Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: противостояние
Глава двадцать девятая. Лампада и ворон
Ближе к глубокому вечеру. Остров Анафи.
«Вот как неделю на острове царит мир. Нет больше привычных тренировок и заданий. Но вместо этого мы разгружаем завалы и помогаем раненым. И больше нам заняться нечем. Только сегодня разве что была боевая тревога.
Из-под земли Яго, брат Данте, вывел не менее трёх десятков странных существ из металла и покрытых гниющих плотью. Я их описывать не собираюсь.
Сегодня я видел Карамазова. Я рад, что они теперь снова с Эмилией и Данте её оправдал. Андрагст, несмотря на все свои дела, заслуживает такого счастья.
Больше всего я волнуюсь о том, с кем я? Этот вопрос меня мучает больше всего на свете.
С одной стороны, меня воспитал и вырастил Полк-орден, известный сейчас, как орден Лампады. Я вырос под надзором его лидеров и тренеров. Сам мой дух создан «молотом», «наковальней» и «горнилом» его глубинной сути. Да, пускай, мои слова излишне поэтичны и не подходят для воина, но это так. Я неисчислимое количество раз ходил в атаку во имя ордена и столько пролил крови за него. Эти воспоминания и шрамы, но я привязан душой к нему.
Но с другой стороны я «Ворон». Меня спас тот человек, что величает себя не иначе, как «Вороний Лорд» и ему теперь я обязан жизнью. С «воронами» я ходил в самую важную атаку в своей жизни и с ними мы открыто выступили против безумия Архиканцлера, уже не прячась в канализациях. Впервые я смог свершить возмездие за Рим и что в нём случилось.
Выбор очень сложный и я никак не могу на него решить. Старые клятвы не были расторгнуты, а новые взывали с такой же силой. Всё очень сложно.
Капитан первой роты «Чёрный Клюв» Тит Флоренций.»
– Из дневниковых записок в комнате Тита.
Солнце медленно садилось, забиралось за горизонт, как будто проползая под линию, где море соприкасается с морской гладью. И последние лучи златого солнечного диска уже несколько тускловато освещали крепостные стены и древний остров, а его тени становились всё шире и длиннее.
Небесная твердь окрасилась в десятки разнообразных тонов и расцветок. Там, где солнце изволило покинуть небо, всё полотно приняло окрас, воплотившись в золотистые и оранжевые тона, словно кто-то опрокинул златую небесную краску, и она залила участок «мольберта» стал таков. Там, где границы золотой расцветки кончались, начинался алый, багровый горизонт, как будто всё пылает окрест на небе вокруг златого центра. Да, закат расписал небесную твердь, словно кровью. Ну а самые дальние участки становились ярко-фиолетовыми, словно ткань реальности рвётся и новый, иной мир готов прорваться через тонкую ядовито-фиолетовую пелену. И практически у иного горизонта надвигалась тьма. Там уже проставленный умелой рукой творца серебряные звёзды и тьма медленно крадётся, накрывая весь оставшийся мир.
Ветер постепенно набирал обороты. Сила становилась такова, что сталкиваясь с каменными преградами, он начинал завывать, как дикий зверь, неся свои скорбные напевы. Песнь ветра окутала весь островок, донося до ушей его жителей старую, как весь этот мир, печаль.
Мороз подбирался ползучей стеной и довольно настырно. Несмотря на то, что летние времена минули, и в свои права медленно вступает зима, тут было относительно тепло, ни взирая на существенные климатические изменения.
Весь пейзаж действительно завораживал взгляд всякого, но вот картины войны слегка портили это ощущение – беспредельной природной красоты, что едва затронута человеком.
Однако есть один человек, которому всё равно на то, как и что вокруг него творится, ибо только свет и вид уходящего солнца мог заворожить его стонущую и разорванную в клочья душу. Только лучи золотого светила, окружённого десятками расцветок, пленили ледяные остатки, того, что именовалось «душа».
