Владимир Игоревич Ашихмин
Легенды Соединенного королевства. Мир света
Глава 23. Ночные охотники
Преодолев подъём по лестнице, мы вышли из Бликов Тишины. В свете заходящего солнца перламутровые стенки моллюска играли фиолетовым и красным. Я с наслаждением вдохнул свежий воздух. После затхлого лабиринта он был по-настоящему вкусным. С неба валило что-то среднее между дождём и снегом – крыша над головой пришлась очень кстати. Мы не хотели оставаться в логове злокозненной Цхевы, но отдых был нам необходим. Еда и долгий сон – звучит отлично? Однако жареное мясо я съел практически через силу. Желудок недовольно урчал и меня подташнивало. Организм перестраивался с завидной быстротой, и я понимал, что идя против течения новых потребностей, добьюсь лишь проблем со здоровьем. Чтобы отвлечься от противных дум, связных с рационом питания, я прижал к себе Снурфа.
– Тёпленький маленький таракан, ты в курсе, куда мы завтра отправимся?
– Нит!
– В Лес Скорби.
– Леф?
– Очень древний и мглистый. Рассказать тебе о нём?
– Даф!
– Лес Скорби приблизительно такой же большой как Хильд, Плавень и Керан.
– Этоф многоф?
– Ещё бы! Своё название Лес Скорби получил в те времена, когда мир был юн и Соединённое Королевство, в котором мы все живём, только-только образовалось как государство.
– Пофему Леф Скофи?
– Терпение, мой друг, терпение. Когда-то давным-давно правил король Харальд. Он приходился соратником Нолду Тёмному – основателю Соединённого Королевства. У Харальда была семья – красавица жена Линда и четверо детишек – Хирц, Лия, Прицир и Клавдий. Пока все более-менее ясно?
– Даф! Корольф и королефа!
– И их дети, – кивнул я. – Однажды вся королевская чета приехала в Вельдз, а точнее в Гричинг. Харальд занялся неотложными делами, а его домочадцы пошли прогуляться по опушке. К ночи уставший Харальд покинул совещательный зал…
– Он разбирался с поставками зерна, – склонилась к нам Эмилия.
– Зерфна?
– Гильдия торговцев Вельдза не выплатила Плавеню обещанные деньги, и крупный обоз вернулся обратно в центральную провинцию, – объяснила моя подруга.
– Не обременяй нас излишними подробностями, – улыбнулся я. – Материал сложный.
Колдунья обняла меня за плечи.
– Пардон! Не смею прерывать!
– Спасибо!
Я вновь обратил взор на чёрные бусинки Снурфа.
– Как я сказал – Харальд оставил рабочие апартаменты и пошёл спать. У опочивальни стражник доложил ему, что Линда и дети так и не появились. Харальд обеспокоился. Он оседлал коня и с эскортом рыцарей-плютеранцев ринулся туда, где видели его супругу последний раз.
– К лефу?
– Именно, Снурфи, к лесу. Найти королеву оказалось нетрудно, гончие легко взяли её след по платочку. На опушке, в зареве факелов и шариков света, Харальду открылась жуткая картина – отсечённые головы телохранителей, как маячки, вели в перепутанные дебри.
– Королефу убифи?
– Жестоко.
– Зафем?
– Ответ был вырезан на её теле.
– Плата за Полдень Игл, – прошептала Эмилия.
– Чтоф?
– В молодости Харальд и эльф Легия вместе сразили великого демона Дроторогора, одного из живых богов-идолов Хрипохора. В Червонном Капище не забыли этого и отплатили той же монетой, – пояснила моя подруга.
– Амф!
– Вся королевская чета была распята, – продолжил я. – Вроде бы принц Гирц ещё дышал, когда его ручки отделяли от гвоздей. Промучившись несколько часов, он умер от кровопотери. Чары рыцарей-плютеранцев не смогли её остановить.
– Жальф детеныфа!
– Несомненно, жаль. С тех пор пошла традиция, в знак траура по истерзанной семье монарха, говоря о лесе, всегда добавлять слово «скорбь», например – «в скорбном лесу растут дивные грибы» или «не ходи к высокоствольной прогалине, тебя скорбь заберёт», а потом так и стали именовать Лес Скорби. Харальд не оборвал свой род, только по одной причине: его новорождённая дочь Лия приболела, и Линда препоручила её лекарям Гричинга.
– Лифя фыфала?
