Виталий Левченко
Белый Камень. Чёрный Серп
Совка взглянула на бабушку. Та рассмеялась.
– Что, не выходит?
– Попробовать могу, но не буду, – шутя, отмахнулась Совка. – Твоя руна – ты и снимай.
Она отошла в сторону, уступая место Василисе.
Когда руна была снята, Совка и Лада подняли крышку. Совка быстро нырнула в люк и достала из стены перевязанную тряпицей шкатулку.
Василиса сняла со нее руну Чернобога. Совка положила шкатулку на полку серванта и осторожно открыла.
Серп был таким же, как и в первый раз. Он выглядел точно так же и много веков назад, и еще раньше, когда богиня Морена сотворила его.
Воительница крепко сжала ледяную ручку и осторожно сделала широкий взмах, перечерчивая воздух наискось. Наступили тьма и холод.
Ей стало боязно. Однако это не было слепым чувством страха, как в детстве. Совка оглянулась и обнаружила, что тьма не такая уж и густая. Вдалеке тускло светилось, и оттуда доносились лязганье металла и неясный шум, словно гулкие перекаты реки. Она шагнула, чувствуя, как при движении трет кожу ледяной воздух.
Странное дело, но Совке казалось, будто не она движется к свету, а он наступает на нее, становится ярче и разносится во все стороны по небу. И вот уже не стало тьмы, а шум превратился в крики. Совка очутилась на краю большой сечи. Она пропустила через себя страх и пошла сквозь сражение.
Или она была призраком в этом месте, или окружающие ее видения донеслись до нее через сотни и сотни минувших лет… А может, все они здесь являлись зыбкими и нереальными.
Одетые в кольчуги княжеские дружины сходились с такими же дружинами, оставляя растерзанных и растоптанных доживать в агонии последние минуты жизни. Совка шла меж сломанных повозок с лежащими на них в пропитанных кровью холщовых одеждах мирными людьми. Рядом с одной из телег скрючилась искалеченная лошадь, из-под колеса виднелась детская рука и смятый локон светлых волос. Совка закрыла глаза. А когда решилась взглянуть, увидела перед собой Морену.
Богиня смерти была красива и молода, наверное, ее ровесница. А ведь Совка представляла ее ужасной и старой! Никто и никогда не рассказывал, как на самом деле выглядит Морена. Совка так удивилась, что забыла и про сражение, и где находится. Темная богиня улыбнулась, совсем как обычный человек.
– Приветствую тебя, воительница моего Серпа, – произнесла она. Голос у Морены был чистый и мягкий, и от него на душе становилось спокойно и уютно.
– И ты здравствуй, богиня смерти и перехода, – поклонившись, с почтением ответила Совка – и поняла, что ляпнула вздор. Желать здравия той, которая и так вечна, по меньшей мере странно. Чтобы исправиться, она снова заговорила:
– Прости мое невежество, но я представляла тебя совсем другой.
Морена рассмеялась.
– Ты же ведаешь, во мне ничего страшного нет, я – лишь проводник в другую жизнь. Я невыносима только для тех, кто выбирает смерть навсегда и отказывается от дальнейшего бытия. Но даже они продолжают существовать, перейдя через созданные ими самими границы ужаса. Взгляни! – указала она. Совка повернулась.
Поле брани исчезло вместе с дружинами, повозками и лошадьми. Все покрыл легкий сумрак. И сквозь него тянулись в темнеющую даль вереницы павших воинов и мирных людей. И не угадывалось, есть ли им конец. Совка вглядывалась в стоящих неподалеку. На их лицах уже не было ни страха, ни боли. Лишь умиротворение и надежда.
– Что произойдет с ними? – спросила воительница.
– Они перейдут, и жизнь, в разных ипостасях, снова примет свое, – печально улыбнулась богиня.
Совка вспомнила о телеге.
– Там маленькая девочка… Не забудь о ней, – с мольбой произнесла она.
Морена покачала головой.
– Не беспокойся о том, что тебе неподвластно. Ты должна возвращаться, храбрая добрая Совка. Не бери в руки мое оружие, если не увидишь Белый Камень. И помни о той, что однажды придет к тебе продолжить путь.
