Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: противостояние
Слова Данте для Морса показались безумными. В глазах бывшего инспектора тот, кто прошёл сквозь ад «Часа предательства ангелов», не мог быть иным. Кто мог знать, что твориться под ледяной маской Валерона?
Внезапно к ним спустился ещё один человек. Это был офицер ордена Лампады, облачённый в пальто, сапоги, броне-пластину и перчатки. В руках он нёс листок, сложенный вдвое. Офицер быстро преодолел расстояние до двух мужчин и выровнялся перед ними по стойке «смирно».
– Вы что-то хотели? – Вопросил Магистр, не помня имени и звания офицера.
– Господин Великий Магистр, Рафаэль Альтир, Архиканцлер Автократорства, Император Рейха, шлёт вам письмо, – протянув бумагу, ответил чётко солдат.
– Свободен. – Произнёс Магистр, взяв бумажку.
Данте вчитался в содержимое письма, которое показалось ему весьма интересным. Буква за буквой, строчка за строчкой Валерон поглощал важную информацию. И когда смысл последней буквы был уяснён, Магистр опустил руку с письмом.
– Ну, что там? – с нетерпением задал вопрос Морс.
– Игра продолжается, – загадочно ответил Данте и столь же странно продолжил линию ответа. – Кажется, у нас выпал шанс всё вернуть.
– Что говорит вам Император?
– Он хочет встретиться, через неделю. Говорит о том, что восхищён нашими подвигами на поле боя. Пишет, что был бы рад вернуть в лоно Империи таких умных и способных людей.
– И вы ему верите? – Прозвучал вопрос с явным скепсисом в голосе.
– Конечно же, нет. Я долго наблюдал за тем шакалом, чтобы поверить ему. Он просто хочет сыграть с нами в игру. На кон он ставит слишком много, но и награду хочет получить немалую.
– О чём вы говорите?
– Лишь о том, что Рафаэль желает отыграться. В этой битве он не смог выиграть честно. Теперь с помощью хитрости он хочет заманить нас в условленное место, создать обстоятельства, которые выгодны только ему, и тогда он сможет диктовать нам свои условия.
– И что мы будем делать теперь?
– Играть. – Пространно ответил Магистр, чем поверг в шок Сантьяго. – Он не знает, что у нас есть его информаторы. Он не понимает, его планы раскрываются ещё раньше, чем он об этом узнает. Мы пойдём на встречу, и сыграем с ним.
– Ты безумен, Магистр, но только безумец может справиться с полным сумасшествием, – напоследок проронил Морс, покинув пляж.
3
Ближе к глубокой ночи. Дворец Сарагона Мальтийского.
На остров ступила ночь и тёмное полотнище, нависшее над островом, покрылось яркими огненными точками, ставшими символом прошедшей битвы. Костры и огни пожаров рассеяли тёмно-синий покров ночного порядка, показывая обнажённые «раны» земли. Всюду ведут работы санитарные команды, собирающие трупы людей и сортирующие их – какие будут захоронены тут, а какие переданы Архиканцлеру на захоронение. Однако не везде царит копошение, ибо есть место, где собралось командование и там властвует политика.
В кабинете Данте стоит полнейший беспорядок, но всё же он стал местом встречи тех сил, которые могли изменить мир. В томной полуночной обстановке, которую рассеивали лишь свечи, собрались люди, которые сегодня сыграли ключевую роль в победе.
– Что вы собираетесь делать дальше, «Ворон»? Вы же понимаете, что у вас недостаточно сил, чтобы продолжать борьбу, – приговорил мужчина, облачённый в традиционный расшитый бежевый турецкий костюм. – Наш султан, да будет имя его благословенно, ждёт от сегодняшнего дня результатов для своей страны.
– Гранд-мастер, Эфенди, я понимаю ваш скептицизм, – ответил человек, облачённый в такие чёрные одеяния, что практически сливался с полутёмной комнатой. – Но мы сможем выполнить возложенную на нас роль, несмотря ни на что.
– Нам нужны гарантии на это.