– Выжила. Династия Харальда не прервалась исключительно благодаря ей.
– Пофему?
– Харальд поздно женился, и Лия стала его финальным аккордом.
– Какиф аккорфом?
– Он не мог больше иметь детей, – ответила Эмилия.
– Пофему?
– Потому что состарился, – отозвался я.
– Фффф!
Таракан уморился. Он залез мне усиками под пальто и сонно защебетал.
– Твои истории располагают ко сну, – улыбнулась Эмилия.
– Снурф любит засыпать под что-нибудь эдакое, – хмыкнул я.
– У нас в Надургхе про Лес Скорби только краем уха слышали, – между тем пробасил Дурнбад. – И раз уж ты начал про него толковать, то и не заканчивай на середине.
– Что ты хочешь узнать? – осведомился я.
– Кто там и что там.
– Первый школяр пал смертью храбрых, делаем ставки господа – как долго второй школяр выдержит на себе речь нудного мага!
– Эмилия! Меня вообще-то попросили!
– Молчу, молчу, мой грибочек!
Гном усмехнулся в бороду.
– Золотой, что продержусь десять минут.
– Два, что семь! Ты просто не знаешь, на что идёшь!
– Эмилия!
– Мой рот на замочке!
Я прочистил горло, укоризненно глянул на подругу, а затем начал:
– Раз уж мы благодаря Эмилии на своего рода уроке, а время урока, как всем известно, не безгранично, то все основополагающие темы будут обобщены и затронуты вскользь. Призматические завихрения, охватывающие чащу, нисходят…
– Накидываю ещё серебряный! – расхохоталась колдунья. – Уж очень ты оборотисто повёл, господин гном сдюжит не более трёх минут!
– Эмилия, сейчас ты сама будешь просвещать Дурнбада! – сказал я с небольшой обидой в голосе.
– Мой хороший, ты же не перед коллегией магов выступаешь, убери чародейскую требуху – она лишняя.
Моя подруга указала пальчиком направо.
– И кстати, в классе скоро яблоку будет негде упасть.
Я не заметил как Серэнити и Грешем пододвинулись к нашему кружку.
– Э-э-э? Ну, ладно! Раз про название и площадь вы теперь знаете, перейдём к бестиарию. В Лесу Скорби водится множество разнообразных тварей. Суровая среда обитания снабдила их жвалами, клешнями, клыками, щупальцами и жалами. Конечно, не все из существ злые, но подавляющее большинство именно таково. Помимо слуг Хрипохора, вездесущей нежити Назбраэля, зверей и птиц, в Лесу Скорби каким-то образом уживаются пять разумных рас: крохоши – могучие медведи, мириды – змеи, лапридоны – мотыльки-кровопийцы, балаги – рогатые зебры и ворожеи – о них чуть позже.
Я нарисовал на песке широкую линию с ниточками-ответвлениями.
– Через сумеречные просторы течёт река Мухоморка. Её десять притоков – Абарам, Старам, Катюц, Лимфимида, Грацирда, Велья, Стандра, Жвиль, Крама и… Подскажи, Эмилия?
– Пирцера.
– Да. Пирцера. Так вот, её десять притоков снабжают Лес Скорби пресной водой. Жвиль делать сгиб прямо у границы Вельдза. Отмечу, что с каждым годом Жвиль видно всё меньше и меньше, дело в том, что Лес Скорби разрастается. Его черностволье постепенно поглощает незанятые пяди земли. Попытки сократить мрачный массив пожаром или вырубкой ни к чему не приводят. Чёрная древесина горит плохо, и пламя не перекидывается на соседние стволы. Если же срубить дерево, то на его месте уже через неделю вырастает новое. Среди умных мира сего ходит молва, что Лес Скорби обладает неким регенеративным интеллектом, который возмещает полученный ущерб и двигает посадку вперёд. Как бы там ни было, но люди Вельдза сильно обеспокоены этим парадоксом – непобедимый, маячащий за окном таинственный сосед не располагает к умиротворению.
– Ворожеи, – напомнила мне Эмилия.
– Эта обаятельная барышня никогда не даст мне забыть о главном.
– Ну а кто, если не я?
– Точно, – улыбнулся я. – За непроходимыми болотами и скрюченными ветками где-то в Лесу Скорби скрывается Оплот Ведьм. Мифическая твердыня, в которой издревле живут ворожеи. Внешне они напоминают людей. Две руки, две ноги, голова, да, пожалуй, и всё – на этом сходство заканчивается.
