Ринат Ашрафзянов
Холст
– Многие семьи живы, и они в полном составе только благодаря вам, благодаря тебе, Саш. Знаю, что ты меня не послушаешь, но все же береги себя, – Сергей говорил серьезно, молодая пара на его заднем сиденье не проявляла недовольства от того, что такси стоит на месте. Даже наоборот, Сергей заметил в салонном зеркале заднего вида одобрительный взгляд мужчины на его слова – Моя семья жива благодаря тебе, мы есть только благодаря вам, – Сергейвытер глаза и шмыгнул носом.
– Серега, ты пропадаешь, – крикнул Александр, услышав потрескивание в трубке. – Это наша работа. Я ее выбрал не для того, чтобы спасть свою жизнь. Алло, Сергей, ты здесь? – Саша поднимал телефон к потолку, сделал пару шагов, пытаясь поймать сигнал.– Черт, – громко выругался он и бросил трубку на заправленную кровать.
– Алло, Саш, тебя не слышно, – громко говорил Сергей, вслушиваясь в тишину из трубки. – Так, когда тебя ждать то? Перезвони, тебя не слышно, – он бросил телефон на переднее пассажирское кресло. Он через все тоже зеркало, поймал на себе взгляд мужчины. – Мой друг МЧСовец. Сейчас их бригада в сибирской тайге, тушат пожары, – сказал он пассажиру.
– Да, тайга горит. По новостям говорят, что смог от пожаров распространяется на четыреста-пятьсот километров. Даже на таком расстоянии люди жалуются на ухудшение самочувствия и затруднённое дыхание– рассказывал пассажир.
– Вот и я ему говорю быть аккуратнее, – полголоса проговорил Сергей. Он сделал попытку позвонить Саше, но соединение не установилось. В очередной раз телефон полетел на переднее пассажирское кресло.
Великая и необъятная Россия. Только в этой стране полет на скоростном пассажирском самолете от края до края границы занимает более семи часов. А часовые стрелки только что поговоривших по телефону двух лучших друзей, показывали время с разницей пять часов. В палаточном лагере МЧС уже загорались вечерние фонари, а тем временем Сергей, высадив пассажиров в центре города, прятался в машине от жаркого солнца, припарковав ее напротив магазина «Художник». Он не спускал глаз с входной двери.«Ну, выходи же» – с периодичностью примерно в полчаса прошептал Сергей.
Спасенная семья, под чутким руководством Евгения, получила кров, мягкие постели со свежим постельным бельем и чистую одежду. Дети ни на шаг не отходили от матери, они буквально постоянно прикасались с ней. Да и их мама не допускала, чтобы они отходили от нее более чем на вытянутую ручку шестилетней дочурки. Все они кружились вокруг лежащего с загипсованной ногойотца. Со стороны Евгений замечал, как отец семейства специально вытягивал или руку, или выставлял здоровую ногу так, чтобы проходившие возле его кровати члены семьи могли задеть его, а он прикоснуться к ним. Расставаться они не хотели и на ночь. Они сдвинули три кровати друг к другу. На средней улеглись дети, а по крайним их мама и папа. Родители накрыли их своими руками, как птицы накрывают своих детей крылом.
– Лишись семья одного, и из всех остальных мгновенно уйдет жизнь,–уже вечером в палатке Евгений сказал Саше.
– Разрешите войти? – обратился Александр к командиру, войдя к нему в палатку. Командир сидел за раскладным столиком, склонив голову над документами.
– Денечек, конечно, выдался сегодня, – командир рукой пригласил Сашу присесть на стул, – никогда бы не подумал, что похвалю ребенка за привязанность к телефону. Ну, ты же знаешь, какая нынче молодежь? И вот сегодня парнишку я похвалил за это, – командир посмеялся. – Никогда не угадаешь, когда полотенце выстрелит, – он отложил папку из документов в сторону. – Знаешь, я хотел тебе сразу после вечернего построения сказать, но как-то не до этого было. У тебя срочное что-то?
– Нет, подождет Евгений Николаевич, – Саша махнул рукой.
