Владимир Валерьевич Комарьков
Хроники Арли. Книга 1. Где я?
Глава 11
Каменная лестница уходила вниз. Один пролёт вел к мудрости и знаниям, а другой – к боли, грязи и в конечном итоге – смерти. К счастью, сегодня мне не сюда.
Неверный свет факела, который держал над головой мой неизменный сопровождающий, слишком слабо освещал падающие вниз ступени и едва разгонял тьму. Она слабо колыхалась тяжёлой портьерой уже в двух-трёх шагах от инквизитора и опускалась сразу за моей спиной. Пахло сыростью, плесенью и мышами. Камень стен, за который приходилось цепляться в отсутствие перил, был влажным и скользким, как и узкие ступеньки под ногами. И холод, от стен явственно шел холод. Ноги, обутые в тоненькие кожаные мокасины, замёрзли практически сразу. Неужели тут кто-то живёт? Или того хуже, работает?
Проектировщику ступенек двойка! Кто их выдумал, такие узкие и высокие? Если бы я шел первым, давно свернул себе шею, а так время от времени утыкался носом в железную спину инквизитора, слыша в ответ недовольное ворчание.
Да сколько же можно? Это же не съемки фильма «Путешествие к центру земли». Мы идём уже целую вечность, а лестница и не думает заканчиваться.
– Долго ещё? – я постучал в широкую спину. Тени разбежались в разные стороны, у самого лица прошипела пылающая головка факела.
– Я здесь был ровно столько же, сколько и ты, – с раздражением сказал Оррик, обернувшись.
– Ещё немного и мы пройдём землю насквозь, – выругался я, чем заработал ещё один взгляд инквизитора, на этот раз весьма задумчивый, если не сказать настороженный. Вот черт! А вдруг здесь ещё не в курсе, что земля круглая? Надо держать язык за зубами, а не болтать почем зря.
По моим прикидкам, мы спустились уже к самому подножию холма, на котором расположился Рогон. К сожалению, мне не пришло в голову считать ступени с самого начала, так можно было прикинуть глубину, на которую мы забрались. Сейчас это делать бесполезно: оставалось лишь рассчитывать приблизительно.
– Почему библиотека так глубоко? – спросил я в мерно покачивающуюся спину. – Неужели монахи ходят сюда читать книги? Это же форменное издевательство. Пока доберёшься…
– Никто сюда ничего читать не ходит, – не поворачиваясь, сказал Оррик. – Да и в большинстве своём они и читать-то не умеют. Мы идем в хранилище, а брат Маркус с некоторых пор тут хозяин.
– А нам что делать в хранилище? – совсем запутался я. – Долго ещё?
– Вот ты нетерпеливый, – Оррик посветил факелом под ноги. – Если я хоть чуть-чуть разбираюсь в подземных ходах, то нам осталось совсем немного.
Пришлось воспользоваться недвусмысленным предложением заткнуться. Не беда, терпение – именно та добродетель, которую вбивали мне в голову на протяжении всего пребывания здесь. Что мне какие-то несколько ступенек?
И действительно, не прошло и минуты, как стенки шахты раздвинулись, враз потерявшись во тьме. Впрочем, сейчас темнота волновала меня меньше всего. Мы остановились на пороге чего-то огромного. Громадная пещера, носившая следы человеческих рук. Не сами же здесь, у входа, появились квадратные колонны, вершинами уходившие во тьму, клубившуюся над нашими головами.
Оррик осторожно ступил на ровную поверхность пола. Видно, и в душе опытного воина поскрипывала нотка неуверенности перед такими масштабами.
Представьте себе парадные залы Зимнего дворца, которые освещены только редкими островками огоньков в абсолютной тьме. Все линии, которые удавалось выхватить глазу, выходили из темноты и в ней же и растворялись. Формы, подернутые мраком, детали, размытые подрагивающим, словно умирающим, светом – все это давило и размазывало по полу, нашептывая прямо в мозг, что мне здесь не место.
