Натали Р.
Враг моего врага. «Песец»
– А старый, родной, куда делся?
– Выкинули на фиг. Мешался, понимаешь.
Йозеф заскрежетал зубами.
– Гржельчик, не психуй, тебе вредно. Или полезно? Тогда хрен с тобой, психуй.
– Ты можешь нормально сказать, что случилось с ГС-приводом? – прорычал Йозеф.
– Я и говорю нормально: выбросили. Честное слово! Кто хошь подтвердит.
Ну что ты будешь делать!
– Мать твою, Гржельчик! Когда в нас попали, и ГС-переход вразнос пошел, привод пришлось сбросить. И не только его, иначе из дыры ни в жисть не выбрались бы.
Йозеф оцепенел. Встал, как вкопанный, даже о ветре забыл.
– Блин, я так и знал, – раздраженно проговорил Шварц. – Только в обморок не падай, хорошо?
– Так это был «Ийон»? – выдавил Гржельчик. – Тот крейсер, по которому Ен Пиран ударил у Мересань?
Он читал сводки новостей и обращение Салимы к Совету координаторов, выложенное в сети. Но название крейсера там не упоминалось. Он думал, тот крейсер погиб. А как же иначе? Он и предположить не мог, что…
– Господи! Как вы выкарабкались?
– С молитвами и матом, – буркнул Шварц. – Если интересует, за пультом были старпом Ассасин и мальчишка Принц. Обоим по ордену, документы на утверждении. Мальчишка получает старшего лейтенанта. Мать уже изворчалась, что я балую пацана наградами, но деваться некуда, подпишет.
– Что еще за Ассасин? – Йозеф не припоминал такого пилота. Новичок? И сразу – в старпомы?
– Я тебя с ним непременно познакомлю, – пообещал Шварц.
– А Бабай что? Почему не он второй пилот?
– Бабаев погиб.
Вот так раз! Что же Федотыч, когда навещал его, не сказал? Пожалел выздоравливающего? Не хотел, чтобы он мучился лишними переживаниями? Или это случилось совсем недавно?
– Камалетдинов в больнице, если ты вдруг о нем подумал, – добавил Шварц. – Надеюсь, он вернется на «Ийон Тихий». Но это будет не слишком скоро.
– А Федотыч?
– Федотов ушел вторым на новый крейсер, – ровным тоном ответил Шварц. – «Алексей Смирнов» проходит последние тесты перед тем, как покинуть верфь.
Первый крейсер получил имя реального человека. Человека, посмертно ставшего легендой. Чьи еще имена дадут названия новым кораблям? Лучше не загадывать.
Не слишком логичный поступок – сбежать на другой корабль, когда на своем пилотов не хватает. Но Хайнрих об этом не жалел и Гржельчику жалеть не даст. Ушел и ушел, скатертью дорога. Не тот человек, которым надо дорожить, без него спокойнее. Если он подставит какой-нибудь крейсер, пусть это будет не «Ийон».
Говорить об этом Гржельчику не хотелось. Они с Федотовым были в добрых отношениях; возможно, капитан многое ему прощал, что раз за разом убеждало этого безбашенного типа в безнаказанности. Дело сделано, Федотова на «Ийоне Тихом» нет. Не засобирается обратно – Хайнрих будет молчать о записи, которая лишила его доверия. Пусть они с Гржельчиком остаются приятелями.
– Можно было бы, конечно, назначить старпомом Принца, – перевел он разговор с персоны Федотова. – Мальчик вполне потянул бы, мать его явно недооценивает. Но тут подвернулся Ассасин…
Поднявшись по трапу, Шварц вдавил кнопку шлюза.
– Надеюсь, этот хмырь на посту, а не с бабой и не с гитарой, – оптимистично пробормотал он и пропустил Гржельчика вперед.
Иоанн Фердинанд торчал в рубке, лениво наигрывая мелодию в миноре. В кресле у выключенного голографического подиума расположилась Мария, баюкая малыша. Прикрыв глаза, мересанка слушала музыку. Иоанн играл прекрасно, жаль, что гитару было слышно только через гарнитуру. Найти имрань ему так и не удалось.
