После наставления Юлии: «Не бросай трубку, дождись меня»,Сергей буквально спрыгнул cкровати. Так удаётся сделать детям, которые, лежа на спине, поджимают колени к груди и потом резко выбрасывают ноги вперед. От такого действия телефон едва не вылетел из рук. Держать трубку у уха не было надобности. Если бы Мария была рядом, она обязательно услышала бы и узнала звон колокольчиков на дверях магазина«Художник», ознаменовавшие приход покупателей, к которым Юлия непременно должна была выйти. «Колокольный звон» был знаком Марии еще с того самого момента, с того самого дня, когда она поняла что ее «нечеловеческая» семья становится «человечной». Но сейчас ее с сыном нет в доме. Сергей в этом убедился, пробираясь по темному коридору заглядывая в комнаты и внимательно вслушиваясь в тишину дома. «Да где же вы все?» – Сергей остановился в дверях на выходе из дома. Он окинул внимательным взглядом темную кухню, недоуменно пожал плечами и вышел во двор.
– Сереж, я с тобой. Приходил клиент, но мама его обслужит. Ты тут? – Юля вернулась в комнату с городским телефоном. – Сережа, алло, – протяженно пропела она. В ответ она услышала только шарканье ног, скрип двери и завывающий ветер. – Сережа, поднеси трубку к уху. Сергей! –крикнула она громко в трубку.
К этому времени Сергей вышел со двора. Калитка издала визжащий звук и громко захлопнулась, когда он ее выпустил из рук. Он, сколько ни шел, столько скользил по усыпанной песком центральной улице, подбрасывая песок кверху носками ботинок. Налетевший вечерний ветер увлекал за собой все поднятые вверх песчинки. Редко поставленные уличные фонари освещали ярким, теплым светом только пространство вокруг собственного фонарного столба. На остальной части улицы ровным слоем стелился свет от поднимающейся на небосклон луны.
– Дочь, что с ним? –в дверях задней комнаты возникала Алла Георгиевна. Все ее мускулы на лице и складки на лбу выдавали ее волнение. – Ты так сильно кричала, дочь. Что там? Что случилось?
– Сергей! – еще раз выкрикнула в трубку Юля. Она только украдкой бросила взгляд на стоящую в дверях взволнованную маму, не отвечая на ее расспросы. Алла Георгиевна попятилась назад из комнаты, виновато склонив голову, и очень тихо и аккуратно прикрыла за собой дверь. – Ну, Сережа, – в этот раз на уже не выкрикнула имя, а простонала его.
– Так сегодня же воскресенье. Они у тещи – поднеся трубку к уху, удивленно проговорил Сергей.
– Ало, Сереж, ты меня слышишь? Ты со мной?
– Да, да, я тебя слышу Юль. Закончила с клиентом? – к тому времени Сергей вошел в колосящееся на ветру ржаное поле и всматривался вперед сквозь сумрак. Поле простиралось от самого края центральной улицы до самого горизонта.
– Да, да, – нетерпеливо протараторила она. – Ну так что, я приеду к тебе сейчас? – в ответ она слышала только томное дыхание Сергея и все тот же свободно гуляющий по полю ветер. Сам же Сергей продвигался вглубь поля, сбивая руками еще не созревшие колосья. Он хватал пучки в руки, срывал их и отбрасывал вдаль.
– Помнишь, я тебе как-то рассказывал о ночной гостье? – непринужденно спрашивал Сергей.
– О какой такой гостье? Сереж, cтобой все нормально? Расскажи мне, что с тобой происходит Сереж,–ее голос задрожал.
– Я про синицу. Она залетела на кухню ночью, а я у нее выдрал несколько перьев.
