Однажды в промозглый вечер как-то тошно и муторно стало на душе, и я целенаправленно поплёлся в бар "Зелёная лошадь", раньше он назывался "Белый единорог", но в магистрате кое-кому показалось, что название слишком свободолюбивое, и под предлогом несуществования единорогов название попросили сменить в добровольно принудительном порядке. Правда и зелёных лошадей не существует, но новое название у контролирующих органов протеста не вызвало. Я поздоровался с Зюйдом, стоящим за стойкой, принял от него кружку тёмного пива – он как никто другой знает, что я заказываю в сумрачном состоянии, и уселся за столик в углу спиной ко входу, ясно давая всем понять – я за одиночное плавание к Бахусу.
Но есть категория людей, которая не понимает тонких намеков, через две кружки пива, рядом со мной шлепнулась знакомая туша.
– Пока королева спит, – сказала она и чокнулась со мной кружкой такого же тёмного пива.
Узнаю чок Виларибы и его фирменный тоскливый тост. Иногда его ещё используют в качестве приветствия. Хотя обычно ту же информацию запихивают в более весёлую форму, например: "Чтобы, наконец, эта стерва проснулась!", или: "А наша старушка ещё дрыхнет!" и т.д. Фраза "Пока королева спит" в устах Виларибы ясно давала понять, что настроение у него примерно такое же минусовое, как у меня, но если учесть, что он отставал от меня на две кружки, то… то он меня уже сегодня не догонит.
– И тебе привет! – сказал я.
– Знаешь, Боцман, на твоё место взяли сопливого юнца, так он начал весь шлюз окроплять святой водой, якобы от нечисти.
– Из папского источника?
– Из него самого.
– И что?
– Ясный перец – ничего. Нашей прожженной нечисти чихать на папу и иже с ним!
– Да, нечисть у нас нажористая, её водичкой не проймёшь… – согласился я.
– Но дело не в этом, – Вилариба придвинулся ко мне поближе, а это могло означать только одно: он начнёт делиться своими самыми последними изысканиями в выведении на чистую воду всемирного заговора ползунков.
– Ты думаешь, почему Амбиция затонула?
– Ну не вся, как недавно стало известно…
– Всё равно это глобальная карастрофа!
– Ужель ползунки виноваты?
– Они!
– Но в Амбиции не было ползунков.
– Вот именно! Это же был единственный свободный от них континент, не считая льдов севера и юга! А теперь что? – эффектная пауза, на меня взирают обладающие знанием глаза. – Они весь мир контролируют! К каждому у них тянется ниточка и к тебе и ко мне.
– Что-то я не вижу ниток, торчащих у меня из головы.
– Так они невидимые!
Он до жути логичен, как все немного тронутые. Впрочем, не мне судить и изводить тараканов в чужих головах, в своей бы с ними покончить.
– Раз так, почему ты о них знаешь, если бы они нас контролировали, то тебе бы таким мысли просто не пришли в голову.
– А ползунок, который мной управляет, не согласен с общим замыслом, – проникновенным шепотом сообщил Вилариба и придвинулся ко мне ещё ближе.
– Ну и какой их генеральный замысел?
– Не знаю, пока не знаю, но точно уверен – он архискверный!
– Женится тебе, Вилариба, надо. Погулял своё – и в стойло плодить детишек как все. Ты не думай, это не ползунки так хотят, чтобы управлять было легче, просто ничего лучше семьи для продолжения рода мы, свободные люди, не придумали за всё время развития.
А ведь мог сказать кое-что про его кепку, мол, не жмёт она тебе мозги? Дело в том, что Вилариба всегда ходил в кепке, точнее только в козырьке. Козырек держался на двух винтах, которые надежно своей резьбой цеплялись за череп. В детстве Вилариба неудачно упал и ударился лбом об угол стола, кусочек черепа при этом потерялся и его место один находчивый лекарь заменил серебряной пластинкой. Её-то он и пришпандорил двумя винтами. Спустя несколько лет Вилариба решил, что нечего функциональным элементам его головушки пропадать и подвесил к пластине козырек. С тех пор Виларибу без козырька никто не видел. Но ссылаться на дефекты головы собеседника – это крайний аргумент, и я его в споре не использую. А девки его и с козырьком любили, харизма у него была и сексуально хриплый голос… – это я тут не комплименты источаю, а констатирую. Меня-то его рулады на гитаре не колышат…
– Да какое развитие, одна деградация прёт!
