2013 год
15.01
Состоялась встреча с новым Генеральным директором Андреем Владимировичем Салтановым и его первым заместителем Андреем Леонидовичем Кузнецовым
Присутствовала команда в старом составе, добавился к ней только молодой пенсионер Шалаев.
Салтанов произвел на всех хорошее впечатление, на меня особенно, поскольку он сибиряк по рождению, из Кемерово, там же учился и первые свои 12 лет работал на Кузнецком меткомбинате.
17.01
Сегодня был принят им лично, и мы проговорили с ним часа полтора на разные темы, в том числе: о Сибири, Кузнецком комбинате, его бывших руководителях, и даже о наших с ним предках. Затем он рассказал о планах восстановления завода, а я о своих предложениях лет перестройки на ту же тему, с которыми я выступал ранее на встречах с его предшественниками. Опять осталось доброе впечатление, и тут не только у меня, но кажется, и у самого Салтанова.
18.01
Из переписки с Ильей.
«Дорогой Володя, Нодари прорезался: у него были проблемы с электронной почтой.
Надеюсь, что он уже с тобой связался».
«А ведь я так ничего и не получил от Нодари, несмотря на двукратное дополнительное ему напоминание.
Не можешь ли ты, если сочтешь удобным, все-таки добиться от него вразумительного ответа по существу происшедшего.
Как дела с твоей книжкой, да и по жизни?
Я лично собираюсь 11.02 на операцию в наш глазной Центр.
Свой юбилей отпраздновал. Встречался 17.01 с новым Генеральным директором Салтановым, оказавшимся дважды моим земляком: по месту рождения и по его становлению на Кузнецком комбинате, мне очень близком и мной любимым. А потому встреча с ним прошла в душевной обстановке и чуть ли не при полном взаимопонимании».
«Прежде всего, прими мои запоздалые поздравления с твоим юбилеем.
Очень огорчен, что его прозевал. Ты – человек редких качеств, так много сделавший для своих близких и друзей и для страны. Желаю тебе здоровья и радостей. И новых интересных сочинений. Пока жив, не забуду наши с тобой юношеские разговоры и размышления.
Почему молчит Нодари – понять не могу. Если он тебе так и не ответит, постараюсь ему позвонить.
Книжку закончил. Ее набрала внимательная и терпеливая молодая женщина Лена. Два раза правил, а сейчас рукопись взял посмотреть мой бывший ученик и нынешний начальник Леонид Вайсберг. Жду, что он скажет.
Смирнову пытался звонить, но никто не берет трубку».
«Спасибо за добрые слова в мой адрес. Далее по порядку твоего.
С Нодари абсолютно непонятная история, теперь меня интересующая, в рамках чуть ли уже не чисто спортивного интереса, поскольку трижды, если не более, посланная ему корреспонденция проваливалась, как в отстойную яму без каких-либо следов. Так что меня теперь знобит не сам ответ от него, а почему его нет и в силу каких причин.
По твоей книжке. Опять ведешь разговор о рукописи, а что, – разве электронного набора нет? И, если нет, то что, – еще надо набирать, или у вас там, как в древности, печатается в типографии с рукописи?
«В дополнение к моему последнему в связи с неожиданным для меня (чуть ли не через год) упоминанием тобой фамилии Смирнова.
Перечитал за прошедший год нашу переписку, и установил удручающую с твоей стороны непоследовательность, невыполнение ранее обещанного, полное или частичное игнорирование прямых тебе вопросов иногда по забывчивости, иногда путем их переиначивания, нечеткого, неоднозначного изложения той или иной информации, возможно ясной для тебя, но не для адресата и т. д. Например.
Не понял неожиданный возврат к Смирнову.
Что имеется в виду под словами «набор» книги в нынешней ситуации и ее «рукопись»? В каком виде эта рукопись, в буквально рукописном или в электронном, а если в первом, то почему ты ее создание назвал «набором». Если же она набрана в электронном виде, то почему ее, или часть ее, нельзя выслать мне, как ранее обещал?
Написал о «Хаосе», который тебя занимал, а затем, после проявленной мной заинтересованности, забыл о нем.
Ушел от проблемы, связанной с «бесконечностью» и скоростной ограниченностью, хотя чуть ли не сам их и поднял.
Поставил вопрос о болтах и гайках, я тебя поддержал, ты опять ушел от ряда моих реплик и вопросов, так и оставив их открытыми.
