Отец машинально потянулся к карману черных брюк, достать пачку сигарет, но там было пусто. Вот уже девять лет он пытается бросить курить, но стоит выкинуть одну пачку, приходится идти в магазин за другой. От этого его импульсивного порыва схватиться за сигареты, у меня закололо где–то под левым ребром, волной тревоги распространяя это чувство на все тело.
– Не наступит, я не директор, не моя обязанность держать компанию на плаву, – холодно ответил я, избегая его взгляда. Дело было вовсе не в страхе, мне не было стыдно смотреть ему в глаза, это скорее было связанно с ноющим, назойливым покалыванием под ребром.
– Блейк, послушай, если ты хочешь, чтобы я передал тебе это кресло, – уже спокойнее начал отец, но вдруг замолк и нервно выдохнул. Он сжал руки в кулаки, сигареты были ему необходимы, чтобы успокоиться, но такие его способы прийти к спокойствию нравились не каждому. Он прочистил горло и продолжил. – Однажды ты встанешь во главе…
Я не собирался в сотый раз выслушивать это. Кресло, компания, лидер. Удалите из этого списка любое слово, удалите их все. Ничего из этого мне не нужно.
– Не интересует. Мне достаточно того, что я занимаюсь проектами. Я не нуждаюсь в твоем кресле, не хочу руководить, мне и так хорошо.
Отец покачал головой и прикрыл глаза, он был разочарован во мне.
– В четырнадцать лет ты был более ответственным и организованным, чем в двадцать четыре. Видела бы она тебя сейчас, Блейк. Понравилось бы ей видеть тебя таким?
Он рассчитывал вызвать во мне стыд, но его слова сработали с точностью наоборот.
– Ее здесь нет. Ни к чему об этом говорить, – вспылил я, и вышел из–под козырька ресторана, направляясь черт знает куда.
– Блейк, постой, сын.
Холодные капли обжигали кожу, куртка намокала, становясь тяжелее с каждым мгновением. Под подошвами ботинок было слышно хлюпанье воды. Грязные лужи, разлетались от моих шагов, темными каплями падая на мои штанины. Это лучше, чем ехать с отцом в машине и слушать его бесполезные наставления и упреки.
Ноги несли меня вниз по улице. Изнутри я горел, поэтому холодный дождь лишь оказывал мне услугу, остужая это пламя. Вынув телефон из кармана штанов, я набрал номер своего водителя, но вдруг замер, прижав аппарат к уху. Разглядывая большие золотистые буквы над входом здания, напротив которого остановился, я почти пропустил, когда Лукас ответил на звонок.
– Мистер Джефферсон?
– Блейк, – снова поправил я. После моего вступления в должность, примерно пять лет назад, водитель перешел мне по наследству, как бы странно это не звучало.
Направляясь быстрыми шагами к зданию, я продолжил:
– Не мог бы ты подъехать минут через тридцать и забрать меня кое–откуда?
Понятия не имею, почему я пришел именно сюда. Ресторан, где состоялась встреча с клиентом, был близко к этому месту, а я мог пойти в любую из четырех сторон света, однако пришел именно к этому зданию с большими золотистыми буквами.
– Да, конечно, откуда вас забрать сэр?
– Отель Хэтфилд.
Джоанна
Осень никогда не нравилась мне. Обилие темных туч убивало все желание покидать стены отеля. Полдня я просидела в кабинете, разбираясь с отчетами о страховой компании. Конрад быстро организовал переход и новое сотрудничество. В такие моменты я понимала, что место, которое он занимает – заслужено, хотя с другой стороны, найти новую страховую компанию было не очень то и сложно.
В полдень, пересилив свое апатичное состояние, я решила прогуляться в кафе недалеко от отеля и пообедать там. Дигги хорошо освоился на новом месте и теперь ловко обращался с кофе–машиной и кассовым аппаратом, однако все еще избегал зрительного контакта. Заказав кофе и круассан с шоколадом, я села за свой любимый столик и уже собиралась насладиться ароматным слоеным тестом, как была прервана телефонным звонком.
Мама.
– Мама, привет, – ответила я, отодвигая от себя тарелку. Разговор будет не из приятных, но и дальше избегать его я не могу.
– Наконец–то ты ответила, я начала думать, что ты игнорируешь меня, – сказала она холодным голосом, таким, что можно было заморозить все вокруг.
– Прости, не было времени, – отмахнулась я. Хотя понимала, мама не поверит в эту отговорку, ведь я часто общалась с Конрадом, а он часто общался с мамой и наверняка рассказывал ей о многих вещах, произошедших в моей жизни.
Маменькин сынок.
