полная версия

Валерий Анатольевич Голиков
Трагедия Замка Эльсинор

Смотритель всё понял… Он понял, что его прежний мир для него навсегда потерян. Он просто рухнул за те несколько минут, что они его насиловали. Что навсегда в прошлом остались его честь и достоинство. Он понял, что теперь он больше не офицер его величества, а просто опущенный человек. И в его обществе ему больше никто не подаст руки. И, возможно, его даже с позором уволят со службы. И чем больше он вникал во всё произошедшее с ним, произошедшее с ним за всё последнее время… тем больше его мозг погружался в черные пучины бездны под названием депрессия. А за депрессией пришёл глубочайший нервный срыв… отчего серое вещество его мозга, не выдержав такого напряжения – растаяло… и расплылось по всем уголкам его черепной коробки, как расплывается по столу оставленное, забытое в тепле, мороженное. И с этого момента прежний смотритель за прибрежными водами его величества перестал существовать. А в его голове и теле появился совершенно другой человек, которого мир, а значит и эта семья геев, не знала прежде. На губах «смотрителя» заиграла перекошенная улыбка, а его взгляд перестал выражать хоть какую-нибудь мысль. И он незлобно рассмеялся в лица своим обидчикам, которые уже, было, собирались объяснить ему смысл всего совершённого с ним и поставить ему свои условия. Пара испугалась этой странной улыбки и этого смеха. И не сговариваясь, за секунду, они покинули место преступления, резонно предположив, что в таком состоянии их начальник может быть очень опасен и ещё, чего доброго, покусает их. Отбежав от него метров на двадцать они двадцать, они «спрятались» за деревцем и принялись наблюдать за своим командиром…

И опять они не знали, что им делать дальше. Ведь похоже, что их план провалился!!! Раз их командир после всего произошедшего… после того, как он яростно от них отбивался… теперь им так миролюбиво улыбался, пусть даже и такой идиотской улыбкой. Да, ещё похоже, что он пребывает в хорошем настроении, раз посмеивался над ними. «Кремень мужик, похоже, что его ничего не берёт, с…ка…» – высказала жена своё предположение и скисла. Но в то же самое время это навело его мужа на следующую мысль: «А может быть ему понравилось и он теперь станет ещё одним членом нашей семьи? А раз так, то дело решено! Теперь он свой и уж точно не сдаст нас! Эх, давно бы надо было бы его “того!..” Давно бы зажили по-человечески…» – этой мыслью с радостью и облегчением, как будто у него «гора с плеч свалилась», он и поделился со своей женой. И жена утешилась этой новостью и расцвела. И опять, как и прежде, смотрела на своего избранника по бабьи влюблёнными глазами.

А в это время смотритель… он вдруг ясно услышал голоса, доносившиеся до него откуда-то… Он осмотрелся и увидел качающихся на волнах русалок. Они ему весело махали руками, и голосами, сливающимися с криками чаек, звали человека к себе. Подойдя к краю воды, он всё равно так и не смог ясно разобрать: что же они ему кричат. Тогда он зашёл по колено в воду и ещё раз прислушался. И вот, наконец, он смог разобрать, что же они ему такое кричат. Оказывается, они очень хорошо знали всю его историю: и про цыганку Эсмеральду, которая нагадала ему богатство, и про то, как несправедливо, и даже жестоко, поступил с ним король, оставив его без вознаграждения. А ведь его величество обещал ему, что приблизит его к себе, если он найдёт для него ценный товар. Вся эта его история очень растрогала их нежные девичьи сердца. Они ему очень сочувствовали и решили его утешить… Нет, дорогой читатель, не сексом, как ты только мог такое о них подумать об этих самых чистых на свете душой и телом девах! А тем, что с радостью предлагали отдать ему все те бочки с товаром, коих было ещё великое множество на дне бухты, которые они охраняли всё это время, конечно же, только для него. От их слов… таких простых, тёплых, добрых человеческих слов, слов участия в его судьбе, счастье наполнило всё его измученное этой подлой жизнью существо: «Наконец-то! наконец-то небо, море сжалились надо мной! И у меня в жизни, да! да! и у меня в жизни теперь всё наладится и всё будет хорошо! И пивко в тёплой стране, и сексуально развратный гарем! Всё это у меня обязательно будет! Всё это меня ещё ждёт впереди! Аллилуйя! Вот только надо забрать у русалок бочки, которые они мне так любезно предлагают».