Впрочем, возьми сам не поленись, перечитай переписку и сравни ее в части корректности.
Не обижайся, я действительно, в силу твоей увлеченности чем-либо, или элементарной возрастной забывчивости, пребываю часто в не очень приятном для себя состоянии.
Сделай любезность, распроясни мне, в чем дело и как его можно поправить.
Твой, безмерно тебя любящий В. Быков».
«Прежде всего надеюсь, что операция прошла удачно, и ты себя чувствуешь нормально. Как только сможешь, напиши, пожалуйста.
О Смирнове я упомянул потому, что он до сих пор не прислал обещанную мне год назад работу о скорости света. Все мои попытки с ним связаться оказались безуспешными.
Ничего не могу сказать о молчании Нодари. Он не отвечает и мне. Боюсь, что с ним что-то стряслось.
Что касается моих вычислений, то в формальном, математическом плане я в них не сомневаюсь: у меня получается, что быстрое периодическое изменение коэффициентов в уравнениях Максвелла приводит к увеличению скорости света по сравнению со стандартной. Однако, я не решаюсь делать из этого результата какой-либо вывод, ибо для этого нужно более глубоко владеть проблемой. Не понимаю, почему физики не удивились моему результату.
Относительно болтов и гаек: я учел твои соображения, но, по-видимому, забыл тебя поблагодарить. Извини, пожалуйста.
О рукописи моей книги. Как только последние исправления будут внесены, я тебе немедленно вышлю соответствующие главы».
Очень виноват перед тобой и Агой. Больше не буду!».
«Ты бесподобен. Точность твоих ответов безупречна.
Я хотя и бываю порой недоволен твоим уходом от вопросов, но эти недовольства ты, необычайной теплотой своих писем, практически всегда забиваешь настолько, что просто не могу придавать им значение. Спрашивается, можно ли на тебя обижаться после твоей приписки насчет «виновности» и что ты. «больше не будешь!» (надо понимать так делать, т. е. нас «обижать». Ну, не чудо ли? И как можно на тебя сердиться?
Насчет операции. Она не состоялась по причине отсутствия в тот день «достойного» моих глаз хирурга, и была перенесена на неделю. А сам таковой инцидент оказался возможным потому, что попал я в Глазную Клинику по протекции моего коллеги известного тебе Б. Орлова, зять которого там занимает заметный начальнический пост. Как пройдет операция, сообщу.
«Соответствующие» главы из книги можешь высылать не только после правки, но и до нее. Так в динамике созидания будет даже интереснее. Я тебе из своей книги высылал отдельные материалы именно таким образом, и много раз».
«Продолжаю о моей операции с преамбулы, в качестве которой может быть принято в полном объеме мое фактическое, в этой части, послесловие упомянутого предыдущего письма.
Так вот, хороший добрый и честный «блат» – это превосходно. Именно он позволил мне превратить трехдневное пребывание в бывшем Федоровском МНТК «Микрохирургия глаза» почти в курорт с безупречным обслуживанием и царской озабоченностью о моей персоне. А потому операция закончилась успешно, несмотря на ее сложность выше среднего. Однако, в качестве окончательных выводов не могу судить, поскольку на свой сакраментальный вопрос главному организатору этого действа: «А когда все же можно будет сказать мне, что операция закончилась: отлично, хорошо, удовлетворительно или на уровне, не соответствующем Вашим ожиданиям?». Получил в ответ: «Через месяц». Правда, с добавкой, что «Возможно, и на самом высочайшем уровне» и моей к ней заключительной репликой, что вполне устроит и «просто отличный результат». Через месяц ты получишь его, окончательный, от меня.
Но пока я в восторге: будто заново родился, хотя сегодняшнее качество зрения достигло только 30% от его нормального. Представляешь, каковы возможности, без всякой науки, подготовленного природой живого существа.
Жду выдержек из книжки».
«Дорогой Володя, надеюсь, твои глаза приходят после операции в порядок, и ты смотришь на мир еще более взыскательно и с возможным удовольствием и оптимизмом.
Посылаю тебе, наконец, оглавление, главу 1 и перечень вибрационных эффектов из своей многострадальной книги. Напиши, какие разделы для тебя могут быть интересны».
«Илья, дорогой, получил первые материалы по книге, пересланные мне, с приложением твоего письма, К. Якимовой.
Был поражен желанием и способностью в таком возрасте написать столь монументальный, как мне представилось по прочтении его начала и оглавления, академической направленности труд.
