полная версия

Сергей Владимирович Киреев
Возле Чистых прудов

«Гитлер гнал генералов – Варшава, Марсель…»

 
Гитлер гнал генералов – Варшава, Марсель,
Краков, Киев, Париж – долгий счет.
Он спешил. Он Европу размазал в кисель
С полпинка. Он у наших ворот.
 
 
Бабы вырыли рвы. Снег скребет по виску.
Снова немцу приказ – наступать.
У рабочих окраин в рабочем полку
Нам без смены стоять и стоять.
 
 
Ветром таким потянуло,
Аж до костей пробрало.
Пять километров до Тулы.
Поле. Пустое село.
 
 
Штурмовая пехота ударила в лоб.
Это гансы намылились в рай.
С ними танки. Ну где ты, пацан-губошлеп,
Наш зенитчик, наш бог, начинай!
 
 
Мы в ушанках, не в касках – пока только так,
Шнапс трофейный нутро не согрел.
Ночь-полночь, трое суток, шестнадцать атак,
Третью ночь – минометный обстрел!
 
 
Воздух осколками взрезан,
Визгом снарядов прошит.
Снег над горящим железом.
Тула в осаде стоит!
 
 
Видит Бог, не был шкурой майор-политрук,
Хоть и плющил нас всех, как трамвай.
Он мне крикнуть успел: «Целься в башенный люк!
Так вернее, сынок, ну давай!»
 
 
Вспышка рядом, разрыв! Он упал навсегда,
Но и танкам по центру – капут!
Камыши да осока над ним, лебеда
Здесь из пепла потом прорастут.
 
 
Роща от лязга и гула
Возле оврага мертва
Пять километров до Тулы.
Дальше на север – Москва.
 
 
…Щеки сечет нам и скулы
Крошками черного льда.
Пять километров до Тулы
Им не пройти никогда…
 

2015

«А в бинокле закат золотой…»

 
А в бинокле закат золотой,
Туши танков и выжженный лес,
И последний заслон за рекой
Из отборных дивизий «СС».
 
 
Завтра нам наступать – мы морская пехота,
Мы их рвем в рукопашной три года подряд,
Нам ползти по камням, по песку, по болоту,
Нам вставать, нам их бить без разбора, без счета,
Путь прямой, и ни шагу назад!
 
 
Солнце село на той стороне,
Воздух мерзнет от блеска брони.
Осень. Холод. Октябрь. Первый снег.
Голый берег. И мы. И они.
 
 
Ох, как помнят, как любят здесь нашего брата,
Мы – их главный кошмар, мы для них – Страшный суд.
Черным дьяволам – нам – Бог вручил автоматы, —
Так нас фрицы прозвали за наши бушлаты.
Черных дьяволов в плен не берут!
 
 
Их озноб среди ночи трясет.
Их гармошка и шнапс не спасут.
Бог за нас. Ничего или все!
Черных дьяволов в плен не берут!
 
 
Ветер, ветер над степью все злей и угрюмей,
Молча, молча добычу стервятники ждут.
Выбор наш небогат – победил или умер.
Черных дьяволов в плен не берут!
 
 
А в бинокле – закат и со свастикой знамя,
Завтра небо ракеты со свистом прошьют.
Пусть за ними – полмира. Россия – за нами.
Черных дьяволов в плен не берут!
 

2010

«Побывка два дня. Уж один отгуляли…»

 
Побывка два дня. Уж один отгуляли,
Весь двор наш – за длинным дощатым столом,
Серегины, Колькины смотрим медали,
За них – за солдат, за ребят наших пьем.
 
 
И вот уже первую наледь с асфальта
Скололи к чертям, будут танцы. А ну,
Играй, гармонист! Нам с тобой оставаться,
А Кольке с Серегой – с утра на войну.
 