Только сейчас Совка обнаружила, что уже давно прижимает к себе Серп. Сердце, если еще и билось, грозило разлететься вдребезги осколками льда. Она с трудом разогнула руку, выдыхая замерзший воздух, взмахнула Серпом и провалилась в пустоту.
Василиса и Лада вопросов не задавали, хоть и сильно испугались за полузамерзшую Совку. Но она старалась держаться. Добрела до своей комнаты, положила шкатулку с Серпом в тумбочку возле кровати и прямиком бросилась в спасительную баню.
После бани, чая и меда, когда бабушка и мама отправились спать, она снова залезла в парилку, чтобы окончательно изгнать остатки холода. Плескалась горячей водой, чувствуя, как тепло до самых глубин оживляет тело.
На другой день, возвращаясь домой, в поезде она размышляла о том, что пришлось ей увидеть. Шкатулку с Серпом Совка положила под подушку, опасаясь оставлять в сумке.
«Вот интересно, раньше кто-нибудь из воительниц встречался с темной Мореной в ее пределах? Или только мне довелось прикоснуться к самой сути бытия? А если взять Белый Камень, покажется ли великая богиня Берегиня? А еще слова Морены о некой воительнице, которая придет на смену мне… Есть еще кто-то? Как тогда… Пряха и Лебедь… Рука об руку… Неужели что-то случится?..» – думала она, засыпая.
По приезде Совка дождалась вечера. Когда стемнело, воительница отнесла шкатулку в сарайчик и спрятала в тайничок. Рядом, над балкой, поставила руну Требы, заперла дверь на висячий замок, прислонилась спиной к гладко оструганным доскам стены и закрыла глаза.
Морена ясно предупредила, чтобы она не трогала Серп без крайней нужды. Но если найдется светлый Камень, тогда уж она обязана будет использовать оружие темной богини.
А потом? Вдруг потом окажется, что ею в большей степени двигала жажда славы и воинского признания, чем стремление обезопасить людей и не дать нарушиться равновесию вселенских сил? Но ведь она хороший человек, в самом деле хороший, без ложной скромности.
Она вспомнила слова мамы: соблазн всемогущества к хорошему не приводит. В истории родов славянских не было такого случая, чтобы воительница использовала свой дар в корыстных целях. Означает ли это, что ее путь предопределен? Или она сама сделала выбор, еще только готовясь появиться на земле в этой жизни? Может, она просто забыла об этом? Но чтобы убедиться в свободе своего выбора, не обязательно совершать противоположное тому, что хочется делать. И разве нужны ей слава и почести, из-за которых может погибнуть столько людей! Конечно, нет.
Следующий день выходил последним отпускным, а там предстояло снова погрузиться с головой в каждодневные проблемы и заботы о сельских полях. До вечера они с Алевтиной приняли десять больных. Недуги по большей части оказались не очень серьезными. Совка растирала в ступке клубень кандыка с мятой, и у нее на душе было радостно и легко. Закончив дела, они сели чаевничать.
За окном проурчал председательский «газик».
– Это к тебе, – кивнула Алевтина, откинув занавеску. – Соскучился, видать.
– Сейчас узнаю. Ладно, спасибо за чай, я побежала, – Совка взяла сумочку со сборами трав и быстрым шагом направилась к себе.
Председатель Анучин тем временем уселся на скамеечку возле заборчика, у куста смородины, достал сигареты, но, увидев своего агронома, сунул пачку в карман, нахмурился и поднялся.
– Вечер добрый, Семен Петрович. Вы в гости? – улыбнулась Совка, делая вид, что не замечает его настроения.
– И тебе не хворать, Ольга Святославна. – Он кивнул на дом Алевтины, виднеющийся сквозь клены. – Идет работа, а?
Совка поняла: разговор будет неприятный.
– Лечим понемногу, вы и сами знаете, – спокойно ответила она.
Председатель показал на скамейку. Они присели.
