полная версия
Сергей Владимирович Киреев
Возле Чистых прудов
Плач офицерской жены
От его крутого слова
Хоть на край земли уматывай.
Ох, мне б любого бы другого —
Хоть кривого, хоть горбатого!
С пьяных глаз домой приходит
И, покуда с ног не свалится,
Взад-вперед гуляет-бродит,
Портупеей новой хвалится!
Он с похмелья для забавы
Мои слезы вытрет досуха
И читает мне уставы
Наизусть во время до́суга.
Он кричит: «Равняйсь, скотина!» —
Я к нему – вприсядку, с песнями.
Что поделать – дисциплина!
Но зато – не врозь, а вместе мы!
Он мне ногу окарябал,
Наждаком прошел по темени,
Но зато майор из штаба
Забросал меня сиренями!
Я – к майору! Он главнее!
Он кричит: «Ко мне, красавица!»
Как на улице стемнеет,
Он меня ласкает, греет,
Портупеей новой хвалится…
1981
«Не чудик, не шизик…»
Не чудик, не шизик,
Не мелкая сошка,
Я – атомщик-физик.
Мне грустно немножко.
Мечта, вроде моли,
К печенкам пристала —
Про вольную волю,
Горилку и сало.
Я хочу в деревне жить,
Самогон ковшом хлебать,
Лбом хочу столбы крушить,
Баб на тракторе катать!
«Эй, вы, девки, чур, не спать» —
Мой наказ и мой девиз! —
Раз-два-три-четыре-пять,
На зарядку становись!
Хочу на телеге
Пылить по просторам,
Пусть вслед мне коллеги
Кудахтают хором!
Пусть крякает уткой
Жена-привереда,
Я с первой попуткой
В деревню поеду!
Кепку с модным козырьком,
Рукавицы и тулуп
Нацеплю и прямиком
Заявлюсь на танцы в клуб!
Эй, привет, друзья, братья́,
Девки, млейте при свечах,
Посмотрите, вот он я —
Балагур и весельчак!
Желаю к подругам —
К родным продавщицам —
С утра в райский угол —
В сельпо притащиться.
Они не вникают,
Где суффикс, где синус,
Зато отпускают
В розлив и на вынос!
Вот уже я и живу
На побывке у братьев,
Пью, пляшу, подметки рву
Хохот, гогот, топот, рев!
В хатах, в избах тут и там
Опохмелку мне дают:
«Брось его ко всем чертям,
Свой научный институт!»
Степенный, как гусь, я,
Красавец пернатый,
На службу вернуся
В родные пенаты.
Мысля мне макушку
Навылет пронзила:
Не в танках, не в пушках,
В любви наша сила!
Я портрет на фоне звезд —
Зинку, Нинку в неглиже
Нарисую в полный рост
На секретном чертеже!
Без любви и без души
Нет науки никакой!
Эй, ты, умник, пой, пляши,
Эй, дурак, пляши и пой!
Я хочу в деревне жить,
Типа, сеять и пахать,
Зубы скалить, не тужить,
Палкой спутнику махать!
В лопухах встречать восход,
На погоду несмотря,
Баб гонять на Новый год,
На седьмое ноября!
Из окошка в час ночной
Соловьем свистеть в свисток,
Чтоб ко мне народ честной
Заходил на огонек!
Ложки, вилки и ножи
Наготове у меня,
Я хочу в деревне жить,
Я хочу с людьми дружить,
Я желаю жизнь понять!
1984
«Мы смеемся до икоты…»
Мы смеемся до икоты.
Он в печали и тоске.
Он не ходит на работу.
Он живет на чердаке.
Из рогатки кто-то стрельнет, —
Он утрется и скулит, —
Дядя Петя, бомж, бездельник,
Бывший боцман, инвалид.
Воздух марта свеж и сладок,
Ледоход шумит вдали.
Дядя Петя из тетрадок
Мастерит нам корабли.
Гонки! Есть где разгуляться!
Мал ручей наш, да удал!
Корабли, как птицы, мчатся,
И трамвай от них отстал, —
Он плетется псом побитым,
Дядя Петя пьет до дна.
И, вздыхая, вслед глядит им
Из чердачного окна.
Тетя Зина чуть не лает
На двухпалубный фрегат:
«Ишь, как, сволочь, рассекает,
Ишь, несется, вредный гад!»
