Гитлер гнал генералов – Варшава, Марсель,
Краков, Киев, Париж – долгий счет.
Он спешил. Он Европу размазал в кисель
С полпинка. Он у наших ворот.
Бабы вырыли рвы. Снег скребет по виску.
Снова немцу приказ – наступать.
У рабочих окраин в рабочем полку
Нам без смены стоять и стоять.
Ветром таким потянуло,
Аж до костей пробрало.
Пять километров до Тулы.
Поле. Пустое село.
Штурмовая пехота ударила в лоб.
Это гансы намылились в рай.
С ними танки. Ну где ты, пацан-губошлеп,
Наш зенитчик, наш бог, начинай!
Мы в ушанках, не в касках – пока только так,
Шнапс трофейный нутро не согрел.
Ночь-полночь, трое суток, шестнадцать атак,
Третью ночь – минометный обстрел!
Воздух осколками взрезан,
Визгом снарядов прошит.
Снег над горящим железом.
Тула в осаде стоит!
Видит Бог, не был шкурой майор-политрук,
Хоть и плющил нас всех, как трамвай.
Он мне крикнуть успел: «Целься в башенный люк!
Так вернее, сынок, ну давай!»
Вспышка рядом, разрыв! Он упал навсегда,
Но и танкам по центру – капут!
Камыши да осока над ним, лебеда
Здесь из пепла потом прорастут.
Роща от лязга и гула
Возле оврага мертва
Пять километров до Тулы.
Дальше на север – Москва.
…Щеки сечет нам и скулы
Крошками черного льда.
Пять километров до Тулы
Им не пройти никогда…
2015
А в бинокле закат золотой,
Туши танков и выжженный лес,
И последний заслон за рекой
Из отборных дивизий «СС».
Завтра нам наступать – мы морская пехота,
Мы их рвем в рукопашной три года подряд,
Нам ползти по камням, по песку, по болоту,
Нам вставать, нам их бить без разбора, без счета,
Путь прямой, и ни шагу назад!
Солнце село на той стороне,
Воздух мерзнет от блеска брони.
Осень. Холод. Октябрь. Первый снег.
Голый берег. И мы. И они.
Ох, как помнят, как любят здесь нашего брата,
Мы – их главный кошмар, мы для них – Страшный суд.
Черным дьяволам – нам – Бог вручил автоматы, —
Так нас фрицы прозвали за наши бушлаты.
Черных дьяволов в плен не берут!
Их озноб среди ночи трясет.
Их гармошка и шнапс не спасут.
Бог за нас. Ничего или все!
Черных дьяволов в плен не берут!
Ветер, ветер над степью все злей и угрюмей,
Молча, молча добычу стервятники ждут.
Выбор наш небогат – победил или умер.
Черных дьяволов в плен не берут!
А в бинокле – закат и со свастикой знамя,
Завтра небо ракеты со свистом прошьют.
Пусть за ними – полмира. Россия – за нами.
Черных дьяволов в плен не берут!
2010
Побывка два дня. Уж один отгуляли,
Весь двор наш – за длинным дощатым столом,
Серегины, Колькины смотрим медали,
За них – за солдат, за ребят наших пьем.
И вот уже первую наледь с асфальта
Скололи к чертям, будут танцы. А ну,
Играй, гармонист! Нам с тобой оставаться,
А Кольке с Серегой – с утра на войну.
И шепчет Сереге красотка Валюха:
«Живу, как во сне, и в душе кавардак,
Мой тоже ушел, и ни слуха ни духа,
А мы и простились-то как-то не так…»
Он руки кладет ей тихонько на плечи:
«Дождись! И любовь у вас будут, и дом.
Он жив. Я его обязательно встречу,
Мы вместе еще до Берлина дойдем!»
И огненно-желтый, оранжевый, рыжий
На стеклах оконных танцует закат,
Как будто бы зарево залпов все ближе.
И ветры вдали, как осколки, свистят.
И двор наш, продрогший, печальный и старый,
Воскрес, и под крик очумелых ворон
Звучит белый танец, и кружатся пары,
А завтра Сереге и Кольке – на фронт.
