Надежде Финогеновой, начальнику юридической службы Косогорского металлургического завода
Нету в жизни смысла, если все вокруг нечестно, —
Хороши юристы, значит, жив родной завод.
Братцы, я спокоен, мне доподлинно известно:
Надя Финогенова за правду пасть порвет!
Должники трепещут, им от нас не отвертеться,
Конкуренты стонут, у проверок бледный вид,
Потому что Надя от души, по зову сердца
Рыло рвет за правду, за ребят горой стоит!
Будь ты вор и сволочь, воротила кабинетный,
Будь хоть мелкой сошкой – бойся, жди за годом год,
Что тебе без лишних слов, спокойно и конкретно
Надя Финогенова за правду пасть порвет!
И пока взахлеб она, без удержу воюет,
Миллионы, толпы проходимцев и паскуд
За версту обходят нас – печенкой, горлом чуют:
Здесь шутить не любят, здесь за правду пасть порвут!
Вон залетный рейдер сам себе бинтует рожу,
Ухо мажет йодом, льет зеленку на башку, —
Знаем, соболезнуем, помочь ничем не можем:
Надя Финогенова на страже, начеку!
Может, кто-то меч кует, на нас глазенки щурит,
Тюха ты Матюха, знай помни, обормот:
Кто с мечом придет сюда, тому кранты, в натуре,
Надя Финогенова за правду пасть порвет!
2013
По миру ходит кризис, как медведь.
Нам старший мастер брякнул с бодуна:
«Ребята, надо срочно протрезветь,
Иначе смерть и полная хана!
Мы пьем и с жару, и с морозу,
Один лафетник за другим!
Друзья, давайте сменим дозу,
Тогда мы кризис победим!»
В литейке шутят: «Пьянство – это зло!
Ну что нам, из наперстков, что ли, пить?
Прости, братан, ей-богу, западло
Литейщику наперсточником быть!»
Мы пьем серьезно и помногу,
Чтоб враг, подлец, к нам не был вхож,
Чтоб даже кризис у порога
Рыдал при виде наших рож!
Гудит родной завод, гудит башка,
Душа поет, щебечут снегири,
И путь наш прям, и планка высока:
Два литра в сутки! Завтра будет три!
И мы работаем, как звери,
И нам гулянка не во вред.
«Умом Россию не измерить!» —
Поэт был прав, базара нет!
У кризиса меж ребер холодок,
Мол, что за хрень, все пьют, а жизнь идет!
И он в Россию больше не ходок,
Он в Грециях, зараза, гнезда вьет!
Мы водку тоннами лакаем,
Наш долг – не падать, а стоять!
И мы сегодня побеждаем
И будем завтра побеждать!
2012
Валерию Ходулину
А на тебе мешки и ведра
Таскать, возить бы тыщу лет,
А ты взрывной, веселый, бодрый —
Таким и должен быть поэт.
Но тут недавно вскрылись факты
(Мне подсказала молодежь),
Что ты порою где-то как-то
…ню какую-то несешь —
Про то, что песня твоя спета
И счастья мало впереди,
А я тебе в ответ на это
Скажу: «Валерий, не …!»
Пусть вечер зимний, непогожий,
Тяжелый, серый, словно ртуть,
Тебя терзает и тревожит,
Пускай на сердце мрак и муть,
И как-то все кругом …,
И дружбаны ушли в запой,
Но в нас твое живое слово
Звенит, а, значит, мы с тобой!
Придурков – тьма. Мы не чета им.
Мы металлурги. Ты поэт.
Ты свой, и мы тебя читаем.
Ты наш, и в этом твой секрет,
И сила строк, и страсть, и тайна,
И ты – стихам твоим под стать,
И до конца второго тайма
Тебе сто лет еще играть.
Напомню, если ты позволишь,
Что впереди – великий путь,
И ты – талант, и я всего лишь
Хочу на это намекнуть.
Хочу пунктиром обозначить
Перед тобою круг задач:
Пахать! Работать! Жить! …чить!
Иди, Валерий, и …чь!