– Этот парнишка мне тебя напомнил. Помнишь, когда твоего друга вытаскивали с выступа в скале? Ты тогда еще меня вопросами о службе завалил.
– Как я могу такое забыть, – Александр рассмеялся, – Как будто вчера вы еще мне давали советы о том, как попасть на службу в МЧС. Вы говорили тогда – быть спасателем это опасная и очень ответственная профессия.
– Ну, так что, я был прав?
– Прослужив под вашим началом, теперь я точно знаю, что такое мужество, – с гордостью сказал Александр.
– Саш, в каких только ситуациях мы с тобой не побывали, – вздохнул Евгений Николаевич, – смертей много повидали, и врагу не пожелаешь, – командир склонил голову.
– Евгений Николаевич, не мы взрываем подъезды жилых домов, не мы заставляем людей ходить неподготовленными в горы, не мы заставили эту семью бежать в тайгу. Наша…
– Да, да. Наша задача свести количество жертв к нулю, – командир перебил Александра и сам закончил его фразу.
– Ладно, сложный сегодня день. Зачем зашел, рассказывай.
– Я по делу, – начал Александр. – У моего друга неприятность случилась. К нему по ночам кто-то залезает во двор и открывает подполье. У нас в отделе есть камеры уличного наблюдения. Евгений Николаевич, разрешите по приезде взять комплект видеокамер. Я ее установлю у Сереги во дворе.
– Это случайно не тот твой друг, который жил в том самом доме, где подъезд взорвали пару лет назад? – спросил командир. – Улицу не помню. Когда ехали на вызов, ты всю дорогу бормотал вслух: «Такой знакомый адрес дома, такой знакомый адрес». Когда приехали, ты выбежал из машины как ошпаренный.
– Да, он самый. Улица Строителей, дом 23, –Александр быстро проговорил адрес Сергея.
– Тот взрыв изменил все. Я вижу это по ребятам, которые работали на развалах. Да иу тебя самого взгляд до сегодняшнего дня не искрился.
– Спасенные жизни всегда подпитывают и напоминают нам суть нашей профессии спасателей.
– А каждая не спасенная жизнь оставляет дыру в сердце с размером в целый вертолет, – вздохнул Евгений Николаевич.– Ну, все, сегодня хороший день, – взбодрился командир. – Саш, в ближайшие выходные нас сменяет новый состав спасательной службы из Казани. Так что скоро едем домой. Давай камеры слежки обсудим в дороге. А она у нас будет долгая.
– Хорошо, Евгений Николаевич. Я тогда пойду?
– Иди, Саша, – командир встал из-за стола. Он пошел следом за Сашей к выходу, – Погоди, ты сказал, что у твоего друга двор и подполье. Он разве не живет в квартире, которую должны были выдать ему за счет города?
– Какая квартира, вы что, ха-ха, – рассмеялся Александр, – Кому-то может и дали, но ему точно нет! Он помыкался по кабинетам чиновников и уехал в деревню.
–Может это и к лучшему.
Сегодняшние поиски и последовавшее за ними спасение заставили палатку, где располагался Александр, гудеть. Если и существует коллективный разум, то он точно располагался здесь. Каждый из спасателей возбужденно вставлял свои реплики в идущий не спеша разговор о семье, о пацане. О том, когда к нему подошла мама, он не проявил никакой нежности, даже не обрадовался. Предположений было множество, но более громкие слова были от Евгения. Он настойчиво сказал, что, наверное, он все эмоции отдал сестре, все свои положительные эмоции, до последней капли. Свою мысль он закончил фразой: «За эти два дня он сильно повзрослел».
– Лишись сегодня семья одного, и все остальные мгновенно состарились бы, – сказал рослый мужчина, чья кровать стояла в дальнем углу палатки. Он лежал, подняв ноги на спинку кровати, и заложив руки за голову, рассматривал брезентовый потолок, который трепало на ветру.
– Отцы! – вскликнул мужчина лет тридцати пяти. Он укладывал свою одежду на прикроватную тумбочку. – Здесь же все служили? – обернулся он в центр палатки.
– А сейчас, Миха, что мы по-твоему делаем? – рассмеялся лежащий на соседней кровати мужчина лет сорока пяти. Его смех подхватили остальные.– Лично я, как забрали меня в армию в восемнадцать лет, так и не переставал служить.
