полная версия

Сергей Иванович Чекалин
Бабушка, расскажи сказку!

Радио

В конце 1958 или в начале 1959 г., уже после смерти дедушки Васи, родители купили радиоприёмник, марки «Родина-52». Довольно большой такой деревянный ящик с соответствующей начинкой внутри. Питался он от сухих батарей, которые для этого время от времени покупались. Антенну отец построил на двух шестах, натянул между ними медную проволоку. Один шест стоял у дома, примерно посредине его фасада. От этого шеста через отверстие в стене (в саманной стене) провод шёл внутрь дома на рубильник-переключатель, затем – на приёмник и обратно через стену в землю. Второй шест стоял за сараем, тоже сложенном из самана, так что антенна висела над двумя крышами: одна крыша, крыша дома, покрытая жестью, а вторая, крыша сарая, была соломенной. Между шестами было около двадцати метров. Рубильник во время грозы переключал антенну на землю («заземлял» всю конструкцию). Зимой и осенью этого не надо было делать.

До этого в нашем доме никакого радио не было, как, впрочем, почти ни у кого в деревне. Был репродуктор в правлении колхоза, ещё у жителей, кто жил по пути с радио и телефонными проводами. Больше всего это хозяйство предназначалось для телефонного сообщения нашей деревни (колхоза) с районным центром (через Токарёвку) ещё в период коллективизации. Поэтому провода для радио повесили попутно, заодно с телефонизацией. Произошло это, я думаю, со времени организации колхоза, потому что в начале тридцатых годов радио в Красном Кусте уже было. Потом, где-то в 1958-59 годах, провели радио (известную «тарелку») и всем желающим. Делалось это практически одновременно с проводкой электричества жителям деревни. Только не нам, хотя мы и желали бы этого. Просто наш дом и дом наших соседей, Кошелевых, находился сравнительно далеко от основной деревни. Надо было ставить дополнительно два или три столба. Тогда ещё в колхозе, на правлении, сказали, что если хотите, то ставьте столбы за свой счёт. Но что значит «за свой счёт»? Места там были степные, где было взять столбы, пусть даже и за свой счёт. Потом, конечно, соберётся ли деревня на помощь. Поэтому и остались мы без радио. А потом и без электричества, потому что электрические провода немного позже, при появлении своей электростанции, повесили на те же столбы. Кошелевы к тому времени уже переехали в основную деревню, рядом с Колмаковыми, купили деревянный дом у Фроловой Анны.

Репродуктор в радиосети был известный – говорящая «тарелка». Его можно увидеть по старым советским фильмам, особенно по военным фильмам. Программ, конечно, никаких. Первая, она же и последняя. Как у Булгакова в «Мастере и Маргарите» словами иностранного мага в отношении осетрины: «Свежесть бывает только одна – первая, она же и последняя».

Со звуком, исходящим из динамика, мы были знакомы, поскольку в кино ходили.

Был у нас в доме патефон. А в деревне патефонов было не больше трёх. Кажется, ещё у Колмаковых, да ещё у Мамонтовых, которые жили рядом с бабушкой Машей. Их сын, Василий, был лётчиком-испытателем, он и привёз им патефон. Этот лётчик, когда приезжал в отпуск, привозил с собой целый чемоданчик небольших плиток шоколада. И обязательно угощал всех ребятишек деревни.

Патефон нас и развлекал по праздникам. Либо в доме, а чаще – на крыльце. Под этот патефон мы с Шуркой Незнановым, было нам лет по пять-шесть, что ли, соревновались на лучшего плясуна. Собрались у нас, Чекалиных, гости, все Незнановы. Я думаю, что это было сватовство, сватали мою тётю Симу за их Николая, тогда лейтенанта. А может быть, уже и свадьба была. Чего не знаю, того не знаю. Не помню. Если это так, то должен был быть 1954 год. Но помню, что нас с Шуркой выставили в круг, завели нам «Барыню», и давай мы наяривать, кто во что горазд. Горазд-то оказался Шурка. Он выделывал такие же коленца, как и его отец. А уж тот, известно, сплясать был ловкий. А мне плясуном не в кого было быть, так я его, Шуркины, те же коленца и повторял. Вот и проиграл…

Ну, это всё про патефон, как вы поняли. А я хочу продолжить про радио.

