Владимир Валерьевич Комарьков
Хроники Арли. Книга 1. Где я?
– Что с моим другом, Орриком? Он так внезапно исчез и не сказал, надолго ли, – я не обратил ни малейшего внимания на прямой запрет.
– Ты знаешь Оррика? – молча пожевав губами, проворчал инквизитор заметно тише и спокойнее, от него дохнуло изумлением, на миг перебив чувство пренебрежения.
– Да.
– Он у епископа, – после долгих колебаний сообщил наконец инквизитор. Обведя нашу троицу взглядом, он заговорил уже почти нормальным голосом: – Вам надлежит прибыть на центральную площадь через час. Все жители города и его гости обязаны присутствовать. Исключений быть не может. Надеюсь, сюрпризов не будет?
Последние слова прозвучали грозным намеком.
– Не будет, – я кивнул. Когда тот был уже в дверях, я бросил ему вдогонку, – Нам бы промочить горло! Вино кончилось ещё вчера вечером.
Инквизитор нахмурился, но кивнул.
– Вас пропустят, я распоряжусь.
Город не спал, а как будто умер, настолько тихо было вокруг. Жители безмолвными ручейками стекались к ратуше под бдительным оком инквизиторов. Молчаливые вооружённые до зубов ребята, власть которых подкрепляли фибулы на плечах и груди, провожали нас суровыми взглядами.
Нам в общем-то повезло. До трактира мастера Фрода нас проводил один из людей посетившего нас инквизитора. Вопросов нам не задавали, Жаг, так звали нашего провожатого, взял все на себя.
В совершенно пустом трактире гулял ветер. Сломанная дверь так и осталась лежать там, где упала, словно часовой, которого зарезали на посту. Жаг встал у входа и махнул нам рукой. Дважды никого упрашивать не пришлось. Когда еще удастся пошуровать в запасах мастера Фрода? Впрочем, злоупотреблять отсутствием хозяина – дурной тон, поэтому деловитый Жотар раздал всем по одной бутылке, ухмыльнувшись при этом.
– Самое лучшее!
Здорово иметь могущественных покровителей! Иногда может перепасть бесплатная выпивка.
Изрядно повеселев, мы сообщили инквизитору, что теперь готовы на все. В моей голове зашумело после первого же глотка: вино оказалось на удивление приятным на вкус, но било точно в мозг. Не думая о том, что занимаюсь святотатством, я пил вино из горлышка и, чуть отстав от пытавшихся разговорить инквизитора приятелей, размышлял о предстоящем мероприятии.
Все три дня меня не покидала мысль о балагане. Перед лицом всего города разыгрывали дешевый спектакль, целью которого ни много ни мало являлось запудривание мозгов. Эльфы, бродящие по городу, их слова о свидетелях – не более чем антураж перед чем-то по-настоящему серьёзным. И сейчас шутки все-таки кончились.
Как они собираются искать иголку в такой массе людей? Магия? Кровавые ритуалы? Я пока ещё ребёнок в этом мире, и ничего не знаю. Надо, надо взрослеть! И я обязательно займусь своим воспитанием, если выберусь из этой переделки.
Мы вышли на ратушную площадь. Вряд ли за всю историю существования Рогон видел такое столпотворение. На площадь согнали всех жителей города и тех, кому посчастливилось стать его гостями. Вряд ли ждали только нашего появления, но пока что ничего не началось. Крайне удивительно выглядела толпа, в которой слух не улавливал ни малейшего гула. Люди стояли молча, как будто их всех уже приговорили, а спустя какое-то время палач доберётся до каждого.
Перед самым зданием ратуши соорудили помост, отдалённо напоминающий эшафот. По периметру площади, как оловянные солдатики, стояли вооружённые до зубов инквизиторы. Я прикинул на глаз, их выходило не меньше сотни. Сотня вооружённых людей против толпы из восьмисот. Не смешно. Учитывая, что о пулеметах и картечи тут и не слышали, шансов остановить толпу у них не было. Но людей сдерживал страх не перед оружием, а что-то гораздо большее. На ум приходили мысли о стаде баранов, которых пригнали сюда на убой.