– В том-то и дело, что знаю. Все знают. Как это говорится? Народная медицина: пошептали, травками попоили, да? – усмехнулся Анучин. – Странно, странно, конечно, но я глаза-то закрывал. А зря. Оказалось, вот там, – он ткнул пальцем вверх, – тоже знают давно про ваши делишки. И меня, между прочим, по существу данного момента вчера на ковер туда вызывали. А все из-за тебя! – Анучин занервничал, вытащил сигареты, закурил и кинул злой взгляд на Совку.
– Спрашивали меня: что это за чудо у вас появилось, товарищ председатель совхоза? То ли научный работник, то ли шаман с бубном? Не позволим, говорят, дискредитировать советскую сельскохозяйственную отрасль. Чуешь, куда завернули? Ну ладно, Алевтина – три класса образования, что с нее взять. Ну ты-то куда лезешь? – он в сердцах сломал недокуренную сигарету и швырнул под скамейку.
Совка прислонила сумочку с травами к заборчику и скрестила руки на груди. Посмотрела на Анучина.
– А вы бы, Семен Петрович, сказали, что одно другому не мешает. На полях успешно картофель растим, да и общий показатель роста овощных культур повысился, а чем агроном в свободное от работы время занята – это ее личное дело.
Председатель вскочил, задергал руками.
– Ты понимаешь, что говоришь? Да меня партбилета лишат! Я не для того с молодости на верный путь выбирался, из кожи лез, задницу драл за родной край! А теперь из-за каких-то ведьм лишиться всего? Развели здесь, понимаешь, средневековье!
Он махнул шоферу в «газике».
– Чего уставился? Езжай, я пешком дойду!
Повернулся к Совке.
– Это я тебе в общих чертах обрисовал, что мне там говорили. А сказали много чего. И без обиняков предупредили заканчивать с вашим мракобесием. Так что подумай хорошенько, что для тебя важнее. Ты хороший специалист, но из-за тебя я подставляться не собираюсь!
Совка глубоко вздохнула и постаралась изгнать из тела нервное напряжение. Услышала, как хлопают крыльями над соседским домом голуби. Поднялась со скамейки и подошла вплотную к председателю, посмотрела ему в глаза. Улыбнулась.
– Я прекрасно понимаю всю систему и не собираюсь мешать ни вам, ни кому-то еще. Только хотелось бы напомнить вам, дорогой Семен Петрович, что те, кого вы называете ведьмами, даже не догадываясь об исконном значении этого слова… так вот эти ведьмы в прошлом году поставили на ноги вашу внучку, которую традиционная медицина почему-то вылечить не смогла. И если верить вашей снохе, именно вы посоветовали привезти девочку к Алевтине. Так что хотя бы передо мной будьте честны.
Анучин отступил на шаг и опустил взгляд.
– Ты не говори, чего сама от меня не слышала. А я тебя предупредил, – буркнул он и посмотрел на Совку исподлобья. – В противном случае пиши по собственному желанию.
Она пожала плечами.
– Не беспокойтесь, завтра подам заявление. Алевтину только не трогайте.
На следующий день она действительно написала заявление на увольнение, а вечером зашла к Алевтине и рассказала ей о случившемся.
– Обо мне ты не волнуйся. Не впервой. Совеночек мой, но ты-то теперь как? – обняла ученицу ведунья. – Останешься или к своим вернешься?
– На время в родные края, а там видно будет, – вздохнула Совка.
– Как обустроишься где – сразу дай весточку, я за тебя богов попрошу, – прошептала Алевтина, целуя ее в лоб и щеки.
– И я о тебе думать буду, – пообещала Совка, прижавшись к ведунье.
Они сидели за столом до сумерек. А потом Совка пошла к себе, завернулась в теплую шаль, достала из сарая шкатулку с Серпом, села на крыльцо и положила ее возле себя. Запрокинула голову в звездное небо, низко пересекаемое летучими мышами.
Вот ведь ирония какая! Она думала, что Серп Морены пролежит здесь, в тайничке, годы и годы, а вышло всего ничего. Пока она не обживется в другом месте, оружие темной богини нужно отвезти назад, в родной дом.