– Поверьте, мне нет смысла вас обманывать.
– Я не спорю «Вороний Лорд». Не спорю, но хотелось бы что-то весомее слов.
– Так почему вы здесь? – прозвучал вопрос от человека, чьи слова обжигали своим оледенением.
– Султана, будь благословенно его имя, и меня уболтали. Если бы не этот человек, то я бы никогда не бросил Чёрных Серафимов к вам в пекло.
– Так кто это? – поинтересовался «Ворон».
– Я.
Все обернулись туда, где раньше казалось, была пустота. Из неё, выйдя на свет свечей, подался человек. Его одеяниями стали весьма интересные элементы одежды. Торс покрывал чёрный крепкий и толстый кожаный жилет, больше похожий на броню. Ноги укрывались тканевыми штанами и высокими берцами на нитке, подходившие практически под колено. Лицо же человека немного безжизненно, но столь, же сурово и хладнокровно. Черты лика являют собой слегка овальный квадрат и весьма крупны, на губе же есть незначительный шрам. Чёрные волосы, коротко подстриженные, доходили до ушей, а глаза, отражавшие блеск изумрудных полей, смотрели взором полным азарта.
– Брат, что ты меня не встречаешь? – заговорил человек, голосом, наводненным азартной радостью встречи.
– Ах, это ты, – последовал безжизненный ответ.
– Ну, разве так встречают родственников? Или ты всё ещё не можешь избавиться от болезненного пережитого потрясения? Сколько лет прошло, а ты всё ещё вспоминаешь ад тех дней, Данте.
– Яго, – голос Магистра сильно задрожал, в бессилии пытаясь выдавить эмоцию, собиравшуюся на стыке злобы и тотального уныния, – я не хочу тебя видеть. Ты покинул меня в тот… момент. Я… я остался один.
– Я спас тебе сегодня жизнь. Ты не представляешь, каких усилий мне стоило, чтобы уговорить правительство Турецкого Султаната принять участие в вашей маленькой войне. И я вернулся, чтобы помочь. Пора забыть старые обиды, брат. Я извинился, покаялся за то, что стало с ней. Не нужно жить прошлым, брат.
Магистр молчит. Он уподобился холодной скале, которая вот-вот рухнет. Он не мог ничего выговорить, ибо ему хотелось кричать. Его окружало безумие, и он сам был в шаге от него. Всё вокруг непонятно и только его цель ясна.
Яго зашагал в сторону Магистра, стуча ботинками по полу. Он подошёл к Валерон и положил ему свою руку на плечо, сказав единственную фразу:
– Данте, брат. Мы Валероны, и мы должны быть вместе. Ты же так говорил когда-то? Помнишь Сиракузы-Сан-Флорен? Мы последние из нашей семьи и мне жаль, что тогда случилось в Великом Коринфе, но я не виновен в том, что случилось. Я всего лишь исполнял приказ.
– Чей? – хладно прошептал Магистр «Лампады».
– Лорд-Магистрариуса.
Чувства взорвались внутри груди Данте, накрыв его с головой, но ледяной разум сдержал сей порыв, и Магистр так и остался стоять всё собрание с ледяной маской на лице.
Часть третья. Империал-рояль
4
Где-то на окраинах Автократорства.
В устроенной государством деревенской таверне повисла атмосфера радости. И даже, несмотря на её государственность, тут витает некая отрада и лёгкая, детская несдержанность, недоступная для стопроцентного концентрата государства, праведности и вечного воздаяния – городов Автократорства.
Старые деревянные стены, помнили всё, что тут происходила за последние двадцать лет, со дня её существования. И драки, разгоняемые полицейскими, и молитвенные ярые проповеди Культа Государства, прерываемые едва хмельными возгласами завсегдатаев. Этим она и отличалась от миллионов кофеин, ресторанов и пабов в бесчисленных городах Империи Рейх. Если там всё загонялось в строгие, непреступные моральные рамки и даже количество алкоголя на день могли жёстко контролировать, дабы гражданин «не упился и не стал воплощением всей антиморальности, животным, чью натуру мы обязаны задавить». Тут, в этой старой деревенской таверне можно было и слегка переборщить с содержанием алкоголя в кружке пива… или кружках.