На помосте началось шевеление. Сначала показалась знакомая фигурка отца Тука, он о чем-то спорил с высоким, костлявым человеком, облаченным в такую же рясу. Кроме них, на помосте показалось еще с десяток фигур, облаченных в длинные серые плащи с глубокими капюшонами.
– Чтецы Душ! – выдохнул кто-то рядом, я обернулся, увидев опрятно одетого тщедушного человека средних лет.
Ребята в балахонах – точно эльфы! Слишком высокие для людей, они двигались чересчур плавно и грациозно. С того места, где стоял я, было не очень хорошо видно, но мне хватило, чтобы понять, что сейчас все начинается. Отец Тук пришёл, наконец, к согласию с длинным священником и сделал шаг вперёд к самому краю сцены.
– Мир вам, дети мои! – слова разнеслись по площади, как ураганный ветер над морем. Отец Тук умел пользоваться своим непревзойдённым голосом, с лёгкостью перекрыв начавший ропот толпы. – Мы позвали вас всех для того, чтобы наказать несправедливость!
Толпа с готовностью отозвалась на его призыв: конечно, накажем, святой отец! Только укажи, кого, а там мы уж…
– Я нисколько не сомневался в вашей готовности прийти на помощь обиженным! – все, он завладел их душами, купив этими словами со всеми потрохами. Теперь народ разорвет любого, на кого он покажет. Мне стало не по себе.
Отец Тук скорбно сложил руки на груди. Толпа постепенно смолкла, ожидая дальнейших слов священника.
– Дети мои, наши друзья уверены, что свершивший злодеяние сейчас среди нас.
Голос инквизитора довел толпу до исступления.
– Но ему не скрыться от нашего гнева! – его негодование взлетело до самых небес вместе с ревом толпы, а я смотрел на тщедушного священника, который внимательно обозревал свою паству.
Процесс опознания лиходея захватил массы. Нас разделили на десять примерно равных частей, пресекая возражения людей, которые хотели быть вместе, но попали в разные группы. При этом я не заметил, чтобы инквизиторы действовали чересчур жестко. В основном старались обходиться уговорами. Но исключение, как известно, лишь подтверждает правило, и кое-кому все-таки перепала пара увесистых тумаков.
Баронов в образовавшейся сутолоке я, естественно, потерял. Повертев для очистки совести несколько раз головой, я решил, что искать их среди такого количества людей глупо, да и незачем. У меня своя задача. Не наделать глупостей, которые позволят меня поймать. Ведь весь этот цирк приехал по мою душу.
– Негодяи вынашивали планы украсть великий артефакт, который принадлежал нашим друзьям, но волею судьбы нам удалось предотвратить злодеяние! Мы можем передать его в руки законных владельцев с чистой совестью! – епископ воздел вверх руки с чем-то, напоминающим рог.
Я не мог поверить своим глазам! Артефакт все-таки достался эльфам! Выходит, Вордо зря отдал свою жизнь. Все эти люди погибли напрасно. На какую сделку пошел епископ, чего ему стоило договориться, чтобы не поднялась шумиха? Хотя причём тут, собственно, он? Решения принимают наверху, а что им какая-то жизнь?
– К счастью, убийца оставил свой след, и сегодня, сейчас, при помощи наших друзей мы отыщем его! – закончил епископ громовым голосом, так что первые ряды присели от звуковой волны. Зато остальные бесновались так, что я испугался: сейчас вся толпа бросится крушить город и инквизиторов направо и налево.
Я недооценил инквизитора. Мягкими словами он погасил вспышку ярости, заставив толпу утихнуть. В другое время я бы восхитился его умением: так тонко играть на настроении людей, насколько жестоко контролировать их эмоции – это талант, даже талантище!
Тут я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой. Ведь если с такой лёгкостью сдали реликвию, за которой охотились столько времени, то что говорить обо мне? Какая такая у меня ценность, которую нельзя принести в жертву, чтобы отвязаться от Старших Братьев? Оррик как-то использовал это название древней расы, прозвучавшее в его устах, как изощренное оскорбление.
