Владимир Александрович Быков
Дневниковые записи. Том 1
– Кто же она? – Понимаешь, она дальняя родственница. После смерти жены предложила мне оставить мою квартиру детям, а самому переехать к ней. У нее трехкомнатная, и никого из родственников, кроме меня. Я с ней в браке не состою и брачных отношений не имею.
– А для души что? Кто-то есть на стороне? – Да, отвечает он.
Я не уточняю, кто она вторая, он тоже вместо того, чтобы перейти к этой второй, продолжает о первой.
– Я с ней влип, кажется, в историю, из которой не знаю, как теперь выпутаться. Она полусумасшедшая, вдарилась в чистоплюйство, часами моет руки и все остальное, что в них попадает. Сейчас вот затеяла непонятный ремонт. Необычная такая форма умопомешательства.
Выражаю ему сочувствие, хотя и не очень понимаю, в чем, по сути, заключается его проблема. Задаю еще вопрос о детях, на который получаю также грустноватый ответ – не совсем, видимо, удовлетворенного их жизнью отца. Покончив с бытом, переходим к обсуждению «общемировых проблем». Здесь у нас с ним полное взаимопонимание и прежняя взаимоудовлетворенность. Допиваем пиво (оказавшееся весьма добрым), выходим и прощаемся. Он не задает мне вопросов о моих дальнейших планах, я ему. Странная встреча, не соответствующая моей влюбленности в Илью, о которой я писал выше.
А теперь, для полноты, еще несколько слов о дорожных знакомствах.
Туда я ехал с двумя мужиками, которые работают экспедиторами в петербургской сервисной фирме и занимаются сопровождением вагонов с грузами для дальних районов – нефтепромыслов, строек и т. д. Один из них оказался вполне эрудированным человеком с высшим образованием. И вот ради лишней рублевки уже десять лет этот коренной петербуржец мотается по стране, месяцами живет на колесах, внережимно, без нормальных бытовых условий.
На обратной дороге оказался в купе со столь же обворожительной дамой, что и Надежда, также разведенной, и опять, ни по каким-то там обстоятельствам, обычно нам открывающимся лишь при совместной жизни. Нет, – по вполне очевидным уже при самом первом знакомстве, по тем же идейным соображениям – интеллектуальной ограниченности ее избранника.
Таковы мои впечатления о поездке в С.-Петербург. Шесть петербургских, запланированных и чисто случайных, встреч, шесть семей, и какая-то общая в них искусственно организованная неустроенность. Нашей екатеринбургской жизни моих родственников и знакомых можно только позавидовать. Есть и у нас неприятности и печали, но как-то по-другому, более естественно, они воспринимаются. Может, от привычки, оттого, что свои, родные?
18.06
Вчера был приглашен И. Недорезовым «на чашку чаю» по случаю выхода его книги «Моделирование процессов правки проката на роликовых машинах». В числе приглашенных Стрижов, Попиченко, Макаров
и другие сотрудники из его расчетной группы. Он выразил всем благодарность за помощь и содействие в подготовке и издании его книги и каждому вручил по экземпляру. По просьбе Ильи я просмотрел ее ранее в рукописи и сделал по ней кое-какие замечания, обратив внимание на ряд некорректных в ней формулировок, причем на самых первых страницах труда и оттого особо заметных.
К сожалению, как я установил, открыв книгу, большинство из них в ней остались в прежнем виде. Вроде «кривизны точки кривой, кривизны изгиба сечения проката, оси центра тяжести, центра тяжести поверхности проката» и т. п. досадных неточностей. Позвонил Недорезову, выразил ему неудовольствие и попросил посмотреть, насколько красиво и грамотно практически о том же самом еще полвека назад в книге «Теория упругости» написали Ландау и Лифшиц. Какая у этих авторов безупречная физическая корректность в любой формулировке, в любом доказательстве, как все четко оговорено для заведомо однозначного восприятия читателем всего излагаемого!
При рассмотрении вопросов изгиба стержня говорится о «кривизне кривой в точке, кривизне нейтральной поверхности» вместо выше приведенных недорезовских определений, а против двух его последних – вообще ничего, ибо они совсем уж на уровне полной бессмыслицы.
«Система координат с началом в некоторой точке нейтральной поверхности (на которой не происходит ни растяжения, ни сжатия) внутри стержня». У Недорезова та же система координат, но, на уровне опять полной бессмыслицы, «связанная с произвольным сечением выправляемого стержня, центр которого находится в центре тяжести рассматриваемого стержня».
