Владимир Валерьевич Комарьков
Хроники Арли. Книга 1. Где я?
Дальше я почему-то подумал про поговорку о баранах и воротах. Роль рогатого настойчиво предлагалась мне. К тому же я только сейчас сообразил, что весь мой текущий словарный запас сейчас сломается об эту забавную вещицу. В нем зияли просто чудовищные провалы в числительных. Ну не считал при мне никто даже до десяти. А главное, я не знал, как пишутся цифры и буквы.
Я беспомощно оглянулся на Оррика и успел заметить его заинтересованный взгляд. Ого! Да ты, друг, меня опять проверяешь! Придётся тебя разочаровать. Самое смешное, что не нарочно. Ни читать, ни считать я действительно не умею. Мой максимум на сегодняшний день – одна буква.
– Шестнадцать часов, – как ни в чем не бывало подсказал Оррик, ткнув пальцем в птичку с символом, в его голосе сквозила плохо скрываемая гордость за обладание столь удивительным по красоте предметом.
– А середина дня, это сколько?
Дальше мне была прочитана целая лекция по истории часов в общем и данного конкретного образца в частности. Коль скоро воин был склонен поговорить, мне удалось выведать кое-что и про более крупные отрезки времени: год, месяц, неделя – все, что до этого дня для меня оставалось тайной за семью печатями.
Сам принцип подсчёта времени головой уходил в далёкое прошлое. Настолько далёкое, что из людей, наверное, никто и не помнит, кто придумал разделение времени на года, года на месяцы, месяцы на дни и так далее. Самое важное: я узнал, что год – это четыреста пять дней, он делится на девять месяцев, при этом чёткое определение времени года отсутствует. Зима и лето – не более чем ощущения погоды, каждый год количество зимних месяцев может меняться, так же, как и в любых других сезонах. Впрочем, это не сильно отличается от того, что принято у нас, только тут подобное происходит в рамках одной страны. Например, февраль частенько перебегал из разряда зимних месяцев в весенние в случае, если тёплый сезон выпроваживал зиму раньше обычного.
Когда Оррик перечислял все девять месяцев, из моего лексикона выпали май, сентябрь и октябрь. Видимо, компьютер в моей голове не смог сопоставить местные названия с земными аналогами.
Сам месяц оказался в полтора раза длиннее земного и состоял из сорока пяти дней. При этом неделя была девятидневной, и в ней почему-то прописалось целых три среды. Система распознавания подглючивала, когда не находилось явных соответствий знакомым значениям.
Как я и предполагал, тридцать часов складывались в сутки, а деление их по минутам было весьма относительным. Минутные стрелки являлись роскошью, о которой обычные люди, как правило, не задумывались. Даже простые часы в деревянном корпусе и с часовым делением стоили заоблачные пять золотых, что для большинства людей – совершенно невообразимая сумма, которую невозможно заработать и за год, так что мне досталось целое состояние.
Ларец, который преподнёс Оррику епископ за какие-то давние заслуги, о которых воин постарался не говорить, обошёлся инквизиторам в сто с лишним золотых монет, а модели с минутной стрелкой стоили столько, что за них можно было выручить, как за среднее баронство с приличным наделом земли и замком не из последних.
– А как же тогда узнают время крестьяне? – поинтересовался я. Для них этот прибор был также недостижим, как для обычного человека на земле, полёт в космос.
– А им-то зачем? – удивился Оррик.
И действительно, зачем? Плуг есть, корова есть, зачем тебе часы? Вставай с рассветом, ложись с закатом, и будет тебе хлеб с маслом. Наверное…
– Ну а всё-таки? – не отставал я.
Оррик захлопнул крышку часов и ткнул пальцем в самую высокую башню.
– Окна в башне видишь?
Все три монастырские башни различались по высоте и диаметру. В самой основательной располагался кабинет епископа, и она была шире других чуть ли не втрое. В средненькой во всех отношениях я квартировал сначала в самом низу, гораздо ниже уровня земли, а теперь вознесся на самую верхотуру. При этом оба помещения почти не отличались друг от друга по размеру, но в нынешнем не было цепей, грязи и Крысы.
