полная версия
Сергей Владимирович Киреев
Возле Чистых прудов
«Мы с супругою Марусей дом задумали построить…»
Мы с супругою Марусей дом задумали построить,
Мы вложили сбереженья, чтобы прибыль наварить.
Нам структуры обещали в десять раз доход утроить,
А потом его по новой в двадцать раз учетверить!
Год проплелся, как колхозная кобыла.
Вот мы приняли по стопке ровно в пять!
Это утро новой жизни наступило,
Можно выручку с наваром изымать!
Я постригся и побрился, на рубахе вывел пятна,
Я костюм надел – ей-богу, в первый раз за десять лет,
В банк пришел – к окошку, к стойке: «Братцы, вклад хочу обратно, —
Плюс проценты – дивиденты! Вот мешок мой, вот пакет!»
А у них на стенках – графики, расчеты,
А на лицах – безмятежность, благодать:
«Отвали, моя черешня, мы банкроты.
Мы не можем ничего тебе отдать!»
Что ж, облом. Бывает, ладно. У меня в восьми конторах
Деньги крутятся – все выверено, распределено!
Я бегом через дорогу – наводить там страх и шорох.
Офис. Очередь. Ограда. Страшно. Холодно. Темно.
А из окон – автоматы, пулеметы,
А из двери голос мрачен и тяжел:
«Ты чего, козел, не видишь, мы банкроты,
Нету денег и не будет. Прочь пошел!»
Я – в сберкассу – на трамвае. Я там тоже обозначен,
Мне очкастая мегера огласила результат,
Я услышал и затрясся, стал горбатым и незрячим!
«Я вам смерть устрою, суки, от патронов и гранат!»
Я как будто в единицах – в литрах пива —
Двести кружек им оставил на счету,
А назад беру одну и с недоливом.
Все на ветер, все сквозь пальцы, в пустоту!
У меня болезнь случилась – белка – белая горячка.
Я глаза залил сивухой, взял бульдозер напрокат,
Со двора на них наехал, мне полтинников полпачки
С перепугу отстегнули. «Больше нету», – говорят.
Мы с супругою прикинули потери.
Мы в обнимку вместе встретили рассвет.
«Ты прости меня, Маруся, я им верил,
А они мне – хрен на рыло, и привет!»
Мы шампанское достали, яйца чистим на газету,
Мы стаканы ставим на пол, дальше думаем, как жить:
Стены голые. Разруха. И не сядешь – стульев нету!
Мы тогда их все продали, чтобы в выручку вложить.
Нас сосед вторые сутки спиртом поит,
Он пожар в душе не в силах усмирить, —
Место знает, где удвоить и утроить
Сумму денег, а потом увосьмерить!
Из-под плинтуса последнюю заначку
Мы с Марусею, рыдая, достаем.
Мы к соседу приближаемся враскачку,
Он ведет нас за собой. И мы идем…
2001
«Нету прав у меня, и талон – три недели – просрочен…»
Нету прав у меня, и талон – три недели – просрочен,
Я к тому же нетрезв, я для Алки фиалки везу.
«Мусора» мельтешат среди ночи в кустах у обочин,
Встали. Ждут. Наготове свистки и стволы на весу.
Они хотят денег, им надо дать в лапу.
Но я «лимон» ровно уже другим дал.
И я лечу мимо. Эй ты, старлей, лапоть,
Уйди с пути. Скользко! И мне проспект мал!
Я «сто сорок» иду, и вдогонку, по свежему следу, —
Кавалькада – сирены, мигалки сквозь дождь напролом!
Только ход не сбавлять! Я до Алки своей не доеду,
Если их в дураках не оставлю за первым углом.
Они хотят денег! И я кричу: «Звери!
Да вам давно надо воткнуть в капот флаг,
Где кости крест-накрест и посреди – череп!»
А мне платить нечем, и, значит, я – враг!
Я ныряю под мост, а у насыпи – черные тени,
Это в кожаных куртках ОМОН мне сигналит: «Стоять!»