– Когда за нами в «аквариум» приехал «покупатель», всем стало ясно, после учебки нас повезут на войну, – аккуратно повесив куртку на спинку стула, продолжил Михаил, – меня отец приехал провожать. До сих пор не знаю, как его вообще пустили внутрь призывного пункта. Нас уже было загнали в автобусы. Я только потом увидел отца, стоящего в кустах. Он не спускал с меня глаз, – мужчина замер, смотря куда-то вдаль, сквозь брезентовые стены.–Я никогда его таким постаревшим не видел!
– Черт, – воскликнул Александр. Он уже удобно расположился на своей кровати, внимательно слушая все то, что говорит коллективный разум.–Черт, черт! –Саша вскочил с кровати. О том, что он выбежал из палатки босиком Саша понял по словам сослуживца, который только входил. Он же окрикнул ему – «Ты куда, босиком?»
Саша крепко сжимал телефон в руках. Он ничего не ответил. Он бежал вдоль импровизированной улицы, сложенной из палаток. Только на краю палаточного городка он остановился. Была ли это истерика, непонятно. Что было у него в голове, тоже не было возможности додумать. Он стоял в нательном белье и осматривал возбужденным взглядом городок, тот самый, который был создан здесь, чтобы спасать людей.
– Мама, здравствуй, я очень рад тебя слышать, – Саша позвонил маме. – У нас сегодня прошла спасательная операция. Мы спасли четырех человек от пожара в лесу. Из них двое детей. Мама, знаешь, я только сейчас понял твои переживания за меня, то, как ты теряла свои годы в тревогах за меня, когда я уходил в армию, когда выезжал на спасательные операции. Мама, я не понимал, что я старил тебя и, наверное, твоя болезнь появилась из-за меня. Мама, прости меня, прости своего нерадивого сына, прости, что я поздно осознал это и не берег тебя.
– Сынок, ты сейчас на задании, и тебе нельзя волноваться. Жду тебя живым. Саша, это важно для меня. Звони мне чаще, сынок, и для меня этого будет сейчас достаточно, – нет, ее голос не дрожал. В нем снова зарождалась жизнь, словно ни болезни, ни старость не мучили ее больше. А ведь буквально пару минут назад, обсуждая с соседкой по лестничной площадке принесенную Сергеем картину, ее голос был хриплым, все слова давались с одышкой.
– Нас переправляют обратно. Скоро вернусь домой.
– Сашенька, сынок, – пропела она –не торопись, ладно? Знай, я тебя всегда жду.
– Мама, я тебя люблю, – прокричала он. – Мама, алло, я лю… – но в ответ он услышал только короткие гудки.
Из-за того, что прервалась связь, или из-за того, что он не успел сказать маме то, что ей никогда не говорил, Александр словно его окатили холодной водой, вернулся в реальность и осматривал свои ноги. За время разговора он пальцами ног закопался в кучку из сухих еловых иголочек. Как долго он добирался обратно в палатку сложно подсчитать сейчас. Но его походка была похожа на плывущий по неспокойному морю парусный фрегат с высокой и массивной шток-мачтой.
– Пацаны, кажись, я начал видеть, – Александр с растерянным взглядом стоял в дверях палатки и смотрел куда-то вдаль, сквозь противоположную сторону. Через поднятый презент проникало в палатку свечение яркой восходящей таежной луны, распластав на полу от входа массивную его тень.
– Ты чего там выпил с командиром, – кто-то громко выкрикнул и в палатке воцарился смех. Смех сослуживцев не заразил только того самого мужчину тридцати пяти лет по имени Михаил.
– У меня мама старенькая, – продолжил Александр, не спуская глаз все с того же противоположно натянутого брезента палатки.
– Саш, что произошло. Неужто все так плохо? – спросил Михаил. Он подошел к Саше.
– А как мой друг Серега вообще не представляю! А я все рискую и рискую, – Саша ответил взглядом Михаилу.