Но ни деревенская таверна, ни городской ресторан, ни кофейня не имели отличия только в одном: всех их связывал «Римский Куриат».
«Римский Куриат» – карточная игра, которую создал сам первый Канцлер. Он запретил играть в старые карты, ибо по наставлению Империал Экклесиас четыре масти были признаны богохульными. Правитель дал народу иную игру, а посему она явилась самой популярной и почитаемой во всей Империи, и тем более на её окраинах, где сейчас и играли.
– Давай! У меня «когорта»! – вскрикнул за столом в таверне один из играющих и положил на стол четыре карты чей номинал измерялся четырьмя рисованными легионерами.
Один из нескольких сидящих за столом человек открылся и выложил на стол свои куски бумаги, чьё карточное лаковое покрытие блеснуло в свете ламп и изобразило четырёх дам.
– Проклятье! – Выругался мужчина, отбросив свои карты. – У тебя «Матронум Двор»
– А что же у тебя? – с лисьей ухмылкой вопросил второй парень и потянулся рассматривать карты противника.
Как только пальцы коснулись карт мужчины и перевернули их, на свет тут же вынырнули картейки с номиналом в две семёрки и две шестёрки, лишённые старых мастей.
– Ха, думал меня завалить собранием «Гранд-Серва»? Не получилось! – Ликующе проговорил парнишка и потянулся за тем, чтобы отхлебнуть немного пива из пинты, но тут же прервался, посмотрев на источник звука.
– Кхм, – приложив кулак ко рту, демонстративно прокашлялась девушка, – мальчики, вы видимо про меня забыли.
– Да ладно, что там у тебя? – потеряв всякую торжественность, обратился с вопросом парень.
На стол тут же пали пять карт и решивших исход игры. Под лампой сверкнули Чёрный король, дама в алых одеяньях, худой валет, и две десятки, возвещая об абсолютной победе девушки.
– Вот тебе ладно! «Империал-Рояль»
Внезапно остановился один из непосвящённых в игру юношей, лет так четырнадцати. Он с удивлением и интересом спросил:
– А что такое «Империал-Рояль»?
– Собрание карт, обеспечивающих вам моментальную победу, – ответила девушка. – Совокупностью нужных мастей и карт, с которыми не поспоришь, проще говоря.
Глава двадцать пятая. Уборка после бури
Остров Анафи. Спустя неделю после сражения.
«Не знаю даже с чего начать. Много чего хочется сказать, но так мало бумаги. Небо над нами почему-то всегда серое, но дождя нет. Я не могу нормально спать. Кошмары сняться каждую ночь. Это оказалось больше, чем нас учили на тренировках.
Нас осталось несколько сотен. Четыре полные роты несут службу на острове. Ещё пара сотен лежит в лазаретах.
Меня приписали к завалоразборочной команде внутри Великой Цитадели. Мы разгребаем завалы каждый час работы, и каждый раз натыкаемся на десятки трупов. В узких коридорчиках, маленьких комнатах. Там лежали те, кто ждал помощи, но она так к ним не пришла. Страшное зрелище. Стены расписаны кровью. Вся «Цитадель завалена телами погибших и залита цистернами крови.
Мне трудно писать об этом… но хоть как-то об это сказать надо… хоть слегче станет. Я не могу поверить, что это было предательство. Ганс, Андре, Филипп: все эти люди были моими друзьями. Но потом я их убил. Мы вместе гуляли в детстве, вместе играли и росли, потом поступали на службу в полк-орден, а потом мне пришлось в них стрелять. Они машинально сорвали с себя знаки ордена и стали расстреливать работников за компьютерами. Я не мог поступить иначе. Я расстрелял своё прошлое. В спину.
Мы не одни тут. С нами на острове люди из какого-то ордена Воронов Смерти и Чёрных Серафимов. Они тоже нам помогают, и мне кажется, они с хорошими намерениями. Но туркам я не доверяю.