Ухожу во дворы, бью бордюры, считаю ступени,
А они без колес. Это значит, что будут стрелять!
Они дела знают. Они ребят ловят,
Они ко мне тянут ручищи сквозь тьму.
Сегодня им скучно. Они хотят крови,
А я хочу Алку. И я на газ жму!
Переулок. Пустырь. Поворот. Вот из сумрака вырос
Честный фраер – фонарь, свет пролил на меня мусорам.
Ты же, сволочь, сто лет не горел, что с тобой приключилось?
Хватит! Фазу руби! Я конторе на лапу не дам!
Все. Бензина ни капли. Конец. Я повязан. Достали!
Но в «лопатнике» тоже, хоть падай, хоть плачь, ни хрена!
Закусь, курево взяли, фиалки – и те отобрали,
Пнули бампер ботинком. Ушли. Я один. Тишина.
И мне пешком к цели, вот там, в саду, в парке
Шагать, углы резать, петлять среди пней.
У них у всех – «пушки», у них у всех палки.
А у меня Алка. И я иду к ней…
1993
«Ночь. Мы одни в палате, как в могиле…»
Ночь. Мы одни в палате, как в могиле.
Спит мертвым сном охрана на постах.
Друг подыхал, пока мы водку пили,
В рай тихо плыл с улыбкой на устах.
Нас восемь рыл. Мы восемь литров съели.
Дурик в пенсне сказал: «Хана! Капут!
Кайф у врачих, качели-карусели —
С Сашкой, ментом. Они к нам не придут!»
Гришка стакан за пазуху упрятал, —
Красный, кривой, безумный щурит глаз:
«Полный вперед! Лечи его, ребята!
Если не мы, то кто заместо нас?»
Дрозд за окном среди скрипучих сосен
Пел, а у нас беда справляла бал.
«Друг – среди нас. И мы его не бросим! —
Хроник Колян со стула прокричал, —
Не потерплю, не дам козлам поганым
Брата, бойца оттарабанить в морг!
Нет, никогда коллегу, корефана
Смерть не возьмет на понт и на измор!»
Мы на него насели всей палатой.
Чайный экстракт, глюкозу, люминал,
Кальций и хлор, сульфаты, блин, нитраты
Друг с наших рук глотал, глотал, глотал!
Васька, хохол, горилки ему с перцем
Ввел двести грамм – в артерию шприцом,
Шнур отодрал от лампы и сквозь сердце
Ток пропустил: «Товарищ, все путем!
Тост номер раз: за то, чтоб ты не помер,
Чтоб за любовь хмельное пил вино!»
…Друг подыхал под капельницей в коме.
Свет не горел, и дождь стучал в окно.
Финиш. Причал. Швартовка на тот берег.
Жизнь – на нуле, а смерти – пруд пруди!
Петька в слезах петлю отгрыз от двери:
«Мы победим! Братан, не уходи!»
Он проскрипел протезом необутым
Вальс про любовь, и к телу, вон, к ушам
Шланг прикрепил: «Вранье, что все там будем!
Друг, шевелись, и ты не будешь там!»
Он стрептоцид на грудь ему насыпал, —
Жила змеей забилась возле лба.
В горле, в груди пошли сухие хрипы,
Пульс проступил, и дрогнула губа!
Друг взял стакан, просунул палец в прорезь —
Сквозь простыню – рефлекс тренировать:
«Пью за людей, за то, что вы боролись —
Чтоб нам всегда бороться, побеждать!»
…Вот – новый гость в каталке, у порога.
Утро. Подъем. Медсестры в медный таз
Бьют молотком: «Братишки, ради бога!
Черт вас дери! Спасайте, на подмогу!
Если не вы, то кто заместо вас?!»
1998
«Я сегодня интим заказала заранее…»
Я сегодня интим заказала заранее.
Он обязан, собравшись с остатками сил,
Уделить на меня хоть частицу внимания,
Ну давай, уделяй, что ж ты зенки залил?