Подойдя поближе, я увидел, что горит какая-то жидкость, налитая в глубокие чаши. В первом зале чадило всего три светильника, лишь слегка разгоняя мрак в центре. Свет нигде не добирался до стен, отчего казалось, будто здесь их вообще нет. От такой расстановки светильников в груди заскребся червячок страха.
– И кто все это построил? – я поежился.
– Гномы, – инквизитор опять выглядел невозмутимо. – Пошли, уже недалеко. Вопросы потом, – предвосхитил меня Оррик.
Несколько минут мы молча шли по огненной дорожке. Инквизитор уверенно выбирал направление, даже если следующая веха пряталась за поворотом. И этот человек утверждает, что внизу первый раз. А что случилось бы со мной, если не дали сопровождающего?
Коридоры, по которым мы шли, могли многое рассказать о прежних обитателях. Свет от факела выхватывал из тьмы фрагменты настенных фресок со странными рисунками. Кое-где под ними чернели каракули: то ли гномий язык, то ли кто-то баловался, так сразу и не разберёшь.
Светильники стояли только на перекрёстках, причём там, где требовалось свернуть в сторону. Если мы шли прямо, то дорогу освещал факел Оррика. Все мысли давно убежали из головы, все, кроме одной: если я умудрюсь потерять инквизитора, местные пещеры обзаведутся ещё одним привидением. Один я отсюда не выберусь ни при каких обстоятельствах.
– Пришли! – Оррик остановился перед высокими дверями, наглухо перекрывавшими дальнейший путь. При свете факела я разглядел грубо нанесённый на верхнюю часть дверного полотна знак из трёх перекрещивающихся колец. Знак Церкви.
Оррик громыхнул кулаком в дверь. С потолка посыпалась пыль.
Долгое время ничего не происходило. Дверь смотрелась настолько массивной, что вряд ли за ней можно услышать чьи-то шаги. В такую нужно стучать кулаками Оррика, тогда есть шанс, что когда-нибудь достучишься.
Вопреки моим ожиданиям, звук сдвигаемого засова различался более чем отчётливо.
– А зачем такие сложности с закрыванием? – удивился я. – От кого тут прятаться?
Оррик пожал плечами.
– Сейчас уже не от кого.
Вот тебе и на. Сейчас! А раньше, значит, было от кого. Кому досталось наследство от гномов? Оркам? Кобольдам? А вообще есть ли тут такие?
Одна створка приоткрылась ровно для того, чтобы в щель просунуть глаз.
– Кто вы и чего надо? – последовал вопрос довольно привлекательным, глубоким голосом, словно за дверью стоял диктор с телевидения, впрочем, манера говорить сказала мне, что диктор не в духе.
Мы с Орриком переглянулись. Он хмыкнул и, ни слова не говоря, сунул в щель свою фибулу. Те же три кольца только с тремя мечами. За дверью недоумевающе кашлянули, завозились, и загремела тяжелая цепь. Створка беззвучно поползла дальше, ровно настолько, чтобы мы по отдельности могли протиснуться внутрь.
Едва мы оказались по другую сторону, невидимый пока страж с силой захлопнул дверь. Я решил, что именно с таким звуком должны закрываться створки Мордора. Ну или где-то рядом выстрелили из танковой пушки. Я как-то раз вместе с отцом побывал на полигоне – ощущения в принципе схожи. Если в темноте бродят отродья зла, им только что сообщили, что пришло время славного перекуса: люди с поверхности, которые ещё не успели отощать и превратиться в ходячие, живые скелеты.
Оррик поднял факел повыше, свет разбежался вокруг, отплясывая танец на наших лицах. Из темноты вынырнуло тело стража.
Где тощая, сухопарая фигура старца? Где седые патлы и борода клоками? Про мятую рясу я вообще промолчу, брат одевался с иголочки, и приличных размеров талия только подчеркивала это.
И тут мне было чему завидовать: страж был одет практически по моде старушки Земли: плотные штаны, наподобие джинсов, свободного покроя рубашка с завернутыми рукавами, ботинки правда, подкачали – все те же мокасины на тоненькой подошве. В общем, настоящий франт. Не очень понятно, что он делает здесь.