– Что у тебя в голове, Сереж? – обреченно выдохнула она? – Милый! – она не заплакала, сдержалась каким-то образом. Но внимательный собеседник обязательно заметил бы перемену ее тона. Ведь она говорила в нос и пыталась равномерными вздохами успокоить саму себя. До сих пор не ясно, слушал ли ее Сергей тогда, прислушивался ли он к ее учащенному дыханию. Возможно, он просто тянул время, размышлял, взвешивал все за и против, прежде чем ответить на вопросы– приехать ли ей сегодня, согласиться ли на свидание с Юлей, предать ли Марию. Возможно, после изрядной порции успокоительных обострились старые раны, и он впал в состояние отчужденности. Во всяком случае, он бродил по освещенному луной золотому ржаному полю. Он обеими руками расталкивал перед собой плотные ряды колосьев так, словно входил в океан и готовый был нырнуть в него щучкой.
– Тогда я связал оставленные синицей перья в пучок. Кстати, он до сих пор где-то у меня лежит, – похвастался он, – Да, точно, на подоконнике этот самый пучок оставил. Не мог же я выбросить этот предвестник счастья. Нет, не мог, конечно, – в руках Сергей теребил небольшой ржаной пучок колосьев, в который по не понятным причинам вписалась ромашка. Скорее всего, с луга ее принес все тот же свободно гуляющий по полю ветер, который аккуратно положил ее на мягкие усики колосьев, как на перину. – Любит, не любит, любит, не любит, – начал считалочку Сергей, открывая поочередно белоснежные лепестки.
– Не любит, Сергей, не любит. Ты там ромашку нашел что ли? – со звонким смехом спросила Юля, все это время внимательно слушавшая его монолог. – На кого гадаешь, не на меня ли случайно?
Столь звонкая подколка не прошла незамеченной. Она привела Сергея в реальность, он быстро поднял голову от ромашки и сразу же уткнулся лицом в одну из веток высохшего, полусгнившего сухого ветвистого дерева. Практически черное дерево было единственным, что возвышалось над гладью золотистого ржаного поля.
– Юля, я сегодня не могу сесть за руль. Заедешь за мной?
– Милый, конечно, заеду. Прямо сейчас выезжаю. Я мигом. Раскрой мне свой адрес наконец-то.
– Название деревни Зара, ул. Песочная, 13. Мой дом крайний слева, на центральной улице. От города примерно через 11 километров будет съезд налево.
– Хорошо, хорошо, Сереж, я все записала.
– Постой, – настойчиво сказал он, чувствуя, что Юля отняла трубку от уха.
– Да, да, я тут, с тобой!
– Напротив моего дома в поле, растет то самое сухое дерево. Его издалека видно. Оно черное, ужасно корявое и очень высокое. Ствол его очень толстый. В точности как я нарисовал на картине, которую тебе показывал. Не проедешь.
– Я помню эту картину с ржаным полем и Васькой на дереве. Прекрасная яркая картина. Такая сочная золотистая рожь у тебя получилось. Как будто и не рожь вовсе, а целый океан, – сказала с особым восторгом, – Но ты ведь вроде ее еще не закончил?
– Да, она самая, – горделиво ответил Сергей. Он большими шагами шел к дому, с хрустом распинывая перед собой колосья.
– Милый, на улице уже темно. Я вряд ли смогу увидеть это дерево. Лучше встреть меня на дороге, чтобы я не проехала. Хорошо, Сережа?
– Хорошо, я пойду тебе навстречу. Да и не надо, чтобы соседи видели нас вдвоем. Нехорошо это, – осуждающе сказал Сергей. Скорее это осуждение он распространил на самого себя. Он даже грустно вздохнул после этих слов, – эти плебеи выдумают свою историю и, конечно же, в ней мы будем с тобой любовниками. – Сергей резко остановился и обозленным взглядом стал оглядывать все стоявшие вдоль центральной улицы дома.–Ты и представить не можешь, что они про меня говорят, про мою семью. И говорят и говорят, и говорят и говорят. Как только не отвалились их грязные языки.