Последняя башня, на которую как раз и указывал Оррик, на целую голову возвышалась над остальными. Под самой ее крышей по всему периметру башни действительно располагались широкие окна. Сначала я решил, что их закрывают решётки с причудливыми узорами, но, приглядевшись, узнал в них такой же точно символ, что и на часах Оррика. Это был знак шестнадцати часов. Время, которое видят все в городе.
Я развел руками.
– Нет слов, – опять анекдот. Скоро, совсем скоро слава обо мне будет обгонять меня самого. Вот только не знаю, хорошо это или плохо.
Конечно же, я не утерпел, и мы отправились к сапожнику, как только Оррик отнёс обратно свое сокровище. Мне, правда, все-таки удалось уломать инквизитора, и он позволил мне подержать шкатулку-часы. Ну как подержать, я едва смог сдвинуть ее с места, при этом владелец смотрел на меня такими глазами, что я не особо и старался. Береженого, как известно, бережёт бог.
Знаете, в чем прелесть маленьких городков? Если ты не первый раз в городе и тебе не приходится там что-то искать ночью, все рядом. Сделали два шага – бар, ещё три – магазин продуктов, а то и в придачу с аптекой и сувенирной лавкой.
Рогон в этом плане ничем не отличался от сотен других маленьких городов, будь то на Земле или тут, ещё не знаю, где. Конечно, когда я один бродил по незнакомому месту, казалось, что от одного заведения до другого час ходу. Теперь все изменилось. К тому же со мной рядом шагал Оррик, а кто против меня с инквизитором?
Оказалось, что лавка сапожника в двух шагах от монастыря, а трактир «У кабана» втиснулся как раз между ними. Вчера мне показалось, что я едва не добежал до канадской границы, когда улепетывал от бандитов. Сейчас я шел и удивлялся, настолько же у страха могут быть велики глаза. Тут же буквально два шага!
Оррик под конец даже начал насвистывать под нос что-то весёлое, а я слушал вполуха и думал о своём.
Что же такое припас для меня хитрый инквизитор? С какой стати меня взяли под охрану? Почему сначала покалечили, а потом вытащили из выгребной ямы, похлопали по плечу и даже не пнули под зад. Что они скрывают?
На ум лезли разные мысли, но все они были из разряда выдумок. И так гадать можно до бесконечности, все равно истину я узнаю чуть позже. Узнаю ее обязательно. И что-то подсказывает, что услышанное мне не слишком понравится.
Глава 10
Помните поговорку: многие знания – многие печали? Или что-то в этом роде. Подпишусь под каждым словом. Два раза.
А как хорошо начинался день! Ранний подъем, аромат хлеба, въевшийся в каждую клеточку моего тела, плотный завтрак – идеально выверенная комбинация и, как результат, авторитет ракетой уходит в небо, да я сам, черт побери, начинаю расти в собственных глазах! Даже честно отнятые у трактирщика деньги не так тешили самолюбие, как то, что я утер-таки нос заносчивому и хитрому пройдохе.
И даже выволочка, полученная после этого от отца Тука с последующим изъятием материальных ценностей (деньги, к сожалению, пришлось внести в фонд развития благосостояния инквизиции), практически не повлияли на мое приподнятое настроение. Я подчёркиваю, моё. Оррик страдал жестоко и страшно. Я даже подумал, а не пришлось ли ему отдать две монеты взамен полученной одной? Но нет, у него забрали только одну, но его утончённая натура уже считала ее своей. Ну да ладно, легко пришло – легко ушло. Чего жалеть?
Но денег мы лишились уже в полдень, а в одиннадцать утра у нас у обоих было превосходное настроение. Оррик, как я уже говорил, совершенно оттаял, и к сапожнику мы ввалились, весело насвистывая каждый своё. У меня почему-то застряла песня из старого кинофильма, а Оррик бурчал под нос что-то вроде «мой меч – твоя голова с плеч». В общем, мы подготовились к походу по магазинам и были во всеоружии.