«Родина» – это был какой-то переворот. И представить себе нельзя было, что в нём не одна программа, а все наши, которые тогда были. Да и ещё другие страны, пусть на незнакомом языке, но с музыкой. Да и на русском «вражьи» программы хорошо принимались, потому что с глушителями тогда в стране была напряжёнка, ведь жили-то мы, скорее, ближе к нашим «врагам», чем к глушителям. Чего только не наслушались! Помню, поймал я раз вечером какую-то программу. Слышу, про сталинские времена говорят. Это уже значительно после XX съезда КПСС, на котором объявили «культ личности» Сталина. Съезд состоялся в конце февраля 1956 г. Для нас эти времена были ещё тёмным лесом. И сейчас-то с этим ещё не разобрались полностью, а тогда… «Враги народа», там, с выколотыми глазами в учебниках, это ещё понятно. Враг – он и есть враг. Папа и мама рассказывали, что иногда они, будучи школьниками, портили в своих учебниках портреты видных в прошлом политических деятелей, когда они расстреливались за шпионаж, предательство и измену (в то время в учебниках печатали портреты вождей и видных политических деятелей, многие из которых и оказывались «врагами народа»). Помню, что мама говорила, что она таким образом «расправилась» с Блюхером и Тухачевским. А тут, вдруг, такое порассказали в этом приёмнике, да ещё добавили о Никите Сергеевиче Хрущёве, что и его «биография не без пятен», что он тоже был причастен к расстрельным спискам. Как потом оказалось – так оно и было на самом деле. А тогда, ведь, что Сталин, что Хрущёв, что Брежнев, потом, после Хрущёва, последующие Константин Устинович Черненко и Юрий Владимирович Андропов (я уж последних с именами и отчествами) – лица неприкасаемой национальности. Уже в близкие времена более-менее как-то успокоилась неприкасаемость со времени перестройки М.С.Горбачёва, которая была объявлена в начале 1985 г. Проскочили и Б.Н.Ельцина с В.В.Путиным и Д.А.Медведевым. А тогда о Хрущёве (при живом-то ещё Хрущёве) говорят как о преступнике, да мало того, я-то слушаю об этом! А что такого особенного я мог понять об этом в свои десять-одиннадцать лет? Побежал к родителям, говорю, что так, мол, и так. Вон, какой у нас Хрущёв-то. Подумал отец и говорит: «Ты слушать-то слушай, но об этом никому не говори».

Как сказано, так и сделано…

Мне нравилось вертеть ручку настройки и слушать на разных волнах всякие мурлыкающие звуки, с переливами. А то, вдруг, раз, и среди этих звуков прорежется речь или музыка.

Во время войны отец был в Германии. Можно было там приёмник добыть для дома, в качестве трофея для солдат это разрешалось. Но, как тогда говорили несведующие бойцы, которые в Германии впервые велосипед увидели, зачем он нужен, он же по-немецки говорит. Шутка это или правда, не знаю. Знающий пошутит, а незнающий поверит. По тому, как жили у нас в деревнях, поверить было можно, что немецкий приёмник на русском языке не работает. Что, там, велосипед, мелочь, если танки да самолёты на глазах. Другое. В немецких деревнях, если их так можно было назвать, дворы мощёные были! Камнем! И не хлев для скота, а дворец! А двор-то, Вася, друг ты мой, подметается! И чуть ли водой не моется! И корыта для свиней и овец сделаны были не из дерева, а из бетона. Вот и понятно, зачем это немцам делать приёмники на русском языке? И это у них не сейчас появилось. О том же самом писал и А.И.Солженицын в произведении «Август четырнадцатого», про времена начала Первой мировой войны.

