Стеснительность редко проходит с приходом знаний. У нее случались мужчины, даже имела пару мужей, но оргазм к ней не приходил. Она притворялась (по статистике новых откровенных времен, так делают чуть ли не 70 % женщин, чтобы не обидеть или не потерять мужчину).
Она все уже прослушала, прочла, но изменить свои установки по жизни не смогла. Человек из прошлого поколения, искалеченного и деформированного системой запретов, ханжества, осуждения, она осталась в том поле – без нужного здорового секса, с мечтами и фантазиями, с неполным счастьем и разочарованиями. Она искала заместительные механизмы, которые уже продавались без ограничения и запретов.
Она, и миллионы русских женщин не перестроились в перестройку и остались прежними, находясь в рамках советских цепях лживой морали, ханжества и застенчивости. Жизнь Веры, по ее ощущениям, была неполной. Она жалела об упущенных возможностях.
Про секс все всё уже знали. И шуточный вопрос в анекдоте: «Нужно ли говорить с детьми о сексе?» заканчивался ответом: «Нужно, вы можете узнать много нового».
А наша Вера так и осталась жертвой ханжества советского периода…
Но это о старых временах. Сейчас в Мире наблюдаются совсем другие тенденции. Полная либерализация нравов, предпочтений, поведения людей, даже градации пола. Не просто мужской и женский, а промежуточный, anysex (любой, даже в туалетах. В Калифорнии в школах уже такие. Представьте, мужики по 16–17 лет и маленькие девочки в одном туалете!).
Не просто разрешена смена пола, а приветствуется. В Америке иншурансе (страховка) выплачивает огромные суммы хирургической и гормональной коррекции). Эротика и порнография слились в один комок. Все на продажу, никаких ограничений. Все в пределах нормы.
ВСЁ под Солнцем течет и изменяется.
Но об этом должна быть другая история.
Я уже изложила в начале книги моей жизни историю о сожженной даче под Москвой, где жил мой свободолюбивый кот Филя. Когда тушили пожар, его видели рядом. Потом он исчез, и я каким-то чудом, уверенная, что он бродит там, бездомный, по округе в тоске, горе и голоде, нашла его по рассказам соседей.
Я привезла его в город, где он не прижился.
Тогда-то я и написала грустную историю, наверное, для внука.
Писала почему-то корявой рифмой, роняя горькие слезы. Ни перечитывать, ни редактировать не могла – рыдания подступали.
Поэтому прошу извинить за примитивизм; не претендую на оценку, но предлагаю прикоснуться к живой истории страдальца Фили.
Жил-был на свете котик Филя.
Он вовсе не был простофилей:
Он был умен; хвост был прекрасен;
И для мышей он был опасен.
Любил гулять он по лесам,
С котами дрался из-за дам.
Входил он в дом через окно,
Когда все люди спят давно.
Его звала я громко: «Филя!»
И он бежал, что было силы
Домой, где я его кормила,
Ласкала, иногда бранила.
Цвет шерсти серо-голубой
Его мне не давал покой:
Вдруг кто-то – хвать его в охапку,
Чтоб сшить из Фили «тортовую» шапку.
Так прожил Филя лишь два года.
Привык к природе и свободе,
Питался редко, нездорово
(Мы не всегда бывали дома).
Кошачьи баночки с едою
Не в моде были и не вдоволь.
Голодный, в скучном стылом доме
Он грыз замерзшую еду,
Глотая слезы на ходу.
Кот ждал хозяев по два дня,
И как завидит два огня
(Подъехала к двору машина),
Появится в окне картина:
Он разевает молча рот,
То есть скорее нас зовет,
Бежит то к двери, то к окну,
Боясь видение спугнуть.
Смеется, плачет и зовет,
И на окошко в рост встает.
В лесном том доме счастлива была я!
По вечерам, когда камин пылает,
Сидела я с любимым существом —
Чудесным, умным голубым котом.
Жила в труде, с гостями и грибами,
С обильем яблок и пушистыми снегами.
Кот грелся на коленях деда,
А заодно его лечил от стрессов и высокого давленья.
И дед кота любил.
А я кота чесала, играла в прятки с ним и пузо щекотала…
Но тут так жизнь перевернулась,
Что мы в Америке проснулись.
Уехали, оставив Филю
На попеченье простофили.
Он обещался быть почаще,
Жить в доме и писать работу,
Кормить котярочку послаще
И проявлять о нем заботу
И вдруг произошло несчастье:
Возник пожар по чьей-то власти.
Сгорел наш домик, как соломка,
Прорвав в судьбе беды заслонку.