Фонарь с вензелями, красивый, как витязь,
Застыл, словно страж, у железных ворот,
И вот оно, завтра. Он шепчет: «Вернитесь»
Серега и Колька уходят на фронт…
2015
Рев снарядов, резкий и злой,
Тишину по швам разрывает.
Фриц дрожит на ветру, еле рот разевает.
Ополченцы приняли бой.
Фриц в атаке, в броске, а до Тулы всего-то пять верст.
Танки фары включили и двинули в лоб, напролом.
Следом черная цепь – автоматчики, вставшие в рост,
Им вперед, на Москву, им пока еще все нипочем.
Звезды в небе над головой,
Как шальных снарядов осколки.
На рассвете у леса, в рабочем поселке
Ополченцы приняли бой.
Камень, финка, приклад – все сгодится в бою, все сойдет,
Мастер домны Серега сто лет уж играет с огнем,
Но сегодня другое – колонна в прицеле, он бьет:
«Эй, вы, там, это наша земля, мы с нее не уйдем!»
С косогорской шпаной не шути,
С криволоченской братией тоже,
Фриц – он хоть и не пень, докумекать не может,
Кто стоит у него на пути.
И сибирские рядом уже на подходе полки,
И от залпов зарницы, как свет новогодних гирлянд,
Враг у леса, на фланге стальные сжимает тиски,
Танки, танки идут, а за ними пехотный десант!
Горизонт засыпан золой.
Холод. Смерть. Сожженные села.
«Тула будет стоять!» – наш ответ, наше слово.
Ополченцы приняли бой…
2012
Звон до сих пор, трескотня в перепонках.
Помним завод наш, покуда живем,
Как мы на фронт на разбитых трехтонках
Наши снаряды везли под огнем.
…Я пацан, я за младшего в рейсе,
Рядом бывший моряк, дядя Ваня,
Руль сжимает в руках, как штурвал,
Мы плывем в полутьме, словно крейсер.
Стоп! Бомбежка! Кровавая баня!
Нам не дьявол ее – враг послал!
Черные крылья над нами впритирку
Снова и снова. Спокоен стрелок.
«Ну-ка, не спать!» – дядя Ваня за шкирку
Вбок, чуть живого, меня уволок.
Вспышка! Грохот и гул. Снова вспышка!
Я в траву, в одуванчики вжался.
«Хватит, парень, очнись! – он кричал, —
К лесу, к лесу беги, здесь нам крышка!
Здесь хана!»
…Он с машиной остался.
Он обрел здесь покой и причал.
Воздух дымится на этом причале.
…Он уже понял, он знал, что не встать,
И, к колесу прислонившись плечами,
«Леха, живи!» – он успел прошептать.
Наши, наши зашли из тумана —
Истребители, легкие «Илы», —
В лоб, в упор, и не выдержал, взмыл
«Мессершмит», уходя от тарана,
Этот в свастиках черт тупорылый,
И свинец ему брюхо прошил!
Чудом наш груз уцелел, и без счета
В кузове дыр. Дальше путь – по прямой!
Вот и свои – минометная рота,
Как же нас ждали они, бог ты мой!
Я взрывною волною ошпарен,
Вот в землянке, почти через силу,
Двадцать капель вливают мне в рот —
Чистый спирт. «Ну, чего? Как ты, парень?»
«Жив, спасибо», – вот так оно было, —
Мы возили снаряды на фронт.
…Вспомним же, братцы, тот рейс, дядю Ваню,
Все же колонна вперед, а не вспять
Шла до конца. Он лежал на поляне,
Таяли звезды в вечернем тумане.
«Леха, живи!» – он успел прошептать.
2016
Ох, и ловок, силен же он все-таки был,
Лейтенант – тот, что нас до упада
Мордой оземь возюкал, работать учил
В рукопашной штыком и прикладом.
Криком рот разодрав,
Он терзал нас в учебном бою:
«Кто быстрей, тот и прав!
Хочешь жить – не зевай, мать твою!
Зря под пули не лезь, —
Слышишь свист их, как смех сатаны?
Наша Родина – здесь.
Знай, солдат: ей живые нужны!»
Эх, окопная жизнь, эх, злодейка-судьба,
Сумасбродка, дурища слепая!