– Сереж, не злись, милый. Не слушай их. Я выезжаю. Встречай меня. Целую! –Юля мигом сбросила трубку, чтобы не тратить и без того затянутое время на телефонные разговоры. Она сейчас была похожа на бабочку, которая готова выпорхнуть из банки с названием «Художник» и полететь на свет своего сердца. Хотя по тому, как она выбегала из магазина, назвать ее бабочкой было бы весьма сложно. Все началось с того, что трубку телефона она выпустила из рук раньше, чем она коснулась аппарата. Успев добежать до двери, раздался удар упавшей на пол трубки на подпружиненном проводе. Схватившись за дверную ручку, Юля на долю секунды замерла, но почему-то не обернулась. Трубка отскочила и ударилась о пол второй и последний раз. Исходящие из трубки короткие гудки заполнили всю комнату. Пожав плечами, Юля дернула за ручку двери. Или в этот момент у нашей «бабочки» был неимоверный приток сил в порыве страсти или мама от переживания после услышанного стука держалась крепко за ручку по ту сторону двери. Во всяком случае, Алла Георгиевна буквально ввалилась в комнату вслед за дверью. Юля, словно не замечая, помчалась дальше, к выходу на улицу. Лишь в центре торгового зала она затормозила свой полет, перешла на медленный шаг. Ее молодое, упругое загорелое лицо обрело задумчивый вид, а на ее гладком лбу появились две еле заметные горизонтальные морщинки.
Бывает так, когда бежишь к желаемому, глаза не способны заметить тех экспозиций, которые встречались на пути к нему. Словно на периферическое зрение повесили шторки из темной, плотной ткани. А в это время, внутри головы на сетчатку глаза транслировался фильм, в котором желаемое становится реальным. Такое произошло сейчас и с Юлей. Ее задумчивый взгляд и ее быстрые повороты головы назад наводили на мысль, что она словно что-то забыла в той комнате. Все же навязчивое чувство взяло над ней верх. Она с громким и частым цоканьем каблуков вернулась. Алла Георгиевна стояла, вжавшись спиной в дверь, прижимая к груди обеими руками влажную салфетку. Завидев возвращение дочки, она лишь робко покосила на нее свои испуганные глаза.
– Мамочка, ну, ты чего? – произнесла Юля это так заботливо, насколько может произнести любящая дочка. – Представь, он меня попросил за ним заехать. Это разве не чудо?– Она обняла маму за голову. – Может это начало? Во всяком случае, я надеюсь на это. Я счастлива.
– Дочка, я переживаю за тебя. Ты у меня уже взрослая, и телом и сердцем, – Алла Георгиевна выбросила салфетку на пол и обняла дочку. – Знай, когда сердце открыто, как сейчас у тебя, чувства льются через край. Мне это знакомо, и я всегда вспоминаю их с теплом. Да, да, поверь, у твоей взрослой мамы были такие же чувства в жизни. И они не только связаны с твоим отцом.
– Мама, – с улыбкой на лице Юля постаралась выдать возмущение. Но у нее ничего не вышло. В ее голосе преобладала нежность и любовь.
– Да, дочь, да. Но поверь моему опыту, сердце работает лучше, если оно,все же закрыто или хотя бы прикрыто!
– Ну все мам, я поехала, – Юля внимательно посмотрела в глаза маме и после поцеловала ее в щечку. – Мне пора!
Звон колокольчиков ознаменовал то, что Юля вышла из магазина и погрузилась в освещенный вечерними фонарями город. А растворенный в лунном сиянии Сергей, по пояс погруженный в золотистое поле, еще долго злобно озирался на дома. Он выкинул остатки ржаного пучка с оголенной ромашкой, и с невозмутимым выражением лица пошел к своему дому. Его шаг был такой, словно он пытался перешагнуть высокие колосья.
Только поднявшись на веранду по деревянной лестнице, и открыв входную дверь в дом, его уверенность на лице сменилась недоумением. Что-то бросилось ему в глаза, когда он входил в дом. Его вопросительный взгляд и неуверенные повороты головы говорили об этом. Навязчивая идея взяла свое. Сергей быстро спустил во двор, оценивающе встав лицом к дому.
Лаз в подполье был открыт. То самое подполье, которое находится левее лестницы, ведущей в дом, в котором Сергей хранит всю свою галерею картин. Сергей сразу нырнул в него и наметанным глазом пробежался по аккуратно разложенным пачкам с картинами. А какой творец не знает, как и где расположены его детки?