– Мы все рискуем, Саша. Это наша работа. Все в этой палатке, как и ты,сами выбрали профессию спасателя, – спокойным тоном говорил Михаил, – говори, что стряслось? Саш, ты же сам знаешь, только доверие друг к другу, доверие к команде гарантирует нам успешность спасательных операций и здоровье всем нам.– Михаил окинул взглядом всех внимательно слушавших сослуживцев, которые устремили на них свои вопросительные взгляды.
–Видимо, устал сегодня, Миша, и правильные мысли все-таки достучались до моей дурной головы. Я ведь все это время бросался в огонь, падал с гор, спасал людей, не думая о своих близких. О маме своей! Даже с другом не могу поговорить о случившемся взрыве дома. Вдруг мне стало страшно за себя, стоило только представить, где мы с вами, ребята, побывали, – Александр своим взглядом прощупал каждую пару глаз в палатке.–Никогда такого не было со мной.
– Саш, ты просто устал. Ложись, отоспись. Завтра домой, – выкрикнул мужчина, чья палатка находилась рядом с кроватью Михаила. Тот самый спасатель, который ранее поднял смех.
– Наконец-то сейчас дошло до тебя. И до вас когда-нибудь дойдет, – повысив голос, сказал Михаил. Он избирательно посмотрел в глаза некоторых спасателей.– Вас постоянно приходится одергивать, чтобы вы следовали плану. Да, обращаюсь ко всем вам, кто не женат, к тем, кто не родил ребенка, – продолжал Михаил говорить в повышенном тоне. Нет, он не кричал, в его голосе был назидательный, командирский тон. – А вы всё лезете и лезете в пекло. Знаете, кого на войне первым убивают? Как мясо? Знаете, а? – Михаил еще раз тронул избирательно своим взглядом несколько пар глаз.– Таких как вы, бесстрашных.
– Ну Миш! Ладно тебе вспоминать свою войну. Мы не на ней, – виновато ответил сорокапятилетний мужчина с соседней кровати.
– Вов, ты-то куда? Ты всё и без меня прекрасно знаешь, – Михаил обернулся на своего соседа, – мы с тобой на службе МЧС повидали достаточно. Ты сам же знаешь, сколько мы потеряли парней на спасательных операциях. А сколько получили увечья? Многие из них бы были с нами сейчас живыми и здоровыми. – Михаил опять царапнул своим укоризненный взглядом по все тем же нескольким парам глаз и после обернулся к Александру.
Если бы таким, которым нечего терять или которые думают что, что им нечего терять, раньше вбить в башку это. Они же все без головы бегут на выстрел по прямой. Ведь так короче, бляха-муха, да? – он обозленным взглядом обвел всех находящихся в палатке, – А если эта пуля отлита специально для вас? В вашу бессмертную голову это не вдолбить никак. Одергиваешь вас, кричишь. Правильно, вам же нечего терять. Да, Саш? – Михаил выдержал небольшую паузу.–А почему нельзя совершить манёвр влево, потом вправо, зайти сзади противника? В общем, Саша, я рад, что хоть сегодня ты по-настоящему открыл свои глаза и увидел реальную картину происходящего. И все ты это сделал, пока ты живой и здоровый. Я очень надеюсь на то, что это так. И вообще, если ты обзаведешься семьей, как мы, старики, я тогда с тобой под пули пойду, если придется, – голос Михаила стал спокойным. Опустив глаза в пол, он молча прошел к своей кровати, лег набок и укрылся по самый нос одеялом.
– Так! Мне срочно нужно позвонить, – прошептал молодой человек с рыжими усами под носом. Он – самый молодой спасатель в команде, буквально год назад вернувшийся со срочной службы в должности младшего сержанта. Только ему одному казалось, что его «бубнение под свои усы» никто не слышал. Сгруппировавшись, он быстро встал со своей кровати и пошел прямо на Александра, крепко сжимая телефон в руках. Но по сравнению с ним, он все же надел синие пластмассовые тапочки. Палатку охватил массовый вздох и шуршание от перебирания одежды.