Мужчина стоял прямо в комнате для «сбора советов» или «зале советов»… у помещений имелось много названий. На его плечи ложился тяжёлый кожаный камзол. Избитый временем, сделанный специально на заказ, с зияющими дырами после боя, камзол стал вечным атрибутом мужчины, словно воссоединился с ним, по подобию неизменного атрибута. Остальное тело покрывали: тканевые штаны, сапоги из кожи и белоснежная рубаха.
В «зале советов» древние архитектор прорубил большие и широкие окна: метр в ширину и не менее двух в длину, через которые и являлось всё великолепие закатов, ибо это помещение, совершенно небольшое, примыкало прямо к «Великой Библиотеке», и особо не пострадало при битве.
Внезапно раздался шорох за спиной Данте. Слух Магистра уловил его, но вот тело не смело повернуться. Ни одна мышца не дрогнула, чтобы свершить разворот и посмотреть на того, кто позволил себе прийти. Призрачное восхищение закатом пленило даже мышцы Валерона.
– Я смотрю, ты любишь, когда солнце заходит, – прозвучал немного хриплый голос. – Так любишь, что не смотришь на тех, кто заходит к тебе со спины.
– Я просто чувствую, когда это друг, а когда враг, господин Дюпон.
Седовласый мужчина, с морщинистым лицом и суровыми чертами лица, облачённый в чёрную военную куртку, сапоги, уходящие практически под коленку, штаны из крепкой ткани и кожаные перчатки, покрывавшие рукава.
В одной комнате сошлись две истории и две легенды. Каждый из них командовал своими орденами на протяжении десятков лет и знал уже все моменты и стили словестного фехтования, но сейчас никто не собирался говорить ради того, чтобы извлечь важную информацию, как на задании. Здесь есть место прямых и односмысленных разговоров, а не лукавства и потаённости.
«Лампада» и «Ворон» оказались в одной зале. У каждого из них своя история, что стала их сутью, им и создав уже нарицательные имена, так же оставив и свои шрамы на истерзанных душах.
– Так зачем вы пришли сюда? – полилась холодная безжизненная речь. – Не ради ли того, чтобы насладиться этими видами?
– Мне интересно, как Магистру, что в них такого, что такой человек, как вы, не способен оторвать от них взгляд.
В речи Дюпона Данте почувствовал некий странный фундаментализм и нетерпимость, как будто древний религиозный фанатик встретился с лёгким проявлением греха.
– Это долгая, мрачная и очень личная история, которую я сейчас излагать не собираюсь.
– Ох, если это история, то это интересно, а если это что-то личное, то это в двойне интересно, – с неким практически неощутимым безумием, заворожением и маниакальной страстью прозвучали слова Дюпона.
– Вы же не базарный сплетник, чтобы вы интересовались личными историями чужих людей или их выслушивать. Давайте просто поговорим о деле, которое вы хотите обсудить.
Дюпон на секунду примолк. В его мыслях вновь стали мелькать помыслы здравомыслия, а не полубезумного наваждения и мужчина выдал вопрос с более спокойным тоном, оставив маниакальный тембр:
– Как вы собираетесь победить огромную Империю? Как можно сокрушить систему, которая перемолола не одну тонну судеб, обратив в их могильную пыль? Я не могу понять одного: как разум одного человека, способен воевать против тоталитарной машины, умничающая и порабощающая сотни тысяч человек.
Ни одна мускула на лице Магистра не дрогнула, лишь губы хладно шевелились:
– Это ты о моём разуме?
– Да, о твоём, – сменив тон на недовольный, Ульрих изложил суть своего негодования. – А почему ты отпустил военную преступницу?
– Тебе отвечать в произвольном порядке на твои вопросы?
– Как того захочешь.
– Ну что ж, мой не верящий товарищ, тогда слушай. Я должен был освободить Эмилию. Она не виновна в том, что сотворила.
– Она же предательница! – возмущённо воскликнул Дюпон. – Она убивала твоих же воинов.
– Да, ты, несомненно, прав. Убивала, но Эмилия это делала, не потому, что могла или хотела, а потому что не имела морального права поступить по-другому. Те люди, с которыми она связывает жизнь, оказались в опасности. И ей просто пришлось пойти против ордена. Не она стала его погибелью, но сотни других отступников, которые променяли наше воинство на красивые идеи.
