еще не запомнил. Сидорова в его сторону не повернулась. Она сидела и молчала. Чурсин, стоящий неподалеку от блондинки, слышал ее прерывистое дыхание. Через несколько мгновений он почувствовал, как ему казалось, уже давно знакомый запах духов. К этому моменту студентка закончила отвечать. Он решительно направился к своему столику…
В этот день Чурсин приехал домой очень рано. Часы показывали три часа дня. Выпив стакан чая, он сразу же лег в постель. Спать не хотелось. Было не до сна. Сомнений у него не было, он влюбился в студентку Ларису Сидорову, которая появилась в его жизни как-то необычно, даже совершенно случайно. Он прокручивал в своей памяти все моменты первой и сегодняшней встречи с этой красивой девушкой. За время семинарского занятия Егор Чурсин неоднократно хотел вызвать ее для ответа, но его авторучка почему-то не останавливалась против знакомой и дорогой ему фамилии. Иногда ему казалось, что она к занятию не готовилась. Портить ей настроение ему никак не хотелось. За два часа он лишь пару раз смотрел в ее сторону и тут же опускал голову вниз. Лариса сидела почему-то неподвижно, словно манекен. О чем она думала или вообще ни о чем не думала, он не мог знать. Одно он заметил четко. Лариса выходила из аудитории последней. Он почему-то был уверен наверняка, что она это сделала преднамеренно. Она прошла мимо него с высоко поднятой головой и почему-то очень громко стучала каблучками уже знакомых ему черных туфель. Он через пару минут ринулся в коридор и обомлел. Лариса стояла возле лестницы и смотрела в сторону аудитории, где-только что был семинар по истории КПСС. Увидев своего преподавателя, она быстро развернулась и направилась в противоположную сторону. Чурсин не решился ее преследовать и вести с ней разговор. Он с любовью смотрел вслед этой стройной молодой девушке. Его сердце было готово вот-вот выскочить…
Прошел еще месяц. Чурсин все еще так и ни разу не спросил свою любимую девушку. В том, что она к занятиям готовится, он уже нисколько не сомневался. Она часто тянула руку, надеясь на то, что вот-вот ее спросят. Все было напрасно. «Кубинец» ее не замечал. Чурсин от своей методики проверки знаний у студентов никогда не отступал. Он спрашивал тех, кто отмалчивался. Такой подход, как ему казалось, напрочь ломал укоренившуюся систему подготовки студентов. Они часто делили вопросы между собою, создавая небольшие группы. В эти группы, как правило, входили те, кто не имел еще оценок. «Желающие» основательно готовились, затем отвечали. После подведения итогов семинара Чурсин часто поглядывал на студентку Сидорову. Она не скрывала своего недовольства методикой опроса молодым историком, который для нее с каждым днем становился более дорогим и близким. По итоговой теме Чурсин провел контрольную работу. Лариса сдала ее позже всех. Он с большим волнением взял два больших листа из общей тетради и пробежал глазами написанное. Все три ответа были полными. В самом конце ее работы он невольно прочитал «У меня тяжело болеет мама». Приписка была сделана простым карандашом. Он моментально взглянул на студентку. На какой-то миг их глаза встретились и так же быстро разбежались. Он первым отвел свои глаза в сторону. Он не сомневался, что еще несколько мгновений и Лариса расплачется. Лишь после того, как она скрылась за дверью, он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Его любимая девушка нуждалась в срочной помощи.
Очередные два часа семинарского занятия в группе технологического факультета Чурсин почти полностью был отключен от внешнего мира. Его спасло то, что и в этой группе была контрольная работа. После долгожданного звонка он зашел на кафедру и мигом рванулся в студенческое общежитие, до которого было минут десять ходьбы. Он сюда всегда ходил пешком. По указанию партийного комитета историки обязаны были, как правило, два раза в месяц бывать у студентов. Они выступали не только по вопросам внешней и внутренней политики КПСС, но и часто проводили с ними индивидуальные собеседования. Мероприятия, как правило, проходили по вечерам, иногда и допоздна. Чурсин по активности был далеко впереди всех своих коллег. Это происходило не только по его личной инициативе. Старики часто находили причины, чтобы увильнуть от этой общественной нагрузки. Основная у них причина – болезнь. Чурсин больным иногда верил, иногда и не верил. Он не сомневался, что большинство из них в это время спокойно сидело дома и смотрело телепередачи. Однако это его не так сильно удивляло. «Больные» нисколько не стеснялись на партийных собраниях или при всевозможных отчетах говорить и писать, что они принимали самое активное участие в коммунистическом воспитании студенческой молодежи. На этот раз кандидат исторических наук Чурсин шел не для проведения очередной беседы, он шел узнать, что случилось с матерью студентки, дочь которой он по-настоящему полюбил.
