Валерий Анатольевич Голиков
Трагедия Замка Эльсинор
После этих слов подсудимого все присутствующие на слушании дела в зале суда встали и зааплодировали подсудимому.
– Так что, – воодушевившись продолжил Марцелл, – это его бог наказал! Всё равно, рано или поздно, его бы за такие дела сожгли на костре. Я давно, уже собирался на него донести! Вот вам крест, любимые граждане судьи!
Суд разбирая это, как оказалось теперь и политическое дело, скрупулёзно вникал во все его перипетии. В свете вновь открывшихся фактов в личности и деятельности умершего, суду уже не так однозначно виделась вся картина произошедшего. Тут надо отметить ещё что… судьи тоже были пациентами Горацио… И вникая во все тонкости этого дела, всё дальше и дальше погружаясь в его дебри, они всё больше и больше верили подсудимому. Что это именно он, своими умелыми, конкретными действиями, спас их Данию от надвигающегося кровавого майдана. И даже один из судей вдруг ни с того ни с сего, когда Марцелл дошёл до его отношений с Шамаханской царицей, в сердцах воскликнул: «Вот шалава!»
На следующем своём заседании, на следующий день, суд вынес свой вердикт по этому делу. Он гласил, что «разбирая это дело, суд пришёл к выводу, что подсудимый в целях самообороны, нечаянно нанёс усопшему раны несовместимые с жизнью. Суд постановил: подсудимого Марцелло приговорить к пятнадцати суткам общественных работ, а также к вычету из его офицерского жалования семи медных монет за сломанный им стул в пользу хозяина кабака. А также суд постановил: эксгумировать тело умершего офицера Бернардо и сжечь его как еретическое на площади города. Эксгумацию же тела возложить на осуждённого Марцелло в счётобщественных работ».
До конца своих дней Марцелл ещё не раз и не два вспоминал тот суд, как ему тогда ловко удалось избежать вечной каторги, а может быть и смерти. И как он тогда лихо плёл своим языком: «Внатуре, голова набухла, как будто начитался книжек!» – не переставал дивиться самому себе Марцелл.
Эпилог VIII
Кабинет средневекового писателя, горит свеча. За столом трудится, что-то пишет в окружении стопок бумаг, писатель. Вот он отрывает голову от своей писанины и смотрит перед собой в пустоту. Его глаза наполнены слезами, его усы испачканы чем-то белым… Дрожащим голосом, голосом чем-то глубоко растроганного человека он произносит:
– Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о Гамлете…
Рыдания накрывают его и он снова склоняется над своею рукописью, продолжая писать… писать… писать…
Сцена XCVI
В кабинете директор архива. Директор, дочитав рукопись до конца, поднимает глаза к Вере Павловне, и смотрит на неё ошарашенным взглядом. А потом его прорывает:
– Я потрясён, Вера Павловна! Какая сила, какая мощь с первой и до последней строчки! Так и хочется воскликнуть, вслед за oтцом народов: «Эта вещь будет посильнее, чем Фауст Гёте!» И посмотрите, как выписаны все персонажи. Они же как живые стоят перед глазами! Я прямо с головою окунулся в атмосферу того времени! Я как будто побывал там: видел их всех наяву, слышал их речь, находился между ними, дышал с ними одним воздухом… Я чувствовал аромат духов Офелии. Я видел пар, поднимающийся от горячей крови, которая била фонтаном из раны на шее Лаэрта. Не понимаю, не понимаю, зачем Шекспир переписал «этого» Гамлета? Зачем ему понадобилось это замечательное, по-моему, во всех отношениях великое произведение разделить потом на три отдельные, друг от друга, темы? А?.. Да и с Квазимодо и с Эсмеральдой тоже не всё понятно… получается, что Гюго позаимствовал этих персонажей у Шекспира. Для чего? Чтобы показать нам преемственность поколений?.. А Буратино и Маугли? Фантастика!.. Вот прочитал сейчас эту пьесу вместе с вами и как будто бы второе высшее образование получил, ей богу.
Вера Павловна на поставленный перед ней вопрос только и смогла, что пожать плечами и развести руками. А потом, вдруг неожиданно, добавила:
– Я думаю, Пётр Алексеевич, что ваш вопрос ещё ждёт своего исследователя, – философски рассудила Вера Павловна.