2014
Аркадию Пономареву
«Спокойно, шансы есть, он всех сильней» —
Был голос глух и вязок у врача.
И вот уже поминки, сорок дней.
Холодный ветер. Сумерки. Свеча.
Туман, колючий иней на кресте и на ограде,
Мы в Тулу прикатили из столицы на такси,
Мир праху твоему, привет душе, мы здесь, Аркадий,
И домны наши дышат, вот и вспомним, на ночь глядя,
Как мы с тобой заводы поднимали на Руси.
…И был пейзаж печален и уныл —
Труха и пепел, злая круговерть,
«Сергей, прорвемся, – так ты говорил,
Давай, спортсмен, ты можешь, только верь!»
Базарили без умолку в большом красивом зале
Веселые придурки, хоть косой их всех коси,
Они с утра до ночи водку ведрами лакали,
А мы с тобой заводы поднимали на Руси!
Полынь росла на шпалах, а в цехах
Вороны вили гнезда, снег летал,
Родной завод загнулся и зачах,
И где уж там давать стране металл!
Балбесам и бездельникам расписаны награды:
«Премного благодарны, битте-дритте, гран мерси!»
Они над нами хором потешались до упада,
А мы с тобой заводы поднимали на Руси.
…И у врача в руке дрожал бокал,
И он шутил, и с нами пил за жизнь,
И отводил глаза, а я шептал:
«Аркадий Николаевич, держись!»
И в черепах извилины хрустели аж до хруста,
Закон один: работай или ноги уноси!
И мы с тобой заводы приводили в ум и в чувство,
И мы с тобой руины разгребали на Руси.
То путчи, то дефолты, слава Богу, не цунами,
Тоска вокруг – хоть голову о стену расколи!
А мы с тобой всегда любили тех, кто рядом с нами,
И жили, и заводы поднимали, как могли!
…Холодный ветер. Сумерки. Луна.
И звезды высоко над головой.
Пока, Аркадий. За тебя, до дна!
Завод наш дышит, значит, ты живой…
2012
Самогоном пропитан я, бормотухой отравлен,
Ох, со мной и намучился Косогорский завод!
На участок к девчатам я, на поруки отправлен, —
Типа, нежность, любовь меня в чувство, в ум приведет!
Косогорские девушки – не заморские клячи,
Не столичная шушера, им знаком тяжкий труд.
Верят в дружбу, в ребят они, и на коксоподаче
Молодые, красивые, в домну кокс подают!
«Совесть, ум, – говорят они, – и душа, и надежность —
В мужике это – главное. Пусть цветет отчий край,
Пусть такие плодятся в нем. Если ты подведешь нас,
Мы тебя за предательство не простим, так и знай!
Знай, что путь к сердцу женщины и опасен и труден.
Если спать будешь сутками, как Ильич в шалаше,
Мы тебя пропесочивать на собраньях не будем,
А утопим по-тихому в шлаковозном ковше!»
Мне отвар из шиповника и настой из ромашки
Косогорские девушки от похмелья дают.
Я б с утра с бригадиршею пропустил по рюмашке,
Но влюблен в нее по уши. Значит, пьянке капут!
Я ишачу до одури, жилы рву до упада,
Я уже боле-менее три недели не пью.
Косогорские девушки – это то, что мне надо!
Я на трезвую голову в домну кокс подаю!
2012
Ты украл нодулярный чугун – сто пятнадцать кило.
Тоже мне, бригадир – хорошо, мы тебя отловили, —
В полночь взяли, на месте, с поличным – считай, повезло.
Ты в прострацию впал, и глаза, как две льдышки, застыли.
Я особого зла на тебя, видит Бог, не держу,
А без лишней «пурги» ограничусь беседой короткой —
О финансах, о прибыли в общих чертах расскажу,
А потом п…ну по балде кантовальной лебедкой.
Не могу я смотреть, как завод вылетает в трубу.
Нет, ты слушай сюда, в суть вникай и в окошко не пялься.
Если б ты даже медную фурму унес на горбу,
Я б и то как-то вскользь посмотрел бы на это, сквозь пальцы.