Вот, например, смотрим мы сейчас по телевизору сериал «Чисто английские убийства». В нём постоянно происходят детективные события, как они сами называют, «в деревне». А деревня-то – чистенький и опрятный городок. По деревне мощёные улицы, дома каменные, ухоженные. Посмотрели бы они на нашу деревню, в любое время, в царское, большевистское и современное. Поэтому и удивлялись наши солдаты тому, что свиньи едят из бетонного корыта, что двор подметается. Уже в наше, советское время, удивлялись наши туристы обилию и разнообразию продуктов и товаров в магазинах побеждённой Германии, каких только душе угодно…

Первое время ребятишки, друзья, наши товарищи, от игр совсем отбились. Всё взахлёб слушали нашу «Родину». И то есть, и это, и всего помногу. Хочешь, поговорят с тобой, расскажут, постановку какую-нибудь передадут, да и музыки разной иностранной навалом, никогда не слышанной. Помню, как-то мы играли зимой у нас в доме, человек шесть нас было, а тут стали передавать по радио спектакль про события во время войны, про Брестскую крепость. Мы сразу же переключились на спектакль. Весь прослушали.

А в нашем доме всегда ребятишек много было. Нас с братом двое, да ещё впятеро деревенских. Всё это нашими родителями разрешалось. Поэтому для нас, ребятишек, было всё просто. Куда идти играть? Пойдём к Чекалиным! Было ещё и к Колмаковым и к Незнановым: их дома были рядом. Но пореже. Чаще гуртовались у нас. Тем более, что отец сделал нам «гигантские шаги». К вкопанному вертикально столбу, с вращающимся кольцом наверху, привязывалась длинная верёвка. Берёшь её конец, разбегаешься и летишь, чуть подскакивая и подпрыгивая, вокруг столба. Ещё была «центробежная карусель». Это конструкция представляла собой вкопанное в землю на оси деревянное колесо от телеги, на которое прикреплялась длинная доска. При вращении колеса кем-нибудь, человека, ухватившегося за эту доску, сносило центробежной силой. Только держись! Для меня оба аттракциона совсем не подходили, потому что мгновенно начинала кружиться голова. Меня это очень удручало. Я даже стал себя приучать к тому, чтобы голова не кружилась. Думал, что привыкнет и перестанет. Когда никого не было, я просто сам на лужке кружился на месте, пока не падал, пока не доходило даже и до тошноты. Но со своим вестибюлярным аппаратом так и не справился…

У Колмаковых было четверо сыновей: Колька, взрослее нас (у него была уже другая компания), Толька, ровесник моему брату, Витька, на год моложе меня, и Юрка, года на два моложе Витьки. Мать их, тётя Вера, Вера Ильинична, очень была крикливая. Расшумится, раскричится. А то и разгонит нас. Но это на время. Мы знали, что завтра, а то и сегодня, опять к ним прибежим поиграть.

Я помню немного и деда наших сверстников, Ивана Петровича Колмакова. Высокий такой старик, с большой белой бородой. Строгий. Но его к рукам прибрала эта тётя Вера. Когда она вышла замуж, за сына Ивана Петровича, Виктора, свёкор назвал её Веркой. Она ему на это: «Я тебе не Верка, а Вера Ильинична!»

Так он и называл её с тех пор. Да и не только он, а и в деревне звали её именно так.

Колмаковы поселились в Красном Кусте раньше нас, Чекалиных. Они приехали сюда, вероятно, из тех же мест, где жили и наши предки. В каких-то ранних исторических документах, когда я разыскивал в интернете информацию о своих родственниках, мне встречалось указание на хутор Колмаковых в тех же местах. Вполне может быть, что это они и есть. Семья была очень хозяйственная, работящая, поэтому и перебрались на новые земли в период НЭПа, в его начале, а может быть, и раньше.

Этой Вере Ильиничне досталось как-то от ребячьих шалостей, даже и от своих сыновей. В нашем клубе стоял бачок с питьевой водой. Вот в эту воду деревенские ребятишки договорились и подсыпали слабительного. А Колмаковы, ребятишки, не успели предупредить свою мать, да она и не собиралась в этот вечер идти на фильм. А тут, вдруг, появляется, опоздавшая, к самому фильму. Да прямиком – к бачку воды попить. Дома не успела. Не успела и фильм досмотреть. В гостях, на людях, хорошо, а дома с этим делом лучше. Вот потом было шуму, когда она узнала о хулиганстве.