Новогодняя ночь. Вот и стихла стрельба,
Вот и сорок второй наступает.
Мы сдвигаем, звеня,
Наши кружки впотьмах, наугад.
Возле леса возня —
Немцы теплыми взять нас хотят.
Эх, мороз зол и лют,
Эх, поземка метет и метет.
Немцы цепью идут.
Немцы цепью идут.
Немцы цепью идут.
Вот такой вот у нас Новый год!
С нами наш лейтенант. Им таких не свалить.
Злой спросонья он. Им и не снилось,
Что́ он может штыком в рукопашной творить.
Все! Пошло! Понеслось! Закрутилось!
Лязг, и скрежет, и хрип,
Только бой, только месиво тел!
«Сзади, сзади, смотри!» —
Он был рядом, он крикнул, успел.
Фриц мне ноги заплел, —
Я метнулся, нырнул на «авось»!
Нож над ухом прошел,
Лишь царапнул слегка. Обошлось.
…Серым саваном лег над рекою туман,
Ветер в роще скулит, как собака.
Лейтенант еле жив – десять резаных ран.
Мы отбили ночную атаку.
…Ветер хлещет, как кнут,
Лупит, бьет. Враг за лес отступил.
Лейтенанта везут
На полуторке в госпиталь, в тыл.
Ночь. Землянка тесна.
Нам и так после боя сойдет.
Наливай, старшина.
Вот такой вот у нас Новый год…
2016
То ли град, то ли снег, а точнее – и то и другое,
Лес листву потерял, и зима на подходе уже.
Нет врага. Отступил. Два часа тишины и покоя,
И тихонько коптит керосинка в штабном блиндаже.
Немцу Тула нужна позарез, он по плану, как надо,
Брать Москву будет в клещи с востока, работать всерьез.
Нет, не будет, и пусть в ставке фюрера пьют до упада
За победу коньяк. Нет победы, лишь смерть и мороз.
Им в атаку с утра, и опять над землей вздрогнет воздух,
И пехота, и танки готовы к прорыву, к броску.
Ох, и хитро стоят в этот раз пулеметные гнезда,
Мы в боях кой-чему научились в рабочем полку.
А потом бог ли, черт разберет, чья там песня допета.
Мы пришли из цехов на последнем стоять рубеже.
Отдохни, командир, у тебя два часа до рассвета.
Пусть тихонько коптит керосинка в штабном блиндаже.
2016
Ну что ты там, фриц, заерзал, затих, с утра не от шнапса пьян ты —
От смертной тоски, от мути и мглы промерзших пустых полей!
И вот он тебе – привет из Кремля: в атаку идут курсанты!
За ними Москва. Все шире их шаг, все резче, быстрей и злей!
За ними Москва, Урал и Сибирь, и проще приказа нету:
«На танки – вперед! Отбить высоту, пройти сквозь стальной заслон!»
Пристрелка! Разрыв! Держись, лейтенант! Осколком плечо задето!
И залпы близки. И полк окружен. И враг, пока цел, силен!
Еще не рассвет. Луна над рекой висит золоченым блюдцем,
И встречный свинец ребят, как траву, в упор, наповал сечет.
Последний бросок! Их время пришло! Они в рукопашной бьются!
Их час наступил. В прорыве бойцы кремлевских учебных рот!
Теперь там цветы, и лес, и трава – сто лет до небес расти ей!
Сто лет меня с ног сшибает судьба, и сердце ползет по шву,
Шепчу невпопад: «Ребята, стоять! Мы – вместе, и мы – Россия».
За тех, кто полег у той высоты, воюю, дышу, живу…
2012
А под Тулой бои. Нас свинцом и огнем
Враг утюжить устал день и ночь напролет.
Мы про наши потери узнаем потом.
Сорок тысяч погибших – такой будет счет.
Город оглох от обстрелов, продрог от стужи,
Рвы и окопы в один лабиринт сплелись.
И на разбитой вокзальной стене снаружи
Кто-то углем нацарапал: «Тула, держись!»
А в зенитных заслонах солдаты не спят.
Тихий слышится шорох в предутренней мгле,
Это наземь последние листья летят,
Это стелется снег по сожженной земле.
Дрожь у земли в развороченном черном чреве.