– Какие же у них отличительные черты? – спросила Серэнити.
– Мраморная кожа, пальцы с серповидными когтями, мелкие острые зубы в два ряда и глаза непременно разного цвета: жёлтый – сиреневый, красный – коричневый.
– Симпатичные какие, – отметил Грешем.
– В твоём вкусе, – пошутил я. – Самое занятное, что из-за врождённого искривления позвоночника ворожеи перемещаются исключительно на карачках.
– Действительно забавно, – хохотнул Дурнбад.
– Короля или королевы у ворожей нет, – продолжал я. – Каждые сто лет в Оплоте Ведьм избирают оракула. Оракул – это лицо, наделённое властью, однако докуда простираются его полномочия, мне не ведомо.
– Силы, – подтолкнула Эмилия.
– Невообразимые. Колоссальные. Запредельные. Природные способности ворожей к творению заклинаний, мягко говоря, впечатляют. Их источник энергии заключён в них самих. Научившись управлять телом и аккумулировать из него заряд, они могут без лишних усилий вызвать «Ледяной Шторм» или «Пляску Молний». В общем и целом, ворожеям доступна весьма солидная магия.
– Вы сталкивались с ними в поединках? – задал вопрос Грешем.
– Случай мне не представился.
– А мирно общались?
– Нет.
– То есть все ваши познания о ворожей почерпаны только из книг?
Я нахмурился.
– Мне не нравится твой тон, ученик, в нём скользит сомнение! Помимо информации из книг у меня есть устные пересказы странствующих колдунов, которым довелось-таки испытать на своей шкуре чародейство ворожей.
– Я…
– И скоро у тебя, дорогой мой Грешем, появиться возможность подтвердить или опровергнуть мои слова.
– Я просто спросил.
– Я же просто ответил.
У меня на груди заёрзал Снурф. Он сонно перевернулся брюшком кверху, а потом захрапел. Я потрогал его идеально подогнанные пластины брони. Лапки задёргались – таракан сопел, как чайник. У Эмилии на коленях безмятежно дремал Мурчик. Мы засиделись до глубокой ночи.
– На этой ноте объявляю занятие закрытым, – зевнула моя подруга.
Дурнбад потянулся.
– Я встану на часы. Мне темень привычна.
– Я следующая, – кивнула Серэнити.
– Идёт, – крякнул старейшина войны. – Эй, Эмилия, с тебя два золотых и один серебряный.
– Ты требуешь долг с девушки? Как неприлично!
Колдунья наигранно прикрыла рот рукой.
– Калеб, старый гриб, рассчитайся с жадным гномом!
– За репетиторство клан Надургх обещал мне солидный гонорар, – доверительно сообщил я Дурнбаду. – Как только он будет у меня в кармане, я сразу же покрою задолженность сей легкомысленной особы.
– Горы и недра! Да вы это на ходу сочиняете!
– На самом деле все фразочки у нас… – пробормотала Эмилия, прижимаясь к Мурчику лицом.
– … отрепетированы, – окончил я.
– Вы – руда одной вагонетки, спите!
Что значит его последняя фраза? Неужели мы с Эмилией похожи, и это видят другие? Вряд ли, в нас всё разное: характеры, привычки, интересы… Я откинулся спиной на стенку ракушки. Грёзы моментально завладели моим изнурённым мозгом. Тот ещё денёчек выдался… Прошло десять минут или больше, не представляю. Я хотел спать и одновременно не мог, такое бывает, когда переутомишься. Я приоткрыл веки. Блеск. Там, подле гнома. Согнувшись в три погибели, старейшина войны чем-то занимался. Звёздное сияние отражается от них… Пальцы перебирали искрящиеся крупицы. Сквозь пелену полузабытья я догадался – Дурнбад пересчитывает алмазы. Это что, своеобразный способ снять стресс? Надо будет завтра у него узнать – сколько же драгоценных камней в бутылке… Окончательно опускаясь в негу сна, мне вдруг показалось, что горсть мерцающих зёрнышек исчезла за пазухой гнома… сонный морок… Он бы так не поступил.