«Ось z направлена параллельно оси стержня (недеформирован-ного)». У Недорезова «координата z направлена вдоль длины выправляемого стержня», что и менее точно и совсем ошибочно в части первого слова.
И это после мной сделанных ему замечаний.
В книге много доброго и полезного, а читать противно… Из-за чего? – Из-за мелочей, алогичного построения, путаных формулировок, отсутствия четких авторских установок по приведенным в книге расчетным методикам, расчетным исходным данным и граничным условиям, схемным решениям и конструкциям машин. Написано много и подробно про то, что сделано, и мало про то, как это все с максимальной пользой съесть.
В дарственной авторской надписи на книге Илья назвал меня «Конструктором и Учителем». Плохим я был учителем, коли не научил его точному изложению своих мыслей. В целом – весьма правильных, полезных и даже, во многом, реализованных на практике.
11.08
Вчера часов в 11 вечера прошелся по уралмашевским улицам километра три. Жизнь кипит ключом, полно молодого народа. Сидят, стоят, галдят, чего-то жуют и пьют в бесчисленных забегаловках, кабачках, у стоек и за столами, выставленными по случаю хорошей погоды чуть не у половины магазинов, которых тоже несусветное стало количество. На завод зашел. Двери под дуб, висящих по стенам телефонных и прочих проводов нет, все спрятано за панели, туалет – почище, чем в бывшем ЦК. А ведь это должно сработать. Может, так и надо начинать, с благоустройства собственной жизни, а потом уж творить машины. Чистый туалет и отличные, без болтающихся пружин, двери, думаю, не будут препятствовать творческому процессу. Время? Но ведь и слом необычный, совершенно не предвиденный не знавшим реальной жизни несчастным «диалектиком» Марксом.
18.08
Прочитал на днях «Роман с президентом» В. Костикова о его пресс-секретарской работе у Ельцина. Когда взял в руки книгу, подумал: «А может, зря я так резко критикую всех отирающихся возле тронов разных советников, дай посмотрю, может этот, показавшийся мне симпатичным мужиком, из другой породы?». Нет, ничем он не отличается ни от Волкогонова, ни от Бурлацкого, ни от Яковлева. То же воздействие на него «кремлевских коридоров» и та же увлеченность бытописанием дворцовых интриг в борьбе за власть и место «на Олимпе». То же холопское преклонение перед хозяином, явно преувеличенное представление о полезности своих советнических «находок», критика всех ему подобных и выгораживание себя. Та же подчиненность своего существования марксистской формуле: «бытие определяет сознание» и полное соответствие житейской норме: «Скажи нам, где ты и с кем служишь, кто твои друзья, а мы скажем, кто есть ты сам».
Три с половиной сотни страниц описаний дворцовой мерзости. Как обойти, объехать, улучить момент, где и с кем рядом сесть или встать, что сказать, когда и через кого передать нужную бумагу, как не обидеть босса и удержаться в кресле? Шут Костиков гороховый, как его унизительно, но верно окрестил А. Коржаков, а никакой не советник.
Только успел отложить ее, попала в руки еще одна «Кремлевская хроника» А. Грачева, также бывшего пресс-секретаря, но теперь Горбачева. Естественно, то же впечатление, те же идиотические описания дворцовой мишуры на фоне полного незнания исходных жизненных реалий. Как результат, побуждения главного «героя» и самого автора выдаются за действия, желаемое – за действительность, а состоявшееся – за якобы ранее ими предвидимое и ожидаемое. После, к примеру, августовских 1991 года событий все было ясно подавляющему, хотя бы немного мыслящему, большинству. Ельцин давно уже говорил открытым текстом о Москве, как столице России, а Горбачев, по Грачеву, продолжал строить воздушные замки и заниматься «творческим» обоснованием (помимо его воли и желаний) проистекающего. И так у Грачева почти все, – вне, как я часто упоминаю, истинных причинно-следственных связей, а часто и вне элементарной логики.