Снова вывих в сторону получился из-за этих Колмаковых…

Антенну нашу, приспособленную для радио, вскоре пришлось разобрать. Разобрала её молния, которая зацепила за антенну и пережгла провод, от этого и сарай загорелся. Так что антенну восстанавливать не стали, а провод обвили вокруг дома, под карнизом. Качество приёма оказалось такое же, ничуть не хуже, чем с антенной на столбах. А из шестов антенны отец сделал громоотвод (или молниеотвод, не знаю, как правильнее, лучше, вероятно, – молниезащита). Он скрепил эти шесты в один и привязал к полученному большому шесту на изоляторах проволоку диаметром миллиметров пять или шесть. Конец проволоки приварил в кузнице к мощной железке, которую закопал в землю. Над этой железкой была устроена воронка. Молниеотвод отец прикрепил к ветле, которая находилась перед домом. А перед грозой это место, где была закопана железка, мы обильно поливали водой, для лучшего контакта с землёй, наверно.

А уж как всё сейчас изменилось от радио-«тарелки», до радиоприёмника, от радиоприёмника и транзисторного приёмника до индивидуального в наушниках, до сотовых телефонов и спутниковой связи, до телевизоров с 3D и прочих разностей в виде Skypе и WazApp, компьютеров и планшеток, смартфонов, флэшек с огромной памятью, о которых в то время не только не мечтали, но ещё и знать-то не знали, даже и не прогнозировали. Если только фантасты и прочие фантазёры. Причём, изменилось всё это в такое короткое время, что просто невозможно себе помыслить и представить. Сегодня одна новинка, а завтра она уже морально устарела, на её место появилась совсем не надолго другая новинка, которая тоже потом скоро устареет, заменится на очередной «супер».

А я и сейчас люблю пробежаться ручкой настройки какого-нибудь приёмника по волнам памяти, свисты всякие и мурлыканья послушать. Но это так, от ностальгии по детству. «Тви-тви-тви, у-лю-лю» – и я снова там, далеко, в своём детстве, у того приёмника «Родина».

Велосипед

Трудно было человеку десять тысяч лет назад,

Он пешком ходил по свету – на работу, в зоосад,

Он не знал велосипеда, слепо верил в чудеса,

Потому что не изведал всех достоинств колеса.

П.Ватник. «Песенка велосипедистов».

Хотя и считают изобретателем велосипеда немца Карла фон Дреза, барона, который 6 апреля 1818 г. представил на суд зрителей свой самокат, всё же существует и другая легенда о нашем изобретателе велосипеда, подарившем его царствующей семье при коронации Александра I, которая проходила в середине сентября 1801 г. Изобретателем, как полагают, был некий крепостной мастер Артамонов из Верхотурья, что на Урале. Он и поспел на коронацию на своём самокате, проехав две тысячи вёрст. Скорость для того времени у него была приличная, 12 вёрст в час. Царь дал ему вольную за такую машину. Однако эта информация вряд ли соответствует действительности. В документах того времени мной не найдена информация об этом событии. Кроме того, провели анализ металла, из которого был изготовлен велосипед, оказалось, что такой металл появился в России только в 70-х годах XIX века. Но, скорее всего, и это подтверждается документально и наличием самого агрегата тех времён, на коронации были представлены конные дрожки с верстомером и органом (своеобразной автомагнитолой), подаренные вдовствующей императрице Марии Фёдоровне крепостным мастером Егором Кузнецовым-Желтинским. Вся семья Егора за это получила вольную.