– Знаешь, кого здесь не хватает?
– Ардо?
– Точно!
На ловца и зверь бежит: третьим за наш столик присел ещё один действующий сторож шлюза. Мы чокнулись и немного помолчали. А потом мы с Виларибой замолкли окончательно, так как заговорил Ардо. Если учесть, что заговорил он впервые за то время, что мы его знали, легко понять наше изумление. Да и заговорил он складно и конкретно, было совсем не похоже, что он пьян, или он мог симулировать свое опьянение так же безупречно, как и свою молчаливость.
– Мы не первый год друг друга знаем, и пришло время узнать друг друга ещё лучше. Сейчас совсем плохо сидеть в баре и напиваться – это можно было делать в прошлом и ещё много раз можно будет делать в будущем, но не теперь. Если вы не заметили, я вам обрисую сегодняшнюю картину жизни в нашем королевстве… – пауза. – Третий магистрат реально можно свергнуть! Недовольство народа есть? Есть. Желание намотать кишки магистра на свой локоть присутствует? Присутствует. Много свежей крови в городе, которую ещё не опутали наши законы и нравы, появилось? Появилось. Так чего же мы ждём?! Не можете ответить! – он щёлкнул пальцами, как победитель. А ведь у нас и времени на ответ не было, но Ардо продолжил дальше, совсем об этом не заботясь. – Создалась революционная ситуация. Действовать надо решительно и быстро в трёх направлениях. Первое, захватить арсенал, чтобы было оружие на случай затяжного конфликта. Второе, ударить в Вечный колокол – а вдруг королева проснётся – тогда магистру и без нас кирдык придет. И наконец, третье, если первые два замысла не удастся осуществить – открыть шлюз и затопить город.
– Воды же мало?
– Воды будет достаточно!
Тут я не выдержал и перебил:
– Ты это, случайно, не в "Пути диктатора" прочитал?
– Нет, своим умом дошёл.
– У тебя есть эта книга? – вспыхнул Вилариба и даже схватил меня за руку, а это не характерный жест для двух коллег-сторожей.
– Нет, просто демонстрирую боцманскую эрудицию, – отбрил я необоснованные притязания.
– Какие мы крутые, – непонятно на что обозлился он. – А знаешь ли ты, что твоя Майя – дочь одного из членов магистрата?
– Откуда информация?
– Оттуда! – он указал на потолок.
Я не люблю, когда в разговоре ссылаются на не наш мир. Некорректно это, также некорректно, как использовать крайний аргумент.
– Это правда, – подтвердил Ардо.
Если бы это сказал не он, если бы это сказал кто-нибудь другой, даже бы Эльза – я бы не поверил. Но это сказал Ардо. Я понял, что пить мне сегодня бесполезно.
– Сегодня на шлюзе дежурит новенький?
– А иначе как бы мы все могли здесь встретиться? – а ведь Вилариба мог просто сказать "да".
– Я пойду ночевать на шлюз, – сказал я и встал из-за стола.
– Мы все пойдем туда, – Ардо тоже поднялся. – И устроим веселую ночку обрызгивателю святой воды.
– Так вы его прозвали?
– Нет, обычно мы зовем его просто мудак.
Старые сторожа всегда знаю немного больше, чем сторожа молодые, вот и мы знали такие ходы-выходы в древнее здание шлюза, что проникли в него совершенно незаметно для стража, который, надо отдать ему должное, не спал и честно нёс свою вахту. Взобравшись на крышу охранной будки, мы стали изгаляться, как могли. Вилариба заунывно завывал: "У-у-у!" Ардо не своим, я бы даже сказал нечеловеческим, голосом орал: "Крови, мы хотим твоей крови!" а я в силу того, что длинные слова выговаривать уже не мог, да и вообще язык мой меня уже не слушался, просто скрёб осколком стекла по железному коньку крыши, получался мурашковызывающий звук: "Виз-з-з-ж-ж-ж". А вместе выходило следующее: "У-у-у! мы хотим… виз-з-з-ж-ж… твоей крови!" Вот так и рождаются страшные истории, ведь, наверняка, этот мудак внизу будет днём рассказывать, как чудом избежал смерти от лап нечисти. Самой отъявленной нечистью на шлюзе в эту ночь были мы, а где хоронилась настоящая нечисть я не знаю. Возможно, измерив количество алкоголя в нашей крови, она поняла: ловить здесь нечего, можно и по загривку схлопотать.