Третья – на ту же тему – «Борис Ельцин: от рассвета до заката». Автор ее упомянутый ельцинский телохранитель Коржаков, который в отличие от гуманитариев – советников, подвизающихся на одном бумажном фронте, человек дела. Он тоже служит, но служит от души, от природного его естества, служит Человеку, а не дворцовому коридору, и потому его описания того же фактически, хотя и сделаны в духе бульварного бестселлера, более правдоподобны и более точны. Пишет он не из-за угла, а прямо. Пьет, ест и вкусно закусывает икоркой и балычком сам, также и пользуется сам прочими бесплатными благами. Но за верную, как он считает, службу, за духовную преданность хозяину. В его подвижках нет униженности, он по-своему честен, благороден и даже добр. Живет и действует по давно отработанному природой и жизнью правилу, что не он, так другой такой же занял бы это место, что трон не может существовать без подобного ему окружения. Отсюда он естественен и его описания вполне воспринимаются и не вызывают чувства неловкости, проистекающей, у меня лично, прежде всего от однобокой авторской тенденциозности и предвзятости, от противной человеческой униженности перед хозяином, да еще не назначенном тебе насильно, а тобой выбранном, как это имеет место у предыдущих авторов.
Прочитал для сравнения еще книжку о Ельцине и Горбачеве под названием «Борис Ельцин», написанную двумя бывшими нашими соотечественниками Соловьевым и Клепиковой, ныне проживающими в Америке и потому, как мною установлено, способными к независимому и более объективному описанию их интересующего. Полностью с ними согласен, все у них правильно. Но замечу, мне для характеристики этих двух «борцов» за власть потребовалось всего пять страничек, а Соловьеву и Клепиковой четыре сотни. Чтобы создать свой труд, они перечитали добрую сотню разных книг и статей и переговорили с не меньшим числом свидетелей и участников событий того времени. Я же написал о Горбачеве и Ельцине, руководствуясь только их делами, да еще общеизвестными законами движения по жизни чем-либо одержимых людей. Именно такой подход и позволил мне, как я считаю, дать более верную и более корректную оценку истинных, отторгнутых от дворцовой мишуры и прочих мелочей, причин их деяний и описываемых событий в целом.
22.08
Капитальнейшим образом отметили 70-летний юбилей завода. Это сейчас делать научились с помпой. Обнимался с Рыжковым, Вар-начевым, Синицким и прочими господами, на него приехавшими. Заключительная кабацкая встреча состоялась в Филармонии и проходила в сопровождении симфонического оркестра под управлением главного дирижера Лисса.
02.09
Ловлю себя на мысли, что мои заметки становятся все мрачней. Начиная их в преклонном возрасте, я предвидел возможный уклон в подобную сторону, но все же не в такой степени, как получается.
Вот и сегодня хоронили Марка Исааковича Бакунина – одного из ветеранов уралмашевцев, активного участника послевоенного становления нашего завода, его роста, авторитета и славы, к сожалению, ставших теперь фактически историей и не получающих сегодня столь же устремленного, как прежде, своего дальнейшего развития.
С Марком я был связан большую часть работы в конструкторском отделе. Пришли мы на завод почти одновременно. Но я молодым юнцом, окончившим институт сразу после школы, он же умудренным жизнью мужем – после тяжелых лет войны, да еще в передовых саперных подразделениях. А потом, к слову, в 50-е годы еще и дополнительно мобилизованным партией и властью («мало» ему досталось войны) на работу по подъему сельского хозяйства.
Четыре десятка лет мы проработали с ним в теснейшем контакте и при полном взаимопонимании, хотя было, конечно, все – и споры, и неудовольствия, особо с его стороны. Были таковые и у меня, но касались они лишь конструкторских чисто дел. В бытовом плане он был безупречным мужиком.
В нашем подразделении по проектированию станов горячей прокатки волею судеб оказались наряду с Марком еще два еврея, его погодки и тоже прошедшие по полям войны. Это были, по их исходной природе и характеру, совершенно разные люди.
Марк Бакунин – законник и в какой-то степени прагматик-педант, ставший во многом таковым, мне казалось, под воздействием своей опасной саперной военной профессии, требующей особой внимательности и ответственности.
Лев Махлин – анархист и критикан, не знавший другого начала любой поручаемой ему новой работы – как разносной, порой мало аргументированной, ее критики.
Миша Пилип – непревзойденный оптималист, для которого не существовало ни планов, ни других ограничений, кроме одного неистребимого желания сделать проектируемое возможно проще, удобнее и дешевле.