Волна восторга схлынула, и директор перешёл на спокойный, деловой тон:
– Скажу вам по секрету, Вера Павловна, того «Гамлета», ну которого все знают, я никогда не понимал. Скучный, на всех озлобленный, всем и всеми недовольный… А чего ему, в принципе-то, не хватало для полного счастья? Принц! Всё есть, всем обеспечен. Так сказать: живи и радуйся! А он озлобился на всех… Конечно, нам всем очень жалко, мы скорбим, когда уходят из жизни родные, близкие нам люди. Но это ведь жизнь!!! И «тень» эта… отца его… не понятно откуда появляется? А тут всё ясно и понятно: на «лекарстве» они там все сидят. Вот и вставляет их не по-детски. И от этого лекарства у них там весь бардак и начинается. Одним словом, поздравляю вас Вера Павловна! Поздравляю от всего сердца! И как вот вам удалось откопать во всей этой груде макулатуры такую вот вещицу?!
Вера Павловна, приняв слова директора за комплимент, расцвела. Кокетливо улыбнулась:
– Ну, как? Дни… годы… напряжённого, кропотливого труда и приносят вот такой результат.
И тут директору пришла в голову идея придать этому событию торжественную атмосферу. Он встал и обеими своими руками пожал ладонь Веры Павловны.
– Ещё раз спасибо вам, Вера Павловна, от меня лично и всего нашего коллектива, за ваш добросовестный, кропотливый труд! – и после этих слов директор как-то переменился в лице:
– А… скажите, Вера Павловна, вы уже кому-нибудь говорили о своей находке?.. О своём открытии?
– Нет, Пётр Алексеевич. Что вы! Я сразу к вам. Ведь положено сначала начальству доложить. Как же это можно… в обход руководства?
– Вот это правильно, Вера Павловна. Сразу видно – советская школа! Я вот, что предлагаю… а давайте-ка, мы отметим это дело по маленькой!..
Директор вышел, бочком, из-за стола и подошёл к своему сейфу, который стоял с лева от стола в полутора метрах. Привычным движением открыл его и достал початую бутылку коньяку и пару рюмок. Потом повернувшись к Вере Павловне и уже было собравшись сказать ей что-то очередное приятное, соответствующее моменту… остолбенел. Вера Павловна стояла на прежнем месте, при этом прижимая к груди рукопись взятую ею со стола. Пётр Алексеевич спросил её тоном удивлённого человека:
– А… что происходит, Вера Павловна? Зачем вы взяли рукопись? – Вера Павловна тоже немало удивилась этому вопросу.
– Ну… я собиралась ещё поработать над ней. Я думаю написать статью в научный журнал, поделиться с миром, так сказать, своим открытием! Пётр Алексеевич, я полагаю что вы незамедлительно сообщите «куда следует», на верх, что сотрудником вверенного вам архива, то есть мною, было cделано важное открытие. И я не сомневаюсь, что оно мирового уровня. И я вполне уверена, что это открытие достойно Нобелевской премии по литературе. И что я…
Тут она заметила, что директор на глазах стал как-то зеленеть. А Пётр Алексеевич выругался про себя, решительно развернулся и обратно всёпоставил в сейф. Одним махом оказался подле Веры Павловны, вырвал у неё из рук рукопись и раздражённо хлопнул ею о стол. Потом он уставился на женщину взглядом удава и заговорил с нею заговорщическим полушёпотом.
– Да вы что, Вера Павловна? Какая статья??? Какая Нобелевская премия??? Это же… это же… миллионы долларов на чёрном рынке!!! Да!!! Да!!! Долларов!!! Сколько вы ещё собираетесь гнить в этой халупе??? А дальше что – мизерная пенсия?.. Вам никогда не хотелось жить по-настоящему большой, красивой жизнью??? Судьба дала вам… нам шанс! Поймите вы это!!! Положитесь на меня, я всё устрою… Вы ни о чём не пожалеете… всё будет по-честному. Вот вам моя рука!..
От такого наезда Вера Павловна опешила и даже на какое-то время лишилась дара речи. Что-то вдруг сдавило ей горло. Но вот секунда, другая и она уже пришла в себя.
– Да это же коррупция, Петр Алексеевич!!! Да как?.. да как вы могли мне такое предложить? Это же преступление!!!
