Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: противостояние
– На совет пустынных торговцев, – чётко и практически без акцента ответил Данте, но у судьи уже закрались подозрения. – Он должен вот-вот начаться, так прошу нам позволить идти дальше.
– То-то я раньше вас не видел в своём районе. И никто ещё тут не нарушал священных правил, установленных господом, которые кто-то смеет преступить, – гневном разошёлся «Младший Кади».
– Простите, но мы спешим на собрание торговцев, – всё продолжал твердить Данте, соблюдая такую же хладность в голосе.
Внезапно глаза младшего судьи расширились, и он поспешил упасть на землю, став произвольно совершать намаз, так поступили практически все те, кто был на этой улице. Люди выбегали из магазинов и падали к асфальту Мекки, который именовался священным. Люди останавливали машины и прямо на дороге свершали молельные действия. Через несколько секунд, в мановение ока всё захлестнула волна намаза, сопровождавшаяся бесконечным молитвенным гулом, вперемешку с издаваемыми всхлипами и слезами радости, которые слились с голосом из граммофонов и колонок, став одним медитативным воззванием к Аллаху.
Данте обернулся и увидел, как на него и Тита длинным жезлом, увенчанным полумесяцем, указывает высокий человек, мужчина в специальном балахоне, ушитом золотом и серебром, увешанного драгоценными камнями, отчего он весь светился, излучая отражённый свет.
– Почему ты не преклоняешь предо мной колени! – разразился гневом человек. – Разве ты не готов подчиниться тому, кто есть «рука Его на земле»?
– Так кто ты? – вопросил наигранно Данте.
– Я есть главный Имам северного региона Мекки. И все мои слова есть слова Аллаха! А вы всего лишь чужаки, пришедшие сюда в овечьих шкурах, чтобы свершить срам на нашей земле. Во имя меня любая живая тварь готова отдать жизнь, ибо сам Аллах наделил меня такой властью.
И в подтверждение сказанного он поднял одного человека, которые неистово свершал молитву и приказал ему «Отдать жизнь во имя Его», призвав к ритуальному самоубийству. Человек попросту снял с себя ремень и затянул его у себя на шее…
– Видишь, если бы мои слова, не были словами Аллаха, то этот человек не посмел бы свершить самоубийство…. Я есть власть Его на земле, и ты, чужак, обязан немедленно преклонить передо мной свои колени, иначе тебя постигнет справедливая кара Господа нашего!
Данте надоела эта бессмысленная беседа, и он решил пойти на рискованный шаг. Их всё равно раскрыли. Он мгновенно оценил опасность, выискивая все возможные пути действия. Магистр уже понимает, что их раскусили, раскрыли и всё зависит от того, как себя поведёт этот Имам. Именно от его действий сейчас зависит секундный исход целой партии.
Воздух, словно замер, обернувшись в раскалённые дыхательные массы, которые невозможно втягивать в лёгкие. Всюду слышен только молитвенный гул, ужасно давивший на уши, а где-то вдалеке уже звучат сигналы полиции шариата, и Магистр решил пойти на самые радикальные меры.
Данте глубоко вдохнул и почувствовал, как его лёгкие обжигает воздух, но, тем не менее, он вытащил из одежд чёрный пистолет и открыл стрельбу. Плюнувший свинец разом оставил лежать на земле «Младшего Кади» и его помощников, так как они представляли первостепенную угрозу. Затем он направил дымящееся дуло на Имама и снова прозвучал треск двух выстрелов. Но испугавшийся священнослужитель не готов был умереть во имя веры и сам дал дёру, причём укрывавшись за спинами своих фанатиков, которых пули косили как траву на сенокосе.
– Трус! – крикнул вдогонку Тит.
– Что у вас случилось?! – Затрещало в наушнике.
– Мы проревемся! Высылай за нами эвакуационную группу через десять минут в точку альфа, конец связи! – крикнул Тит и оборвал связь.