Сергей громко выругался нецензурной бранью. Мат эхом пробежался по галерее. Некоторые картины стояли не на месте. Та картина, на которой Мария в переднике готовит борщ с пампушками, лежит поверх пачки. Брошена она была так, словно кто-то впопыхах в последний момент передумал ее брать, и бросил ее на первую попавшуюся стопку из картин. Между прочим, все картины в подполье стояли стоя по всему полу, и на срубленных из деревянных досок стеллажах. По озлобленному выражению лица Сергея можно было понять, что он задается вопросом о том, кто это мог быть, и зачем этому «кому-то» его картины. Может, ранний приход Сергея спугнул этого «кого-то»?
Во всяком случае, на этот вечер для Сергея это осталось загадкой. Заняться полноценным разгадыванием загадки ему помешал звонок Юлии, которая отчиталась о своем местоположении. Она к этому времени уже выехала из города и мчится на своей белой девятке по трассе.
Конечно же, изрядный опыт работы извозчиком подсказал Сергею, что Юля должна показаться на повороте в деревню минут через пятнадцать-двадцать. Он по-юношески быстро вылез из подполья, накинул замок и защелкнул его. С такой же резвостью он вбежал по лесенке в дом, хотя нет, он влетел в дом как метеор. Лунного света, проникающие через окна дома, было достаточно, чтобы он смог переодеться в брюки и рубашку с высоким воротником, не включая свет в комнатах. На выходе он буквально влетел в выходные кожаные туфли.
Нельзя точно сказать, что было источником его такой неистовой энергии. Или это остаточное действие изрядной дозы таблеток, или это было предвкушение свидания с Юлей. Хотя по заверению лечащего врача, таблетки затормаживают и физическую и мозговую деятельность, блокируют эмоции. Попросту говоря, выписанные доктором таблетки – отличное средство превратить человека в овощ. Во всяком случае, так выражался Сергей в разговорах с Марией, когда речь заходила об успокоительных. А сам лечащий врач Сергея категорически запретил ему садиться за руль после их принятия.
По пути на улицу Сергей только единожды замер, когда закрывал на ключ дверь. Растекшись в улыбке, он смотрел на ключи от подполья, брошенные на стол. Они были подсвечены ярким, серебряным лунным светом, как из прожектора подсвечивают главных героев в спектакле. «Ох, тыж, моя любимая девочка» – проговорил он вслух. Подозрения о существовании непрошенного посетителя подпольной галереи улетучились сами собой.
Главная деревенская улица с созвучным названием – Песочная– была засыпана песком. Если после обильного дождя грейдер по ней не пройдет, не выровняет поверхность дороги, то никто из деревни не сможет выехать в город, или вернуться обратно. И вообще, от водителя грейдера Ивана зависит жизнь в деревне. Сам Иван подходил к работе ответственно и раз в два дня обязательно заводил свою машину и принимался за выравнивание песчаной дороги от образовавшихся ухабов и колеи, которые не стесняются оставлять легковые и тем более грузовые автомобили. И вообще, в деревне Зара проживает очень много дальнобойщиков. Так что груженая фура на дорогах деревни событие обыденное.
Песчаная дорога переходила в асфальтированную, а та – в основную магистраль, которая вела в город. По обе стороны перекрестка росли высокие и пушистые березы. Березовая роща широкой полосой шла по всей трассе от самого города. Из-за отсутствия знака, обозначающего поворот в деревню Зара, многие попросту проезжали по трасе прямо, оставляя далеко позади възд в деревню.
– Сережа, я проехала уже двадцать километров от города, а поворота в деревню так и не увидела, – позвонила Юля. – Где же этот поворот, куда мне ехать? – в ее голосе чувствовалось беспокойство.
– Ты его проехала, Юленька. От города всего десять километров. Не волнуйся. Дальше по движению будет развилка, на которой ты сможешь развернуться и поехать обратно. Я буду стоять у дороги на повороте, с правой стороны в сторону города.
