Владимир Валерьевич Комарьков
Хроники Арли. Книга 1. Где я?
Глава 4
Все-таки и моей выносливости есть предел. Мой шаг все больше напоминал перетоптывание пингвина, дыхание сбилось, руки-ноги налились свинцом и потяжелели. Скакать уже не то, чтобы не хотелось, скорее я просто выкинул из головы мысли об этой причуде. Окружающий мир сузился до одной колеи, поросшей узкой, шершавой травой, которая последние полчаса принялась ловить меня за ноги. Чтобы не остановиться от усталости, я стал считать шаги, но уже раз двадцать приходилось начинать сначала, иначе длина слова даже мысленно превышала время моего шага.
По пути нам так и не попалось ни одного человека, ни на машине, ни без, точно так же обошлось и без рыцарей с самолетами в придачу, хотя наверх я уже не смотрел – не было сил. Дорога была девственно пуста, лишь пернатые озорники сопровождали нашу компанию веселым криком. Храст и не думал останавливаться, хотя я некоторое время назад начал недвусмысленно на него оглядываться.
Наконец, бледно-желтая петля дороги скрылась за соседним холмом, а оттуда темно-зеленой косой выглянул лес. Мой попутчик, а, скорее уж, конвоир, указал на него рукой, добавив одно слово вслух.
– Лес? – повторил я, полагая, что речь шла именно о нем. Храст кивнул и пошёл дальше впереди меня. Я в который уж раз подметил, что в нем больше не чувствовалось враждебности. Читались лишь ожидание и облегчение, это даже придало мне немного сил.
По моим прикидкам, до леса оставалось ещё чуть меньше километра. Мелочь по сравнению с тем, что мы уже отмахали, и невообразимое расстояние для того, кому приходилось в день преодолевать не более пятисот метров. Во всяком случае на моем коротком веку.
Удивительно, моих сил хватило совершить и этот героический поступок – темно-зеленая монолитная стена росла на глазах. Мне кажется, когда наши ноги коснулись тени от самых высоких деревьев, лежавшей на нашем пути, я услышал не только свой облегченный вздох: солнце припекало немилосердно, придавливая к земле размякшие на жаре тела и медленно текущие мысли.
Лесная прохлада вдохнула жизнь в мое измученное тело, несмотря на не слишком приятные воспоминания: последний лесной поход в десятом классе закончился грустно, как для учеников, так и для их преподавателей. Вместо обещанного костра, печеной картошки и сочных шашлыков мы получили проливной дождь, оголодавших комаров и воспаление легких у троих особенно удачливых путешественников. Школа ещё долго мусолила наше приключение во всех подробностях.
Воспоминания выдавили у меня унылую улыбку – надеюсь, сегодня повезет больше.
Я заметил, что Храст совсем сбавил темп, так что мне без труда удавалось за ним поспевать. Дорога жила своей жизнью, петляя из стороны в сторону, прячась за раскидистыми кустами и стволами деревьев. Кое-где плотно утоптанная земля совсем заросла высокой травой – видно, дорогой почти не пользовались. Ветви деревьев нависали настолько низко, что даже мне не нужно было поднимать голову, чтобы до них дотянуться. Иногда даже приходилось идти согнувшись, чтобы не получить по лицу особенно назойливой веткой.
Я успевал разглядывать листву, снова пытаясь понять, отличаются ли деревья от того, что я помню. Сколько бы я ни старался, сколько ни напрягал память, смотреть было особо не на что: меня окружали обычные клены, дубы и березы – опять ни малейшего намека на другую планету. Нигде не видно ползающих лиан или плотоядных корней. В душе снова заворочался червячок сомнений: а может, все-таки Земля? Могли ведь меня чем-нибудь накачать? Подсунули что-то в еду, и вот тебе зеленое солнышко, горб за спиной и улитки на обед. Меня захватили размышления, поэтому я не заметил, как в руке моего спутника возник нож.