Однако, ты представляешь, при такой-то гордости за тебя, мое разочарование в своих многолетних ожиданиях, о которых сверх много было говорено в нашей переписке. отдельные выдержки из нее я привожу вложенным здесь Файлом. Главное, что теперь я, видимо, этой желаемой мной книги филосфско-мемуарной направленности от тебя уже не дождусь.
В части же того, что написал, буду ждать готовой книги. Надеюсь, ты ее мне вышлешь и, может быть, я найду там кое-что из области лирических отступлений и обще-философских размышлений.
Расстроился, и ничего не могу с собой поделать, именно из-за того, смех, что написал ты не то, что я себе воображал, на что себя долго настраивал и представлял, как это ты, мой друг, напишешь о своей собственной жизни, в сравнении с таковой моих любимых авторов, например, упомянутых мною в «Двух полюсах».
Днем перечитал более внимательно и без пропусков предисловие и первую главу книги. Впечатление поразительное от точности, сложности и одновременно необычайной простоты изложения материала. Такое, будто пишет автомат, запрограммированный на поражающее отображение тебе требующегося. Бесподобный по красоте и музыкальности подбор слов и фраз. Ничего лишнего, ни одного повтора, ни одного слова-сорняка, только то, что нужно для восприятия тобой излагаемого, вне само-мальского желания что-либо подправить или уточнить.
А вот, зачем все это – не могу понять. Ведь пишешь об известном уже из своих собственных и твоих коллег многочисленных трудов. Посмотрим, что будет, и с какими дополнениями к известному, приведено далее твоей в книге.
Бывай здоров, не переживай, радуйся, что закончил семилетний труд, и не обижайся на меня вредного».
«Дорогой Володя. Спасибо за добрые слова о моей книге. Вопрос, который ты задаешь: «Кому это надо?», часто задавала мне моя покойная мама, когда я показывал ей мои публикации. Отвечаю: Все изложенное является основой вибрационных машин и технологий, которые отчасти уже созданы и работают в России и заграницей. За создание этих машин мои коллеги и я получили премию Правительства. А я еще и премию Ирана, где эти машины работают на Исфаганском металлургическом предприятии.
Выражаю робкую надежду, что в дальнейшем будут изобретены на этой основе и другие машины. Пришлю главы, которые могут быть тебе интересны».
25.02
В. Костиков в «АИФ» поместил статью под заголовком «Кремлевские куранты», написанную им в стандартном ключе бесподобной критики «статус-кво» и никчемных, не соответствующих последней, выводов.
Ниже привожу копию своей статьи на эту тему, не помню куда отправленной и где-либо напечатанной, или нет.
«Вся история строительства в стране нового общества на основе социальных идей Маркса, Энгельса, Ленина и прежде той их части, что были приняты партией коммунистов для практической реализации, а именно: общенародной, т. е. ничейной, собственности; государственной монополии на идеологию, как бесспорно правильную; централизованного распределения благ, новой формы присвоения при¬бавочного продукта и демократического централизма, новой формы единовластия – есть сплошная цепь прошлых и настоящего времени ошибок, трагедия для миллионов людей, деградация личности, низ¬веденной до придатка государственной системы и, в целом, тот кризис общества, к которому мы пришли. Результат не случайных ошибок, не сталинского деспо¬тизма и никчемности вождей, а результат системы и в этом нужно признаться.
Именно поэтому я пришел, к едва ли оспоримому, выводу, что сталинские расправы, по крайней мере, с известными большими людьми, по делу не совсем безосновательны. Измена и шпионаж – лишь режиссерский антураж. Полное забвение ими, чуть ли не сразу, после революции главных ее лозунгов – вот что было основанием для казни большинства из них, ибо все они были устроены в стране одинаково. Вершился своеобразный Соломонов суд.
На чем же поднялась новая политическая элита? На разрушении веками складывавшегося на евразийском пространстве многонационального государства. Это никогда не забудется. Вот почему наши либералы так борются против смертной казни. Они хорошо помнят, что именно высшей мерой в прежние годы каралась государственная измена. Но чем политическая элита может искупить свою вину перед Державой? Тем же, чем искупили большевики: восстановлением разрушенного и возвращением утраченного. Реально это сегодня? Нет. Восстановление произойдет, но будет стоить огромных трудов.