Нас зовет усатый, хмурый,
Злой с похмелья управдом
Собирать макулатуру,
Собирать металлолом.
Мы вприпрыжку прочь несемся.
Постовому – наш салют!
И смеется, светит солнце!
И кораблики плывут!
Клен кривляется, как клоун,
В пьяном танце на ветру.
Он к земле навек прикован:
«Я вот здесь, мол, и помру!»
По колено в снежной каше,
Он к нам рвется, баламут,
Он эскадре нашей машет,
И кораблики плывут!
Рожу морщит тетя Зина:
«Пусть он сдохнет, паразит!»
Милицейская машина
У подъезда тормозит.
Сапожищи, как кувалды,
По камням грохочут, бьют.
Дядю Петю с шумом, гвалтом
В «черный ворон» волокут…
…День противный, как микстура,
Куролесь, не куролесь.
У ручья стоим понуро,
Был наш флот, да вышел весь.
Щепки, спички, гонит ветер
Вместо белых кораблей.
Бомж, бездельник, дядя Петя,
Возвращайся к нам скорей!
1999
«В пустых колосьях ветер вязнет…»
В пустых колосьях ветер вязнет.
Дорога вьется, как петля.
На бой, на подвиг, как на праздник,
Идут солдаты короля!
Они готовы лечь костьми на поле брани
И доказать, что их король, а не другой,
Достоин лавров и наград, чинов и званий,
И в споре прав, а тот, другой – ни в зуб ногой!
А весь-то спор – клочок болота, —
Сыр-бор. Трясина. Три сосны.
Но королям – свои заботы,
Свои резоны и расчеты,
И короли хотят войны!
Открыты двери придорожного трактира.
Трактирщик пьян и безобразен, как свинья.
«Эй, вы, сюда, – кричит, – ну как там честь мундира?
Кто перепьет меня – тому полтонны сыра,
Барашек жареный и в жены дочь моя!»
Гуляют, пьют! Ему не жалко!
Луна взошла, зараза, тля!
И по углам плашмя, вповалку
Лежат солдаты короля!
Трактирщик выиграл. Солдаты все проспали
И в нужный срок до поля брани не дошли.
Они в трактире ровно на день загуляли,
Но в этот день и помирились короли!
И ни огня вокруг, ни дыма,
Травой покрыта мать-земля!
Домой, целы и невредимы,
Идут солдаты короля!
Прошло сто лет. Трактирщик мертв. Кабак закрылся.
И короли опять решают, кто главней,
И страх опять в сердцах и душах поселился,
И кровью налиты глаза у королей!
Вдали закат зовет и манит,
И, ведьму с лешим веселя,
На бой, на смерть, на поле брани,
Идут солдаты короля!
И тьмой покрыт клочок болота,
И ведьма с лешим, мох жуя,
До слез хохочут, до икоты:
«Эй, вы, кому сюда охота, —
Добро пожаловать, друзья!»
Портрет трактирщика того ласкает взор мой,
Он от позора, от разгрома спас одних,
Других от славы уберег лихой и вздорной,
Ему я памятник воздвиг нерукотворный, —
Мотив веселый сочинил, придумал стих.
Ну, а пока во тьме, в тумане,
В любые дали и края
На бой, на смерть, на поле брани
Идут солдаты короля!
1996
«За что вы меня судите, какой я враг народа…»
За что вы меня судите, какой я враг народа?
Какой шпион? Опомнитесь! Я все вам объясню!
Я знал Надежду Крупскую с тринадцатого года,
И Феликса Эдмундыча, и всю его родню!
Я как бы на хозяйстве, я на самый верх не вылез,
Зато другим способствовал – в верха-то вылезать!
Мои соседи в камере сполна повеселились,
Когда я репетировал, чего мне вам сказать.
Пашка, японский агент, аплодировал стоя,
«Ты им еще расскажи, – он от смеха икал, —
Как ты с братишкой Буденным бухал после боя,
Как ты ему вороного коня запрягал!»
Мне щеку лучик солнечный щекочет, словно бритва,
А вам как будто сумерки ложатся на мозги,
Но сам товарищ Берия, я знаю, подтвердит вам,
Что я ему пенсне чинил и чистил сапоги!
Я ствол ему готовил после каждого процесса
Над бандою изменников. Я сердцем видел суть:
А вдруг Лаврентий Палыч из ствола для интереса
Захочет самолично в них у стенки садануть?