За пультом в пилотском кресле сидел ребенок, которого нынче звали Томас. К младенцам Иоанн Фердинанд был равнодушен – что интересного в этих кусочках плоти, даже разговаривать не умеющих? Подрастут, тогда посмотрим. Семилетняя Фелиция жалась то к Марии, то к Веронике, побаиваясь странного дядьки, который объявил себя ее отцом. А четырехлетний Томас принял нового папу сразу, с удивившим Иоанна Фердинанда энтузиазмом. Мальчонка шебутной, глаз да глаз за таким; тем не менее он быстро угнездился в его сердце. В рубке ему ужасно нравилось, он упоенно нажимал кнопки и дергал рычажки на предусмотрительно отключенном пульте. Под попу юному пилоту была подложена подушка, чтобы он мог дотянуться до управления.
Аддарекх, слушая музыку, обозревал экраны. На часть секторов вместо внешнего обзора шло изображение с телекамер внутри корабля. Вот техники копошатся с ГС-приводом, а вон старший интендант инспектирует новый складской блок… Периодически внимание шитанн отвлекалось от экранов и обращалось на мальчонку.
– Думал ли этот пацаненок еще каких-нибудь полгода назад, что будет играться с пультом настоящего крейсера? – посмеиваясь, промолвил он.
Иоанн Фердинанд хмыкнул:
– Веришь, я и сам полгода назад об этаком не думал. Обалденная игрушка для тех, кто разбирается.
Счастливый ребенок, закручивающий воображаемый вираж, совершенно выпав из реальности, был в новой футболке, шортах и сандаликах. Иоанн Фердинанд открыл для себя такую вещь, как кредит. Для кавалеров орденов – льготная процентная ставка во время войны. Чем дальше, тем больше ему нравилось служить в земном флоте. Дома, свались на шею высокородному, но небогатому капитану три бабы и четверо детей, он годами выбирался бы из нищеты. Это на старой, благополучной Мересань, что уж говорить о теперешней заднице! Он решил, что снимет для Вероники квартиру в Ебурге, недалеко от интерната, куда – как он надеялся – поступит Теодора. Будут рядом, помогут друг другу при случае, авось не перегрызутся. Веронике он оставит малышей и девчонку Фелицию. Ну и что же, что она еще не пробовала себя в роли матери? Надо ведь когда-то начинать. Теодора будет заглядывать, подстрахует, если что. Для связи он купил им мобильники. Большая семья – большие расходы. Тем не менее, подсчитав свое жалованье, он полагал, что вернет кредит через год.
Фархад Гасан занимался делом – ползал по полу, проверяя нижние сектора экрана. «Ты стажер? – сказал ему Иоанн Фердинанд. – Вот и стажируйся». Федотыч, любитель шпынять молодежь, уволился, и Джинн надеялся на передышку, но не тут-то было: старпом взялся следить, чтобы юноша не пребывал в праздности. «Доживешь до моих лет, тогда и будешь наслаждаться досугом». Порой Гасану начинало казаться, что он не доживет. Пожаловаться Шварцу? Бессмысленно, у адмирала разговор короткий: «Хочешь, чтобы я подписал тебе практику? Тогда служи как следует. А служба твоя заключается в том, чтобы четко выполнять распоряжения старшего по пилотской бригаде». Служба под началом мересанца была нелегка, синие молодых вообще за людей не считают. Гасан завидовал Принцу, которого старпом не гонял туда-сюда, будто мальчика, и разговаривал уважительно, как с равным. Почему Принцу так везет? Неужели банально из-за того, что он принц?
Между прочим, Иоанн Фердинанд мог бы и помочь стажеру с проверкой секторов. Не за игру на гитаре ему жалованье платят. Но нет, ползать по рубке на коленях ниже достоинства проклятого аристократа. Что бы он делал, не будь на корабле стажера? Логика подсказывала: припахал бы кого-нибудь другого.
Дверь рубки отодвинулась, и появился адмирал Шварц. Не один: его сопровождал сероглазый блондин, стриженый под ежик, тоже с адмиральской звездой на рукаве. Вид изможденный, как после долгой болезни, но решительный. Аддарекху показалось, что он его узнал.
– Кэп?
– Блин! – с чувством произнес непривычно худой Гржельчик. – Что это за табор?