Ну а тут-то – сверхчистый, сверхприбыльный ценный металл!
Ты, его по частям тайной тропкой со склада таская,
Нам в итоге ухудшил отчет за истекший квартал —
На святое посмел покуситься, паскуда такая!
Я не буду в ментовку тебя на аркане тащить,
Греть ладонями ствол на ходу и размахивать плеткой.
Рецидив налицо. Ты обязан свое получить —
С разворота, с торца по балде кантовальной лебедкой!
Кто-то скажет: «Владимирыч, как-то оно не того,
Трудинспекция может прийти, так и жди ее, злюку!»
«А крысятничать внаглую, братцы, оно ничего?
Пусть приходит – сама огребет под горячую руку!»
Вот вы сами ж не будете в мутной болотной воде
Тихо рыбку ловить? Лучше жить и заводом гордиться!
Лучше честно работать. Зачем получать по балде?
Основание черепа надо беречь. Пригодится.
2015
Я был в делах отчаянный и храбрый —
На взводе, как пружина, как курок,
А нынче кризис, взяв меня за жабры,
В пивную, как на плаху, приволок!
А нынче кризис шествует по миру,
Шумит, бузит, как прапор с бодуна!
Налейте, братцы, бывшему банкиру,
Я все имел, и нету ни хрена.
Хана финансам в Штатах и в Европе,
Пейзаж на бирже мрачен и уныл.
Я дом в Париже с перепугу пропил,
Я все мечты свои похоронил.
В сарае сплю. Труха. Опилки. Ветошь.
Петруха, сват, смеется: «Пей до дна!
Покуда цел – пляши, потом ответишь
За то, что денег было до хрена!»
И я пляшу в продмаге у прилавка —
Танцую вальс, чтоб водки дали в долг.
И мне дают. Меня жалеет Клавка,
И я на звезды вою, словно волк.
И кредиторы, сытые уроды,
Меня шерстят без отдыха и сна,
Отняли все – и банки, и заводы.
И за душой ни банков, ни хрена!
Колымский край, Дудинку, блин, Игарку
Они меня осваивать пошлют.
Друзья, налейте! Плохо олигарху,
Когда ему, как Гитлеру, капут!
И пусть я с Монте-Карлами простился,
Пускай в Мадрид не езжу к королю,
Зато у стойки в баре закрепился,
Я в доску свой, я Родину люблю!
Я без нее – тюфяк и недоумок,
Смычок без скрипки, лодка без весла,
Я раньше пил из платиновых рюмок,
Теперь предпочитаю из горла!
Спасибо, кризис, ты мой лучший лекарь!
Ты не во сне, а здесь вот, наяву
Из олигарха сделал человека —
Я свой среди ребят, и я живу!
Я спирт в подъезде запросто лакаю,
Меня из дома выгнала жена!
Не знал я, братцы, кто она такая,
Покуда денег было до хрена…
2012
Я приехал в составе друзей
На Второй Силикатный проезд.
Я, как в древний дворец Колизей,
Вглубь родного завода пролез.
Здесь упадок всего – механизмы мертвы,
И монтажник Илья под забором, увы,
В одуванчиках, в травах погряз.
Ржавый крюк все живое берет на испуг.
По руинам идем, слышим скрежет и стук,
Песню слышим: «Эх, раз, еще раз!»
Это друг наш, Смирнов Тимофей,
Не смирился со смертной тоской.
Слесарь-сборщик, король, корифей,
Он в атаку бросается, в бой!
Он ударник труда, он в оркестре один,
Он ударник, он бьет по металлу машин,
Машет молотом, мрачен, суров.
Он не сдался, он хочет опять и опять
Из молчащих моторов искру́ высекать,
Хочет слышать их рокот и рев!
Мы с друзьями сидим у костра,
Жарим окуня в черных углях.
Над руинами воют ветра,
Сброд уснувший лежит на путях.
Но не спит Тимофей, хочет фронта работ,
Он кувалдой в компрессор, как в колокол, бьет,
Телогрейку рванув на груди!