А элита экономическая? – На приватизации, недовольство которой сегодня – единственное, что «объединяет» наш многонациональный народ. Массовое ее неприятие делает весь класс новых собственников нелегитимным. В любой момент «мерседес» может превратиться в тыкву, а телохранители – в крыс. Однако «Родить обратно» приватизацию уже нельзя. Но можно и должно создать такие нравственные и правовые условия, когда новые владельцы собственности вынуждены будут эксплуатировать ее на пользу не только себе, но и Державе. Почему же власть этого не делает или делает не эффективно? А потому, что она до сих пор ощущает себя властью предпринимателей, а не всего российского народа. Именно отсюда ее поразительная особость.
Другая причина в том, что нынешние верхи ни дня не были «пассионарными», они стартовали с того, чем закончили дворянство и советская номенклатура – с безответственности и желания просто «пожить». Разрушив медленно, слишком медленно, эволюционировавшую командно-административную систему, они создали аналогичную ей антисистему, ввергнувшую нас из застоя в исторический простой, смысл и назначение ее свелось к набиванию карманов с помощью административного ресурса. Чтобы понять, сколько мы от этого потеряли, достаточно побывать в Китае.
Пятнадцать лет «реформачества» показали, что «умный рынок», решающий все экономические проблемы, существовал только в недалекой голове Егора Гайдара. Там и остался.
Мы живем в северной стране, где веками складывались коллективные формы выживания, общинное сознание и особое отношение к государству. Инициатива населения направлялась властью, веками наши люди были государевыми, а потом три четверти века советскими, то есть тоже государственными. И этот уникальный социум без серьезной государственной опеки мы в одночасье хотели превратить в рыночное общество! У России сегодня нет государства, соответствующего ее экономическому потенциалу и национально-историческим задачам. У нас есть государственно-гарантированные условия для деградации и депопуляции.
С этим трудно согласиться. Полуосознанно не согласен с этим и народ, то и дело выплескивающий свое возмущение на улицы. Не согласны даже совестливые и дальновидные иностранцы, с недоумением наблюдающие картину последовательного саморазрушения великой Державы».
Это, в основе правильное, я взял у Полякова. Но как всегда у многих, – на уровне констатации (причем и констатации-то, если вдуматься, также не совсем безупречной) без ответа на естественно возникающий вопрос: Почему (авторские его «полупочему» я не воспринимаю) все так дико и противоестественно, откуда такое неприятие «действительности» – и народом, и автором, и даже Кремлем? Что им всем такое мощное противостоит, что получается именно так, как описано Поляковым, а не наоборот, как ему и нам, большинству, хотелось бы? И, главное, желаемому большинством созидающих, а не разрушающих. Более подробно на данную тему см. «Записи» от 10.09.2003 года.
03.03
В продолжение январских впечатлений от встречи с Салтановым.
Вызывает меня к себе М. Рассаднев, показывает болванку письма – обращения к Путину, с критикой нынешнего заводского правления и фактически, как следует из написанного, с просьбой о смещении Салтанова, за подписью нашей титулованной братии, только что у него на приеме пропевшей свое с ним единение.
Говорю Рассадневу, что я такое письмо подписать не могу ни по этическим соображениям, ни по делу, поскольку Салтанова не знаю, ни по форме самого письма, плохо составленному, да еще и за подписью одних пенсионеров.
Он меня не неволит, говорит, что у нас свобода и что каждый имеет право на собственное мнение. Тем не менее, буквально через два дня собирает все подписи (за исключением моей и Башилова, также и по тем же соображениям отказавшегося от сего действа), и отправляет письмо адресату.
Не знаю, стало ли известно директору об этом, но, как сказал мне сам Рассаднев, Салтанов, во изменение обещанной совместной с нами работы по становлению завода, как раз в дни данной возни, якобы заявил, что ему эти… «пенсионеры не нужны».
15.03
Естественно, я захотел узнать, а как же Салтанов станет теперь относиться ко мне. Воспользовавшись его обещанием в прошлый раз показать подготовляемую ими концепцию становления завода, напросился на вторую встречу. Она состоялась вчера.
Первое, что он сделал после взаимных приветственных слов, это выложил копию злополучного письма. Затем, выразив удовлетворенность по причине отсутствия на нем моей подписи, приступил к комментированию этой поганейшей, по его словам, истории. Вынужден был несколько раз его прерывать и просить не придавать ей значения в силу явно старческого заскока пенсионерской команды, хотя и понимал, что сделать это ему будет нелегко.