– Вот это – вахтенный офицер, – охотно объяснил Шварц. – Вон то – старший помощник, – Йозеф с недоверием уставился на мересанца в халате, с гитарой в руках. – А она – дежурный электрик, туда ее, – палец Шварца указал на голубокожую сереброволосую женщину с младенцем на руках, и Йозеф непроизвольно помотал головой, пытаясь прогнать наваждение.
– О Господи! Я точно на крейсере Земли?
– Не паникуй, Гржельчик. Это твой «Ийон Тихий», что же еще? А эти придурки – твой экипаж. Эй, вы! – гаркнул Шварц, и все невольно вытянулись по струнке. – Разрешите вам представить адмирала Гржельчика, командира этого корабля.
Как – командир корабля? Иоанн Фердинанд непонимающе распахнул глаза. «Ийоном Тихим» командовал Хайнрих Шварц. Почему он уходит?
Не сразу, но до него дошло. Он вспомнил бабу с «Анакина Скайуокера», которая требовала к микрофону капитана Гржельчика и очень удивилась, что на корабле нет такого человека. Выходит, это крейсер Гржельчика. Шварц временно командовал в его отсутствие, но теперь хозяин вернулся, и…
Иоанна Фердинанда вдруг настигло осознание, каким он предстал перед командиром «Ийона Тихого». Бархатный халат и гитара – полбеды, покричит, постыдит, и ладно. Женщину в худшем случае выгонит из рубки. Но ребенок на боевом корабле, за пультом… Он зажмурился, ожидая, что гром поразит его насмерть.
– Смесь дурдома с зоопарком, – хмуро резюмировал Гржельчик, повернулся и вышел из рубки, захлопнув за собой дверь. Гром не грянул.
Солнце здесь было такое же, как дома, только маленькое. Казалось, что оно далеко, но нет, просто диаметр звезды меньше. И грело оно в этих широтах хорошо, не то что на полярном континенте. Будь у т’Лехина выбор, он попросил бы для своего народа центральный материк. Увы, не выйдет: он заселен аборигенами, которые тоже любят тепло. Добром не уступят, а наглеть нельзя: Хао и без того поступилась своей территорией, надо знать меру и быть благодарным. Так велит честь. А если забыть о чести, Земля быстро напомнит, кто хозяин на Хао. Прекратит поставки зерна – и все, с тем же успехом можно было остаться на умирающей Мересань.
Обгоняя местные пассажирские дирижабли, мересанский джет зашел на посадку над одной из столиц Хао. Каждый обитаемый континент желал устроить резиденцию координатора именно у себя, а потому столиц было три, и координатор проводил в них по месяцу поочередно. Эта система казалась т’Лехину дурацкой, но лезть в чужой дом со своими правилами еще глупее. Все традиции, сложившиеся на Хао, ему придется принять. Не обязательно соблюдать, но уважать.
В центре аэропорта, как и во всех общественных местах, возвышались три идола – одна из тех самых традиций. Ему, как христианину, следовало бы отвернуться и перекреститься, но с точки зрения аборигенов это выглядело бы оскорблением. Отвести глаза не удавалось, идолы притягивали взгляд. В каком бы виде они ни представали – скульптурная группа, картина, лепнина, чеканка – внешность их была строго канонической. Суровый мужчина в стальном доспехе, в правой руке щит, в левой – арбалет, глаза прищурены, волосы заплетены в толстую косу, выбивающуюся из-под шлема – Воин. Мужик с обнаженным мускулистым торсом и выдающимися вперед скулами, густой хвост волос рассыпался по спине, ноги широко расставлены, надежно стоят на земле, в руках отбойный молоток – Горняк. И Мать-Кормилица в струящихся, ниспадающих одеждах; вокруг головы, покрывая волосы, обернут платок; колосья в вытянутых ладонях; миндалевидные глаза, глядящие чуть искоса; мерцающая, ускользающая улыбка. Лицо Салимы. Куда бы т’Лехин ни направлялся, оно преследовало его. То во снах, то – как сейчас – наяву. Идолы обещали жителям Хао мир, сытость и достаток. Т’Лехину во взоре Матери-Кормилицы навязчиво чудились иные обещания, несбыточные.