На крышу вылез только храбрый пёс Алый, которому стало любопытно – кто тут лютует… Но узнав своих, он успокоился… а мы его даже погладили (в рукавицах, конечно). Алый никак не помог новичку в разоблачении псевдонечисти, ведь собаки лучше людей знают – кто хороший, а кто так себе…
Как заснул – не помню. А проснулся я обыкновенным ползунком. У меня были прозрачные крылышки, шпага и раковина. Она нужна для того, чтобы не улететь навсегда в небо, если вдруг я стану легче воздуха. И друзья у меня были все самые настоящие ползунки и любимая – тоже была ползунком. Я ничуть не удивился такому превращения – в жизни и не такое бывает. Только как я теперь буду пить пиво? Оказывается, ползунки очень легко засыпают – вот и я заснул. И приснилось мне, что я настоящий человек, зовут меня Боцман и я жду свою суженную у окна. Я совсем не удивился тому, что из ползунка превратился в Боцмана – в жизни и не такое бывает. Но Эльза не приехала, приехала Александра, она подошла к окну, через которое я смотрел на нашу улицу, и сказала мне: "Боцман, это не твой сон", Это был, действительно, не мой сон, я подчинился укоризненному взгляду герцогини и проснулся. Снова я был ползунком и только один звук мешал мне им быть – это было мощное: "Бом, бом, бом!" – он как бы выталкивал меня из естественного состояния куда-то в неведомое. Где-то я его уже слышал…
Проснулся я на крыше шлюза от ударов часов, которые били на башне спящей принцессы, в компании Ардо и Виларибы. Чего только не приснится на свежем воздухе, в нечистом месте, особенно после всяких мутных разговоров про всемирный заговор ползунков! Вообще-то в нашем королевстве, а особенно в нашем городе, где уже несколько столетий почивает королева, людям довольно часто снятся вещие сны. Например, ночью видишь, что к тебе пришли гости, а днем – точно, твои кореша стучаться к тебе в дверь и хорошо, если ты приготовился и достал припасы, а если нет – пеняй на себя (тебя же во сне предупреждали). Единственным сном, который не сбывается и поэтому удалён из списка вещих, является сновидение про то, как королева просыпается. Его слишком часто видят представители самых разных слоев общества и профессий (для сторонников магистра это кошмар)… а толку – нуль. Пока королева спит.
– Вставайте, хрычи, завтрак проспите! – гаркнул я.
– Ты что ли пойдешь за завтраком? – спросил Вилариба.
– Завтрак – это цель, как революция… ик… ночью было ещё рано, а в обед будет уже поздно, ловить надо сейчас! – выдал я энергично.
– А из тебя бы вышел неплохой проповедник, и блеск в глазах при упоминании еды появился, – заметил Ардо.
На часах натикало уже одиннадцать часов и мы спрыгнули с крыши на смотровую площадку и спустились к Слепому. Теперь можно было уже не бояться выдать секрет перед новеньким – кто был нечистью сегодня ночью. Нельзя же чудака-мудака так травмировать, ведь нечисть есть, её не может не быть. Старый лоцман обозвал нас шалопутами, но, несмотря на наше шалопутство, накормил яичницей с салом, за что мы сказали ему троекратное спасибо и причислили к когорте замечательных людей нашего городка.
– Не волнуйся, Слепой, не посмертно причисляем, ещё при жизни.
– Марш по домам, шалопуты неразумные! – вежливо выставил нас лоцман и мы пошли по домам.
Не знаю как другим, а мне-то домой совсем не хотелось. Но я не откладываю трудные разговоры на потом, тем более что этого самого потом может и не быть, а тогда куда же денется трудный разговор – получается, я его пропущу? Нет уж! Что мне положено судьбой, то положено и этого не отнять. Вот и до дома дошёл – близко все-таки я живу от моей бывшей работы.
– Привет, шалопут! – поприветствовала меня Майя и весь мой стройный план разговора рухнул как карточный домик.
– Угу, – а надо было сказать хотя бы "привет".
Она взяла меня за руку отвела как маленького на второй этаж, усадила на стул, села ко мне на колени и сказала:
– Потому что так надо было.
– Что надо было?