Сегодняшний воскресный вечер не выделялся чрезмерной оживленностью на трассе. Большинство жителей города вернулись со своих фазенд засветло, дабы успеть закончить домашние дела, чтобы пораньше лечь спать. Другого объяснения практически пустуй дороге не приходит на ум. Светящиеся в темноте глаза белой девятки появились в поле зрения спустя двадцать минут после звонка Юлии. Сергею не составило труда узнать ее машину. Его водительский опыт сразу определил неопытного водителя за рулем автомобиля, который двигался медленно, все время прижимался к обочине, чуть ли не заезжая на нее обеими колесами. Да и не узнать он ее просто не мог. Они вместе выбирали ей первую машину. Конечно, тогда девичий глаз остановился на бордовом автомобилеNISSAN. Только после длительных уговоров Сергею тогда удалось убедить Юлю в том, что набираться водительского опыта все же надо на простой, недорогой машине.
– Карета подана, извольте садиться, – задорно выкрикнула Юлия из салона, – Осторожнее с дверью, как бы она не отвалилась.
– Да я уже вижу, – Сергей осматривал зияющую вмятину на переднем крыле автомобиля, – Это ты въехала или в тебя?
– В общем, не зря я тебя послушалась тогда и взяла эту машину, а не дорогую иномарку. Ну что, показывай дорогу к дому?
– Мои могут вернуться в любой момент. Я же рассказывал тебе сегодня, какая у нас деревушка болтливая и глазастая. Поедем лучше к тебе или в кафе, – Сергей с трудом захлопнул дверь. Она издала жуткий скрип.
– Ну, вот! А я-то хотела… – с ее лица исчезла улыбка и тот задор, с которым она встретила его, – Сереженька, мне надо с тобой поговорить и желательно это сделать у тебя дома. Сегодня воскресенье. Уверена что Мария и Васька останутся у ее родителей до завтра. Ведь так всегда было– она говорила удрученно, ее глаза смотрели вдаль, абсолютно не реагируя на яркий свет фар встречных машин, – Сереж, поехали к тебе. Я прошу, я умоляю тебя.
– Нет же. Ты не понимаешь, о чём просишь, – грубо ответил Сергей, – Я не могу поступить так с семьей. Если мы поедем сейчас ко мне, это будет предательство с моей стороны. Нам надо немного подождать, – его тон стал мягче. Он обернулся на нее, положил свою руку на ее, которой она крепко сжимала руль, – Нам надо немного подождать. Ладно, милая, только не плачь.
– Сереженька, прошу тебя. Доверься мне хоть раз, – Юля захлюпала носом, – прошу.
– Юля, посмотри на меня, – не отпуская ее руки, он взглядом пытался зацепиться за ее глаза. Он молчал до тех пор, пока она не ответила ему взаимностью. На ее лице изобразилась натянутая улыбка, а глаза были полные сожаления, – Милая, перестанем сегодня об этом. Хорошо? – прошептал он.
– Хорошо, Сережа, хорошо. Тогда я подожду. Я буду ждать, слышишь.
– Это лучшее, что мы можем с тобой сделать сейчас, – он убрал свои руки с руля, накинул ремень безопасности и вдавился в пассажирское кресло, – Ну что, поехали в город, Выжимай сцепление, включай первую передачу, аккуратно выжимай…
– Да знаю я, Сереж, уже научилась, – она хлопнула его по ноге. Она некоторое время молча, изучала его профиль. После выжала сцепление, включила передачу, и машина плавно сдвинулась с места.
Если повесить топор в воздухе, то напряженность и тишина в салоне автомобиля легко бы удержали его. Сергей продолжал сидеть, не шелохнувшись, вжавшись в сидение. Его взгляд был направлен вдаль, словно он хотел заглянуть за темноту, которая начиналась там, где заканчивается свет от фар девятки. Юля робко поворачивала голову на Сергея. Ее взгляд был полон надежды о том, что сегодня они смогут наконец-таки поговорить. Пусть не у него дома, пусть у нее, но все же поговорить. Алла Георгиевна знает, что этой мыслью Юля терзала себя уже больше года. Всегда что-то случалось, как только начинался разговор на волнующую ее тему. В магазине он появлялся нечасто. А если он и появлялся, то не задерживался надолго. Так же быстро он появлялся и исчезал из ее жизни. Если бы проводился конкурс на терпение, то Юля определенно заняла первое место и была бы далеко впереди всех городских красавиц, вместе взятых.