У входа в общежитие сидела знакомая вахтерша баба Ира. Она первой заметила историка и заискивающее произнесла:
– Добрый вечер, уважаемый Егор Николаевич! Небось, опять к нам на политическую вечеринку?
Чурсин весело улыбнулся, и протянув руку пожилой женщине, нараспев ответил:
– Ирина Петровна, добрый вечер! Конечно, опять к Вам, и к молодым людям… Ку-да от ни-их денешься?
Затем он стремительно рванулся на третий этаж, где проживала Лариса. В комнате ее не оказалось. Девчата из соседней комнаты просили его немного подождать. Он зашел в красный уголок и стал перелистывать подшивки газет. Сидорова пришла через полчаса. Вместе с подругой она ходила в магазин, чтобы закупиться. Увидев преподавателя, девушка поздоровалась и присела за небольшой столик, стоящий в самом центре просторной комнаты. За этим столиком, как обычно, во время общественно-политических мероприятий сидели гости. Чурсин быстро приставил стул и сел напротив девушки. Лариса молчала, лишь иногда поднимала голову, дабы убедиться в наличии мужчины. Чурсин первый нарушил молчание. Он очень осторожно прикоснулся своей рукой к ее плечу и тихо спросил:
– Лариса, скажи, пожалуйста, что у тебя с твоей матерью? На что она жалуется?
Девушка подняла голову и посмотрела на мужчину. Ее глаза были полные слез. Слезы еще больше разжалобили Чурсина. Он с жалостью прижал девушку к себе и затем сильно поцеловал ее в губы. Лариса на его поцелуй не ответила. Она лишь привстала и прижалась к его груди. От студентки исходил запах знакомых духов, который на какой-то миг опять вскружил голову Чурсина. Он вновь хотел ее поцеловать, но воздержался. Он заметил, как дверь красного уголка открылась и потом вновь быстро закрылась.
Общежитие Егор Чурсин покинул где-то через полчаса. Узнав о том, что мать Ларисы жалуется на печень, он решил действовать, действовать, как можно быстрее. У Сидоровых в Помурино знакомых не было. В Аксеновке жила сестра Веры, но она сама часто скиталась по больницам. Ночью Чурсин заснул очень поздно, все обдумывал свои возможности по оказанию помощи матери Ларисы. Сразу же остро встал вопрос о деньгах. Ни у матери Ларисы, ни у нее самой их не было. Не было денег и у Чурсина. На свои двести рублей с небольшим он и сам часто сидел на приколе. Он решил обратиться к отцу. В субботу утром он уже был в Марьино.
Его визит для родителей был полной неожиданностью. Отец долго тискал в объятиях свое великовозрастное чадо и с ехидцей приговаривал:
– Ну, Егорка, ну Егорка… Какой ветер, какая бестия тебя к нам занесла? Я-то думал, что ты опять бумагу на неумные мысли переводишь…
Сын на издевки родителя не реагировал. Он лишь с улыбкой крутил пальцем вокруг своего виска и очень тихо хихикал. После бани мужчины уселись за стол. За столом сын рассказал зачем и почему он приехал. Отец очень внимательно его выслушал и затем очень серьезно произнес:
– Егорка, ты правильно делаешь… Я обеими руками за твою помощь. Надо помочь матери любимой девушки…
На следующее утро Егор Чурсин уехал в Помурино. Ехал он на «Жигулях» своего отца. В его кармане было пятьсот рублей, это тоже были деньги отца. Деньги и машина ему были сейчас очень необходимы. Он решил сделать ставку на медицинские кооперативы, число которых увеличивалось в городе с космической скоростью. Чурсин понимал, что в этих заведениях его обдирут, как липку, но, надежда на более лучшее лечение в них, его не покидала.