Всё. Больше ничего писать не могу. Приближается наша смена. Надо отсыпаться.
Сержант Вильсон М.А.»
– Из дневника, погибшего при обрушении завала, воина ордена Лампады.
Небо над островом Анафи всегда оставалось выдержанно-серым, словно расцветкой оно потакает всей гнетущей обстановке на острове. Тяжёлый небесный свинец статично держался над островом, гоняемый в разные стороны диким ветром-менестрелем.
Дождя не было с тех самых пор, как кончилось великое сражение. Все плакались и небо тоже. Сейчас время только для тотальной уборки на каменистом клочке земли посреди морской пучины.
Весь остров покрылся чёрной сажей, которую быстро отмывали. От количества пепла и сажи в воздухе у многих горчило во рту и слезоточили глаза. Но хуже всего были ароматы сгнивших тел и гари, перемешавшихся в смрадный единый и жуткий оркестр запахов. Всё пребывало в разрушениях, которые, как можно быстрее, старались залатать. Не было не одного целого куска земли на Анафи. Всё испытало на себе мощный и безжалостный гнев Архиканцлера, приведшего на смерть десятки тысяч солдат из двух стран.
Порт, Великая Цитадель и множественные полевые укрепления: всё находилось в руинах. Теперь некогда славный и гордый порт теперь напоминал разрушенный город после массивных бомбардировок. Портовые здания, улицы, различные постройки и огромная пристань – ничто не смогло остаться целым. Корабельная артиллерия и ракетные удары разнесли всё в прах, оставив только призрак былых прикрас.
Оставшиеся в живых моряки, слуги ордена и бойцы как могли, разгребали кучи мусора и руины, параллельно стараясь всё это починить. Но всё слишком удручённо. Разрушения настолько глубоки, что тут понадобится не один месяц работы.
Конечно, всё сделали в порту настолько, насколько это позволяли ресурсы, и требовала обстановка. Пристань для оставшихся на плаву кораблей и жильё, для тех, кто их будет латать и управлять ими.
С Великой Цитаделью всё обстояло сложнее, ибо целые уровни теперь отрезаны от поверхности. Узкие коридорчики превратились в самые опасные места, ибо обрушения могли случиться когда угодно. Глубокие повреждения зданий всё ещё представляли угрозу для голов строителей.
Чтобы начать починку Цитадели нужно спуститься на самые нижние этажи и пролить свет на то, что там кроется. Когда системы защиты, включённые Морсом, начали без жалости истребление, некоторые предатели смогли укрыться от турелей. И теперь, отрезанные от света и вентиляции нижние уровни, стали пристанищем для незадавшихся отступников и засланцев. Но команды зачистки уничтожили практически все ячейки сопротивления, и строители начали частичный ремонт «Цитадели».
Однако это не самое главное в здании, что величалось Великой Цитаделью. Под массивами бетона и стотонных конструкций хранились массивы информации и узловое управление всеми системами ордена. Только благодаря стоицизму солдат Лампады удалось дать ответный удар противнику. И сейчас, под угрозой вечных обрушений, преодолев душе цепенеющий страх, слуги или «полугражданские» лица вели свою работу. Компьютеры часто глючили, связь работала с горем напополам, и под угрозой того, что на макушку обрушаться камни и бетон, люди продолжали неустанно трудиться, отдавая свой долг. Это восхитило до глубины души даже выживших командиров.
Всё пространство вокруг Великой Цитадели стало похоже на картины пейзажа выжженной кручи, как будто по каменистой породе прошёлся адский вихрь, вышедший прямо из глубин самой преисподней. Несмотря на то, что многие руины от полевых укреплений быстренько смели, трупы убрали и похоронили, шрамы, оставленные на земле, не поддавались описанию. Огромные воронки от снарядов, развороченные траншеи, груды металлолома, который так легко не уберёшь и всюду следы воздействия инфернального огня – оплавленные камня, песок, ставший стеклом и застывшие озёра расплавленного металла. Вся эта картина переносила раны земли на душу, делая их уже мощным клинком, режущим по состоянию, шрамируя дух человека. На душе каждого остались глубокие раны, не поддающиеся лечению.