– Ты хотел меня спросить, почему я тебе не сказала кто мой отец, и я ответила на этот вопрос.
Только не надо говорить, что всё это можно было рассчитать логически или увидеть во сне; может быть, у вас в головах и есть запасы серого вещества величиной с наш шлюз, а только у меня такого арсенала мудрости нету в наличии, а вещего сна я не видел, точнее, видел, но какой-то странный и совсем не похожий на вещий, да к тому же там Майи совсем не было. Вот так. Ладно, она меня ещё после этих загадок просто поцеловала, а то бы я её сам поцеловал – хотя этого я уже не упустил…
Я так крепко запутался, что оставалась одно: ждать пока чего-нибудь произойдёт потому, что «так надо»… даже если сейчас закрыть глаза и ни о чем не думать – всё равно запутаешься ещё больше.
Информаторы сообщают с мест, что в народе созревают протестные настроения. Так и до бунта может дойти. Нужно всех активистов посадить, а особо буйных повесить. Пущай проветрятся.
– Ах ты моя лапа, – погладил я Люси и та замурлыкала. Это ли не счастье? К сожалению, нужно было ещё и в шахматы играть. Отвлекает меня спящая стерва. Ладно, не долго ей до мата осталось…
Слышал я о выдуманной стране, но никогда туда не заглядывал. А сейчас довелось. Народ там придумывает королевства, историю, существ и живёт в этом выдуманном мире, лишь слегка соприкасаясь с миром … скажем так: не выдуманным ими (или выдуманным не ими). Я ходил и смотрел на эльфов, оборотней, гоблинов, троллей, гаргулий, ведьм и драконов, которые не были эльфами, оборотнями, гоблинами, троллями, гаргульями, ведьмами и драконами. Грустно. Одно дело, когда ты восхищаешься сказочным миром, в котором ты живешь (некоторые думают, что это реальный мир) и добавляешь к нему свою фантазию, и совсем другое дело, когда ты убегаешь из сказки своей жизни в придуманный ненатуральный мир…
Я ни с кем не разговаривал в выдуманном королевстве. Никто там не мог сказать того, чего бы я уже не знал, а мои словоблудия его персонажам были бы не интересны. К тому же меня там никто не замечал. Я же не перевоплощался и не играл и их игры, я был натуральным несмешным шутом и посему в выдуманной стране моя персона никого не интересовала. В свою очередь и меня не интересовали люди, которые играют в игры.
Но вот – и в этом вся прелесть жизни! – новый поворот. Мой путь повернула малина.
– Шут, куда ты спешишь голодный, когда я здесь разбросала спелые ягоды по своим веткам?
– Уже никуда не спешу.
– Вот и ладненько.
Я стал кушать её, она – учить меня.
– Я вывела правило и назвала его правило Малины.
– С удовольствием послушаю.
– Так слушай же, и оторвись от этой… нет уже этой… нет от всех ягод, я требую внимания!
Пришлось быстро слизнуть ещё парочку крупных малинок и сделать серьёзное лицо
– Внимаю, о королева ягод!
Малина зарделась и продолжила:
– Ягода, которую ты ещё не съел, всегда вкуснее той, что тает у тебя во рту.
Листья её затрепетали от осознания собственной мудрости.
– Полностью согласен, только это относится и к другим ягодам.
– Не спорю, но вывела-то его я, поэтому называться оно будет правилом Малины. И никаких гвоздей!
Гвоздей поблизости, действительно, не было никаких, даже стеклянных, оловянных и деревянных. Я не стал малину разочаровывать, ведь она была не права, точнее она по-малинному, возможно, и была близка к истине, а вот по отношению к тому, кто её вкушал – нет. Все было наоборот: ягода, которую ты только что закинул в свой рот – самая вкусная на свете, ведь другой у тебя может уже не быть. Люди обычно не думают о сиюминутности своего бытия и внезапной смертности своей. Что ж – это их право, право заблуждаться по любому поводу. Малина что-то почувствовала, какой-то отголосок моего несогласия уловила, кокетливо распустила листики и выдала мне новую тему разговора:
– Кстати, был ли ты на кладбище Богов?
– Нет, – ответил я, интересно, кстати, к чему она это сказала, мы же о Богах не говорили совсем.
– Ну-ну! – совершенно без эмоций сказала малина, и это был самый заманчивый призыв посетить кладбище Богов, так сказать, идеальная заманилка. Или замалинка.