Он теперь бизнесмен, а ведь был классным шо́фером,
Мне подарки из рейсов в мешках доставлял.
Он сидит вон, бузит, коньяку хочет с кофием
И кричит мне, зараза: «Маруся, аврал!»
Я ему: «Дорогой!», он: «Молчи-ка ты в тряпочку!»
И махает мне тапком, не ставит ни в грош,
Будто я для него насекомая бабочка:
«Дай баланс дочитать, ну чего пристаешь?»
Он сейчас будет трубку терзать телефонную,
Я уже к ней ревную, как к бабе живой.
Я ему тычусь в спину, как в стену бетонную:
«Да очнись же ты, черт, я твоя, я с тобой!»
Я смотрела кино, как графья обращаются
С контингентом графинь – все «мерси» да «бонжур»,
На каретах в обнимку по рощам катаются,
И притом у них с де́ньгами полный ажур.
Я страдаю от снов, от навязчивой мании.
Я хочу, чтоб он трезвый, на фоне зари
Уделил на меня хоть частицу внимания!
Ну давай, уделяй, черт тебя подери!
Я хочу с ним закат наблюдать под березами,
Чтобы все щебетало и ветер сквозил,
Чтоб душа наполнялася сладкими грезами,
Ну иди сюда, гад, что ж ты зенки залил!
1990
«Прощайте, друзья по оружью…»
Прощайте, друзья по оружью!
Я еду из Белых Столбов —
С Наташкой налаживать дружбу,
Имея прицел на любовь.
Она мне, пропащему, рада,
Я психом там был, чтоб не сесть,
Мы ложками бились за правду,
За совесть, свободу и честь.
Наташа разводит дебаты,
Метет с непривычки пургу:
«В начальство иди, в депутаты!»,
И я отвечаю: «Угу!»
По первой программе – парламент,
Друзья на помине легки:
И бабы, как галки, горланят,
И горло дерут мужики.
С наушником, с проводом в ухе,
Мой кореш базарит – Федот,
Да он же со мной на спецухе
В дурдоме трубил прошлый год!
Наташка шипит, словно кобра,
Впивается взглядом в экран
И локоть сует мне под ребра:
«Ты лучше, чем этот баран!»
…Я взял у братвы на раскрутку
«Лимон», и еще полтора,
В шалман заглянул на минутку:
«Гуд бай! – говорю, – фраера!»
И вот, как кремлевские звезды,
Глаза у Наташки горят.
Я в деле. Я партию создал.
Сам черт мне, в натуре, не брат.
Я принял сто грамм для отваги,
Я косы Наташке заплел.
Я план начертил на бумаге
И в бой без оглядки пошел.
Я в область по первому снегу
Цистерну «Столичной» привез,
С разбегу залез на телегу
И речь в микрофон произнес:
«Я вам закрома и сусеки
Наполню едой и питьем,
Здесь будут молочные реки,
А также пивной водоем!»
На фоне берез и заката
Я в кепке, как Ленин, стою:
«Товарищи, братья, ребята,
Я счастья для вас накую!
Я дам вам и хлеба, и чаю,
И коням насыплю овса,
Ответственно вас призываю
Отдать за меня голоса!»
И вот, чертыхаясь с похмелья,
Подходит угрюмый народ
И мной привезенное зелье
Ковшами, кастрюлями пьет.
Ударникам – доза двойная!
Они из канав, из-под свай,
Усы рукавом вытирая,
Кричат мне: «Добавку давай!»,
А после, от пуза насытясь,
Меня лобызают, а я:
«Вот здесь, – говорю, распишитесь, —
Мои дорогие друзья!»
Народ мне желает успеха,
Сует полевые цветы:
«Из центра до нас не доехал
Никто, никогда, только ты!»
Девчата, устав от «Столичной»,
Орехи грызут у плетня:
«Смотрите, а он симпатичный!»
И ловят за шкирку меня.