И он пошёл к ним. Пошёл за своими бочками, пошёл за своим счастьем. А русалки, почему-то, отплывали от него всё дальше и дальше. сё продолжая и продолжая звать его за собой. А он всё брёл и брёл в воде за ними. Он брёл к своим бочкам, он брёл к своему, такому выстраданному им, счастью. Которое уже скоро, уже вот-вот, обретёт.

Он брёл по морскому дну, за ускользающими от него русалками, потому что не мог упустить свой второй шанс, который ему, так любезно, подарила жизнь. И вот уже голова смотрителя скрылась под водой, а в его голове всё продолжали и продолжали звучать весёлые голоса и смех его спасительниц, таких добрых к нему русалок. Зовущих, увлекающих его за собой всё дальше и дальше в морскую пучину, к новой, к будущей его счастливой жизни…

После того как голова смотрителя скрылась в холодных водах моря, русалки, ещё некоторое время, с удовольствием покачались на морских волнах, обмениваясь впечатлениями о случившемся. А потом, одна за другой, соскочив с волн, нырнули в свой мир, в свой ласковый дом, в море. О том, что здесь недавно произошло, напоминала только шляпа смотрителя, которая красиво покачивалась на волнах. Она напоминала собою траурный венок, за неимением оного, который обычно в такой ситуации, возлагают люди на могилу усопшего.

А чайки, которые носились вокруг шляпы, пытаясь её исследовать на предмет съедобности и вообще какого-либо ей применения, кричали при этом друг на дружку, во всё своё горло, что-то на своём языке. Что в данной ситуации вполне могло сойти за отпевание усопшего. Панихиды по смотрителю не предвиделось… А потом, через какое-то время, из воды показалась изящная женская рука с перепонками между пальцами. Она взяла шляпу, а затем шляпа, следуя за рукой, погрузилась в морскую пучину. И боле уже не осталось ни каких свидетельств о случившейся здесь трагедии. Аминь.

Эпилог IV

А солдаты, после всего ими увиденного, как их начальник и почти что член их семьи окончил свои дни, были до глубины души потрясены… потрясены всей этой красивой и величественной картиной: схождения человека в чрево морской безднуы. Они никогда не были ни ценителями, ни почитателями какого-либо вида искусств. И уж тем более «ни в чём таком» не разбирались. Правда, любили пьяными погорланить в кабаках какие-нибудь песенки с незамысловатым мотивчиком. И этого им в полнее хватало, чтобы удовлетворить свои душевные потребности. А тут… им вдруг что-то открылось! Их души встрепенулись! В их мозгах что-то ёкнуло! В их сердцах что-то проснулось, как проснулась спящая красавица после того, как её поцеловал принц. И они оба, вот что значит семья, одновременно почувствовали, что им теперь дано понять нечто… нечто такое!.. отчего мир для них теперь навсегда изменился, перестал быть прежним, стал другим. И даже этот пасмурный день как-то преобразился, заиграл новыми красками. Это потом, когда они ушли в монахи и дали обет безбрачия, они узнали, что на свете есть такая вещь как: благодать!

А сейчас они в умилении от всего ими увиденного и всего с ними произошедшего… прочувствовав всю глубину момента, прослезились. И им отчего-то стало хорошо… Да так хорошо, что они позабыв обо всём на свете побросали свои пики и бросились в объятия к друг другу. И вот уже их губы слились в страстном поцелуе. А потом, памятуя о том, что ничто на земле не вечно, а бытие на ней скоротечно и надо ловить каждый миг счастья, а также помня о супружеском долге они, под шум волн, забыв… забыв даже, как их звать, предались любви. Что несомненно же сделало их семейные узы ещё более крепкими. А в это самое время русалки, из-за прибрежных камней наблюдавшие за ними, весело подбадривали их своими весёлыми и нецензурными словами. Которые до них долетали в виде крика голодных чаек… и до которых им сейчас не было никакого дела.