Человек вышел на свет. И его гладко выбритое лицо с глубоко сидящими недобрыми глазами требовательно обратилось к Оррику.
– Ну и что здесь забыл инквизитор? – он перевел взгляд на меня. – И попугай без роду без племени?
Я почувствовал, как у меня запылали уши. Никогда не краснел, а тут хватило одной проклятой фразы! И хренов епископ ни словом не обмолвился о личности хранителя. Но, может, мы повстречали кого-то другого? Должен же кто-то охранять мудреца, пока он думает свои умные мысли?
Пока я перебирал слова для достойного ответа, человек узрел в моих руках свёрток, из которого, словно два больших пальца, сложенных вместе, дерзко высовывались горлышки от бутылок.
– Давай сюда! – радостно воскликнул он. – Надеюсь, это не такая же кислятина, как в прошлый раз? Беда с этими монахами, совсем не разбираются в вине.
С этими словами у меня отобрали свёрток.
– А вы не могли бы позвать сюда брата Маркуса? – промямлил я неожиданно для себя самого.
Теперь на мне скрестились сразу два взгляда. Один изумленный, а другой жалостливый.
– С каких это пор инквизиция начала приглядывать за юродивыми? – теперь уже Оррику достался сочувственный взгляд. – Еретики все повывелись? Или магов не хватает?
– Следи за языком! – прорычал Оррик, зацепившись правой рукой за меч. – Ты слишком много себе позволяешь!
Но грозный вид моего спутника на брата Маркуса никак не подействовал. Он насмешливо переводил взгляд с меня на инквизитора и обратно.
– Остынь, Совет сам засунул меня в эту дыру, сам знаешь, зачем. А если не знаешь, спроси у тех, кто постарше, – в голосе брата Маркуса пропали весёлые нотки, и теперь им можно было резать металл. – Работая здесь, я накопал на десять костров, пять четвертований и три виселицы, так что тебе нечем меня напугать, здоровяк.
Брат Маркус опять расплылся в улыбке и хлопнул Оррика по плечу, которое легко было спутать с валуном. Из-за невысокого роста монаха жест получился комичным. Как будто Моська попросила слона не нервничать.
– Ну что так и будем на входе мериться длиной меча или все-таки отведаете, чего послали мне боги?
Бог или боги к брату Маркусу были весьма благосклонны. Стол, больше напоминающий аэродром, не ломился от яств, но для одного-единственного представителя человеческого рода явно страдал изобилием. Мясо разных видов, жареные овощи, свежие овощи, птица в собственном соку, мелкая птица, которую я для порядка назвал перепелками, даже рыба – на столе присутствовало все, чего угодно душе человека, страдающего чревоугодием.
Как поведал словоохотливый монах, хотя монахом я теперь назвал бы его с очень большой натяжкой, все это спускается к нему по специальному ходу на верёвке, но братья, видимо, не очень пеклись о его духовном начале, потому как присылали лишь самое простое вино.
– Кислятина и несусветная гадость, – сообщил брат Маркус, запихивая перепела в рот целиком. – Как у них только руки поднимаются покупать такое для, – он помахал в воздухе рукой, видимо, помогая мысли родиться, – для своего брата. Это же форменное издевательство! Может, кому-нибудь пожаловаться?
Насколько я понял, собеседник брату Маркусу нужен был только в виде муляжа или, на худой конец, фотографии. Главное, чтобы он чувствовал внимание, остальное его не особенно волновало. Оррик почти сразу оставил попытки впихнуть в монолог хозяина пещер хотя бы слово. А раз говорить не нужно, следует все силы отдать борьбе с многочисленными блюдами, который вызывающе на тебя смотрят. Тут уж инквизитор сам мог дать фору кому угодно, чем заработал уважительный взгляд хозяина.
Что касается меня, то я терял очки примерно с той же скоростью, с которой Оррик их набирал. Столько съесть за один присест, сколько помещалось в желудке любого из сотрапезников, я не смог бы даже если еда, как у верблюда вода, хранилась в моем горбу. Да, даже если бы у меня отрос ещё один, все равно бы не влезло.