– Преступление, Вера Павловна, это жить бедно работающему человеку!!!
– Говорили мне девчонки из архива, что у вас чёрная душа, Петр Алексеевич!!! Говорили, что вы приторговываете рукописями из архива… да я не верила. А теперь, вот, вижу – правы они были!!! Это подло… подло!!!
Ни Петр Алексеевич, ни Вера Павловна, ни до, ни послe не обращали никакого внимания на мерцающий огонёк в датчике пожарной сигнализации, который висел аккурат над столом директора… Непонятно, сколько бы ещё продолжалось выяснение отношений между архивариусом и директором и чем бы всё это закончилось… Как вдруг дверь кабинета отворилась и на пороге появились два человека в одинаковых чёрных ладно сидящих на них костюмах. У одного из них в руках был тонкий никелированный кейс. Они подошли почти вплотную к столу, негромко поздоровались. Затем синхронно достали из внутренних карманов свои удостоверения и в развёрнутом виде предъявили их директору.
Как только незнакомцы появились на пороге, Пётр Алексеевич сразу всё понял. И если честно, он давно уже ожидал этого визита. Да он был негодяем, да он был коррупционером, да он приторговывал рукописями из архива на чёрном рынке рукописей. Он знал, что это преступление, но уже ничего мог с собою поделать. Красивая жизнь засосала его, как опасная трясина. И он уже не мог остановиться…
Директор съёжился в своём кресле. Как-то сразу постарел и осунулся. Один из вошедших, не говоря ни слова, протянул руку к рукописи, чтобы взять её. Но Петру Алексеевичу показалось, что это к его рукам протягивают наручники, чтобы защёлкнуть стальные браслеты у него на запястьях. И он машинально протянул свои руки навстречу руке сотрудника. Но рука вошедшего прошла мимо его рук и взяла рукопись со стола. Затем сотрудник мельком полистал рукопись и убедившись, что это именно она, аккуратно положил её в кейс. Закрыл его.
Вера Павловна первая пришла в себя от всего увиденного. Она обратилась к вошедшим:
– А?..
Один из вошедших, магически улыбнувшись Вере Павловне произнёс, только присущей этой категории товарищам убедительным голосом:
– Вы абсолютно правы, Вера Павловна…
Он полез во внутренний карман своего пиджака и достал какой-то листок, а потом протянул его директору.
– Вот решение Басманного суда об изъятии у вас из архива рукописи Уильяма Шекспира «Трагедия Замка Эльсинор», – и он положил листок, с решением суда, на стол перед директором, на который тот даже не взглянул. Потом они попрощались и ушли… В кабинете наступило неловкое молчание. Каждый думал о своём… о своих упущенных возможностях. Вера Павловна первая оправилась от шока.
– А… ну, я пойду к себе… поработаю ещё…
– Да, да… конечно, – учтиво произнёс Пётр Алексеевич.
Вера Павловна пришла в архив, села за свой стол… и поняла, что работать после произошедшего, по крайне мере сегодня, она уже не сможет. Она взяла папиросу из пачки, подошла к окну и закурила…
Директор архива, Пётр Алексеевич, из всего случившегося быстро сделал, так по крайней мере он посчитал, правильный вывод, а именно: он понял, что он под колпаком! Нет, не у Мюллера, а у более серьёзных товарищей. Он прекрасно понимал, что за ним водится много чёрных делишек, связанных с вверенными ему архивными документами. И с него есть за что спросить… Поэтому решение вопроса о его дальнейшей судьбе к нему пришло само собой: «Надо бежать из страны… это единственный способ сохранить себе свободу», – и он стал обдумывать план побега.
Он решил не привлекать к себе внимания, а просто доработать до очередного, положенного ему по графику трудового отпуска, который тем более был через неделю. Благополучно уйдя в отпуск, он, не привлекая к себе внимания, также благополучно всплыл на Украине. В базе «Миротворца» он не значился, средства кое-какие у него были. А что ещё нужно человеку для счастья в Незалежной?