Вокруг возбужденно переговаривался народ. Многие, знакомые и незнакомые, пихали друг друга локтями и показывали пальцами на сцену, на которой играл свою роль отец Тук. Очень хорошо играл. При всем желании вряд ли нашелся критик, который посмел бы сказать «не верю». Что говорить об обычном люде? Они пришли сюда в страхе за свою жизнь, а получат незабываемое развлечение, воспоминания о котором будут греть долгими зимними вечерами. Сегодня рождается не одна сказка, а целая история. И у этой истории обязательно будет конец.
Сегодня толпа не уйдёт без кровавой жертвы. Не уйдёт без моей жизни. Кого ещё можно прилюдно казнить руками народа? Преступник, урод, горбун. Поэтому отозвали Оррика. Его симпатия могла помешать исполнению планов, а зачем лишаться своего лучшего человека?
Я нехорошо улыбнулся. Епископа тоже ждёт сюрприз. Мне не удалось продумать свою жизнь, но со смертью я как-нибудь справлюсь. Попадаться в лапы к длинноухим ублюдкам – самое глупое, что можно представить. Но на этот раз у меня был план.
Один из баронов оказался настолько любезен, что одолжил мне один из своих ножей-засапожников. Разумеется, за умеренную плату. Удобное средство для сведения счетов с жизнью. Если что-то пойдёт не так, достаточно легонько провести по горлу, а с текущим уровнем медицины смерть гарантирована.
Приготовления к ритуалу поиска в это время шли полным ходом. Высокие фигуры в балахонах выстроились в круг, и каждый правой рукой прикоснулся к артефакту, воздетому вверх. Заиграла музыка, как будто из ниоткуда. Незамысловатый мотив проникал в голову, словно крошечный бур, и принялся ковыряться в мыслях, образах. Сквозь музыку изредка пробивался речитатив, как будто проговаривали детскую считалку.
Я мотнул головой, сбрасывая наваждение. Ощущение чужеродного присутствия исчезло, оставив едва заметное давление на виски. Одного взгляда вокруг хватило, чтобы понять, что происходит что-то неладное. Люди рядом стояли с остекленевшими глазами, невидящим взором уставившись на поющих на сцене.
Инквизиторов, расположившихся рядом с хороводом, наваждение обошло стороной, а те, что стояли в оцеплении, ощутили его в полной мере. Те же безумные глаза навыкате и взгляд, словно стрелка компаса, указывающий в сторону поющих. Я нащупал рукоять ножа в рукаве и проверил, настолько свободно он выходит со своего места. Для себя я решил ждать до последнего – умирать совсем не хотелось.
Тональность речитатива пошла вверх. Балахоны закачались и двинулись по кругу, отбивая ритм ударами ног по дереву. Мне снова пришлось сопротивляться, на этот раз получилось гораздо быстрее. Что бы тут ни происходило, на меня программа не действовала.
Реакция высших иерархов церкви заставляла думать, что все идёт согласно выработанному плану. Теперь у меня отпали всяческие сомнения, на кого укажут Ловчие. Как же ловко все продумал святой отец! Уверения в безопасности звучали так искренне! Надо быть наивным простаком, чтобы попасться на эту уловку! Простаком вроде меня.
Я ещё раз огляделся. Если пытаться бежать, то сейчас! Кто сможет броситься в погоню? Стража так же, как и все остальные, пребывает в нирване. Или в аду, и у каждого он свой, персональный. Нож приятно холодил кожу на руке, но никакого чувства защищённости не давал. Мне хватало здравого смысла, чтобы понять: максимум, на что мне стоит надеяться, это прирезать себя. Драться на ножах – это последнее, что могло прийти в голову.
Речитатив резко смолк. Балахоны остановились. Сердце сбивчиво пыталось поймать свой ритм, по привычке отбивая мелодию поиска. Люди вокруг с шумом приходили в себя. Кто-то упал, кого-то успели подхватить свои. Момент был упущен.