Эпилог V

Эсмеральда так и не смогла смириться с той обидой, которую ей нанесли её сыновья, в ту роковую ночь. По дороге в своё жилище, в свой сарай, она почувствовала, как что-то тяжко заскрипело в её груди. Вдруг сильно заломило под левой лопаткой и эта боль стала переходить в левую руку. Силы её вдруг оставили. Ей стало тяжело дышать и она еле-еле добралась до своего ложа. У неё случился инфаркт, её сердце треснуло. Легла, но ещё долго не могла уснуть. Эмоции от недавно пережитого всё никак не оставляли её. И она всё перебирала и перебирала в своей голове, в мельчайших подробностях, все события, произошедшие с ней за последние два часа.

Утро она встретила вся разбитая и ещё больше постаревшая за ночь. С трудом поднялась со своего ложа, отдышалась, немного пришла в себя и… решила сегодня не ходить работать на площадь, а поправить своё здоровье, подлечиться, в ближайшем кабаке. Пять монет ей дал тот юноша. «Ах, как всё-таки от него хорошо пахло»,– подумалось старой цыганке. Ещё шесть монет ей дали сыновья. Так что подлечиться у неё было на что. Вечером ей из кабака помогли добраться до сарая её соседи по жилищу, уложили её на что-то напоминающее кровать.

Она лежала и всхлипывая плакала. Потом к ней подошла женщина, которую все в таборе звали мать Тереза и поднесла ей воды. Этим милосердным поступком, этой великой женщины, Эсмеральда была тронута до «глубины души». И тут… из трещины на её сердце вышла совместная с её сыновьями тайна. Она тут же превратилась в обиду на своих, пусть давно уже взрослых, но всё-таки для матери – детей. Детей, которые так несправедливо, подло с ней поступили. И дальше, по горлу, обида добралась до её глотки, а там через губы и явилась на свет божий. Эсмеральда, рыдая, поведала всю случившуюся с ней, накануне, историю этой женщине. Историю о том, как подло, коварно, несправедливо, безнравственно, жестоко, цинично, абсолютно негуманно, не по совести с ней поступили эти ублюдки. После чего ей стало как-то полегче… как-то получше. Как будто ей помогли выдавить гной из гниющей на её теле раны. После чего всегда наступает облегчение, а потом и выздоровление…

Ночь для Эсмеральды прошла в штатном режиме. Возлияния в кабаке и излияние души матери Терезе сделали своё дело. Она глубоко заснула, да так глубоко, что даже снов никаких не видела. На утро она почувствовала себя немного получше и решила выйти сегодня на работу. Она решила, что прогулка до места работы разгонит застоявшуюся кровь по её телу. Да и свежий воздух ей тоже пойдёт на пользу. И ещё она прекрасно знала, что дармоедов в таборе не любят. Каждый член их сообщества должен был кормить себя сам до тех пор, пока его ноги таскают. Да ещё и отдавать долю в фонд табора, на его нужды. Конечно в таборе были и неработающие старики и старухи, но их содержали дети. А на заботу о себе со стороны своих непутёвых детей она рассчитывать не могла. Она понимала, видела, что её сыновья не особенно стремятся проявлять заботу о своей старой матери. К тому же жизнь закалила Эсмеральду, и ей даже как-то неловко было бы просить у кого-то помощи, а тем более стать для кого-то обузой. Насчёт жизни, вообще, а тем более её дальнейшей жизни у неё не было никаких иллюзий: «На, какое-то, время здоровья ещё хватит, а там будь что будет», – подумалось ей.