Утром меня разбудил настойчивый запах рыбы. Не размыкая глаз, я перелёг на другой бок. Фу, ну что же так несёт? Я зажал нос, но и это не помогло мне спастись от вездесущего аромата. Он рядом, крутится и крутится, как облачко… Ох, надавили на рёбра! Я тяжело вздохнул, неужели Снурфи вознамерился забраться на меня? Знает же безобразник, что хозяин не любит баловства спозаранку! Я открыл глаза и обнаружил на себе вовсе не таракана, а кота! Из усатой морды Мурчика вывалился рыбий хвост. Видимо, он решил угостить меня частью своего завтрака. Спасибо, премного благодарен! Мурчик лизнул меня мокрым языком, а затем направился к притаившемуся у дальней расщелины Снурфу. Подле таракана громоздилась целая горка освеженных костей и плавников. Наевшись до отвала, он лениво шевелил усами. Кроме нас в ракушке больше никого не было. Не успел я сообразить, куда подевались мои друзья, как ответ пришёл сам собой. Из-за раковины моллюска показался Дурнбад. Гном тащил пузатый котелок, доверху наполненный водой.
– Эгей, брат по крови!
Я помахал рукой.
– Он что, ещё спит? – послышался голос Эмилии.
– Проснулся!
– Калеб, сонный плющ, вставай и разведи костёр!
– Три секундочки!
– Мы за углом!
Я потёр ладонями лицо. Новый день! Как он прекрасен! Чашечка кофе, яичница… Мечты!
– Калеб!
Я обогнул перламутровое убежище. На удобной полянке с покатыми камнями вовсю шло приготовление завтрака. Брюнетка и блондинка что-то раскладывали по глиняным мисочкам. Пока я спал, друзья отыскали родник, а возле него – удобные фляги, компактную посуду, тёплые одеяла, кое-что из одежды и запас провизии. Присмотревшись, я понял, что еда состоит исключительно из морской продукции: сушёные кальмары и мясо краба, шматки тунца и похожие на орехи съедобные водоросли – всё было завёрнуто в прозрачную материю. Наверняка это Цхева позаботилась о нас, больше просто некому.
Хворост, огонь, котелок. Держа кружку чая, я кутался в шерсть дарованного пледа. Дымок от горячего напитка был едва различим на фоне низколетящего серого неба. В желтоватой дали стоял полный штиль. Цхева не только снабдила нас необходимыми в дороге вещами, но ещё и усмирила буйный нрав Абрикосового Моря. Надо перебраться на материк, пока действуют её чары.
Закончив с чаепитием и поделив между собой поклажу, наша компания двинулась к лодкам. Облепленные красными рачками, они покорно ждали, пока ими вновь воспользуются. Мы покидали в них сумки и сели на вёсла. Где-то там, на горизонте, чернел Лес Скорби. Есть шанс, что плыть придётся не меньше суток… Абрикосовое Море качнулось. Волна подхватила лодки и стремительно понесла вперёд. Вероятно, грести не придётся – волшба Цхевы всё сделает за нас. Из пучины к нам выпрыгнул осьминог. Он извивался и безумно хотел попасть в родные пенаты. Почему бы и нет? Я отпущу тебя. Однако чаяньям осьминога было не суждено сбыться, ловкий Снурф опередил мои пальцы. Радостно урча, таракан принялся уплетать внезапный сюрприз. Прости, приятель, я правда хотел, чтобы твоя жизнь сложилась иначе.
Облака постепенно рассеивались. Чёрная полоса разделилась на бесконечные столбики. Волна тормозила. Толчок! Лодки брякнулись и по инерции проелозили по снежно-песочной смеси. Всё, приехали. Я переступил через корму. Передо мной предстал гнетущий пейзаж. Художник, страдающий депрессией, мог бы снискать здесь неисчерпаемое вдохновение. Редкие скалы, исполинские деревья, спускающие корни в тёмно-оранжевое море, хмурое небо и надрывные крики чаек – рисуй да плачь. До полного антуража не хватает только скалящегося черепа под истёртым валуном. Накинув съехавший набекрень капюшон, я зашагал к Лесу Скорби. У опушки колыхались тени, и струился туман. Мы вошли под сень каббалистических деревьев. Практически сразу я перестал видеть солнце. Оно как бы застряло среди высоченных крон. Лучи еле просачивались сквозь неувядающие листья. Царил полумрак. Эмилия зажгла Людвирбинг – временно ограничимся его светом, магические шарики могут привлечь к нам ненужное внимание.