Когда пожарные огонь тушили,
Соседи, те, что с любопытством подходили,
Видали, как какой-то серый кот
Глядел, как злой огонь его домишко жрет.
Потом уж кто-то догадался,
Что кот из дома этого спасался…
Тут оглянулись, а кота и след простыл.
Его позвали, не увидев, пожалели,
В пожарные свои машины сели.
Огонь, всё съевший, и не дотушили
А через час кота и дом забыли.
Огонь сожрал всё наше счастье:
Любимый дом, машину, сласти,
Припасенные в подполе, все вещи,
Оставив след в душе зловещий.
Лишь только на ветру дверь белая качалась,
Которая огнем пожара не тронутой осталась.
Труба печная дыбилась ужасно.
И под крыльцом – грузовичок игрушечный,
Хотя огонь здесь бушевал нешуточный!
Он вызывал болезненную жалость.
Как о несчастье мы узнали,
Так сон и счастье потеряли.
Всё плакали и вспоминали,
Бессильно кулаки сжимали.
Кто это сделал – неизвестно;
Писать об этом неуместно.
Потери боль забыть старались,
Но кот и дом не забывались.
И вот мы наконец в Москву вернулись,
Где всё за наш отъезд перевернулось.
И нам не оказалось места
Для жизни прежней, беспроблемной.
И встали мы перед дилеммой:
Вновь строить дом или забыть всю боль,
Пытаясь дальше жить.
Но я кота не забывала,
В тревожных снах его искала.
Однако ехать на пожарище боялась,
А в сердце боль не прекращалась.
И наконец поехала туда однажды,
Но подойти к руинам не отважилась.
Ходила рядом и кричала: «Филя!» —
Что было слышно даже за две мили.
Так было много раз, не помню…
Но все же подошла я к дому.
И сердце сжалось в ком опасный.
Я плакала и всё звала кота.
Напрасно! Но знала я, коль он живой,
Приходит каждый день домой.
Но дома – нет, хозяев тоже,
И думает несчастный Филя мой,
Что бросили его, похоже.
Однажды мне соседка позвонила,
Всё знавшая. Она-то и спросила
Своих соседей дачных про кота:
Не видели ль такого? И ей сказали: «Да!»
Уже два месяца подряд, часам к пяти
К их дому приходит серый кот,
Больной и незнакомый.
Придет, его покормят,
А он чуть-чуть в углу поспит
И вновь уходит, на судьбу сердит.
Хотя его жалели там по-доброму,
Не оставался в доме том подолгу он.
Куда-то торопился, что-то ждал,
Наверное, своих хозяев он искал
Или боялся пропустить их, сидя возле дома,
Где пахло всё горелым, незнакомым.
И вот, дрожа, я еду к этим людям
В надежде, что тот кот к пяти часам прибудет,
Чтобы узнать его иль вновь уйти ни с чем…
(Нет более тяжелых для рассказа тем!)
И я пришла, вернее, прибежала,
Вошла на кухню и, увидев, задрожала:
Кот был похож на Филю лишь размером,
Был грязным, тощим, драным,
правда, тоже серым.
Его схватила на руки, удерживая с силой,
Прижав к груди и повторяя имя,
Руками гладила – всё было незнакомо:
И узкие глаза, и голос сиплый,
И тусклая и спутанная шерсть,
И тонкий хвост – представьте сами!
Я не уверена была, что это Филя мой:
Кот был ужасно жалкий и больной.
Не радость узнавания,
А боль он мне принес!
И он не признавал меня,
Ворчал, как пес.
Он вырваться пытался из моих цепких рук,
Но я всё гладила, массируя,
Как прежде, спинку и… О, вдруг
Он вспомнил мои руки
И головочку прижал к груди моей,
И рваться перестал.
Вздохнул несчастно и затих покуда,
Надеясь, видно, в сотый раз на чудо.
Слезами захлебнувшись,
Я рыдала, и люди,
Жившие в том доме, тоже.
Баюкала я Филю, целовала и качала
И, кажется, была на сумасшедшую похожа.
Я нежно, но и крепко Филечку держала,
Но он, узнав меня, уже не вырывался,
Лишь щурил гнойные глаза.
И злость его пропала,
Головку спрятал в мои руки
И уснуть пытался.
В машине повезла его в Москву домой,
Всё время повторяя: «Боже мой!»
Он сипло хрюкал в знак блаженного покоя,
А я боялась шевельнуться, чтоб его не беспокоить.