Данте и его напарник знают, что сейчас необходимо делать, а поэтому всё дальнейшее произошло без слов и взаимных команд. У них в поле зрения уже был тот самый дом, который раскинулся от них в пятидесяти метрах, ставших маршем испытаний.
Народ в панике стал разбегаться, а впереди по улице уже останавливаются машины полиции, откуда стали выходить хорошо вооружённые люди. Улица постепенно проваливается в объятия паники. Спустя минуту три машины уже становились на пути, образовав импровизированный блокпост, собранный из автомобильной жести и живой силы, которая сгинет в первую очередь.
Тит вынимает из-под мешковатой одежды небольшой плазменный обрез – эпохальное оружие Великой Европейской Ночи. Его ручка выполнена из дерева, а вот место для поддержания из металла и снабжалось мощной камерой охлаждения. Брат-лейтенант вынул два патрона внутри, которых плавает синеватое вещество, скрытое под специальным металлическим корпусом, способным выдержать температуру плавления в три тысячи градусов. Но сами снаряды быстро и со временем выходили из строя, а потому они готовились перед самим боем.
Тит быстро зарядил обрез и встал позади своего Магистра, вооруженного пистолетом с лазерным наведением и имевшим целых два магазина, укрывшись за углом здания. Один подствольный, для фосфорных пуль, а другой для обычных.
– Ты готов?
Даже во время операции, от которой зависит будущее и их жизнь могла оборваться в любой момент, речь Данте звучит, как нельзя холодней.
– Да, – последовал короткий ответ, что ознаменовал начало боя.
Магистр подался из-за укрытия и начал продвижение, удерживая в руке пистолет, вызвав огонь на себя. Он сразу же сделал два выстрела, пробившим грудь одному из полицейских, затем ещё один, который уложил следующего противника. Но буквально пара метров и Данте с Титом пришлось укрыться за одним из автомобилей, что б, ни попасть под шквальный огонь двадцати пяти оставшихся стволов. Вокруг были только одноэтажные виллы и автомобили с фонарными столбами, и никаких военных укреплений, за которыми можно было бы переждать вихрь пуль, повисший над головами свистящим роем.
Внезапно открылась дверь одной из вилл, и в ней показался человек, в привычной для этих мест одежде, вооружённый карабином, чьё дуло направлялось на двух мужчин, укрывшихся у автомобиля. Но Тит сработал быстрее, чем слуга Эмиратов. Спуск крючка, громоподобный залп и ряд светло-синих пучков роем устремился к вылезшему мужчине. После оглушительного выстрела из обреза не подалось дыма, ничего, кроме двух гильз, которые выходили сразу после выстрела, чтобы не расплавить дуло. Но и криков противника никто не услышал, ибо вся его голова и верхняя часть тела просто испарилась в адском шквале плазменного ада. Запечённый кусок мяса просто рухнул на землю, выронив оружие, превратившись в мусор.
Тит «сломал» обрез и вытащил две капсулы, в которых содержался патрон, что со звоном упали на землю и тут же погрузил новый боеприпас. Данте тем временем достал свето-шумовую гранту, со звоном выдернул чеку и метнул в сторону врага. После металлического звона улицу накрыл пронзительный и нестерпимый до крови в ушах писк, парализовавший действие полиции, чем и воспользовались атакующие.
Данте, переключившись на фосфорные снаряды, устремился в бой, прикрываемый Титом. После первого же выстрела четверо дезориентированных полицейских, державшихся за уши и глаза, обратились в пылающие белые факелы. Ещё выстрел и уже пятеро «стражей порядка» вопят от боли и химических ожогов. Но оборона быстро опомнилась и снова встала у машин, ведя кучный обстрел по укрытию Магистра и брат-лейтенанта вставшим на этот раз стеной чей-то виллы.
Бетон от стены начал постоянно плеваться крошкой, а пули всё ближе и ближе подбираться к цели. Тит тем временем удерживал тыл и фланги, периодически выжигая тех, кто решил помочь полиции.