– Найдите машину, – приказал он одному из сопровождающих, надев защитный шлем.
Хао – электрический мир. Глупо надеяться, что аборигены ради новых соседей откажутся от того, на чем основана вся их жизнь. Мересанцы никогда не смешаются с коренным народом, не станут жить вместе, никто не ступит на опутанные проводами земли без острой нужды. Хао не быть единой планетой. Два мира в одном, ничего с этим не поделаешь.
Адмирал Гржельчик никого не убил. Ни Иоанна Фердинанда с его женами и детьми, ни Бена с Эйззой. Только прикрывал глаза всякий раз, как их видел, и беззвучно молился. Вскоре стало ясно, почему. Вместе с Гржельчиком на «Ийон Тихий» явилась девушка. Большеглазая симпатяшка с короткими золотистыми волосами, очень молоденькая. Иоанн Фердинанд предположил, что любовница: ну, а с чего иначе он стесняется ее показывать? Но Эйзза, простодушно и без комплексов расспросившая девчонку, опровергла его гипотезу:
– Дочка! – и добавила: – Она – кетреййи.
– Бред! – фыркнул он. – Как это дочь землянина может быть кетреййи?
– Не знаю, – Эйззу это не смущало, слишком многого она не знала и не понимала, не смущаться же всякий раз. – Но она точно кетреййи. Что я, свою не отличу?
Эйззе девочка очень понравилась. Взаимно. Хелена была донельзя счастлива, что кто-то не смотрит на нее со снисходительной жалостью, как на тупую. В кои-то веки у нее появилась подружка подходящего интеллектуального уровня – ну и что же, что взрослая? Йозеф вздыхал, глядя на Эйззин животик, но так и не приказал майору Райту забрать ее с корабля. Втихую он радовался, что Эйзза благотворно влияет на Хеленку: девочка проявляла чудеса общительности и оптимизма.
Из-за Хеленки он и разговор с мересанцем откладывал. Ну как сказать ему, что бабам и детям на крейсере делать нечего, когда он сам с дочкой? А Иоанн Фердинанд томился в ожидании неминуемой выволочки. Исправно исполнял обязанности, но с тяжелым сердцем – вот как вызовет новый командир на ковер и объявит: в этаком старпоме не нуждаюсь.
К адмиралу Шварцу он привык, как к неизбежному злу. От его взгляда непроизвольно тряслись поджилки, а когда он начинал расписывать свои интимные намерения в отношении мересанца, сердце норовило сжаться в комок и запищать. Но именно адмирал Шварц поднял его из той лужи, куда он с размаху плюхнулся. И Иоанн Фердинанд постепенно пришел к верному выводу: адмирал его ценит и в обиду не даст. По представлению Шварца в Центр ушли бумаги на орден для него. Земной орден, подумать только! За проявленный героизм – еще невероятнее. Шварц выказал ему доверие, назначив своим старшим помощником. И он жалел об уходе Шварца. Неизвестно, как еще с этим новым командиром повернется… Так и приглядывались друг к другу настороженно: он к адмиралу Гржельчику, а Гржельчик – к нему.
Разговор, конечно, состоялся. Он не мог не состояться, потому что вопрос, так или иначе, следовало решить.
– Приведите мне хотя бы две причины, чтобы оставить вас старшим помощником, – потребовал Гржельчик прямо.
Иоанн Фердинанд явился к командиру не в халате и тапочках на босу ногу. Одетый по всей форме, застегнутый на все пуговицы. Это придавало ему уверенность.
– Я – профессионал, – сказал он. – В мересанском флоте я был капитаном, я прекрасно разбираюсь и в пилотировании ГС-кораблей, и в командовании. Я лучший из всех кадров, что у вас имеются. Разве я плохо справляюсь с обязанностями?
Гржельчик хмыкнул. Пожалуй, что нет. Нареканий на Иоанна Фердинанда у него действительно не было, мересанец все делал грамотно.
– Вторая причина?
Иоанн Фердинанд судорожно вздохнул.
– Я хочу служить на «Ийоне». Мне здесь нравится!
Еще бы не нравилось! Крейсеры Земли не нравятся только тем, кто выходит против них в бой. Но чтобы кому-то не понравилось управлять крейсером – такого на памяти Йозефа не случалось.