Для всех нас начался
Период жизни непривычный,
Ведь кот привык к свободе
И прогулкам в любое время суток
По лесам, болотам гулким,
А наш режим был четким и ритмичным.
Я Филю хорошо кормила и лечила,
Чесала ему шерстку, лапы мыла
После гулянья, как с собакой, по двору
(С ошейником гулять коту совсем не по нутру).
Гулять я с ним могла не часто,
А он хотел бы ежечасно.
Кот нюхал воздух на балконе,
Под дверью, сидя на окне.
Мы оба были недовольны,
И не было покоя ни коту, ни мне.
Не понимал кот, как же можно
Сидеть без воздуха в квартире,
И всё пытался, правда, осторожно
С балкона свесить лапы (все четыре!).
Он мучился, когда мы уходили:
Оставит на ковре пахучие следы,
И, чувствуя вину, он прячется в квартире,
А я – скорей убрать, боясь от дедушки беды.
Сердился и не понимал дед Филины мученья.
И правда, запах в доме приносил нам огорченье.
Но бедный кот так выражал свою любовь к свободе,
Привыкнув к вольной жизни на природе.
К тому ж ночами,
Полежав немного с нами,
Он начинал охотничьи воспоминанья:
Бродил, кряхтел, мяукал и просился
За дверь, к которой плохо относился.
За дверью этой в знак протеста
Он выбрал, как в уборной, место.
И каждый день, войдя домой,
Мы восклицали: «Ну и запах! Боже мой!»
Я выпускала его на ночь на балкон,
Но что этаж у нас седьмой – не понимал он:
Пытался спрыгнуть вниз, увидев птичку,
Как поступал он в дачном доме, по привычке.
Я привязать его пыталась,
Но так веревка обмоталась
Вокруг него однажды темной ночью,
Что чуть не задушила, испугав нас очень.
Однажды так я рассердилась,
Что спать он не дает, мяуча – так луна светилась!
И на балкон его пустила на ночь.
Сама уснула и забыла напрочь.
Проснувшись утром, стала звать
Любимого кота, потом искать.
Нет Фили! Вдруг похолодела…
Я на балкон – там нет. Так в чем же дело?
Я обыскала всё и бросилась наружу,
Не подала, как прежде, завтрак мужу
Кричала во дворе, искала,
Всех спрашивала и рыдала.
Вдруг мальчик мне сказал:
«Постойте, вы ищете кота? Вон там сидит какой-то!
Его клюют вороны, он почти не дышит.
Позвал его „кис-кис“, но он совсем не слышит!»
Я бросилась туда. Смотрю: сидит мой зайчик
Там, где и показал мне мальчик.
Кот был совсем плохой, хоть с виду целый,
Какой-то… как окаменелый.
Его я принесла домой,
Смотрю – он чуточку хромой.
Ощупала все косточки – не больно,
Но, видимо, он получил довольно:
Ударился (с седьмого этажа упал!),
От травмы в шок, наверно, впал.
О, бедный Филя, серый зайчик мой!
За что страданья нам с тобой?
С тех пор совсем он слабый стал.
Лежал, тихонечко стонал,
На улицу уж не просился
И жить в неволе согласился.
Он стал свои дела стараться так сделать,
Чтобы не нарваться на гнев от дедушки, поскольку
Тот не любил его уже нисколько.
Он знал свое местечко в ванной комнате,
Но иногда случалось,
Что под дверью лужа, помните? Старалась
Я прийти пораньше, чтобы убрать грехи
И запахом не вызвать деда злобы.
Был запах в доме, душно спать —
Окно боялась открывать.
И стала я людей искать,
Кто б был так добр – Филюшу взять.
Звонила всем, просила и искала,
И объявленья вешала… Не помогало!
В то время были трудности с едою,
И люди не хотели брать животных, жертвуя собою.
Я предлагала деньги, обещала покупать еду,
Но мне не верили, нам с Филей на беду.
И не хотел никто с котом заботы:
У всех свои дела, привычки и работа.
Но дед уже терпенье потерял,
Всё требовал убрать кота и уверял,
Что он его на усыпленье сдаст,
Прогонит с глаз долой, собакам даст…
И Филя чувствовал обиду,
Не подходил и близко к деду,
Старался скрыться от него подальше
И не садился на колени к нам, как раньше.
Однажды поздно я пришла домой.
Но почему меня не встретил Филя мой?
Увидя лужу – Филины следы,
Я поняла, что мне не избежать беды.
В квартире Филю не нашла, и тут —
О ужас! Поняла, что страшно разъяренный дед
Вступил на путь войны и бед.