Вся улица наполнилась звуками стрельбы, став привлекать уже внимание армии, что было просто ужасно, а в раскаленном воздухе уже завита запах пороховой гари, жженого мяса и смерти. До цели оставалось двадцать пять метров… недоступно далёкие метры.
У Данте оставался один фосфорный патрон, и он знал, как его использовать. Высунувшись из укрытия, но, ни одна пуля не коснулась его, на секунду он дал залп и белый пучок устремился в борт машины, проплавив его. Тут же прогремел мощный взрыв, разметавший остатки обороны и клубы чёрного дыма чёрным грибом устремились ввысь.
– Быстрее, – без эмоций скомандовал Данте, и они побежали, а точнее – рванули со всех ног, к зданию, окружённому стеной.
Возле них лежат обгоревшие трупы полицейских и мирных жителей, испачкав улицы своей кровью и углём сгоревшей кожи, на чьих лицах навечно застыла гримаса боли и страха, но, ни Данте, ни Тита это не беспокоит, и они спокойно пробежали через поле выжженных трупов.
Брат-лейтенант, подбегая, дал залп из своего обреза в замок, и он буквально расплавился с куском самой деревянной двери, которая стала ничем не лучше угольков. Затем Данте просто снёс эту дверь с петель, когда вбегал, но дальше была лишь досада, ударившаяся по Титу тяжким разочарованием.
Внутри двор выглядит абсолютно запустевшим: везде поросла сорная трава, а тропинки давно заросли всякими сорняками. Сам дом пуст. В нём отсутствовали окна, и внутри было видно, что внутри царит абсолютное запустение, словно за фасадом дома даже ничего не строили. От постройки был лишь остов и наружные стены, как будто это был макет, поставленный сюда для шутки, колючей издёвки.
– Отбой операции. Цели здесь нет, – передал Данте по защищённому каналу, инспектору.
– Вас понял, ждите, через полминуты должен подлететь вертолёт, погружайтесь туда и сваливайте из этого проклятого места. Надеюсь, в Султанате всё получится.
А тем временем в километре от места, где состоялась небольшая битва, северный Имам, укрывшись в собственном автомобиле, приложив специальное устройство, больше похожее на тонкую пластину, которое было телефоном, доносит о происшествии союзникам:
– Это вы, наш собрат по единобожии? – доносится голос из трубки.
– Да, – прозвучал холодный, полный злости голос, какого чёрта у меня были те, кого вы ищите. В священном городе Мекка они сами кого-то искали и принесли срам, великий срам на наше землю, покусившись на меня. Я прошу вас обратить на это внимание, дабы в будущем пресечь подобные инциденты!
– Ох, спасибо, – Как-то по безумному слащаво зазвучал голос из трубки. – Автократорство благодарит вас за эти сведения, мы установим полный контроль над границами и непременно засечём их, когда они войдут в них, и отследим этих ренегатов.
Глава восьмая. Султан милостивый
Этим временем. Новый Стамбул. На востоке пролива Босфор. Турецкий Султанат.
Клинок Карамазова сверкающей на солнце вспышкой прошёлся по горлу противника, раскроив его. Солдат, облачённый в униформу Гвардии Султана держась на окровавленное горло, упал на за прохладный пол недостройки. Алая жидкость из раны залила багровую форму человека, который без сожалений пошёл на смерть, чуть испачкав плотный чёрный доспех мужчины.
Бывший инквизитор отступил на два шага и сделал пару выстрелов из пистолета, стилизованного под оружие восемнадцатого века. Звук пистолетного треска и гвардеец Султана был остановлен прямо у самого входа в помещение. По его алой униформе потекла обильно кровь, залившая всю одежду.