Пока я с какой-то заразой
Вкушаю тепло и уют,
Груженые водкой КаМаЗы
В соседние села идут.
И вот, одурев от изжоги,
Кривя половину губы,
Домой по Смоленской дороге
Я еду, считаю столбы.
Семь штук насчитал, даже восемь,
И вот я – в родимых краях,
Как лошадь, груженная возом,
К Наташке приполз на бровях.
Пока я смеюсь до упада
И пью за страну, за народ,
Наташка моя куда надо
Листы подписные несет.
И вот результат – все в ажуре,
Я выиграл, победа за мной!
Я в стену, в бетон со всей дури
От радости бьюсь головой!
Как граф, вон, уже, разодетый,
В хоромы иду заседать,
И галстук на мне, и штиблеты,
Привет тебе, родина-мать!
На крыльях готовый летать я,
А рядом гурьбой тут и там
Мои дорогие собратья
По мраморным ходят полам.
По кругу гуляют, как пони,
Во всей депутатской красе,
Не каждый тут – урка в законе,
И психи, конечно, не все.
Но вон за колонной, у елки
Чинариком тихо смолит
Браток мой, Матвей Перепелкин,
Причесан, помыт и побрит.
У нас с ним – стремление к цели
В извилинах, клетках, костях,
Мы в «Кащенко» вместе шизели,
Мы с ним гнали дуру в «Серпах».
А вот мой сосед по этапу,
Колюня по кличке Барбос,
Шестерке башляет на лапу,
Чтоб водки в графине принес.
Сержанта доводим до сути:
«Расклад на сегодня простой.
Мы кто? Мы вершители судеб!
А ты – хренота хренотой!»
Мы пишем любимому куму,
Он смотрит нас в телеке, пьянь:
«Ты видишь? Мы выбраны в Думу!
Поди нас, паскуда, достань!»
В буфете сидим в перерыве,
Как люди, за круглым столом,
Жуем авокадо и киви
И сок ананасовый пьем.
Федот не спеша подгребает
Со взносом от общей казны,
Фарфоровой фиксой сверкает,
Смеется: «Привет, пацаны!»
Он пьет из горла́ за победу,
В салат окунает мурло:
«Никак, если честно, не въеду,
Куда это нас занесло!»
Степан из курилки вылазит,
Он мастер, умелец, мастак
Налаживать тесные связи,
Учет и контроль на местах.
Он письма читает. Нам пишут
Отряды удельных вельмож,
Им всем депутатскую «крышу»
На блюдечке вынь да положь!
Он хочет очерчивать контур,
Искать путеводную нить,
Чтоб нам без базара, без понту
По совести все поделить.
И вот он тасует колоду,
Он гений, талант, голова, —
Ростов, Минеральные Воды,
Алтай на кону и Тува,
И прочие дальние дали,
И Питер, и Псков, и Байкал —
Мы все меж собой разыграли,
За дружбу подняли бокал!
И в тесном кругу, не для прессы,
На карте рисуем флажки,
Взаимно блюдем интересы
Залетным ветрам вопреки.
Федот философией занят:
«Урал от меня далеко —
Стоит, как стоял, и не знает,
Что я его выиграл в очко!
Я буду запасы из недров
Черпать, как из черной дыры,
И млеть от души среди кедров
С хозяйкою Медной горы!»
Федоту – все сливки и сгустки,
А мне – ни туды, ни сюды
С верховьями Нижней Тунгуски
И краем Курильской гряды!
Но вот мне Колюня на шару
От щедрой души отстегнул
Целинных земель два гектара
И Волгу, и Крым на разгул!
И не было жизни счастливей,
И времени нет веселей!
В буфете сидим в перерыве
И пьем за страну, за людей!
Вот я до Наташки дорвался,
У ней катаклизмы в мозгу:
«Чтоб завтра же, гад, отыгрался!»
И я отвечаю: «Угу!»
В глазах ее сонных, зеленых
Лукавый горит огонек.
Она королей мне крапленых
Сто штук заготовила впрок.
