Павел Андреев
Нить вечной судьбы
Слепой адепт подперся тростью и молча встал, готовясь покинуть поле битвы, не предоставив никому ответов.
– Пожалуйста, постойте и расскажите нам, – умоляли воины Северного Ордена.
Старый командующий, который безмерно любил своих адептов, не смог им отказать.
– Это техника завораживания времени, – сев обратно, начал рассказывать мужчина. – В истории Ордена только несколько человек обладали этой способностью. Надейтесь и молитесь с ней никогда не столкнуться. Эта техника убийственна, как для того, кто ее использует, так и для того, на ком ее используют, – командующий, делясь знанием о таинственной силе, которую он сам никогда не встречал лично, лишь слышал о ее воздействии на пространство и время. – Этот разведчик Адайна не использовал и часть этой способности. Либо он не владеет ей полностью, либо он ловко ей манипулирует. Я склоняюсь ко второму варианту. Могучий воин… ничего не скажешь.
– В чем она заключается? – с увлечением спрашивали молодые адепты.
– В том, что первоначальный прыжок, который достигает не больше полутора метра, совершается с безумной скоростью. Эта скорость приравнивается к скорости света, но некоторые считают, что она превосходит этот предел, – ответил слепой командующий.
– Командующий, это же невозможно. Не все адепты способны превзойти скорость звука, – адепты между собой пересматривались, пораженные услышанным.
– Нам продолжать осаду? – спросил Ло́ув, помощник старого адепта.
– Осада окончена. Наших сил здесь недостаточно. Имя адепта, которого вы видите на стене, – это А́ури. Он старший из трех братьев, которые охраняют север Лострада. Аури – самый могущественный из них. Имена и силы остальных пока остаются для нас тайной, – рассказал пожилой мужчина.
– Так что нам делать? – спросил помощник.
– Найдите рубинового стража. Но мне кажется, и его сил будет недостаточно. Найдите всех Стражей Минералов, – произнес командующий.
– Мы смогли выманить лишь одного из них. Где остальные? Или он только один на севере? – расспрашивал Лоув.
– Вероятно, у него достаточно сил, чтобы самостоятельно защищать стену. Хитрый Адайн, как всегда, продумал все заранее, – предположил командующий. – Мы выяснили все, что смогли, часть донесений наших шпионов подтвердились, – произнес командующий, встав со стульчика. – Листва, что над нами, начала зеленеть?
Адепты подняли взгляды и взглянули на слегка зеленеющие листья, которые ласкали лучи Еирии.
– Да, командующий. Листья начинают зеленеть, – ответили воины с кружащимися радужками.
– Мы должны придерживаться плана и успеть взять северную стену Лострада, до того, как все листья и трава окончательно позеленеют. Нам пора обратно, скоро прибудет король Тормак, мы должны скоординировать наши действия, – сказал седовласый мужчина, опираясь на свою черно-белую трость с оттенками голубого, и направился глубже в лес.
В то время король Тормак стоял на вершине холма, держа в руке желтоватый лист бумаги с запахом копченой груши. Позади короля Пруана стояли его верные стражи, а перед ним, у подножия холма, тянулась его двадцатитысячная армия, двигаясь на юг в направлении северной стены Лострада. Войско включало в себя всадников, пехотинцев, скрипящие повозки, перегруженные материалами и деталями для осадных машин, а также усталых людей, пытающихся вести фыркающих лошадей вперед. Земля буквально дрожала под их ногами, оставаясь вытоптанной, невыразительной, бездыханной, искалеченной, лишенной жизни, а воздух сотрясался от речей и дыхания этого великого воинства.
– Это только начало, – размышлял Тормак. Внезапно, теплый ветерок пронесся мимо его черных кудрей.
– Король… Тормак. Вы хотели меня видеть? Мне показалось, что я ответил на все ваши вопросы письменно, – произнес мужчина, и его присутствие наполнило воздух запахом копченой груши. Он встал по правую руку от короля Пруана, его лицо оставалось скрытым под голубым капюшоном.