В то же время Эмилия, в прочном облегающем серо-чёрном костюме и берцах, своей филигранной рапирой, выкованной из титановольфрамового сплава, и заточенной на молекулярном уровне сдерживала наступление противника у противоположного входа одноэтажного недостроенного здания. Её рука, удерживая оружие, то и дело с особым изяществом обрывала жизни тех, кто решил помочь Гвардии Султана, выйдя против них с примитивным оружием. Удар за ударом она марала жёлтый платок, перекинутый у шее. В другой руке она крепко держала пистолет с футуристической конструкцией. Стальная ручка и подложка удерживали на себе раздутый баллон, который сделан из блестящей начищенной меди, и из задней части пистолета к нему подходило несколько трубок, а заканчивался он довольно широким дулом.
Одетые в алые мундиры – красные укреплённые кожаные сапоги, багровые кафтаны, усиленные встроенными пластинами металлического сплава и головным убором с высоким пером цвета кармина, гвардейцы Султана, вооружённые удивительными алебардами, представлявшими оружие ближнего боя со встроенным автоматом, продолжают наступление, желая выдавить врагов «Его Великилопнейшества» и принести благую весть Султану о своей победе.
Карамазов поставил блок, и сталь его клинка лязгнула об металл алебарды, выдав сноп искр, который разлетелся фонтаном по помещению. Воин Султаната тут же отпрыгнул и нацелил алебарду в грудь бывшему инквизитору и выстрелил. Пули со звоном ударились об броню и посыпались на пол, усладив слух своим бренчанием. В ответ Карамазова нацелил на противника пистолет и попытался выстрелить, но не успел. В лицо солдата Султана тут же с рёвом прилетел сгусток черноватой жидкости, ознаменовавший своё попадание звуком смачного шлепка. Гвардеец взялся за лицо и истошно взревел, а уже через несколько секунд упал на пол и упал замертво. Карамазов заглянул в лицо своему противнику, но увидел лишь куски угля и выжженной кожи.
В другой стороне помещения стояла Эмилия, удерживавшая свой дымящийся пистолет на вытянутой руке. В благодарность мужчина в одно мгновение направил свой пистолет в её сторону и сделал оглушительный выстрел. Пуля угодила точно в место крепления алого пера, прошив насквозь голову гвардейца, и брызнула мозгом из затылка. Противник, уже занесший алебарду, с опустошённым магазином, над девушкой, покачнулся и упал замертво на спину, распластав конечности.
Ответ девушки выразился в широкой улыбке, которая продлилась менее секунды, ибо ситуация требовала максимального сосредоточения и не момента упущения.
Карамазов встал у окна небольшой одноэтажной постройки. Впереди виднеется лишь заброшенный двор, в котором остался фундамент от старого строительства, выступавший на свет кусками, линиями бетонных заграждений. Средь этих линий и ложились гвардейцы Султана, начав обстреливать из своего экзотического оружия полуразрушенный дом. А когда у солдата кончались патроны, он бросался в самоубийственную атаку, решив «Умереть ради Великолепнейшего Султана и родины».
Красным ковром гвардейцы заполняли весь двор, всё пространство возле заброшенного здания, территория которого была окружена бетонным забором в виде огромных плит.
Бывший инквизитор присмотрелся к положению и сорвал с пояса детонатор. Всё шло так, как он хотел, и гвардейцы легли туда, где, как они считали безопасным. Карамазов активировал детонатор, и многие места во внутреннем дворе с его стороны начали безумно фонтанировать чёрной липкой жидкостью, которая покрыла склизкой и вонючей бурой пеленой практически всех противников. Затем устройства, которые изливали вещество подобное нефти дали искры. Через секунду практически всё пространство заполнилось огненным приливом, что адской волной нахлынул на боевых слуг Султана. Крики агонии и боли наполнили пространство, разодрав его своей жуткостью. От каждого возгласа стынет кровь в жилах, а десятки неистово вопящих воинов внушали такой ужас остальным, что наступление было попросту сломлено, как и дух наступавших.
Такую же операцию со своей стороны произвела и Эмилия. В этот же момент три десятка гвардейцев Султана истошно заорали, став бежать от боли туда, куда могли, ознаменовав душе трепещущей агонией провал первого атаки на дом. И шестьдесят гвардейцев, штурмовавших дом, обратились в пылающие факелы, практически обернувшись за считанные секунды в уголь. Запах боевого пороха был абсолютно сменён запахом горелой плоти и пылающих химикатов.