Осмотревшись, Пётр Алексеевич занялся, так как он был всё-таки человеком деятельным, бизнесом. Но через какое-то время он почувствовал, что клещи российских спецслужб достали его и здесь и вот-вот сомкнутся на его шее. Тогда он решил взять украинское гражданство в надежде, что правительство другой страны сможет спасти его от российского правосудия. И это помогло: на какое-то время он почувствовал, что от него отстали. Но потом всё началось сначала. Опять тревожно, неспокойно на душе… «А вдруг украинские власти удовлетворят запрос родины и выдадут меня российскому правосудию? И тогда мне не миновать неба в клеточку!!!» – и снова мозги Петра Алексеевича заработали на полную катушку. И вот уже на горизонте показался верный ответ на его проблему. О, да! Именно так! Остаётся только одно! И это «одно» – революция! Он подбил ещё нескольких панов, таких же нечистых на руку, как и он, и они совершили государственный переворот на Украине. Конечно же, прежде всего во благо народа. И чтобы народ проглотил эту шнягу, они назвали этот переворот «Революцией достоинства!» А его, как зачинщика, идеолога и вдохновителя сего мероприятия, его подельники, сделали, впоследствии, президентом. Вот теперь-то бывший директор центрального архива города «N», наконец-то, зажил спокойной, счастливой жизнью. Теперь он был полностью спокоен за свою безопасность и своё будущее. Теперь его охраняли спецслужбы Украины, ЕС и США. И… он зажил красиво и достойно!
Эпилог IХ
Вера Павловна так и не смогла смириться с тем, какой удар ей нанесла судьба. Ведь она была всего в шаге от Нобелевской премии! Она тяжело перенесла всё с ней случившееся. И это отразилось на её здоровье. Она не дожила всего несколько недель до пенсии. Инсульт… Но за несколько секунд, прежде чем она навсегда оставила этот мир, в её мозге стали разворачиваться удивительные картины! Она вдруг отчётливо почувствовала запах моря, на котором она никогда не была. Она услышала красивый, мерный шум морских волн. Под её ногами качалась земля! Она огляделась и очень удивилась тому, что увидела… Она увидела, что стоит на палубе какого-то средневекового корабля. А над кораблём и морем весело крича кружат чайки, ища чем бы поживиться. Вера Павловна с восхищением созерцает тот волшебный пейзаж, который ей открывался за бортом корабля. Как вдруг воздух перед её взором стал, от чего-то, мутнеть. Он становился всё плотнее и плотнее и в следующее мгновение превратился в огромный лист зеркала! И Вера Павловна увидела в нём себя… Она увидела себя в красивейшем платье шестнадцатого века! И первое, что сразу же бросилось ей в глаза, так это то, какая замечательная у неё фигура! Великолепнейшее платье как-то умело скрывало все недостатки её фигуры. Она и раньше не могла о себе подумать, что может быть, хоть сколько-нибудь, привлекательной женщиной, а тут, вдруг, перед её глазами ей предстала какая-то другая она. Какая-то другая Вера Павловна. Красивейшая женщина достойная кисти какого-нибудь великого художника того времени. Вера Павловна пребывала в полном душевном блаженстве. Но вот зеркало растаяло в воздухе также неожиданно для неё, как и появилось. И вдруг Вера Павловна отчётливо услышала людской гомон за своей спиной. Она обернулась и увидела невдалеке людей, вместе с ней в это время находившихся на палубе корабля. И вот от группы людей отделились две фигуры: мужская и женская. Женщина держала мужчину под руку. Они направились в сторону Веры Павловны. И когда они к ней приблизились, то она узнала в этой паре Гамлета и Офелию! «Как? Как, они живы? Как, они вместе? И как я могла оказаться с ними на одном корабле? Но ведь они же умерли!!!» – миллионы вопросов за секунду пронеслись в голове у Веры Павловны. Теперь она, знающая обе версии того, как они умерли, находилась в полном душевном замешательстве. «Наверное это всё просто сон, – подумалось Вере Павловне, – и как я раньше не догадалась?! Вот настанет утро, я проснусь, и всё встанет на свои места». Но утро всё не наступало. Будильник по-прежнему не звенел. А Гамлет и Офелия всё продолжали стоять перед ней и приветливо улыбаясь что-то ей говорить.
Неизвестно сколько ещё и какими вопросами она бы себя мучила, как вдруг Офелия приблизилась к ней и произнесла отчётливо услышанные Верой Павловной слова: «Всё будет хорошо…» После чего пара отошла от неё и снова присоединилась к остальным пассажирам корабля на палубе.