Мастер Трий, издалека напоминающий палочника, такой же тощий, длинный и нескладный, явно поначалу мою идею не оценил. Ну ещё бы, только на одну пару должно уйти столько же материала, сколько на десять обычных ботинок. А ещё подметка! Но, посидев-подумав, решил, что ему самому интересно, что из всего этого получится. В конце концов, клиент платит.
И сейчас, едва попав в небольшое помещение, резко пахнущее клеем, заваленное обрезками кожи, грубо выструганными моделями ступней, нитками, банками с самим клеем и ещё бог знает чем, я слегка растерялся. Как здесь вообще можно чем-то заниматься и что-то найти? Даже дышать было сложно, настолько едкий запах клея витал в воздухе, что, казалось, начинали склеиваться веки.
Оррик ввалился в помещение как к себе домой, и, оглядевшись по-хозяйски, сбросил кучу тряпья с табуретки при входе и со скучающим видом опустил на нее свой зад. Бардак в лавке его ничуть не смущал, а запах тем более.
На явно невежливое поведение инквизитора хозяин не обратил внимания или просто не подал виду. Значит, здесь это в порядке вещей?
– Как идут дела? – поинтересовался я, выискивая взглядом ещё одно место, где можно было приземлиться. Но Оррик, похоже, занял единственное место для посетителей.
– Сынок, – проскрипел мастер, – мне уже почти пятьдесят. Какие у меня могут быть дела? – он бросил быстрый взгляд за мою спину. – У меня золотых нет, и вообще я лишнего медяка зря не беру.
До меня враз дошло, что старик просто боится, что, начав с трактирщика, мы им не ограничимся. А зачем ещё со мной таскается инквизитор?
– Мастер Трий, я здесь исключительно из-за своего заказа, – я поднял руки в успокаивающем жесте. – И в мыслях не было вас в чем-то обвинять.
Над мастером распухал уродливый грязно-белый гриб. Что это? Страх? Облако подрагивало, словно растаявший холодец, и постоянно меняло очертания. Смотреть на него было мерзко. Старик боялся, стараясь не подавать виду.
Так с ним каши не сваришь – сапожник испытывал очень сильные чувства по отношению ко мне, но, возможно, если убрать первопричину, его реакция поменяется.
– Оррик, – сказал я, – а не мог бы ты немного погулять?
– Чего? – инквизитор посмотрел на меня с видимым удивлением. – Что значит погулять?
– Ну то и значит, – я подосадовал на его непонятливость. – Пивка там попей, барашка съешь, а я тебя потом догоню.
Поймёт или нет? Ну не буду же я прямым текстом его выгонять? Только слепой не увидит, как сапожник трясётся от одного его вида.
Догадался!
– Денег дай, – буркнул он, поднимаясь. – Мне до получки ещё две недели, а то, что ты мне дал утром, – инквизитор вздохнул, видимо, вспоминая, как Харальд обобрал нас обоих, – уже кончилось.
Пришлось раскошелиться.
– Только не задерживайся, – Оррик потряс зажатой в кулаке мелочью, – этого на долго не хватит.
И здесь рэкет и вымогательство. А я-то надеялся, что среди тех, кто блюдет чистоту помыслов, не принято обчищать карманы ближнего.
Когда за Орриком закрылась дверь, я почувствовал, как изменилась атмосфера в лавке. Из мастера Трия словно вынули стержень, и он мешком повалился на прилавок. Значит, меня с инквизицией пока не отождествляли. То ли играло роль отсутствие одежды, то ли мой облик, то ли возраст – в любом случае теперь можно будет поговорить без обильного потоотделения и дрожи в коленях.
– Мастер Трий, – я потряс старика за плечо, – вы там живы?
Минуту мне никто не отвечал, затем из-за прилавка возникло бледное лицо сапожника.
– Зачем ты пришёл? – голос старика все ещё дрожал. Он по-прежнему не верил, что я пришёл по своему делу.