 
И шепчет Сереге красотка Валюха:
«Живу, как во сне, и в душе кавардак,
Мой тоже ушел, и ни слуха ни духа,
А мы и простились-то как-то не так…»
 
 
Он руки кладет ей тихонько на плечи:
«Дождись! И любовь у вас будут, и дом.
Он жив. Я его обязательно встречу,
Мы вместе еще до Берлина дойдем!»
 
 
И огненно-желтый, оранжевый, рыжий
На стеклах оконных танцует закат,
Как будто бы зарево залпов все ближе.
И ветры вдали, как осколки, свистят.
 
 
И двор наш, продрогший, печальный и старый,
Воскрес, и под крик очумелых ворон
Звучит белый танец, и кружатся пары,
А завтра Сереге и Кольке – на фронт.
 
 
Фонарь с вензелями, красивый, как витязь,
Застыл, словно страж, у железных ворот,
И вот оно, завтра. Он шепчет: «Вернитесь»
Серега и Колька уходят на фронт…
 

2015

«Рев снарядов, резкий и злой…»

 
Рев снарядов, резкий и злой,
Тишину по швам разрывает.
Фриц дрожит на ветру, еле рот разевает.
Ополченцы приняли бой.
 
 
Фриц в атаке, в броске, а до Тулы всего-то пять верст.
Танки фары включили и двинули в лоб, напролом.
Следом черная цепь – автоматчики, вставшие в рост,
Им вперед, на Москву, им пока еще все нипочем.
 
 
Звезды в небе над головой,
Как шальных снарядов осколки.
На рассвете у леса, в рабочем поселке
Ополченцы приняли бой.
 
 
Камень, финка, приклад – все сгодится в бою, все сойдет,
Мастер домны Серега сто лет уж играет с огнем,
Но сегодня другое – колонна в прицеле, он бьет:
«Эй, вы, там, это наша земля, мы с нее не уйдем!»
 
 
С косогорской шпаной не шути,
С криволоченской братией тоже,
Фриц – он хоть и не пень, докумекать не может,
Кто стоит у него на пути.
 
 
И сибирские рядом уже на подходе полки,
И от залпов зарницы, как свет новогодних гирлянд,
Враг у леса, на фланге стальные сжимает тиски,
Танки, танки идут, а за ними пехотный десант!
 
 
Горизонт засыпан золой.
Холод. Смерть. Сожженные села.
«Тула будет стоять!» – наш ответ, наше слово.
Ополченцы приняли бой…
 

2012

«Звон до сих пор, трескотня в перепонках…»

 
Звон до сих пор, трескотня в перепонках.
Помним завод наш, покуда живем,
Как мы на фронт на разбитых трехтонках
Наши снаряды везли под огнем.
 
 
…Я пацан, я за младшего в рейсе,
Рядом бывший моряк, дядя Ваня,
Руль сжимает в руках, как штурвал,
Мы плывем в полутьме, словно крейсер.
Стоп! Бомбежка! Кровавая баня!
Нам не дьявол ее – враг послал!
 
 
Черные крылья над нами впритирку
Снова и снова. Спокоен стрелок.
«Ну-ка, не спать!» – дядя Ваня за шкирку
Вбок, чуть живого, меня уволок.
 
 
Вспышка! Грохот и гул. Снова вспышка!
Я в траву, в одуванчики вжался.
«Хватит, парень, очнись! – он кричал, —
К лесу, к лесу беги, здесь нам крышка!
Здесь хана!»
…Он с машиной остался.
Он обрел здесь покой и причал.
 
 
Воздух дымится на этом причале.
…Он уже понял, он знал, что не встать,
И, к колесу прислонившись плечами,
«Леха, живи!» – он успел прошептать.
 
 
Наши, наши зашли из тумана —
Истребители, легкие «Илы», —
В лоб, в упор, и не выдержал, взмыл
«Мессершмит», уходя от тарана,
Этот в свастиках черт тупорылый,
И свинец ему брюхо прошил!
 