Отработав после подачи заявления положенный срок, она собрала самые необходимые вещи. Мебель и остальной скарб оставила Алевтине, отдала ей и ключи. Ведунья сказала, что будет следить за жильем сколько потребуется, пока Совка не продаст его.
Утром они отправились на железнодорожную станцию.
Зайдя в пустое купе, Совка прильнула к окну. Алевтина стояла на перроне, ища глазами Совку. Увидела. Протянула руку, вычерчивая в воздухе руну Радуги. Совка всхлипнула и улыбнулась, сотворила руну Берегини, сложила чашей ладони и оттолкнула их от себя, даря частичку энергии Алевтине.
– Мы обязательно встретимся! И в этой жизни, и в следующей, – прошептала она.
Следующий десяток лет география жизни Совки была обширной: от Дальнего Востока до южных границ страны. Она оседала на некоторое время преимущественно в селах и деревнях, заводя знакомства с травницами, ведуньями, знахарями и просто теми, кто был близок ей по духу, кто знал и понимал.
В конце концов она очутилась не очень далеко от Москвы, в селе Ладное, и сразу почувствовала, что это и есть ее место, где она останется надолго, наверное, до конца этой жизни. И дом нашелся очень уютный и крепкий. Правда, требовался ремонт, но где его не бывает после переезда.
Совка сидела в здании сельсовета и с любопытством рассматривала простое и приятное убранство кабинета. На стенах висело несколько картин, довольно хорошо написанных, с сюжетами из русских сказок.
Глава сельской администрации Орлов пощупал батарею отопления, снял пиджак и бросил на стул. Поставил на стол две чашки с травяным чаем и вазочку с печеньем. Совка отметила, что печенюшки сделаны в форме жаворонков, а воротник рубашки Орлова неброско украшен орнаментом Белобога. Она улыбнулась. Он перехватил ее взгляд и тоже засветился улыбкой.
– Печенье дочка моя делала, угощайтесь, Ольга Святославовна, – он хитро прищурился, наблюдая за гостьей, и отхлебнул чаю.
Совка откусила печеньку.
– Вкусно очень, Владимир Борисович. Ну как, проводили Морену? – напрямую спросила она.
Орлов кивнул.
– Как водится. С большим праздником. Правда, приезжали к нам разные ортодоксы, кулаками трясли, шипели! Да ведь, слава богам, времена уже не те. Люди потихоньку тянутся к своим истокам.
Он немного помолчал, а потом улыбнулся.
– Сегодня еще один праздник – это вы.
Совка рассмеялась.
– Я чувствую, мы друг друга поняли. И со временем все приладится и образуется, если, конечно, я смогу здесь остаться…
– Сможете, вам у нас понравится, – мягко перебил ее Владимир Борисович. – Дом вы посмотрели, если надо – поможем по ремонту и стройматериал закупить, машину и людей для такого дела я могу выделить. Агроном с опытом и квалификацией нам очень нужен. И потом, мне кажется, вы не случайно оказались в наших краях, может, так и должно быть? – Орлов смотрел на Совку.
Она легонько хлопнула по столу ладошкой.
– Да, я уже все решила, как только огляделась здесь. Сколько ни ездила по стране, но такое крепкое и красивое село вижу впервые. Ладное – вот уж название точное! – восхитилась она.
Орлов засиял, поднялся со стула и развел руками.
– Добро пожаловать домой!
Все эти годы, пока она колесила по селам и деревням, оружие темной богини хранилось в доме ее родных. Возить с собой по стране Серп было опасно. Но теперь у нее имелся кров, и Совка, расхаживая по большим светлым комнатам, размышляла, где устроить тайник. Сзади к дому примыкала просторная пристройка, где можно хранить соленья и варенья. Место подходящее.
Она взялась за работу, и через пару недель в полу пристройки появилось большое потайное углубление, выложенное камнем. На самом деле это была обманка. Один из камней в стенке вынимался – за ним-то уж и скрывался настоящий тайник.
Закончив работу, Совка насыпала в эту яму картофеля, отошла в сторону и довольно потерла руки: получилось очень хорошо. В доме Василисы и Лады нужно было разбирать поленья дров, чтобы докопаться до Серпа, а у нее требуется вынимать картошку.