Если бы у меня были тормоза, они бы сейчас пронзительно завизжали. Мне стало не по себе при виде оружия. Храст перехватил мой опасливый взгляд, брошенный на руку с ножом, но не обратил на него внимания. Он что-то пристально высматривал среди деревьев.
Стоило проследить за его взглядом, как в ту же секунду с легким стуком у моих ног в землю воткнулась стрела. Мое сердце сорвалось в галоп, заставляя озираться в поисках угрозы. Впервые в жизни я мог честно признаться, что мне страшно. Какая, к черту, Земля?! Стрела – это средневековье, средневековье – это разбойники, а эти ребята, по слухам, с одинокими путниками не церемонились. Полтора человека почти от одиночки не отличаются.
Мой затравленный взгляд можно было принять за желание подороже продать свою жизнь, но, на дороге по-прежнему никого, кроме нас, не было. Мысли неслись вскачь. Бежать, пока не поздно? Я бросил взгляд на своего спутника. Вдруг от меня ускользнул его знак, и сейчас он бросится наутек?!
Впрочем, на свой счёт я особо не обольщался. Храст, возможно, и убежит, мне же с моей подвижностью подобный вариант точно не светит. Но тот вдруг совсем успокоился, стоял ровно, и усмешка гуляла по его жестким губам. Он словно ждал этого знака.
– Храст? – прозвучало откуда-то сверху. Так высоко поднять голову мне нечего было и думать. Увидеть говорившего я смог бы только в том случае, если бы лег на землю. Глупостями заниматься совсем не хотелось, поэтому я остался стоять в той же позе, в которой меня застала неожиданно прозвучавшая речь. Про себя я вздохнул, в очередной раз пожелав неизвестному Васе, сломать шею, когда он будет спускаться по ступенькам своего божественного дворца, – ну почему именно хромой горбун?!
Мой спутник тем временем кому-то махнул рукой, я услышал ещё одну фразу, и на дорогу высыпало пять человек. Нас окружили люди в кожаных одеждах, у двоих в руках были луки, с которых они неторопливо снимали тетиву. Ещё двое радостно хлопали по спине моего спутника, а я обратил внимание, что на поясах у обоих торчали рукояти ножей. Один из пятерых, державшийся поодаль и вовсе держал руку на рукояти меча!
Я шарахнулся в сторону. Человек с мечом недоуменно посмотрел на меня, затем перевел взгляд на моего спутника – в его глазах читался вопрос. Храст поначалу напрягся, но, заметив мою реакцию, засмеялся, а мне стало неловко, – похоже, тут все свои. На меня ещё пару минут криво косились, а затем и вовсе забыли.
А уже через минуту на дороге никого не осталось. За нами сомкнулись ворота зеленого царства, и мы растворились в безбрежном шелестящем океане. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за очередным вывертом капризной судьбы.
Первым шёл дядька с мечом, негромко переговариваясь с моим провожатым, Храст вполголоса ему отвечал. Иногда я слышал смех то одного, то другого. Еще трое из отряда бесшумными тенями скользили следом. Я пыхтел предпоследним, и сразу становилось понятно, что в лесу в нынешнем обличии мне делать нечего. Даже ходить за грибами. Иан, если и бывал в лесу раньше, то делал это нечасто. Обо мне и говорить нечего – я зверь из бетонных джунглей.
Спотыкаясь очередной раз, я чувствовал немалое раздражение парня, замыкающего нашу процессию. Юноша на вид примерно моего возраста, изо всех сил старался копировать манеры старших товарищей. В такие моменты он изрядно сопел, – похоже, ему велели за мной присматривать, и это ему не слишком-то нравилось. Остальные же меня просто не замечали.
Мои старания идти по лесу как можно аккуратнее пропадали зря – так получалось даже хуже. Кроме того, проделанная дорога, нервное напряжение, ни крошки во рту со вчерашнего дня и условно благополучное завершение путешествия – все это окончательно меня доконало. Сила воли – единственное, что еще держало меня на ногах. К тому же я крутил в голове основные логистические правила: скорость колонны равняется скорости самой медленной ее единицы, а в боевых условиях от таковых избавляются. К счастью для меня, мы присоединились к отряду в мирное время.