– И как ты собираешься ей теперь помогать? – лицо Дюпона исказилось в отвращении, и с ощутимыми нотками вызова прозвучал вопрос. – Она на свободе и это так. Она снова с Карамазовым и они простили друг другу «семейную потасовку», но что ты будешь делать с теми людьми, ради которых она чуть тебя не убила?
Данте чуть повернул своё лицо в сторону собеседника и на его безжизненный лик пала беглая тень, а горло выдало слегка дрожащий голос:
– Мы хорошо поговорили с Эмилией и выяснили, где и как содержаться дорогие ей люди. Нами выработано решение этой проблемы. Яго и Андрагаст, взяв с собой остатки моей гвардии, отправились на штурм того дворца и должны вызволить тех людей, о которых нам рассказали.
– Ты не боишься, что это всё, большой обман? Что девушка тебя дурит и лишь пытается выиграть время? Что это всё у неё было продумано на случай провала операции по захвату острова?
– Я всё проверил. Ошибки быть не может. – Выдержав паузу, Валерон сам перешёл на вопрос. – Вот скажи мне, когда прославленный Магистр ордена Пурпурного Креста, ветеран многих войн по созданию Империи, превратился в параноика? Когда такой ясный разум смог помутиться?
Вопрос Магистра подобен стреле, попавшей прямо в сердце. Сказанный без эмоционального окраса он становился ещё страшнее, поражая ещё больше свои осмыслением.
– Я… не… Стоп! – Мужчина бессильно воскликнул. – Я не параноик, я беспокоюсь о твоём ордене. Ещё одно предательство и от вас не останется ничего, кроме памяти, как от «Пурпурного Креста». Я то знаю, что это такое, когда при тебе живом, относятся к твоей памяти и тебе самому, как к давней истории, как к мертвецу. Я никогда и никому не пожелаю стать историей ещё при жизни. Тем более вашему ордену и моей госпоже, которая пережила этот ад.
– Но ты не говорил о предательстве. Твоя речь была касательно только об одной бедной девушке. Я думаю, что она уже расплатилась за содеянное и тем более раскаялась. Теперь ей осталась только та часть жизни, в которой есть счастье и любовь.
– Ох, вы только посмотрите, – демонстративно и саркастично заговорил глава «Воронов Смерти», – сам «железный» Данте заговорил о счастье и чувствах вообще. Что с вами, «ледяной Магистр»?
Вопрос Дюпона переполнился желчью, неосознанного издевательства и сарказма, но даже такая смесь, лишённая толики здравого смысла, задела Валерона, и особенно его воспоминания. Магистр, конечно, понимал, что эти слова произнесены из-за обиды, чтобы отыграться за другой вопрос-укол, но это не отменило досады, поселившейся на раскроенном сердце Данте.
– Ты вроде спрашивал, как я собираюсь бороться с системой Рейха, не так ли, «Вороний Лорд»?
Голос Магистра звучал как механическое звучание, но в то же время в нём ощущался весь букет того, что ещё можно было назвать эмоциями. Дюпон своим нутром прочувствовал и гнев, и обиду, и бесконечную досаду, и омрачающее жизнь, делающее её бессмысленной, горе. Ульрих понял, что лучше больше не допрашивать Валерона о его мыслях и чувствах.
– Да, господин Данте. Я спрашивал именно об этом.
– Тогда слушайте, – не сменяя официоза в голосе, изрек Валерон. – Я согласен, спорить с Автократорством есть бессмыслица и несусветная глупость. Это крайне закрытая система, которая не пускает в свои пределы чужаков. Но вот если, у вас там окажутся союзники, то любая система может рассыпаться, ибо вы разрушите её изнутри, сломите стержень всего.
– Но если разрушить стержень, то падёт и сам Рейх, а это ознаменуется началом второй «Великой Ночи»?
– Скажите мне, вы отправили своих воинов в Западную Иберию?