Вот и рассвет. Мы опять в штыковой сошлись!
Крыльями в воздухе издали наш ЯК-9
Нам помахал, отбомбившись: «Тула, держись!»
Лес на южной окраине гарью пропах,
Серой копотью тронут, золой занесен,
Здесь найдет свой покой каждый третий из нас —
Сорок тысяч бойцов, сорок тысяч имен.
«Тула, держись!» – нам казалось, метель нам пела,
«Тула, держись!» – колотились в ответ сердца.
…Стихла стрельба. Наливай, кто живой и целый.
Тула стоит. Тула будет стоять до конца…
2016
С 2003 г. я работаю на металлургическом заводе – мы плавим чугун и ферромарганец, производим промышленное и чугунное литье, снабжаем город теплом и т. д. Наверное, это самое интересное – работать металлургом, для меня уж точно.
Все эти годы я был и остаюсь бок о бок с выдающимися людьми – начальниками цехов, бригадирами, мастерами, а также с менеджерами и специалистами, у нас все как на войне, только не стреляют – ошибка может стоить очень дорого, нагрузки – как у профессиональных спортсменов; перестал каждый день учиться – конец тебе как сотруднику завода.
Я очень люблю и уважаю своих коллег, песни следующего раздела так или иначе посвящены им.
Коля Зенкин, начальник литейного цеха,
Мрачен, зол – вон опять хренота, штучки-дрючки —
На заливке бедлам, кутерьма да потеха,
Парни в штопор вошли, полбригады в отключке.
Кто-то к цели —
к девкам шел, не дошел. Кто-то, крикнув «аврал!»,
Все модели
на модельном участке к чертям посшибал.
«Прочь, на выход! —
Коля гонит метлой их, как в щель саранчу, —
Ну-ка, тихо!
Я вас завтра свободу любить научу!»
Вот в кустах под дождем моросящим, унылым,
От хозяйского глаза укрывшись, от Коли,
Старший мастер заснул с перекошенным рылом,
Как подбитый эсминец в порту на приколе.
Коля Зенкин
злостной пьянкой, дебошами по уши сыт.
Мордой к стенке
он бухариков ставить своих не спешит.
Каждый взвоет,
каждый лично свой промах пробел и просчет
Завтра смоет
кровью, потом, слезами – расстрел подождет!
Коля грозен с утра: «Мы не мусор, не слякоть!
Вот вам вахта штрафная: семь суток в три смены!
Десять норм – вот ваш план, всем пахать и не вякать!
Молодцы, что проспались. Вперед, супермены!»
Бодрый, свежий,
старший мастер из пепла восстал, старый черт.
Грохот, скрежет,
пыль столбом – это парни идут на рекорд.
В спячку, в ступор
им впадать недосуг. Дуба дать – что за честь?!
Коля в рупор
им кричит: «Веселее, бойцы, шансы есть!»
Кризис танком стальным по заводу проехал.
В жизнь, в победу, в ребят верит страстно и свято
Коля Зенкин, начальник литейного цеха.
Мы прозвали его командиром штрафбата!
Две недели
цех стоит на ушах – стой, держись, сукин сын!
В сердце, в теле
дрожь прошла у парней, все трезвы, как один.
Ой, красиво
пламя пляшет в печи! Коля весел и горд.
Люди живы.
Мастер плавки кричит: «Наливай, есть рекорд!»
2014
Мне приснился звездец – с виду тихий такой, неприметный,
Он пришел на завод и согнул нас в подкову, в дугу,
И как будто бы звон – колокольный, раскатистый, медный,
Загундосил тревожно в башке у меня: «Гу-гу-гу!»
Я вполглаза дремал и, прочухавшись, понял с рассветом:
Черт-те что на подходе, какая-то новая суть.
Я на кафедру, в вуз, к мудрым старцам пришел за советом, —
Я профессорский корпус, науку решил подтянуть.
«Что такое звездец? – я спросил, – это быль или небыль?
В чем основа его, вековая гранитная твердь?»
И уставились старцы в бездонное звездное небо,
И сказали, тряся бородами: «Звездец – это смерть!»