 
Чудом наш груз уцелел, и без счета
В кузове дыр. Дальше путь – по прямой!
Вот и свои – минометная рота,
Как же нас ждали они, бог ты мой!
 
 
Я взрывною волною ошпарен,
Вот в землянке, почти через силу,
Двадцать капель вливают мне в рот —
Чистый спирт. «Ну, чего? Как ты, парень?»
«Жив, спасибо», – вот так оно было, —
Мы возили снаряды на фронт.
 
 
…Вспомним же, братцы, тот рейс, дядю Ваню,
Все же колонна вперед, а не вспять
Шла до конца. Он лежал на поляне,
Таяли звезды в вечернем тумане.
«Леха, живи!» – он успел прошептать.
 

2016

«Ох, и ловок, силен же он все-таки был…»

 
Ох, и ловок, силен же он все-таки был,
Лейтенант – тот, что нас до упада
Мордой оземь возюкал, работать учил
В рукопашной штыком и прикладом.
 
 
Криком рот разодрав,
Он терзал нас в учебном бою:
«Кто быстрей, тот и прав!
Хочешь жить – не зевай, мать твою!
 
 
Зря под пули не лезь, —
Слышишь свист их, как смех сатаны?
Наша Родина – здесь.
Знай, солдат: ей живые нужны!»
 
 
Эх, окопная жизнь, эх, злодейка-судьба,
Сумасбродка, дурища слепая!
Новогодняя ночь. Вот и стихла стрельба,
Вот и сорок второй наступает.
 
 
Мы сдвигаем, звеня,
Наши кружки впотьмах, наугад.
Возле леса возня —
Немцы теплыми взять нас хотят.
 
 
Эх, мороз зол и лют,
Эх, поземка метет и метет.
Немцы цепью идут.
Немцы цепью идут.
Немцы цепью идут.
Вот такой вот у нас Новый год!
 
 
С нами наш лейтенант. Им таких не свалить.
Злой спросонья он. Им и не снилось,
Что́ он может штыком в рукопашной творить.
Все! Пошло! Понеслось! Закрутилось!
 
 
Лязг, и скрежет, и хрип,
Только бой, только месиво тел!
«Сзади, сзади, смотри!» —
Он был рядом, он крикнул, успел.
 
 
Фриц мне ноги заплел, —
Я метнулся, нырнул на «авось»!
Нож над ухом прошел,
Лишь царапнул слегка. Обошлось.
 
 
…Серым саваном лег над рекою туман,
Ветер в роще скулит, как собака.
Лейтенант еле жив – десять резаных ран.
Мы отбили ночную атаку.
 
 
…Ветер хлещет, как кнут,
Лупит, бьет. Враг за лес отступил.
Лейтенанта везут
На полуторке в госпиталь, в тыл.
 
 
Ночь. Землянка тесна.
Нам и так после боя сойдет.
Наливай, старшина.
Вот такой вот у нас Новый год…
 

2016

«То ли град, то ли снег, а точнее – и то и другое…»

 
То ли град, то ли снег, а точнее – и то и другое,
Лес листву потерял, и зима на подходе уже.
Нет врага. Отступил. Два часа тишины и покоя,
И тихонько коптит керосинка в штабном блиндаже.
 
 
Немцу Тула нужна позарез, он по плану, как надо,
Брать Москву будет в клещи с востока, работать всерьез.
Нет, не будет, и пусть в ставке фюрера пьют до упада
За победу коньяк. Нет победы, лишь смерть и мороз.
 
 
Им в атаку с утра, и опять над землей вздрогнет воздух,
И пехота, и танки готовы к прорыву, к броску.
Ох, и хитро стоят в этот раз пулеметные гнезда,
Мы в боях кой-чему научились в рабочем полку.
 