– Да, Магистр, но какое это дело имеет к разговору? Как там смогут мои «вороны» повредить всей Империи? Мы сможем уничтожить инфраструктуру городов, перерезать информационные узлы, но как это повредит Рейху в целом?
– Никак, – от ответа Магистра, Дюпон едва ли не вздрогнул, но сумел сдержать сей порыв и продолжил слушать Данте. – Ты абсолютно прав. Твои «вороны» смогут, разве что поцарапать «монолит государства» своими когтями, однако вот когда за стеной «монолита» стоят те, кто смогут по ней пустить трещины, то и бороться с ним становится намного проще.
– Вы говорите загадками. Я привык к точности и прямоте действий. Только тогда можно добиться успеха, а ваши действия могут опрокинуть Рейх обратно в лоно ужаса и хаоса, каковы были земли до него.
– Вы меня не понимаете. Я не собираюсь рушить Империю и низвергать её во мрак. Я лишь отдам приказ своим агентам, чтобы они немного «подкорректировали» работу Рейха, сделав эту бесповоротную машину ещё медленнее. Так мы сможем хотя бы надеяться на то, что ваших «воронов» не уничтожат в первые дни операции.
Лик Дюпона исказился в гримасе непонимания и возмущения, которые он и выразил:
– Вы собрались за три дня поставить целый Рейх на колени, а потом его так же поставить во весь рост. Именно так вы нам излагали план. И я до сих пор не могу осознать, как такое вообще возможно.
– Значит, вы не внимательно слушали. В нашей игре есть три точки. Начало, кульминация и конец. Первыми открыть этот спектакль я позволил вам. Вы привлечёте к себе основное внимание и пронесётесь эхом по Автократорству в виде слуха о скором восстании. Вас поддержат силы Султаната, которым будет возложена роль посеять страх на южных Балканских рубежах Рейха и отрезать его от остального Автократорства. Вы должны понять, что это посеет ещё сильный ужас, а невозможность восстановить сообщение из-за, скажем так, «бюрократических проволочек», напугает ещё сильнее.
– Этого слишком мало для кульминации. – Скептически заметил Дюпон, сложив руки на груди.
– Потому что я не говорил о кульминации. И тут появляется Калья.
– Надеюсь, с ней всё будет хорошо? – Голос Ульриха сильно дрожал и выдавал недюжинное волнение.
– С ней всё будет в порядке. Она станет нашим знаменем, которое мы понесём в самую гущу событий. Именно девушка воспламенит своими словами окраины великого государства. Именно она должна зажечь сердца людей и заставить их хотя бы зашевелиться. А если они зашевелятся, то смогут пойти на великие свершения, которые «по случайности» попадут на телеканалы и социальные сети.
– Данное действо уже похоже на революцию.
– Это она и есть, и в то же время нет. Мы не стремимся опрокинуть Архиканцлера, ибо наша задача – поставить его на место. Ах, и так же, изюминкой кульминации, центром шторма, оком бури, станет восстание в Риме. Как только Архиканцлер увидит, что не только окраины его «личного королевства» заполыхали, но мятеж теперь у сердца государства, то он просто обязан будет задуматься о перемирии, что станет концом всей этой увертюры.
Дюпон стоял в ошеломлении. План, рассказанный на собрании, отличался от того, что сейчас произнёс Данте. Тут имелась и цель, и начало и некоторые детали. А на «неотложном совете» Магистр повёл себя как идеальный деспот – огласил мысли и был таков, потребовав от каждого личной покорности и верности делу. Черта идеального тирана, плевавшего на чужое мнение. «Мне никогда не понять, как горит эта лампада» – провёл мысленно в голове Ульрих.
– Я всё хотел спросить. – Ледяным тембром, неожиданно разбавленным толикой дрожи заговорил Магистр «Лампады». – А почему вы не поддержали Калью на Неотложном Совете? Почему не заступились за свою госпожу?
– Они мне теперь никто. – Бровадно ответил Дюпон. – Я выполнил долг по её защите всей ценой крови своих последних собратьев. Теперь она находится под вашей опекой и ответственностью.