Когда все насытились, брат Маркус, отвалившись от стола, сыто поцокал языком и добродушно посмотрел на меня.
– Ну и какое дело привело в мою скромную обитель столь почтенного брата инквизитора и его, гм, спутника, – оговорился монах специально, чтобы выделить вопиющее, на его взгляд, безобразие. – Говорить не умеет, думать не хочет, а ест так и вовсе, – брат Маркус рукой покачал в воздухе, показывая, что он думает о людях, которые так плохо едят, в общем, и обо мне в частности.
Оррик с блаженной улыбкой погладил раздувшийся живот и немного ослабил ремень.
– Пивка бы ещё, – мечтательно сказал он. – Для полного счастья.
– Если для полного, – ухмыльнулся брат Маркус, – то в кладовой ещё осталась пара кувшинов.
Инквизитор оживился на секунду, но тут же досадливо поморщился.
– Пожалуй, сегодня обойдемся сытным обедом, – он стряхнул с себя сонную одурь, подобравшись как тигр перед броском. – Как вы правильно заметили, брат Маркус, мы здесь по делу, – инквизитор особо выделил последнее слово.
– Вот как, – изобразил неподдельное внимание монах. – Всем, чем могу, так сказать, помогу. Но что может понадобиться от скромного книжного червя столь прославленному хранителю устоев Богов?
Выспренняя речь в устах брата Маркуса вовсе не казалась напыщенной. Велик талант этого монаха, велик и многогранен. Да и монах ли он вообще? И, кстати, последние слова он произнёс об Оррике или о ком-то повыше? Епископе, например.
– Информация, конечно же, – удивлённо ответил мой спутник. – Что ещё нам может понадобиться?
И это боевик-инквизитор? Вот уж теперь ни в жизнь не поверю, что им платят только за меч. Оба служителя церкви сейчас напоминали маститых футболистов. Сделали на пробу пару финтов в начале, показали невзначай свое мастерство, а затем принялись лениво перекатывать мяч друг другу.
– Расскажите про двухтысячелетний цикл, – рубанул без всяких предисловий я. Мне до смерти надоело сидеть без дела, наблюдая, как другие занимаются своим делом, не обращая на меня внимания. Так к чему эти бесполезные разговоры про погоду?
Есть все-таки высшая справедливость, есть! Я был разом вознагражден и за прошлые не самые приятные высказывания заносчивого монаха, и за все будущие. Брат Маркус захлебнулся вином и сейчас отчаянно пытался откашляться, чтобы восстановить дыхание. Я мстительно наблюдал за тем, что он ловит воздух, как рыба, выброшенная на лёд, а заодно безуспешно пытается со светлой рубашки стряхнуть капли вина.
Между прочим, хитрый монах выставил на стол отнюдь не то вино, которое мы захватили с поверхности. По деревянным кубкам разлили то самое пойло, о котором с такой брезгливостью нам поведали. Наши две бутылочки брат Маркус решил оставить для лучшей компании, то есть, видимо, для своей.
Бросив короткий взгляд на Оррика, я подметил, что мелкая пакость, подстроенная ближнему, и в несусветной дали от дома вызывает удовлетворение у большинства свидетелей. Тем более, что может быть приятнее, чем досадить сопернику. Особенно из соседнего ведомства. То, что они из разных ведомств или хотя бы имеют двух разных хозяев, я уже догадался.
Держать удар брат Маркус точно умел. Он достаточно быстро взял себя в руки и посмотрел на нас совсем другими глазами. При этом мне достались львиная доля внимания и колючий, пронизывающий взгляд. Такое впечатление, будто ты заглянул в колодец, ожидая увидеть воду, а на тебя наставили крупнокалиберный пулемёт. Над монахом потихоньку вспухал светло-фиолетовый пузырь с синевато-черными прожилками, нервно подергивающийся и с резкими, колючими очертаниями. Такого цвета мне пока встречать не приходилось. Так что и определиться точно, с какими чувствами ко мне подбираются, не получилось – слишком много всего оказалось намешано: любопытство, раздражение, злость и много чего ещё. Что ж, подождём, пока горизонт прояснится.