Она их в рукав мне, зевая,
Зашила, чтоб было чем крыть:
«И чтоб без Приморского края
Обратно не смел приходить!»
Мы вместе с тобою в два счета
Согнем, кого надо, в дугу!
Ты птица большого полета!
И я отвечаю: «Угу»…
1995
«Путь держу от угла до угла я…»
Путь держу от угла до угла я
Взад-вперед, без конца и без края.
Из-за синих морей на минуту домой
Я вернулся, и город – любимый, родной
Знать меня не желает.
Он в туман завернулся, как в шубу,
И дожди, палачи-душегубы,
И траву, и цветы обкарнали под ноль,
И кривая луна, перекатная голь,
Из-за туч скалит зубы.
Вот и дом мой, убогий и сирый.
И чердачные черные дыры
Все живое вгоняют в тоску и озноб,
И в углах сквозняки завывают взахлеб —
Проходимцы, проныры.
Что-то пьяное, подлое, злое
Прячет нож под дырявой полою,
И сосед мой, зубами стуча, как скелет,
Мне с балкона кричит: «Вам конец! Ваших нет!
Разбежались без боя…»
Сброд послушный, поганая свора —
Доходяги, сморчки-мухоморы
Осеняют стаканом меня, как крестом.
«Ты на них нас оставил, – вздыхает мой дом, —
Вот и все разговоры».
Ветер лоб мой целует и студит.
Я верчусь, как дурак: где тут люди?
И туман лезет в окна, как в головы бред.
И стаканы звенят. Вижу сам – наших нет.
Наших нет и не будет.
Мне перила ладони ласкают.
Прочь тащусь, и бреду, и петляю,
И опять из небесных неведомых нор
Дождь выходит, вихляясь, как пьяный танцор,
И следы, вон, мои превращает в нули,
И любимый, родной, лучший город земли
Знать меня не желает…
1993
«Пьяный кто? Кто водку пьет…»
Пьяный кто? Кто водку пьет
И башку на лавку ложит,
Ему ворон глаз клюет,
А он «кыш!» сказать не может,
В лужу рухнул – и каюк!
Мы не водимся с такими,
Нам завод – отец и друг,
Металлурги – наше имя!
Греть бы горло кофейком,
Да куда там – хрен на рыло!
Жизнь железным каблуком
Нас к асфальту придавила,
Развернулась во всю прыть,
С развороту бьет наотмашь,
Заграбастать, проглотить
Хочет враг родной завод наш!
Вьюга воет, как шакал,
Черный дым лохмат, как веник!
Раньше акции давал
Нам завод заместо денег.
«Мусор, фантики, фуфло», —
Мы их звали, и поди ты —
К нам посланцев занесло
От финансовой элиты!
Крыша едет, хоть убей, —
Нас в заводоуправленье
Пригласили, как людей,
На фуршет, на угощенье.
Там жуют уже салат
Воротилы и деляги,
Что скупать у нас хотят
Наши ценные бумаги.
Нам рисует наш процент
В перстнях бык бритоголовый —
Типа как бы референт
От хозяев держит слово.
Мол, не будет ваш завод
Бедной золушкой, изгоем,
Мы повысим оборот,
Мы рентабельность утроим!
Он кромсает огурцы,
Морщит хмурое хлебало:
«Выше голову, творцы
Раскаленного металла!»
И с печатью, тут как тут,
На какой-то, типа, справке
Расписаться нам дают
Две очкастых шмакодявки!
Бригадиры, мастера —
Мы сидим и водку хлещем,
Нам главбух кричит: «Ура!
Будем жить! Кредит обещан!
Словно райские сады,
Будут домны плодоносить,
Будет круто, без балды,
Надо делать, чего просят!»
Громыхают костыли.
Нас согнали, как баранов.
Вот добавку принесли —
По сто грамм для ветеранов:
Мол, куда там, кто, зачем
Свои акции заначил?
Мол, еще перцовки тем,
Кто коньяк не дохреначил!