Карамазов в это время испытал приступ жуткой душевной боли, от которой за время службы в Инквизиции отвык, хотя навыки возвращаются быстро. Он, издав лёгкое стенание, опёрся на окно, чуть ли упав, чувствуя далеко не терзание души, а неприятное ощущение у груди – выстрел, хоть и не пробил панцирь, доставил страдание.
– Что с тобой!? – взволнованно крикнула Эмилия и подбежала к человеку, который за последние дни стал ей едва небезразличен, что довольно странным нашёл Данте. – Ты не ранен?
Её ласковая рука коснулась плеча мужчины и, почувствовав тёплое прикосновение мужчина выправился во весь, едва не рухнув от ударившей по всему торсу боли, рост и убрал клинок в ножны.
– Всё? Выходить можно? – прозвучал голос, наполненный испуга, издавшийся из угла.
– Выходи, – практически рыком ответил Карамазов. – Выползай, зараза! У нас есть ещё несколько минут передышки.
Парнишка, лет двадцати, арабской внешности, чернявый, с карими глазами, одетый в классический костюм, встал рядом Эмилией, облачённой в броню солдат Полк-Ордена, превосходя её ровно на две головы.
На бывшего инквизитора тут же набросились воспоминания, как за последние двадцать минут они оказались в этой передряге. Всё началось с того, что Карамазов и Эмилия, ведомые наводчиком из ордена Лампады, продвигались к объекту.
Новый Стамбул стал воплощением абсолюта всей идей Султаната, а точнее её полной тоталитарности. Город жил в тени величия Султана, в буквальном смысле. Огромный дворец, уходивший в высоту не менее чем на семьсот метров, в диаметре оказался все четыре километра, покрывая тенью практически весь город, что раскинулся возле него и жил только для него. Но на строительстве великолепного и монументального дворца погибло двести тысяч человек, возведя его примерно за два года, что преподносилось не иначе, как «Слава и величие детей всеми любимого Великолепного Султана». Дворцовый комплекс состоял из множества серых построек, окружённых прудом, больше похожим на огромное озеро.
Повсюду и везде висели плакаты с изображением верховного правителя. И если человек посмеет выдать неправильный жест возле этого изображения, то подданного могли арестовать на месте и предать тут же суду, за то, что он «Оскверняет священное изображение благословенного правителя».
Люди трепетали перед теми, кто именовал себя Гвардия Султана. Это были элитные подразделения солдат, ставшие «инструментом воли Его Превосходительства». Им была вручена привилегия арестовывать, вершить суд и карать прямо на улице.
Всё в стране, все сферы жизни, определялось не изданными законами, а «Откровениями Султана», которые были не просто законами, а священными правилами, которые необходимы для строжайшего соблюдения. И кто преступит подобное откровение, предавался жестокой прилюдной каре, в виде избиения стальными прутами или более быстрой казнью, ибо «Нарушение установленного правила, есть преступление против слов Его».
Большинство людей в стране отдавали практически половину дохода в Фонд Султана, несмотря на то, что ещё и уплачивали десяти процентный налог. А каждое воскресенье подданные обязаны были отдавать половину своей пищи нищим, так как это «Радовало Его Святейшество». А всякую субботу в храмах, ставших собственностью Султана, люди обязаны были поставить свечку или свершить молитву «За здравие и счастье Правителя, ибо Он стоял подле Господа, став его правой рукой». Те, кто этого избегал, подвергались повешению, при этом объявлялись «Врагами Султана и его родины».
И всё это было лишь частями из длинной вереницы того, что необходимо было сделать для того, чтобы «Умилостивить Великого Правителя».
Но, несмотря на такую жестокость и сумасбродность все выражали почтение и безграничную фанатическую любовь к Султану, со слезами радости исполняя всё то, что им положено, ибо «Всё принадлежит Ему, и чтобы умилостивить Его, сделать более Его курс более точным им верным, необходимо отдавать Султану всё, что он пожелает».