– Так и есть. Но есть одна вещь… один вопрос… одно имя… которое меня безумно тревожит. Оно навязчиво повторяется, нервирует и настораживает меня, – произнес Тормак медленно, чувствуя, как вокруг него вибрирует воздух и земля дрожит от могущества его верного адепта.
Мужчина без лишних слов понял, о каком имени идет речь.
– В последнее время это имя не покидает мой слух. Оно укоренилось в моей голове, и осело на моем слуху, и это имя – Адайн. Я надеюсь, Арлон, ты сможешь разобраться с этой проблемой, – спросил король, глядя на мужчину под капюшоном.
– Не волнуйтесь, – ответил Арлон, снимая капюшон. Его три синих радужки по-прежнему вращались по часовой стрелке, но быстрее. – С моим младшим братом я справлюсь без труда.
– Братом? Хм… Интересно, – подумал Тормак. – Ты никогда меня не подводил, и каждое твое слово было верным. Я доверяю тебе. Иди, – сказал король Пруана, взглянув на свою армию.
Арлон исчез так же быстро, как и появился.
– Когда стремишься к миру, готовься к войне; а в поисках войны, всегда открывай двери мира, – размышлял Тормак, складывая желтый лист бумаги. – Мы оба, Эдриар, предпочли войну. Мой ход в этой истории сделан, и он окажется критичным для тебя и твоего народа. Мои родители были казнены Лострадом, и в ответ я казню Лострад.
Глава тридцать четвертая. Костер черно-белого пламени
В самом сердце ярких изумрудных джунглей царила тревожная тишина, а в ее эпицентре мерцало черно-белое пламя костра, похожее на антиутопическое привидение. Монохромные оттенки накладывали холодное покрывало на дикую красоту природы, искусно окрашивая жизнь в оттенки уныния. Языки пламени с завораживающей грацией переливались, их призрачные движения сплетались в безжизненный балет, балансирующий на грани реальности и кошмара. Лишенное привычного тепла, пламя словно сжимало дикие просторы, навевая тоску и отчуждение, как будто в его огненных объятиях вновь пробудилось древнее проклятие из бездны времен. Дугообразные языки огня тянулись к небу, в жесте, который казался скорее формальностью, чем искренним желанием поцеловать звезды. В их тоске не было органичной интенсивности живого огня; они словно были связаны невидимыми нитями, следуя заранее намеченному пути, как шифрованные символы в загадочной многогранной истории.
Окружающая костер атмосфера излучала ауру ледяного одиночества. Неистовая жизненная сила джунглей словно отступила, уступив место этой зловещей аномалии, оставив после себя лишь жуткую, затихшую пустоту. В этой пугающей тишине сама природа, казалось, затаила дыхание, словно столкнувшись с неким существом, не связанным ее законами. На фоне пламени сидел Адайн, его фигура олицетворяла настроение костра. От него исходила мрачная, одинокая прохлада, соответствующая потусторонней отрешенности костра. Огонь и Адайн были двумя сущностями, сплетенными в молчаливом общении, создавая ужасную историю, которая не поддавалась законам обыденного мира.
Пятнадцать лет назад.
– Адайн достиг пятнадцати лет, – раздался суровый голос Асувина в зале для совещаний, где собрались закаленные в боях разведчики. – Он готов вступить в роль капитана.
В комнате, где решалась судьба Адайна, царила атмосфера суровой обыденности. Стены были бледного, почти безжизненного оттенка. Низкий потолок создавал гнетущую атмосферу. Здесь не было никаких украшений, назначение комнаты было чисто утилитарным. Карты и схемы были разбросаны на потрепанных, испещренных зазубринами столах. На одной стене висела большая обветренная карта, испестренная булавками, которыми были отмечены ходы бесчисленных кампаний. Воздух в комнате был тяжелым, в нем витал запах чернил, стареющего пергамента, пота и едких остатков бесчисленных обсуждений задач и стратегий. Окна, задернутые плотными шторами, пропускали лишь слабую струйку дневного света, погружая помещение в вечный полумрак. Тишина в этом зале была уважаемым спутником. Помещение казалось почти безжизненным, как будто оно существовало в своем собственном герметичном мире. Именно здесь Адайн в пятнадцать лет сделал свой первый шаг к тому, чтобы стать следующим капитаном разведчиков.