Он с катушек съезжает, как с рельсов трамвай,
Он гудку заводскому кричит: «Ну, давай,
Ну, чего же ты, сволочь, гуди!»
Нюрка ищет его, сбилась с ног, —
«Эй, – кричит, – идиот, спать ложись!»
Он в бою, он спецуху прожег,
Он поет: «Я люблю тебя, жизнь!»
Он в останки станков барабанит башкой.
Звон железный встает над притихшей землей,
Уплывает, уносится ввысь,
И Тимоха в болото роняет болты,
Гладит гайку, подшипнику шепчет: «Эй, ты,
Шевелись, шевелись, шевелись!»
Он впрягается в лямку со всех своих сил,
Он бульдозер, как баржу, берет на буксир:
«Ну, поехали, брат, понеслись!»
Он кувалду сломал, в кровь разбил кулаки,
Он к конвейеру рвется ветрам вопреки.
«Шевелись, шевелись, шевелись!»
1993
Я распределился после ВУЗа на завод,
Я людьми командую на доменной печи.
У людей шатание, гулянка и разброд —
Пьют, как оголтелые, лечи их, не лечи.
Слесаря и грузчики в похмельной маяте
«Сбегай за поллитрой, – шепчут с грустью и тоской, —
На сухое горло даже кони, вон, и те
От работы дохнут от такой»
Я спец. Я старший мастер. Все равно мне
Кричат: «Беги давай! Народ страдает!»
Мой сменщик мне сказал: «Живи и помни:
Не дашь по роже – не зауважают!»
Ох, во мне и сила – как река без берегов, —
Я начистил рыло всем, кто под руку попал,
И отдельной темой алконавтам из мозгов
Градусы с промиллями к чертям повышибал.
За общий стол в преддверье Первомая
Заместо тамады меня сажают —
Дела пошли. Догадлив. Понимаю:
Не дашь по роже – не зауважают!
Мне сказали парни: «Нам понятен разговор,
Где-то даже близок. Ну, а как нас не учить,
Если мы метиловый не можем до сих пор
От простой водяры отличить?»
Да, тяжел кулак мой, но местами, вон, уже
Воровство с прогулами сошли на ноль, на нет.
Я в бою с соперником – в контакте, в кураже.
Я провел на ринге десять лет.
Призер Союза в полусреднем весе —
Вот кем я был, теперь все это знают
И даже намекали в местной прессе,
За что меня, примерно, уважают.
Мне, ей-богу, совестно, но дело-то пошло!
План даем, и премия не хилая у нас.
С шишками, с фингалами, но трезвый, как стекло,
Цех, пыхтя и бегая, жиры свои растряс!
Мне ребята трубку подарили с мундштуком,
Как тому, который по ночам сидел в Кремле,
От которого злодеи отлетали кувырком, —
Царь и бог, я помню, свет во мгле!
Он тридцать лет нас вел прямой дорогой.
«Таким же будь, – ребята мне желают,
А надо нас учить – за ради бога!
Не дашь по роже – не зауважают!»
Я стих писал всю ночь, и вот – готово,
Пусть критики над ним соображают,
Не то в нем три, не то четыре слова:
«Не дашь по роже – не зауважают!»
2015
Н. Леоновой
Закусь к водке укропом и перцем
Я посыпал, и тост мой такой:
Уважаю финансы всем сердцем,
Финансисток люблю всей душой!
Наташку взять для примера,
У ней одно на устах,
Что деньги – призрак, химера,
Когда их нет на счетах.
Наташка формулы пишет,
Наташка в цифрах сильна,
У ней ума выше крыши,
У ней мозгов до хрена!
Я хочу, чтобы в шоке и трансе
Не тряслась у Наташки башка,
Чтоб у ней дебет-кредит в балансе
Никогда не валял дурака!
Киреев, Кузин, Радаев —
Парнями Тула полна, —
Она не в нас, раздолбаев, —
В родной завод влюблена!
Она по-черному пашет,
Компресс кладет на хребет,
В башке у ней нету каши,
В мозгах трухи тоже нет!
Кризис топает к нам по планете,
Бухгалтерия чешет башку.