 
А потом бог ли, черт разберет, чья там песня допета.
Мы пришли из цехов на последнем стоять рубеже.
Отдохни, командир, у тебя два часа до рассвета.
Пусть тихонько коптит керосинка в штабном блиндаже.
 

2016

«Ну что ты там, фриц, заерзал, затих, с утра не от шнапса пьян ты…»

 
Ну что ты там, фриц, заерзал, затих, с утра не от шнапса пьян ты —
От смертной тоски, от мути и мглы промерзших пустых полей!
И вот он тебе – привет из Кремля: в атаку идут курсанты!
За ними Москва. Все шире их шаг, все резче, быстрей и злей!
 
 
За ними Москва, Урал и Сибирь, и проще приказа нету:
«На танки – вперед! Отбить высоту, пройти сквозь стальной заслон!»
Пристрелка! Разрыв! Держись, лейтенант! Осколком плечо задето!
И залпы близки. И полк окружен. И враг, пока цел, силен!
 
 
Еще не рассвет. Луна над рекой висит золоченым блюдцем,
И встречный свинец ребят, как траву, в упор, наповал сечет.
Последний бросок! Их время пришло! Они в рукопашной бьются!
Их час наступил. В прорыве бойцы кремлевских учебных рот!
 
 
Теперь там цветы, и лес, и трава – сто лет до небес расти ей!
Сто лет меня с ног сшибает судьба, и сердце ползет по шву,
Шепчу невпопад: «Ребята, стоять! Мы – вместе, и мы – Россия».
За тех, кто полег у той высоты, воюю, дышу, живу…
 

2012

«А под Тулой бои. Нас свинцом и огнем…»

 
А под Тулой бои. Нас свинцом и огнем
Враг утюжить устал день и ночь напролет.
Мы про наши потери узнаем потом.
Сорок тысяч погибших – такой будет счет.
 
 
Город оглох от обстрелов, продрог от стужи,
Рвы и окопы в один лабиринт сплелись.
И на разбитой вокзальной стене снаружи
Кто-то углем нацарапал: «Тула, держись!»
 
 
А в зенитных заслонах солдаты не спят.
Тихий слышится шорох в предутренней мгле,
Это наземь последние листья летят,
Это стелется снег по сожженной земле.
 
 
Дрожь у земли в развороченном черном чреве.
Вот и рассвет. Мы опять в штыковой сошлись!
Крыльями в воздухе издали наш ЯК-9
Нам помахал, отбомбившись: «Тула, держись!»
 
 
Лес на южной окраине гарью пропах,
Серой копотью тронут, золой занесен,
Здесь найдет свой покой каждый третий из нас —
Сорок тысяч бойцов, сорок тысяч имен.
 
 
«Тула, держись!» – нам казалось, метель нам пела,
«Тула, держись!» – колотились в ответ сердца.
…Стихла стрельба. Наливай, кто живой и целый.
Тула стоит. Тула будет стоять до конца…
 

2016

Раздел V

С 2003 г. я работаю на металлургическом заводе – мы плавим чугун и ферромарганец, производим промышленное и чугунное литье, снабжаем город теплом и т. д. Наверное, это самое интересное – работать металлургом, для меня уж точно.

Все эти годы я был и остаюсь бок о бок с выдающимися людьми – начальниками цехов, бригадирами, мастерами, а также с менеджерами и специалистами, у нас все как на войне, только не стреляют – ошибка может стоить очень дорого, нагрузки – как у профессиональных спортсменов; перестал каждый день учиться – конец тебе как сотруднику завода.

Я очень люблю и уважаю своих коллег, песни следующего раздела так или иначе посвящены им.

«Коля Зенкин, начальник литейного цеха…»

 
Коля Зенкин, начальник литейного цеха,
Мрачен, зол – вон опять хренота, штучки-дрючки —
На заливке бедлам, кутерьма да потеха,
Парни в штопор вошли, полбригады в отключке.
 