Ну и какой я вредитель, подумайте сами!
Мне по башке бьет, как колокол, клич боевой:
«Смирно! Равняйсь!» Я в строю по сигналу с друзьями
Смело в атаку пойду, потому что я свой!
Я баб возил в Барвиху – ишь ты, племя молодое!
Там дача – у кого она, сказать вам не могу,
Я на крючок белугу надевал там под водою,
Пока хозяин с удочкой сидел на берегу!
Он в спецвойсках, в разведках самый главный, самый бравый,
Он маршалам, наркомам режет правду напрямик!
Я первым пил коньяк, что, в смысле, нету в нем отравы,
Когда он вызывал их на гулянку, на пикник!
Что я здесь делаю, граждане судьи, скажите!
Мне ведь когда-то, я помню, кивал головой
Лично, с трибуны, наш вождь-и-отец-и-учитель, —
Свой я, поверьте, ей-богу, воистину свой!
Ну что ж она, Фемида, вся незрячая такая —
Карать меня вслепую, без причины собралась!
А я обозом, кухней, тылом ведал у Чапая!
А я с Климент Ефремычем когда-то был Вась-Вась!
Мне приговор читают. Нет! Все это не годится!
Такого не бывает! Я не верю! Это сон!
…И безнадежный, тусклый свет из форточек струится,
И я тоской по горло, словно снегом, занесен!
«Сон или нет, это пуля сегодня покажет»,
Сладко зевая, ворчит в уголочке конвой.
Вот уже лоб мне в подвале зеленкою мажут.
Сон это, сон! Лапы в сторону, суки, я свой!
2016
«Нас холодные сумерки взяли в тиски…»
М. Цветаевой
Нас холодные сумерки взяли в тиски,
Нас накрыла дождей паутина.
Вой бродячих собак душу рвет на куски,
Мы стоим над могилой Марины.
Ей бы к синим морям в том проклятом году,
А не в жалкий и жуткий свой угол.
Как вон тем журавлям, что про боль и беду
Нам кричат и уносятся к югу.
Живы мы, черт возьми, с нами ветер шальной,
Шелест листьев и горечь рябины.
И кладбищенский сторож, угрюмый и злой,
Водку пьет над могилой Марины.
Он звенит медяками, считает гроши,
Да глаза, вон, таращит хмельные.
Слово было – и нет, значит, нету души,
Значит, нет ни людей, ни России.
Ей бы ноги к чертям на рога уносить
Без оглядки по белому свету.
Эх, суров отчий край, эх, нельзя на Руси
От петли зарекаться поэту.
Лист осиновый в землю осеннюю вмерз,
И какие-то клячи хромые
Воз какой-то везут, и на тысячу верст
Ни души, ни людей, ни России.
И петляет впотьмах среди ливней косых
Обезумевший клин журавлиный,
И снуют сквозняки, как голодные псы,
День и ночь над могилой Марины…
1995
«Мы с Петрухой работой завалены…»
Мы с Петрухой работой завалены,
Мы письмо с ним всю ночь напролет
Сочиняем товарищу Сталину,
Он нам в лагерь галоши пришлет!
Мы, как бобики, дохнем с Петрухою,
У меня ревматизм и артрит,
Я чего-то сыпучее нюхаю,
И Петруха со мной чифирит.
Пусть, как лошадь, душа измочалена,
Мы во мраке лесов и болот
Уважаем товарища Сталина,
Он нам в лагерь галоши пришлет!
Вот у кума хлебало оскалено,
И от пьянки трясется башка:
«Вам привет от товарища Сталина,
Вам удвоили, падлам, срока!»
Лучше б я был долдоном, невеждою,
Спал бы тихо под шорох дождя, —
Нет, я тачку катаю – с надеждою,
И с любовью, и с верой в вождя!
Он в Кремле заседает с наркомами,
Он бойцов отправляет в поход,
Он на пленумы ходит, на форумы
Он нам в лагерь галоши пришлет!
Землю тюкаем, маемся впроголодь,
А душа так и рвется в полет, —
Он все видит, он добрый, ей-богу ведь,
Он нам в лагерь галоши пришлет…
2009
Песня сознательного подростка
«Кончай, сынок, гонять собак! —
Мне батя крикнул из окна, —
За книжки сядь, не будь дурак,
И будет денег до хрена!