Чтобы не показывать нервное напряжение, я ухватился за кубок, быстро ополовинив содержимое. Надо же, вкус оказался гораздо лучше, когда сидишь на иголках.
– Откуда ты знаешь о циклах? – рявкнул брат Маркус, и мне показалось, что сейчас на меня бросятся с кулаками. Или прирежут по-тихому. – Он не из ваших, – утвердительно сказал монах, кивая Оррику на меня.
– Не стоит так волноваться, – успокоил его Оррик. – Это просьба епископа.
Но брат Маркус и не подумал расслабляться. Складывалось впечатление, будто гончая напала на след, и он готов броситься в погоню. Уж не за мной ли?
– Мне плевать на вашего епископа, даже если это сам отец Тук, – проговорил монах категорично. – Мне нужно подтверждение ваших полномочий.
Сам отец Тук? Я мысленно разинул рот и присвистнул от удивления. Кто же такой этот маленький старикан? Не о каждом говорят в подобном ключе: «сам». И второе, не менее любопытное: похоже, брат Маркус не подозревал, кто нас послал. Ну и третье, что меня изрядно порадовало: мой словарик продолжал набухать, через несколько секунд пополнившись заковыристым словом «полномочия».
Реакцию Оррика предугадать оказалось не трудно: здоровяк схватился за бока и заухал, как заправский филин. Я тоже не смог сдержать улыбки, чувствуя комичность ситуации. И только брат Маркус был не в курсе происходящего. Он подозрительно посматривал на нас обоих, но пока не знал, как ему реагировать.
Отсмеявшись, Оррик потянулся к моему кубку, отхлебнул пару глотков, посмотрел на опустевшее дно и растянул рот до ушей.
– Так это он и есть. Сам, так сказать.
Спустя мгновение ржали уже оба, Оррик держался за живот и все твердил, что больше не может, а брат Маркус смеялся раскатистым, заразительным смехом, наполняя небольшое пространство столовой мощными волнами своего голоса.
– Серьёзно? – утирая слезы, наконец выдохнул брат Маркус. – Старина Тук здесь? – он ткнул пальцем в потолок.
Оррик лишь кивнул в ответ, отдуваясь.
– Чудные дела творятся вокруг, – брат Маркус покачал головой. – Вот уж не думал, что его забросит в такое захолустье. Слушай, что он здесь забыл? Нужны очень веские основания, чтобы заслать личного помощника главы Конгрегации в эту дыру.
Оррик в ответ лишь пожал плечами, мол, неисповедимы пути начальства, нас, простых тружеников в такие дела не посвящают.
– Ладно, смех смехом, а мне действительно нужно подтверждение ваших полномочий, – развел руками монах.
– А что в этом вопросе такого секретного? – поинтересовался я, разглядывая рисунки на стенах.
Брат Маркус выбрался из-за стола, животом отодвинув от себя столешницу. Прошёлся туда-обратно и резко повернулся ко мне.
– Знаешь, парень, секретность – это про голодные бунты на севере и юге. Может быть, про восстания магов и рост количества последователей Великой Бездны, наверняка о смуте, которую сеют эмиссары эльфов и прорывы тварей Тьмы. Ещё секретность – это вечное недовольство светских властей и их недоделанные интриги против Совета кардиналов, – брат Маркус потер виски. – Все эти явления имеют место быть, и о них знают те, кому об этом следует знать. Остальные догадываются, но для них молва, что где-то кто-то помер от голода, не более, чем слухи и возможность почесать языком в трактире под кружку холодного пива.
Он вперил в меня холодный пронзительный взгляд, словно воткнул кинжал.
– А двухтысячелетнего цикла вообще никогда не было. Это миф, страшилка для детей, которую даже матери не рассказывают малышам, чтобы они побыстрее заснули. Парень, даже знание о том, что это не сказка, является одной из самых охраняемых тайн на Арли. Поэтому мне очень хотелось бы узнать, с какой стати Инквизиция, которой положено присматривать за магами и еретиками, сует нос не в свое дело. И почему епископ, который, по идее, и знать все это не должен, рассказывает об этом каким-то проходимцам, вроде вас, – закончил брат Маркус, уставившись на нас обоих холодным, оценивающим взором.