Данте захотелось усмехнуться, услышав, что некогда верный воин ради истории своего ордена готов отречься от девушки, но холодная натура напомнила о своём и губы остались в полной неподвижности.
– И каков статус по Титу Форенцию? – прохладным голосом молвил Магистр, вырвав собеседника из водоворота собственных помышлений.
– Что? А что с ним не так.
– Он сейчас находится в вашем штате воинов. Но он был воспитан мной, натренирован мной и клялся в верности мне и этому ордену. Я бы хотел, чтобы он снова вернулся ко мне в «Лампаду».
– Он теперь служит другому ордену, Данте. Теперь Тит один из «воронов».
– То, что он попал к вам, есть чистая случайность и ваши превосходные умения в хирургии. Он просто отрабатывает за спасённую жизнь. Его так взрастили, что сейчас в бойце играет чувство долга.
Ульрих подвёл левую руку к подбородку и глубоко задумался, погрузившись в мысленный омут, воды которого состояли неизвестно из чего. Окунувшись с головой в мысли, Дюпон всё же выдал ответ.
– Хорошо. Забирайте его, только помните о том, что я для вас сделал. Мы теперь мятежники для Рейха, и должны помогать друг другу.
– Тогда я до него лично донесу, что теперь он снова с нами, – изрёк Магистр Данте, резко повернулся и направился к выходу, кинув на последок. – Вы правы, теперь пора нам примерить маски мятежников.
– Безумец, – прошептал ему вслед Дюпон.
Никто не мог понять стремлений и целей Данте и взгляд наследника ордена Пурпурного Креста, наполненный удивлением на пару с непониманием, стал вполне ожидаем. Магистр «Лампады» говорит загадками, помешанными на потаённости намерений, и кажется, что стародавняя потеря действительно изменила человека, который раньше не занимался построением сложных политических схем и комбинаций.
Глава тридцатая. Ночные охотники
Глубокой ночью. Около Крита.
Яго передёрнул затвор автомата, приготовив оружие к боевому использованию. Громоздкий АК-899, с большим стволом и крупной газовой камерой звонко лязгнул, после чего был поставлен на предохранитель.
– Тихо идём, – раздался из-под маски с противогазом шёпот от одного из бойцов, облачённых в чёрную униформу ордена. – Надеюсь, нас не заметят.
Яго, чья одежда – как у всех бойцов, за исключением одного воителя, лишь мрачно кивнул и посмотрел вдаль. Средь полнейшей ночи, по тёмной водной глади, в которой не отразились звёзды, идёт тихим ходом небольшой катер, выкрасившийся в тона пустоты. Он скрылся за саваном холодного дождя, который накрыл крепкой рукой эту часть света, и за средствами сокрытия, сделавшись полным невидимкой.
В полной темноте, погасив всякий фонарь, тихо идёт катер и сквозь полную темень Яго смотрит на одного-единственного бойца, который в самом конце верхнего отсека, занял место на самом дальнем сидении, сжав в руках чётки и что-то натужно читая. Его одежда – высокие цельнометаллические сапоги, нагрудник из крепкого металла, огнеупорные штаны из крепкой ткани, способные выдержать удар ножа. Голова же ничем не покрыта и через сумрак Яго может различить истощённо-худые черты лика этого человека, нестриженые волосы которого сильно разрослись.
«Что-то вы совсем умом тронулись», – поразмыслил Яго. – «Совсем из-за баб с ума сошли».
Командир группы делает несколько тихих шагов в сторону поникшего человека и склоняется над ним, тихо говоря:
– Ты как? Выглядишь совсем неважно.
– Я в порядке, – тут же последовал ответ. – Просто мне нужно собраться перед миссией.
– Карамазов, скажи, чем ты так взволнован? С нами два десятка лучших воинов, поддержка на острове и ты всё ещё думаешь, что мы не справимся?
– Просто, – задумчиво-потерянно начал бывший инквизитор. – Просто… я хочу сконцентрироваться на задании, чтобы не провалить его.
– Андрагаст, всё будет в порядке. Эмилия тебе ещё будет благодарна, не вешай голову, а то на тебя тошно смотреть. Ты прям как на Данте на Иберии.