Против жира, полноты
Девкам дарят витамины:
«Ишь, ты, лютики-цветы,
Незабудки, блин, жасмины!»
Брага льется из бадьи,
И где надо, в ходе пьянки,
Ставят подписи свои
Молодые заводчанки!
Вот еще по пятьдесят
Под грибочки и селедку!
Флейты, скрипочки звенят,
И охрана бьет чечетку!
Чашки-кружки кувырком,
Потолок дрожит от пляски!
Зам по сбыту под столом
Пьет «Шампанское» из каски!
И гармошка, вон, визжит,
Словно баба на базаре,
И гульба вокруг кипит!
И главбух в углу кемарит.
Эх, живем, душа поет!
Есть сомненья – рви их с корнем!
…Как мы пропили завод,
Мы теперь уж и не помним.
Жизнь пошла не в склад, не в лад,
Нас овчарки охраняют,
Нас по-черному гнобят,
Лупят, тюкают, пинают.
Мы глазенки тихо трем
С перепою полотенцем,
А в башке у нас волчком
Слово крутится – «Освенцим».
Раньше грохнешься в кювет —
Всей бригадой похмеляют,
А теперь и денег нет,
И работать заставляют!
День и ночь труба зовет,
Воет волком в оба уха,
Зря мы пропили завод,
Зря послушали главбуха!
У него от Бога дар,
Он развел нас всех не слабо,
Он имеет гонорар —
Дивиденды в виде бабок.
Он хороший человек,
Он, когда их получает,
Нас – друзей своих, коллег —
Пивом с воблой угощает!
2004
«Слякоть, сумерки, талый снег…»
Слякоть, сумерки, талый снег.
Вот от нас от всех в теплый край
Укатила Олька навек.
Эй, Серега, друг, наливай!
Олька нам махала платком:
«Как мне быть-то, братцы, когда
Все зима, зима за окном,
Все беда, беда и беда».
Старый дом заснул под дождем.
Во дворе пустом ни души.
Олька, где ты, мы тебя ждем,
Отзовись, ответь, напиши!
В ледяной промозглой ночи
Черный ворон чертит круги.
Ольки нет. Кричи, не кричи.
Нет людей. Господь, помоги!
Мы с Серегой горькую пьем,
Дом родной угрюм, как тюрьма.
Все беда, беда за окном.
Все зима, зима да зима…
1998
«Тучи бродят хороводом зловещим…»
Тучи бродят хороводом зловещим
Над природой, над погасшим костром.
Мы на бревнышке сидим, водку хлещем,
Коротаем жизни срок под кустом.
Вариации на вольные темы
Мы пропели. Голос был, больше нет.
Отцвели ко всем чертям хризантемы,
И Кирюха повалился в кювет!
Девки сгрудились вдали за рекою —
Машут, прыгают, зовут для гульбы.
Мы вздыхаем – не поймем, что такое?
Мы спокойны. Мы молчим, как дубы.
Девки поняли расклад, перестали
Понапрасну нам сигналить подъем.
Мы работали весь день, мы устали,
Мы на бревнышке сидим, водку пьем!
Спал Сережка, но засек глазом зорким:
Девки ожили на том берегу,
К ним какой-то гад плывет на моторке,
И еще один – верхом на кругу!
Это что же нам, вообще нет просвета?
Есть просвет! И есть разбег, чтоб нырять,
И Кирюха, вон, восстал из кювета:
Посошок! Прыжок! Догнать! Перегнать!
Волны. Ветер-весельчак ржет, как лошадь,
И моторка, вон, уже за спиной!
Девки бегают, кричат, бьют в ладоши,
К девкам лезет на причал парень Гоша —
Весь в наколках, словно челн расписной!
И Кирюха, пучеглазый, как рыба,
Бьет руками по песку что есть сил:
«Девки, милые мои, всем спасибо!
Я моторку обогнал, я доплыл!»
И Сережка, хохоча до упада,
Гладит девок, он кураж приобрел:
«Я ведь плавать не умел, вот досада,
Но ведь я до вас достиг, это ж надо!