Над площадью прокатилась тишина. Вязкая, оглушительная, звенящая. Мне показалось, что я не просто чувствую, но и слышу стук своего сердца. Рядом замерли соседи по группе. Кто-то, наверное, забывал дышать. Напряжение достигло высшей точки. Сейчас требовалось указать толпе, на кого обратить свой гнев.
Лиц под капюшонами было не разглядеть. Казалось, сама тьма смотрит на нас оттуда. Я физически ощущал давящий взгляд, ушедший куда-то в сторону. Меня или нет – билась безумная мысль. Если меня, успею ли выхватить нож?
Все десять невидимых радарных лучей медленно просеивали людей, как сквозь сито. Стража между группами постепенно отступила к периметру площади, и теперь толпу сдерживало лишь ожидание скорой развязки.
Все десять рук одновременно поднялись и указали прямо на мою группу. Я отшатнулся, попытавшись достать нож из рукава, и теперь было понятно, насколько неудачный план пришел мне в голову. Нож пропорол рукав и зацепился за ткань изнутри. Достать его, не распоров куртки, не было ни малейшей возможности.
В этот момент я обратил внимание, что вокруг меня образовалась пустота. Конец! Так глупо попасться!
Я повернулся и обнаружил, что оказался в круге не один. Парень с девушкой, прижавшись друг к другу, обречённо оглядывались, но вокруг были только чужие, враждебные лица и сжавшиеся кулаки. Что происходит? Причём тут эти двое? Я даже забыл про нож, так и торчавший из рукава. Но почему они?
– Эй, юродивый, отойди от этих гнид, не доводи до греха! – меня схватили чьи-то руки и рывком втянули в толпу.
– Да, парень, не мешай, тут и зашибить недолго, – прогудели над ухом, но я так и не увидел автора слов. Доброхоты и желающие встать на мое место усиленно оттесняли меня от центра, образовавшегося по воле Ловчих.
Меня почти не держали ноги. Адреналин сначала ударил в голову, разогнал сердце до немыслимых оборотов, а затем откатом прошелся по ногам, едва ни уронив вниз на радость толпе. Каким-то чудом мне удалось удержаться, и, приложив массу усилий, выбраться из начавшейся всеобщей свалки.
Крики, ругань, проклятия – все это лишь малая толика эмоций, разлившихся над площадью. Огромная масса людей бурлила ненавистью, как кипящий на плите кисель. Крики отданных на растерзание толпе людей оборвались практически сразу. Их просто завалило телами. Думаю, что двумя жертвами не обойдется – самосуд обернется увечьями для его участников, а то еще и затопчут кого-нибудь.
Я остановился как вкопанный – навалилась тяжелое чувство эйфории, а в глубине отплясывал безумный танец маленький испуганный человечек и орал во все горло: не меня! Не меня!
Вокруг продолжали кричать. Мимо мелькали лица и растрепанная одежда. Каждый пытался дотянуться до виновников их собственного страха, выместить ужас последних трех дней. Им было все равно, что эти двое давно мертвы – месть требовала убить их еще и ещё.
Тут я вспомнил, что удивило меня при виде растерянных лиц парня и девушки. Они показались мне смутно знакомыми. Я где-то их видел! Совсем недавно или в прошлой жизни, но видел! Ну же, память, давай! Просыпайся! Казалось, что сейчас очень важно – вспомнить, почему они так знакомы. И девушка в самый последний момент меня точно узнала! Я помню, как загорелись ее глаза, только не знаю, чего в них было больше: надежды или ужаса.
И я вспомнил. Это тот самый безымянный парень, который сбежал ночью с девчонкой! За несколько часов до гибели отряда. Как ее звали? Тетку с копьем звали Кара, а эту девчонку – Орен. Да, точно, Орен! Вордо явно думал, что эльфы разделаются с ними, но они выбрались! Выбрались, чтобы найти свой конец от рук людей, ради которых шли на смерть. Очередная ирония судьбы.