Прошла неделя. Для Егора Чурсина и Ларисы Сидоровой она была очень напряженной. Врачи трех медицинских кооперативов, в которых они побывали с больной, делали единый диагноз – цирроз печени. Что это означало, Чурсин и сам толком не знал. Опасная или неопасная эта болезнь в присутствии больной и ее дочери, он у врачей не спрашивал. Боялся навредить. Врачи с улыбкой провожали больную женщину и в один голос желали ей скорейшего выздоровления. Вера в знак благодарности все больше и больше вглядывалась в лицо своего спасителя. Оно расцветало в улыбке. Не обошлось без его помощи, и кое-что другое. По его инициативе привели в божеский вид помещение, где лежала больная. Лариса в комнате побелила. Он отремонтировал диван, сиденье и спинка которого были проломлены. Зима все больше и больше заявляла о себе. Морозы иногда доходили до тридцати градусов. Небольшая круглая печка, выходящая на две комнаты, по-настоящему не обогревала дом. Чурсин очень долго мотался на машине по городу, пока не нашел хороший обогреватель. К вечеру Лариса истопила баню. Он первым пошел мыться. Он очень долго парился, хотел снять всю грязь и нервное напряжение, в котором он оказался за последнее время. Затем мылась Вера, последней мылась ее дочь. Ужинать сели поздно, было уже почти десять часов вечера. Стол получился великолепный. На нем было очень многое, что женщины в своей жизни никогда не кушали. Хозяйка дома, наполнив рюмки импортной водкой, с радостью посмотрела на молодого мужчину и свою дочь, затем произнесла:
– Дети, мои дорогие… Спасибо Вам за все, что для меня сделали…
Дальше она не могла что-либо сказать. Ее душили слезы. Лишь немного успокоившись, она продолжила:
– Большое спасибо тебе, Егор Николаевич… Большое спасибо… Я тебе очень благодарна за то, что ты ради моего здоровья потратил много денег и времени… Спасибо и за все лекарства, которые ты мне достал…
Затем она подошла к Чурсину и поцеловала его в щеку. Лариса, видя радостные глаза матери и своего любимого мужчины, первой опрокинула содержимое рюмки в свой рот. За ней последовали другие. Все принялись кушать. Чурсин то и дело косил свои глаза на Ларису и улыбался. Он впервые видел ее в таком приподнятом настроении. До сего момента она была для него только студенткой, которую он имел права только спрашивать и ставить ей оценки. Сейчас же рядом с ним сидела очень красивая девушка, которую он с каждым взглядом любил все больше и больше. Его душа переполнялась от радости, когда мать этой девушки благодарила его за помощь. Вера, которая была почти на десять лет его старше, нисколько ему не льстила. Без его она бы никогда не получила такой квалифицированной помощи.
Вера после того, как в ее доме появился молодой человек, сразу же поняла, что между ее дочерью и ним есть что-то необычайно близкое, что тянет их друг к другу. Однако о любви своей дочери к своему учителю она не помышляла. Ее Ларисе было только восемнадцать лет, Егору Николаевичу, как она предполагала, тянуло за тридцать с хвостиком… В недалекие времена неравный брак по возрасту был невозможен. Это было сумасшествие. Ее успокаивало то, что учитель вел себя очень прилично. Он за все это время не сделал каких-либо пошлостей ни с ней, ни с ее дочерью. Ее радовало и наличие у него определенных связей в городе. Специально для нее он привез из Помурино пожилую сиделку, бывшую медсестру. Он не хотел, чтобы из-за ее болезни дочь пропускала занятия…
Неожиданно ее мысли прервала Лариса. Она, скорее всего, увидев серьезное выражение матери, решила поднять ее жизненный тонус. Она приподнялась из-за стола, и окинув взглядом сидящих, громко произнесла:
– Мамочка моя… Я предлагаю поднять бокал за моего Егора Николаевича…
Содержание тоста для Чурсина было полнейшей неожиданностью. Еще больше была ошарашена этим мать Ларисы. Она от слов своей дочери даже несколько отпрянула назад. Не будь спинки у стула, она, без всякого сомнения, упала бы на пол. Ей было очень стыдно за свою дочь и перед гостем, который сидел красный, как рак, и лупал своими большими глазами по сторонам. Иногда мужчина переводил свой взгляд то на мать, то на ее дочь. Лариса, поняв свою ошибку, решила ее тотчас же исправить. Она, словно и ничего не было, вновь произнесла:
– Я предлагаю тост за нашего гостя и моего преподавателя Егора Николаевича… Я и моя мама очень благодарны Вам, товарищ Чурсин…