Такая нынче привалила
Ученым умникам житуха, —
Кому другому – хрен на рыло,
А им – почет и уважуха!»
Сосед мой Вася жилы рвет, —
Три ВУЗа кончил, вот те на!
Он раньше пил, теперь не пьет.
У Васи денег до хрена!
И он с ханыгами не квасит,
Он едет в «Лексусе» по трассе,
И все вокруг сигналят Васе,
Что жизнь у Васи удалася!
Ежу понятно, без балды,
Что всем бухарикам – хана!
Они слабы, они худы!
У них не будет ни хрена!
И к ним приходит час расплаты, —
Шиза ребят, в натуре, косит,
И их из дурки, из палаты
Вперед копытами уносят!
Я в дурке дохнуть не хочу,
И я с волненьем на лице
Стараюсь, синусы учу,
И аш-два-о, и а-бэ-цэ!
И я не пень, и я не лох,
И я на стреме, начеку,
И я в уме из четырех
Квадратный корень извлеку!
И два на три, и шесть на пять
Всю ночь без отдыха и сна
Я буду в столбик умножать,
И будет денег до хрена!
И пусть объелась белены
Моя любимая страна,
Мозги найдутся у страны,
И будет денег до хрена!
И я поеду по Бродвею
На «Шевроле», на «Мицубиси»,
И жить на свете веселее,
Когда мечты твои сбылися!
2008
«Саня Дудин стоит у обрыва…»
Валерию Ходулину
Саня Дудин стоит у обрыва.
Был кураж, больше нет куражу:
У Ходулина сп…ли пиво!
Что? Чего? Я сейчас расскажу.
Мы в дороге четвертые сутки,
Мы плывем по любимой Оке, —
Ветерок, осторожный и чуткий,
Треплет ласково нас по щеке.
Мол, мотали б вы лучше подальше,
Восвояси – живи не тужи! —
Кто – к любимой своей секретарше,
Кто – к друзьям-алкашам в гаражи!
И без вас тут – тоска в горле колом.
«Нет, братишка, шалишь, перебор!
Дело есть. Мы в глубинке по селам
Собираем народный фольклор!»
Страх по черепу бьет, но не часто —
То, что труден маршрут и суров!
Мы – веселые энтузиасты,
Мы плывем вдоль крутых берегов.
Всюду пни, как свечные огарки, —
Все вокруг порубили к чертям!
Волны, тучи, четыре байдарки.
Дождь холодный упруг и упрям.
Встаем на ночлег, выгружаемся ловко и живо.
Фотографы в группе, завхоз, и кого только нет, —
Филологи, врач и, конечно, душа коллектива —
Валерий Ходулин – живой, настоящий поэт!
Он не только стихи нам читает, —
Он, хотя и романтик на вид,
Но за пиво у нас отвечает,
Он два ящика лично хранит.
И пока мы на нашем привале
Разжигали под елкой костер
И консервы ножом открывали,
Кто-то ящики эти упер.
У Ходулина в голосе хрипы
И башка, вон, от стресса в бреду:
«Здесь крутились какие-то типы! —
Он кричит, – я их точно найду!»
Наше пиво ушло без возврата.
Ни концов не найти, ни начал.
У обрыва на фоне заката
Саня Дудин в прострацию впал.
Мы сутулим усталые плечи.
Нам Валерий прервал забытье:
«Кроме пива, поэзия лечит,
Я сейчас почитаю ее!
С вас печаль, словно серую слякоть,
Смою к черту, – как порчу, сниму!»
«На сухую-то глотку? Однако!
Ну, давай!» – мы сказали ему.
И он нам читает – Есенина, Пушкина, Блока,
Свое, только что сочиненное – во завернул!
И, будто бы в такт, в полумраке качнулась осока,
И замерший лес, отзываясь, тихонько вздохнул.
Нам свистит что-то вроде мазурки
То ли чиж, то ли стриж на суку,
И Серега, медбрат, из мензурки
Нам спиртяги дает по глотку.
Мужики подошли – ровно те же,
Что вертелись тут – шесть или пять.
Старший встал, как медведь на манеже —
Мордой вверх. Хочет слово сказать.
Он могуч, и подвижен, и ловок,
Весь мохнатый такой, в бороде.
«Вы приплыли к нам, – вот его слово, —
Мы пришли к вам, а дружба-то где?