Я выскочила на балкон, во двор,
Звала кота. Через забор
Пошла искать в дворы другие,
Кидаясь на предметы серо-голубые.
А сердце билось, как мотор,
С каким-то уханьем и болью,
И всё просило: «Ну довольно!»
Я знала: Филя мой хромой
Не знает города, больной.
Найти питанье он не сможет,
И вряд ли кто ему поможет.
Мышей такому слабенькому не словить,
Коты чужие будут смертно бить,
Не хватит силы с ними быть отважным,
Живя в подвалах, будет грязным, страшным.
Себя не сможет защитить,
Да и вообще ему не жить!
Такого грязного и битого кота
Никто не приголубит никогда.
Он в голоде и в холоде, больной, умрет,
И страшный трупик Фили дворник подберет.
Я сильно заболела, простудилась,
Так как кричала на морозе, по дворам носилась.
И днем и ночью плакала, сердитая на деда:
Нам с Филей – горе, а ему победа:
Избавился от ненавистного кота,
В душе моей оставив рану навсегда.
Но видит Бог, что не виновна я, и не осудит,
И если есть он, Бог, то чья вина – рассудит.
С тех пор я Филю не встречала,
Котов похожих отмечала!
Его во сне частенько ясно вижу, целую,
Радуюсь!.. А утром ненавижу
Судьбу, пожар, кошмарное то действо
И деда за ужасное злодейство.
Что сделал он с котом – не знаю,
Но мысленно кому-то повторяю,
Молюсь, чтобы нашлись на свете
Добрые взрослые иль дети,
Кто мог бы Филю приютить,
Пригреть, утешить, покормить.
Мечтаю, что он жив, здоров,
Не помнит несчастливый кров.
Простил нас или забыл совсем,
И в новой жизни он доволен всем.
Хотя я думаю, что умер он скорее
В каком-нибудь подвале иль дворе.
Уже прошло годка четыре:
Всё помню, мучаюсь, жалею…
И хоть люблю всех разноцветных кошек в мире,
С тех пор животных в доме не имею.
P. S.
Когда заводим в доме братьев мы меньших,
То помнить надо: мы ответственны за них!
Дорогие читатели, я откровенно поделилась с вами своими воспоминаниями, мыслями и чувствами. Благодаря этой возможности высказаться я как бы облегчила для себя груз памяти, уже занимающей почти полностью возможное пространство моего мозга (безусловно объем прожитого велик)… Но мне очень хочется надеяться, что я смогла вызвать у вас созвучие и сочувствие, дать какую-то интересную информацию или даже спровоцировать желание возразить. Эта живая реакция и ценна автору.
Честно сообщаю: всё написанное – правда и ничего, кроме правды.
Я считаю себя счастливым человеком, прожившим насыщенную длинную Жизнь, полную ярких впечатлений, встреч, социальной активности и даже борьбы. Простите мне возможную, на ваш взгляд, нескромность. Исходя из клятвы, что все это правда, моя совесть чиста.
И еще: как классно заканчивать земной срок со счастливым настроением, быть приятным, интересным и полезным для людей!
Я искренне желаю всем такой конечности Земного существования.
Я абсолютно довольна своей жизнью и судьбой, и никакие злые языки, глаза и мысли этого не испортят.
У меня есть «оболочка», которую иногда приходится заштопывать, но она еще защищает. И мой призыв ко всем, кто это прочтет, и даже не прочтет – живите полной жизнью, насколько это возможно, СЕГОДНЯ, не оглядываясь, не задумываясь о мнении окружающих. Если вы чисты сердцем, вам можно всё. Человек – это Космос и, если вы нашли окно туда и видно, что там светло, хорошо и весело – влетайте в него. НЕ бойтесь!
Мне осталось очень недолго жить на земле. Даже если 10 лет еще – это очень мало.
Потому что я полна энергии и желания что-то сделать, не устаю получать впечатления от природы, от людей, от искусства. Мне еще интересно всё, по крайней мере многое. Мое чувство счастья и полноты жизни привлекает людей, особенно энергетически слабых. Мне нравится быть нужной, это окрыляет и придает энергию..
Как говорит великая женщина-писатель А. Свиридова: «Вы сами генерируете энергию, у вас внутри реактор».
Но этот реактор должен подпитываться доброжелательностью и благодарностью. Вербальной вполне достаточно. Так интересно жить на свете! Так здорово чувствовать, что ты кому-то нужен, приятен, интересен. Это украшает жизнь и делает ее целесообразной, и спасибо тому, кто помогает мне.
Спасибо за внимание к моей Судьбе.