– Асувин, я правильно понял? – голос Ре́йнрада дрожал от недоверия, брови сходились в недоумении. – Ты хочешь назначить мальчишку главой разведчиков? – смех Рейнрада резко контрастировал с серьезностью обсуждения, эхом прокатившись по комнате как оскорбление. – У него нет опыта… Я даже не хочу это обсуждать.
– Кровь гуще воды, – ответил Асувин. – Адайн – мой племянник, и я доверяю ему.
Скептицизм Рейнрада повис в воздухе.
– А нам нет? – в его тоне чувствовался груз многолетней преданности и верности.
– Ты хороший командир, Ре́йнрад. Но слишком вспыльчив. Характер настоящего лидера разведчиков должен быть другим. Адайн чрезвычайно силен, бесстрашен, холоден и непоколебим.
Другие офицеры молча слушали и внимали к словам Асувина. Они уважали его и никогда не ослушивались. Потому что знали, что их лидер не совершал промашек и никогда их не предавал.
– Я всегда был верен тебе и всегда выполнял твои идиотские приказы. Капитаном должен был стать я!
Высказывание Рейнрада грозило разрушить хрупкое спокойствие. Напряжение в зале стало ощутимым, воздух потяжелел от надвигающегося конфликта интересов. Оружие было наготове, и казалось, что кипящее недовольство может вылиться в насилие. Однако властная поступь Асувина и его стремительный жест удержали офицеров. Они нехотя убрали оружие в ножны, но их тревога оставалась очевидной, что свидетельствовало о доверии к Рейнраду.
Чувствуя затаенную враждебность товарищей, недовольный разведчик разочарованно вздохнул.
– Знаете что? – в его голосе прозвучала окончательность, не оставляющая места для примирения. – Да пошли вы. Я ухожу! – с этими словами он повернулся и вышел из комнаты, оставив после себя помещение, наполненное тревогой и растущим расколом среди разведчиков.
Десять лет назад.
– Я решил привнести изменения – твердо заявил Адайн. – Отныне в разведке будут и адепты – наши родственники. Они будут скрыты от бдительного ока Лострада, но при этом будут на виду, выполняя мои указания. На их плащах будет изображена эмблема нашей семьи – буква "А", – он решительно встал лицом к своему наставнику Асувину
– Но это неправильно. Ты нарушаешь все законы, – молвил Асувин.
– Теперь я это решаю, – так наступил решающий момент, когда лидерство Адайна проложит путь к новой эре в разведке.
Пять лет назад.
– Слишком много тайн, Адайн. Рано или поздно люди обо всем узнают…
– Такова наша судьба – жить во лжи, чтобы найти правду, – ответил Адайн, и тем самым закрепил свою приверженность пути тайны и откровения.
Два года назад.
В разгар противостояния с пруанцами, властное присутствие Адайна возвышалось над толпой пленников.
– Где мальчик, чье имя начинается на букву А? – потребовал он, обводя взглядом толпу. – Отдайте его мне.
– Здесь таких нет! – кричали пруанцы.
– Тогда мне никто из вас не нужен. Убейте их, – беззлобно приказал Адайн.
Год назад.
– Среди вас есть мальчик чье имя начинается на букву А? – стоя перед сшуи́сцами, поставленными на колени, спросил Адайн, с ледяным выражением лица.
Перепуганные шуйцы обменялись испуганными взглядами, безмолвно желая спастись.
– Повесить их всех, – холодно изрек Адайн.
Сшуисцы забились в истерике. Для них это была участь хуже смерти, приговор, по которому их души будут вечно заключены в безжизненных телах.
Два месяца назад.
Адайн убивал служителей Южного Ордена, не проявляя никакого милосердия. Одного за другим, не щадя никого.