Мне пришлось ещё минут пять успокаивать старика и убеждать в том, что я действительно по поводу заказа. Отвратительный белый неосязаемый нарост над его головой сначала потускнел, а потом начал менять форму и наливаться жёлтым и оранжевым цветами. Во-первых, ему стало немного стыдно своих чувств, а, во-вторых, он надеялся, что я его не обманываю.
– Вы думали над моим заказом? – настойчиво спросил я. – Дело в том, что я чувствую, что мне недолго осталось гостить в этом городе. Вряд ли мне дадут две недели на то, чтобы прохлаждаться тут и тратить деньги в местных трактирах. Поэтому я хотел бы узнать, возможно ли исполнить заказ быстрее?
Старый мастер к этому времени совсем пришёл в себя и выслушал мою просьбу со спокойным вниманием.
– Если я отложу все остальные заказы, то сделаю то, что вы просите за семь дней, – ответил он, на секунду задумавшись. – Но тогда вы заплатите ещё сорок серебряных монет. Или… – задумчиво начал он, но не договорил, остановившись на полуслове.
– Или? – поторопил я его. – Заканчивайте свою мысль, мастер.
Мастер Трий посмотрел на меня, на дверь, за которой меня ждал Оррик. Зная инквизитора и распоряжения, которые он получил, я был уверен в том, что он и не подумал куда-либо уходить.
– Или вы отказываетесь от ваших слов насчёт процентов за каждую пару, – выпалил старик, хитро на меня поглядывая.
Надо же, а я и забыл про это. Миллиардером-сапожником мне все равно не стать, поэтому в данном контексте мой мозг и не подумал что-то сохранять. А старик, значит, все продумал и явно просчитал выгоду. Ещё бы, десять пар полностью окупают вложения, а потом капает чистая прибыль. Все расходы за счет производителя. Рисков при этом вообще никаких.
С другой стороны, по смутным намекам Оррика, территория, куда можно направить свой взор, огромна. Стран, где меня явно ждут, более чем достаточно. Сюда я вряд ли вернусь. Разве что случайно. Так почему бы и не сделать подарок старику?
– Знаете, мастер Трий, наверное, я соглашусь на ваше второе предложение, – начал я, словно все ещё сомневаясь.
– Какое будет условие? – он уставился на меня с нетерпением.
Ага, он почуял выгоду, надо попробовать на этом сыграть.
– Вы лишаете меня источника дохода. И я соглашусь на это, – я вздохнул поглубже, демонстрируя всю глубину своей печали, – если вы, в свою очередь, откажетесь от платы за мои две пары.
– Одну! – выпалил мастер Трий, едва сдерживая радость.
– Две, мастер, две, – я покачал головой. – И ни каблуком меньше.
Трий посмурнел, но все же кивнул, подтверждая договорённость.
– Ну-ну, мастер Трий, – я похлопал его по плечу. – А чтобы вас хоть немного утешить, я кое-что расскажу и покажу, что вам придётся сделать для меня ещё, чтобы впоследствии можно было стрясти с благодарной публики немного больше денег, чем они рассчитывали изначально.
Расстались мы с мастером вполне довольные друг другом, а я так ещё и сжимал в руке завернутые в лёгкую кожу шестьдесят серебряных монет. Да-да, сапожник пришёл в полный восторг от моих предложений, и вместо своих сорока серебряных я стал обладателем шестидесяти весело поблескивающих кругляшков с изображением головы какого-то дядьки в профиль. Монеты явно прошли не через одну сотню рук, изрядно потеряв в весе.
У крыльца меня уже ждали, на дороге стояла троица и ощупывала мое лицо холодными безжалостными глазами, что яснее ясного говорило о том, по чью душу этот комитет по встречам. Одного короткого взгляда по сторонам хватило, чтобы понять, что Оррик и в самом деле отправился промочить горло. Не думал, что он воспримет мою просьбу настолько буквально.