Затем он повернулся к Оррику.
– Инквизитор, спрашиваю в последний раз. У тебя есть разрешение?
Оррик тоже поднялся со стула и вытащил откуда-то из-за пазухи свернутый в трубочку документ. Монах сломал печать на ленте, которой тот был перевязан и углубился в чтение. По тому, как бегали его глаза, я понял, что грамота для него привычное дело. Лист мелко исписанной бумаги он пробежал очень быстро. Значит, действительно библиотекарь, пусть и слегка специфический.
– Тут написано про него, – брат Маркус ткнул в меня пергаментом, – но нет ни слова про тебя. Извини, но тебе придётся подождать здесь.
Оррик отмахнулся.
– Не больно-то и хотелось, – он засунул пергамент обратно, – все-таки покажи, где пиво, а я уж как-нибудь переживу без ваших тайн.
Брат Маркус оказался настолько любезен, что лично принес кувшин ледяного напитка для Оррика. На пузатых глиняных боках стекали капли конденсата. Инквизитор довольно осклабился.
– Можете не торопиться! – крикнул он нам в спину, пододвигая к себе кувшин.
Брат Маркус ответил жестом, что-то вроде «будь как дома и ни в чём себе не отказывай». Мне он велел следовать за ним.
Коридоры, по которым мы шли, довольно сильно отличались от главных пещер, прорытых гномами. В тех потолок терялся во тьме, стены обильно расписаны сценами из жизни и сражений. Очень часто встречались гномы, изображенные в полной боевой броне. Здесь потолки ощутимо давили на голову, по моим прикидкам не превышая высоту в два метра, а стены блестели девственной пустотой. Ни следа фресок, иероглифов и прочих украшательств, которые попадались на каждом шагу у главного входа.
Кроме того, вдоль всего коридора на меня пялились тёмные пятна дверей. Рядом с почерневшим от времени деревом я чувствовал себя неуютно. Как будто кто-то подглядывал из-за закрытых наглухо дыр в преисподнюю.
Раньше я не придавал значения своим ощущениям, а сейчас меня кольнула искра озарения: двери стояли под наклоном, будто передо мной люки в камеры, вырубленные в скальном массиве. Для чего их расположили именно так? У всего на свете есть смысл. Если есть дверь, да к тому же она запирается на ключ, значит непременно имеется то, что хотели бы скрыть от любопытных глаз. Или защитить. Выбирайте любую версию или обе сразу.
– Люди здесь обосновались недавно, – заметив мое любопытство, сказал монах. – Городу от силы лет пятьдесят, а хранилищу и того меньше.
– А почему гномы отдали подземелья людям? – мне было интересно, как так получилось, что до сих пор я не встретил ни одного гнома. Даже наверху в городе. Как и представителя любой другой расы. Эльфы, конечно, не в счет.
– А они и не отдавали, – сказал брат Маркус. – Однажды просто ушли отсюда. В книгах говорится, Исход состоялся три эпохи назад, – он повернулся ко мне. – Я не знаю, с какой стати епископ решил приоткрыть юродивому недорослю кусочек истории, которой по официальной версии никогда не существовало, но, поверь мне, я это выясню. А ещё об этом вопиющем случае обязательно узнает кардинал Эдуардо Кардальо. И ему это точно придётся не по вкусу.
А я что мог поделать? Ну скажет и скажет. Имя кардинала для меня сейчас пустой звук. Как ни назови, итог один. Так что, если брат Маркус и рассчитывал меня напугать, у него не слишком-то получилось. К тому же я и сам не против узнать ответ на его вопрос.
Монах надулся, как мышь на крупу, и резко развернулся. Ого! Обиделся что ли?
Мы продолжили путь. Пока все вокруг меня говорили одними полунамёками. А при отсутствии информации, каким бы ты ни был великим сыщиком, все равно сколько-нибудь правдоподобной версии не составишь.