Когда мне было уже все равно, прирежут меня или я умру от перенапряжения, чаща распахнулась, и мы вышли на довольно приличных размеров поляну. Пошатываясь, я с трудом огляделся вокруг, кровь так сильно стучала в ушах, что, казалось, сердце порвет перепонки. Черт, да лучше спортзал и тренер Серега по прозвищу Садист, чем повторить этот безумный марш-бросок!
Все ещё пребывая в трансе, я, словно сомнамбула, захромал к ближайшему костру и со стоном повалился на землю. Загоняли сивку крутые горки. Словно сквозь марево, до меня донесся смех сразу нескольких человек. Ну и пусть себе ржут! Дыхание с хрипом вырывалось из легких, в голове бил набат, а в спину словно воткнули раскаленную спицу. Что мне какой-то смех?
В ногах потрескивали дрова, жар от костра накатывал упругими волнами. Наконец-то никуда не надо идти, мне было хорошо от одной мысли, что можно закрыть глаза и подставить лицо легким касаниям лесной прохлады. Сила воли, толкавшая меня вперед последние несколько часов, растворилась словно вода в песке, оставив безвольный остов из костей и мяса. Из меня как будто вынули стержень, скрепляющий вместе отдельные части, и теперь я боялся пошевелиться, чтобы все это не рассыпалось в прах.
Рядом остановилась чья-то тень. Сил не было даже для того, чтобы насторожиться, и я, как ребенок, решил не открывать глаз. Меня нет, я спрятался, если мне вас не видно, значит, быстрее проходите мимо. Разве вам не известны правила?
Чужое присутствие не пугало, а, скорее, вызывало досаду – так мы реагируем на присутствие комара в тёмной комнате: пищит в темноте, не кусает, но хочется взять газету и показать стервецу, на чью кровь он покушается. Пальцев коснулось что-то теплое и гладкое, вызывающее желание обхватить, задержать у себя. Что бы это могло быть?
В следующую секунду мои ноздри затрепетали, как простыня в руках горничной, а по телу прокатилась сладостная волна – аромат, ударивший в нос с силой бревна, разбивающего ворота в замке, возвестил о появлении того, что, словно эликсир жизни, вдохнет силу в мое измученное тело. Еда. Одно ее присутствие прошлось живительной волной, пальцы судорожно стиснулись, вырывая у призрака кусочек его тепла.
Дайте мне точку опоры, и я переверну землю, сказал когда-то Архимед. Ерунда! Дайте голодному еды вдоволь, и он возлюбит весь мир, что, согласитесь, гораздо труднее. Правда, это чувство вряд ли долго продержится, потому что мы редко испытываем чувство меры.
До мира мне не было никакого дела. Счастье сосредоточилось прямо в моих руках, обжигало язык, таяло во рту, и я готов был драться с кем угодно, чтобы продлить это ни с чем не сравнимое ощущение горячей пищи. Похлебка и без всякого мяса восхитительно пахла, все больше разжигая мой аппетит. С каждой ложкой, с каждым глотком меня наполняло силой. Краски возвращались в окружающий мир, а вместе с ними пришли звуки и люди.
Глава 5
Я что и правда потерял сознание? Ишь чего горячая еда творит с голодающими!
В душе царил мир и покой, я был уверен, что все люди братья, а заодно выступил бы за мир во всем мире, – если у вас есть ваша крыша над головой, если еда для вас – это трехразовая обыденность, то вы не поймете то, что я сейчас чувствую.
Проморгавшись от счастья, обильно выступившего на лбу – специй на похлебку не пожалели, – я с блаженной улыбкой обвел лагерь взглядом. Нужно было понять, куда на этот раз меня занесло.