У соседей в цехах воет ветер,
Производство лежит на боку.
От спячки, дури и лени
Завод их рухнул, как лось,
Когда у них в смысле денег
Одно с другим не сошлось.
Наташка – полная гневом:
«Ведь мы же так не хотим,
Крутые, буйные, где вы?
Вперед, и мы победим!
А значит, дурью не майтесь,
Иначе крышка, беда,
Вы хоть немного старайтесь
Мозги включать иногда!»
Убытки сплошь да потери
У тех, кто сутками спит,
Наташка в лучшее верит,
Наташку ангел хранит.
И он ей крыльями машет,
Чтоб ей, как ландышу, цвесть.
В душе у ней нету каши,
У ней там жизнь, сила есть!
Она зимою и летом
Всегда, во все времена
Красивше всех, и при этом
У ней мозгов до хрена…
2012
Александру Ершову, начальнику службы безопасности Косогорского металлургического завода
А враг был и резок и точен в ударах,
А урки бесились вокруг во всю прыть,
А ты им сказал: «Ваше место – на нарах!»
Василич, налей, мне тех лет не забыть!
Они наш завод обложили по полной:
«Эй, ты, развалюха, умри, околей!»
Я помню твой план. В нем слова вроде молний:
«Война до победы!» Василич, налей.
За тех, кто в бою, ну, поехали, с Богом,
За самых надежных и лучших парней,
Что груз по великим российским дорогам
Везут и довозят. Василич, налей!
За Слетина Сашу, что гвозди и вилки
Ломал, веселясь, и без лишних затей
Ворье, подлецов прессовал, как опилки.
Земля ему пухом. Василич, налей!
Вопросов уж нет: «Кто кого? Либо – либо?»
Завод на ходу. Жизнь идет. Мы сильней.
И мало кто скажет: «Эй, вы там, спасибо!»
Да нам и не надо. Василич, налей!
…А враг, обезумев, глумился в охотку,
А ты усмехался: «Держись, дуралей!»
И мы его взяли за жабры, за глотку,
И мы победили. Василич, налей!
2013
Летят сквозняки напролом,
И дождь моросит невпопад.
В пивной у окна за столом
Рабочие люди сидят.
И друга, что в гору пошел,
Что в дамки пролез невзначай
И там засиял и расцвел,
Они поминают: «Прощай!»
Он сват там кому-то и брат.
На службе у них благодать,
И цифры какие-то в ряд
Он пишет в большую тетрадь.
Скулит в уголке, как шакал,
И воет гармошка навзрыд,
И песню про славный Байкал
Нетрезвый поет инвалид.
И водка у Лехи на стол
Из рюмки бежит через край,
И взгляд его хмур и тяжел.
Он шепчет: «Товарищ, прощай!
Ах, сколько на свете таких,
Заместо чтоб землю пахать,
Сидят в кабинетах своих
И пишут чего-то в тетрадь!»
Река вдалеке холодна.
Вишневый осыпался сад.
В пивной за столом у окна
Рабочие люди сидят…
2015
Ирине Поляковой, начальнику отдела труда и заработной платы Когорского металлургического завода
А ты прозреть заставишь и слепого,
И ночь глухая станет ясным днем.
Привет тебе, Ирина Полякова,
Давай с тобой по стопке …!
Ты фронт работ горбом своим вкушаешь —
Цветешь себе, как яблоня в саду,
Но сердцем, шкурой, жизнью отвечаешь,
Чтоб всем была зарплата по труду!
Ты в полудреме, за полночь, в печали
Рисуешь в мыслях вектор бытия:
Чтоб пацаны дебила не включали —
Мол, я не я, и хата не моя!
Чтоб каждый знал, минуя проходную,
Зачем мы все, примерно, собрались,
Чтоб лень и дурь, как крысы, врассыпную
Из нас куда подальше унеслись!
Чтоб, наконец, ни зависти, ни злобы
Не знал завод, но что за упыри,
Но что вокруг тебя за д…ы
Порой мелькают, черт их побери!
Ирина, мы сильней. Я верю в чудо.