Она съездила к родным – благо, на поезде меньше суток, – забрала шкатулку с Серпом, необходимые мелкие вещи, отправила Алевтине письмо с новым адресом и вернулась в Ладное обустраивать кров.
Совка обживалась легко. Селяне узнали ее как сильную травницу и знахарку. Многим помогала она: и делом, и словом. В гости к ней приезжала Алевтина. Совка пыталась уговорить ее тоже переехать в Ладное, но ведунья отказалась.
– Хорошо у вас. Но не здесь мое место. Ты и сама понимаешь. Там прошла моя жизнь, – кивнула она вдаль, – каждая травинка и любое дерево в округе мне знакомы. И люди знают, где меня искать, когда им помощь требуется. А в гости друг к дружке всегда съездить можно, – улыбнулась она, и женщины обнялись.
Совка несколько раз в год ездила к родным. И Лада приезжала к дочери погостить на неделю – другую. Наведывалась ко внучке и Василиса.
В свой третий приезд выглядела бабушка немного встревоженной и загадочной. Совка уловила в ее глазах некую торжественность. Это представлялось странным. Лишь однажды Василиса была такой: в тот далекий день, когда вдруг открылось, что Совка станет воительницей. Но что могло случиться теперь? Казалось, такое настроение связано с Белым Камнем и Серпом Морены. Но расспрашивать Совка не стала, зная, что Василиса сама все расскажет, когда придет время.
Как-то к полуночи, после баньки, они чаевничали на веранде. В летнем сумраке царило тепло, и едва уловимый ветерок доносил к столу пряный аромат ночных гладиолусов. Свет решили не включать. В открытое настежь окно ярко светила почти полная луна, ее свет отражался в большом самоваре, делая его похожим на магический светильник, вглядываясь в который, можно увидеть будущее. Совка пошутила об этом.
Василиса рассмеялась.
– Самовар вместо кристалла! Да, надо предложить это новшество горе-прорицателям. Им бы понравилось, на замену стеклянному шару. Ох, развелось их! Да ты и сама знаешь, что говорить.
Совка кивнула. Ей ли, ведунье, не знать, сколько шарлатанов, выдающих себя за магов, колдунов и экстрасенсов, появилось в последнее время. Разрушенная страна вселила в людей страх перед неизвестным будущим, а смутные времена – отличная кормежка для жуликов, делающих вид, что им приоткрыта завеса запредельного.
– Пару лет назад появился странствующий кудесник, некий Антиолий Зеловед, – начала рассказывать Совка, подливая бабушке и себе горячего чаю. – Лечил любые болезни, даже онкологию. Очереди к нему выстраивались километровые. Полечит-полечит в одном городе или селе – и в другие едет. Узнала я, что скоро он будет в Новосибирске. А мы с Алевтиной как раз туда собирались, к знакомой целительнице. Ну и решили заодно специально сходить поглядеть на это чудо. Понятно, что мошенник, но нам интересно стало. По дороге байку придумали: будто у одной рак, а у другой язва желудка.
Попали к нему только на седьмой день, по предварительной записи! Мужичок этот на зека похож. Глаза маленькие, черные, взгляд колючий, лоб узкий, короткие прямые волосенки. В общем, типаж. Посадил нас на стулья, объяснил, что он экстрасенс и владеет таким ясновидением – куда там рентгену! Посмотрел на нас сквозь стеклянный шар, посверлил взглядом, сделал пассы руками и нахмурился. «Точно, – говорит, – у вас, – показывает на Алевтину, – рак груди в начальной стадии, а у вас в желудке вот такая язва!».
Я вижу, Алевтина еле сдерживается, чтобы со смеху не прыснуть, я тоже едва креплюсь. А кудесник тем временем достает два небольших пакета, один мне протягивает, другой – Алевтине. «Вот, – говорит, – редчайшие индийские травы, прямо из Тибета, по тайской методике лечения, освящены они самим Вицлипуцли».