– Да, Миша, ты, конечно, силён, – посмотрел Владимир на спину соседа, укрытую одеялом, – даже меня растрогал. А со мной под пули пойдешь? – язвил сорокапятилетний спасатель, – спишь, что ли? Мишаня, – пропел он. Ответа не последовало, укрытое тело одеялом даже не дрогнуло. Нельзя точно сказать, спал бывший разведчик, побывавший на войне, или он за ширмой видимости сна предавался самым страшным воспоминаниям, которые лавиной накрыли его с головой.
В этой время трое спасателей, хрустя тапочками по брезентовому полу палатки, обтекали с обеих сторон Александра, который как сторонний наблюдатель смотрел на смену настроения его сослуживцев. С улицы доносились «Алло», «Мама, привет», «Сын, как ты?».
– Комаров напустили, балаболы! – недовольно воскликнул мужчина, который все это время лежал спиной к входу, по голову укрытый одеялом, – Устроили сабантуй, на ночь глядя, – прошипел он.
Каждый светильник облепил рой из самых что ни на есть громадных, лесных комаров. До тех самых пор, пока в палатке не наступит кромешная тьма, их совершенно не будут интересовать спасатели в нательном белье. Даже налитая сегодня сладостной любовью к родным и близким кровь не прельщает недружелюбно настроенный, пищащий рой. Их сила тьма, которая не иссякнет даже на рассвете.
А некоторые безмятежно пребывающие в царстве Морфея и в компании его отца Гипноса люди даже не подозревают, что понятие «завтра»самопроизвольно исчезает из их лексикона, слово «прошлое» становится их путеводной звездой. Орел уже сложил могучие крылья коромыслом, готовясь вонзиться в дно золотистого океана своими восемью острыми когтями.
Орел в разорванном белом халате
Городская клиническая больница находилась на улице Чернышевского. Это совсем недалеко от выезда из города. Больница занимала обширную территорию, большая часть которой находилась в лесопарковой зоне. Архитектор больницы, а по совместительству сын известного хирурга, стремился сделать природу ближе к пациентам. «А кто, если не природа излечит больного?» – так каждый раз цитировал слова своего отца архитектор, когда ему приходилось выступать на публике.
Больничный персонал в шутку приравнивал упорство архитектора приблизить благоустройство территории стационаров больницы к санаторным условиям к его чувству вины перед отцом. Объясняли они это так – раз яблоко от яблони откатилось в сторону архитектуры, сын хирурга принес пользу больнице по-своему, а не в качестве врача. Так говорят, таковы слухи. На картины каждый смотрит по-разному, кто-то справа налево, кто-то слева направо. А кто-то так вообще, подойдет так близко к картине, что едва касается ее кончиком носа и после делает два или три шага назад. Любой способ сгодится, лишь бы помог погрузиться в жирные мазки и растечься в них как дневные лучи солнца. Прекрасные зеленые глаза Марии всегда хранили верность своему способу. Поначалу они впивались в левый нижний угол картины и после, по ведомой только им линии, двигались ко всем остальным углам поочередно. Взгляды Марии и Сергея не пересекались. Пока она растекалась на холсте, он тем временем поглощал картину своим особым взглядом.
Сергей улавливал от нее свет, как солнечная батарея не представляющей жизни без лучей солнца. Как раз недавно он любовался ею, когда она, закутанная в одеяло, на кухне ругала его и не отпускала Ваську с ним в рейс и строго-настрого запрещала играть сыну в футбол. А что он? Вряд ли он тогда ее слушал, ведь все его внимание как художника было тогда обращено на ее контуры лица и оголенные плечи, которые сильно выделялись на фоне тускло освещенной кухни, и даже сам солнечный свет отскакивал от ее волос, и бликами рассеивался по потолку.
Нет возможности с уверенностью сказать точно, что гуляющие по больнице слухи правдивы. Возможно, это чья-то выдумка, которая со временем обрела форму реальности. А с приходом в больницу новых специалистов, особенно если они из области психиатрии, эта выдумка превращается в диагноз.