– В это я верю, – кивнул он. – Хотя как аргумент – слабовато. Ладно, сядьте и доложите мне подробно, что у нас с пилотской бригадой.
– На данный момент в реестре четыре пилота – кроме вас, адмирал.
Шварц, прощаясь, сказал ему, что Гржельчик – пилот от Бога, что ему удалось пройти к Земле через все пояса обороны, не сделав ни одного выстрела. Иоанн Фердинанд не совсем понял, почему земной крейсер не хотели пускать к Земле и зачем он туда пробивался, если приказ командования был противоположным. Но главное уяснил. Иоанн Фердинанд ни секунды не думал, будто подобное удалось бы ему, прорывайся он даже не на линкоре, а на крейсере и имей возможность стрелять. Гржельчик – однозначно, виртуоз, и задирать перед ним нос не стоит.
– Второй пилот – с вашего позволения, я. Стаж восемнадцать лет, из них десять лет на ГС-кораблях. Имею награды Мересань… возможно, они вас не очень интересуют, но сейчас я представлен к земному ордену.
За героизм. Какой из него герой? Иоанн Фердинанд знал себя лучше, чем кто-либо посторонний. Эгоист и трус. Все, что он делал – делал именно из этих побуждений. Он вытащил «Ийон» из дыры на пару с Принцем потому, что отчаянно не хотел погибнуть. А вовсе не из какого-то геройства. Ему казалось, что Шварц об этом знал. Дуболом с виду, на деле он был очень проницателен. Он знал, но принимал мересанца таким, какой есть. А Гржельчику Иоанн Фердинанд не скажет, потому что боится его недоверия.
– Основной пилот – Фархад аль-Саид, он же Принц. Закончил Академию космоса…
– Я в курсе, – прервал Йозеф. – С Принцем я знаком. Дальше.
Дальше должен идти еще один основной пилот, потом резервные, а за ними уже стажеры. Но…
– Фархад Петрович Рырме, иначе Охотник, пилот-стажер. Закончил Академию космоса в прошлом году. Проходил стажировку на крейсере «Хан Соло», однако не завершил ее. Продолжает стажироваться на «Ийоне Тихом». И Фархад Гасан по прозванию Джинн, – он мысленно поежился: принимал сопляка Принц, но ныне именно он, как старпом, отвечает за то, что в экипаже несовершеннолетний недоучка. – Курсант Академии космоса, проходит на «Ийоне» преддипломную практику.
– Боже, – вздохнул Гржельчик. Не возмущенно, скорее обреченно. Дожили: на «Ийоне» тренируются практиканты, словно на каком-нибудь учебном корабле. – Как вахты-то делить?
Вопрос был скорее риторическим, но Иоанн Фердинанд ответил обстоятельно:
– Скользящего графика не получается: ни одному из стажеров нельзя доверить пульт. В центральной рубке обязательно находимся либо я, либо Принц, стажер сидит вторым, – они с Принцем почти сложились как вахтенная пара, жаль ломать, но что поделаешь: обстоятельства диктуют. – Резервная рубка пустая, отдыхающая пара занимает ее лишь по боевой тревоге.
– Я гляжу, ты все продумал, – проворчал Йозеф, – Иоанн как тебя там?
– Иоанн Фердинанд Георгий Валентин аль-Фархад.
– Блин! Логопедическая скороговорка какая-то. А нормальное имя у тебя есть? В жизни не поверю, что родители так тебя и назвали.
– Вы можете звать меня Ассасин.
Йозеф покачал головой. Мересанцы один за другим принимали христианские имена, но оставляли и свои. Адмирал т’Лехин нынче звался Алессандро т’Лехин, а не просто Алессандро и не, скажем, Алессандро Эмилио. Но старпом упорно не желал называть свое прежнее имя. Хочет уйти от прошлого, слиться с коллективом землян? Все равно не получится, слишком уж он другой. Он не может этого не понимать. Наверняка с именем у него связано что-то неприятное. Что? Некоторых вопросов лучше не задавать. И так ясно, что от хорошей жизни не пойдешь служить в чужой флот.
– Ладно, Ассасин, – и прозвище нелепое, не похож он на ассасина ни внешностью, ни повадкой. – Иди… Терзай практиканта, чтоб матчасть у него от зубов отлетала.