Лагерь бурлил эмоциями. Нас ждали, очевидно: едва часовым стало известно о появлении отряда, поднялась суета. Но не бестолковая, нет, каждый знал свое место. Для всех нашлось свое дело. Вернувшихся посадили обедать, горячее досталось не только мне: наши провожатые с неменьшим энтузиазмом уплетали похлебку за обе щеки, оживленно переговариваясь за соседним костром. И только мне, как обычно, приходилось клясть неизвестно кого за полное отсутствие знания языка. Судьба устала мне намекать: учи язык!
С радостью, только как?
У края поляны, поблизости от того места, где мы вышли из леса, дымился большой черный котел. Возле него на свежесрубленном чурбачке чинно восседала героических размеров женщина. Она зорко посматривала на обедающих, регулярно гоняя за добавкой шустрого пацана лет десяти. Большущий, величиной с его голову, котелок в его руках стремительно проносился по всей поляне, сопровождаемый одобрительными взглядами и возгласами жующих людей.
В центре, насколько я мог разглядеть, пирамидками стояли луки, рядом лежали тощие мешки из грубой ткани. Даже с виду она была лучшего качества, чем моя нынешняя одежда. С другого края пряталась приличных размеров палатка. Купол поднимался метра на три и крепился к веткам деревьев, нависавших над нами. У входа стояли двое и лениво переговаривались.
Лагерь опять зажил прежней жизнью, ничем не выделяясь на фоне лесного многоголосья, мерного скрипа беседующих с ветром деревьев и перекрикивания пернатых обитателей. Пройдешь мимо и не заметишь. Я бы точно не заметил.
Меня сразу посадили отдельно. Хотя я вроде бы сам упал у первого попавшегося костра, но никому не пришло в голову составить компанию. Естественно, кому охота сидеть с чужаком. За мной не следили, но когда паренек, пробегая мимо, попытался налить мне добавки, его сурово окликнули, и он испуганно проскочил мимо. Второй порции мне не досталось, и мяса в миске я не нашёл, хотя, приглядевшись, заметил, что другим положили изрядно. Что это? Заведомая несправедливость или чей-то непонятный для меня умысел? Впрочем, прислушавшись к животу, я оказался далек от мысли потребовать себе прибавку, желудок явно отвык от обычной пищи, да и от жизни впроголодь ему пришлось так ужаться в размерах, что теперь, спустя минут десять, мне показалось, что я проглотил слона, а ещё через двадцать этот слон проснулся и принялся выбираться оттуда. Мне пришлось весьма постараться, чтобы его успокоить.
На воде между тем экономить не стали, и парень принес деревянную чашу, до краев наполненную водой, холодной настолько, что ныли зубы. Мы точно в Средневековье? Я как-то слышал, что в те времена пили только вино. Впрочем, от воды я и не подумал отказываться: жажда и голод – вот мои друзья последнее время.
Я пил маленькими глоточками, наслаждаясь, впитывая прохладу всеми клеточками своего тела. Скорее всего, неподалеку есть ключ, иначе откуда она такая холодная?
Эта чаша показалась мне даром богов. Казалось, я не пробовал ничего вкуснее целую вечность, а источник в шахтах, отдающий железом и серой одновременно, теперь вспоминался с брезгливостью и отвращением. Но человек, как оказалось, может привыкнуть и не к такому.
Утолив голод и жажду, я так и остался рядом с костром. Вряд ли кому-то понравится, когда незнакомый человек бродит по лагерю и всюду сует свой нос. Да и с моего места мне был открыт практически каждый угол, так что любопытство можно удовлетворить и отсюда: наблюдать за людьми мне не запрещали, и я вовсю воспользовался этой возможностью.
Довольно долго я напрасно крутил головой, пока, наконец, не откинулся полог шатра и на свет не вышли Храст и тот, второй. Переглянувшись, они направились прямо ко мне. Интересно, зачем я им понадобился и как они собираются объяснять, что им от меня надо. И с какой стати я решил, что кто-то будет что-то мне объяснять? Никто не расскажет тумбочке, что ее привезут домой и будут хранить в ней сахар. Кроме того, Храст наверняка упомянул о моем небогатом словарном запасе. Да Эллочка-людоедка по сравнению со мной профессор филологии и оратор в одном флаконе!