Давай с тобою сядем в тишине —
Эх, красотища, братцы, тлею буду! —
Свеча, бокалы, тени на стене,
Луна в окне, как панцирь черепахи,
Что вдаль ползет, в волшебную страну,
И я с тобою вмажу по рюмахе,
И я с тобой по стопке..!
За то, чтоб даже олух безучастный
Кумекал, думал, двигал свой предел,
За наш завод, любимый и прекрасный,
Чтоб он три тыщи лет еще гудел!
Он для тебя, как поле Куликово,
Ты бьешься и крепчаешь с каждым днем.
Привет тебе, Ирина Полякова,
Давай с тобой по стопке..!
2012
Друг при друге завод и поселок – рабочий расклад.
Кризис смерчем промчался по нам напролом, на «ура!»,
Слабых в землю втоптал. Эй, ребята, ни шагу назад!
Здесь нам жить, это Родина наша – Косая Гора!
Нам погибель пророчили умники в толстых очках
И на биржах, и в банках, а мы от утра до утра
Рвали жилы по полной до стука, до звона в мозгах,
Живы мы, с нами Бог, с нами наша Косая Гора!
Что ж, об эти лихие края, где тебя наповал,
Чуть зевнул на ходу, ледяные сшибают ветра,
В сорок первом зимой враг под ноль свои зубы стесал,
Он запомнил навек, что такое Косая Гора!
Войны, кризисы, путчи, чего там еще приберег
Дьявол-черт нам в подарок, мол, все, разбегайтесь, пора!
Всем смертям и стихиям назло, вопреки, поперек
Жив завод, это Родина наша – Косая Гора!
2014
Н. Леоновой
Лед вокруг водокачки – замерзшая лужа.
Тишиной, как трясиной, поселок объят.
Люди спят да жуют, и каток им не нужен,
Люди ходят работать на химкомбинат.
И ветер, холодный и острый, сквозит,
Свистит, завывает в окрестных дворах,
Наташке три года. Наташка скользит
Вокруг водокачки меж бревен и плит
По тонкому льду на фигурных коньках.
А на химкомбинат спирт в цистернах привозят,
Люди все выпивают до дна, до нуля,
И фонарь околел на ветру, на морозе,
И оборванный провод повис, как петля.
Наташка, исполнив отчаянный трюк,
Бормочет под нос чепуху, ерунду:
«Хочу, чтоб все было красиво вокруг,
И вальс чтоб звенел для друзей и подруг»,
И чертит узоры коньками на льду!
В тучу вмерзла луна, ей тоскливо и тяжко,
Людям скучно от сна: вроде ветер утих,
Что в петлю́-то смотреть? Вон как шпарит Наташка,
Да куда без нее? Нам не жизнь без таких!
И вальс в чьих-то окнах все громче звучит,
Все ярче, все выше луна в облаках,
И новый каток, кто б подумал, залит,
И люди кругом, и Наташка скользит
По синему льду на фигурных коньках…
2013
В шестом разделе книги – то, что можно назвать «песнями разных лет». Тематически они никак не объединены. Их у меня много, возможно, еще не на одну книгу, но сюда я включил либо те, которые меня просят исполнить, либо те, про которые я могу сказать, что хочу, чтобы меня попросили их исполнить.
Вот он, дом наш – розги, плети,
Злой, в лохмотьях – каждый третий!
Ошалелый пляшет ветер,
Проходимец и паскуда,
На просторах снежных, голых,
И вокруг, в соседних селах
Знает, помнит каждый олух:
К нам не суйся, будет худо!
Стой, прохожий, будет страшно
На несжатых наших пашнях,
Нас, веселых, бесшабашных,
Все на свете разлюбили!
Травы сохнут, меркнут зори,
Так случилось. Что за горе,
Кто тут с кем когда повздорил?
Мы не помним. Мы забыли…
Эх, из рук уходит сила,
Словно в жилах кровь застыла!
Что-то тут такое было,
От чего волосья дыбом!
Старец, ушки на макушке,
Что-то знает, но, опухший,
У печи сидит потухшей
И молчит, молчит, как рыба.