– Это печально, что для меня ты не в состоянии найти и минуты времени.
В горле образовался ком, который я никак не могла проглотить. Даже сделав глоток кофе, успехом это не увенчалось. В груди плескалось раздражение, но оно полностью было вытеснено вязким чувством вины. Мама не была плохим человеком, она заслуживала к себе только хорошего отношения.
– Как твои дела? – решила спросить я, потому что тему для разговора никак не удавалось подобрать.
– Я в порядке, – ответила она потеплевшим голосом. – Собираю вещи.
– Зачем?
От мысли, что мама решит нагрянуть в штаты, мне стало нехорошо.
– Я и Саймон летим завтра вечером в Портофино, отдохнем пару недель.
Фух. Пронесло.
– Здорово!
Саймон и мой отец когда–то были хорошими друзьями. После знакомства с мамой, он больше не мог думать о других женщинах, мама очаровала с первой минуты их знакомства. Саймон скрывал свои чувства долгие годы, старался игнорировать влечение, но, в конце концов, увел маму у отца.
Саймон стал вторым маминым мужем и нашим с братом отчимом. Я всегда осуждала их обоих за то, как они поступили с моим отцом.
– Как обстоят дела у Саймона на работе? – спросила я, отрывая кусочек запеченного теста.
– Все хорошо, он планирует открывать новый офис в Италии, – ответила мама. Ее голос становился то тише, то громче, должно быть, она зажала телефон между ухом и плечом.
Саймон сколотил свое состояние на цифровых технологиях. Мама после передачи акций мне и брату не участвовала в управлении Хэтфилд, у нее итак был приличный счет в банке.
– Я думала вы едете туда, чтобы отдохнуть.
– Одно другому не мешает.
Крошка от теста упала на мою грудь, и я резким движением смахнула ее с ткани. Сегодня на мне была простая одежда: черный пуловер в обтяжку, заправленный в свободные джинсы с завышенной талией. На ногах черные ботинки. А волосы были распущенны, предварительно выпрямлены утюжком. Никаких блузок, юбок и туфель. Никакого дресс–кода. Хватит пытаться быть хорошей дочерью.
Откусывая круассан и делая глоток кофе, я, наконец, поняла, чем мне так нравилось это место, оно напоминало о Франции и о близких людях.
Нашу с Конрадом бабушку со стороны матери звали Сорайя Морель, она была француженкой. Когда–то Сорайя вместе с мужем Филиппом – нашим дедушкой, основали небольшое дело на юге Франции. Позже у них родилась дочь Лаура – моя мама.
Предприятие росло, и охватило всю Францию. Однако дедушка заболел, когда мама только вышла замуж. Он не мог управлять бизнесом, бабушка так переживала, что тоже не могла продолжать развитие предприятия и передала его в руки молодой пары Лауры и Томаса Хэтфилд. Маме и отцу удалось расширить территориальные рамки империи. И тогда они переехали в США.
После развода родителей, Саймон забрал нас с Конрадом и мамой в Париж. Лишь через пять лет мы вернулись в штаты. Этнически я была наполовину француженкой. В детстве мне приходилось жить на три страны, так как большая часть маминых родственников проживали во Франции, а папиных в Англии. Обе страны отзывались теплом в моем сердце.
– Джоанна ты хочешь мне о чем ни будь рассказать? – осторожно спросила мама. Вопрос был скорее риторический, потому что по ее голосу было понятно: отказа она не примет.
Я тяжело вздохнула и снова отодвинула от себя тарелку с круассаном. Отвечать не спешила.
– Я волнуюсь, Джоанна. Твое поведение в последнее время наталкивает меня на мысль что у тебя, – она сделала паузу и заговорила тише, словно то о чем она говорит вне закона, – депрессия.
Я улыбнулась, но это скорее была улыбка отчаяния. Она не первый человек, который так считал. И снова мне придется доказывать, что у меня нет никакой депрессии.
– Что у меня? С чего ты это взяла? – спросила я и поднесла к губам стакан с кофе. Горячий напиток обжег губы и язык, но я проигнорировала это, все еще размышляя над словами матери.
– Ты даже на звонок не можешь ответить! Я не понимаю, что с тобой творится, но скажи, я могу тебе помочь? – участливо поинтересовалась Лаура. Я уловила в ее голосе тревожные нотки, ее тон сочился заботой и пониманием. Но как же меня это раздражало!
– Нет, ты ничем мне не поможешь, потому что со мной все в порядке, – отрезала я.
– Почему тогда ты ото всех отдаляешься?
– Я не отдаляюсь, я была занята и не могла тратить время на бесполезный телефонный треп.