Первым шёл тот самый дядька с мечом, на вид лет тридцати пяти – сорока. Правая рука на рукояти меча, из чего я сделал вывод, что оружие для него, скорее, предмет одежды или телефон: большинство из нас без телефона, как без штанов, если забыл взять с собой – жизнь кончилась, именно сегодня пропустим звонок президента или наш лотерейный билет отдадут другому.
Они шли не торопясь, по пути перебрасываясь словами. Храсту из-за своего роста приходилось мелко перебирать ногами, но он даже не думал обгонять собеседника, шел за ним так, будто боялся упустить хоть слово. Весь его облик кричал о почтительности, что, в свою очередь, свидетельствовало о немалом авторитете человека, за которым он следовал.
Я, не стесняясь, его разглядывал. Кто это, очередной Робин Гуд местной закваски? Или реальный мужик с большой буквы? То, что я видел сейчас, говорило даже о некоторой опаске, с которой к нему относились. На ум вдруг пришло невольное сравнение с телохранителем отца, Серсанычем.
Когда мы впервые друг друга увидели, Серсаныч уже давно разменял пятый десяток и вот-вот должен был отпраздновать юбилей. Полста лет – это словно рубеж, для кого-то дорога в горку, когда сил тащить все меньше, когда начинаешь осознавать, что лучшая половина уже миновала, а кому-то время меняет лишь цифры в календаре, сохраняя облик человека нетронутым – лишний десяток рисует черточки на лице, но не сгибает фигуру, не клонит к земле, а сил ещё столько, что можно подковы гнуть. Серсаныч как раз из таких, грузный, тяжелый секач, если сравнивать с кем-нибудь из животных. Нетороплив, медлителен, смотрит из-под полуприкрытых глаз, но это все напускное. Я видел, как он работает – не дай бог встать у него на пути.
В Серсаныче нет ни капли самоуверенности и вальяжности. Я не видел, чтобы он позволял себе вести себя вызывающе. Ему это просто не нужно. Он выглядел как человек, который в любой момент в состоянии решить любую проблему. Возможно, поэтому инциденты с его участием можно пересчитать по пальцам.
А сейчас я видел перед собой его точную копию. Только лет на двадцать моложе и потому во сто крат опаснее.
Воистину, пословица «по одежке встречают» явно написана для этого места. Если судить по наряду, мужик был одет с иголочки! Он щеголял в самых настоящих кожаных сапогах, правда, довольно неожиданного покроя – с острыми носами и тонкой подошвой, они, скорее, напоминали балетки с высоким голенищем, чем классические сапоги моей современности. Темные кожаные штаны, как я теперь понимаю, – вообще непременный атрибут любого человека, который здесь хоть чего-то из себя представляет. Поверх легкой светлой рубахи наброшена кожаная куртка, на рукавах которой нашиты широкие налокотники.
Незнакомец приближался неторопливой походкой человека, знающего себе цену. Судя по уверенной манере говорить, он привык, что к его словам как минимум прислушиваются.
По мере их приближения мой энтузиазм уменьшался, а сожаление и разочарование подрастали. В моих далеко идущих планах я никак не учитывал время, в которое угодил. Эпоха накладывала на людей свой отпечаток – сила порождает возможность: если ты в состоянии откусить кусок и сможешь его удержать, честь тебе и хвала, значит, ты в своём праве.
К сожалению, я знал эту породу людей и в той, уже прошлой жизни, постоянно с ними общался. Для них важны прежде всего внешние признаки: крутая машина, часики за миллион, квартира размером с аэродром. Если ты не отвечаешь определенным критериям их собственного понимания ценности, с тобой будут говорить, как с инструментом, не более. А что делают с инструментом? Правильно, его используют до полной амортизации.
Стоило ему обратить на меня внимание, как к горлу подступил комок: столько неприязни, брезгливости и презрения выплеснулось на меня за мгновение, что у меня сперло дух. Откуда вдруг такое понимание чужих чувств?! В его глазах я оказался в лучшем случае больным домашним животным или вещью, которую пока не знали, куда пристроить. Даже хуже, я был уже заранее поломанной вещью.