Больше всего пострадал запад острова. Именно там молот, и огонь войны оказался тяжелее всего. Развороченная скальная порода, камень, чуть не ставший песком из-за адского жара, разлетевшиеся куски бронетехники и расчёты анти корабельной артиллерии, подобные зловещим призракам, напоминающим о самой жуткой и мрачной войне в истории ордена. И ковры тел, которые быстро прибрали.
На западе острова быстро возвели кладбище. Весь его скоростной проект заключался в лучших традициях готического оформления. Остроконечные и удручающие атмосферой смерти памятники и стелы. Особые плетения из металла, образующие десятки завихрений, вырастающих в причудливые узоры, исполненные на чёрных оградках. Красивая чёрная плитка на земле, под которой теперь покололось несколько тысяч верных сынов и дочерей ордена. Над ними встали безмолвными стражниками чёрные как бездна памятники и обелиски, на которых умелые резцы рассказали о мужестве и верности покоящихся. В кладбище высадили искусственные деревья для создания ещё более мрачного вида и утверждения в душах кладбищенской эстетики.
За три дня выровняли площадку, вырыли ямы, положили плиты, установили памятники и произвели похороны. Всё на уровне реакции машины, ибо для скорби не было времени.
Солдат и воинов Автократорства и Аравийских Эмиратов не стали сжигать, и надругаться над телами или хоронить в общей братской могиле. Собрав горы трупов, упаковав тела в специальные чёрные мешки, орден отправил их на кораблях домой. Даже предателей из ордена Лампады было решено передать в руки Автократорства. Всё же они стали его воинами и слугами, когда отринули клятвы верности ордену. Теперь и бойцы Рейха, и предатели, и воины Эмиратов будут похоронены на кладбищах иных стран.
На другой стороне «посылку» все приняли спокойно. Никто не стал нарушать этику войны и неписаный кодекс чести. Души изнеможены от жестокости и все понимали, что крови хватит. Лёгкие уже болели от запаха пороха и ноток железа, а язык не мог боле ощущать привкус крови на губах. Решив дела загробные, настало время для решения дел насущных, земных. И первый вопрос, образовавшийся сам собой – оборона.
От некогда славного Полк-ордена, а теперь «Лампады», осталось несколько сотен человек. Доступ к рекрутским хранилищам в Империи отсутствовал, а весь штат новобранцев-скаутов остался в Рейхе, взятый под осаду. Четыреста человек в лучшем случае смогут дать отпор, но этого будет несоизмеримо мало, перед мощью Императора, который сможет согнать миллион человек и за секунды истребить тех, кто остался в живых…
Но теперь с практически погасшей «Лампадой» сидит костлявый и дышащий злобой «Ворон» оберегая её от того, чтобы пламя, освещающее путь в кромешной тьме, не погасло. Звучит слишком поэтично, но это правда, ибо воины ордена Воронов Смерти теперь расположились на Анафи. Их корабли, арсеналы, личный состав и командование полностью перебралось на остров.
Ульрих Фон Дюпон заявил, что останется на Анафи, затем, чтобы «оказать помощь дружественному ордену и поддержать его в борьбе против вероломного Архиканцлера и его предательства против тех, кто знает о гнусной измене Рафаэля и убийстве второго Канцлера».
Магистр «Лампады» знал цели Дюпона и что он хочет сделать. Месть за забытье своих собратьев и целого ордена. Что ж, Данте видел в этом будущий рок или… возможности. Но так же сюда пришли корабли Турецкого Султаната. Пригнанные руководством ордена Чёрных Серафимов они встали на якорь у порта Анафи. Ныне воля Султана вступила в эту игру, направляя своих слуг на содействие «Лампаде». И теперь неусыпную охрану возле острова ведут линкоры и крейсера, способные отразить любую агрессию Архиканцлера.