Увидев внезапно появившиеся слезы на глазах девушки, виновник неожиданного торжества быстро встал из-за стола и с улыбкой проговорил:
– Незачем меня благодарить, Лариса.... Я благодарю всех Вас за теплое гостеприимство… Спасибо, еще раз спасибо…
Неординарное поведение молодого мужчины и дочери рассмешило хозяйку. Она с улыбкой привстала из-за стола и первой пригубила рюмку. Ее примеру последовали гость и дочь. Вскоре хозяйка тепло простилась с Чурсиным и пошла в свою комнату. Ее опять стали мучить боли. В постели она приняла таблетки и закрыла глаза. Затем стала размышлять. Поведение дочери сегодня вечером было для нее неожиданным. Стал ее настораживать и молодой мужчина. Что произошло между ним и ее дочерью, она так и не могла понять…
Дочь хозяйки и мужчина просидели за столом и проговорили еще где-то полчаса. Затем убрали стол и помыли посуду. После этого стали думать о ночлеге. Лариса предложение гостя, переночевать ему в бане, начисто отвергла. Она предложила ему свою кровать, сама же намеревалась спать на полу. Чурсин ее предложение также отверг. Пол сейчас был хоть и теплый, однако к утру мог стать очень холодным. В конце концов он взял с собою старый полушубок и направился в баню. Здесь был далеко не курорт. Холодная ночь давала о себе знать. Дабы вообще не замерзнуть, он быстро вышел из бани и набрал большую охапку дров, которые находились в поленнице возле входа в дом. Вскоре дрова в печи разгорелись. Чурсин, почувствовав тепло, расстелил полушубок на полок, и не снимая с себя одежды, лег. Он мгновенно погрузился в сон…
Среди ночи он внезапно проснулся, его кто-то настойчиво толкал в плечо. Он долго не просыпался, ему казалось, что все это происходит во сне. Через некоторое время он открыл глаза и оказался в женских объятиях. В этой кромешной темноте он вновь почувствовал знакомые духи. Сейчас же он был нисколько во власти знакомого аромата, а сколько во власти страстных объятий красивой девушки. Она была нагой. В какой-то момент их губы сомкнулись в единое целое. Он еще сильнее прижал ее к себе и моментально почувствовал прилив мужской страсти. Затем он очень нежно провел рукой между ног девушки. Лариса, предчувствуя желание своего любимого, стала расстегивать его брюки. Расстегнув брюки, и взяв в свои руки его пенис, она еще сильнее прижалась к мужчине. В том, что через несколько мгновений она введет его член в свое влагалище, Чурсин не сомневался. В сей миг он и сам был не против взаимной любви. Он еще не имел целомудренных женщин. В том, что Лариса есть целомудренное существо, он был на все сто процентов уверен. Однако его трезвый разум взял свое. Он решительно и легко оттолкнул от себя девушку и тихо прошептал:
– Моя любимая, прости, прости меня… Нам надо хорошо обо всем подумать…
Лариса от неожиданности быстро вскочила, чуть было не ударившись головой о потолок. Затем спрыгнула на пол. Чурсин, сразу же поняв, что она сильно обиделась, также быстро спрыгнул. Затем с силой прижал девушку к себе и страстно произнес:
– Лариса, я тебя очень люблю, но нам надо время… Мы это всегда успеем сделать… Мы ведь с тобою взрослые люди… Пойми меня правильно, моя любимая…
Лариса, скорее всего, не вникала в то, что сейчас ей говорил мужчина. Она тихо всхлипывала, от плача ее тело слегка содрогалось. Она не заметила, как Чурсин разделся. Затем он осторожно взял ее на руки и положил на полок. Через несколько мгновений они оказались в плену своих чувств друг к другу. Чурсин, осыпая страстными поцелуями очень нежное тело молодой девушки, был от нее без ума. Он прекрасно знал, что она впервые за свои восемнадцать лет оказалась в объятиях мужчины, и от этого понимания он все сильнее прижимал ее к себе…
Лариса после того, как Чурсин ушел спать в баню, еще долго не могла заснуть. Все думала о своем любимом мужчине. Даже мысли о больной матери у нее в эту ночь ушли на второй план. Состояние душевной горечи за свою мать у нее в последнее время заметно улетучилось. Врачи обещали матери скорейшее выздоровление. В том, что она скоро поправится, говорил ей и Чурсин. Этому относительно молодому мужчине она верила всегда. Верила и сейчас, когда к ним в семью пришла беда. Егорка, так она называла серьезного историка, очень сильно отличался от многих сотрудников института. Он никогда не пялил глаза на красивых девушек, как это делали другие преподаватели, особенно молодые.