– Конрад говорил…
Я не выдержала и перебила Лауру. Слушать от очередного человека о том, что я стала какой–то не такой, уже надоело. Мне не нужна была ничья помощь и поддержка, не нужны жалость и сочувствие.
– Да мне плевать, что говорил Конрад, мама. Я не хочу обсуждать это! Я работаю больше, чем другие. У меня практически нет выходных. Постояльцы моего отеля довольны и счастливы, они полностью удовлетворены пятизвездочным сервисом. Я не сижу дома и не пялюсь в телик часы напролет, не заедаю слезы мороженым и чипсами. У меня даже нет времени сходить в магазин! Мне некогда быть в депрессии!
Я выдохнула и дернула головой, затем продолжила чуть тише:
– У меня не депрессии. Я живу на всю катушку, делаю что хочу, и когда хочу.
Я не обладала возрастной мудростью или большим жизненным опытом, но моих мозгов хватало на то, чтобы понять одну простую вещь. Большинство людей, сочувствуя и намереваясь помочь, делают это только ради себя. Люди по своей природе эгоистичны. Им плевать на чужие проблемы, им важно поучаствовать в их решении. Мама была именно таким человеком. Когда я действительно нуждалась в ней, ее не было.
Я всегда чувствовала себя одиноко, в детстве мне не хватало любви и внимания родителей. Каждый был занят собой и своими проблемами. Саймон иногда выполнял отцовские функции, но этого было не достаточно. Рядом был только Конрад, но ведь он сам был ребенком. Старшие дети не должны заменять родителей младшим.
Конрад, когда–то милый и добрый мальчик вырос жестоким и циничным, обозленным на весь мир. Так бывает, когда при живых родителях, чувствуешь себя сиротой. Так почему мама не была такой участливой тогда, когда это нужно было нам с братом?
Сейчас я отвергаю любое внимание в свою сторону. Мне это не нужно. Я не подпускаю людей близко, потому что не нуждаюсь в них. Мне не хочется обижать маму и выливать на нее свои детские обиды и претензии. Я уже взрослая и подобные разговоры вызовут только разлад в нашей семье. Поэтому я не собираюсь говорить о том, что томится в моей душе долгие годы. Я хочу это похоронить и не доставать больше. Но и копаться во мне, я никому не позволю.
– Я приму этот ответ, хотя он мне не нравится. Я не хочу быть настырной и навязчивой, хотя должна бы. Ты моя дочь и я переживаю за тебя. Если ты не готова говорить, то силой тебя на разговор все равно не вывести. Но если тебе потребуется человек чтобы высказаться, ты всегда можешь позвонить мне, – спокойно сказала Лаура.
Я хотела возразить, но Лаура не дала мне этого сделать.
– Давай поговорим о другом, – сказала мама и мы перешли на отстраненную тему. Проблему моей иллюзорной депрессии мы больше не затрагивали.
***
Несмотря на неприятный разговор с мамой, в частности первую его часть, я пребывала в хорошем настроении. Вторая часть разговора «ни о чем» разгрузила мои мозги и одновременно заставила о многом задуматься.
В своей жизни я часто относилась к маме предвзято. Винила ее в развале нашей семьи, и в том, что теперь отец относится ко мне очень холодно. Когда родители развелись, Конраду было восемь лет, мне только четыре. Будучи ребенком, я думала, что все дело в именно этом. Конрада отец знал хорошо, потому что брат был старше, я же была маленькой, поэтому ко мне отец не успел проникнуться теплыми чувствами. Повзрослев, я, конечно же, поняла, что ошибалась в своих суждениях.
Отец происходил из богатой семьи бывшего политика – английского лорда Уильяма Хэтфилда и леди Оливии Хэтфилд. Он был необычайно умным и старательным молодым человеком, что нечасто встретишь среди детей богатых родителей. Однако чета Хэтфилд происходила из чопорного, консервативного и патриархального рода, что в свою очередь отразилось и на Томасе. Возможно, он был бы рад признать, что мир поменялся, и взгляды на общество ему следовало бы тоже сменить. Но его эгоизм и слепота делали эти вещи невозможными.
Что лежало в основе его пренебрежения к одному из своих детей, для меня по–прежнему оставалось загадкой.
Гостинично–ресторанный бизнес Хэтфилд не был единственным источником дохода Томаса. Он владел большим процентом акций в компании по производству наручных часов бизнес-класса. Также, около десяти лет назад Томас стал главным акционером компании выпускающей скотч. Он возродил давно забытую компанию и сменил некогда известное название на Хэтфилд.