Данте знал, зачем сюда пожаловали слуги Султана. Очень давно, начиная со становления Турецкого Султаната во время Континентального Кризиса, султанская чета имела претензии ко всем, кто её окружает. Слово за словом, выстрел за выстрелом всё привело к войне с Аравийскими Эмиратами и Рейхом одновременно. И сейчас Султан намеревался взять то, что не смог отобрать во время прошлых войн.
На руинах одного ордена пришли сразу два, встав в противовес тем силам, что могли его уничтожить. Развалины «Лампады» стали фундаментом для новых союзов и свершений, которые начинают проясняться и приобретать чёткую последовательность. Но всё на этом острове зависело от одного человека, который взял путь, вектор, на принятие помощи со стороны и превращение во второстепенную силу.
Этим человеком без всяких сомнений является Магистр ордена Лампады и его бессменный лидер – Данте Валерон.
Магистр, как и всегда, находился в своём замке, ведя неустанную работу по улучшению и восстановлению ордена. Именно он руководил всей большой операцией по «уборке» острова от тел и груд мусора. Теперь вся тяжесть работы взвалилась на него одного.
Крепость Сарагона Мальтийского представляла нечто странное и страшное. Вся былая роскошь, помпезность и суровая выдержка испарилась вместе с величием и мощью древнего строения. Теперь это лишь руины, что только напоминают о могущественных былых чертах Крепости.
Внешний двор распахало ракетными и корабельными залпами, обратившими некогда древнюю плиточную кладку в груды оплавленного расколотого камня. Да, теперь весь двор стал похож на прифронтовую линию, нежели на произведение неоготического зодчества.
Стены Крепости снесло огненным шквалом. Выстояв множественные шторма и бури, пережив разврат, похоть и разрушение Великой Европейской Ночи, не смогли прожить несколько часов привнесения «истинной праведности Рейха на грешную землю». Те, кто с молитвой на устах и верой в сердце клялись сохранить древнее искусство, похожее на архитектуру Империи, разрушали её с особым энтузиазмом. И теперь практически на каждом участке длинной стены валялись кучи древних кирпичей.
Фонтан во внешнем дворе стал кучей мраморных развалин, а мальтийский крест, на котором его возвели, стал выжженным куском земли. И вновь древнее искусство обратилось лишь в пыль на могиле истории и былых времён.
Многие постройки теперь зияли дырами и обрушившимися кусками. Части стен, окна и крыши теперь валялись у подножья построек. Меньше всего в вихре безжалостной войны пострадала Великая Библиотека.
Сад теперь стал пеплом, сгинув в шторме огня и праведности. Старый, очень старый сад, высаженный ещё самим Сарагоном Мальтийским стал ничем иным, как сажей, которую разметало по острову. Прекрасные деревья, пышущие насыщенной листвой, роскошные кусты, принявшие десятки причудливых образов, изысканные цветы, от которых исходил невообразимый аромат,… теперь всего этого просто нет, оно сгинуло в жарком огне. Лавочки обернулись в груды металлолома, а дорожки, выложенные прекрасным камнем, разметало на все стороны. Нет, теперь это не сад и даже близко на него не похоже. Всё что могло напомнить о саде – сгоревшие деревья, стоявшие подобно мертвецам. От одного вида обугленного ствола сжималось сердце, и стыла кровь. Сама душа начинала протестовать против того, что такая красота сгинула в небытие.
Всё стало полем боя в Крепости Сарагона. Ничто не смогло укрыться от тяжёлой руки войны и даже те, кто не держал оружия в руках, во внешнем дворе встали плечом к плечу с гвардией Данте, оросив раскалённый камень и разорванную землю собственной кровью.
Замок Сарагона Мальтийского пострадал намного меньше, ибо по нему практически не стреляли. Архиканцлер возжелал архаичный замок оставить для себя и повелел его не брать на прицел. Стены, крыша и внутренний двор – всё осталось в полном порядке, на милость Архиканцлера. Но вот внутри царил полный бардак. Ассасины Императора поработали на славу, устроив самую настоящую бойню. Комната за комнатой, коридор за коридором, но они прошлись так, чтобы истребить всякое сопротивление для самих себя.