И идя по городу, который пребывал в фанатическом экстазе от того, что проживает рядом с «Величайшим Правителем», Карамазов и Эмилия, накинув на себя красные махровые плащи, нарвались на сцену: юноша, облачённый в классический костюм, что не присущ для местного колорита. Парень что-то не поделил с гвардейцем и стоял с ним активно спорил. В конце концов, солдат просто направил алебарду в паренька и спустил затвор. Но Карамазов сработал быстрее. Выстрел из пистолета перебил локтевой сустав, и солдат попросту выронил своё оружие и взревел. Юноша тут же метнулся к ним и попросил его укрыть, и с этого момента и понеслась чехарда.
Трое прорывались через город, всё дальше уходя от пункта назначения и продвигаясь к старому недостроенному зданию, в котором бывший Верховный Инквизитор устроил убежище на случай того, если что-то пойдёт не так и чувство справедливости или удача подведёт его, загнав в угол.
– Вы знаете, что будет если вы меня спасёте? – горделиво заявил парень, оборвав все воспоминания своего спасителя. – Я сын самого Султана и он вас озолотит, когда всё узнает.
– Так почему же тебя не узнала Гвардия? – возмутилась Эмилия.
– Я был без специальной печати, забыл её во Дворце, когда вышел пройтись. Да и костюма на мне не было, – слегка опустив свой лик, ответил парень. – Решил по-простому выйти в народ.
– Надеюсь, ты говоришь правду, и твой отец не оторвёт нам головы за то, что мы устроили бойню в рядах его Гвардии. – Тяжко ответил Карамазов и подался посмотреть через окно и секундами позже строго и порывисто вымолвил, – уходи в укрытие, парень, а ты Эмилия готовься.
– Что там? – вопросила девушка, приготовившись использовать оружие.
– Второй раунд, – холодно дал ответ мужчина и приготовился к бою. – Защищай свой участок. – Сказал напарник и затем более ласково добавил. – Только будь осторожнее, прошу тебя.
– Хорошо, дорогой мой, – игриво ответила Эмилия и обнажила сверкнувшую рапиру. – Я искренне уповаю, что мы выживем сегодня.
Внезапно в динамик у уха зашипел и из него, прерываясь статикой и помехами полился голос:
– Господин Карамазов, что случилось? Мы засекаем возле вас множественные сигнатуры. Не менее трёхсот целей.
– Аметист-2-1, операция на грани срыва, нас зажали в угол. Нам нужна поддержка. Отправляйте её по тем координатам, где засечёте сигнал.
– Есть, поддержка будет через пять минут. Конец связи.
К зданию пожаловали ещё сотни Гвардейцев Султана, которые получили приказ захватить постройку любой ценой, несмотря на любые потери. Люди, облачённые в красное обмундирование, словно кровь из раны, под чёткие и громогласные команды, хлынули во внешний двор, став образовывать стройные порядки, взяв точку обороны в плотный квадрат.
Через минуту они выстроились плотным строем у дома, поставив алебарды у правого плеча, не став их возводить в боевое положение, словно ожидая нечто того, что должно закономерно случиться.
Сквозь стройные ряды прошёл высокий и крупный мужчина, при виде которого солдаты вытянулись ещё сильнее. Он облачён в золотую, но довольно простую по своей отделке броню – всё её черты напоминают воина, сошедшего со страниц древних легенд, так же гравировка на некоторых пластинах доспеха отдалённо веет мотивами пера.
Доспехи воина представляют собой высокие сапоги, крепившиеся к наколенникам, которые в свою очередь поддерживали щитками, защищавшими четырёхглавую мышцу. Грудь была покрыта золотой пластиной с изображением полумесяца, перекрещённого с клинком. Пресс же закрывало пластинчатое бронирование, где пластины шли внахлёст друг на друга. Руки закрывались такими же сверкающими золотыми пластинами, которые уходили под латные перчатки. На шее прекрасного воителя крепился пурпурный плащ, сотканный из дорого шёлка. Шлем на великолепном бойце отсутствует.