Огибая дубы и вязы, я соображал, в какой стороне может находиться Оплот Ведьм. Куда идти? Влево, вправо или не сворачивая? Почему я не спросил направления у Цхевы? Тоже мне – умнейший из умных! Так, а нет ли тут поблизости какой-нибудь птички? С помощью телепатии я мог бы расспросить пернатого о верной дороге… Я огляделся. Ни птиц, ни животных. Только сплошной лес, подёрнутый налётом снега. Угнетающе и… необычно. Вокруг нет сугробов, по всей видимости, зима, как и солнце, имеет в чаще лишь поверхностные права.
Спустя несколько часов бесцельных скитаний мы остановились, чтобы перекусить. Последний кусок баранины достался колдунье, другие принялись жевать солёную рыбу. От первого же ломтика мне страшно захотелось пить. Раскупорив новую флягу, я сделал два долгих глотка. Дурнбад подхватил мою эстафету. Теперь всё понятно, как будто мне случая с Грешемом не хватило… Цхева обожала вести двойную игру. Она дала нам воду, да, это хорошо, а вот рыба была преподнесена не от чистого сердца. Соль заставит нас быстренько опустошить фляжки. А так как в Лесу Скорби пить нельзя, то уже в ближайшем будущем мы станем мучиться от жажды. Я ухмыльнулся – тонкий подход у змеи! Серэнити, перебирая чётки, тихо промолвила:
– Я слышу отчаянные крики.
– Где? – насторожился Дурнбад.
– Повсюду. Души стенают и молят о пощаде, лес – их тюрьма. Навечно запертые здесь, они обречены блуждать в тёмной глуши.
Гном стал оглядываться.
– Повсюду, говоришь? Но я никого не вижу!
– Увидеть слабые формы дано не всякому, однако сильных ты заметишь наверняка.
– А-а!
– Древняя магия тяготеет над этим местом. Нарушая незыблемый порядок и извращая суть Бытия, она подчиняет эфирные образы своей воле. Этим… несчастным некуда деться. Загнанные в нерушимые рамки, они чуют пульсацию жизни и нестерпимо завидуют её обладателям. Будьте бдительны… Их тянет к нам словно магнитом.
– Я вот что скажу – пусть только сунутся! Старейшина войны Надургха не из пугливых маменькиных сыночков! Мой молот загонит их обратно бездну!
– Отваги у тебя не занимать, – улыбнулся я.
Гном стукну кулаком в грудь.
– Храбрость и честь!
– Если бы я не знал Серэнити, то решил бы, что она несёт какую-то околёсицу. Я всегда думал, что пленить можно тело, но не дух! – воскликнул Грешем глядя на меня как на эксперта по загробному миру.
– Почему же ты так думал? – осведомился я, иронично выгибая бровь.
– Потому что дух нематериален! Как его удержать?
– Ну вот, не прошло и дня, – вздохнула Эмилия. – Лекцию заказывали?
Я подёргал подругу за локон.
– Будь любезна, милочка, воздержись сегодня от ставок, а то я ещё за твой предыдущий проигрыш не расплатился.
– Это не мои проблемы, голоштанный гриб!
Я по-отцовски погрозил колдунье пальцем, после чего заговорил:
– Итак, Грешем. Есть узкоспециализированные спиритические ритуалы, позволяющие магу связать себя с потусторонней субстанцией на неограниченный срок. Расскажу тебе о двух самых простых: первый – отделяем от усопшего фаланги пальцев, высушиваем их, растираем в порошок, смешиваем с чернилами, а затем выбиваем себе татуировку с его именем. Второй – толчём зубы покойника в ступке, добавляем туда эссенцию камелии и прах. Полученную кашицу втираем под свою нижнюю губу.
– Держи своё мерзкое чернокнижье при себе! – брезгливо поморщилась Серэнити.
– Замечание принимается. В ускоренном темпе мы перелистываем весь параграф и спускаемся к абзацу с выводом. Он звучит так: «Посмертное заключение бестелесного «я» в оковы личного пользования, хоть и трудоёмкая, но вполне выполнимая задача». Однако рассматриваемая нами глава не посвящена исключительно человеку. Единицы, кующие цепи для эктоплазмы, бывают разные. Чтобы полностью разобрать тему, перенесёмся к разделу «Чужеродное и недоступное пониманию». Сейчас я прошу тебя, Грешем, вспомни, как мы сражались в Лунных Вратах с Дромбильхвалем.
– Склон, бешеные звери, ночь, какие-то полупрозрачные призраки, кружащиеся над вами.