Удобно расположившись возле входа на огороженную территорию стационара больницы, художник не смог бы безучастно лицезреть раскрывшиеся перед ним рукотворные просторы. От округлого пруда растекались как реки черные прогулочные дорожки. Все они плутали в глубине редко посаженных, пока еще невысоких, сосен. У берега гогочет гусак. Он стал демонстративно размахивать своими белыми крыльями, создавая рябь на темно-зеленой воде. Неподалеку кукушка звонко принялась отчитывать чьи-то жизни. У кромки пруда возникли два человека. Оба шли не спеша и о чем-то разговаривали. Тот, что пониже, активно жестикулировал, словно цирковой жонглер. Он был одет в синие джинсы, красную рубашку с коротким рукавом в клетку, а на ногах кроссовки. Через его плечо был перекинут ремень от кожаного портфеля, который постоянно съезжал с плеча от такой активной жестикуляции. То и дело, мужчина в синих джинсах поправлял его, каждый раз закидывая на плечо.
Тот, что повыше, шел спокойно, скрестив руки на груди. По его сдвинутым бровям и серьезному лицу было понятно, что его очень беспокоило все то, что говорил ему собеседник. Одет он был в зеленый медицинский костюм с коротким рукавом, с колпаком на голове того же цвета. Подошвы его синих резиновых тапочек с каждым новым шагом шоркали по асфальту и в конце своего движения звучно выдавали цокающий звук. Яркое солнце стояло в зените. Шло обеденное время. К гоготу гусака добавилось кряканье семейства уток. Они, разрезая собой гладь пруда, спешили к кормушке, в которой только что появился корм.
– И чего они так раскрякались? Не слышно из-за них ничего, – сказал человек в медицинском костюме, – Давайте здесь свернем.
– Да вон им какую кучу еды насыпали в кормушку, – мужчина в джинсах кивнул в сторону кормушки, – Евгений Павлович….
– Да скорее не на корм, а на нашего завхоза они так реагируют. Я не раз замечал ситуацию, когда он шел с пустыми руками, а к нему со всего пруда сплывались птицы, – мужчина в медицинском костюме остановился возле края пруда. Казалось, что он смотрит на облепленную птицами кормушку. Но если повнимательнее всмотреться в его задумчивый взгляд, становится понятным, что он обдумывает уже состоявшийся, но еще не оконченный разговор со своим собеседником. – Ладно, Денис Валерьевич! Пойдемте в сторону корпусов.
В обеденное время народу в парке было достаточно. Кто-то просто гулял. А кто-то, захватив собой еду в боксах из местной столовой, обедал прямо на траве в тени деревьев. Да и вообще, без ориентира здесь каждый, кто пришел в лесопарковую зону больницы, решил бы, что он вовсе не на территории больницы, а в каком-то городском парке.
– Евгений Павлович, вы же знаете! – начал Денис Валерьевич, – я неплохой хирург. У меня достаточно большая практика за плечами. С того дня, когда меня понизили до вашего ассистента, прошло два с половиной года. У вас ведь по моей работе нет нареканий? – мужчина в джинсах немного задумал, но не стал дожидаться ответа, продолжил. – За это время я ассистировал другим коллегам. Старался хоть таким образом не потерять квалификацию. Евгений Павлович, уже столько времени прошло. Прошу мне посодействовать, помочь, восстановиться в должности хирурга.
– Денис Валерьевич! Как к ассистенту и как к практикующему хирургу у меня нет никаких претензий. Даже наоборот, скорее, я вам должен ассистировать, а не вы мне, – спокойным, размеренным тоном отвечал Евгений Павлович, глядя на макушки деревьев. – Но так сложились обстоятельства, к сожалению. Поверьте! Я просто не знаю, чем могу быть полезен в вашем вопросе. Вы же знаете! Не в моей компетенции решать вопрос о вашем восстановлении.
– Я подумал, что вы можете дать рекомендации главному врачу больницы. На эти два с половиной года вы были для меня наставником и старшим коллегой.
– А кто же мне тогда будет ассистировать, если вы уйдете от меня? – его вопрос был наполнен иронией.
– Евгений Павлович! Если меня восстановят, это не значит, что я перестану ассистировать, – не заметив шутки в вопросе, настоятельно продолжил Денис Валерьевич, – я знаю, как сложно найти под свою руку ассистента.