Была середина лета. И сегодня выдалось хорошее солнечное утро. Хоть это было и раннее утро, но воздух уже достаточно прогрелся. Эсмеральда немного постояла, понежилась в солнечных лучах, как бы заряжаясь от него энергией. Свежий, бодрящий воздух расправил её лёгкие и напитал её кровь и мозг кислородом. И ей отчего-то подумалось, что не так уж всё и мерзко в этой жизни, а потом: «Ах, как всё же от него хорошо пахло…» Но тут же ей показалось, что это с ней было в какой-то другой жизни, а может быть просто приснилось… «Надо жить дальше», – и ступая босыми ногами по утренней росе, она заковыляла в сторону площади, к своему рабочему месту. По дороге ей встречались редкие прохожие, которые также как и она спешили по своим делам. Когда ей оставалось, примерно, метров двадцать до площади, впереди себя она увидела небольшую мужскую фигуру. Со зрением у неё было «не очень» по этому лица она не разглядела. Но что вот Эсмеральда сразу отметила про себя, что несмотря на хорошую погоду у мужчины на плечах был плащ, а его шляпа была глубоко надвинута на глаза. «Военный, наверное, – подумалось Эсмеральде, – наверное, это им так по форме положено одеваться». И ещё она поняла, по своему жизненному опыту, что он кого-то поджидает. И, увы… она не ошиблась. Продолжая неспешно ковылять ему навстречу, она и не подозревала, что делает свои последние шаги в этом бренном мире. Мужчина же увидев её, видать, сразу узнал Эсмеральду и тут же направился ей навстречу, при этом левой рукой он прикрыл плащом себе лицо до глаз. Когда ему оставалось до Эсмеральды несколько шагов он принял влево от неё. Потом, почему-то, быстро огляделся по сторонам. А поравнявшись с ней, сделал какие-то движения правой рукой и, не оглядываясь на неё, быстрым шагом ушёл прочь с этого места.

Эсмеральда почувствовала, что в её печень несколько раз вошло какое-то инородное тело… горлом пошла кровь… и она рухнула на спину, даже не поняв, что она умерла…

Эпилог VI

А через день весь сарай, весь табор уже гудел как улей. Народ был очень возмущён, а некоторые так вообще просто шокированы и оскорблены подлым, вероломным, да и чего уж там говорить, просто бесчеловечным и безнравственным поступком братьев. Ведь как можно было! как можно было утаить деньги, которые они так «по-быстрому срубили», от их товарищей по табору? Ведь в таборе все работали на общий котёл. А тем более, как можно было утаить деньги от их предводителя Пола Маккартни! Это уже просто было святотатство!!! И по цыганским законам это было самое страшное, самое гнусное преступление на свете. И это преступление не сошло братьям с рук. Их хорошенько отлупили и вытрясли с них все оставшиеся деньги в казну табора… а потом ещё, в назидание другим, высекли.

А по прошествии некоторого времени два охотника в лесу, у ручья, наткнулись на обглоданное разным зверьём тело Лаэрта, а вернее, на то, что от него осталось. По остаткам одежды они предположили, что это был благородный человек. И вернувшись с охоты, в город, доложили о своей находке «куда следует». Там открыли следствие и завели дело.

А вскоре и история о двух негодяях-братьях, которые не захотели честно отдать деньги в казну табора, зажила своей самостоятельной жизнью. Она как-то вышла за пределы табора и пошла гулять по улицам, подворотням и площадям города. И благополучно добралась до ушей тех, «кому положено». Те, не долго думая, связали эти два факта между собою и им сразу стало всё понятно, как дважды два. Они нагрянули в табор, повязали сбратьев, забрали казну табора и сожгли сарай. А цыганам дали сутки на то, чтобы они убрались из страны. Следствие было недолгим. Под первыми же пытками братья во всём сознались и, как в таких случаях водится, задним числом раскаялись в содеянном. Суд был скорый, но праведный. Не найдя смягчающих обстоятельств, судья приговорил их к высшей мере наказания.