Несложно поставить себя на место человека, который сейчас с крайней брезгливостью взирал на то, что я из себя представляю. Сомневаюсь, что мой внешний вид хоть сколько-нибудь отличается от типового представителя пещерных крыс по недоразумению названных людьми. Кстати, вот, похоже, и отгадка, почему я оказался у костра в одиночестве. Кто захочет делить еду с крысой?
Я поймал себя на мысли, что снова вижу что-то над головой у обоих людей, которые приближались ко мне. Бесформенное, подрагивающее и цветное. И эти резкие ощущения чужих чувств, как будто они транслируются мне прямо в мысли. Что со мной такое?
– Иан? – с сомнением в голосе произнес владелец меча, стараясь держаться от меня на расстоянии, брезгливостью от него несло за версту, как от меня нечистотами. Храст стоял за его плечом, от его хорошего настроения не осталось и следа.
Так-так, меня явно хотели перепродать. Значит, все-таки мой конвоир вытребовал себе оплату долга, а вожак сбагрил ему самого никчемного обитателя трущоб. Зачем я такой был нужен? Не показывать же меня в цирке…
Очевидно, то, что мой незадачливый конвоир до поры до времени считал великолепной сделкой, только что превратилось в самый большой просчёт. Я почувствовал, как ценность моей жизни – стремительно перемещается в отрицательную зону и запаниковал – решалась моя судьба. Очевидно, Храсту я на самом деле не нужен, все, что он намеревался сделать, – продать меня этому человеку. Мой мизерный шанс – стать полезным моему будущему хозяину. Не осталось ни тени сомнений, что в противном случае мне элементарно перережут горло, и мое будущее – служить подкормкой для местных грибов.
Нужно срочно что-то придумать, а с импровизацией у меня вечно проблемы! Но жить захочешь – сделаешь и не такое.
Я бодро вскочил, чем привел обоих в легкое замешательство, живот не вовремя возмущённо квакнул, он так и не пришёл в себя от радости, что ему досталось что-то, кроме улиток. Люди недоумевающе переглянулись. Облачка над их головами поблекли и внезапно порозовели, как шарики от жвачки, но я не стал забивать голову странностями.
– Иан! – я ткнул себя в грудь кулаком. Как там говорится, наглость – второе счастье? – Иан!
Храст что-то торопливо сказал, человек с мечом задумчиво кивнул, не сводя с меня взгляда.
– Храст, – я показал на своего теперь уже прошлого владельца, мне не слишком нравилось это слово, но по привычке я был объективен.
Затем я указал на главного и скорчил вопросительную гримасу.
Меня поняли быстро.
– Вордо, – он повторил мой жест, и я почти не почувствовал презрения в его голосе.
– Вордо, – я указал на него, затем, подумав, добавил: – Храст, Иан идет Вордо.
Сказал и разинул рот. Все слова были произнесены голосами тех, кто сейчас с любопытством смотрел на меня.
Тот, кто назвался Вордо, произнес еще несколько слов, из которых я различил только слово «идти» и свое имя.
– Иан идти, – еще раз кивнул я, показав жестом из двух пальцев, каким образом я шел. Запихнули бы меня в тело артиста, тогда не было бы проблем с пантомимой, а так приходится вспоминать, как моя подруга игралась с племянницей у нее дома. Никогда не угадаешь, что тебе понадобится в будущем.
Вордо задумался, меня коснулся легкий ветерок любопытства, тыльной стороной ладони он потер висок, от него на этот раз повеяло задумчивостью и сомнением. Он что-то сказал Храсту, кивая в мою сторону. Надеюсь, это не приказ вроде: «Прирежь его где-нибудь по-тихому». Я стоял и ждал, что будет дальше. А нужно было ещё что-то делать. Я чувствовал, что фокусами с голосом его не проймешь.