– Путь назад отрезан, только добиваться, – как-то ответила она маме, когда та попросила ее подумать и изменить свою жизнь, попробовать отступить, начать влюбляться заново.
Ее чувства, льющиеся через край, еле удерживались в ней, чтобы не начать свое признание сейчас, пока они едут в город. Посматривая на него, она словно ждала подсказки в его взгляде или даже в его движениях на пассажирском кресле. Она была уверена, что если она откроет ему всю правду, то он наконец-таки раскроет ей свое сердце и будет любить ее одну. Но она видела только его сосредоточенный профиль, и взгляд, устремленный в известную только ему даль.
Неловкость и волнение Сергея выдавали его руки. Хотя Юля не обратила на них внимания, так как обе ладони были зажаты между коленок. И непонятно, в какой руке у него был тремор. Но он точно начался сразу, как только машина тронулась с места. Он свел ладони в замок и сильно зажал их коленями, удерживая невозмутимость взгляда. Сергей видел через отражение в лобовом окне, как на него посматривает Юлия. Можно сказать, что и он наблюдал за нейчерез это самое отражение. Наверное, он тоже хотел ей что-то сказать, но, как и она, он не решался завести разговор. Тремор в его руках от волнения только нарастал. Именно от волнения, а не как результат действия таблеток. Сейчас по Сергею не скажешь, что он овощ, скорее, он был возбужден. Темнота салона скрывала их взгляды, цвет кожи на лице, все то, что могло бы подсказать, какие эмоции они оба переживают наедине друг с другом. Только изредка по ним прокатывался свет фар встречных автомобилей. Все остальное время в салоне господствовала луна.
– Ты как себя чувствуешь, Сереж?
– Юленька, разворачивайся. Я так не могу, – он повернулся к ней лицом, его глаза блеснули от света фар проезжающих навстречу автомобилей, – отвези меня обратно. То, что мы делаем, неправильно. Прошу тебя, разворачивайся.
Юля безропотно подчинилась. Конечно же, в ее взгляде витало громадное недоумение, граничащее с печалью. Но подогревать обстановку вопросами она не стала. Во всяком случае, она только раз обернулась к нему и наконец-таки поймала его долгожданный взгляд. По ее разочарованному выражению лица было понятно, что от такого зрительного контакта она не получила никакого удовольствия как того хотела с начала встречи. Сергей попытался было положить левую ладонь на ее крепко сжимающую руль руку. Но только он разомкнул замок с правой ладонью и поднял левую руку, чтобы осуществить желаемое, рука стала сильно дрожать. Тремор рук только усилился.
В этот раз дрожащие руки не остались и без Юлиного внимания. Она все увидела, и ей все сразу стало понятно. Она знала, что Сергей принимает препараты. Ему их назначил ее знакомый врач после того, как диагностировал у него нервное расстройство. Она положила свою правую руку на его сомкнутые ладони.
– Сереженька, все хорошо, все нормально. Успокойся, я совсем не злюсь. Я даже не обиделась. Вот видишь, – она улыбнулась ему почти настоящей улыбкой. – Это я виновата, что заставила встретиться сегодня с мной. Прости меня, дурочку. Скоро будешь дома и отдохнешь. Потерпи, уже немного осталось. В следующий раз у нас с тобой все получится. Обязательно получится.
В ответ Сергей накрыл ее ладонь своей, крепко прижимая ее к своей груди. Его губы задрожали, словно он пытался что-то сказать, но не единого звука не последовало.
– Что милый, что ты хочешь сказать? –она прижала машину к обочине, в аккурат напротив поворота в деревню. – Милый мой! – ласково пропела она, когда освободившуюся от руля левую руку положила поверх его руки, – Я все знаю. Честно-честно. Я все поняла, все, все. Можешь ничего не говорить. Сейчас я с тобой, милый, и буду всегда с тобой, никогда не покину тебя. Ты слышишь?