 
Кто-то к цели —
       к девкам шел, не дошел. Кто-то, крикнув «аврал!»,
Все модели
       на модельном участке к чертям посшибал.
«Прочь, на выход! —
       Коля гонит метлой их, как в щель саранчу, —
Ну-ка, тихо!
       Я вас завтра свободу любить научу!»
 
 
Вот в кустах под дождем моросящим, унылым,
От хозяйского глаза укрывшись, от Коли,
Старший мастер заснул с перекошенным рылом,
Как подбитый эсминец в порту на приколе.
 
 
Коля Зенкин
       злостной пьянкой, дебошами по уши сыт.
Мордой к стенке
       он бухариков ставить своих не спешит.
Каждый взвоет,
       каждый лично свой промах пробел и просчет
Завтра смоет
       кровью, потом, слезами – расстрел подождет!
 
 
Коля грозен с утра: «Мы не мусор, не слякоть!
Вот вам вахта штрафная: семь суток в три смены!
Десять норм – вот ваш план, всем пахать и не вякать!
Молодцы, что проспались. Вперед, супермены!»
 
 
Бодрый, свежий,
       старший мастер из пепла восстал, старый черт.
Грохот, скрежет,
       пыль столбом – это парни идут на рекорд.
В спячку, в ступор
       им впадать недосуг. Дуба дать – что за честь?!
Коля в рупор
       им кричит: «Веселее, бойцы, шансы есть!»
Кризис танком стальным по заводу проехал.
В жизнь, в победу, в ребят верит страстно и свято
Коля Зенкин, начальник литейного цеха.
Мы прозвали его командиром штрафбата!
 
 
Две недели
       цех стоит на ушах – стой, держись, сукин сын!
В сердце, в теле
       дрожь прошла у парней, все трезвы, как один.
Ой, красиво
       пламя пляшет в печи! Коля весел и горд.
Люди живы.
       Мастер плавки кричит: «Наливай, есть рекорд!»
 

2014

Звездец^[1] не пройдет или баллада о дружбе

 
Мне приснился звездец – с виду тихий такой, неприметный,
Он пришел на завод и согнул нас в подкову, в дугу,
И как будто бы звон – колокольный, раскатистый, медный,
Загундосил тревожно в башке у меня: «Гу-гу-гу!»
 
 
Я вполглаза дремал и, прочухавшись, понял с рассветом:
Черт-те что на подходе, какая-то новая суть.
Я на кафедру, в вуз, к мудрым старцам пришел за советом, —
Я профессорский корпус, науку решил подтянуть.
 
 
«Что такое звездец? – я спросил, – это быль или небыль?
В чем основа его, вековая гранитная твердь?»
И уставились старцы в бездонное звездное небо,
И сказали, тряся бородами: «Звездец – это смерть!»
 
 
Андрюха, мой друг, аспирант, молодая плеяда,
Грызя карандаш и застенчиво глядя в окно,
Нюанс уточнил, что звездец – он как раз то, что надо,
Для тех, кто плывет по теченью, кому все равно.
 
 
Я помчался скорей на завод, я тут главный директор.
Вроде он, как обычно, гудит, так держать, молодец!
Но какой-то уже обозначен невидимый вектор.
Шкурой чую, нутром: тут не вектор уже, а звездец!
 
 
Вон, дробилка ржавеет на фоне отвального шлака,
Тепловоз на путях без ухода, без смазки ревет,
И какая-то, вон, тихой сапой каляка-маляка
Мне ложится на стол вместо плана ремонтных работ.
 
 
Что ли всем все равно, если завтра завод дуба врежет?
«Нет, не всем, – мне сказали мои боевые друзья:
Моисеев, Назаров, Ершов, – мы с тобой, мы все те же.
Нам звездец – не указ, и завод – не пацан для битья».
 
 
Звездец не пройдет, пусть опять километры и мили
Ему не страшны, он здесь был в сорок первом году,
Ему наши деды тогда капитально вломили,
И снова здорово, – он, сволочь, опять на ходу!
 