А потом, как раз недалеко от того места, где когда-то всем желающим гадала цыганка Эсмеральда, мать братьев-преступников, был сооружён эшафот. На пол эшафота была водружена какая-то старая, видавшая виды плаха. Новую, хорошую, красивую плаху, на которую сенат выделил деньги из казны города, Полоний «по-тихому» продал в Румынию. Всё дело было в том, что плаха была сделана из осины, а в это время в Трансильвании разбушевались вампиры. И страна стала остро испытывать дефицит в осиновых кольях, с помощью которых только и можно было победить эту нечисть, путём вбивания такого вот кола вампиру прямо в сердце. Своей осины там уже не осталось: к тому времени её всю повырубили. И в Трансильвании очень нуждалась в этом стратегическом сырье из вне. Вот Полоний и подсуетился…

Далее, после водружения на эшафот плахи, был зачитан смертный приговор братьям за подписью короля Дании Отелло Первого. Потом палач, под весёлый свист, гиканье и улюлюканье толпы, коими она подбадривала приговорённых к смерти, приступил к своей работе. Честно говоря, хоть он и любил свою работу, работать ему сегодня ну ни как не хотелось: он был с бодуна. Вчера у него в доме была вечеринка. Его сына призвали в армию и он, по старинному Датскому обычаю, устроил сыну проводы. На сегодня он хотел взять отгул и попросить мэра города перенести казнь, хотя бы на завтра. Но народ, прознав про это дело, взволновался! Он был очень не доволен тем, что его могли оставить без бесплатного представления. И власти, побоявшись того, что народ может выйти на майдан, уговорили палача выйти сегодня на работу, несмотря на его плачевное состояние. Пообещав ему заплатить в этот раз двойной тариф.

Палач, из-за проблем со здоровьем, с трудом справлялся со своей работой: еле-еле орудовал своим огромным топором. Поэтому он никак, с первого раза, не мог попасть по шее первого приговорённого. И только наносил несильные удары своим топором куда придётся: то по плечу, то между лопаток, то по затылку бедняги цыгана. От боли, которую ему доставлял палач, обречённый на смерть ревел благим матом на всю площадь. Проклиная палача, родителей палача, его жену и детей. Короля, родителей короля, его жену и детей, а также и свою мать, которая родила его на свет. Это доставляло огромное удовольствие толпе, которая особенно бурными овациями награждала цыгана, когда он вдоль и поперёк проходился по королю. Наконец с четвёртого раза, кое-как, из последних сил, палач снёс таки голову первому приговорённому. За что толпа, взревев в экстазе, наградила его бурными аплодисментами. Такого шоу тамошний люд ещё не видывал!

А вот со вторым приговорённым получилось ещё «прикольнее». Так, по крайней мере, считали те люди, которым посчастливилось присутствовать на той казни. Видя великие страдания своего брата, второй приговорённый испытал огромнейший шок, отчего потерял сознание и рухнул на пол эшафота. У него случился инсульт. Видя всё это, что произошла непредвиденная заминка, народ вначале было заволновался, что шоу так неожиданно, на самом интересном месте, вдруг, прервалось. Но датчане народ смекалистый! Тут же в толпе нашлись желающие помочь палачу подтащить приговорённого к плахе. И вот, наконец, голова второго брата тоже легла на плаху.

И опять всё не слава богу!!! Палач к этому времени так выбился из сил что не мог более исполнять свои обязанности, работать своим тяжеленным топором. Но тут вопрос, к великой радости толпы, решился сам собой. В толпе находился городской бродяга, урод и дебил, и к тому же здоровенный детина, по имени Квазимодо. Ему-то народ, с разрешения мэра, потому что мэр очень боялся майданов, и благословения епископа, потому что епископ просто ненавидел майданы, и вручил топор палача, после чего палач жестами объяснили ему, что тому надо сделать. Тот так и сделал… совсем не понимая того, что же он сотворил. Так что совесть Квазимодо в связи с его психическим состоянием осталась чистой, и никакого греха он на свою душу не взял.