Но каков епископ! Так все просчитать, организовать доставку, потому что я ни на секунду не поверю, что они сами вернулись в Рогон. Им явно помогли, как и мне, скормив свою часть правды. Наверняка, епископ прикинулся добрым дедушкой. Им клятвенно пообещали, что тут, рядом с ним, они в безопасности. Да и на площадь они шли в полной уверенности, что на них не укажет перст судьбы. Я видел их глаза, растерянность и безмерное изумление – вот что в них было!
Их подставили, чтобы выгородить меня. Теперь я понимаю это. Значит, на меня все-таки сделали ставку. Было ли мне их жалко? Наверное. Как жалко видеть смерть любого человека. Но я знал их всего пару дней. Почти не общался, потому что не умел говорить. Да и особого интереса с их стороны тоже не было. Мы оказались временными попутчиками. Если же пришлось выбирать, то пусть все идет как идёт. Каждый получает по заслугам. Значит, мой час ещё не пробил.
Я потерял ощущение времени. Сколько ушло на раздумья? Минута? Десять? Крики на площади стихали. Я посмотрел на то место, где когда-то стояли малознакомые мне люди, но там ещё копошился народ. По-моему, им уже было без разницы, кого бить. Убитые оказались погребены под массой вяло шевелящихся тел. На моих глазах несколько подозрительных типов ходили прямо по лежавшим без признаков жизни и что-то срезали с их рук.
Стража бездействовала. Инквизиторы с бесстрастным видом поглядывали на творящееся бесчинство и что-то обсуждали. Это и был план? В свалке передавить половину города? Но зачем? Может, это требование эльфов? Своего рода плата за молчание? Хреново, когда не знаешь причин происходящего.
На помосте все также стояли инквизиторы. Они переговаривались друг с другом, словно происходящее их не касалось. Так можно в антракт обсуждать игру актёров: этот неплох, а этому не хватило искренности. И что, мне предстоит стать такой же бездушной машиной? Сколько людей сегодня погибло? Я не готов был умереть вместо тех двоих, но то, что я видел сейчас, ужасало.
А это кто? Сначала я не обратил внимания на новое действующее лицо. Вне всяких сомнений, это был эльф. Рост, одежда – такого среди людей не встретишь. Роскошно отделанный костюм, похожий на придворный наряд, сидел на нем так естественно, как будто это даже не вторая кожа, а первая. Эльф возвышался даже над своими сородичами, напоминая гору среди холмов. Он стоял на помосте слегка наособицу и смотрел на то место, где погибли два человека. И было в его взгляде что-то такое…
Приглядевшись, я понял, что он улыбается. Смерть такого количества людей не вызывала у него ничего, кроме улыбки! Мне захотелось вцепиться ему в горло и душить, душить, душить… А потом я с удивлением понял, что смотрит он совсем не на гору людей, и улыбается тоже не поэтому. Его взгляд был обращён на меня. В это мгновение наши глаза встретились, и он улыбнулся ещё шире. На меня обрушилась целая волна торжества – меня все-таки нашли!
Я схватился ладонью за лезвие ножа и отчаянно дернул его вместе с рукавом. Из рассеченной ладони хлынула кровь. Мне нужно было успеть, до того, как до меня доберутся! В следующее мгновение затылок взорвался болью, которая, словно ветер, терзающий простыню, сорвала мое сознание в непроглядную тьму.
Глава 15
В жизни любого человека бывают моменты, когда процесс пробуждения приносит ему физическую или даже душевную боль. С физической все более-менее понятно: затянувшийся до первых лучей солнца дружеский вечер, пара лишних кружек пива – тут нечего выдумывать. Гораздо сложнее представить себе ситуацию, когда ты не хочешь открывать глаза, потому что тебе стыдно или, например, пробуждение выкинет тебя в мир, где день назад ты принял решение, которое явилось причиной разрушения твоей жизни. Ещё вчера всё у тебя было великолепно, а сегодня ты понимаешь, что замок оказался вылеплен из песка, и его накрыла волна, оставив от твоих надежд лишь оплывший, как огарок свечи, силуэт. Ты лежишь и понимаешь, что уже проснулся, а открыть глаза – значит принять вчерашнее поражение, согласиться с тем, что замок ненастоящий. Ты не можешь принять неудачу, и это мешает поставить точку и идти вперед.