– Слушаюсь, – он отсалютовал, повернулся к дверям, и вдруг до него дошло, что адмирал Гржельчик сменил нейтрально-отстраненное «вы» на «ты». В устах землянина это могло ознаменовать переход как к упрощенно-доверительным, так и к агрессивно-враждебным отношениям. Но он мог бы поклясться, что адмирал не был враждебен. Значит, дал понять, что отныне держит его за своего.
Его превосходительство Аирол 317-й принял визитера в рабочем кабинете. Критически оглядел изящную фигуру мересанца, форменный темно-серый халат с красной вышивкой и адмиральскими знаками, кожаный пояс с ножнами.
– Вот, стало быть, какой вы, – констатация факта, никаких эмоций.
Т’Лехин в свою очередь рассматривал хаона. Высокий поджарый мужчина, выше мересанца на полторы головы. Кожа желтовато-коричневая, длинные темно-коричневые волосы несколько раз перехвачены лентами: у шеи, на середине спины и на талии. Облегающий тонкий свитер, связанный с включением золотых нитей, закрывает горло и руки до середины ладоней; рейтузы, густо расшитые бисером, плотно обхватывают ноги. Нелепый костюмчик; впрочем, на хаоский вкус, халат т’Лехина наверняка выглядит не менее смешно.
Спохватившись, т’Лехин произнес:
– Ваше превосходительство, координатор Аирол. Я благодарю вас от лица моего народа за место под вашим солнцем.
Аирол 317-й молча кивнул, принимая благодарность как должное. Хотя благодарить следовало не его. На прямую просьбу он ответил отказом без объяснения причин. Нет, и все. Т’Лехин понимал хаоского координатора: никому не нравятся чужаки в доме. Но понимание пониманием, а решить проблему было необходимо. Аирол уступил, когда его попросила Земля. Т’Лехин уже поблагодарил Салиму. Последнее время он только и делал, что кланялся направо и налево.
– Ваше превосходительство, прежде наши миры не были близки друг другу, но я уверен, что мы найдем почву для сотрудничества.
– Сотрудничества? – хмыкнул Аирол. – Дайте-то боги. Я целиком и полностью за, пока речь не идет о военном союзе.
– Вы не хотите военного союза? – переспросил т’Лехин. – Но это было бы разумно и естественно. Ведь мы, волей-неволей, делим одну планету.
– Вот именно, – суховато подтвердил Аирол. – Волей-неволей.
Т’Лехин стиснул зубы.
– Только не разыгрывайте удивление и негодование, адмирал. Вы здесь потому, что зачем-то нужны землянам. Нам вы не нужны.
Не то чтобы он не догадывался…
– Да сядьте уже, адмирал! Вы мне не подданный, чтоб стоять и преданно таращиться.
Т’Лехин с сомнением посмотрел на хаоский стул-жердочку, неуверенно оперся о нее седалищем.
– Не думайте, будто я такой черствый или испытываю к мересанцам иррациональное отвращение. Я вам сочувствую, адмирал, и меня, как любого нормального человека, возмущает то, что натворил этот гъдеанский мерзавец. Но я должен заботиться в первую очередь о Хао. А что вы принесли на Хао? Вы притащили на хвосте войну. Вы не успокоитесь, не сложите оружие, вы будете мстить. Кончится эта война – вы начнете следующую. Чтобы Мересань да не ввязалась хоть в один конфликт? Такого в истории не бывало. Как по-вашему, нам это нужно? Хао – мирная планета. Мы не желаем участвовать в ваших войнах. Мы не желаем ассоциироваться с вами в глазах ваших противников. Я не хочу, чтобы на наши города падали ракеты, предназначенные вам, адмирал! Я категорически против того, чтобы нас с вами считали одним миром.
– Боюсь, ваше превосходительство, что технически это будет сложно, – заметил т’Лехин. – Планета ведь одна.
– Никто не запрещает одной планете иметь двух координаторов. Я не собираюсь нести ответственность за вас и за то, что отдал вам. Вы – отдельно, а мы – отдельно. Вы меня поняли, координатор т’Лехин?