И ещё в этой сцене было что-то мистическое. Квазимодо был первым ребёнком Эсмеральды, которого она родила, зачав его при очень странных обстоятельствах. В те времена, когда это случилось, она была ещё совсем юной девушкой, семнадцати лет от роду, которая смотрела на мир широко раскрытыми глазами и с шибко раскатанной губой. В то время, когда с нею случилась эта беда, они всем табором делали чёс по Франции. И вот в один из летних дней, когда они остановились на привал в каком-то местечке, она одна отправилась в оливковый сад, что был недалеко от того места, где они разбили свои шатры, чтобы справить нужду и заодно полакомиться маслинами. Бродя по саду, ища укромное местечко, она не сразу обратила внимание на хруст веточек за своей спиной, а когда обратила и обернулась… то не успела и опомниться, как огромное обезьяноподобное существо, которое было всё, включая и его морду, в коричневой шерсти, схватило её в охапку и сжало в своих стальных объятиях. От этого объятия, и вообще от всей этой невероятно чудовищной ситуации, Эсмеральда тут же оправилась и потеряла сознание. Очнулась она уже тогда, когда на небе ярко горели французские звёзды и мягко светила такая же французская луна. Эсмеральда сразу всё поняла, что с нею произошло… Но решила об этом в таборе никому не говорить. И даже своей матери, а тем более своему мужу.

Эсмеральда не сразу пошла в табор. Она пошла к ручью (благо луна светила очень ярко), к которому она днём вместе с другими женщинами ходила за водой. Помылась, простернулась, а затем, идя на свет костров и пение её соплеменников, вернулась в табор. Ужинать она не стала, а просто от души накатила вина из поданного ей мужем кувшина, и пошла спать чтобы поскорей забыться… и навсегда вычеркнуть из памяти, что с ней произошло это нечто ужасное. Что так оно и случилось. Молодая, крепкая нервная система девушки и насыщенная цыганская жизнь, в конце концов, сделали своё дело.

А потом, по прошествии какого-то времени, из доходивших до неё людских разговоров она узнала, что оказывается, в то время, когда с ней случилась эта беда, в разных уголках Европы люди часто встречали странное, загадочное существо. Нечто обезьяноподобное. Двухметровое существо ходило на двух ногах, было всё в шерсти и избегало людей. И ещё в народе говорили о том, что обезьяна, бывало и такое, похищала девушек… и больше этих девушек уже никто никогда не видел. И лишь изредка, то тут, то там, в лесах, люди стали находить обглоданные человеческие кости. «Так мне ещё повезло», – подумалось тогда Эсмеральде. Также из этих разговоров она узнала, что это существо, которое когда-то изнасиловало её, люди прозвали Йети.

А когда родился её первый малыш, тогда они уже всем табором колесили по Дании. Ребёночек оказался крупным, в густой шерсти, с полным ртом зубов и четырьмя клыками, а также с идиотским выражением лица. После родов, она, по совету своей матери, с чистой совестью, вдвоем с мужем отнесла своего первенца на городскую мусорку и навсегда забыла о нём… Да, а перед тем, как оставить ребёнка на волю судьбы, муж Эсмеральды, конечно же из благих побуждений, хотел было придушить его, чтобы ребёночек не мучился от голода и холода. Но материнские чувства, которыми природа награждает всех рожавших женщин, заставили Эсмеральду воспротивиться этому и помешать желанию мужа свершить этот акт милосердия. За что она вечером того же дня по доброму, старинному циганскому обычаю, а также в воспитательных целях, и была благополучно отпи……на. Тут, что ещё надо сказать, что муж Эсмеральды так её ни в чём и не заподозрил. Он только сказал, взглянув на ребёнка: «На деда моего похож, тот тоже был таким же уродом», – вот так по прошествии многих лет две ветви её рода судьба свела на одном эшафоте. Чего в жизни только не случается?..

Толпа осталась довольна представлением. Люди ещё долго не расходились, всё обмениваясь и обмениваясь впечатлениями между собой от увиденного ими «спектакля». Потом в народе долго ещё ходили разговоры об этой удивительно красивой и интересной казни.

Справедливость восторжествовала! Хотя Лаэрту это уже ничем не могло помочь. Так из-за глупого спора была загублена молодая жизнь. Полоний, в силу обстоятельств, то бишь своей смерти, так никогда и не узнал о гибели своего сына. А может оно и к лучшему?..