У Ларисы остался очень неприятный осадок в душе после консультации на кафедре финансов и кредита. Доцент Пастухов приглашал студентов на свои консультации строго по графику, и только на индивидуальное собеседование. Первокурсники в какой-то мере все это понимали. Финансирование и счет расходов и долгов, в отличие от истории, требовали точных решений и расчетов. Ее фамилия в списке в этот день стояла последней. Ровно в семь часов вечера она открыла дверь кафедры и очень робко подошла к столу. Пастухов, мужчина лет сорока-сорока пяти, сидел на стуле и с серьезным видом что-то записывал себе в журнал. Уже с самого начала разговор между преподавателем, имеющим довольно большой живот, и стройной студенткой был далеко нематематический. Степан Иванович, на удивление вошедшей, принялся болтать о внешней политике всенародной партии. Затем рассказал общеизвестный анекдот о стариках-правителях. Прекрасное настроение мужчины очень радовало первокурсницу, но без всякой эйфории.
Лариса после трех месяцев учебы в институте уже успела изучить кое-какие повадки преподавателей. В том, что она может попасть в объектив любого из них, она не сомневалась. Она почти всегда ходила в короткой юбке, дабы показать свои очень стройные ноги мужскому полу. В юбках ходили и другие девушки, ходили, даже несмотря на жуткие морозы. Они были твердо уверены, что все мужчины с учеными степенями и без оных, независимо от рожи и возраста, в определенной мере могут скостить им далеко не идеальные знания по их предмету. В том, что финансист Пастухов большой бабник, Лариса узнала от своих старшекурсниц. В этом она убедилась и на этой консультации, которая была первой в ее жизни… Пастухов неожиданно уронил авторучку на пол. Затем присел на корточки и принялся ее разыскивать под столом. Студентка сидела возле стола на стуле и молча смотрела на небольшую плешинку на голове мужчины. Через некоторое время он, тяжело пыхтя, словно паровоз, приподнялся с пола и сел на стул. Затем стал говорить о всевозможных дефицитах, число которых в могучей державе с каждым днем прирастала.
Неожиданно для Ларисы авторучка вновь выпала из рук мужчины и вновь закатилась под стол. Она на какой-то миг растерялась и очень широко раздвинула ноги. И в этот же миг на одном из колен почувствовала дрожащую руку… Лариса наклонила свою голову вниз. Глаза преподавателя и студентки встретились, на несколько мгновений даже замерли. Девушка покраснела, как рак, и решительно отодвинула руку мужчины в сторону…
Чурсин же никому и никогда под женский подол не заглядывал. Это Ларису очень радовало. Ее радовал и поцелуй, который она получила от этого умного и красивого мужчины в красном уголке студенческого общежития. Этот поцелуй для нее был первым в ее жизни. Именно этот поцелуй порядочного мужчины, которого она, без всякого сомнения, любила, любила по-настоящему, дал ей целительную силу и надежду на благополучное будущее. Чем больше она погружалась в сладостные мысли о своем любимом человеке, тем сильнее в нижней части ее живота ныло. Она решительно скинула с себя одеяло и направилась к бане…
И сейчас, находясь в сильных объятиях своего Егорки, и осыпаемая его поцелуями, она на какой-то миг исчезала из моря страстных чувств, и обращалась к разуму. Сомнений у нее не было. Чурсин был и оставался порядочным мужчиной. Он не покусился на влечение к себе очень молодой и неопытной девушки, а решил выждать, словно хотел проверить ее любовь к нему еще раз, дабы она не допустила жизненной ошибки. В том, что этой ночью она осталась целомудренной, она нисколько не сожалела. Она в своей душе благодарила опытного мужчину и опытного любовника за его мудрость. Именно благодаря ему, она и они вместе сохранили любовь, хотя и не испили чашу человеческих чувств и страстей до конца. Все это им еще предстояло сделать, сделать вместе в недалеком будущем.