К чему я все это? К тому, что мне сейчас плохо вдвойне. У меня раскалывается голова, как будто в нее вбили деревянный кол и всю ночь поливали водой – я где-то читал, что так в старину раскалывали камень. К физическим ощущениям примешивалась боль психологическая. С ней все обстояло ещё хуже, потому что даже проигравшийся в пух и прах трейдер чисто теоретически может занять денег и начать все с начала. Даже если долг велик, есть шанс договориться о рассрочке, продать что-нибудь, наконец. В моем случае долги измерялись жизнью. Я не слышал, чтобы можно было достать ещё одну, даже в кредит и под конские проценты.
И все-таки открывать глаза придётся, хотя бы потому, что взрослый человек тем и отличается от ребёнка, что понимает: от судьбы не спрячешься, заслонив глаза ладошкой. Узнать, что меня ожидает, стоило. Не то, чтобы имеет какое-то значение, сожгут меня заживо или сдерут кожу, но все-таки.
Особенно печалило то, что пришлось падать с небес, когда уже возликовал, что все, пронесло! В кои-то веки повезло, и жизнь начала налаживаться. Сколько раз умные люди говорили, что поднимать бокал следует не в тот момент, когда на твой счет перевели кругленькую сумму, а лишь по истечении срока давности. До этого сиди и жди сюрпризов, ни один план не гарантирует успеха, а лишь увеличивает его вероятность.
Я открыл глаза и вздохнул. Шумно, с придыханием, поморщившись от боли, которая, кажется, караулила каждое движение.
Где ещё я мог оказаться? В уме вертелось два варианта, оба вызывали неприятные ассоциации, но ведь дареному коню в зубы не смотрят. Я в итоге не угадал, но это ничего не меняло: отсюда до подвала с цепями, вонью и Крысой – рукой подать.
Набивший оскомину кабинет инквизитора, выплывающий из-под тяжелых век, едва не заставил прослезиться. Как там говорилось: здесь все началось, здесь все и закончится? Не помню, откуда фраза, но, согласитесь, подходит же? Удивительное дело, на мне не было цепей, не брякали колодки и на этот раз побрезговали даже веревками. А то, что меня бросили на холодный каменный пол, совсем не повод для переживаний. Я жив, по крайней мере пока, а, кто знает, где ещё мне предстоит лежать? На холодном камне определено приятнее, чем под ним.
А все же почему так болит голова? Не помню, чтобы кому-то удалось до нее добраться – в радиусе трех метров ни одной живой души.
Я осторожно потрогал затылок, и чуть ниже, за ухом, с удивлением обнаружил огромную шишку и засохшую корку, которая хрустнула, как глазурь у кулича, когда хочется оторвать кусочек, – пальцы обожгло чем-то теплым и липким.
Кто ж меня так? Я точно помню, что контролировал ближайшее окружение.
Интересно, а ведь наверняка сзади и сейчас кто-то есть? По классике жанра сидит и наблюдает за мышкой, которую только что выпустили в пустую, просторную клетку. Если не понятно, роль подопытной животины уготована мне. Так и хочется съежиться, скукожиться и стать как можно незаметнее. Если бы я мог, превратился бы в комара и слинял подальше отсюда. Впрочем, чего мечтать? Ни в кого я не превращусь, ничего не сделаю, потому что чертово тело для этого не предназначено. Из всех горбунов, о которых я когда-либо слышал, такими способностями обладал только Конек-Горбунок, да и тот в сказке.
Я осторожно повернулся, чтобы не сработал встроенный в шишку гироскоп. Он чересчур болезненно реагировал на любые попытки изменить положение тела.
Первым делом на глаза попался епископ. Дед сидел на моем стуле, словно подложил на него доску с гвоздями, настолько страдальческое выражение приклеилось к его лицу. Инквизитор молча разглядывая ногти на руке. Как школьник, ей-богу, вон его дневник на столе! Опять двойка?