Так случилось, что эта троица оказалась почти все годы совместной работы в моем техническом, а временами, и административном подчинении. Горжусь тем, что по отношению к ним, по крайней мере, я оказался в роли весьма признанного арбитра. А уж споры у них, в силу особенностей их характеров, были дай бог какие и очень даже частые. Вот две повторявшиеся из месяца в месяц, из года в год сценки.
Доска, на ней чистый лист ватмана. Лев с чертежом – аналогом и заданием в руках. Марк с возмущением жалуется мне, вызванному им для разбирательства, на сумбурную, неконструктивную критику Махлина. Тот с неменьшим шумом пытается ему возражать. Состоится примерно такой разговор.
– Марк, Лев, не заводитесь. Плохо конечно, что на листе ничего опять нет, а есть только одна гольная критика, но давайте попробуем еще раз спокойно ее выслушать, а Льва попросим довести до нас свои мысли с меньшими эмоциями и с возможно большей объективностью.
Лев начинает. Не так, как я просил, но все же, чувствую, более спокойно и толковее, чем без меня.
– Ну, и чего ты возмутился, ведь не совсем у него все без оснований? – обращаюсь я к Марку, пытаясь как можно корректнее сформулировать предлагаемое Львом. – Разве не согласен, что есть предмет не только для спора, но и для обсуждения. Почему, например, не принять то и то…? – Опять потеря времени, – ворчит Марк, но уже примирительно. – Дай ему день, а завтра посмотрим, чего Лев нам нарисует сверх своей критики, в рамках тут сегодня нами наговоренного.
Через день-два собираемся у доски с листом, уже слегка обросшим кое-какими костями и мясом, быстро договариваемся и принимаем ра зумное, устраивающее противоборствующие стороны решение.
Более деловые, но всегда с такой же взаимной заведенностью, протекали споры у Марка и с Пилипом. Тут главным аргументом у одного был пресловутый «план», а у второго – добрая оптимизированная конструкция. Соответственно, и разрешались они значительно проще и быстрее – обычно ссылкой на мою, чуть не стандартную по сему случаю фразу. Вроде того, что время, план, излишние затраты на проектирование нам начальники простят и скоро забудут, а плохую конструкцию будут помнить много дольше все, в том числе и сами авторы.
В таких спорах и других похожих разборках Марк выглядел, мягко говоря, не на высоте и часто оказывался в своеобразной позе «побежденного». Его очевидно, в достаточно простых ситуациях, не выигрышное оппозиционное поведение, которое, будь он немного хитрее, дипломатичнее, легко можно было избежать, так и осталось для меня загадкой.
Были случаи и посерьезнее, когда Марк при определенной свободе и в силу обычной человеческой слабости – жажды самостоятельности (но при недостаточных на то основаниях) – допускал более грубые просчеты. Один из них запомнился настолько, что я при его первом рассмотрении и разговоре с Марком в порядке демонстрации своего недовольства от им содеянного даже нарисовал на него большой «зуб». Дело заключалось в следующем.
У нас была отлично отработанная (с ним совместно, кстати) надежная, удобнейшая, простейшая и широко проверенная в эксплуатации конструкция пил для горячей резки сортового проката. Так вот, во времена, когда я занимался другими делами, Бакунин для одного из объектов взял эту отличную пилу и буквально поставил ее с «ног на голову», причем сделал так вопреки четкому предупреждению наших расчетчиков об энергетической нерациональности предложенных им схемных изменений. В довершение своего творческого экстаза для придания пиле «эстетического» вида, в угоду модным тогда эргономическим требованиям, прикрыл непутевое сооружение огромным кожухом. О том, что последний явится прямым заслоном для оперативного обслуживания размещенных под ним механизмов, он забыл.
Осложнения с его пилами возникли сразу после пуска, и мы с Бакуниным были немедленно вызваны на Челябинский комбинат. Прибыв на участок пил, прежде всего, я увидел какие-то взметнувшиеся вверх чуть не до подкрановых путей металлоконструкции.
– Что за непонятные сооружения там перегораживают весь пролет цеха? – спросил я и показал Марку рукой в сторону пил.
– А это как раз и есть те критикуемые тобой кожуха.