– В скором времени прибудет зло и вместе с ними вестник Смерти. Адайн! Ты убиваешь лучших. Они смогут дать им отпор! И защитить дитя Смерти! – провозгласил отчаянный голос, но апатия Адайна была непробиваема.
– Если я могу их убить, значит они не лучшие, – заявил он, вонзая меч в сердце говорившего, погасив в пропитанной кровью земле всякую затаившуюся надежду.
Месяц назад.
– Адайн… Люди должны знать правду. Все должны знать правду, – произнес Стокс, считая, что время пришло.
– Нет. Еще рано, – ответил Адайн, давая понять, что завеса тайны должна оставаться нетронутой еще некоторое время.
Три недели назад.
– Ты до сих пор его ищешь? Зачем он тебе? – спросил Авин
– Скоро все узнают.
Наши дни.
Адайн молча сидел у костра, возводя взгляд к мерцающим пламенным языкам. Шепот леса и пляска теней были резко прерваны зловещим треском веток под приближающейся фигурой. В мгновение ока на него бросился грозный адепт Южного Ордена. Но прежде, чем мстительный удар достиг Адайна, невидимая сила заключила его в жуткий стазис. Его тело застыло, он был беспомощен и не мог даже моргнуть.
– Ты пришел за возмездием, манибец? – голос Адайна был подобен холодной стали.
– Что это такое?! Почему я не могу пошевелиться?! – в голосе адепта слышалась паника.
– Ты попал в мое поле. Здесь иная гравитация. Я управляю черными дырами, – тон Адайна был лишен эмоций
– Нет! Это невозможно! Твои глаза! Ты не адепт! – ужас и неверие адепта Южного Ордена были ощутимы.
– Все верно. Я их король, – просто пошевелив пальцами, он подчинил манибийца неумолимому притяжению гравитации, вдавив его в землю.
Глава тридцать пятая. «Вне»
Авторское предисловие (то есть меня((то есть мое)). Ой, или это уже послесловие? Кто его знает? Но по сути, какая разница? Это всего лишь моя первая книга, так что она, конечно… плоховата. Не переживай! Это не значит, что следующая будет на порядок лучше. Следующая будет точно такой же, только с новой обложкой! Возможно, я должен был сразу признаться в этом? Ну, в любом случае, будем считать, что ты предупрежден. Но я рад, что ты добрался до сюда.
Так, продолжаем.
– Пи́нквольт! – раздалось в голове дворецкого. – Принеси мне чаю!
– Ой, – сам себе ответил Пинквольт. – Это что получается? Ну да, точно. Сейчас сделаю, – проговорил дворецкий и помчался на кухню.
Сто семидесятисантиметровый Пинквольт шагал по огромному дворцу, где каждый шаг отдавался эхом вдоль высоких стометровых стеллажей, уставленных книгами, и по титаническим коридорам, на стенах которых висели гигантские полотна с красками, выжатыми из самых глубоких чувств. Над его головой медленно плыли голубые сгустки энергии, будто сотканные из душ и эмоций. В этом прекрасном месте Пинквольт ощущал, как время и пространство становятся ничтожными. Ах, Пинквольт. Самый храбрый, самый добрый, самый отважный, самый смелый, самый добрый, самый важный персонаж этого пересказа, а что самое главное, он был самым честным и самым скромным. Пинквольт был роботом-помощником. Или он не был роботом? И он был сделан из… Стоп. А из чего я сделан-то вообще? Точно! Снаружи он лишь напоминал робота. Его оболочка состояла из сплава, но внутри него не было механизмов и шестеренок. Вместо этого, его тело было наполнено душами людей. Он был сделан при помощи магии. Эта магия была древней и загадочной, и именно она придала Пинквольту его уникальные способности. «Какой такой магии» спросишь ты, «а вот такой» отвечу я.