Я принялся вспоминать, сколько денег ему перепало от моей щедрой души. Вроде бы в той горсти было не больше двадцати медяков, так что ему хватит в лучшем случае на пару кружек. А что он будет делать дальше, если я не появлюсь к этому времени? Воспользуется своей заначкой и продолжит или отправится узнавать, почему я так долго?
Пока я мучительно пытался спрогнозировать дальнейшее развитие событий, троица ожила и приблизилась. Они остановились не далее десяти шагов и продолжили с любопытством меня разглядывать.
Никого из этой троицы я не знал. Но моего опыта предыдущих лет вполне хватало, чтобы понять: передо мной далеко не самые законопослушные жители Рогона. Самые-самые незаконопослушные.
Нет, у них не было особых примет или хищного выражения лица, все трое держались непринуждённо, но их выдавали глаза: нахальные, немного дерзкие и насмешливые – он как бы говорили: «Ну что, посмотрим, что ты за фрукт».
– Выставка уродцев за углом, – я бросил пробный шар, надеясь, что в данный момент у Оррика кончилось пиво. И деньги. К тому же, как известно, лучшая защита – нападение.
Троица недоумевающе переглянулась.
– Чем обязан? – я упростил незнакомцам задачу.
Они сразу заулыбались, тот, что стоял в центре, вежливо поклонился. Я при этом сразу отметил натянувшуюся ткань в характерных для ношения оружия местах. Чужаки подготовились для ведения деловых переговоров.
– Приветствую тебя, гм-м, Иан, – начал средний с некоторой вальяжностью, в который присутствовала недюжинная толика осторожности, явно не зная, как ко мне обращаться. – Кривой Эл, просил нас передать, что он помнит об услуге, которую ты оказал ему…
– Вы, – поправил его я. – Вы оказали.
– Э-э, да, – поправился он. – Конечно, вы оказали.
Не можешь остановить – сбей с толку, так говорил мой отец. Когда агрессивно настроенный человек теряет канву беседы, велик шанс, что тебе удастся выбить опору у него из-под ног, а вместе с ней и уверенность, что сила на его стороне.
Среднему явно не понравилось, как ему указали на его место, но он постарался сохранить невозмутимость. Я же, сообразив, что прямо тут меня убивать не собираются, слегка расслабился. Впрочем, только слегка, потому что с этими товарищами нужно постоянно держать ухо востро. Иначе рано или поздно тебе его отрежут. Ну и предупреждение епископа постоянно маячило на горизонте. Этот одним ухом точно не ограничится.
Между тем пауза затягивалась. Главный нервно поежился и, видя, что я ничего говорить больше не собираюсь, вынужден был продолжить.
– Кривой Эл извиняется за то, что не смог прибыть лично, но просит заверить, что за ответной услугой дело не станет, – в голосе бандита опять зазвучало самодовольствие. – Он далеко не последний человек, поэтому может быть полезен не только в этом городе.
По словам Оррика, Рогон не дотягивает даже до среднего города в своей стране, так что большая рыба здесь может оказаться планктоном, стоит ей попасть в пруд побольше. Одно из свойств человека – воображать себя незаменимым и преувеличивать свое значение. Но об этом мы говорить не будем.
– Передайте Кривому Элу, что я запомню его слова, – я кивнул и с достоинством спустившись по ступенькам, прошёл между ними. Если бы они знали, чего мне стоило не втягивать голову в и так сутулые плечи, от них не веяло бы таким раздражением.
Весь путь от лавки мастера Трия и до поворота я представлял, как мне в спину втыкаются целых три ножа, а взгляды прожигают в одежде дыры величиной с кулак. Они так и не тронулись с места, пока я на негнущихся ногах прошествовал мимо. Собакам нельзя демонстрировать страх. И оглядываться, и даже дышать по-другому. Потому что любой намёк на проявление слабости мог разрушить впечатление, которое я всячески старался создать: я вас не боюсь. Шакалы льву не соперники, даже такому горбатому, как я.