Время сжималось, словно пружина, мысли понеслись вскачь. Чем я могу быть полезен такому человеку, как этот? Человеку, под началом которого находится отряд из шестнадцати человек.
Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, чем в лесу может заниматься группа из двенадцати взрослых парней, вооруженных луками и ножами. Наличие двух женщин, не меняло, а лишь подтверждало мою догадку. Я не тешил себя никакими иллюзиями, меня привели в банду, которая занималась обслуживанием близлежащих путей на предмет отъема у населения нажитого имущества. Кого они грабили, не столь важно, имело значение только то, что все решает исключительно полезность каждого конкретного индивидуума.
Я мысленно прикинул свою и пришел к неутешительному выводу, что данная величина хорошо, если просто стремится к нулю. В глазах Вордо, боюсь, она выглядела отрицательной. Кому нужен вонючий, колченогий горбун, которому ни при каких обстоятельствах, даже со временем, не стать, скажем, мастером меча, умелым вором или убийцей? Да, чему-нибудь я могу выучиться. Когда-нибудь. Только найдется ли такой человек, который станет учить бездомного выродка без гроша в кармане и малейших надежд на будущее? Вордо явно умнее всех, с кем мне здесь доводилось встречаться, но вряд ли в подобных обстоятельствах готов думать о будущем. Я должен был предложить ему что-то сейчас, а не через год.
Паника – плохая помощница, но отчаяние всё больше меня охватывало. Оказавшись в этом мире, я не знал ничего из того, что могло бы мне пригодиться.
Стиснув зубы, я грязно выругался. Чертовы попаданцы! Был у папы охранник по имени Николай, взахлеб зачитывающийся книгами о «наших там». Все вокруг всегда знали, что он читает в данный момент. Эмоции у парня зашкаливали, и ему хотелось непременно с кем-нибудь обсудить сюжет новой книги. С его слов, главный герой обязательно оказывался в прошлом весьма подготовленным. Кто-то владел кузнечными навыками, кто-то помнил кучу полезных технических данных, для кого-то не составляло труда взять и заново изобрести лекарство, которое возьмет да и поднимет на ноги сына царя после неизлечимой болезни. А кому-то повезло, и он помнил все хоть сколько-нибудь значимые исторические события, и будущее для него – открытая книга. Да мало ли чего еще придумывают писатели, чтобы персонаж не сгинул на первых же строчках!
А я чей герой? Кто придумал мою историю? Да и историю ли? Пока все идет к тому, что на меня хватит и коротенького рассказа. Эпитафии, например.
Вордо по-прежнему задумчиво разглядывал мою фигуру. Его взгляд расфокусировался, я чувствовал его угасающий интерес, некоторое недовольство, немного брезгливости, которая пока отошла на задний план. Баланс этих чувств постоянно менялся, как будто в стакане были налиты жидкости с разной плотностью, и они постоянно перетекали с места на место и так без конца. Интерес, поначалу почти затмивший брезгливость, вновь стремительно угасал. Я чувствовал, что у меня осталось в запасе совсем мало времени. Нужно было доказывать свою полезность немедленно, иначе перспектива стать удобрением превратится в свершившийся факт.
Я лихорадочно искал выход. Нужно подобрать единственно верное решение. Главное на данный момент – выжить любой ценой! Все остальное потом, наверстаем, напланируем, заработаем, мертвецам же планы побоку. Что нужно Вордо? Ему нужны деньги, это ясно, как день! Вряд ли в лесу они играют в индейцев. Скорее всего, они здесь занимаются привычным делом, которое вот-вот начнётся. Ну не для того же сидят здесь эти люди, чтобы повстречать меня с Храстом!
Храст же под каким-то предлогом вообще отправился решать свои собственные делишки, я не готов поручиться, но мое появление в лагере для Вордо оказалось весьма неожиданным делом.
Предположим, они здесь еще день или два, лихорадочно рассуждал я. На поляне из двенадцати парней всегда отсутствуют два человека: я видел, как они уходили с поляны. Вывод: эти двое следят за дорогой, потому что вряд ли здесь есть еще что-то, заслуживающее внимания Вордо. Наверное, они ждут обоз или купеческий караван. Для какой-нибудь королевской казны людей маловато.