Мои предположения подтвердились. По условиям названного обслуживания, видимо, их как подняли еще при монтаже, так в этом состоянии и оставили. Ну, подумал, то не проблема, хотя и противновато будет завтра в протокольной записи признаваться в их ненужности и просить цеховиков подумать, как с пользой использовать сей кожуховый «листовой металл» для собственных нужд. Значительно сложнее будет решить задачку по намеченной нами еще дома обратной установке пил с «головы на ноги». Основную же заковыку мы усматривали в том, как все представить Заказчику, как и какими «теоретическими» обоснованиями и будущими выгодами доказать ему желательность и необходимость столь капитальной реконструкции только-только пущенного в эксплуатацию и не успевшего даже покрыться пылью оборудования.
Но… тогда были еще добрые советские времена, и потому нам удалось доказать и все выполнить, причем за счет средств Заказчика, и, на удивление, очень быстро. Не думаю, что и прямые потери у Заказчика были велики. Все механизмы нами были использованы, а изготовлены вновь фактически только одни металлоконструкции, с минимальным объемом механообработки. Ставшее же негодным в основном было изготовлено из всегда для всех дефицитного листового металла, который, безусловно, был в дальнейшем почти безотходно использован для упомянутых общецеховых нужд. О главном результате не говорю. Цех получил те пилы, о которых я рассказал в начале этой так успешно закончившейся коллизии.
Здесь нужно отдать должное Марку. В целом он был неравнодушен к новым и разумным решениям, причем как своим, так и к тем, которые исходили от других. Когда критика неправильного состоялась и утверждалось решение, как истинный партиец он принимался со своей командой за его неукоснительное выполнение засучив рукава, с настоящей авторской заинтересованностью. Не знаю случая и ни разу от него не слышал, чтобы он «икнул» и позволил себе повторную «возню» по уже раз рассмотренному и затверженному, если к тому не возникали принципиально новые обстоятельства. Так была им закончена и упомянутая история с пилами. Переживал, вероятно, но не только не оправдывался, не обижался, не брюзжал, активно действовал, и мой на него «зуб» быстро преобразил в хорошую о себе память.
Очень важное, достойное подражания, качество конструктора в коллективной творческой работе, где всегда есть место для обоснованной критики, постоянно идет борьба мнений, не исключены и досадные ошибки, требующие неприятного для их автора признания и последующего, порой весьма затратного, их исправления.
Марк допускал ошибки и малые, и большие, но отличался честным и ответственным отношением к труду. И какой-то, еще добавлю, буквально скрупулезной щепетильностью в чисто житейских вопросах. Наверное, он единственный из всех, кто даже 10-минутную свою отлучку по личным делам норовил оформить отпуском без сохранения содержания. В то же время был исключительно заботливым руководителем по отношению к своим подопечным, ругался по работе, но всегда был внимательным и чутким к их бытовым проблемам. Одна из его сотрудниц сказала на поминках: «Три раза в год, 31 декабря, 7 марта и в день рождения в моем доме с неизменной пунктуальностью раздавался телефонный звонок от Марка Исааковича… Теперь, я знаю, звонка не будет, и я никогда не услышу его доброго голоса». Мне показалось, что от таких слов у большинства присутствующих на глазах выступили слезы…
А во всем остальном? Отличный был семьянин, любитель природы, прогулок, лыж, сада и всего прочего, что свойственно настоящему Человеку.
08.09
Встретил случайно на улице М. А. Карасева, бывшего Главного конструктора по прессовому оборудованию. Последнее время мы с ним, как члены ГЭК, чаще всего видимся на защитах дипломных проектов студентами в нашем Политехническом институте. Спрашивает меня о здоровье, о моих занятиях.
– Пока здоров, тьфу-тьфу, – отвечаю ему. – Не скучаю, веселюсь. Последнее время занялся тем, что «качаю» права пенсионера-обывателя. Написал письма Путину и в Думу с критикой закона о принудительной автомобильной страховке. Прошу всех при случае, в том числе тебя, оказать поддержку, написать тоже что-нибудь по этому вопросу. Отправил два письма Чернецкому об автомобильной стоянке в нашем дворе.
Расстались с пожеланиями друг другу здоровья и успехов.
Привожу ниже свою переписку по автостоянке, как пример элементарной несостоятельности современной демократической власти.
Первое письмо.
«Уважаемый Аркадий Михайлович! Я проработал 50 лет, и всю свою жизнь писал в различные государственные организации, насколько мне помнится, только по вопросам как сделать то, чем я занимался, лучше, быстрее и дешевле. Сейчас вынужден обратиться к Вам с проблемой сугубо приземленного бытового характера.