– Денис Валерьевич, – голос Евгений Павловича обрел серьезный оттенок, – я пытался отшутиться, вы не так меня поняли. Успокойтесь! Вы слишком серьезны. Будьте как в операционной.
– Да достала меня вся эта ситуация, – воскликнул Денис Валерьевич, – по горло я наелся моим унижением!
– Тс-с, спокойней, спокойней. Давай разберемся спокойно. Вы же понимаете Денис Валерьевич, что здесь дело не только в вашем профессионализме или вашем опыте как практикующего хирурга? – Евгений Павлович бросил на собеседника многозначительный взгляд, – Вы это понимаете?
– Понимаю, конечно. Все равно несправедливо все это. Мне что, всю жизнь прогибаться на должности ассистента? – с укором он взглянул на Евгений Павловича, – Извините, вырвалось. Вы здесь не при чём. Я хирург, больше половины жизни отдал этому делу. А моя семья что? Вы не представляете, как мне морально сложно находиться рядом с ними.
– У вас же вся семья врачей, да?
– Да, – с обидой в голосе ответил Денис Валерьевич
– Вы ведь знаете, что такое репутация для хирурга?–Евгений Павлович остановившись, повернулся к Денису Валерьевичу.
– Евгений Пав…
– Не перебивайте, – настойчиво сказал Евгений Павлович, – репутация в нашей работе тесно граничит с доверием. Если пациент доверяет мне, он ляжет под мой нож. Если он мне не доверят, то он не ляжет. Хоть сколько уговаривай его. Мы-то с вами знаем, что наша профессия – это сумма знаний и опыта. А для них, – Евгений Павлович показал рукой в сторону больничных корпусов, – важно то, что оперирующий их хирург никого не зарезал насмерть. Они все наивно полагают, что у хорошего хирурга все операции обязательно должны быть успешными!
– Как раз я и попался в этот капкан! Моя репутация пошла коту под хвост. А доверие ко мне так вообще два года назад выкинули на помойку.
– Именно! Все мы ходим по острию. Всего лишь одна допущенная ошибка, одна неудачная операция перечеркивает сотни предыдущих и будущих успехов. Поймите меня правильно, Денис Валерьевич. Я знаю, вы профессионал, вы отличный практикующий хирург. Но если я сделаю так, как вы просите, все сразу начнут примерять на меня ваш промах.
– Да, я все прекрасно понимаю. Так же размышляют остальные, кому я ассистирую. Ну, а что мне сейчас делать, уходить из медицины что ли?
– Давайте присядем, – Евгений Павлович кивнул в сторону скамейки. Поодаль, в аккурат за спиной Дениса Валерьевича, освободилась скамейка. Евгений Павлович приметил, как нее быстро встали и ушли в сторону лечебного корпуса два студента-практиканта. О том, что они или проходят практику в больнице или только-только начали проходить интернатуру, говорили их молодость и их расшитые головные уборы, которые заменяли им общепринятые медицинские колпаки. У каждого замена-колпак были индивидуально сшиты и имели немыслимые узоры. У одного на голове был светло-серый вязаный из толстой нитки колпак. На нем были вышиты пиратские черепа. У второго же орнамент можно было бы отнести к абстракционизму. А как еще иначе обозвать разноцветные линии и блуждающие по поверхности колпака треугольники, которые чередуются с надписями на латинском языке «Homo est mundi pars4».
Денис Валерьевич, сделав пару больших шагов, рухнул на скамейку, словно на нее упал мешок картошки. Он облокотился о колени и закрыл лицо ладонями. Он издавал непонятные шипящие звуки, повторяя один и тот же вопрос: «Что мне делать, что мне делать?».
Евгений Павлович встал напротив него, сунув руки в карман брюк. Он поднял голову к верхушке рябины, которая росла возле скамейки, и принялся внимательно наблюдать за поведением воробьев, перескакивающих с ветки на ветку. Вот только что подлетела ворона. Воробьи пустились наутек. Рябину сильно качнуло от резко поднявшегося ветра. С ее веток на спину сгорбившегося Дениса Валерьевича упали птичьи экскременты или то, что долго время копилось на ветках. Во всяком случае, на его красной рубашке остался белый мокрый след кляксы, словно художник-природа своей кисточкой оставила на нем свой жирный известковый мазок.