– Кто?
– А-а-а, – махнул рукой Яго, – старая история, ещё со времён становления Рейха.
– Расскажешь?
– Лучше спроси моего брата, для него эта тема наиболее щепетильна.
– А что с ним вообще произошло? – шёпотом спросил Андрагаст. – По нему в архивах Империи нет ни одного документа, нет ничего, чтобы пролило свет на его историю.
– Что тебе интересно?
– Почему он такой… как бы сказать…
– Как кусок льда?
– Я бы по-другому сказал.
– Не беспокойся, он и сам знает, что таковым является.
– Так что с ним произошло? Это как-то связано с Иберией? Или это ещё со времён «Часа падения ангелов?»
– Знаешь, лучше спроси сам у Данте. Мы хоть и братья, но если я что-то вякну, боюсь, он мне голову оторвёт.
– Да, наш Магистр полон тайн, – недовольно промолвил Карамазов.
– Я бы на твоём месте так не ёрничал, поскольку это он тебе разрешил участвовать в операции. Я тебя бы не подпустил и близко к этому катеру. – Заметив смущение на лице собеседника, Яго напористо продолжил. – Давай только без обид, но ты не слишком уж и готов тут быть.
– Это всё из-за…
– Да, – прервал его Яго. – Ты совершенно прав. Чувства делают нас слабыми и опрометчивыми, расслабляют или наоборот, делают насколько заведёнными, что мы перестаём внимать голосу разума.
– Понимаю…
– Лучше соберись с мыслями и приготовься, скоро высадка. – Яго тут же отстранился со словами, – Капитан, сколько…
Пока командир судна отвечал главе операции, катер неустанно приближался к северному побережью Крита, прямиком ко Дворцу Наместника. Впереди возник образ скалистого высокого берега, разделённого надвое, в небольшой расселине песок и небольшой пляж. Катер меланхолично свернул на запад, в сторону понижения брега до одной длинной скалистой полосы.
– Слава Богу, миновали сигнальные заграждения и охранные периметры, и теперь мы должны выполнить операцию наиболее быстро и тихо, – с этими словами Яго подошёл к самому краю металлической платформы, встав у плотного закрытого трапа.
– Какова численность противника? – спросил Андрагаст.
Вместо Яго слово взял один из бойцов гвардии Магистра:
– Весь остров полон частей духовно-просветительских войск, полиции и простой армии. К югу от замка старый городок Скиниас, и судя по данным разведки, там расположился полк «Лекс Милитарис».
– Солдаты, – начал приказ Яго. – Приготовиться к высадке.
Катер медленно проследовал к берегу и, развернувшись к нему задом, сохраняя покров ночи и не нарушая маскировки, высадил отряд воинов, опусти трап по которому застучали сапоги бойцов. Нога Яго уверенно ступила на остров, визоры маски тут же покрылись каплями дождя, а за спиной раздалось громкое шипение удара морской волны о каменистый брег. Холодный порывистый ветер нагоняет волны на остров и с бешенной силой воет скорбные напевы.
На берег ступил и Карамазов. Его непокрытая голова ощутила весь холод ночи и по щекам ударили капли жесткого дождя. Он взглянул вперёд и узрел образы огромного дворца, раскинувшегося у самого брега камнем и мрамором, металлом и деревом, выстраиваясь в грандиозную, устремлённую в небеса композицию готического архитектурного ансамбля. Крепость выстроилась от холмистого возвышения и устремилась в большое ущелье между двумя возвышениями, и там утвердившись могуществом исполинского строения, похожего на огромный донжон. Он видит и башни и стены, пред которыми разбиты искусственные сады, ставшие небольшим островком зелени на высушенном сухом побережье. При виде дворца его перебирает волнение, пальцы, сомкнувшиеся на автоматическом арбалете, начинают дрожать от волнения. Там, за стенами томятся люди, важные для одного, ему любимого человека, и он пойдёт на всё, чтобы их вызволить.