Пинквольта создал древний Бог… так, нет, точно ли Богом он был? Или он божество? Или лишь прислужник? Ой-ей, я же служил Бела́ру две тысячи лет и не уж-то я не знаю кто он такой? Нет, ты не подумай, что я не заинтересован или не вовлечен в рабочий процесс. А можно ли этот процесс назвать вообще рабочим? За работу же деньги платят. А я все за бесплатно делал. Ах так! Значит это было эксплуатацией рабочего труда! Нет, отставить. Так и до революции дойти можно, хотя в моем случае это будет одиночный бунт. Так, на чем я остановился? Точно! Белар.
Белар был одним из управляющих смерти. Нет, даже не так, он был верховным существом, повелевающим Смертью. Нет, даже не так, он выполнял прихоти смерти. Нет, даже не так, он был Богом смерти (но у него не было никаких тетрадей). Нет, даже не так он следил за Смертью. Нет, даже не так… он был вестником смерти? Нет, даже не так… ну в общем он был бессмертным и крайне могущественным! Меня вполне устраивал такой создатель-господин. Хочешь поинтересоваться, как существо, напрямую связанное со Смертью, сумело одарить меня жизнью? Я скажу тебе больше, Белар смог породить целые кланы людей, наделенных его силой! Ох, ты себе представить даже не можешь насколько эта история длинная и увлекающая, мне так не терпится тебе ее пересказать. Почему я не рассказал ее целиком в этом произведении? Сам понимаешь, книжные объемы и бюрократия – ужас, одним словом. Или не сам понимаешь, а сама? И как мне тогда обращаться к тебе? Какое местоимение использовать? Ты? Вы? Они…? А если во мне сосредоточенно множество душ, то я это мы или мы это я? Ох, ну и терновник. Буду называть тебе читатель, хотя может быть и читательница. А может ты и читать вовсе не умеешь? Хотя как ты добрался так далеко и откуда в твоих руках вообще появился этот рассказ? В общем, каждый кто обидится на меня, его жизнь будет забрана моим господином! Ага! Страшно?! Вот так-то! Ты еще не знаешь, на что я, слуга смерти способен! Я могу еще и не так тебя запугать! Вот увидишь, моя сила… так, точно! Чай!
Пинквольт тем временем уже добрался до своей великанской чайной, до своего излюбленного места на всей планете. Извини, я забыл упомянуть, что у Бела́ра была своя собственная планета (читать шепотом с нотками эпичности, так добавляется больше грандиозности).
– Чай значит. Нет еще обеда, значит черный. Двух ложек чаинок с планеты А́имах, что находится в созвездии Ино́я будет достаточно. Добавлю манго из вселенной Врионо́ра, самые душистые манго находятся именно там. Поразительно, как местным садоводам это удается. Немного лимона и пару капель апельсина, и чуть-чуть мандарина с планеты Дато́ра с диковинными деревьями и птицами, – говорил Пинквольт доставая нужные ингредиенты с полок, катаясь на огромной лестнице из стороны в сторону. – Душистый розмарин, выкупленный у пиратов Икра́та. Вонючие, грязные, подлые хамы… Ощущения, осадок и послевкусие от встречи с подобными индивидуумами, с девиантным стилем поведения – не самые приятные. Но розмарин у них самый лучший… собаки. Теперь несколько ягод облепихи и голубики с планеты болот, мха и торфяников – Е́исонин, что находится по соседству с плеядой звезд Северных корон. Что же использовать в качестве подсластителя? Простой сахарный сироп, или ягодный, нет добавлю фруктовый или же меда просто? Нет, знаю, добавлю ванильный сироп, – раскладывая все на подносе приговаривал дворецкий.
Пинквольт покинул свою уютную чайную комнату и вышел в сад, который был наполнен могучими статуями животных и гигантских пятиметровых людей. Все эти скульптуры были изготовлены из того же удивительного металла, который использовался Беларом, чтобы создать свое самое маленькое творение – меня. Через сад протягивались громадные прозрачные трубы, внутри которых перемещались души, переселяясь из одних резервуаров в другие. Это был процесс вечной жизни, где души находили свой путь и смысл в вечной смене форм и состояний. Сад и его артефакты были свидетелями этой бесконечной метаморфозы.