Странный, но в, то, же время великолепный воин имеет довольно приятные смуглые черты лица, которые, то и дело пропадали в свечении и отсветах его брони, а роскошные длинные волосы зарываются под броню.
Мужчина поднёс руку к горлу, специально подкашлянул и тут же полился певучий и приятный, словно музыка ангелов, голос:
– Я командир Гвардии Султана, хранитель Стамбула и Земной «Ангел Страны», приказываю вам сдаться и сложить оружие, только тогда вас постигнет справедливый суд Его. Вы будите осуждены по делам своим и по мере закона!
У Карамазова нет времени на всяческое рассуждение, он должен действовать моментально, чтобы ещё спасти операцию и дать хотя бы девушке уйти от гнева Султана.
– Эмилия, – воззвал напарник.
– Да? – чуть волнуясь, спросила Эмилия, понимая, к чему сейчас будет клонить бывший инквизитор. – Что же тебе понадобилось?
– Оставайся здесь и охраняй парня.
– Ты уверен? – с дрожащим голосом спросила девушка, явно не желая отпускать мужчину во двор.
– Нам их не удержать, врагов слишком много. Я просто постараюсь выиграть время до прихода помощи, – спокойно ответил Карамазов и приблизился к девушке, стуча каблуками по деревянному настилу пола.
Под сильное биение сердца, отзывавшееся слабым глухим стуком в ушах, Карамазов выдавил из себя фразу:
– Только осторожнее, прошу тебя Эмилия.
– Почему ты так обо мне волнуешься? – смутилась девушка. – Мы просто воины, солдаты своего повелителя, живущие, сражающиеся и умирающие во имя великой цели. Мы просто инструменты праведной воли, почему ты так взволнован?
Карамазов помедлил, после чего неохотно, но в тоже время взбудоражено дал ответ, содрогаясь голосом и сокрушаясь душой:
– Ты для меня больше, чем солдат. Ты вернула меня к жизни в тот момент, когда я думал, что всё кончено. Я не хочу, Эмилия, чтобы с тобой что-то случилось.
Взгляд серебряных глаз девушки сделался максимально смущённым и растерянным, она банально не знает, как реагировать на подобные слова. Каждая мысль вязнет в горле, не доходя до языка и зубов, но мужчина её прерывает, касаясь плеча и ступая назад.
– Прости, мне пора. Побереги себя.
После чего мужчина тяжело выдохнул, вынул сверкающий клинок и двинулся навстречу судьбе, которая взывала к нему, ждала за порогом разрушенного здания. Как только Карамазов переступил проход дома, то в ту же секунду, словно в одно движение с идеальной синхронностью была наведена сотня стволов, способных за пару секунд сделать из него просто месиво.
– Ты вышел сдаваться? – по-турецки спросил золотой воитель.
– Нет, – мрачно и на том же языке ответил Карамазов и убрал пистолет в кобуру за поясом. – Я вышел, чтобы сразиться с тобой. – Добавил бывший инквизитор и припустил свой клинок к земле, встав в боевую стойку.
– Что ж, ты не оставляешь мне выбора, – печально сказал великолепный воин и тут же сделал пару движений рукой.
Гвардия Султана вокруг встала в обычный строй, убрав алебарды и расступившись перед высоким мужчиной в алом кафтане, который вынес Хранителю Стамбула его клинок. Воин аккуратно взял его и обхватил двумя руками, встав в боевую позицию. В это же мгновение двуручный ятаган засиял на солнце подобно яркой звезде востока. Но этого было недостаточно, и командир Гвардии нажал кнопку на ручке драгоценного клинка. Меч тут же заиграл потоками энергии, что кутали его словно паутина.
– Мой меч – закон, я его хранитель, – сказал золотой воин и пошёл в атаку, предварительно скинув с себя плащ.