Пришлось сворачивать и долго петлять, малина не знала точно, где находится кладбище, она про него слышала краем уха от плюща, плющ – от папоротника, папоротник – от ёлки, ёлка – от пня с мхом на холке… короче мне помог ветер, без него бы не нашёл.
Кладбище Богов располагалось в узкой долине, зажатой двумя скалами – чёрной и жёлтой. Солнце заглядывала сюда только в середине дня, да и то на пару-тройку часов, настолько скалы были круты, а долина – узкой, как горлышко трясогузки. Всю её заполоняли, загромождали и захламляли скульптуры, памятники, идолы, монументы, бюсты и прочие каменные изображения великих людей и разных по калибру Богов. Если слоны сами приходят в долину смерти, чтобы умереть подальше от любопытных глаз, то памятники сюда явно кто-то притащил. Кто, когда, зачем? Неведомо. Поправка – пока неведомо. Я протискивался между каменными истуканами и смотрел, просто смотрел на отражения мёртвых героев и Богов, живых когда-то Богов. Шло время, люди меняли историю и вот уже великие мужи плывут сюда на платформах, которые тянет множество рук. С Богами хуже, в них перестают верить, уже не приносят жертв, уже не молятся им… а возводят новых идолов и проливают кровь уже за них. Старых Богов забывают и тащат сюда, как рухлядь, как хлам, как мусор. Боги хранят молчание. Только одна фигура задрожала при моем приближении, она алкала моей кровушки, но не было ножа, способного перерезать мне глотку и древний Бог замер неоживлённый. Сейчас уже не разобрать надписи на постаментах, непонятно кто сидит на лошади и показывает мечом в даль, куда зовёт этот могучий воин свой народ, да и есть ли этот народ, или только жалкие потомки где-то распродают останки былой цивилизации по базарам и не способны на рывок за горизонт.
Десять месяцев я обследовал кладбище Богов, это было ещё до рождения родителей мальчика, который выберет себе звалку Боцман. Говорить слово «прозвище» более правильно? Зато звалка – смешнее. Я не нашёл ответов на многие свои вопросы, узнал лишь о богоборцах и кое-что ещё. А нашёл… лишь старика, он судорожно сжимал мешочек, исчерканный непонятной вязью, состоящей из белых палочек, рубящихся на фоне из темной шерсти.
– Здравствуй, старик, надо ли тебе еды или питья?
– Нет, – затряс он головой. – Тебе не обмануть меня! Но ты не возьмешь мешочек силой!
– Не возьму, но хотел бы узнать, что в нем.
– Ха! Ты не знаешь?! Там музыка Богов, и ты пришёл за ней!
– Нет. Я не знал, что она там. Расскажи мне о том, что произойдёт, если его развязать.
– Люди просто увидят музыку и услышат гармонию, а увидев и услышав такое, тут же забудут о войнах и прочей глупости.
– Тогда тебе самое время его развязать.
– Не могу. У меня нет полномочий.
Я подумал, что и у меня нет полномочий, и оставил старика цепляться за чудо дальше. Уныние, пропитавшее кладбище Богов, высушило меня, и я долго отмокал под струями водопада в другом месте и в другое время. Так было. По крайней мере, мешочек до сих пор там. Если у вас есть полномочия, придите и освободите старика от его бремени, или освободите его скелет, или просто подберите мешочек в пыли того, что некогда было человеком. И освободите музыку! Я даже провожу вас, не гремя бубенчиками, и обещаю не подпевать…
Ко мне в кабинет зашёл глава службы перевоспитания и доложил обстановку. Заключенные бодры, веселы, славят меня и перевоспитываются трудом. Смертность снижена, да и количество перевоспитуемых в летних лагерях уменьшилась. Система работает. Бунт лучше предотвратить, чем его заливать кровью.
Из будничного, прочитал бюллетень статистики. Мой рейтинг снова вырос… он растёт и достигает цифры 99 процентов, а потом плавно снижается до 95, я же не золото, чтобы нравится всем. Хотя и драгоценные металлы оставляют равнодушными около полпроцента граждан. Это нормально.
– …а потом я пришла в ваш дом и нашла тебя, – Майя закончила объяснение, которого я по большому счету не слышал, потому что витал в облаках.
– Значит, ты за революцию?
– Да, но если ты мне не веришь…
– Верю… Ни слова больше! – Я приложил к её губам свой указательный палец и она его незамедлительно укусила.