– И приспичило тебя взять эту древность, – с укором в эфир высказался Яго. – Нет бы, нормальный автомат взять, так нет, решился вытащить это оружейное недоумение.
– Господин Яго, давайте сосредоточимся на выполнении операции, – холодно ответил ему Карамазов. – Вы сказали, что нас будет ждать агент.
– Да, подожди.
Яго, один, под прикрытием двух десятков дул мелкокалиберных автоматов, накрытых глушителями, направился в темень, приближаясь к чертам, похожим на человека.
– Сиро-102, мы на месте, – обратился в рацию, встроенную под маску, Яго, переключив на наручном дисплее канал. – Сиро-102, покажись.
Что-то шевельнулось у берега и встало – из-под маскировочного покрытия, похожего на тёплое одеяло мрачного цвета, поднялась фигура человека. В сторону Яго обратилось дуло винтовки, которое тут же припустилось, и человек, сидя на одном колене, продолжал ждать командующего.
– Командир, тут очень холодно, можно было бы и быстрее прибыть.
– Докладывай по делу, воин.
– Периметр Дворца охраняется сто третьим полком «Ястребы Крита», его внутреннее помещение сплошные баррикады и крепостные уловки. У него есть один безопасный вход – канализационные тоннели, выходящие в душевые, а оттуда до карцера пройти пару помещений.
– Ага, есть ещё что доложить?
– Да, вчера сюда прибыл полк Золотых Гвардейцев Ислама и десяток Стражей Шпиля, а вместе с ними три реактивных установки «Вихрь».
– Это уже интереснее.
Воин-докладчик показал на восток, в сторону, где берег разделяется надвое и образует небольшой пляж.
– В той стороне они разместились и готовятся нанести удар по Анафи, судя по всему.
– Это я уже понял. Нужно их остановить. Где они дислоцируются?
– Пять сотен Гвардейцев и Пять Стражей Шпиля встали лагерем прямо возле артиллерии, заняв позиции к западу от каньона.
– Ох, то есть наше приближение только чудом не заметили, – усмехнулся Яго. – Где расположены ракетные установки?
– Они находятся к западной стороне от каньона, господин командир. Нужно что-то с этим сделать.
– Я это уже понял.
Яго пустился в размышления. Его взгляд уставлен туда, где сквозь плотный покров мрака виднеются слабые, практически неразличимые черты палаток и простых строений.
– Карамазов, – обратился по рации Яго. – Берёшь на себя командование первым отделением и через стоки дерьма прорвётесь к объекту. Сиро-102, – Яго потянул воина перед собой за плечо, – покажет вам дорогу. После чего, выбирайтесь к катеру.
– Меня отправил в канализацию, купаться невесть в чём, а сам чем займёшься?
– Второе отделение, за мной. Всё, начинаем!
Десять человек отделилось от группы воинов, и устремились под подножьем холма прямиком на восток, туда, где враг готовил коварный налёт на Анафи. Яго помнил, что «Вихрь» – восмидесятиствольная установка, напичканная ядерными ракетами и способная их остров превратить в пыль одним залпом. По-видимому, Архиканцлер решился использовать это оружие, как последний довод в войне с орденом и Яго понимает, что если что-то сейчас не предпринять, то всех их предприятия окажутся напрасными.
Отряд подошёл вплотную к базе. Тусклый свет фонарей и прожекторов слабо освещает периметр, окружённый решетчатым забором, за которым простирается площадка, отлитая асфальтом. Там Яго видит палатки и строения из пластиковых и жестяных стен, выполняющих задачу казарм и управляющих пунктов. Через каждые сто метров поставлены вышки, с которых ведут неусыпный надзор наблюдатели, а у забора то и дело блуждают патрули по три человека, через которые трудно пройти незамеченным.
Весь отряд прилёг на землю, в двухстах метрах от забора, слившись с местностью. Яго чуть приподнялся и уставился в бинокль, рассматривая лагерь врага, и то, что ждёт их там. Блики света то и дело падали на большой коробчатый военный бронетранспортёр, за которым нашли своё место три немаленьких гротескных механизма, похожих на контейнеры, стоящие на платформе.