Сергей молча поцеловал ей каждую ладошку, а после приложил правую к своей щеке. Его волнение улетучилось, руки перестали вибрировать. Его дыхание стало ровным. Водители встречных автомобилей могли увидеть, как парочка безотрывно смотрит друг на друга. Правда, в такое позднее время, в период безраздельного властвования луны, зрителей на дороге практически не было.
– Да, у нас все получится, мы с тобой постараемся, – шепотом произнес Сергей. Он с треском открыл дверь и сразу вышел из машины. Юля провожала его взглядом. Она наблюдала, как он перешел проезжую часть, как он, не оборачиваясь, подходил к песчаной дороге центральной улицы. Она увидела, как он резко остановился и, постояв миг, развернулся и быстрым шагом направился к ней. Вот он, стоит на обочине, ждет, когда проедет фура. Вот он перебегает дорогу. Юля вышла из машины ему навстречу. Он подбежал к ней и прижал ее к себе.
Только спустя несколько минут он разомкнул объятия, взял ее за плечи и посмотрел ей в глаза. Он вытер ее залитые слезами щеки и прошептал «ПРОСТИ МЕНЯ!». Не дав ей ответить, он тем же быстрым шагом перешел дорогу и, не оборачиваясь, пошел по деревенской улице. Юля лишь стояла около заведенной машины, смотрела ему вслед до тех самых пор, пока он не растворился вдалеке.
Казалось, что с каждым шагом Сергей ускорялся. Вот его ходьба перешла на спортивную, вот он уже бежит, устремив взгляд на единственный на улице дом с неосвещенными окнами. Уличные фонари все так же освещали дорогу вокруг столба, на котором они и были закреплены. Все остальное пространство песчаной дороги покрывала ночь, с еле заметным полотном от лунного света. Серебряные лучи уже c большим трудом пробивались сквозь ночной мрак. По улице проносились тяжелое дыхание и тяжелые удары по песку от бегущего Сергея. Он настолько быстро разогнался, что смог вписаться в калитку только зацепившись левой рукой за деревянный столб возле калитки, к которой крепился забор перед домом. Калитка распахнулась с громким ударом о стену, и c таким же ударом она закрылась. Сергей буквально влетел во двор, а к тому моменту, когда калитка с грохотом закрылась, он уже взбегал по лестнице в дом.
И опять это навязчивое чувство заставило его остановится у дверей, ведущих в дом. Будто–то что-то зацепилось за его периферическое зрение, когда он бежал от самой калитки до двери. В этот раз он не стал возвращаться во двор, как в прошлый раз, когда еще посещало аналогичное чувство. Его громадное желание попасть в дом, быть со своими любимыми взяло вверх. Дернув дверь на себя, он ввалился в дом. Не снимая ботинок, он прошел до середины кухни, оставляя за собой песчаные следы. В доме было тихо и темно, высокой луной были освещены только подоконники. Лунные лучи не смогли покорить больше домашнего пространства. Сергей вошел в большую комнату, в ту самую, в которой устраивал свои картинные экспозиции, и поелозил правой рукой по стене, в поисках выключателя.
– Милый, не включай свет, давай посидим в темноте, – с дивана донесся голос Марии, – Наконец-то ты пришел, я тебя так ждала, так ждала. Иди ко мне.
– Я знал, что ты вернулась, – его глаза к этому времени уже освоились в домашней темноте. Он обернулся на голос и поймал взгляд жены, которая, поджав под себя ноги, сидела на диване. В правой реке она держала закрытую книгу. – Где сын?
– Он уже спит, умотался за весь день, – ответила она.
– Вы ездили к твоим родителям?
– Я не хотела, чтобы Васька видел тебя таким. Утром, когда Васька еще спал, я донесла тебя до кровати. Уложила. Потом мы сразу уехали к моим.
– Твои родители меня так и не простили? – он лег на диван, положил голову на колени Марии. – Не надо было мне тогда уходить.