– Они защищали меня, – кивнул я. – В Лунных Вратах и Лесу Скорби всё подвешено на иной уровень «ресурсообеспечения и энергоёмкости», да, эти слова подойдут. Каждый живой субъект здесь оказывается непроизвольно втянут в чары невиданного размаха. Внешне оно незаметно, но стоит только умереть и – бамс – ловушка захлопнулась! Протуберанцами безумия чаща моментально переиначит пойманное естество на свой лад. Отныне участь субъекта рабски потакать желаниям Невообразимого Оно.
– Получится ли отказаться?
– От чего?
– От службы.
– Выполняй или непрерывно агонизируй.
– То есть призраки могут чувствовать боль?
– Не так как ты себе это представляешь. Их мучает: бесконечный шум, резкий свет, непроглядная тьма, вековое молчание, не стихающая тишина, сумасшедшие грёзы наяву, испепеляющее одиночество, замкнутое пространство и другие нефизические величины. Рычагов воздействия уйма, была бы фантазия.
– Любопытно, – пробормотал Грешем. – А как Лес Скорби ну, или Лунные Врата определяют, каким типом нежити я должен стать? Их же много.
– С твоего позволения, я избавлю заданный мне вопрос от смысловой грубости и перефразирую его так: «Когда я протянул ноги, Лес Скорби обратил меня в то, во что обратил. Почему я такой?» Отвечаю. Как ты правильно подметил, существует множество видов того, что большинство величает призраком: фантом, цапаш, хирко, липачи, айгуб, каха, всех и не перечислишь. После смерти индивидуум представляет собою нечто в виде квинтэссенции сознания, которое несёт в себе груз витальных аспектов. При выполнении ряда условий в сакральной местности душа не возносится на небеса. И тогда по витальным аспектам формируется новая личина. Был сильным как огр и глупым как пробка? Отныне ты цапаш. Был ловким и хитрым? Теперь ты липачи. Был мудрым и рассудительным. Вжик – и ты хирко. Был бездарным и искал у моря погоды? Поздравляю, ты – каха. Было в тебе всего понемногу? Обернись фантомом. Изюминка преобразования, конечно, в доступном могуществе. Например, каха может насылать на людей только беспокойные видения. Липачи вызывают приступы трусости и удушья, а цапаш причиняет телесные повреждения. То есть в зависимости от того «кто ты», будешь уметь «что-то».
– Я не совсем понял, что такое витальные аспекты.
– Витальные аспекты – это некое руководство по эксплуатации, которое невозможно перебить в угоду зачарователя. Никак из мёртвого пьяницы не изваять «дохо». Хоть ты тресни, по окончанию преображения он будет каха.
– Это фундаментальный принцип?
– Фундаментальнее некуда.
– Значит, он распространяется и на Лес Скорби?
– А вот этого твой учитель не знает…
– Калеб, я, наверное, ослышалась! – рассмеялась Эмилия. – Разве есть что-то, чего ты не знаешь?
– Не знаю, но имею кучу тезисов в доказательство как «за», так и «против». Хочешь их послушать?
– Мой дорогой, девочкам не нравятся долгие рассуждения о мертвецах и зловещих церемониалах. Нам подавай истории о любви и приключениях.
– И обязательно с хорошей концовкой? – улыбнулся я.
– Ну, разумеется, старый гриб, а с какой ещё? Плохого и так хватает.
Грешем, было принявшийся точить клинки о плоский камень, отложил своё занятие в сторону.
– Ваши научные умозаключения нашли отклик в моём прошлом…
– В твоём рассказе будет что-нибудь про любовь или приключения? – перебил я.
– Нет… Наверное, нет.
– Хотя бы счастливый конец там присутствует?
– Тоже нет. Он… обычный.
Я театрально всплеснул руками.
– Эмилия, затыкай уши!
– Фу, Калеб, до чего же ты противный!
Моя подруга ущипнула меня за ляжку.
– Грешем, запомни, щепотка юмора для женщины как глоток свежего воздуха, без него они вянут и сохнут… Ай!
Я получил ещё один щипок.
– Продолжай, пожалуйста, – попросил я, потирая зудящую кожу, коготки у Эмилии острые.