А майдан все-таки состоялся. Народу так понравилась эта казнь, что люди решили обратится к королю с петицией, в которой была просьба, чтобы теперь все казни проводить по такому же сценарию, то есть, чтобы палач сначала немного покрошил топориком приговорённого, а уж потом отрубал ему голову. И ещё народ попросил короля назначить Квазимодо подручным палача. А палачу присвоить звание почётного гражданина города.

Эпилог VII

Бернардо и Марцелл ещё несколько раз, пока Горацио не бежал из страны, затаривались у него лекарством. Впоследствии они пришли к выводу, что не будет никакого худа, если совмещать полезное с приятным. То есть они стали размешивать лекарство в том виде алкоголя, которое заказывали себе в кабаках. Они уже так сильно поправили своё здоровье, что незаметно для себя из мира реального переместились в какой-то иной… Теперь над ними, в любую погоду светила звезда по имени Солнце. Они были молоды и здоровы: душами и телами. Все люди на улицах стали красивыми и нарядными. Девушки теперь при встрече с ними дарили им свои очаровательные улыбки, а мужчины были с ними приветливы и дружелюбны.

А однажды, у них появился новый друг! Он представился им как Мишка. Мишка был большой и ласковый. И он всегда носил у себя на груди амулеты от сглаза и порчи в виде пяти разноцветных колец. Со временем Бернардо, Марцелл и Мишка так сдружились, что он однажды пригласил их в свой сказочный лес. В нём всё было невероятно красиво и интересно. Там они на каждом шагу встречались с эльфами, гномами и русалками. Русалки сидели прямо на ветвях деревьев и освежали атмосферу леса, махая своими роскошными, расписными хвостами.

В нем-то Марцелл и встретил своё счастье! Он встретил свою Шамаханскую царицу и тут же без памяти влюбился в неё. Как оказалось, когда она поведала ему свою историю, она любит приходить в лес по грибы, по ягоды, а также чтобы отдохнуть душой и телом от своего мужа, царя-старикашки. И к тому же отъявленного деспота. «Но почему-то нашнаш народ любит его? – удивлялась она, – и люди ласково называют его про меж себя: наш Ильич. А он!!! А он не даёт мне есть соль и сахар говоря, что это «белая смерть». А ещё заставляет меня делать зарядку трижды в день. И ещё старикан сделал хе, из моей золотой рыбки, и съел под водочку. Деспот сказал, что в рыбе много полиненасыщенных жирных кислот: омега три и омега шесть и вообще в ней много всяких классных свойств, которые полезны для его потенции. А эта золотая рыбка была мне очень дорога, как память о безвременно покинувшем этот мир моём папе Горыныче, после того как он сразился с каким-то Иваном. Пахан подарил мне эту рыбку в день моего совершеннолетия. А вот Ильич взял и сожрал её. И к тому же он сексуальный маньяк, всю меня заездил! А когда к нам в гости приходит его друг и собутыльник Маркс, так мне от них вообще никакого житья нет, хоть бери и вешайся… Напьются, а потом давай свой интернационал горланить. А ты им жрать готовь, да за водкой бегай!!!» После этих слов Шамаханская царица, видать у неё нервы совсем уже были ни к чётру, расплакалась прямо на груди у Марцелло… А он, как мог, её утешал. Потом, видать, понемногу придя в себя она, наконец, полностью успокоилась и они с Марцелло погуляли по лесу. Во время их прогулки Марцелл, как мог, старался веселить её солдатскими анекдотами.