Ну что же, не велосипед, так тачанка. Вместо органа пулемёт и – в бой! А счётчик пусть себе считает военные вёрсты. Музыкальный аппарат воспроизводил шесть мелодий. Среди них народные песни: «Во саду ли, в огороде», «Ах, вы, сени», «Во лузях», «Во кузнице». Длина обода колеса, от которого работал счётчик вёрст, составляла одну сажень. Счётный механизм содержал шесть циферблатов: три циферблата показывали единицы, десятки и сотни саженей, а другие – то же самое, но в вёрстах…

Трёхколёсных велосипедов в нашей деревне не было. Да и в других – тоже. Во всяком случае, в своём детстве и отрочестве я такого агрегата не видел. Покупать такой велосипед, это всё равно, что, как говорят выпивошки: «Пиво без водки – деньги на ветер». Кому он нужен. Вещь дорогая, значит должна быть полезной на все случаи жизни, чтобы при необходимости и взрослому ею можно было воспользоваться. А деньгам и так найдётся применение. Тем более, что в колхозе денег не платили, а если и платили, то основная часть их уходила на налоги, на обязательную покупку облигаций государственного займа и прочие расходы на государственные бездонные нужды.

Велосипед родители купили по необходимости. Вообще говоря, эта конструкция не средство передвижения, а роскошь, поскольку не во всякой семье, в которой были дети, имелась такая машина. А необходимость появилась в связи с тем, что Миша, брат, уже заканчивал четвёртый класс нашей начальной школы, и на следующий год надо было переходить в школу, которая находилась в Полетаево. А это от нас на расстоянии порядка пяти километров. При школе был интернат, в котором школьники дальних деревень, кроме Девятки (они каждый день ходили в школу пешком, а кто-то, у кого были – на велосипедах), могли проживать во время учебного года, с понедельника по субботу, каждую неделю, кроме каникул. Но родители оба были против такого, поэтому для нас они всегда снимали квартиру, я об этом уже писал выше в рассказе «Половодье».

Миша заканчивал четвёртый класс весной 1958 г. А велосипед купили на год раньше, летом 1957 г., чтобы к поездкам в школу он уже смог бы научиться на нём ездить. Да и я был уже на подходе, на следующий год и мне надо было приучаться к таким поездкам.

Первый велосипед был бывшего завода имени Сталина, ЗиС, который был переименован в завод имени Лихачёва (в Москве, примерно на Автозаводской). Крепкая и очень надёжная машина.

У нас в семье никто на велосипеде ездить в то время не мог. Первым, конечно, взялся за него отец. Папа воевал, во время Великой Отечественной войны был в Европе, рассказывал, что в Польше, а особенно в Германии, очень у многих были велосипеды. Наши солдаты прямо поражались такому обилию этих машин. Кто-то и пробовал на них кататься, отец тоже пробовал, поэтому особых трудностей, казалось бы, не могло быть. Но одно дело – пробовать в «великой молодости» (в 23 своих года), а другое, на глазах у своих – хоть и не в таком возрасте, как дедушка Вася, но уже в более солидном (уже довольно близко к сорока годам). Дедушке Васе в это время было 72 года.

Катание-обучение происходило на лугу перед нашим домом. Были, понятно, и падения. Но взрослым намного проще, чем нам, малолеткам, и ещё малорослым. Повело тебя в сторону – подставил ногу и остановился, если ты взрослый. А малолетке остановиться не так просто, особенно, если конструкция велосипеда имеет продольную раму-стяжку непосредственно от сидения к рулю. Словом, не дамская конструкция. Помогал отцу его отец, дедушка Вася. Когда отец более-менее освоил эту машину, то он стал помогать учиться кататься на ней дедушку. Мы даже не ожидали, что дедушка пойдёт на такой шаг. Но он себя переборол, даже и получалось у него получше, чем у отца, он быстрее стал уверенно управлять поведением велосипеда. Мама тоже попозже научилась управляться с велосипедом. Но ей было сложнее, поскольку мешало платье. Велосипед-то был не дамский.

А мы с братом бегали следом, радовались этой покупке и скорой возможности покататься уже на своём велосипеде.