Я так думаю, Вордо надеется, что до рукопашной, скорее всего, не дойдет. Одиннадцать луков – это серьёзно. Сколько человек может быть в караване? Вряд ли много – уж больно плохая дорога, большой охраны не будет. А если он небольшой, то сколько может ехать охраны? Допустим, как минимум пять человек. Столько охраны да в придачу к ним те, кто с обозом, да сам купец. Получается около пятнадцати целей. Хватит двенадцати лучников на пятнадцать гипотетических человек? Не знаю, потому что никогда не было такого опыта. По идее должно, по стреле на каждого, да ещё трое, плюс пресловутый эффект внезапности. Впрочем, все эти мои рассуждения могут яйца выеденного не стоить. Но от чего-то нужно плясать.
Я продолжал рассуждать: когда на носу такое ответственное мероприятие, нет времени, да и не хочется думать ни о чем другом. Тем более о каком-то там горбуне.
Он и так уже практически потерял ко мне интерес!
По мере роста сомнения Вордо, на лице Храста надежда сменялась раздражением, которое прежде всего было обращено ко мне. Он определенно был разгневан и раздосадован одновременно. Злость и презрение наливались чернотой, которая не обещала мне ничего хорошего. Великолепная сделка была под угрозой, а кому понравится терять деньги?
Я чувствовал, что мне остались секунды. Вордо уже жалел, что занялся этим делом, и досада все больше разрасталась во всем его облике. Было видно, что он готовится послать Храста куда подальше с его выгодным предложением. Мне нужно было на что-то решаться. Я мысленно застонал. Выход был только один, и мне он совершенно не нравился. Если бы я мог придумать что-то еще, обязательно это сделал, но проклятый Вася не оставил мне шансов.
Со всей возможной скоростью я поковылял к котлу, возле которого тот самый пацан, который разносил всем еду, сейчас занимался тем, что раскладывал по кучкам очищенные от остатков еды тарелки. Для моих планов эта посуда пришлась как нельзя кстати. Я схватил одну плошку и почти бегом кинулся обратно.
Вордо, заинтригованный, наблюдал за представлением, Храст был готов меня удавить, но они оба пока еще ничего не поняли, и я молился, чтобы моих скромных артистических талантов хватило на небольшое представление. А заодно поминал добрым словом одну из своих подруг, которой постоянно не сиделось на вечеринках. Она считала своим долгом организовать досуг тех, кто пытался спокойно попить вина или покурить кальян. Гвоздем ее программы была игра «Крокодил», в которой все пытались угадать фильм по неумелому кривлянию очередного бедолаги, назначенного на роль ведущего.
Поставив тарелку перед собой и порывшись в траве, я откопал несколько камешков, которые должны были заменить рабочий инвентарь и, наконец, уселся в позе лотоса прямо на траву. Убедившись, что за мной наблюдают, я сложил ладони лодочкой и принялся отбивать поклоны и заунывно мычать. Сделав несколько серий таких упражнений, я нащупал один из камней и бросил его в тарелку. А зрителей-то прибавилось! Еще трое с любопытством подошли поближе. У котла на меня пучил глаза паренек. Женщины укоризненно качали головами. Но для меня имели значение глаза только одного человека на этой поляне. На губах Вордо гуляла усмешка. Все он прекрасно понял!
Я кинул ему один из камней, закрыл глаза и продолжил свое представление с закрытыми глазами. Раздался глухой стук по дереву. Я открыл глаза – в тарелке вместе с камнем лежал маленький кругляшок монеты, а руки Вордо были пусты. Он опять что-то говорил Храсту, отчего у того на лице блуждала довольная ухмылка, еще больше искажая не слишком правильные черты лица, а я чувствовал, что волны недоброжелательности сменились теплом удовлетворения и свежей прохладой ожидания. Мое предложение было принято, а грибы пока подождут.