16.03
Из переписки с Ильей.
«Дорогой Володя. Прежде всего, надеюсь, что теперь, когда истекли назначенные врачами сроки, ты можешь оценить исход операции. Сообщи, пожалуйста, как обстоят дела.
Вот некоторые дополнения к моему предыдущему письму:
Повторение ранее опубликованных в различных периодических изданиях результатов в систематизированной и дополненной форме считается нормальным, общепринятым и даже позитивным действием. Неужели ты этого не знаешь?
Филосфско-биографическое сочинение, которого ты от меня ждешь, – не уверен, что успею написать. Разве что после профессионально-ремесленных сочинений».
«Глаз видит все лучше и лучше, правда, последние дни с совсем малой добавкой в нужную мне сторону. 18.03 назначена встреча в Центре, насколько я понял, для сообщения окончательного результата и решения судьбы второго, левого, глаза. Спасибо за заботу.
По книге.
Ты меня не понял. Безусловно, знаю, что повторение «ранее опубликованных в периодических изданиях результатов… считается нормальным, мероприятием» и, как ты пишешь, «даже (возможно) позитивным действием». Но все-таки мне несравнимо дороже, и впечатлительнее, авторский первоисточник. Ибо новое, конечно же, не сравнимо сильнее – и не только чужого, а и своего собственного труда. Именно в этом плане я и забросил тебе свою реплику о «не понимании», имея в виду огромнейшие затраты на него драгоценного труда, вообще, и тем более, затраты – уже в квадрате, твоего времени.
А когда выйдет книга в полном виде?».
«Пожалуйста, напиши, что тебе врачи сказали 18-ого. Я до 10-ого апреля буду в санатории под Петербургом: что-то не очень хорошо себя чувствую.
Книгу издадут или в издательстве «Руда и металлы», или в «Недра». Сейчас этот вопрос решается, а когда книга выйдет – пока не знаю».
«Извини, что забыл тебе сообщить о результатах операции. Они благополучны. Ожидаемое мною предложение по операции второго глаза не последовало, и это меня обрадовало. Следующее обследование назначено на конец мая, а потом, вроде, предполагается показываться к ним примерно через каждые полгода».
«Рад, что с операцией на глазу все обошлось хорошо. Я вернулся из отпуска несколько дней тому назад. Немного отдохнул и поработал. Но по возвращении нашел тут завал дел, хотя и мелких, но необходимых».
«Илья! Рад твоему письму. Спасибо за теплые слова по поводу моего юбилея и связанных с ним событий. Ты, как всегда точен в их оценках.
Я действительно, несмотря на верно отмеченную тобой «инспирированность» был рад звонку Рыжкова. Судя по моему с ним короткому разговору, он оказался выше моей критики (в «Двух полюсах»), ставшей ему известной, видимо, из каких-то сторонних источников, и на какое-то время по прочтении на меня обидевшегося, что я установил во время очередного пребывания его у нас здесь в 2008 году. Не знаю, что передал Рассаднев, прося о звонке, но думаю, что-то ему распрояснил, исходя из предшествующего с ним разговора о том, что критиковал я не столько собственно Рыжкова, сколько систему, в которой он оказался. Похоже, Рыжков так критику и воспринял. Вот почему и обрадовал меня звонком. А еще больше удивил последующими за тем событиями, связанными с известным письмом. Судя по всему, подписал он его не совсем бездумно, а предварительно подготовив базу для передачи письма Путину и соответствующей на него должной реакции.
А вот какой? Это смех! Но уже связанный с нашим сегодняшним неумением принимать разумные решения. В данном случае, принятия такового и назначении на Уралмаш, в дополнение к действующему Генеральному директору… еще одного начальника – Президента. Тем самым, установления двухголового управления, против которого ныне у нас развернута критика применительно к управлению городом. Согласись, что если таковое не принято и критикуется местной властью по отношению к городу, то как же она теперь будет проталкивать и поддерживать подобное управление на Уралмаше?
В предстоящую среду приглашен на совещание, организуемое Рассадневым (полагаю, уже по согласованию с новым Президентом) для выработки предложений по вытаскиванию завода из стратегического прорыва. Не представляю, как оно реально будет происходить, во что выльется!
Пока же, судя по названному приглашению Рассаднева, твоя вторая реплика о моем поступке (в части пенсионерского письма), как поступке «порядочного и самостоятельно мыслящего человека» принимается.