И хотя на меня старик не смотрел, над ним плавал разноцветный шарик, выдающий его досаду, злость страх и ещё кучу всего, замешивая цвета в палитру безумного художника. Кто ему успел насолить? Я? Тем, что попался? Или есть ещё что-то? И с какой стати этот святоша расстался со своим привычным насестом? Неужели старичка прогнал кто-то более достойный?
А вот и второй! Он занял привычное место епископа, который, в свою очередь полгода назад согнал оттуда настоятеля. И тут популярна игра царь горы? Только играют в нее такие страшные дядьки, что сосет под ложечкой.
Из своего положения пока еще живого сына Ивана Грозного моему взгляду открывался живописный вид на сапоги нынешнего обладателя трона. К слову, такой примечательной обувки мне видеть не доводилось: кожа неизвестного мне происхождения играла красками, подстраиваясь под освещение и предметы поблизости, принимая их оттенок. У ножки стола она сливалась с цветом старого дерева, демонстрируя даже старые царапины, а на ковре переливалась холодным серым плюшем. И здесь нанотехнологии?
Пора было являть себя народу, что я и постарался сделать, бережно воздев протестующее тело на ноги. Голова слегка кружилась, видимо, мозг все-таки тряханули как следует – что, возможно, и к лучшему, – немного подташнивало. Лишь встретившись глазами с обитателем кресла, я перестал кряхтеть как столетний дед и вообще позабыл обо всем.
В кресле вальяжно расположился эльф. Нет, я и раньше знал, что больше тут взяться некому, но знать и видеть – совсем разные вещи. Я бы сказал, диаметрально противоположные.
Там, на площади, я обратил внимание, что фигурой князь заметно выделяется даже среди сородичей, но одно дело заметить издалека, другое – находиться от обладателя великанского роста практически в двух шагах. Даже сидя он оказался выше, чем двое Ианов, поставленных один другому на голову. Просто Гулливер какой-то. Мне пришло в голову, что мы с епископом, пожалуй, сойдем за лилипутов.
Несмотря на то, что эльф с лёгкостью мог похлопать дядю Степу по макушке, вся его фигура говорила, что в основе дизайна их расы лежит принцип золотого сечения. Не помню, правда, как оно считается, но сам принцип был, что называется, налицо. Все в нем кричало о правильности и соразмерности.
Отдельных слов заслуживало лицо. Знаете, когда идёшь по улице и от нечего делать смотришь на лица прохожих, автоматически подмечаешь: у этого нос слишком большой, а этому нужно слегка убрать скулы и расширить глаза, той девушке пойдёт чуть-чуть округлить лицо и приподнять правую бровь. Идеальных людей не существует.
Примерно так я думал до сегодняшнего дня, пока воочию ни увидел это лицо. Глядя на абсолютно правильные черты, я понял, что впервые в жизни мне нечего добавить. И убрать тоже нечего. Передо мной сидел недостижимый эталон мужской красоты и с улыбкой наблюдал, как я его разглядываю, а на меня надвигалась целая буря эмоций, начиная от привычной уже брезгливости и заканчивая картинами, от которых мне захотелось срочно смыться из этого кабинета, чтобы оказаться, как можно дальше отсюда.
– Епископ, что вы скажете, глядя на этот экземпляр? – голос у князя оказался таким же изумительно идеальным и звучал, словно дивная песня, в отличие от смысла его слов.
– А я должен что-то говорить? – процедил отец Тук.
– Ну же, Теодор, не стоит так киснуть, – весело произнёс эльф, что-то вертя в руках. Приглядевшись, я понял, что вижу стрелу с тупым наконечником, обернутым тряпкой. Вот и инструмент для создания шишек у возомнивших о себе супергероях. Очередной мой план развалился в пух и прах, потому что опять не учтены нюансы. Что мешало предположить, что и в средние века существует возможность лишить человека сознания, не убивая? Если выберусь из передряги, стоит глубже закопаться в нюансы. Поверхностный взгляд в очередной продемонстрировал свою неактуальность. Если выберусь…
Не дождавшись реакции епископа, эльф изобразил искреннее огорчение.