– С чего?.. Ах, да. Когда-то Лес Скорби был моим прибежищем. Я жил не в самой чаще, а на периферии, однако и там мне довелось повидать уйму странных и необычных вещей. Однажды, когда я уже был вхож в разбойничью шайку, мы скрывались от солдат Вельдза. Тремя днями ранее наши парни замахнулись на проезжающий экипаж одной из фрейлин…
– Всех псов на дыбу! – прорычала Серэнити.
Грешем благоразумно отсел от Великого инквизитора.
– … её стража отбилась, а затем, надо полагать, экипаж поспешил в ближайший форт, где был поднят по тревоге весь личный состав. На нас объявили настоящую охоту…
– Правильно сделали!
От греха подальше вампир перебрался ко мне.
– Так вот, наш главарь порядком струхнул, да и мы тоже! Сотня мечей на хвосте, как ни как. Выбор у нас был небольшой – встретить врага лицом к лицу и, несомненно, умереть или забраться вглубь черноствольника. Идти в Лес Скорби никому не хотелось, но на тот момент это казалось нам меньшим из двух зол.
– Зло вы несли в себе!
– Переходи к сути, – сказал я, видя, как закипает Серэнити.
– Эм? Кхм.
Грешем кашлянул в кулак.
– Подгоняемые страхом, мы забрались довольно далеко. Деревья слева и справа смыкались единым строем. Листья прикрывали наши чёрные одежды и помогали слиться с вездесущим сумраком. Мы немного успокоились и легли спать под большим дубом. Ночь погрузила нас в абсолютную темноту, которую спустя час или два прорезал хохот. Мы повскакали со своих мест и вопреки всему запалили факелы. Нет, то не был довольный капитан с эмблемой ворона, смеялся наш товарищ. В отблеске огня его глаза лезли из орбит, а от непрерывного гогота челюсть съехала вниз и перекосилась. Он исторично размахивал саблей, пока случайно не перерубил себе лезвием горло. Сабля выпала из рук, а смех сменился хрипом… и тут он начал плясать, заливая всё вокруг кровью. Выверенным ударом я усмирил его. Сошёл с ума, с кем не бывает? – подумал я, но вдруг увидел, как из окровавленного носа вытекает тоненькая молочная струйка похожая на дым. Струйка издавала притягательную мелодию. Она явно завлекала меня склониться над трупом. Невероятным усилием я поборол морок. Подувший ветер подхватил молочную нить. Истончаясь и музицируя, она растворилась в дебрях. Думаю, это был призрак, но какой-то особенный, умеющий вселяться в живых людей. Я прав?
– Как я могу сказать тебе – да или нет? Я не был там, не видел этого. В мире полным-полно древних духов, которым вполне по плечу проникнуть за разделяющую вуаль и овладеть телом животного, человека и даже чудовища. Это невероятно опасные противники, и, если мы напоремся на них, неприятностей не избежать. Не знаю, справлюсь ли я с ними.
Я поднял сумку с земли.
– Не волнуйся, Шаттибраль, если понадобиться, я покажу Тьме истинную силу Света, – заявила Серэнити, сжимая стальные перчатки.
– Когда ты так говоришь, мне становиться как-то спокойнее, – искренне ответил я.
Дурнбад затоптал маленький костерок, и мы вновь отправились в тенистые заросли. В полумраке я изредка видел огоньки следящих за нами глаз. Они вспыхивали красными пятнами то за камнем, то за стволом дерева, а то и вовсе мигали откуда-то сверху. Кто это или что это? Живорезы? Разгадать мне так и не удалось. Раздвинув очередные кусты и никого не обнаружив, я бросил эту затею. За нами наблюдали, но не трогали… Пока не трогали. Зачем торопиться? Скоро мы в конец заблудимся, может, растеряемся и останемся порознь… Обитатели Леса Скорби умеют ждать.
Снурфу в чаще не нравилось. Он часто задирал усы к лиственному небу и посматривал по сторонам.
– Вернуфа назаф! – прошипел таракан, семеня у моих ног.
– Мы не повернём обратно.
– Пофему?
– У хозяина здесь дело.
– Какофе?
– Важное.
– Нит!
– Да.
– Потомф егоф делафть!
– Потом не могу, надо сейчас.
– Пофему?
– Я уже тебе объяснил.
– Фдефь профифно!
– Что тебе противно?
– Птифы!
– Снурфи, я не вижу ни одной птицы
На всякий случай я огляделся.
– А! Ты голоден?
– Нит! Нит! Нит!
Таракан нервно застрекотал.
– Птифы, птифы, птифы! Больффффыыыыееее!!!!