Речь идет о дворовых автомобильных стоянках вообще и, в частности, о таковой во дворе домов № № 24/1 и 24/2 по улице Стахановской, где она обрела предельно недопустимые, с точки зрения здравого смысла, формы. На площадке, рассчитанной на нормальную стоянку 10 машин, загоняется на ночь чуть не добрая их сотня, из них два – три десятка размещаются прямо на газонах и тротуарах непосредственно под окнами нижних этажей названных домов. Практически до часу ночи не прекращается шум подъезжающих на стоянку машин, с пяти утра – отъезжающих со стоянки, а в промежутке этих 4-х часов периодически раздаются резкие звуки от самопроизвольных включений их систем противоугонной сигнализации. Люди не спят, мучаются, возмущаются.
Обращения в различные районные и городские организации, включая мою личную просьбу бывшему Вашему заместителю Ю. В. Осинцеву, блокируются ссылками на отсутствие законов «прямо запрещающих», видите ли, размещение во дворах жилых домов подобного рода заведений. О том, что при этом нарушаются элементарные, законом установленные, права граждан, которым соответствующее жилье было предоставлено заведомо до появления данных стоянок, естественно, умалчивается. В крайнем случае, все заканчивается выражением сочувствия.
Отдавая должное сложности проблемы и определенной материальной и прочей заинтересованности другой стороны, нельзя ли все же разрешить этот вопрос в общей его постановке и, конкретно, по упомянутой улице Стахановской? Ведь речь идет об элементарных правах населения на спокойный отдых в своих домах. Я не говорю о возможных других последствиях размещения большого количества автомашин непосредственно вблизи жилого дома (взрыв, пожар, создание аварийных ситуаций не выспавшимися и нервно-возбужденными людьми на их рабочих местах…).
Прошу Вашего личного вмешательства. Было бы неплохо для начала, в рамках кампании по весенней очистке города, поручить кому-нибудь из Ваших ответственных работников посетить наш двор, желательно часов в 7 утра, дабы персонально и наглядно убедиться в мною здесь приведенном.
С уважением и надеждой на положительное разрешение данного вопроса».
Получаю ответ-отписку от районного РУВД, суть которого видна из моего издевательски-вежливого второго письма Чернецкому.
«Уважаемый Аркадий Михайлович! 22.04.03 я обратился к Вам лично с письмом относительно размещения несанкционированных автомобильных стоянок и, в частности, о таковой во дворе домов № № 24/1 и 24/2 по улице Стахановской. Естественно, я сделал это только после моих безуспешных попыток разрешения проблемы в различных нижестоящих органах, и потому рассчитывал на личное ее Вами рассмотрение.
К сожалению, Ваш Комитет административных органов продей-ствовал, как у нас принято, сверхформально и потому оперативно переслал его для рассмотрения и ответа Орджоникидзевскому РУВД и отделу административных органов Орджоникидзевского района.
Письмом от 26.05.03 на бланке начальника Орджоникидзевского РУВД Александрова я получил ответ в варианте мною ожидаемом, и даже хуже. Письмо составлено так, будто автором его являлся не работник РУВД, а сам хозяин автомобильной стоянки.
Вместо моих на стоянке «чуть не доброй сотни машин» (фактически в пределах 80) в нем сообщается о том, что их число «не превышает 50 единиц» и они, к тому же, якобы, являются все «автомобилями жителей близлежащих домов»; что охрана их «производится из металлической будки» и будто бы даже «силами самих автовладельцев»; что, тем не менее, охранники стоянки «привлечены к ответственности»; что теперь «в ночное время автотранспорт на газоне не паркуется» и, даже больше, «нарушений парковки автомобилей не выявлено» и далее на уровне либо констатации очевидного, либо осознанно искаженного и не соответствующего действительности. Надо же придумать: ничего «не выявлено». Хотя за все три прошедших месяца абсолютно ничего не изменилось, за исключением разве отмеченной в рассматриваемом письме части одного из газонов (который выдается тут за все газоны двора), огороженной возмущенными жителями первыми попавшимися под руку и забитыми как попало в землю трубами.