– Тебе было страшно, как и им. Прощать тебя им не за что. Они просто хотят спокойно дожить свой век. Твое присутствие в их жизни остановит их сердца. Это ты прости их, Сереженька. Не держи на них зла и не ищи встреч с ними.
– Ты меня просишь об этом? – его голос был ровным, спокойным. Он как кот, наслаждался ее прикосновениями. Мария погрузила свои тонкие пальчики в его волосы и нежно массировала височную зону. Сергей смотрел в противоположную стену и медленно моргал. Он сдерживал себя, чтобы не уснуть, подставляя под ее мягкие пальчики то затылок, то взъерошенную макушку.
– Завтра расскажешь, как провел этот вечер. А сейчас спокойно спи.
***
Вселенная, наверное, из чувства заботы о человеке или из-за сочувствия к нему по причине его слабости, разделила сутки на дневные и ночные часы, год составила из четырех времен года и поделила его на двенадцать месяцев, а дни сложила в недели. Она расставила запятые, после которых обязательно насупит новый день, новая неделя, новый месяц и следующий год. Надо лишь только пройти рубеж. Она ограничилась только запятыми и аккуратно расположила их в необходимых для людей местах. Благодаря ей, человек не пребывает в бесконечно долгом занудном дне, полном переживаний. Он обязательно перегружается ночью в сон, а после встречает новый день с очищенной от шелухи предыдущего дня головой.
И так неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом, а благодаря смене времен года сменяются и окружающие его декорации. Для себя же вселенная не оставила ни запятых, ни точек. Она умеет, и ее это устраивает, пребывать в одном лишь мгновении, которое растянуто в целую вечность.
Вселенная всё без остатка вручила человеку в корзине, с горкой заполненной дополнительными запятыми и точками. Она предоставила ему самому решать, где поставить точку, а где можно обойтись запятой. Кто-то умело ставит точки и после учится жить заново, оставляя все пережитое позади. Кто-то, наоборот, ярый любитель запятых, всегда оставляет надежде шанс на будущее.Есть и такие люди, которые запутались и не знают, куда поставить запятую, и где точке самое место. У таких людей будущее смешивается с настоящим, а прошлое беспрепятственно проникает во все отрезки времени через оставленные для него открытые двери, рисуя везде свои нестираемые жирные метки. Уходящая за горизонт июльская луна предвещает наступление нового дня, оставляя в прошлом неоднозначный, полный переживаний день. И нельзя точно сказать, что послужило причиной такого редкого, беспросыпного дня у Сергея. Или это остаточное действие от принятой чрезмерной дозы успокоительных, или самоудовлетворение от сделанного выбора в пользу возвращения домой в объятия любимой жены, вместо свидания с Юлией. В любом случае, впервые за последние годы Сергей проснулся не от кошмарного сна, а от приятных семейных шалостей.
– Папа, вставай, вставай, вставай, – тараторил Васька. Он прыгал на диване, у ног отца. Сам Сергей усилено делал вид, что спит, притом, что его самого подбрасывало с каждым прыжком сына. Лежащая у его головы книга, оставленная Марией с вечера, после нескольких своих взлетов упала на пол. – Папа, ну, вставай. Я пришел! – простонал Василий.
Утреннее солнце уже вовсю прорывалось в дом сквозь окна, завоевывая все больше пространства. Своими жаркими лучами оно уже успело прогреть остудившийся за ночь воздух. Только в дальних комнатах, куда пока еще не доставали лучи, царила ночная прохлада. По доносящимся с улицы разговорам старушек ясно, что еще ранее утро. Как раз то самое время, когда люди спешат на работу. С прошлой неделей покончено, наступила очередная рабочая неделя.
– Я на тебя сейчас обижусь. Ты же притворяешься, что спишь, – Васька спрыгнул с дивана. Его приземление на деревянный пол было настолько жестким, что даже лежащая на полу книга подпрыгнула. Васька сел на корточки на полу возле головы отца. – Вон же твои глаза двигаются, чего ты притворяешься, – он гладил отца по волосам. – Папа, возьми меня сегодня с собой на работу. Ты обещал меня покатать.