– Теодор, тебе полегчает, если я признаю, что даже мне не удалось бы спланировать операцию лучше?
– Толку-то мне с твоего признания? – буркнул епископ, и не подумав поддержать шутливый тон собеседника. Я про себя присвистнул: да эти оба, оказывается, прекрасно друг друга знают! Открывает ли это передо мной какие-нибудь перспективы? Время покажет.
– Не скажи, – враз посерьезнел эльф. – Это многое меняет, очень многое. Надо только подумать, хорошенько подумать.
Он закинул ногу на ногу и принялся отбивать ногтем ритм по столу. Епископ помалкивал, ерзая на стуле, как уж на сковородке, а я для этих двух словно перестал существовать. Аура инквизитора поблекла, его мысли явно поменяли направление.
Так как на меня перестали обращать хоть какое-то внимание, появилась возможность немного подумать над сложившейся ситуацией и оценить расклад. Только то, что епископ всемогущей инквизиции уступил князю свое место, говорило об очень многом. И дело тут вовсе не в положении. Насколько я понимаю, епископ состоял на службе в одной из самых влиятельных организаций мира, а князь? Кто тогда этот эльф? Я вижу, что отец Тук и не думает лебезить перед ним, но явно признает старшинство. Опять мне не хватает информации! Да что же такое?! Когда же это кончится? И ведь не спросишь! Хотя почему бы и не попробовать?
– Могу я узнать кто вы и что меня ожидает? – я бодро бросился в омут. Двум смертям не бывать.
Помните рекламу про деда Мороза? Папа, они настоящие?! Ни разу не видел на лице взрослых мужчин такого искреннего изумления. Эльф уставился на меня с таким выражением, будто с ним заговорил пень, мимо которого он проходил каждый день на протяжении уже ста лет. Впрочем, инквизитор почти от него не отставал. Судя по тому, что я чувствовал, удивление у обоих получилось вполне искренне и даже на какое-то время эльф перестал транслировать мне картины моей мучительной смерти.
Он покачал головой и промолчал, епископ спустя мгновение взглядом высверлил во мне несколько дырок, мысленно зарубил и для верности воткнул длинный, узкий кинжал прямо в глаз. Скажу честно, великан напугал больше, одними глазами рассказав, что со мной сделают, если я подам голос ещё раз. Язык проглотить что ли?
От нечего делать, когда немного пришёл в себя, я стал разглядывать одежду эльфа. На ум приходили однажды слышанные названия: кафтан, дублет, сюртук – все эти слова для современного молодого человека вообще ничего не значат. Моих микроскопических познаний хватало только на то, чтобы сказать, что поверх великолепно подогнанной по фигуре одежде эльф носил плащ с капюшоном. Все остальное: жесткая даже на вид рубашка со шнуровкой и воротником под горло, брюки, заправленные в сапоги, пиджак, облегающий плечи и едва достающий до живота, – названия для всего этого осталось для меня загадкой.
Не уверен, что в этой одежде удобно двигаться, но выглядит очень представительно и буквально кричит о статусе и богатстве обладателя. Мой наряд на его фоне по-прежнему смотрелся мешком, хотя и был сшит из более дорогой ткани и подогнан по фигуре портным.
– Почему ты выбрал именно его? – задал вопрос эльф, из его глаз исчезла задумчивость, передо мной возник совершенно другой человек – для простоты я решил называть его так – решительный, собранный, властный.
– А ты?
Эльф поморщился.
– Давай не будем сейчас играть в эту игру. Ответь на вопрос, это очень важно!
– Потому что он подходит, – инквизитор бросил на меня быстрый взгляд.
– Подходит? – эльф тоже на меня посмотрел, в его голосе звучало недоумение. – Что значит подходит?
– Под описание, – терпеливо объяснил епископ. – Необычные способности, живучий, как демон, отличается от других, – он подумал и добавил, – иногда может казаться, что не в себе.