Наконец в заключение письма сообщается, что сейчас «проводится проверка всех мест парковки автомобилей» и что (несмотря на то, что проверка еще только проводится, тем не менее) уже «составлен график сноса будок и эвакуации автомобилей, из которых осуществляется охрана парковок». Это, надо понимать, для моего успокоения, но без указания какого-либо срока реализации данных планов и графиков и с явно тенденциозной направленностью (как и всего письма в целом) выдать желаемое за действительность.
Какой-либо реакции на данное письмо-отписку от администраций города и района я не получил и потому вынужден просить Вас вторично лично рассмотреть мою просьбу и принять по ней надлежащие меры. С уважением и еще раз с надеждой на положительное разрешение данного вопроса».
Следующее письмо я получил вполне обстоятельное от более высокой – районной власти, но такое же безрезультативное, что заставило меня обратиться к ней уже непосредственно, поскольку она, власть, слишком для себя «неосторожно» очень много и конкретно мне наобещала.
«Уважаемый Сергей Андреевич! Весьма признателен Вам за оперативную и деловую реакцию на мое письмо от 25.07.03 и любезное уведомление о принимаемых мерах с «целью пресечения работы несанкционированных автопарковок».
Хотел бы надеяться на своевременное разрешение данной проблемы в полном соответствии с принятыми Вами решениями.
К сожалению, сегодня уже 08.09.03, но из Вами обещанного пока только снесена охранная будка. Сама же стоянка продолжает функционировать в прежнем своем виде. Те же мальчики собирают с водителей калым, осветительный прожектор подключен к сети, машины размещаются на газонах и тротуарах, под деревьями дворового сквера, прямо под окнами нижних этажей домов. Шум от подъезжающих и отъезжающих машин, громкие разговоры, хлопки дверей и резкие звуки от самопроизвольного включения систем противоугонной сигнализации – все как было, таким и остается. Представляется, что данная территория не поставлена, как упомянуто в Вашем письме, и под «особый контроль РУВД Орджоникидзевского района».
Прошу Вас принять необходимые дополнительные меры для обещанного Вами пресечения работы данной стоянки. Одновременно, пользуясь случаем, прошу принять мою благодарность за дополнительное, по данному обстоятельству, решение Администрации о благоустройстве в следующем году нашей дворовой территории, которая сейчас действительно пребывает в плачевном состоянии, не отвечает никаким нормам и не соответствует первоначальному исходному проекту ее благоустройства».
0 7.10
Екатеринбург, сообщают нам разные СМИ, ожидает эпохальное историческое событие, невиданный в истории визит – в наш город приезжают Путин и Шредер. Местная власть чуть не выпрыгивает от гордости из штанов, с умилением поясняя народу, насколько это заранее запланированное, глубоко продуманное и невероятно обоснованное мероприятие: ведь Урал, как отметил сам Путин, «опорный край державы». Объявляет, сколько тысяч силовиков будут охранять порядок, как и когда будут перекрыты улицы, как подобострастно должны при сем событии вести себя граждане, что им позволено и что нет, как эти главы демократических государств, возможно, отметят день рождения губернатора Росселя, какие затем судьбоносные документы они подпишут и как посетят главную городскую достопримечательность – памятник бездарному монарху – храм на Крови…
«Такое не снилось даже царям!» – слышу я издевательские реплики горожан. Возмущение и ненависть к власти помимо моей воли появляются и у меня. И снова я возвращаюсь к своим старым мыслям. Бунты и революции, их непомерная жестокость проистекают от народной ненависти к власти, а она есть прямое следствие ее узколобия, ее абсолютно неадекватного поведения, элементарного несоответствия между словами и делами, глупейшей устремленности к мишуре и помпезности.
10.10
Получил сегодня по интернету сообщение от Ани: «Всем! Всем! Всем! 6 октября 2003 родился Владимир Муравьёв-Каттентидт». Заявлено весьма и весьма бравурно – одновременно более чем в 20 адресов. Мало, иностранцы вывозят наших красивых и умных девок, так они еще им рожают добрых молодцев. К сообщению приложена фотография, на которой Аня и рядом с ней симпатичный розовощекий четырехкилограммовый младенец.
Недавно встретил А. Е. Полякова. Рассказал мне, что его внучка, как и Аня, сразу после окончания института также была увезена, только французом. Живут они сейчас с ним в небольшом курортном городке По на границе между Францией и Италией и также ждут ребенка. Идет очередное массовое переселение русских за границу. Сколько же силищи в этой России!