Ассасины устроили охоту за Данте и поплатились за это. Теперь их тела отправились спец. грузом обратно домой, но никто и ничто не нанесло такого урона, как предательство. Сам Замок находился в шаге от того, чтобы пасть в руки отступников, находился на грани острия «клинка судьбы».
Данте много размышлял о том, что могло стать причиной для предательства. Всё же он нашёл одну причину – тлетворное влияние агентов Архиканцлера. Вброшенные при переходе к Анафи они воплотились, как яд в крови. Медленно, но верно они отравляли светлые умы других бойцов, убеждая их в праведности мыслей и действий правителя. День за днём слова заговорщиков подбирали ключи к сердцам и умам своих собратьев, а те, кто отворачивались от ядовитых речей, но и не смели доложить командирам, из-за чести и уз братства.
Так всё привело к фатальному исходу. Одурманенные братья поверили лживым речам засланных провокаторов, и пошли на верное смерть, сорвав со своих душ все знаки верности ордену Лампаду. Отравленные бредом и сумасшествием они над своими головами подняли совершенно иной стяг.
Для заражённых лживыми идеями братьев теперь было только одно лекарство. Несколько грамм свинца навечно отправляли в небытие тех, кто отвернулся от чести и верности. Для предателей было только одно наказание. Оно исполнилось в скоротечности, воплотившись в быстрые приговоры трибунала ордена и ещё более моментальные расстрелы.
Когда с предателями было покончено, Данте взялся за реформирование того, что ещё можно назвать орденом. Пять сотен человек, пять рот в строю, не считая обслуживающий персонал. Все высшие командиры выжили, но командовать им теперь нечем. Тысячи сменились на сотни, и управлять сотнями дело капитанов, а не лорд-командиров, которые не могли разобраться даже где, чья и на каком куске острова юрисдикция. Система готова была дать сбой.
Старые звания и системы моментально сбрасывались в бездну, а на смену им пришли совершенно новые, ставшие отражением изначальности. Порядок после такой бури понадобилось наводить даже в войсках.
Магистр так и оставался на вершине всей пирамиды иерархии ордена, вновь взяв на себя роль мудрого диктатора. Сразу за ним сам глава ордена назначил «Капитул Ордена» и «Двор Ордена». Первый стал отображением власти военных структур и нужд, а второй выражал «полугражданские» потребности её же власть.
В «Капитул» теперь входили высшие офицеры, а именно «Прокуратории», сменившие лорд-командиров. Прокураториям давалось под управление тысяча человек, то есть когортой. Каждыми пятью сотнями, «тактическим корпусом», человек управление брал «Мортарий». Сотню, то есть «ударную роту», возглавлял теперь «Командор». Двадцать человек, именуемые «отделением», возглавлял «Лейтенант». Ну и пять человек, получившие название «звено», передавались под управление «Сержанта».
Магистр удалил слово «брат» из всех званий. Теперь, после гнусного предательства, несмотря на тотальную чистку, мало кто осмеливался назвать своего напарника и порой даже друга, братом. И из-за того, что бойцов осталось всего пять сотен, Магистр отдал всех их под управление только одного Прокуратория. Остальные остались сидеть без личного состава, но с должностью в Капитуле.
«Двор Ордена» Данте устроил несколько по-иному, устроив из него то, что должно обслужить слуг ордена. Весь «Двор» теперь состоял из так называемых «Управлений». Во главе каждого Управления стоял Администрарий, который и управлял его работой, как того пожелает. Всего было создано несколько Управлений, обслуживающих «полугражданских» лиц и дающим им хоть небольшое право поучаствовать в жизни «Лампады».
Как, только прибрав бардак в управлении Ордена, Магистр стал продумывать внешние действия. Завалы разберутся, тела уберутся и даже руины снова будут отстроены, но что делать дальше?