Андрюха, мой друг, аспирант, молодая плеяда,
Грызя карандаш и застенчиво глядя в окно,
Нюанс уточнил, что звездец – он как раз то, что надо,
Для тех, кто плывет по теченью, кому все равно.
Я помчался скорей на завод, я тут главный директор.
Вроде он, как обычно, гудит, так держать, молодец!
Но какой-то уже обозначен невидимый вектор.
Шкурой чую, нутром: тут не вектор уже, а звездец!
Вон, дробилка ржавеет на фоне отвального шлака,
Тепловоз на путях без ухода, без смазки ревет,
И какая-то, вон, тихой сапой каляка-маляка
Мне ложится на стол вместо плана ремонтных работ.
Что ли всем все равно, если завтра завод дуба врежет?
«Нет, не всем, – мне сказали мои боевые друзья:
Моисеев, Назаров, Ершов, – мы с тобой, мы все те же.
Нам звездец – не указ, и завод – не пацан для битья».
Звездец не пройдет, пусть опять километры и мили
Ему не страшны, он здесь был в сорок первом году,
Ему наши деды тогда капитально вломили,
И снова здорово, – он, сволочь, опять на ходу!
Шепетовский – начальник такой есть у нас в техотделе, —
Он пришел на планерку с портфелем, представил расчет, —
Он чертил синусоиду, график четыре недели
И сказал: «Я придумал, что делать, звездец не пройдет.
Мы разложим его на кусочки, на мелкие дроби
И умножим на ноль. А чего? Пусть попляшет, подлец!
Пусть утонет, погрязнет в бессильной и яростной злобе,
И не нам, а ему уже полный настанет звездец»
Я сказал: «Впечатляет. Но как-то все это мудрено.
А нельзя ли попроще, чтоб самую суть ухватить?»
И махнул он сто грамм, и сказал: «Эх, едрена-матрена!
Мудаков надо на..р повыгнать, а умным платить!
Чтоб нам, металлургам, стремиться все выше и выше,
Тут главное дело – звездец на порог не пускать!
Да вот же он, кстати!» Звездец нас, похоже, услышал
И дальше пошел по заводу – удачи искать.
Он по рылу в литейном цеху получил, но не сдался, —
Отступил, взял отсрочку и выбрал извилистый путь:
Он исполнил маневр: на молекулы молча распался
И в мозги к финансистам сумел втихаря проскользнуть.
Не сыпучий, не жидкий, не твердый он, даже не плазма
В организме у них. Он сознание точит, как червь.
Это, братцы, не просто звездец, это вирус маразма
Им грызет мозжечок и центральный уродует нерв!
Есть девчата с мозгами у нас – покумекали, вникли,
Мозжечки мужикам починив, взяли в руки бразды, —
Мол, и вправду звездец нам, когда черт-те что, фигли-мигли
Мы считаем как прибыль: отходы, запасы, склады!
Салют финансистам – таким, как вот эти девчата,
Что в наших мозгах истребляют звездец на корню.
Без них никуда. Я в минуты досуга когда-то
Романсы про них сочинял. И еще сочиню.
И звездец побледнел, приуныл, с губ слетела усмешка.
Здесь не шутят, – он понял, – да-да, здесь не всем все равно.
Вялый, сморщенный весь, как сухая в лесу сыроежка,
Он в углу притаился, залег, словно рыба, на дно.
Он там дух перевел. Он былую утратил сноровку,
Он ведь, сука, стратег, он с другой подошел стороны —
Под большие задачи структуру создал, группировку, —
Из вагонов чугун воровать на просторах страны.
Наш чугун, косогорский, и снова звездец просчитался, —
Есть в охране у нас человек, я давно с ним дружу.
Ум и сила при нем, он всегда до победы сражался —
Лучший снайпер страны, я фамилию вам не скажу.
Он в яблоко может на вашей башке ради смеха
Попасть из ствола, что не солью заряжен – свинцом.
Он несколько раз вместе с грузом в теплушке проехал
В составе специальной бригады – и дело с концом!
…Это счастье, ребята, во имя свободы и мира
Каждый день с персонажами песен моих и поэм
В бой идти. Эй, Ирина, Василич, Эльвира,
Эй, Наташа, Андрей! Кем бы был я без вас? Да никем!