Когда кусок пурпурной ткани упал на землю, то стал виден небольшой плоский горб на спине хранителя Стамбула и Карамазову сразу стало ясно, что его броня не просто красивые пласты металла это продвинутый экзоскелет, дающий неоспоримое преимущество в бою.
Первым удар нанёс взмах хранитель. Его клинок прошёлся в сантиметрах от брони бывшего инквизитора, который уклонился от скоротечного удара. Шипящий энергией меч ударился о землю, отколов несколько кусочков бетона.
Карамазов ответил тем, что попытался нанести колющий выпад в живот опасному врагу, но его сверкающее лезвие угодило в пустоту. Затем инквизитор отразил мощный и быстрый удар, направленный ему в шею, поставив блок, когда два клинка столкнулись, на землю посыпался сноп искр, забрызгавших бетонные остова. Неестественная сила экзоскелета заставила Карамазова упасть на одно колено под тяжестью механической силы, но он сумел юрко выйти из-под удара и вражий меч вновь перепахал землю.
Инквизитор со всей силы нанёс рубящий удар в живот врагу, оказавшись сбоку от него, но скорости реакции врага хватило, что бы лезвие прошло мимо, разрезав воздух, а в тоже время золотой воитель направил ему сверкающее лезвие в ноги. Карамазов успел подпрыгнуть, и сверкающий меч пронёсся под ним, но хранитель Стамбула не думал останавливаться. Он тут же вывел меч в рубящее положение и со всей силы нанёс удар плашмя, расплющив кусок бетонного остова, разметав бетонную крошку – Карамазов в последние секунды успел отойти назад, и острие, гудя от энергии, пронеслось в сантиметрах от его носа.
Карамазов в эту же секунду сделал выпад, но противник успел выпрямиться и в процессе этого ещё увернуться, отойдя в сторону. Золотой командир отошёл в бок и уже он на этот раз сделал замах мечом в торс своего противника. Бывший инквизитор не успел отойти и рефлекторно выставил блок, и это было единственным, что его спасло от рассечения надвое. Два клинка встретились в ударе, и оружие Карамазова еле как остановило напор, интенсифицировавши ятаган в миллиметрах от своего корпуса.
«Ангел-на-земле» мгновенно высвободил левую руку и за доли секунды уже сжал её на шее своего врага. Послышались стенания и всхлипы буквально висевшего мужчины, который сдаваться не собирался. Карамазов освободил от блока руку и направил свой меч в открытое место доспеха. Острый и сверкающий, наточенный клинок инквизитора, выполненный в стиле длинного оружия, имевшего закрытую гарду, направился прямо в лицо врагу, который понял опасность, но опоздал.
Холодная сталь рассекла щёку и прошлась через бровь, выкосив так же и часть волос. Золотой воитель отбросил Карамазова и отошёл на пару шагов, взявшись за ранение. На золотой перчатке оказалась алая и густая кровь.
– Ты ранил меня! – воскликнул командир Гвардии и встрепенулся плечами, вновь обхватив своя ятаган.
Карамазов тем временем, отдышавшись, принял снова боевое положение и устремился к своему врагу, который стал ещё злее, а значит, опаснее. Но в этот раз бывший инквизитор просчитался. Меч врага искусно обошёл блок и устремился к нижней части тела. Карамазов успел только отойти на шаг, но острие ятагана прошлось ему по ноге, оставив глубокий порез на броне, разрезав её и проносясь лезвием по плоти. Мужчина вскрикнул и схватился за ногу, которая стала как ватная от энергетического воздействия. Электрический импульс парализовал его конечность и часть другой, но всё же бывший инквизитор стойко держится и с разворота, вкладывая половину силы, тычковым ударом в торс Хранитель Стамбула опрокинул своего противника на землю. Карамазов распластался по земле, почувствовав, как головой приложился о прохладный бетон, ощутил крошку и песок и у себя на волосах и сквозь пелену на глазах видит, как противник, распевая погребальные литании надвигается на него:
