bannerbannerbanner
полная версияВозле Чистых прудов

Сергей Владимирович Киреев
Возле Чистых прудов

«Сквозняк на полустанке…»

Николаю Мурашову


 
Сквозняк на полустанке,
И мачты фонарей —
Как жалкие останки
Погибших кораблей.
 
 
И дождь – косой, колючий, —
Пристал, как мошкара.
Гудок. Вагон скрипучий.
Поехали! Ура!
 
 
Унылый, низкорослый,
Сосед протер очки:
«Зачем вам эти весла
И эти рюкзаки?»
 
 
И мы с ним лясы точим
Про жизнь, что бьет ключом,
Горланим, и гогочем,
И кружки достаем.
 
 
И Колька тихо-тихо
Гитарный тронул гриф.
Ой, худо было, лихо,
Ой, жив я, братцы, жив!
 
 
Он был, как полоумный, —
Орал, махал, свистел, —
Костер на берегу мне
Впотьмах разжечь успел.
 
 
…Река нас разбросала,
Но путь один – вперед!
И я кормой на скалы
Летел, как идиот.
 
 
Борта по швам трещали,
А там – ищи-свищи,
И я к своим причалил
На тот костер в ночи.
 
 
…Гуляем. Где-то рядом
В фуражке проводник,
Как фриц под Сталинградом,
Скукожился, поник.
 
 
«Ребята, не буяньте!»
«Да ладно, ты же цел!»
И юный лейтенантик
С улыбкой к нам подсел.
 
 
Чужие – не помеха,
Когда они в уме.
Вот так бы нам и ехать
В плацкарте, в полутьме.
 
 
С гитарою по кругу,
С вином из алычи,
За Кольку пить, за друга,
За тот костер в ночи.
 
 
Вот так бы всем и мчаться
И знать, что устоим,
Что есть на свете счастье —
Причаливать к своим…
 
2013

«Солнца луч в окошке замаячил…»

 
Солнца луч в окошке замаячил.
Я в поход собрался на заре.
А сосед литруху охреначил
И полег под лавкой во дворе.
 
 
Я пошел к сияющим вершинам.
Я об них споткнулся, лоб разбил.
Мне шептали скалы: «Друг, скажи нам,
Кто ты есть и что ты здесь забыл?»
 
 
Я вгрызался в камни, лез на стены,
Рвался вверх, на штурм, на смертный бой.
У меня замашки рекордсмена,
Девки говорят, что я герой.
 
 
Я долез до неба, я победу
Посвятил им, девкам, как дурак,
А они внизу, вокруг соседа
Хоровод водили так и сяк!
 
 
У меня зловещая простуда,
А у них черемуха в саду.
Все, конец, корячиться не буду.
На рекорд, на подвиг не пойду!
 
 
Напрягать не стану силу духа.
Во дворе контакт найду с людьми.
Буду охреначивать литруху,
Буду человеком, черт возьми!
 
 
…Я к девчатам в логово пробился,
Я с народом выпил, закусил,
Я поймал кураж, развеселился,
А у них у всех – упадок сил.
 
 
Я – урод в семействе инвалидов.
Я самой стихии здоровей.
Баб хочу, подруг различных видов,
Всех цветов, размеров и кровей!
 
 
Спят в углу подруги дорогие,
Кореша от кайфа полегли.
Я хожу кругами – ностальгия,
И зовет, и манит край земли.
 
 
Я заел литруху витамином.
Я один от пьянки не полег.
Я иду к сияющим вершинам.
И рюкзак тяжел, и путь далек!
 
1985

«Сосульки на стенах, в каньоне темно и пусто…»

 
Сосульки на стенах, в каньоне темно и пусто.
Страховка готова, каяк набирает ход.
Серега Рагимов – король скоростного спуска —
В ревущем потоке, как проклятый, жилы рвет.
 
 
       Дай жару, Серега,
       Рискуй, режь углы!
       Как рожа бульдога,
       Осколок скалы.
       Но нет с тобой сладу,
       Пока ты в уме,
       Танцуй до упаду,
       Крутись на корме!
 
 
Мы первые здесь, у Сереги разведка боем.
Он лезет по пенным валам напролом, насквозь.
Прыжок! Новый слив! Злые брызги – пчелиным роем,
И каменный зуб – словно вбитый по шляпку гвоздь!
 
 
       На скользком утесе
       Сосна как скелет,
       Несет тебя, сносит,
       Назад ходу нет!
       Спортсмен или кто ты?
       Не стой на мели,
       Серега, работай
       Веслом шевели!
 
 
Алтайская осень, в каньоне колючий холод,
Тайга ошалела от крика гусиных стай,
Серега свои номера исполняет соло,
Кто может, тот должен. Серега, вперед, давай!
 
 
       Серега, дай жару!
       Заход, водопад!
       Борта от ударов,
       Как кости, хрустят,
       Ну что ты, ей-богу,
       Опять оверкиль!
       Дай жару, Серега,
       Победа – твой стиль!
 
 
       Дай жару, Серега,
       Со свистом – айда!
       Каскад – три порога,
       Большая вода!
       Под черною тучей,
       Греби, не зевай!
       Ты первый, ты лучший,
       Серега, давай!
       Серега, давай! Серега, давай! Серега, давай!
 
2012

«Спокойно, ребята…»

 
Спокойно, ребята,
Еще до заката
Шагать, и шагать, и шагать.
Шутить через силу
И рвать свои жилы,
И глотки луженые рвать.
 
 
За камни цепляйся,
Упал – поднимайся,
Веселье еще впереди.
Товарищ, чего ты?
Глазей на красоты,
Иди, и иди, и иди!
 
 
Метель миновала,
И вверх к перевалу
По ломаной рваной кривой
Взлетим от души мы,
А там до вершины,
До неба – всего ничего.
 
 
По старому следу
Вернемся с победой,
Со склона на ровную гладь,
Сойдемся на сходку
И будем в охотку
Гулять, и гулять, и гулять!
 
 
Баранки и сушки
Веселым подружкам
Дадим, чтоб на чай заманить, —
Нащупать зацепку,
И будем их крепко
Любить, и любить, и любить!
 
 
Про злую житуху
Слова им на ухо
Нашепчем опять и опять —
Потом, а пока нам
По кручам, по скалам
Шагать, и шагать, и шагать!
 
 
И рвать свои глотки,
Шнурки и подметки,
Ползти, и кружить, и петлять
До крика, до рева
И снова, и снова
Шагать, и шагать, и шагать!
 
1996

«Ущелье. Порог «Харакири…»

 
Ущелье. Порог «Харакири».
И в новом жилете своем
Серега, как маршал в мундире,
Со старта идет напролом.
 
 
Река нас приветствует: «Браво!
Еще один чудик и псих,
Он гений спортивного сплава,
В гробу я видала таких!»
 
 
«Эй, ты, вылезай, делай ноги! —
Свистит ему ветер, – назад!»
Но нет тормозов у Сереги,
Когда впереди водопад!
 
 
Он дьявол с веслом, если вкратце,
Не бицепс под майкой – гранит.
Держите Рагимова, братцы,
Он в космос сейчас улетит!
 
 
Здесь лодки с плотами, как хворост,
Ломает вода и жует.
Он знает: одна только скорость
Его сохранит и спасет.
 
 
И как палачи на расстреле —
Костлявые кедры вдали.
Серега идет на пределе.
Пора уже, прыгай, рули!
 
 
И желтый над скалами месяц,
Как коготь стервятника, крив.
Серегу река рвет и месит.
Он прыгнул. Случилось! Он жив!
 
 
В полете душа онемела.
Смешались в одно рай и ад.
Серега забыл все пределы.
Серега прошел водопад…
 
2015

«Хороша река Риони…»

 
Хороша река Риони,
Вдаль несемся напролом,
Краше мест во всем районе
Днем не сыщешь с фонарем!
Все нормально, все путем,
Стены скальные кругом.
Умудрившись встать в каньоне,
У костра сидим и пьем!
 
 
Наш запас – любые вина,
Двести двадцать килограмм,
Эй, товарищи грузины,
Приходите в гости к нам!
Если ты не враг, не хам,
Избежим кровавых драм,
У народа рот разинут,
Наливает каждый сам!
 
 
Удалые мы ребята,
Все спортсмены-мастера,
Пьем с рассвета до заката
И с заката до утра.
Ох, не время, не пора
Отрываться от ведра,
Пропадай моя зарплата,
Вот еще несут! Ура!
 
 
Пусть порог нас взял на мушку,
Пусть оскалилась река,
Восемнадцатую кружку
Я освоил в три глотка.
Ох, крепка моя башка,
Как полено, как доска!
Не боюсь пропить подушку,
Не боюсь намять бока!
 
 
Знают все – я парень крепкий,
Но сегодня в путь не смей!
Рожа – в клочья, лодка – в щепки,
Нету весел, нет вещей.
Только хмель к башке моей
Прицепился, как репей,
Эй, сюда, товарищ в кепке,
Наливай и пей, пей, пей, пей, пей!
 
 
Пей до дна. Печаль прогоним.
Ты нальешь, и мы нальем,
А потом заржем, как кони,
Закудахчем, запоем.
Все нормально, все путем,
Ведра полные кругом.
Хороша река Риони!
Мы еще сюда придем!
 
1984

С. Киреев (в центре), 1978, река Кодори (Абхазия)


«Эх, печаль проклятая дает мне жару…»

 
Эх, печаль проклятая дает мне жару,
Депресняк терзает, колошматит, бьет!
Но Серега Крюков, мой товарищ старый,
Мне сказал с усмешкой: «А пошли в поход! —
 
 
Водный, лыжный, горный,
Все равно какой,
Ты мужик упорный,
Так смелее, в бой!
 
 
Сквозь любые бури —
Шагом марш, ура!
Ты спортсмен, в натуре,
А не хрен с бугра!»
 
 
Вот я и отправился в поход с Серегой,
Чтоб адреналином организм лечить
От кромешной спячки, от возни убогой —
Вот он, лучший метод – носом землю рыть!
 
 
В гору на три тыщи,
Закусив губу,
Я взбежал. Глазищи
До сих пор на лбу!
 
 
Старт. Порог! Ей-богу,
Нас река сожрет,
Но кричит Серега:
«Ничего, вперед!»
 
 
Где вы, чай с повидлом, кренделя с какавой?
Снег по морде лупит, нет дороги вспять!
Встали. И Серега щурит глаз лукавый:
«Если все замерзнет, будем лед долбать!»
 
 
Дождь бузит во вред нам,
Пьяный вусмерть, в хлам!
И палатки ветром
Унесло к чертям!
 
 
Он и нас, подлюка,
Волокет во мрак,
И смеется Крюков:
«Хорошо-то как!»
 
 
У Сереги – сила! Каждый мускул – камень!
Он мне ногу скручивал тройным узлом,
Типа, для разминки. Я скрипел клыками,
Он меня в байдарку загонял пинками,
А потом обратно выгонял веслом!
 
 
С вьюгой вперемешку
Ледяная мгла —
Вот про что усмешка
У него была!
 
 
Пропасть. Нет дороги.
На краю стоим.
Взгляд хитер Серегин:
«Это что, экстрим?»
 
 
Пить бы мне с ребятами портвейн в подъезде, —
Видно, братцы, в тактике моей прокол,
Может, я не выживу, помру вот здесь я,
Может, зря я с Крюковым в поход пошел?
 
 
Выжил. Ну, гляди-ка ты,
Пошли дела!
Хоть глаза навыкате,
Башка цела!
 
 
Я не чудо в перьях,
Не трухлявый пень,
Не тюфяк теперь я,
А скала, креме́нь!
 
 
Если вдруг задумает судьба по пьяни
Раздолбать счастливую мою звезду,
И вообще по жизни мне хреново станет,
Я с Серегой Крюковым в поход пойду!
 
 
Крюков – это круто,
Это круче всех:
Вбок свернуть с маршрута —
Самый главный грех!
 
 
Так вот я и шпарю
По прямой. Ура! —
Закаленный парень,
А не хрен с бугра!
 
2012

«Я в поход собрался с Мурашовым Колькой…»

 
Я в поход собрался с Мурашовым Колькой.
Я четыре ночи штопал спасжилет.
За окном вагона – дождь холодный, колкий,
Поезд еле дышит, чертов драндулет.
 
 
Прикатили. Вышли. И веселым ревом
Нас река встречает: всем вам тут хана!
Нас, как рыбу, глушит с Колькой Мурашовым
В вертикальном сливе пенная волна!
 
 
«Мы не сброд, не гаврики!» —
Кричали мы реке.
Мы в рекордном графике
Несемся налегке —
 
 
День и ночь, по-взрослому,
Не абы как-нибудь,
Наши руки с веслами
Срослись – не разомкнуть!
 
 
Аж в загривке спазмы от такой житухи!
Мой товарищ Колька вдумчив и хитер —
Он в сельпо надыбал местной бормотухи
И под звездным небом разложил костер.
 
 
Первый тост – за девок, за любовь к России!
Мы Сатурну машем: «Как дела, Сатурн?»
А вокруг заборы – черные, кривые,
И народец бродит – скрючен и сутул.
 
 
Кольку сольным номером
Решил я удивить:
«А слабо до моря нам
Отсюдова доплыть?
 
 
Люди там счастливые,
Гласит о них молва —
Сильные, красивые,
Там Родина жива!»
 
 
Мы с утра рванули. Нам туда, где солнце,
Где друг другу люди глотки не грызут!
Без просмотра, с ходу напролом несемся
День, другой, десятый, в стужу и в грозу!
 
 
Эх, не зря у Кольки кровь кипит в аорте,
Он потом по жизни выиграл все бои,
А ко мне, вон, тоже и в труде и в спорте
Кубки и медали липнут, как репьи!
 
 
Это после сбудется,
А нынче – ливень, шквал!
Месяц мокрой курицей
Скукожился, увял!
 
 
Нынче, как в трясине, я
В печали и тоске,
Где ты, море синее?
Хреново на реке!
 
 
Ничего, прорвемся, ходу, Колька, ходу!
Молодым и буйным гонка не во вред!
Мы хотим все сразу – скорость, жизнь, свободу,
Горы, небо, землю, где заборов нет!
 
 
Да еще чтоб волны били в лоб, наотмашь,
Чтобы ветер душу прожигал насквозь!
Колька, не забыть мне первый тот поход наш,
Как мы к морю мчались сдуру, на авось!
 
 
Срок прошел. До цели
Не успели мы доплыть,
Но зато успели
Кой-чего сообразить!
 
 
Братцы, буду гадом —
Счастье рядом, за углом,
Если друг твой рядом
И заборов нет кругом!
 
2014

С. Киреев (второй справа), 1973, Подмосковье

 

«Я пень. Я старый хрен…»

 
Я пень. Я старый хрен!
Но вот вам, всем назло —
Зацеп! Обратный крен!
Опора на весло!
 
 
Высокая вода.
Скребусь вдоль серых скал.
Никто свой нос сюда
Ни разу не совал.
 
 
Но ты сильней стократ
Стихии и судьбы,
Когда свои кричат:
«Греби, греби, греби!»
 
 
Река в кипящем сливе, в пенной бочке
Вбивает брызги в нас, как гвозди в жесть!
Ребята на плоту дошли до точки,
А я плыву в каноэ-одиночке,
Они потом расскажут, кто я есть!
 
 
Отвесный голый склон.
Холодный гиблый край.
Я вижу: это он —
Порог «Ворота в рай».
 
 
Вдоль скальных берегов
Несутся вслед за мной
Обрывки облаков
Над горною грядой.
 
 
Друзья кричат: «Живей!
Кончай крутить башкой!
Ты смелым был в Москве
В пивнухе на Тверской!»
 
 
Они правы: «Ты здесь, герой, греби же —
Сюда, по центру, – с краю не пролезть!
Эй, чемпион, к ребятам будь поближе,
Они тебе расскажут, кто ты есть!»
 
 
Гребу, несусь, лечу —
Я принял этот бой,
Скольжу, кручу, верчу
Веслом, как кочергой!
 
 
Закат – сплошной ожог
У неба на груди.
Прорыв! Вираж! Рывок!
Ущелье позади!
 
 
…И мы привяжем плот,
Гитару расчехлим,
И тихо поплывет
Меж сосен синий дым.
 
 
Мы вспомним у костра, как наши рожи
Кромсал сквозняк, и марши в нашу честь
Свистел, и мне шептал: «Пройди, ты можешь».
И я прошел. Я знаю, кто я есть…
 
1999

Раздел III

В следующем разделе – песни о моем дворовом детстве, о школьных друзьях, о событиях юности и молодости, о дорогих мне людях.

«А гости под коньяк сметали походя…»

Т. К.


 
А гости под коньяк сметали походя
Зефир с повидлом, кофе с коньяком,
А мы на крыше корчились от хохота
И танго танцевали босиком.
 
 
И звук трубы из старого транзистора,
Звенящий, как тугая тетива,
В душе дрожал надрывно и неистово,
И от вина кружилась голова.
 
 
И мы, казалось, видели воочию
Вращенье звезд, вращение земли,
И мордами ленивыми ворочали
Троллейбусы визгливые вдали.
 
 
Трамваи тишину терзали трелями,
В ручьях шумела талая вода.
И от весны под утро одурели мы,
И ты со мной осталась навсегда…
 
2007

«А мы печаль той ночью в шутках прятали…»

 
А мы печаль той ночью в шутках прятали,
И чистый снег, светлее серебра,
Над перевалом плыл, и звезды падали,
И мы с тобой сидели у костра.
 
 
       А путь домой далек, и вор на воре там, —
       Народ веселый ходит, пьян и сыт,
       И серый снег над серым нашим городом
       Который век проклятием висит.
 
 
И ты балбесу служишь толстокожему,
Хозяин, бог – подлей и проще нет, —
Покой блюдешь, напитки подаешь ему,
Коньяк с лимоном носишь в кабинет,
 
 
       И режешь ананасы, авокадо ли,
       И смертная тоска – твоя сестра,
       И помнить нету сил, как звезды падали,
       И мы с тобой сидели у костра…
 
2012

«Акация тощая, жалкая…»

 
Акация тощая, жалкая,
Трамваев шальной перезвон.
Он мерз под окошком, он ждал тебя
У каменных круглых колонн.
 
 
Ты вышла: «Да ну его к лешему!
Такси! Ну чего ты? Погнал!»
И ветер взахлеб, как помешанный,
Вдогонку тебе хохотал.
 
 
И, как под могильными плитами,
В дому, где любви ни на грош,
С балбесом каким-то упитанным
Спокойно и скучно живешь.
 
 
И бьется в ознобе и трепете
Вдали, за окном, старый сад,
И к югу, к теплу гуси-лебеди
Над лесом осенним летят.
 
 
Вы счастье куете без устали,
Но холод на сердце, зима,
Хоромы с хрустальными люстрами —
И крепость твоя, и тюрьма.
 
 
Ты спишь после пива прохладного,
И в памяти он, только он,
Кто мерз у подъезда парадного
У каменных круглых колонн,
 
 
Кто в смутную пору далекую,
Как тень, за тобою ходил,
И, глупую, злую, жестокую,
Тебя больше жизни любил…
 
2009

«Ах, какие там вились вокруг фраера…»

 
Ах, какие там вились вокруг фраера!
Он там сбоку припеку – в нулях, не у дел,
Он влюбился в нее – в королеву двора,
Он был юный спортсмен. Он романсов не пел.
 
 
И на потеху котам и воронам
Он до потери рассудка и сил
Каждую ночь у нее под балконом
На перекладине сальто крутил!
 
 
«Что мне с этой любви? – хохотала она —
Даже плед из нее, даже плащ не сошьешь!
Я сто раз эту чашу испила до дна,
К мамке топай домой, мелюзга, молодежь!»
 
 
Смертной тоской, словно пулей, прострелен,
Он, сколько мог, васильков накупил,
И для нее, для нее все быстрее
На перекладине сальто крутил!
 
 
И деревья шептали ему в полусне:
«Ладно, хватит, сдавайся!» Он сдался, и вот
В серой шляпе и в шелковом ходит кашне,
В общей свите коньяк под анчоусы пьет.
 
 
Все – рядом с нею: балбес, клоун, даун.
Он среди них, он давно позабыл
Ту развеселую пору, когда он
На перекладине сальто крутил!
 
 
И, четвертинку нащупав за шторой,
Дядя Сережа – сосед, старожил,
Вдруг протрезвел: «Кто вы все? Стая, свора!
Нету людей! Был один – тот, который
На перекладине сальто крутил…»
 
2013

«Был уныл и обычен пейзаж за окном…»

 
Был уныл и обычен пейзаж за окном:
Месяц – крюк для петли, светофор – как скелет.
Мы на кухне всю ночь просидели втроем:
Я, Володька и он – настоящий поэт.
 
 
И, как колокол, били на стенке часы.
Он-то знал, что осталось всего ничего,
Что Володька да я, да дворовые псы,
Что в потемках скулят, будут помнить его.
 
 
Он читал им стихи, он с руки их кормил,
И страна, как глухая старуха, сквозь сон
Еле слышит его – нет ни сердца, ни сил,
И последней листвою бульвар занесен.
 
 
Он стоял на балкончике с трубкой во рту,
Нам вдогонку махал: «Ничего, не беда!»
Словно в вечность на маленьком хлипком плоту
Сквозь листвы хоровод уплывал навсегда…
 
 
А потом захудалый оркестрик хрипел,
И летели на гроб комья мерзлой земли,
И сквозь джунгли домов, где душа не у дел,
Мы, не видя дороги, с Володькою шли.
 
 
Вот поганой метлой гонят псов со двора.
Спит родная страна. Ей спасения нет,
Если душу порвали шальные ветра,
Если сгинул во тьме настоящий поэт…
 
2005

«В небе холодном тайком, втихомолку…»

 
В небе холодном тайком, втихомолку
Лист одинокий летит.
Озеро дремлет, и ворон на елке
Зорко за нами следит.
 
 
Смех да веселье у пристани старой —
Возле воды, вон, в кругу
Песни поют у огня под гитару
Люди на том берегу.
 
 
Хмурые мы и не в меру хмельные,
Вот и костер догорел.
Тучи над лесом надменные, злые,
Ветер нахален и смел.
 
 
В споре слова безнадежно и глухо
Вязнут, как сани в снегу.
Да обойдут вас разлад, заваруха,
Люди на том берегу!
 
 
Мы ваших песен вовек не слыхали.
Мы голосим невпопад.
Сердце поет: трень да брень, трали-вали.
Банки и склянки звенят.
 
 
Птицы умчались от нашего хора,
Бьется в ознобе камыш.
Как же ты к нам залетел, черный ворон,
Что ж ты над нами кружишь?
 
 
Отблеск костра на воде, как тропинка,
Вот бы, крестясь на бегу,
К вам – без оглядки, роняя ботинки,
Люди на том берегу.
 
 
Песни без слов, без души и без плоти
Нас при себе стерегут.
Пойте же, пойте, мы слышим вас, пойте,
Люди на том берегу…
 
1995

«В окне – деревьев ряды кривые и черные…»

 
В окне – деревьев ряды кривые и черные,
Летит, летит вагон сквозь холод и мглу.
Плывут, плывут вдали огни семафорные,
И синий луч крадется вскользь по стеклу.
 
 
Застолье. Песни. Отблеск костра далекого.
Она в соседнем купе, в полутьме – одна.
Красивый парень кружит вокруг да около,
Лимон кромсает: «Давай за любовь, до дна!»
 
 
…Из злой осенней стужи сумерки сотканы,
И он шептал среди хмельной суеты:
«Весельем полон мир, любыми красотками,
А я всю жизнь искал такую, как ты.
 
 
С тобой, и только с тобой в кино и на танцы я
Летал бы на крыльях, и сад бы завел и дом»
Она ему: «Да вон, смотри, моя станция,
Бросай гульбу, если так, вставай и пойдем!»
 
 
И он под звон стаканов танго насвистывал,
И он под стук колес раскис и размяк,
И сердце, сердце в такт стучало неистово:
«Ну что же ты, иди за ней, сделай шаг!»
 
 
И он остался, в гулянке увяз, как в омуте,
А после во сне тыщу лет ей дарил цветы
И вел ее в вальсе по солнечной светлой комнате,
«Ну где она, где, – шептал, – такая, как ты?..»
 
2010

«В синих сумерках облако, как одинокая льдина…»

 
В синих сумерках облако, как одинокая льдина,
Отражается в озере зыбким дрожащим узором,
И с отчаянным криком уносится клин журавлиный,
И осенние листья летят над Серебряным Бором.
 
 
Москва. Хорошевка. Пустырь возле старой школы.
Живет королевство мое, значит, жив и я,
Вот здесь я и рос, как крапива, шальной, веселый.
Сто лет пролетело. Привет вам, мои друзья…
 
 
В прятки, в «штандар», в «слона» мы играли, в лапту, в расшибалку,
Я по этим наукам – магистр, бакалавр, академик.
Вот пожарная лестница – как же я шел к ней вразвалку,
И Наташке кивал: «Хочешь, прыгну? Скажи, мне не жалко!»
И свистел, и бросался в сугроб с самых верхних ступенек!
 
 
На клич «Будь готов!» мы в ответ были крикнуть рады:
«Спартак – чемпион!», он с ума, меня, сволочь, свел,
Ах, как мы учились удары держать, не падать,
Ах, как мы рубились с соседним двором в футбол!
 
 
Помню лучший наш матч – «восемь: семь», и сосед дядя Саша
Каравеллу – пять мачт – нам вручил: «Это вам – вроде кубка.
Ну, команда у вас!» Помню, как он вдогонку нам машет,
И вздыхает, и курит свою капитанскую трубку.
 
 
Семь футов под килем и больше. Река Бездонка.
И берег песчаный до голых корней размыт.
Плывет каравелла, и, следом летя вдогонку,
Взахлеб завывая, сквозняк в парусах звенит!
 
 
…Щепки с листьями жгут. Молотками колотят по жести,
Словно в колокол бьют поминальный за серым забором.
Мы на мостике хлипком стоим. Мы пока еще вместе.
И осенние листья летят над Серебряным Бором…
 
2010

С. Киреев, 1962, Москва

 

«В старом парке стоим. Нам в лицо смотрят статуи строго…»

 
В старом парке стоим. Нам в лицо смотрят статуи строго —
И горнист, и балбес, вон, из гипса, что бьет в барабан.
Юлька ловит кленовые листья, и друг мой Серега
Португальский портвейн наливает в граненый стакан.
 
 
Пьем за школьные годы, за братство дворовое наше,
За живых и ушедших – за верных товарищей пьем,
За отличницу Юльку, что всех веселее и краше,
И смеется она: «Что с того, если жизнь кувырком?»
 
 
Муж большой бизнесмен у нее и известный политик,
Он тугим кошельком ловит баб, как плотву на блесну.
Мы с Серегой поем про камыш, Юлька шепчет: «Спасите!»
Мы читаем стихи про любовь, Юлька шепчет: «Тону!»
 
 
Ни души и ни чести у мужа. Так есть и так было,
Хоть ищи ты их в полдень с прожектором – ноль, пустота!
«Эх, зачем я назад из Парижа в Москву прикатила, —
Юлька режет лимон, – кроме вас, тут и нет ни черта!»
 
 
Ой, пройдет, пошумит листопад, ой, зима будет злая!
Холода, холода свой безумный начнут хоровод!
Мы даем ей перчатки из шерсти, и Юлька, вздыхая,
Португальский портвейн из стакана граненого пьет.
 
 
Эх, гитара была б, мы б еще про фонарики спели,
Что в потемках промозглых качаются возле пивной!
Вот сиреневый сумрак ложится на сосны и ели.
Юлька шепчет: «Ребята, пора возвращаться домой…»
 
2005
Рейтинг@Mail.ru