– Дождь пошел, что ли? –Денис Валерьевич вжался в спинку скамейки и вытянул руку, – Показалось. Евгений Павлович. Я и сам не знаю, как я поступил бы, обратись вы с такой же просьбой.
– Тьфу, тьфу. Не накаркайте! – Евгений Павлович постучал кулаком по спинке деревянной скамейке.
– Ну, сами посудите. Дело на меня так и не завели, а обвинения были все сняты. Шумиха уже давно вся стихла. А «журналюги» уже давно питаются другой пищей, я им уже без надобности. Вы говорите, что никаких нареканий ко мне нет как к ассистенту. А как практикующего хирурга вы меня оцениваете высоко. Ведь за это время я еще успел пройти дополнительное обучение, повышение квалификации, так сказать. Ведь это должно чего-то стоить, ведь все это может склонить чашу весов в мою сторону?
– Безусловно. Иначе и быть не может. Но помните, Денис Валерьевич, не горячитесь, каждый свой поступок сейчас делайте с холодной головой. Думаю, ваша практика в хирургии научила вас этому? – Евгений Павлович уставился на Дениса Валерьевич в ожидании одобрительного ответа.
– Да, конечно, научила. Холодная голова, горячее сердце и чистые руки.
– Думаю, что все обойдет. Вас восстановят. Наберитесь терпения. Ладно, пора в корпус. Обеденный перерыв заканчивается, – Евгений Павлович демонстративно бросил взгляд на наручные часы, – увас же сегодня выходной?
– Да, я предупреждал вас.
– Помню. Резюмируя наш разговор, я вам скажу следующее. Я обещаю подумать над вашей проблемой. Поговорю с коллегами и с главным врачом. Узнаю их мнение на ваш счет. И там уже будем решать. Так вас устроит?
– Я на это и надеяться не мог. Да, более чем устроит.
– А вы счастливчик, – посмеялся Евгений Павлович, когда из любопытства заглянул Денису Валерьевичу на спину.
– Скажете тоже, с чего это вдруг? – недоуменно Денис Валерьевич посмотрел на собеседника, – мне не до шуток!
– Какие тут могут быть шутки. Вам на спину нагадили, – продолжал смеяться Евгений Павлович, – зайдите в раздевалку переодеться. У вас на спине большое белое пятно
– Где? – Денис Валерьевич закрутился волчком. Вначале он пытался разглядеть пятно через правое плечо, потом через левое, – да где же оно?
– Да вот же оно, промеж лопаток. Там вы не достанете. Вам лучше переодеться. Пойдемте вместе в корпус.
К тому времени, когда они оба вышли из редкого леса к кромке пруда, утино-гусиный переполох прекратился. Гусак заплыл с самкой в плотные кусты высокого тростника, утки вперевалочку вереницей шлепали своими широкими лапками по берегу. Больше никто и ничто не волновало прудовую воду. На ее глади можно было увидеть проплывающие над больничным городком облака, которые окрашивались в темно-зеленый цвет, как вода в пруду. И кстати, посетителей в комплексе не поубавилось, а даже наоборот.
– Расскажите мне подробнее. Что все-таки тогда произошло. Ну, тот случай, после которого на вас все ополчились. Всё равно идем вместе до корпуса, – спросил Евгений Павлович. –Я только поверхностно знаком с этой ситуацией. В основном по слухам. Ну, и немного читал в газетах.
– В конце сентября поздно ночью в мое дежурство к нам доставили мальчика. Он был без сознания. Его привезли сразу ко мне в реанимацию. После осмотра я предположил множественные переломы. Визуально были видны открытые переломы в обеих ногах ниже колен. Кровотечения к моменту его прибытия уже не было. По одежде было видно, что он потерял очень много крови. Поэтому при открытом переломе как такового кровотечения уже не было. Я его сразу отправил на рентген. По результату рентгена у него была сломана почти половина ребер, как я и сказал, открытый перелом обеих ног, и закрытый перелом плечевых костей обеих рук. Я уже не говорю о множественных гематомах на лице, голове и животе. Было также проникающее ранение в живот.