В саду, садовые инструменты работали как живые существа, поддерживая порядок и красоту, и это было не без некоторой магической помощи. Над кустами и растениями плавали голубые, неосязаемые бабочки и другие прозрачные насекомые, придавая саду мистическую атмосферу. В прудах плавали рыбы, тоже голубого, практически невидимого, цвета. Вдалеке на небесной панораме застыли другие, пока еще необитаемые планеты. Может когда-нибудь вселенная распорядится и пожелает заполонить их жизнью. Но время для этого еще не пришло, и они оставались пассивными свидетелями вечной симфонии природы и магии в этом удивительном саду.
Пинквольт, несший поднос с чайными принадлежностями, вошел в главный, величественный, поистине колоссальный зал Белара, весь выполненный из блестящего золота. Зал оживал медленно передвигающимися под потолком сгустками энергии. Сам Белар выглядел как обычный человек, это была его оболочка, которая скрывала его истинную природу. Однако этот облик был всего лишь его внешней оболочкой. Он сидел на троне, пропитанном силой смерти, и слева от него располагалась огромная чаша Мерекания, изготовленная из хрусталя и украшенная алмазами. В этой чаше хранились души, принадлежавшие в свое время сильным магам, чародеям, колдунам, целителям, провидцам, шаманам, волшебникам и другим обладателям частицы Энергии Мироздания. Даже после своей физической смерти они решили продолжать свою роль, сохраняя свои души в этой чаше и предостерегая мир от утраты их мудрости и магии.
Про Энергию Мироздания позже, намного позже, пока тебе о таком знать рано.
Эти души были собраны со всех известных Белару населенных планет, а таких было сотни, если не тысячи, множество тысяч. Так много, что даже воображение не способно было вместить их количество. Больше, чем звезд на ночном небе, больше, чем песчинок на бескрайнем пляже.
Собранные здесь души были как незримая библиотека мудрости и знаний. Их разнообразие и многочисленность были источником бесконечных историй. Среди этих душ скрывались разные языки, культуры, обычаи, особенности и противоречия. Так много многообразия, что даже самое могучее и бессмертное существо не смогло бы узнать их все за одну жизнь, даже если эта жизнь длилась вечно.
Белар из душ в Чаше Мерекания мог сотворить визуализацию, изображение, образ всего того, что его интересовало, с легкостью, которая порой оставляла его без слов. Он мог призвать образы, соединяя души в Чаше Мерекания и создавая многогранные иллюстрации прошлого, настоящего и будущего. Но самыми яркими и понятными становились те, о которых он уже что-то знал. Тогда он мог углубиться в детали, разглядеть тонкие нити событий, соединяя их в единое полотно истории.
– А вот и я, – произнес металлический дворецкий, приближаясь к Белару. – Вы до сих пор наблюдаете за Еста́ром? – Пинквольт взглянул на проекцию, задавая вопрос.
– Хочешь сказать, тебе самому неинтересно, что там происходит? – Белар перевел взгляд с проекции на свое создание.
– Признаюсь, вы правы. В отдаленных вселенных пока ничего интересного не наблюдается. Обычная борьба хорошего и плохого, – приблизившись к столику, стоявшему рядом с троном, ответил дворецкий.
– Зря ты так относишься к обыденности. Если проиграет плохое, проиграет и хорошее, – ответило существо в обличии человека.
– Гм, как это понимать? – подойдя к столику с непониманием спросил Пинквольт.
– Подумай, если не будет борьбы, ни добро, ни зло не будут иметь смысла, – пояснил Белар. – Но, когда добро победит зло – мир остановится, – заявил Белар.
– Господин, а мы кто? – пытаясь разобраться в действительности, с интересом задал Пинквольт.