Мы подыгрываем, благодарим, а сами пакеты открываем. В моем оказался сушеный зверобой пополам с осокой, а у Алевтины – сушеница с мятой. Сушеница, конечно, рекомендуется в качестве отваров при язвенных заболеваниях, в составе других трав, но у Алевтины ведь якобы рак, это у меня язва. Да и травки эти, ты знаешь, копейки стоят в любой аптеке. Антиолий нам цену называет. Мы чуть со стульев не попадали. За эти деньги можно пару породистых телят купить, и на коровник останется. А чтобы мы не передумали, он нам быстренько листочки сунул с подробным описанием, как чудо-зелье принимать. В добавок нам полагался бесплатный сеанс белой магии и пожизненная привязка к нам светлых ангелов, кои начнут защищать нас в нашей здоровой, счастливой и богатой жизни, которая начнется сразу, как только мы пролечимся весь годовой курс, – Совка перевела дух, отпила чаю и продолжила:
– Я первой не выдержала. Интересные у вас травы, говорю. Вот уж не знала, что копеечные зверобой да сушеница с сорной осокой в Индии растут. Ну раз уж их занесло туда из китайского высокогорья тибетского, чего ж им не вырасти? Тем более сам мексиканский бог войны Вицлипуцли их благословил. И цена подходящая – по тайской методике ведь.
Зеловед сразу переменился. Глазенками по нас забегал, засуетился. Пакеты с листочками из рук выдернул – и за дверь нырнул. Мы с Алевтиной встали было уходить. А из двери женщина вышла, очень интеллигентного вида, с чернявым изможденным лицом, в очках. Приложила палец к губам и протягивает нам свернутые трубочкой деньги. Надо понимать: берите, идите и молчите. Хотели мы ей ответить, но слышим – в коридоре шум поднялся, входная дверь распахнулась, и вошли двое в серых костюмах, с ними три милиционера. И сразу женщину окружили. Как-то ее назвали, я не запомнила фамилию, мудреная очень. В общем, гражданка такая-то, вы задержаны по подозрению в мошенничестве, незаконном присвоении финансовых средств. И все в таком духе. Мы с Алевтиной думали, попросят нас выступить свидетелями, но таких, кроме нас, оказалось много. Там десятки людей из разных городов подали заявления в милицию, и пострадавших хватало. Целителя Зеловеда задержали. Не знаю, чем кончилась эта история для той парочки, но вот людей обманутых жалко. И не в деньгах дело, они жаждали выздоровления, а им подсунули подделку.
– Не они первые, не они последние, – покачала головой Василиса, и Совка не поняла, о ком именно идет речь. Она посмотрела на бабушку и принялась мелкими глоточками пить уже остывший чай. Или ей показалось, или Василиса все же намеревается о чем-то поговорить? Всю неделю Совка ждала этого.
Бабушка тряхнула головой, распрямила плечи, сладко потянулась и неожиданно сказала:
– Перейду я скоро, внученька. Ощущение появилось.
Совка с удивлением и тревогой взглянула на нее. Не то чтобы эта новость ее сильно огорошила, нет. Что-то внутри Совки подсказывало возможность такой причины странного поведения Василисы. Но так не хотелось в это верить! Наверное, поэтому она и убеждала себя, что здесь какая-то тайна, связанная с Серпом темной богини.
– Но ты же хорошо себя чувствуешь! И ты совсем не старая… – тихо сказала она, взяв бабушку за руку.
Василиса прижала внучку к себе.
– Дело не в самочувствии. И не в возрасте. Просто пришло мое время. Знаю, что слова эти мало что объясняют, но иначе и не скажешь: пришло мое время, – медленно повторила она. Потом поняла, что расстроила Совку, рассмеялась и погладила ее по волосам.
– Ну, не грусти! Раз я воспринимаю свой путь спокойно и радостно, то ты тем более не должна печалиться за меня. Мы же не навсегда уходим. И я в скором времени снова вернусь в этот мир.
– Да-а, – не удержала слез Совка, – только ты будешь совсем другим человеком, и о прежней жизни памяти не сохранится.
Василиса заново включила самовар. Сунула Совке в руки заварочный чайник.
– Сполосни-ка, да положи брусники побольше.