Тут вопрос получается тонкий», —
Он картуз заломил набекрень
И, смущаясь, бутыль самогонки
У палатки поставил на пень:
«Это вам наше чудо и диво,
Чтобы мир и покой был в душе —
В компенсацию как бы за пиво,
Что мы выжрать успели уже!
Эх, едрить-колотить ее в дышло!
Бес попутал, аж тошно самим!
Вы простите, ребята, так вышло, —
Можно мы у костра посидим?»
«Садитесь, чего уж, хоть лучше оно было врозь бы
Шагать нам по жизни. Да ладно уже, вон и чай
Как раз подоспел». Да и гости к Валерию – с просьбой,
С подходом: «Пожалуйста, парень, еще почитай!»
И Ходулин стальным баритоном
Вновь и вновь наши души обжег,
И конкретный мужик с самогоном
Нам еще и гармонь приволок.
Вот и девки пришли, хохотушки, —
Исполняют фольклор нараспев.
Мы в блокноты все эти частушки
Записали, слегка покраснев:
«…………………………………
……………………………………..
………………………………………
……………………………………….
………………………………………..
………………………………………..
………………………………………..
………………………………………..»
«Мать твою перемать, черви-крести! —
Нам завхоз процедил в полгубы, —
Даже Гете ваш с Фаустом вместе
С этой штукою рядом слабы!
И скажу вам стрезва, не по пьяни:
Чтобы планку такую держать,
Тут Киреев-то сам не потянет,
Чтоб вот так вот мыслю выражать!»
А мысля-то прямая, как спица:
Чтоб семьей нам единой, большой,
Вместе жить, значит, надо делиться
Болью, радостью, песней, душой!»
Мы и делимся. Нету дилеммы,
Кто главнее и круче из нас.
Здесь артисты и зрители все мы.
Искры. Звезды. Гармонь! Перепляс!
И мы не напрасно горланили хором куплеты,
Нас общий порыв закрутил, завертел, породнил!
Мы им помогали комбайн доставать из кювета, —
Колян, комбайнер, по ошибке туда зарулил!
Нам с утра – на дорогу по чарке,
И уже, как четыре ладьи,
Наши легкие мчатся байдарки,
И Ходулин – с веслом впереди!
Ни чины, ни награды, ни деньги
Не колышат его в этот миг.
Он сидит – типа Разина Стеньки —
И ведет нас вперед, напрямик!
«Эх, княжну бы тебе, слышь, Валерка! —
Саня Дудин ему подмигнул. —
Ты бы влегкую, враз, уж поверь-ка,
Ей чего-нибудь в рифму загнул!
Вас никто б не чморил и не тюкал:
Мол, бросай ее за борт, змею!
Ты бы сладкой строкою баюкал
Дорогую зазнобу свою!
И любая вообще кавалькада,
Чем с похмелья давать кругаля,
Без потерь приплывет куда надо,
Если только поэт у руля!»
Люди смотрят нам вслед молчаливо.
Саня Дудин им машет рукой:
«Ничего, что вы сп…ли пиво!
А концерт-то зато был какой!»
Такие дела. Но вначале-то слово поэта
И было, и есть, это он нам пробил колею
К веселой и дружной гульбе. Я примерно про это
Про жизнь, про дорогу балладу придумал свою.
Это все? Нет, не все. Стих не кончен.
Тут поэма, тут выше бери.
Мы гримасы от горечи корчим,
Мы от воблы жуем пузыри.
А горчит-то в душе, знамо дело,
Что поэты вокруг, как один,
Оторвать свое пухлое тело
Не умеют от мягких перин.
Приводи себя в тонус и в чувство,
Отправляйся в дремучую глушь,
Мастер слова, работник искусства,
Инженер человеческих душ!
Из слоновой какой-нибудь кости
Кто-то в башне сидит целый день
И, зверея от скуки и злости,
Сочиняет какую-то хрень.
Ты бери ее, жизнь, с жара, с пыла,
Как Валерий. Учись, молодежь!
Если в башне сидишь, как мудила,
Так мудилой потом и помрешь.
Ты с души-то железные цепи
И стальные оковы сними.
Пусть грызут тебя, месят и трепят
Ветры лютые, черт их возьми!
Ходулин – от слова «ходить». Значит, хватит валяться,
Подушки загривком утюжить в тепле, на боку.
Я знаю, что делать. Я пью за Валерия, братцы,
За жизнь, за ребят, за любимую нашу Оку!
2016