Одно понятно, встреча с самого начала не задалась. Церковники оказались из разных ведомств, а с этим явлением мне пришлось столкнуться еще на Земле. И, если там они старались держаться, не преступая определенные рамки, то здесь ещё не доросли до вывода о неприкосновенности человеческой жизни. Главы служб могли лишь слегка кривиться при встрече друг с другом, а рядовым исполнителям, кроме неудовольствия коллег, могла достаться и отточенная сталь.
И ещё одно. Если хочу, чтобы рассказ монаха не ограничился лишь теми самыми сказками двухтысячелетней давности, нужно наводить мосты. Мне придётся так или иначе добиться его расположения. Чтобы принимать правильные решения, информации нужно как можно больше. И все-таки, почему отец Тук не сделал этого сам, вряд ли, зная название, он не владел и более глубоким описанием предмета.
Коридор тем временем извивался, словно змея, все меньше напоминая прямые, как проспекты, гномьи парадные залы. Потолок оплыл восковой свечой, под ногами то и дело попадались ямы и нагромождение камней. Обходить опасные участки помогала цепочка огней, вмонтированных в стены и дающая бледный, немигающий свет. Глаза безуспешно пытались отыскать следы проводов, но природа света отличалась от всего известного мне. Магия? Химия?
– На гномов не похоже, – неуверенно заметил я, стараясь не отставать от бодро перебирающего ногами монаха.
– Не похоже, – не поворачивая головы ответил тот. – Почти пришли.
Я про себя усмехнулся. Ну не дает мне судьба покоя. С самого начала куда-то иду, спешу, от кого-то убегаю. Ни одной спокойной минуты. Всегда начеку, приходится следить за каждым словом и контролировать каждый жест. Из-за этого сам себе стал казаться нерешительным рохлей.
Того не обидеть, этому не наговорить лишнего, постоянно смотреть за языком – это черты человека, которым я никогда не был. Конечно, если того требуют обстоятельства, я мог договариваться, но всегда старался держаться сильной позиции. Постоять за себя? Нет ничего проще! А тут? Мало того, что я сам ничего из себя не представляю, так ещё и в глазах других я – молокосос, которому к тому же сильно не повезло с наследственностью. Мой удел – выкрикивать оскорбления за спинами других.
Печальные мысли, но что поделаешь? Там, где другой человек мог разрубить узел, мне придётся возиться с его распутыванием. Ситуация усугубляется тем, что меня не воспринимают всерьёз. Самая муторная характеристика – авторитет: растёт медленно, потерять проще простого и непонятно, в каких местах добывать.
От дальнейшего самокопания меня отвлек смачный хруст проворачивающегося ключа. Замок, которому, судя по виду, было сто лет в обед, отчаянно сопротивлялся, не желая открывать перед нами своих тайн. Впрочем, ему все равно пришлось капитулировать – брат Маркус оказался слишком настойчив.
– Давненько сюда не забредали, – брат Маркус распахнул дверь с душераздирающим скрипом.
– Именно здесь хранятся самые-самые секреты? – я заглянул через плечо монаху, поднявшись на цыпочках, и был сильно разочарован. Обстановка в крохотной комнате пугала своей простотой: посреди комнаты стояли два стула и самый обыкновенный стол. Больше ничего. Ни стеллажей, ни полок, ни даже простых сундуков.
– Здесь мы сможем поговорить без свидетелей, – сказал брат Маркус. Он впустил меня внутрь и с видимым усилием захлопнул дверь. – Я кое-что слышал о твоем спутнике. В Академии его прозвали Оррик-Арсенал. Причём, прозвище своё он получил не только из-за любви к оружию.
– А почему ещё? – на автомате вырвалось у меня.
– Узнай у него, – хмыкнул священник, – он с удовольствием тебе расскажет.
Сомневаюсь, что Оррик окажется настолько словоохотлив. Подозреваю, мало мне не покажется уже после вопроса, произнесенного вслух. Так что, думаю, стоит повременить с расспросами.