Салтанов продолжает числиться Генеральным. Это мне позволит в предстоящих разговорах ссылаться на ранее переданные деловые предложения, т. е. как бы даже и с некоторым упреждением новой кампании по подъему завода».
25.04
Сегодня Путин выступил с «блестящими» ответами на заданные вопросы. Выступление, как принято в духе представлений о действительности, абсолютно не соответствующих истинному состоянию страны, а потому каждый раз подвергаемых острейшей критике со стороны оппозиции и просто здравомыслящих людей.
Два года назад Я подвел им итог в записях от 20.04.2011 года. Главное в них – всепроникающая антисоциальная направлен¬ность политики.
По мнению Путина, стране необходимы десятилетия устойчивого, развития. Без разного рода шараханий, необдуманных экспериментов, замешанных на неоправданном подчас либерализме или, с другой стороны, социальной демагогии. Ни то, ни другое нам не нужно. И то и другое будет отвлекать от ге¬нерального пути развития страны. Мы должны сберечь гражданский и межнациональный мир, поставить преграду любым попыткам рас¬колоть и рассорить наше общество.
Иными словами – сохранение того, что делалось уже в течение 20-ти лет и продолжает делаться сегодня в угоду интересов все более наглеющего в эгоистиче¬ской устремленности меньшинства.
06.07
Из переписки с Ильей.
«Илья, что-то давненько от тебя ничего нет. В частности, ты отделался коротким поздравительным письмом от 09.05, не прореагировав никак на мои апрельские письма.
Недавним посещением Глазного Центра завершил первый этап по ремонту правого глаза, и договорился в ноябре определиться с левым.
С правым пока все в порядке. Перехожу на контроль его состояния в районную поликлинику. Далеко вижу прилично, как мне в Центре и обещали, а вот вблизи плоховато.
Погода нынче холодная на редкость, так что лета еще не бывало, разве что-то похожее на него случилось в понедельник и вторник.
Сейчас опять на уровне 15 – 18 градусов.
На работе после нашей, пенсионеров, встречи с Президентом Молибогом наступила месячная пауза. Когда она закончится, не знаю, но впечатление такое, что сейчас шевелиться стали даже медленнее, чем раньше, без него – Главного генерала.
Бывай здоров. Черкни мне. Жду».
«Спасибо тебе большое за звонок. Конечно, я виноват тем, что долго не писал. Причины – две:
Первая – сумасшедший дом перед конференцией в Репино, на которой сейчас нахожусь (и буду до конца недели). Вторая – мой друг, помогающий в переписке, был весь июнь в отпуске. Пожалуйста, не сердись и напиши, как обстоят дела с глазами».
«Илья, дорогой! Ты не внемлешь добрым советам, и опять пишешь о «сумасшедшем доме», который продолжаешь упрямо «обустраивать», вместо того, чтобы предоставить место другим – более молодым, с вожделением жаждущим этим делом заняться самостоятельно.
С глазами все в порядке, но стало проявляться другое, связанное (как, думаю, правильно мне подсказали) с работой сосудов, в виде периодического тумана в голове и глазах.
Последний месяц занимался проблемой возврата купленного мною по дурости смартфона. Завел переписку с торговым ведомством, примерно, похожую на ту, что имела место с редактором нашей газеты. Привожу ниже для развлечения копии писем на эту тему. Жду более подробного от тебя письма, в том числе о делах в Репино и мировых проблемах в области механики».
23.07
В продолжение переписки с Ильей.
«Володя, рад был твоему письму. Но мне очень жаль, что ты тратишь время, разум и энергию на переписку по поводу смартфона… Лучше бы ты, как я, трудился в меру сил, конечно, не препятствуя, а содействуя молодым.
В Репино было много интересных докладов. Механика успешно развивается и распространяется на новые области, такие как химия, биология, и даже социология… Больше половины хороших докладов было сделано молодыми людьми. Жаль, что о состоянии в России науки наши правители не слишком хорошо осведомлены».
«Ты своим коротким письмом заставил меня еще раз задуматься о смысле жизни, и даже, вопреки моему правилу, задержаться на пару дней с ответом.
Можно было бы придумать два исходных основания для твоей реплики о «жалости» ко мне за то, что я «трачу свое время», и все прочее, «на переписку по поводу смартфона».