Пока Совка возилась с чайником, Василиса сказала:
– Печалишься, что мы не помним свои прошлые жизни? А ты подумай, что бы с нами было, если бы мы сохраняли эту память? Хотя бы частично. Это как кинопленка, на которую раз за разом записывают новые фильмы, а старые при этом удаляют не полностью. Разглядим ли мы что-нибудь на экране в этом хаосе? Мы бы и дня не выдержали, сбитые с толку отголосками и видениями бесконечного прошлого.
– Все это логично, – вздохнула Совка, опуская на стол чайник, – но как же тяжело расставаться с любимыми людьми в пределах одной жизни!
– Это так, – печально улыбнулась Василиса. Потом взъерошила и вскинула волосы, сохранившие в ее возрасте густоту и блеск, и звонко щелкнула пальцами по самовару.
– Хватит грустить! Мы ведь думаем, чувствуем, ведаем и понимаем, а не только верим. На одной слепой вере далеко не уедешь. Посмотри туда, – она кивнула за окошко. Там пахло травой и цветами, над деревьями в ночном небе торжествовала прибывающая луна, и в ее легком слепящем свете звезды казались тусклыми и далекими.
– Мы не квартиранты в этом мире. Наше место здесь, на Земле, и все ее травы, деревья, земля и вода, воздух и огонь, дни и ночи дают нам возможность знания и веры, понимания и бессмертия. Мы – дети богов и богинь наших, и даже сама Морена – сама смерть – проводит нас раз за разом к жизни. К жизни! Такова любовь и воля великой богини Берегини. И ты знаешь об этом, – Василиса проникновенно посмотрела на внучку. Совка прильнула к бабушке, крепко обняла ее и закивала: все она знает и понимает.
Спустя месяц Василиса перешла. Тихо и легко. Совка приехала к родным за три дня до этого. Накануне бабушка ушла на несколько часов в лес. Вернулась спокойная, наполненная тихой радостью. Втроем они просидели далеко за полночь, вспоминая прошлое и говоря о будущем. Планировали назавтра сходить к реке и покататься на лодке. Потом странный глубокий сон быстро сморил Ладу и Совку, а когда они проснулись, все уже свершилось.
Стараясь сдерживать слезы, они опустили на Василису покрывало и долго сидели у кровати. Потом пошли на кухню. На обеденном столе лежал альбомный лист – записка ярким зеленым фломастером.
– Родные мои, Ладушка и Совушка, – прочитала Совка, – не огорчайте меня своей грустью и слезами. В противном случае вы будете похожи на нерадивого школьника, так и не усвоившего за годы учебы подаренные ему знания и опыт. Не давайте иллюзиям обмана и темным голодным духам затмить ваш разум и душу, знания и веру. Суп в холодильнике, там же салат и пирожки. Ваша мама и бабушка Василиса.
– Мама, – тихо прошептала Лада и всхлипнула. Совка провела рукавом рубашки по глазам и прильнула к Ладе. Так они сидели, обнявшись, молча, погруженные в воспоминания; и было в их мыслях и чувствах и нечто другое, принадлежавшее не только им двоим, но и тем людям, которые когда-то жили на этой земле и еще только придут на нее.
В глубине леса, на маленькой поляне, укрытые со всех сторон мощными дубами, чуткими березами и липами, стояли босыми в холодной еще траве Лада и Совка, в простых домашних платьицах. Идущая на убыль луна уже уступала место едва только угадывающемуся над рассветным лесом солнцу.
Лада открыла маленькую деревянную урну с тем, что еще недавно было телесной составляющей Василисы, ступила шаг вперед, подняла сосуд над головой. Совка встала рядом. Стихли утренние шорохи, и тишина леса начала слушать.