Сидя в своём кабинете, восстановленном после погрома, Данте размышлял над этим. Он оставил свой дубовый стол с компьютером, его не привлекали полки с книгами и взгляды в окна. Накинувший свою привычную и излюбленную одёжку, Валерон уселся в кресле и погрузился в самые глубокие размышления, став обращаться к самим глубинам своего сознания, слегка касаясь, подсознания.
Он не мог посоветоваться с кем-нибудь. Верховный Отец в прошлом, Великий Капеллан сейчас, Флорентин Антинори сейчас пребывает в больничном боксе. Старик еле как пережил сражение с врагом. Сменив рясу на бронежилет, библию на автомат и молитву на боевой клич он вступил на передовую и… его сердце колыхнулось, не выдержав такой нагрузки, но как хотел бы взять совет у него Данте, поговорить с тем, кто поймёт ледяную душу Магистра.
Морс постоянно пропадает на разгребании завалов, а Андрагаст Карамазов пятый день просто пьёт. Данте даже и не думал, что инквизитора так легко будет сломать. «Безжалостная карательная машина столкнулась о любовь и разлетелась в клочья…» – постоянно иронизировал Магистр Лампады и раздумывал о том, чтобы Карамазову дали седативные транквилизаторы, и он прекратил пьянствовать.
Каменное лицо Магистра не менялось несколько часов. Размеренное дыхание и взгляд в одну точку. Внезапно Данте полез в карман камзола и вынул оттуда бумажку, на которой принтер выдал из чернил буквы.
Зелёные глаза Магистра стали бегать по тексту, внимательно изучая его, словно ища подвоха… в сотый раз.
«Господин Магистр Данте Валерон. Я буду краток. Во время боя вы продемонстрировали недюжинную храбрость и умения в военном ремесле. Я прошу простить меня за причинённые неудобства и сделать вам предложение, от которого, как говорят за стеной, вы не сможете отказаться. Я предлагаю вам вернуться в лоно Автократорства Рейх. Нам понадобятся такие умелые и храбрые воины, как вы и ваши бойцы.
Ответа жду через две недели после данного сообщения. Надеюсь, вы примите правильное решение, и мы сможем с вами продуктивно сотрудничать во славу и сохранение Автократорства Рейх от тлетворных, развратных и всевозможных декадентских влияний.
В случае вашего принятия, прошу сообщить мне по специальному каналу связи. И если вы согласитесь, то Империя вам возместит все затраты на восстановление»
– Император и Архиканцлер, почётный тиран Иллирии и понтификарий Рима. Рафаэль.
Данте снова пробежался по письму и вновь его гложили десятки сомнений и противоречий. С одной стороны, он хотел восстановления ордена и его славы. Ему и его людям надоела эта кратковременная, но ненужная и безумная война. Но с другой стороны нельзя доверять новому Императору. Он всю свою «верность» и следование слову показал в Риме, когда расстрелял своего предшественника и утопил в крови митинг свободы, который ему доверился.
Все и в том числе Валерон понимали одну фундаментальную мысль – чтобы дальше бороться с Автократорством и Аравийскими Эмиратами, понадобится нечто превосходящее по силе их многократно. С ними невозможно сейчас бороться пушками, бомбами и оружием вообще. Для трёх орденов нужно решение, цепь событий, с которыми невозможно будет спорить и Архиканцлер вынужден будет пойти на уступки. «Где эти неоспоримые факты, которыми можно играть как на карточном состязании» – в вечную и цикличную мысль стал проваливаться Магистр.
Магистр внезапно поймал мысль. Решение, которое он хочет принять сложно и приведёт к цепочке событий, способную разжечь огненную бурю, способную уничтожить сам Рейх. Но нужно было идти на риск, если он хочет выжить и уберечь орден…
– Яго, – внезапно обратился по наручной рации, Магистр сохраняя ледяную выдержку голоса, – созывай «Неотложный Совет». Настало время навести порядок после бури в делах внешних. – Проговорил Данте и быстро покинул пределы своего кабинета.