– Мы, Пинквольт, Смерть. Мы, как и время, вне добра и зла. Мы лишь выполняем условия. Всему живому при рождении дается две вещи: жизнь и дата смерти. Наша задача следить за этим хрупким балансом. Те, кто пытаются нарушить его – наши враги, – спокойно ответил Белар. – Что может подразумевать смену эпохи? Война? Прилетевший извне астероид? Голод? Появление другой цивилизации в знакомом для человека городе? Мы лишь должны бережно оберегать и хранить бессмертные души смертных, все остальное нас волновать не должно. Мы служим лишь смерти и ее интересам.
– Хорошо, в таком случае я хотел кое-что уточнить у вас. Разве это правильно, что вы влезаете в дела смертных, которые к вам никак не относятся? Точнее, для чего вы помогаете Афену? Ведь вы говорили, что всем руководит судьба. А ваши действия противоречат вашим словам и изменяют течение судьбы, – расставляя чайные приборы на столике.
– Нет, Пинквольт. Ты ошибаешься. Течение судьбы неизменяемо. Всем живым руководит – судьба, прописанная силой времени. Судьба руководит и мной, и даже тобой, ведь мы живые, но бессмертные. Моя судьба переплетена с Еста́ром. В моей судьбе упоминается и Афен. То, что я направляю его, не является моей прихотью, это прихоть самой судьбы. Он тот, кто поможет ставленнику смерти, это часть его судьбы. А моя часть помочь ему в этом пути. Ничего не делается без завета судьбы, помни это и береги. Это не моя воля, а ее, она командует всем. Даже мной, богом смерти, прислужником ее величества, и даже та которой я служу, повеливается ею, – поведал Белар, сидящий на золотом троне, от которого исходило бело-голубое сияние и ярко-серая дымка.
– Ладно… Тогда мне вот что интересно. Почему не Адайн? Почему не он выбран избранным? Он же куда сильнее Афена, – спросил Пинквольт посмотрев на Белара.
– Скорее всего дело во времени, а если быть точнее, то в возрасте. Адайн уже взрослый и находится на самом пике своей силы, развиваться дальше ему некуда, он достиг потолка, – начал делиться своими предположениями Белар, насчет такого странного выбора судьбы. – Афен молодой и пока что не обладает и частью того могущества, что помещено внутри него. В нем находится огромный потенциал, заложенный крупной частицей Энергии Мироздания.
– Все равно я не понимаю, как устроена судьба, – продолжая смотреть на своего создателя задался вопросом робот.
– В этом нет ничего зазорного. Тебе чуть меньше двух тысяч лет, ты еще совсем кроха. Мне повидавшему и узнавшему слишком многое, знакомо это чувство. Я прожил несколько десятков тысяч лет, так долго, что и не помню, когда вышел из тьмы и мрака, и появился на первом луче света. До сих пор остается множество того, что мне неподвластно, что скрывается от меня в занавесе тени. Много чего я не понимаю и не знаю. Я просуществовал много времени и видел смену множества эпох, но по сию пору у меня нет ответов на многие вопросы, – смотря за тем, как движутся армии Лострада к стенам для их защиты.
– Вам не кажется, что война на Еста́ре глупа? – спросил Пинквольт, поставив заваренный чайник на стол.
– Нет ничего однозначного. Нет начала и нет конца. Движение не однородно. Есть лишь первозданность и цикличность. Тебе станет легче, когда поймешь, что движения по прямой не существует, движение всегда циклично, – рассказал Белар. – Циклично оно лишь потому, что так захотела судьба.
– Хорошо, но разве события на Еста́ре не связаны с противостоянием зла и добра? Разве это не есть та самая однородность? Если движение неоднородно, то, как оно может быть цикличным? – взяв поднос в руки поинтересовался Пинквольт.
– Что есть зло, что есть добро? Нельзя ограничиваться лишь этими двумя вводными, – промолвил Белар.
– Что вы хотите этим сказать? – постигая таким образом правила мироздания.
– Изменение перспективы может повлиять на моральный итог действия, – промолвил Белар, переведя свои светящиеся голубым цветом глаза на Пинквольта. – Ты не рассматривал Еста́р как историю о выборе между большим и меньшим злом?