Посмотрите на меня, я орел!»
Пьем, гуляем! Хорошо! Все тут наше —
Лес и поле, весь пейзаж, вся река!
…Если девки с того берега машут,
Надо плыть и не валять дурака!
1990
Раздел II
В следующем разделе – песни, посвященные моим друзьям-спортсменам, с кем я или соревновался, или играл за одну команду, или кем просто восхищался со стороны.
С семи лет я регулярно занимаюсь спортом и до сих пор не могу остановиться. В детстве это были футбол, волейбол, легкая атлетика, бокс, велосипед…
С 1979 г. занимаюсь, иногда с большими перерывами, гребным слаломом – сложным и красивым видом спорта: в потоке бурной воды висят ворота, которые надо пройти, не задев вешек, как можно быстрей – у кого минимальное время прохождения и минимальный штраф, тот и выиграл. Профессиональным спортсменом я никогда не был, но за сборную Москвы на чемпионатах и кубках СССР в 1980–1988 гг. выступал, и двух– или трехнедельных сборов с ежедневными двухразовыми (иногда трехразовыми) тренировками в моей жизни было немало. Рядом со мной были уникальные таланты, уникальные ребята, со многими до сих пор дружу, мы помним наш спорт тех лет – экстремальный, честный, бескорыстный; мы были молоды и счастливы, этим людям я и посвящаю второй раздел книги.
В нем же – песни о «смежном» виде спорта, которым мы много лет занимались, – это спортивный сплав по горным рекам высшей категории сложности, где нет ни ворот, ни очков, ни секунд, где задача – пройти на катамаране (каяке, каноэ, двухместной байдарке…) маршрут от точки А до точки Б. Это я объяснил особенности текстового содержания второго раздела.
«Бежим полсотни. Я в отрыв без дураков…»
Бежим полсотни. Я в отрыв без дураков
Ушел со старта по накатанной лыжне.
Мне ветра посвист – как победы вечный зов,
Я от народа, от собратьев в стороне.
Они к медалям навострили лыжи,
Им надо жить, им надо денег и призов,
А я соперника не вижу, я соперника не вижу,
Качусь под горку, как трамвай без тормозов!
Да, я настроен всех разделать в прах и пух,
А им ломаться на подъеме – смерть, беда!
Они пыхтят, как паровозы: «Чух-чух-чух!»,
А я в отрыве: «Эй, счастливо, господа!»
Они за мною шлют вдогонку для престижу
Смирнова Ваську – восходящую звезду,
А я соперника не вижу, я соперника не вижу,
Да я уже, вон, засыпаю на ходу!
Ах, как я вкалывал на сборах, как пахал,
Пока он с бабами в беседке водку пил,
Я бегал кроссы, я под штангой подыхал,
А он под шланга шарил, сволочь, под колхоз косил!
Он режет угол за пригорком, черт бесстыжий,
Ишь, кровь из носа, захотел меня достать!
Но я рванул, и он отстал, и я соперника не вижу,
Одни сугробы, елки, палки, тишь да гладь.
И вот я первый, только где он, тот один,
Чтоб руки-ноги не хотел держать в узде,
Чтоб он мне крикнул: «Прочь с дороги, сукин сын!»
И чтоб победу рвал зубами – где он, где?
Вон, юниорши понеслись, как антилопы,
Смотрю на лица: страсть, порыв, огонь, оскал!
У них борьба, и, значит, быть рекордам мира и Европы,
А я опять на «двойку с плюсом» пробежал!
Я пьедестал топчу, и рядом, чуть пониже —
Второй, чуть жив, и третий, Васька-обормот.
Я им привез по семь минут, и я соперника не вижу
Который раз, который день, который год.
Вон, главный спонсор, как верблюд, воротит морду
И, от досады пьяный, злой, в метель плюет.
Он мне заказывал рекорд, но нет рекорда
Который раз, который день, который год…
1987