– Что там?
– Наша цель, – ответил Яго одному из бойцов. – Они в пятистах метрах от нас.
– Как будем пробиваться?
– Буду, – буркнул Яго. – Я один пойду туда, воин.
– Не понял, господин.
– Вы, по моей команде атакуете лагерь, а я установлю взрывчатку на установки. Будем надеяться, что они разряжены, – командир указал на небольшое одноэтажное устроение у самого забора. – Займёте его по моему приказу и будете удерживать.
– А если вас схватят?
– Если я выйду на связь через десять минут, сообщите Магистру, что на Крите есть три ракетных установки залпового огня «Вихрь» и возвращайтесь.
– Есть.
Яго двинулся вперёд, сохраняя покров скрытности. Он перекинул за спину громоздкий автомат, и в его руках оказался пистолет с глушителем, уставленный вперёд. Его шаг осторожен и тих, глаза пытаются высмотреть очередной патруль, который можно различить по бликам фонарей и говору, доносящийся сквозь шёпот дождя.
«Проклятые сволочи», – выругался Яго, когда луч света преградил ему дорогу, и пришлось ждать, пока постовой на вышке не повернёт прожектор дальше.
Перейдя на бег, он рухнул под самый забор и луч света от мощного источника света прошёл мимо него. Яго достал небольшие, острозаточенные кусачки и разрезал металл забора, раскусывая его и делая небольшой разрез, чтобы можно было приползти.
– Давай-давай, – натужно шепчет Яго, терзая металл, в то время как справа он услышал патруль.
Понадобилось ещё усилие, чтобы сделать щель, дабы пролезть в неё и Яго юркнул в неё, оставишь в тени и сцепил меж собой порванное полотно так, что место, разрезанное, осталось малозамеченным.
– Господи, не дай меня поймать врагу, – взмолился Яго и продолжил ход.
Он оказался на территории базы, где по краям у забора поставлены ангары и палатки, вместе с простенькими постройками, а середина похожа на военный плац, на котором достаточно техники. Воин быстро заполз под первую машину, чтобы избежать судьбы замеченного. Впереди, из-под военного авто он заметил форму бойцов – высокие сапоги, лоснящиеся атласные штаны, вычурный узорчатый бронежилет поверх облегчающей куртки, красивый шлем с перьями и всё выкрашено в цвет матового золота. Для Яго эта форма показалась сумбурной и неподходящей для войны, но в то же время Гвардия Ислама так светилась своим нарядом, что среди ночи их можно узреть без специальных средств, чему Валерон ряд.
Когда пара солдат миновала его позицию, он вылез и, полусидя, пошёл дальше, кроясь посреди аккуратно выстроенного леса техники. БТРы и танки, военные машины и крупные вездеходы – всё это выстроено вплотную ряды и представляет собой хорошее место, чтобы скрыться.
– Отряд, – обратился Яго по рации. – В переделах пяти минут.
Воин стих и дальше продолжил ползти под техникой, смешивая это с быстрыми перебежками от борта БТР к борту такой же машины, чтобы не попасться на глаза внутренним патрулям.
Десять метров Яго отделили от заветной цели, представленные пустой полосой, где нечем прикрыться. Тревога и возбуждённость взыграли ещё сильнее, и Яго обратился к рации:
– Андрагаст, приём.
– Карамазов слушает.
– Как у вас происходит выполнение задачи?
– Объекты спасены, возвращаемся к катеру через тоннели.
– Приготовьтесь, придётся немного повоевать. Через минуту будет поднята боевая тревога.
– Что!?
Яго отключился. Он выскользнул из-под борта авто и бегом направился к заветной цели. Пистолет в его руках пару раз дрогнул, и пара патрульных упали на землю, замарав золото алым, прямо возле одной из боевых машин. Оказавшись у огромных машин, которые несут на себе реактивную установку размером с громадный грузовой контейнер, Валерон достал три из пяти взрывных устройств и, оставаясь незамеченным, он закрепил их у места стыковки устройства запуска и бросился бежать, достав активатор.