В прошлом мне приходилось общаться с разным контингентом. Среди знакомых нередко попадались личности, аналогичные тем, которые остались у меня за спиной. Главное, что я усвоил за это время: ни в коем случае нельзя попадаться им на крючок и показывать свою неуверенность.
В первом случае тебя рано или поздно будут использовать для проворачивания каких-нибудь тёмных делишек. При этом, что бы ты ни делал, твой долг будет только расти. Во втором, это произойдёт гораздо быстрее, даже если ты ничего не должен. Так что наилучший выход из ситуации, который я видел, – оставить все, как есть: пусть этот Кривой Эл как можно дольше остаётся в должниках. Так этим ребятам будет сложнее меня зацепить. А в том, что они попытаются это сделать, я нисколько не сомневался. Дай только повод.
– А ты, я смотрю, и сам парень не промах, – заметили голосом Оррика мне в спину, отчего меня буквально подбросило в воздух.
– А-а! – я взвыл, ошалело озираясь. Инквизитор стоял за спиной и ухмылялся. – Ты где был?!
– Стоял на этом самом месте, – спокойно проговорил Оррик, – и смотрел, как ты распекаешь трёх самых отъявленных негодяев Рогона.
Внутри у меня похолодело. Я оглянулся, но из-за угла так никто и не показывался.
– Они давно ушли, там сквозной проход на соседнюю улицу, – пояснил Оррик.
Я медленно выпустил воздух сквозь сжатые зубы, меня до сих пор колотила дрожь.
– Почему ты ушёл?! – меня душила злость и в первую очередь на себя самого, потому что, как ни хотел, я не смог сдержаться. – Они могли…
– Да ничего они не могли, – резко оборвал меня инквизитор. – Эти негодяи пришли прощупать почву и тебя. Но им пришлось уйти не солоно хлебавши.
– Но я слабый…
– Да какой ты слабый?! Непутевый – да, у тебя шило и удивительная способность влипать в истории, но твоему напору может позавидовать буйвол, – опять мне не дали закончить мысль. – Подельники Кривого получили от ворот поворот. Не важно, что у тебя стучали зубы и душа в пятках. Главное, они увидели, что ты их не боишься, и долг их главного для тебя мелочь, так, пятачок за пучок. Расслабься уже и пошли тратить твои денежки, уж пару кружек ты сегодня точно заслужил, – Оррик снисходительно оглядел мою сгорбленную фигуру и с сомнением фыркнул. – Ну ладно, одну.
Мы быстренько промочили горло парой кружек пива, Оррик за это время вспомнил одну историю из своей юности, когда он ещё был таким же щуплым и беспомощным юнцом, как я сейчас. Пришлось вежливо поскалить зубы, одновременно с этим сдерживая зевки – спавшее нервное напряжение старательно давило на веки. Но спать сейчас было уж точно не время.
К шестнадцати тридцати мы уже обивали пороги лавки портного. Мастер Штрак нас явно не ждал, но, к счастью, свою работу закончил, поэтому из лавки я вышел уже при параде.
– Как? – спросил я, видя скептические взгляды Оррика.
– Ну, – он долго не мог подобрать продолжение своей оценки, обойдя меня несколько раз. Когда мое терпение коснулось нулевой отметки, инквизитор почесал затылок и глубокомысленно изрек: – Сойдёт. Не понял только, зачем тебе эта штука с полами до колен. Грязь подметать? И вообще, взял бы кожу и горя не знал.
И что прикажете делать? Обижаться? Да я и сам прекрасно понимаю, что больше чем на «сойдёт» не тяну, но такой развёрнутый ответ душу не грел.
Впрочем, большего от Оррика я так и не дождался. Он упорно молчал и на вопросы отвечал односложно, так что в конце концов я и сам от него отстал. Так с чувством полного неудовлетворения я направился обратно к монастырю. Следующая встреча сулила ответы на вопросы, но я испытывал странные чувства от ее предвкушения. Словно идёшь на экзамен, где знаешь все ответы на билеты, но в результате совсем не уверен.