 
Шепетовский – начальник такой есть у нас в техотделе, —
Он пришел на планерку с портфелем, представил расчет, —
Он чертил синусоиду, график четыре недели
И сказал: «Я придумал, что делать, звездец не пройдет.
 
 
Мы разложим его на кусочки, на мелкие дроби
И умножим на ноль. А чего? Пусть попляшет, подлец!
Пусть утонет, погрязнет в бессильной и яростной злобе,
И не нам, а ему уже полный настанет звездец»
 
 
Я сказал: «Впечатляет. Но как-то все это мудрено.
А нельзя ли попроще, чтоб самую суть ухватить?»
И махнул он сто грамм, и сказал: «Эх, едрена-матрена!
Мудаков надо на..р повыгнать, а умным платить!
 
 
Чтоб нам, металлургам, стремиться все выше и выше,
Тут главное дело – звездец на порог не пускать!
Да вот же он, кстати!» Звездец нас, похоже, услышал
И дальше пошел по заводу – удачи искать.
 
 
Он по рылу в литейном цеху получил, но не сдался, —
Отступил, взял отсрочку и выбрал извилистый путь:
Он исполнил маневр: на молекулы молча распался
И в мозги к финансистам сумел втихаря проскользнуть.
 
 
Не сыпучий, не жидкий, не твердый он, даже не плазма
В организме у них. Он сознание точит, как червь.
Это, братцы, не просто звездец, это вирус маразма
Им грызет мозжечок и центральный уродует нерв!
 
 
Есть девчата с мозгами у нас – покумекали, вникли,
Мозжечки мужикам починив, взяли в руки бразды, —
Мол, и вправду звездец нам, когда черт-те что, фигли-мигли
Мы считаем как прибыль: отходы, запасы, склады!
 
 
Салют финансистам – таким, как вот эти девчата,
Что в наших мозгах истребляют звездец на корню.
Без них никуда. Я в минуты досуга когда-то
Романсы про них сочинял. И еще сочиню.
 
 
И звездец побледнел, приуныл, с губ слетела усмешка.
Здесь не шутят, – он понял, – да-да, здесь не всем все равно.
Вялый, сморщенный весь, как сухая в лесу сыроежка,
Он в углу притаился, залег, словно рыба, на дно.
 
 
Он там дух перевел. Он былую утратил сноровку,
Он ведь, сука, стратег, он с другой подошел стороны —
Под большие задачи структуру создал, группировку, —
Из вагонов чугун воровать на просторах страны.
 
 
Наш чугун, косогорский, и снова звездец просчитался, —
Есть в охране у нас человек, я давно с ним дружу.
Ум и сила при нем, он всегда до победы сражался —
Лучший снайпер страны, я фамилию вам не скажу.
 
 
Он в яблоко может на вашей башке ради смеха
Попасть из ствола, что не солью заряжен – свинцом.
Он несколько раз вместе с грузом в теплушке проехал
В составе специальной бригады – и дело с концом!
 
 
…Это счастье, ребята, во имя свободы и мира
Каждый день с персонажами песен моих и поэм
В бой идти. Эй, Ирина, Василич, Эльвира,
Эй, Наташа, Андрей! Кем бы был я без вас? Да никем!
 
 
Как мудак по заводу ходил бы – вожак, воевода!
Ни системы, ни смысла – и то, мол, и это не так!
Это, братцы, беда, если ты не по воле народа,
А по воле судьбы по заводу идешь, как мудак!
 
 
В голове у меня не опилки, не каша-малаша,
Мне родной коллектив не позволит с катушек слететь.
И завод наш прекрасен, как принц. Ничего нету краше!
Я готов ему гимн тыщу раз под гитару пропеть!
 