А их место уже заняла другая пара. Это были король Гамлет и королева Гертруда. «Да, очень интересный сон, – вновь подумалось Вере Павловне, – весь в красках такой! Обязательно надо будет завтра девчонкам в архиве рассказать». Они тоже ей приветливо улыбались и что-то говорили. Вот только она совсем не могла разобрать, как не силилась, того, что они ей говорили. «Что же это за язык такой, – подумалось ей, – может быть португальский?» Португальского Вера Павловна не знала, и это её сильно расстроило: «Как жаль, теперь я никогда не узнаю, что же мне хотят сказатьэти милые люди». Но, как только в её голове пронеслось слово «Португалия», она тут же отчётливо услышала некую, в своё время, популярную песенку с незамысловатым мотивчиком: «Гондурас в огне, Гондурас в огне… », – пел, из громкоговорителя на мачте, приятный мужской голос.
Пока Вера Павловна продолжала, под песенку, расстраиваться, что она не может понять, что же ей говорят король и королева, пара, не попрощавшись, растаяла в морском воздухе. «По-английски ушли», – подумалось ей.
А на их месте уже стоял Клавдий. Он тоже ей что-то говорит, и она снова ничего не понимает. Но этого и не требовалось, потому что его жесты были весьма красноречивы. В одной из своих рук он держит кувшин, а в другой красивый кубок. И вот Клавдий наливает в кубок из кувшина какую-то жидкость и протягивает ей, улыбаясь ей всеми своими ещё оставшимися изъеденными кариесом зубами. Вера Павловна в страхе замерла. «Боже мой, – стучит у неё в висках, – он и меня хочет отравить!!!» Но она не в состоянии предпринять какие-либо действия, чтобы избежать этого смертельного угощения. Она как будто бы попала подгипноз этого человека. Всё её тело, как бы, одеревенело… Она не может убежать от этого гнусного типа и не может позвать на помощь себе, чтобы её спасли… Клавдий же, наоборот, всё более и более проявляет настойчивость. Всё ближе и ближе он подносит кубок с питьём к её губам, жестами и мимикой показывая, что ей надо сделать. И Вера Павловна всё ни как не может выбраться из этого оцепенения, в которое её вогнал магический взгляд Клавдия. У неё даже нет сил, чтобы отвернуть своё лицо от этого проклятого кубка. Ах, как бы ей сейчас хотелось одним ударом выбить этот кубок с пойлом из рук у этого подлого убийцы и спасти себя! Но она не в силах этого сделать. И только каким-то чудом она продолжает сопротивляться натиску этого мерзавца, и всё ещё жива…
И, о счастье! Вдруг раздался спасительный мощный рёв военных труб! Клавдий тут же куда-то испарился. А перед взором Веры Павловны и всей публики на палубе предстаёт красивейший английский военный корабль! И люди на палубе её корабля восторженными криками приветствуют его. Вдруг оцепенение спадает с неё: руки, ноги – всё снова её слушается! И она от всей этой радости: и что ей удалось избежать смерти, сумев устоять и не вкусить этого смертельного пития, и что её тело снова ей принадлежит, и что на ней такое красивое платье, и что её любимые Гамлет и Офелия живы… вместе со всеми восторженно машет рукою английскому кораблю. И вот уже раздаются лёгкие хлопки: это мужчины на палубе открывают бутылки с шампанским, а женщины отпускают в небо воздушные шарики!
И вот на глазах у всех присутствующих английский корабль совершает манёвр. Всем своим левым бортом он поворачивается к их пассажирскому кораблю. Ещё, каких-то, пара секунд и… он открывает огонь, одновременно из всех орудий левого борта!!! Дым от залпа застилает глаза Веры Павловны: и английский корабль, и их, тот, на котором она так красиво плывёт – всё тонет в дыму… в дыму… дыму… дыму…
В ту же секунду Вера Павловна скончалась… На улице, в это время, был поздний вечер, темно. И вдруг необыкновенной яркости молния залила всё вокруг своим светом. И даже в реанимационной, где сейчас находилось ещё неостывшее тело Веры Павловны, стало светлее, чем днём! А потом, вслед за молнией, раздался невероятной мощности гром, который до основания сотряс все стены больницы, в которой она скончалась. Он повторился, и началась гроза…
Валерий Анатольевич Голиков