То ли мы честной толпою
Пели песни с перепою,
То ли кровь лилась рекою
Среди копоти и пыли,
На кресте там кто распятый?
Вон, мужик башкой лохматой
Бьет об стол, кричит: «Ребята!
Караул! Мы все забыли!»
Свет неверный, пол неровный,
Так в потемках и живем мы,
Если что, кулак проворный
Буйны головы остудит!
И юродивый с гармошкой,
То ли Яшка, то ли Прошка,
Возле каждого окошка
Нам кричит: «Очнитесь, люди!»
1990
Говорила мать: «Не плачь, не выдам»,
А потом махнула: «Бог с тобой.
На тебя купец имеет виды
Рыжий, толстый, с длинной бородой.
Будешь ветра в поле беззаботней,
Будут дни счастливые светлы».
«А когда же свадьба?» «Да сегодня!
Да уже накрыли на столы!»
Мамки-тетки носятся, как гуси,
И купец расселся, не спеша:
«Эх, Маруся, милая Маруся,
До чего ж ты, сволочь, хороша!
Вот он я, твой голубь сизокрылый,
Вот тебе навек моя рука»
И Маруся шепчет: «Сгинь, постылый,
Я люблю Ванюшу-дурака»
За рекою – церковь, звон разлуки,
Колокольня. Крест. Мечтам конец.
И ведут, ведут под белы руки
Мамки-тетки Маню под венец.
И в толпу, вон, врезался, ворвался
На лихом коне Иван-дурак,
Подхватил Марусю и умчался
Чистым полем, к лесу, за овраг.
«Эй, счастливо всем!» – махнул рукою
Ваня людям добрым, и от них
На край света скачут оба-двое,
Поминай, как звали молодых!
Сватья-братья, гости дорогие
Криком горло до́ крови дерут:
«Не сносить, заразе, головы ей,
Не уйдет он, дурень-баламут!»
Хоть с утра пьяны, но дело знают,
На коней вскочили, понеслись,
Догоняют Ваню, догоняют!
Шевелись, Ванюха, шевелись!
Ваня в ухо шепчет вороному:
«Ну, давай, соколик, выручай!»
Слева – мрак, трясина, справа – омут,
За спиною – горе да печаль.
За спиною – топот, топот, топот.
Впереди, уж вот он – темный лес, —
Косогоры, кочки, тропы, тропы,
Травы в рост и сосны до небес.
Там и скрыться, там и отдышаться,
Елки-ветки – вот вам и постель! —
И проснуться утром, и умчаться
Навсегда за тридевять земель!
Ваня к лесу правит наудачу,
И вдоль речки, ленты-полосы,
Вслед за Ваней скачут, скачут, скачут
Удальцы лихие, молодцы!
Кони рвут поводья, ног не чуют,
И купец орет из-за стола:
«Всех уволю, твари, подчистую.
Да пальнуть по ним – и все дела!»
Вороно́й от выстрела качнулся,
Сбился с шага, вбок заковылял.
Вот и кнут до Вани дотянулся.
И народ на славу развернулся
И Ванюшу – волоком – в подвал.
Что ни глаз, то кровью, смертью налит.
У таких пощады не проси.
Ой, вязали, Ваня, ой, ломали
Спокон века волю на Руси!
Мамки-тетки темными очами
На Ванюшу искоса глядят,
Соль достали, розги мочат в чане,
Во дворе собрались, встали в ряд.
Он без сил на лавке распластался.
Сто плетей – решили – в самый раз.
Сам купец пришел, за дело взялся,
И сватья́-братья́ пустились в пляс!
Крик да стон, да розги вязнут в мясе.
Все, Иван лежит, почти остыл.
И купец с поклоном восвояси
От греха подальше укатил.
У Маруси – ночь перед глазами,
Даже днем. И кровь, и чан с водой,
И купец как будто рядом замер,
Рыжий, толстый, с длинной бородой.
Вот и год прошел, нашли другого.
Вот и свадьбе свой настал черед.
За углом Ванюша вороного
Запрягает рядом у ворот…
1996