 
А что там звездец? Ничего. У него пробуксовка.
На каждом участке, во всех заводских корпусах.
Мы бьемся без страха, мы с ним разбираемся ловко.
Команда что надо. Мы твердо стоим на ногах.
 
 
…Я люблю заводчан и скажу напрямую, в глаза им:
Днем и ночью пахать и не падать – таков мой удел,
Чтоб работал завод, чтоб звездец по стране, как хозяин,
Не разгуливал, падла, а тихо в сторонке сидел.
 
 
И не надо с ним лясы точить, и по рюмке, по чарке
Принимать втихаря – пропадешь. Будь с ним резче и злей
И тогда сможешь так заработать в цехах наших жарких,
Что лети хоть в Австралию, пузо под пальмами грей.
 
 
Все, что Богом предписано, сделаю – вот мое слово,
Пусть по сердцу мурашки, пусть лезут глаза из орбит.
Как пахал, так и буду пахать, мне не надо иного.
Он не умер, звездец-то, он тихо в сторонке сидит.
 
 
Пусть вихри враждебные веют и реют над нами,
Пусть грозы и бури шумят возле наших ворот
И речка Воронка встает на дыбы, как цунами.
Ребята, мы вместе, а, значит, звездец не пройдет!
 

2016

«Ой, где вы, мои пальмы, белый парус, сине море…»

Э. Ясаковой

 

 
Ой, где вы, мои пальмы, белый парус, сине море, —
Мечты одни, и только. Я который год подряд
Чего-то вычисляю на компьютере в конторе,
Мне три копейки платят. «Больше нету», – говорят.
 
 
Печаль-тоска, как проволока колючая,
Вокруг меня узлы свои плетет,
А я девчоночка из Криволучья,
A я пошла работать на завод!
 
 
А мне и здесь отчаянье влетает вихрем в душу,
Что от напитков высохли мозги у мужиков,
Что бригадиры, сволочи, сидят и водку глушат,
А рядом дурью маются начальники цехов!
 
 
И на пороге кризис, словно крыса,
Шуршит, скребется, хочет править бал,
А я главбух, и я же директриса
По всем финансам, черт бы их побрал!
 
 
Финансы – это физика, они в одно мгновенье
Мелькнут и растворятся без возврата, навсегда!
Хожу, ушами хлопаю с мозгами набекрень я,
А прибыль уплывает, словно талая вода!
 
 
И тихой сапой туча, тварь ползучая,
Крадется к нам на утренней заре,
А я девчоночка из Криволучья,
А я в боях крепчала во дворе!
 
 
Коллеги влюблены в меня, мол, нету девки краше,
Любовь – она полезная для вахты трудовой,
Мои фанаты сутками, как проклятые, пашут,
Кричат: «Эльвира, Элечка, мы рядом, мы с тобой!»
 
 
Они теперь все с мылом моют рожи,
У них поют на сердце соловьи,
А у меня в ответ одно и то же:
«Не спать, работать, милые мои!»
 
 
Директор наш, зверюга, возит мордою об стол их,
Что, типа, смертью храбрых надо пасть в лихом бою,
А я их всех жалею, дружбанов моих веселых,
Домашние закуски, валерьянку им даю!
 
 
И наш завод, как «Боинг» на форсаже,
Летит вперед, не ведая оков,
И мастера прочухались, и даже
Почти не пьют начальники цехов!
 
 
Они зарядку делают, живут на полном вдохе,
Нет, я не зря оладьями кормила их с руки:
Здоровые, румяные, они не так уж плохи,
Они теперь ударники и передовики!
 
 
«Ты – идеал, ты – первая, ты лучшая», —
Они хвостами вертят так и сяк,
А я девчоночка из Криволучья,
А мой девиз: равнение на флаг!
 
 
Хоть важный гусь, хоть зам его, хоть кто ты, —
Основу, суть мозгами улови,
Что без души, без ласки нет работы,
Что производства нету без любви!
Что производства нету без любви!
 

2013