Ирония заключалась в том, что отец не мог попробовать труды своих стараний. Раннее он имел серьезные проблемы с алкоголем, но позже поборол эту зависимость. Уже около пятнадцати лет Томас не имел тяги к спиртным напиткам, по праздникам делая исключение, и ограничиваясь бокалом–двумя красного вина.
Я должна была понять маму, посмотреть на ситуацию с ее стороны. Жить с человеком, находящимся в сильной зависимости от алкоголя, должно быть, сложно. Но отца, я жалела больше. Мама бросила его в самый трудный момент его жизни, променяв на Саймона – мужчину, которого отец считал лучшим другом. Что из этого было большим злом: иметь зависимость или уйти от человека с зависимостью? Думаю, что второе.
На улице начался сильный дождь. Закутанная в куртку и в капюшоне я вошла в холл отеля, чувствуя, как от холода немеют мои пальцы. Черные ботинки были в каплях воды, и оставляли следы на ковре у парадной двери. Я скинула капюшон, и просунув руки под линию роста волос в районе шеи, высвободила темные пряди из–под куртки. Чуть влажные волосы упали на мои плечи и рассыпались по спине до самой поясницы.
– Джоанна!
Мужской глубокий голос, раздавшийся за спиной, заставил меня замереть и округлить в удивлении глаза.
Мне это кажется. Он не может быть здесь.
Я быстро обернулась и, скользнув взглядом по темноволосой макушке, нахмурила брови.
– Блейк?
Мужчина с влажными взъерошенными волосами и в расстегнутой куртке стоял прямо передо мной, хмурый и угрюмый, словно только что узнал, что его любимую собаку переехали на соседней улице.
Глупое сравнение. Надеюсь, у него нет собаки.
– Привет, – сказал он.
Я моргнула несколько раз и качнула головой, в надежде, что мираж передо мной рассеется. Но Блейк был настоящим, не видением и не игрой моего воображения, он шагнул ближе, и я почувствовала уже знакомый запах его парфюма и тепло исходящее от его тела.
– Что ты здесь делаешь? – Мой любопытный взгляд скользнул от носков его ботинок к макушке взъерошенных волос, а затем задержался на глазах.
Я чувствовала тусклый огонек страха где–то глубоко внутри себя, но не давала ему разгореться. Даже если Блейк и узнал о моем обмане, бояться мне нечего.
Мы стояли очень близко друг к другу, и я не могла снова не заметить, насколько он был выше и больше меня. Это заставляло каждую клеточку моего тела трепетать в нервном нетерпении. Чего же он здесь забыл?
Наверняка просто заселяется в отель, или был в ресторане. Не мог же он прийти именно ко мне, ведь так?
– Тебя ищу, – ответил Блейк, улыбаясь уголком губ.
Мог. Не просто мог, а пришел именно ко мне. И сказал об этом так просто, словно это было чем–то самим собой разумеющимся.
– Зачем?
– Хочу попытаться еще раз, – коротко ответил он, пряча руки в карманы джинсов.
Попытаться что? Заняться со мной сексом? Угостить напитком? Поговорить? В любом случае, я не была настроена ни на что из этого.
– У меня сейчас нет времени на эти бесполезные разговоры. Уходи, – сложив руки на груди, приказала я.
– А в ту ночь в клубе ты вела себя не так враждебно, – усмехнулся Блейк уголком губ. – Не считая того момента, когда сначала соблазнила и завела меня, а затем оставила ни с чем.
Я сжала зубы и затравленно оглянулась по сторонам: он говорил очень громко. Пока мы не привлекли внимание людей, я схватила Блейка за рукав куртки, и потянула его за собой, вваливаясь в первую попавшуюся дверь.
Подсобка.
– Так сразу? Я осознал ошибки и думал начать с ужина, – с удивлением в голосе начал Блейк, – но если ты настаиваешь.
Он прижал меня к стене и положил руку на поясницу. Даже через ткань куртки я чувствовала тепло его руки на своей спине.
– Хватит! – Мои ладони накрыли его грудь, с силой отталкивая, он не сдвинулся с места, но руки убрал.
– Не желаешь? Я могу быть очень нежным, – прошептал он.
Мой пульс участился, а в груди появилась, странна щекотка.
– Обойдусь.
– Тогда может, перестанешь вредничать и дашь мне свой номер.
Я сложила руки на груди. Блейк портил все мои планы и привлекал слишком много ненужного внимания! Нужно было как–то выставить его, но я никак не могла придумать, что сказать ему.
– Нельзя, чтобы нас видели вместе!
– Это еще, какого черта? – недовольно буркнул он.
– Ты понимаешь, что меня могут уволить из–за этого?
– Да за что?