Брат Маркус сделал приглашающий жест, указывая на стул. Я в это время лихорадочно соображал, что делать. С одной стороны, вот она превосходная возможность раскрутить знакомство, с другой, я не тешил себя надеждой о намерениях монаха. Он, как и другие, собирается меня использовать в своих целях. Возможно, мне попытаются сделать предложение, от которого я не смогу отказаться. Или предложат двойную игру. Но против отца Тука выступать как-то не хочется. Не просто может, а обязательно выйдет боком.
– А епископу повезло с прозвищем? – уточнил я, принимая приглашение.
Брат Маркус понимающе усмехнулся.
– Дедушка Тук не отличался оригинальностью. Свой сан он заработал, по ночам расписывая подвиги однокурсников. Ректор прямо зачитывался его сочинениями. Злопамятный, завистливый, жадный садист, – закончил брат Маркус, складывая руки на коленях. – Это если вкратце.
– И зачем вы мне все это рассказываете? – удивился я. – Вы же понимаете, что я буду вынужден передать ему содержимое нашей беседы.
– Передавай на здоровье, – весело отмахнулся брат Маркус. – Он и так в курсе, что про него говорят.
– Предлагаете умолчать об эпитетах?
– Ни в коем случае! – искренне возмутился монах. – Тогда они будут думать, что ты от них что-то скрываешь.
– А мне придётся? – хмыкнул я.
– Ну это уж тебе виднее, – улыбнулся брат Маркус. – Поговорим, как цивилизованные люди, а там, глядишь, о чем-то и договоримся.
Знать бы ещё, о чем с ним договариваться. Нет, не так: знать бы вообще хоть что-нибудь, чтобы о чем-то договариваться. Сейчас меня прощупают на предмет сговорчивости. Попробуют выяснить, обладаю ли я ценными сведениями, а потом постараются купить. Или убрать, чего не хотелось бы. Надо, в свою очередь, попытаться вытянуть из этого монаха, как можно больше. А отца Тука кидать себе дороже. Как я уже говорил, такие люди не прощают, а ему достаточно посмотреть в мою сторону, как желающие угодить бросятся исполнять его желание.
– Так ты хочешь узнать о двухтысячелетнем цикле? – уточнил брат Маркус, складывая руки в замок.
– Не особенно, но меня попросили это сделать, – извиняющимся тоном ответил я, чтобы продемонстрировать, что я человек подневольный. Но думал я по-другому: если судьба решила забросить меня в тело подростка, так почему бы этим ни воспользоваться? Юный, туповатый, любопытный – так меня видят. И пусть так продолжается. Я вам не соперник, во всяком случае, пока. Я безобидный идиот, который по какой-то причине приглянулся епископу. Причину, ребята, додумывайте сами, воображение – лучший друг в фильмах ужасов. А с теми, кто не представляет угрозы, и ведут себя соответствующе.
– И что конкретно ты хочешь знать? – вкрадчиво спросил брат Маркус, рассматривал меня с нехорошим прищуром, словно через оптический прицел.
Я вспомнил про свою способность, и почувствовал, как сердце сжимается от ощущения угрозы, досады и сомнения – все это чужие мысли, придавившие меня к стулу, настолько яркими и тяжёлыми они представлялись. Над самим братом Маркусом покачивалось иссиня-черное покрывало – он был вне себя от злости.
– Да все, – я пожал плечами, продолжая играть свою роль. – Отец Тук сказал, что вы лучший знаток по истории, – как-то звучит не очень убедительно. Глупый пацан едва ли владеет таким лексиконом. К тому же я опять перешёл на свою версию языка. Слишком много сложных слов. Впрочем, может, оно и к лучшему, для новичка звучит так, будто и в самом деле разговаривает деревенщина, нахватавшись разных мудреных слов.
Брат Маркус с деланным любопытством прислушивался к моим издевательствам над языком. Дослушав до конца, он хмыкнул, покачав головой, но больше никак на это не отреагировал.
– Все, значит, все, – он откинулся на спинку стула, ничуть не изменив своего отношения ко мне, – приготовься, история длинная.
Рассказывал брат Маркус мастерски. Если бы мне так преподавали литературу в школе, я бы точно пошел на филолога или выбрал что-то похожее – так владеть голосом нужно уметь. Монах явно умел и к тому же прекрасно об этом знал.