– Ай! Зачем же пальцы кусать?
– Потому что так надо! – передразнила сама себя Майя и мы засмеялись.
Если и были между нами какие-то недомолвки, то они растворились в этом смехе… ну и в том, что было до смеха и после.
– Расскажи мне сказку, – попросила Майя. – А то я не засну.
– Ну и ладно – не спи.
– Но тогда я и тебе спать не дам! – тут я понял, что и сам хочу спать.
Стоп! а куда делся день? Я помнил, как утром прощался с друзьями у шлюза, помнил, как пришёл домой вечером. А день-то где?!
– Так значит, сказку… сейчас я что-нибудь придумаю… гм… дело было так…
– Нет, так сказку не начинают. Надо говорить: в некотором царстве, в некотором государстве жил да был… – она так на меня посмотрела, что я забыл даже где и какое дело было.
– …жил да был…
– Ну?! – галера её взгляда протаранила баркас моих мыслей.
– Мальчишка, было ему лет пятнадцать, то есть самый тот возраст, когда идут добывать свой первый клинок.
– Это ещё что за штука такая?
– Это местный обычай в ихнем королевстве.
– Грамотно говорить так: в их королевстве.
– В их королевстве…
Всё-таки у меня железное терпение, в который раз мою сказку перебивают самым наглым образом, а я ничего – креплюсь! Железный боцман легко, как якорь, идёт ко дну…
– Было принято юношам добывать свой первый клинок самим. А делали настоящие клинки, а не какой-нибудь дешевый ширпотреб только в одном месте – внутри горы Кузнецов. Это такие искусные мастера, наподобие наших лупоглазиков, только специализировались исключительно по ковке и обработке металла. Обитали они глубоко в этих… недрах горы, а подходы к ним… к кузнецам охраняла всякая нечисть…
– Наподобие нашей у шлюза?
– Можно и так сказать. То есть она не охраняла кузнецов, а лишь поедала торговцев и всяких лихих людей, которые занимались переправкой мечей и другого оружия от кузнецов на поверхность. Дело это не зря считалось сложным и опасным, поэтому цена хорошего меча доходила до стоимости дома или доброго коня. А если юноша жил в небогатой семье, то клинок он мог получить никак иначе, кроме как отправившись самостоятельно внутрь горы Кузнецов.
– А он был красивый?
– Тебе какие юноши больше нравятся?
– Брюнеты… – она посмотрела на меня. – С длинными волосами и с тёмными глазами, выше среднего роста, ну и чтобы уд стоял, а не висел на полседьмого…
– Он был брюнетом с волосами до плеч, которые он подвязывал красной лентой… ну что ещё сказать, стройный был, а в черноте его глаз уже тонули девушки…
– А уд? – вот ведь зараза дотошная.
– Стоял! – успокоил я заразу.
– Мечта…
– Эта "мечта", не сказав родителям, куда он направляется, попёрся прямо к горе Кузнецов.
– Попёрся – убери, и как его звали, кстати?
– Попёрся – убрал, а звали его…
– Чтобы было мужественно и с перспективой… – задала очей очарованье тяжёлую задачу мне как рассказчику сказки.
– Чебурашка?
– Не пойдёт, – она уткнулась мне носом в шею, задышала, от этого внутри меня образовалась щекотка, а выдумывать «сказку на ночь» стало практически невозможно.
– Михей?
– Неа, – её дыхание обжигало…
– Воланд? – просто подвиг находчивости какой-то с моей стороны.
– Было уже, – и как она всё помнит?
Воландом звали ангела, являющегося маленькой девочке, которую родители назвали весело – Хлю, в одноименной сказке.
– Кирьян?
– Бр-р-р… – меня тоже затрясло от её "быр-ра".
– Володя?
– Пускай Володя отдыхает! – бархатистый смех украсил место отдыха Володи.
– Зёма?
– Туда же Зёму!
Фантазия моя стала давать трещину.
– Эх, Боцман, Боцман, – покачала надо мной головой хранительница очага. – Не умеёшь ты сказки рассказывать. Слушай и учись…
И она стала рассказывать эту же сказку про первый клинок, но так живо и проникновенно, что я сам оказался в собственно выдуманном королевстве и сопереживал приключением жгучего брюнета с тёмными глазами; отмахивался вместе с ним от нечисти в узких туннелях горы Кузнецов, плыл в бурном потоке и тонул; встретился с рыцарем и вместе с этим закаленным бойцом вступил в схватку, уже обладая заветным стальным лезвием. Сказка расцвела красками, набралась сил и ожила, и стала жить уже своей сказочной жизнью внутри нашей – несказочной.