– За отношения с посетителями! Есть правила и нормативы по которым существует отель! Не встречаться с посетителями – одно из них! А ты заявляешься сюда и говоришь что–то о ночи в клубе на глазах у десятков посетителей и сотрудников!
Я всегда была против связей между сотрудниками и связей персонала с посетителями. Это было своего рода негласное правило, которое избавляло отель и постояльцев от ненужных сложностей.
Из–за этого я часто нервничала и испытывала тревогу. В случае скандала из–за интрижек работников отвечать придется мне, как и разбираться с последствиями. А что на это скажет отец, я даже представить боюсь. Доверил мне отель, и с тем не справилась.
– Это чушь! Вы же работники, а не заключенные! Какой идиот придумал эти правила? – возмущенно выдал он.
Я отошла и привалилась спиной к стене.
Идиотом, как он выразился, придумавшим правила, была я.
– Не важно, что ты тут делаешь?
Он высунул кончик языка и провел им по нижней губе, затем улыбнулся и слегка наклонил голову вправо.
– Мы идем на ужин, сегодня вечером, – сказал он. В интонации совсем не было вопроса, он говорил уверенно, так, словно ставил меня в известность.
От этой наглости любой разозлился бы, ну или, по крайней мере, удивился, но я совсем не была удивлена.
Слишком агрессивное предложение сходить на свидание. Не в силах сдержать себя, я засмеялась.
– Ты бредишь, я никуда с тобой не пойду. – Слова из моих уст выходили так медленно, как если бы Блейк имел проблемы с восприятием чужой речи. Другого объяснения его самоуверенному тону я не могла подобрать.
– Дай мне свой номер и скажи где тебя забрать, – не обратив внимания на мой ответ, он достал из кармана своих джинсов смартфон и протянул его мне, но я проигнорировала это, насмешливо взирая в карие дерзкие глаза мужчины.
– Блейк!
– Джоанна.
Выйти и попросить охранников выставить сумасшедшего мужчину казалось хорошей идеей, но мне совсем не хотелось этого делать. Еще один вариант раскрыть ему правду, сказать, что перед ним не Джоанна–официантка, а Джоанна–управляющая отелем. Это казалось самым разумным решением.
– Не думаю, что, – уверенно начала я, собираясь сказать ему то, что возможно заставит его уйти, но умолкла на полуслове.
Вот он. Стоит передо мной. Такой настырный, с взъерошенными волосами, и воспламеняющими мою кожу глазами. Красивый и большой, эдакий мистер октябрь в календаре пожарных Нью–Йорка. А почему собственно я должна ему отказывать? Мое неугасающее любопытство кричит о том, чтобы я согласилась сходить с ним на свидание. От одной встречи вреда точно не будет.
– Я согласна поужинать с тобой. Я освобожусь в семь, заедешь за мной в отель. Только прошу, не заходи внутрь, ты итак привлекаешь слишком много внимания! Не расспрашивай обо мне у моих коллег, не делай ничего, что может навредить мне.
– Договорились, – улыбнулся он уголком губ.
Не понравилась мне эта улыбка. Кажется, я была тушканчиком, попавшим в волчье логово.
Я взяла телефон из его рук и вбила туда свой номер. На секунду наши пальцы встретились, и я поспешила отдернуть руку, чтобы не чувствовать это странное покалывание в груди.
Блейк подошел ближе, нависая надо мной и беспардонно вторгаясь в личное пространство. Он пробежался взглядом по моему лицу, чуть дольше задерживаясь на губах, так, словно хотел поцеловать меня.
Я чувствовала его дыхание на своем лице, тепло исходящее от его груди и ощущала хищный взгляд темных глаз на своем теле. Волоски на моих предплечьях встали дыбом, хорошо, что Блейк не мог этого увидеть.
Он медлил, выжидал, а мне совсем не хотелось ждать. Мои губы приоткрылись, в готовности столкнуться с ним в поцелуе. Заметив это, Блейк хитро улыбнулся и отстранился.
– До встречи, Джо, – сказал он, улыбнувшись издевательской «я дразнил тебя» улыбкой.
– Не называй меня Джо! – гневно зашептала я.
– Как скажешь, Дикарка, – бросил напоследок он и схватился за ручку, но вдруг обернулся и сказал:
– Кстати, потрясающе выглядишь.
Как только он ушел, хлопнув дверью, я напряженно выдохнула и оперлась спиной о стену.
Потрясающе выгляжу? Мокрая куртка, взъерошенные, влажные, волосы и повседневная одежда, говорили об обратном. Либо Блейк видел то, чего нет. Либо это был дешевый комплимент, чтобы расположить меня к себе. И, кажется, на секунду ему это удалось.