Первому осваивать велосипед надо было брату, как старшему, для кого это и приобреталось. Но мы оба уже немного на чьих-то велосипедах пробовали кататься. Единственное, по началу, неудобство, это то, что с рамы мы не доставали ногами до педалей. Одну ногу надо было просовывать под раму, при этом самому надо было находиться сбоку: одна нога с твоей стороны, а другая уходила вбок куда-то в сторону. Это весьма неудобно, но радости не убавляло. Как же, у нас свой велосипед! А то, что сбоку, это скоро пройдёт, излечится, подрастём понемножку, догоним велосипед.

Потом научился кататься и я. Второе неудобство при езде сбоку – это проблемы со штанами. Не штанами, а шароварами, на резинках в нижней части, у ступней, и на резинке по поясу. Штанины вечно попадали в цепь, поскольку ноге приходилось крутить педаль очень близко от цепи. Проходилось просто полностью подворачивать штанину правой ноги, поскольку я садился на велосипед с левой его стороны. Падений, понятно, было достаточно. Особенно в процессе обучения. Да и в последующем от этого не избавишься, ситуации бывают весьма разные, особенно с состоянием дороги, не говоря уж о состоянии души и товарищеских велогонок по деревне. Но всего два раза я летел через руль, вперёд. В один из этих полётов на переднем колесе образовалась очень большая «восьмёрка». «Восьмёрка» – это такой дефект, при котором деформируется обод колеса, что исправляется перетягиванием спиц, а то и частично непосредственно сначала исправлением самого обода, а уж потом – спицами.

По мере нашего подрастания мы уже перешли в другую позицию на велосипеде: вихляние корпусом через раму. Это, конечно, прогресс, но в первоначальной позиции ты находишься ближе к матушке земле. А тут – высоко, при падении просто так не получится соскочить, вместе с велосипедом и летишь. А ногу подставить на землю ещё рановато, поскольку она ещё коротковата была.

И уже совсем благодать, когда сможешь сидеть на сиденье, опущенном первоначально как можно ниже, и гордо вращать педали, как взрослые.

А потом уже и другие позиции: сидя на багажнике, который за сиденьем, вращая педали одной ногой; держа руль одной рукой; не держа руль руками (руки в стороны либо за спиной); самым ловким удавалось освоить и такую позицию, как езда, стоя на заднем багажнике. Тут уж и наперегонки можно посоревноваться. По деревне, в сторону наших прудов с веткой, прицепленной к багажнику. Пылища за нашей группой шлейфом. А то и консервную банку на верёвочке приторочим, чтобы уж с пыльным дымом и грохотом.

Вскоре и для меня купили велосипед. Не для меня, а для брата, потому что я стал ездить на первом. Но этот второй велосипед просуществовал у нас не больше трёх лет. Миша ездил на гулянки с друзьями в деревню Артёмовку. В одну из поездок у него украли этот велосипед. Возвратился весь чёрный. А на следующий день надо было ехать в школу. Брат, конечно, мне всё рассказал. Хорошо, что в школу надо было выезжать рано. Мы на моём вдвоём и отправились. А родителям потом сказали, что велосипед украли в Полетаево, а не в Артёмовке.

В школу на велосипедах из нашей деревни ездило всего, я думаю, человек десять. Остальные, жившие поближе, кроме проживавших с самого начала в интернате, первое время, месяца полтора-два, ходили в школу пешком. Не помню, чтобы кто-нибудь из велосипедистов в сухую погоду ехал один. Обязательно кого-нибудь прихватит с собой из пешей группы. Этот кто-нибудь чаще был свой брат или своя сестра, но были и другие. Мы с братом оба на велосипедах, нам друг друга возить не надо было, поэтому часто брали с собой безвелосипедного пассажира. Но часто было, что этот пассажир и крутил педали либо с владельцем велосипеда менялся местами во время дороги. В дождливую погоду было не до пассажиров, поскольку самому бы дотащиться по грязи до Масловской лощины, по которой и въезжали потом в Полетаево.

Возможно, что был бы у нас и третий велосипед, поскольку подрастала сестра, уже и приближалось время окончания ею начальной школы, но родители в 1965 г. переехали в Московскую область, и она продолжила учиться в другой начальной школе, которая была совсем рядом с нашим домом, то есть с домом, в котором мы там жили.