Видать, Марцелл тоже ей приглянулся и они стали встречаться. А потом всё чаще и чаще. И вот однажды на очередное свидание с ним Шамаханская царица пришла с вещами: с большим, чем-то набитым узлом и разбитым деревянным корытом. Она объяснила Марцелло, что ушла от своего старикана, потому что полюбила его, Марцелло. И в знак своей любви к нему: тут она развязала узел, с которым явилась на свидание и извлекла из кучи вещей золотого петушка и подарила ему эту красивую, волшебную птицу. Петушок не замедлил клюнуть Марцелло прямо в лоб, от чего у него пошли радужные круги перед глазами. Марцелл был очень тронут этим поступком своей возлюбленной, потому что ему ещё никто никогда в его жизни ничего не дарил. В порыве нахлынувших на него чувств, он встал перед ней на одно колено, посадил золотого петушка себе на голову и в этой торжественной позе дал Шамаханской царице клятву, что купит ей новое корыто, будет её любить до гроба, а золотую птицу никогда не съест, а с потенцией у него и без хе всё в порядке! После этой клятвы Марцелло они тут же, прямо в сказочном лесу, развалившись на грибах и на ягодах, скрепили свой союз кое-каким актом. Акт был просто сказочным.

Вот так, с тех пор, они и зажили счастливо вместе. И всё было бы хорошо, но… но вот Марцелл стал замечать, что его друг Бернардо стал как-то похотливо засматриваться на его женщину. А потом всё чаще и чаще. И вот, в один из дней, Марцелл устал терпеть это хамское поведение со стороны своего, как он раньше считал, друга и брата по оружию. Тем более, что Бернардо стал распускать слухи… что если бы Шамаханская царица сошлась с ним, то он бы не то, что купил ей новое корыто, а он бы её сделал царицею морской! И ещё Бернардо сочинил красивую, лирическую, романтическую песню в её честь и стал распевать её на всех улицах и углах:

– Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты… – ну и так далее.

Это окончательно взбесило Марцелло и переполнило чашу его терпения! И он, как настоящий мужик, и помня об офицерской чести, решил сражаться жаться за свою любовь и честь. И вот… немного придя в себя он, кое-как поднявшись с пола, на котором лежал в пьяном отрубе в одном из кабаков, взглядом нашёл Бернардо. Тот в пьяном забытьи спал тут же рядом, положив свою голову на стол. Марцелл взял табурет и со всей дури охерачил по голове этого сукиного сына, который вознамерился сломать ему жизнь. От чего Бернардо, не приходя в сознание, и скончался.

Как установила, впоследствии, судебно-медицинская экспертиза, изучая на вскрытии тело Бернардо (так положено по датским законам) и его мозг, а вернее то, что от него осталось, усопший, на момент своей кончины был на XXIII съезде КПСС и внимательно слушал доклад Ильича. Нет не того Ильича… уже другого.

На суде Марцелл не признал своей вины. Он обстоятельно поведал судьям всю историю падения своего, так сказать, «товарища». И как тот пытался увести у него его любимую женщину:

– Самую красивую из всех, каких я только встречал, дорогие господа судьи, на земле! И с которою я, видит бог, собирался сочетаться законным браком.

Всю вину за случившееся Марцелл возложил на покойного, не забыв при этом упомянуть:

– Отдавший богу душу негодяй, дорогие, уважаемые господа судьи, ко всему прочему, был полной сволочью, прелюбодеем и последней пьянью. И ещё нарушал устав караульной службы. А также не верил в Господа нашего Иисуса Христа и Святую Троицу. А ещё, – добавил Марцелл, – он вёл со мной антиправительственные разговоры. Он уверял меня, что король Гамлет умер не своей смертью, а был отравлен, теперь уже тоже покойным, королём Клавдием!!! И ещё: он не реагировал на мои просьбы открыть властям города место, где покойный король Гамлет зарыл своё золото, которое он берёг, так сказать на «чёрный день». И кое место покойный король Гамлет, перед своей смертью, открыл только ему, Бернардо. Подумайте, дорогие граждане судьи, какой ущерб почивший нанёс казне города! И ещё я думаю, что умерший собирался единолично воспользоваться этим золотом в корыстных целях. Ну… тут нервы у меня и сдали, и не выдержали. И у меня случилось помутнение рассудка! И я не помня себя и не понимая чем ударил этого предателя и изменника. А нечего ему язык свой распускать и возводить хулу на наших любимых королей!