Я даже к концу заснул, а это значит, что сказка получилась настоящей, ибо она выполнила свою главную функцию: заставила ребёнка закрыть глазки и провалиться в сон. Под воздействием волшебства чадо забыло о недоигранных играх, или недостроенных городах из кубиков или недорисованных картинках на бумаги. Я даже начал сон видеть про всё это… но меня жестоко растолкали.
– Пошли запускать змеев! – бодро призвала меня Майя, как будто это не она давеча хотела спать.
– Что?! – не проникся я соблазнительным замыслом.
– Время запускать змеев, Боцман, почему я должна два раза повторять?! – взъярилась королева моих снов (простите ваше величество, вы, конечно, незыблемо на первом месте всегда, особенно в эротических сновидениях, а тут – просто конъюнктура момента).
– Слушаюсь и повинуюсь, о луч света в тёмном царстве… – пелена дремы спала с моих глаз, и я мог уже в полном сознании увидеть лицо "луча света в тёмном царстве" в обрамлении копны золотистых волос.
Я как раз закончил два змея один – чёрный, другой – белый, формой они напоминали ползунков, только ползунков не в раковинах, каких мы обычно видим… У большинства людей сложился стереотип, что ползунки – это некие создания наподобие рака-отшельника, которые не могут обойтись без домиков на спинках. А это в корне не верно. Ползунки – существа стремительные! Вот и змеи получились свободными от этих своих грузил, с угловатыми силуэтами и хищными обводами – таких покорителей небес можно запускать даже в сильный ветер, и они не разрушатся в его резких порывах.
– Ого, почти точные копии живущих у тебя ползунков, – она не сказала "у нас" – плохой признак.
– Ага, без раковин.
– Так они гораздо изящнее, – она надела чёрные джинсы и такого же цвета куртку. Очень правильно сделала – нечего светиться яркими нарядами перед серой стражей.
Я тоже оделся в чёрное и мы вылезли на крышу. С кошачьей грацией Майя совершенно легко ходила по покатым крышам и бесстрашно перепрыгивала с одного дома на другой. В нашем квартале крыши домов практически сходятся – но все равно надо обладать определенным мужеством, чтобы ходить по ним как по мостовой, что ощерилась булыжниками далеко внизу. Без эксцессов мы добрались до места, которое кольнуло нас – мол, надо здесь запускать – так часто бывает, и мы, не мудрствуя лукаво, стали разматывать нитки. Ветер облизал змеев, они ему понравились и вот уже два ползунка выписывают в ночном небе нашего города причудливые фигуры. Где-то через полчаса, а может быть, через половину вечности, нас заметили стража, и сотрудники правопорядка (почему нет сотрудников «левопорядка», а?) стали предпринимать отчаянные попытки к задержанию нарушителей. Но новому указу магистра за змеев положено двадцать ударов плетками или штраф в двадцать условных единиц. Эту ересь ввели, потому что валюта Третьего "великого" магистрата стала быстро обесцениваться и её курс по отношению к золотой монете каждый день падал, вот золотая монета и была объявлена условной единицей – глупость по-моему – надо свои деньги делать такими, чтобы за них не боялись на торжище давать золото. Причем со штрафа за запускание змея десять единиц шло в карман стражников, поймавших нарушителя порядка. Так что замотивированные бойцы бодро свистели нам, приказывали сдаться, бегали вокруг домов, на которых мы "нарушали безобразия" и делали ещё много различных поползновений к нашему задержанию. Впрочем, все их усилия канули в Лету – у этих дуболомов просто не было шанса нас взять!
В эту ночь мы совсем не спали – после бурных приключений напились кофе и стали смотреть цветной экран, так как раз шёл утренний вестник, в котором рассказывалось о ночных происшествиях. Мы в него попали, хотя камера и не взяла наших крупных планов, но зато обидные для стражи жесты передала доступно для понимания (их сделали нерезкими, но всё равно они остались понятными), а больше нам и ничего не надо было – мы добавили в кофе коньяка и чокнулись за запускателей ползунков. Чок-чок!