– Да где они?
– Фдефь! Ряфом! Фдефь! Уфффф!
Снурф боязливо прижался к сапогам. Памятуя о том, как он почувствовал своих сородичей в Трузде, я моментально обнажил меч и крикнул друзьям приготовиться. Став плечом к плечу, мы застыли в боевых стойках. По моей ладони забегали иголки молний. Минута, две, десять. На нас никто не нападал. Тишь да гладь… Лишь редкие снежинки подсмеивались над нашим переполохом. Развеяв заклинание, я с укоризной посмотрел на фамильяра.
– Скажи честно, ты выдумал про птиц?
– Нит!
– Точно? Ты не хотел, чтобы я напугался?
– Зафем?
– В надежде, что из-за страха я сверну своё важное дело.
– Нит! Птифы былиф! Ониф уфлефели! – обиженно проскрежетал Снурф, залезая под валун.
Эмилия покачала головой – мол, что обвиняешь зря, бдительность не повредит. Колдунья держала Людвирбинг в постоянном силовом напряжении. Конечно, на подпитку посоха требуется меньше энергии нежели, чем на поддержание заклинания в руках, однако подобную расточительность волевого потенциала я категорически не одобряю. Если маг будет находиться в состоянии пассивной концентрации, то он быстро перегорит. Это в большей мере относиться к крупным заклинаниям, хотя такие чары как «Шары Света» или «Сопротивляемость к Элементам» со временем тоже могут иссушить до дна. Раздумья, раздумья, раздумья, они не покидают меня ни на секунду…
Зацепившись за всклокоченный корень, мой плащ обзавёлся широченной дырой. Досадно. Я посмотрел через неё на свою подругу.
– Прореха на одежде, а не в боку, – отметила она.
– Если так судить, то это мелочь, но вообще мне жалко плащ. Он верой и правдой скрывал меня от холода и мороза.
– Его рана не критична. Будет свободный часок, заштопаю.
– Спасибо, Весенний Шторм.
– Калеб!
– Что?
– Грозная Четвёрка!
– Давно она не собиралась вместе, – улыбнулся я. – Когда ты последний раз виделась с Альфонсо или Бертраном?
– С Рыжей Колючкой пару зим назад. Он был проездом, очень спешил… Переночевал и сразу уехал. Какая-то срочность в Магике Элептерум.
– И всё?
– Что – и всё?
Бертран Валуа, медноволосый красавец с закрученными усиками и опрятной клиновидной бородкой, он – великолепный иллюзионист, непревзойдённый рубака на шпагах и один из лучших моих друзей… Ему всегда нравилась Эмилия… как девушка. Ухаживания Бертрана принимались Эмилией с доброй сестринской иронией. Весенний Шторм держала Рыжую Колючку на расстоянии, но всё же не отталкивала до конца… Что это? Врождённое женское кокетство или нежелание причинить боль близкому человеку? В ту пору я поддерживал Бертрана… но теперь обстоятельства кардинально поменялись.
– Калеб! Что и всё?
– Он… Он приглашал тебя куда-нибудь?
– Куда-нибудь, куда?
– Просто скажи: да или нет.
– С чего вдруг я должна тебе говорить?
– Потому что!
– Потому что, что?
– Эй, хватит меня передёргивать!
– А ты задай вопрос нормально.
– Бертран звал тебя в Магика Элептерум?
Эмилия остановилась, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Да.
Я отвёл взгляд.
– И ты согласилась?
– Ответ за ответ.
– С каких пор мы торгуемся?
– С этих самых.
Я облизал губы.
– Хорошо, спрашивай.
– Не сегодня, – улыбнулась колдунья. – Я приберегу свой вопрос до урочного дня.
– Так нечестно!
– Мы не обговаривали временные рамки.
– И всё равно!
– Я сказала ему «нет».
– Почему?
Эмилия повернулась ко мне спиной.
– Причина тебе известна.
– Ты до сих пор любишь другого! – выпалил я.
– Да.
– Думаешь, он осознает… и вернётся?
– Я… Я отчаялась его ждать.
– Но ты всё ещё ждёшь?
– Жду.
Моё сердце упало.
– Надеюсь, он придёт.
– И я.
Странный диалог у нас вышел… наверное, из-за меня. Валуа… человек из прошлого… секрет… чувства… мне есть, над чем подумать. Отстранившись от Эмилии, я молча зашагал дальше.