Первое, – в силу необходимости заниматься таким неприятным и досадным для меня, но нужным для дела, трудом.
И, второе, – наоборот, в силу абсолютной этого моего труда никчемности, его полнейшей бессмысленности и бесполезности.
Но таковая дилемма была бы возможна, если бы к сему заявлению не было приписано твое пожелание «лучше бы мне, как тебе трудиться …, не препятствуя, а содействуя молодым», брошенным тобою, не без должной иронии, в пику моему, с улыбкой, упоминанию о «сумасшедшем доме, который ты продолжаешь упрямо обустраивать, вместо того, чтобы предоставить место другим – более молодым, с вожделением жаждущим сим делом заняться самостоятельно».
При наличии же сей приписки остается только одно – второе из них, которое я, да еще от тебя, умнейшего мужика, принять никак не могу.
Борьбу со всем недостойным в нашей жизни, не отвечающим здравому смыслу и справедливости, я считал всегда долгом любого, уважающего себя и закон, человека.
Полагаю, что и ты думаешь также, а не иначе. Ведь говоришь же о том фактически в части, например, «состояния в России науки, (о которой) наши правители не слишком хорошо осведомлены». Но только, в отличие от меня, не пишешь о том прямо в адрес тех, кто в этом повинен.
Тем не менее, ты можешь быть и вполне доволен своей позицией, поскольку таковой же придерживается и уважаемая тобой Ага, которая за мою подобную писанину критикует меня еще сильнее, чем ты.
Привет тебе от нее большущий. Пришли мне что-нибудь из наиболее интересного, что было доложено в Репино.
И еще, ты опять легко увернулся от моего добрейшего совета! Подумай, как обещал».
«Дорогой Володя, Я уважаю твою гражданскую позицию, но бороться за высокую справедливость не считаю целесообразным. Лучше просто помогать друзьям, как ты всегда это делал.
По поводу борьбы за справедливость есть множество хороших поговорок и анекдотов:
«Плетью обуха не перешибешь… Попал в говно – не чирикай… Если сидишь по горло в нем – не гони волну… Да, безобразие! Но почему вы решили начать с нашей парикмахерской?».
К тому же мы с тобой знаем, каким пагубным оказалось вмешательство интеллигенции в социальную сферу: Маркс, революционеры, наши демократы… По-моему, нужно трудиться по мере сил, как профессионал. А если не получается, то вкушать доступные блага жизни. Чувствую, что Ага со мной согласится, ибо бережет тебя!
Понимаю, что тебя не убедил, как и ты меня. Оба мы – старые обормоты, еще нерастраченные и неугомонные.
Сдал в печать многострадальную книгу. Завтра уезжаю на Конференцию в Германию, а оттуда – поеду к морю отдохнуть и поработать. Побаиваюсь жары…».
«Дорогой Илья! А ведь я согласен с тобой, и точно в таком же, как у тебя виде, величайшей своей убежденности с приобщением превосходных поговорок и анекдотов, но только не в гротесковом, а в более серьезном, вроде повествований в «Записях», о моем миропонимании и «необходимости» появления на сцене и марксов, и лениных, и сталиных. Природа не любит пустоты и построена на борьбе, порой при явно бзикованных подходах к решению тех или иных задач их авторами.
Вся прелесть наших с тобой отношений заключается именно в этом несколько различном восприятии Мира, но для нас естественном и вполне соответствующим нашим натурам, данным нам Богом возможностям его наиболее полного проявления в рамках, как я часто говорю, «игры самого себя, которая нам ничего не стоит».
Твоя концовка письма в части «старых обормотов, нерастраченности и неугомонности» – превосходна, подкрепление ее адресацией к Агиному мнению насчет «береженая меня» – уж вовсе.
И, главное, – опять, как бы между прочим, очередная конференция, поездка в Германию…, и ни слова о том, что меня должно было бы интересовать. Такова твоя натура и в этом!
Привет тебе и самые добрые пожелания. Жду подробностей, хотя бы в самом кратчайшем виде».
05.08
Из переписки с Цалюком
«Матус, дорогой. Что-то давненько, почти уже два месяца, ничего от тебя не слышно, не видно. Не случилось ли чего? Или заели невзгоды?
Мы здесь готовимся отметить 80-летний заводской юбилей. Официальное празднование его было перенесено на 26 июля и состоится в городском киноконцертном дворце. Как оно пройдет, если ничего не случится, и на нем буду, постараюсь сообщить.