– Через речку-ноченьку темную, темную да долгую, долгую да вечную, – раздался печальный голос Лады, – через речку-зимушку холодную, холодную да смутную, смутную да смертную, да на берег дальний, берег красный, где две важенки, ты ль не ступишь твердой поступью да рожденная изначальная, не тебя ль Морена черная проведет за белы рученьки, не тебя ль в чертоге пламенном ждет-пождет давно наша матушка – Берегиня наша светлая; ты иди-иди, не оглядывайся, ты смотри-смотри, не засматривайся…
Лада причитала нараспев, вполголоса, слова разливались сквозь деревья широко вдаль, поднимались в небо, опрокидывались над лесом – и вот уже не Лада, но сами богини Желя и Карна зашептали-заговорили листвой, зашлись древним плачем. Ветер внезапно пошел кругом. Заухала сова. Лада убрала с лица прядь волос, протянула навстречу стихии урну и опрокинула ее. Рванул теплый поток, подхватывая и унося прочь телесный прах. Первые лучи солнца ударили сквозь кроны деревьев на поляну, и в нарастающем утре Совка заметила краем глаза большую пеструю птицу, ярким светом взмывшую над травой. Промелькнула она, издав короткий радостный крик, разбудивший лесные звуки. Стих ветер, и в утреннем зеленом спокойствии привычно защебетали первые пташки.
То утро и следующий за ним вечер Совка вспоминала потом часто. К ночи на той же поляне возле костра собралось около двух десятков человек: знакомые и друзья Василисы и просто те, кто знал и понимал. Приехала и Алевтина. Они с Совкой расположились возле огня, укрывшись большой мягкой шалью. Лада подбросила в огонь веток и присела рядом. Совка обняла ее.
И хоть собравшиеся люди были немногословны и переговаривались между собой изредка, здесь не осталось места горю и сожалениям. Совка, Лада, как и все остальные, ощущали светлую печаль, спокойствие и тихую радость за ту, что ушла из этого мира, чтобы возвращаться сюда снова и снова, как это происходило и произойдет с каждым, покуда хоть в одном человеке продолжится память истоков и предков, сберегаемая знаниями, любовью и жаждой бытия.
Лада на некоторое время переехала к дочке.
Весной они задумали придать дому более живописный вид, переделать двор, грядки и цветочные клумбы. В селе проживал мастер художественной резьбы по дереву. Ему женщины заказали двух больших медведей, лебедя и других птиц-зверья, чтобы украсить дом снаружи. Совка нарисовала на бумаге новый план садово-огородного угодья, придумала устроить перед домом небольшую лужайку и газоны. Они с Ладой съездили в город, нашли фирму, занимающуюся дизайнерским оформлением участков, и договорились о рабочих и цене.
К середине лета все дела были закончены, и Лада засобиралась к себе домой.
– Да побудь еще, успеется, – говорила ей Совка.
– Да и так уж год без малого у тебя прожила, – улыбалась Лада. – Поеду я, доча. Теперь ты ко мне пожалуй. – Она раскрыла принесенные из гардеробной чемоданы. – Помоги-ка собраться.
Совка, видя, что Ладу не отговорить, вздохнула и принялась вытаскивать из шкафов мамины вещи.
Однажды зимой ей приснился странный сон. Взволнованная Совка долго сидела на постели, пытаясь понять увиденное.
Снилось ей, что попала она в светлый весенний лес, на поляну. Вокруг было спокойно и тепло. Но вот откуда-то послышалось неприятное потрескивание. Звук подбирался ближе, сгущался звоном и наконец превратился в багровую тучу, окружил Совку со всех сторон. Она обнаружила, что держит в руке Серп Морены. Подняла его, пытаясь оттолкнуть от себя липкие сгустки, но они накатывали все сильнее и выше, закрывая небо и прижимая Совку к земле, не давая дышать. Ей стало страшно. Она зажмурилась и взмахнула по кругу Серпом, отгоняя беду.
Послышался тонкий голосок: «Давай помогу!».
«Откуда здесь дитя? Нужно спасти! Скорее!» – промелькнула мысль. Совка открыла во сне глаза: багровая туча разрывалась клочьями, звон стихал, и дышать становилось легче. Вместо леса теперь была большая комната. На полу сидела маленькая девчушка и увлеченно водила по листу бумаги черным карандашом. Она с хитринкой посматривала на Совку, и та заметила, что один глазик у девочки косит.
– Ты меня рисуешь? – спросила она. Малышка ничего не ответила, но строго, по-взрослому, взглянула на Совку и перевела взгляд на Серп в ее руке.