Как мудак по заводу ходил бы – вожак, воевода!
Ни системы, ни смысла – и то, мол, и это не так!
Это, братцы, беда, если ты не по воле народа,
А по воле судьбы по заводу идешь, как мудак!
В голове у меня не опилки, не каша-малаша,
Мне родной коллектив не позволит с катушек слететь.
И завод наш прекрасен, как принц. Ничего нету краше!
Я готов ему гимн тыщу раз под гитару пропеть!
А что там звездец? Ничего. У него пробуксовка.
На каждом участке, во всех заводских корпусах.
Мы бьемся без страха, мы с ним разбираемся ловко.
Команда что надо. Мы твердо стоим на ногах.
…Я люблю заводчан и скажу напрямую, в глаза им:
Днем и ночью пахать и не падать – таков мой удел,
Чтоб работал завод, чтоб звездец по стране, как хозяин,
Не разгуливал, падла, а тихо в сторонке сидел.
И не надо с ним лясы точить, и по рюмке, по чарке
Принимать втихаря – пропадешь. Будь с ним резче и злей
И тогда сможешь так заработать в цехах наших жарких,
Что лети хоть в Австралию, пузо под пальмами грей.
Все, что Богом предписано, сделаю – вот мое слово,
Пусть по сердцу мурашки, пусть лезут глаза из орбит.
Как пахал, так и буду пахать, мне не надо иного.
Он не умер, звездец-то, он тихо в сторонке сидит.
Пусть вихри враждебные веют и реют над нами,
Пусть грозы и бури шумят возле наших ворот
И речка Воронка встает на дыбы, как цунами.
Ребята, мы вместе, а, значит, звездец не пройдет!
2016
Э. Ясаковой
Ой, где вы, мои пальмы, белый парус, сине море, —
Мечты одни, и только. Я который год подряд
Чего-то вычисляю на компьютере в конторе,
Мне три копейки платят. «Больше нету», – говорят.
Печаль-тоска, как проволока колючая,
Вокруг меня узлы свои плетет,
А я девчоночка из Криволучья,
A я пошла работать на завод!
А мне и здесь отчаянье влетает вихрем в душу,
Что от напитков высохли мозги у мужиков,
Что бригадиры, сволочи, сидят и водку глушат,
А рядом дурью маются начальники цехов!
И на пороге кризис, словно крыса,
Шуршит, скребется, хочет править бал,
А я главбух, и я же директриса
По всем финансам, черт бы их побрал!
Финансы – это физика, они в одно мгновенье
Мелькнут и растворятся без возврата, навсегда!
Хожу, ушами хлопаю с мозгами набекрень я,
А прибыль уплывает, словно талая вода!
И тихой сапой туча, тварь ползучая,
Крадется к нам на утренней заре,
А я девчоночка из Криволучья,
А я в боях крепчала во дворе!
Коллеги влюблены в меня, мол, нету девки краше,
Любовь – она полезная для вахты трудовой,
Мои фанаты сутками, как проклятые, пашут,
Кричат: «Эльвира, Элечка, мы рядом, мы с тобой!»
Они теперь все с мылом моют рожи,
У них поют на сердце соловьи,
А у меня в ответ одно и то же:
«Не спать, работать, милые мои!»
Директор наш, зверюга, возит мордою об стол их,
Что, типа, смертью храбрых надо пасть в лихом бою,
А я их всех жалею, дружбанов моих веселых,
Домашние закуски, валерьянку им даю!
И наш завод, как «Боинг» на форсаже,
Летит вперед, не ведая оков,
И мастера прочухались, и даже
Почти не пьют начальники цехов!
Они зарядку делают, живут на полном вдохе,
Нет, я не зря оладьями кормила их с руки:
Здоровые, румяные, они не так уж плохи,
Они теперь ударники и передовики!
«Ты – идеал, ты – первая, ты лучшая», —
Они хвостами вертят так и сяк,
А я девчоночка из Криволучья,
А мой девиз: равнение на флаг!
Хоть важный гусь, хоть зам его, хоть кто ты, —
Основу, суть мозгами улови,
Что без души, без ласки нет работы,
Что производства нету без любви!
Что производства нету без любви!
2013