– Так вот что значит не однородность движения, – подумал про себя дворецкий. – Получается добра вовсе нет, есть лишь меньшее зло.
– Ты абсолютно прав, – ответил Белар прочитавший мысли Пинквольта. – Есть только выбор в количестве повторений совершаемых хороших поступков, которые и определяют твое место в этом цикле, – сказал Белар и замер. – Но, этот цикл прописан судьбой. Поэтому любой выбор предрешен заранее, задолго до того, как он предстанет перед выбором.
– Очень хорошо, а что вы думаете о войне, которую только три человека осуждают на всем Еста́ре? Два генерала, встретившись всего лишь раз, безуспешно попытались поделиться своими мыслями, не слыша друг друга, потому что их взгляды оказались практически идентичными. Когда один из них говорил, он цитировал мысли, которые текли в разуме второго, и наоборот. По сути, их мнение можно было бы объединить, считая их одним и тем же человеком, – произнес Пинкольт, раскладывая чайные принадлежности на столике. – А есть еще один немой молодой парнишка, который понимает истинную причину этой войны, корни конфликта, но не в состоянии поделиться этим знанием ни с кем.
– Самое страшное в войне это то, что она неукротимая. Сколько бы люди ни воевали им всегда будет мало. Как бы много душ не было бы погублено, война придет вновь, хочешь ли ты этого или нет. Война – это тот самый урок, из которого извлекают не то, как избежать следующие войны, а как вести войны более мудро. Война – урок, который невозможно прогулять. Но для нас война является основным источником баланса между Жизнью и Смертью. Не будет войны – не будет жертв, а значит Жизнь возьмет вверх. Но законы природы таковы, что Смерть не дремлет. И пусть люди не будут воевать хоть всю жизнь, то болезни или катаклизмы придут из неоткуда и станут катализатором, подтолкнув людей к кровопролитию, – произнес Белар проведя рукой перед собой, вернув магический поток душ обратно в Чашу. – Ущербность смертных заключается в их убежденности, что их огрызки древнее и важнее остальных, они очерняют периоды развития и созидания, воспевая оды временам деградации и упадка.
В зал через верхнее окно залетел большой голубоглазый ворон и сел на плечо к Белару, начав что-то нашептывать Божеству смерти в ухо. – Пинквольт, ты можешь ступать и выполнять свои обязанности. Но перед этим я хочу тебя попросить кое о чем. Я собираюсь возложить на тебя пересказ этой истории, пересказ великой эпохи войны.
– Внезапно мне пришла идея. А что, если я напишу книгу, основанную на этой эпохе? Нет, не просто основанную. Я перескажу всю эту историю в формате книги, – неуверенно проговорил Пинквольт. – Поймите меня правильно, я устал от бесконечной писанины однообразных архивов и скучных отчетов для библиотек, что нет никаких сил. Нужно что-то новое.
– Разумеется, для этого ты и был создан. Все события имеют свою значимость, Люди часто бродят во мраке, и мы можем оставить для них следы, разделив мир на до и после.
Пинкольт покинул зал и отправился в уютный кабинет, пачкать рисовые листы бумаги.
Вот так я и стал очевидцем великого. Я стал рукописцем свидетельства рождения смерти и уничтожения жизни. Поздравляю, друг мой, ты теперь тоже… или остаешься тем же слепым мышонком, каким был в самом начале этой истории?
Сейчас ты понимаешь, что такое начало и конец? Что связывает между собой: случайно сорванный кем-то цветок, с намеренно выпавшей снежинкой в северных горах принадлежащим адептам Северного Ордена? В то время как Дулр собирал цветы, чтобы использовать их в своей живописи, что происходило в твоей жизни? Как сбор цветов мог повлиять на твою судьбу? Это событие принадлежит к прошлому, настоящему или будущему? Думаешь ли ты, что время одинаково для всех? Для миллиардов живых существ? Время действительно странная штука. Оно подвергает сомнению все, что существует, но в конечном итоге убеждает себя в реальности происходящего, хоть и не сразу.
Давай, я попробую пояснить это тебе.