– Вполне, – т’Лехин наклонил голову. – А как быть с орбитальной обороной?
– Необитаемый материк в обороне не нуждался. Наши спутники не прикрывают полярный континент. Хотите – заводите свои.
– Что ж, исчерпывающе, – т’Лехин помолчал. – Я сожалею, координатор Аирол, что мы доставили вам неудобства и неприятные переживания. И все же надеюсь…
Аирол 317-й встал со своей жердочки, улыбнулся и сменил тон на более мягкий:
– В том, что касается сотрудничества, координатор т’Лехин… Мы готовы помочь вам со строительством в первое время. А потом вернемся к этому вопросу, если вы не возражаете.
Василиса вошла, расстегивая теплую куртку, и сняла шапку, обнажив толстую пшеничную косу, как всегда, уложенную короной вокруг головы. Но под курткой был не капитанский китель, а гражданское платье чуть выше колен. Нарядное, со всякими шнурками и бахромой. Она слегка помедлила, в глубине души опасаясь, что хозяин сейчас рявкнет и прогонит прочь.
– Ткаченко? – Йозеф поднял бровь. – Что вы хотите?
Все это время она чувствовала непроходящую вину перед Гржельчиком. А сейчас, когда она его увидела, к вине добавилась жалость. В несколько месяцев он превратился из плотного румяного мужика в расцвете сил в пожилого дистрофика, бледностью смахивающего на вампира-сумеречника.
– Адмирал Гржельчик, простите меня, если можете, – вымолвила она, краснея. – Вы имеете все основания меня ненавидеть. Но вы никогда не переступали ту грань, которая отделяет ненависть от вражды. Я знаю, вы пытались вытащить меня из той задницы, с ракетой. Честное слово, я ее не запускала.
Ему было тогда уже все равно, он шел навстречу смерти. Тем не менее он не хотел топить Василису. И он почти сумел замять, утрясти инцидент, но Церковь начала следствие по факту вмешательства дьявола и вытащила на свет все, что, как они считали, удалось скрыть.
– Я верю, – ответил он спокойно. – И не испытываю к вам ненависти, Ткаченко, как не испытывал ее и раньше.
– Ракета – не моя вина. Но я виновата перед вами в ином. Я… говорила вам ужасные вещи. В действительности я этого не думала. Моим языком и телом словно владел кто-то другой.
– Вы были одержимы демоном, – уточнил Йозеф. – Мне объяснили, не трудитесь оправдываться. Дьявол использовал вас как инструмент, и вы не в ответе за поступки, совершенные в том состоянии. Даже если вы запустили ту ракету, это ровно ничего не меняет.
Так говорил и кардинал Натта, отпуская ее невольные прегрешения. Не вина твоя, а беда. Бог простит, верь в Него и впредь будь стойкой. Но главнокомандующий Максимилиансен, вернувшийся на свой пост, заявил, что не имеет права оставить подобное без последствий. Ее отстранили от капитанской должности. Это не было бы так обидно, если бы сам Максимилиансен не поддался дьяволу. Он, очищенный от подозрений, на своем месте, а она, опозоренная, вынуждена искать себе работу – разве это справедливо? Пойду в проститутки, как советовала мама, сердито подумала она. Потом поостыла. Панель ее не прельщала, да и профессиональные навыки лежали в другой области.
– Я не держу на вас зла, Ткаченко. Мне кажется, вы могли уже в этом убедиться.
– Тогда, – она решительно вздохнула и наконец опустилась на стул, – тогда давайте начнем все с начала. Помните, вы поили меня шампанским? Оно было прекрасным. На самом деле мне очень понравился тот ужин. И вы вели себя, как джентльмен. Вы помогли моему крейсеру, вы сделали все, о чем я просила, сделали больше, чем были обязаны. Вы угощали меня, и говорили мне комплименты, и намекали на приятные вещи… А я оказалась дурой. Я была не в себе, Гржельчик, и я столько раз об этом жалела, что со счета сбилась. Может быть, мы продолжим с того момента? – она посмотрела вопросительно, с неуверенной улыбкой. – Раз так удачно сложилось, что вы мужчина, а я женщина?
Йозеф отвел глаза. Понять и простить – одно, стремиться к близости – совсем другое. Тогда, на орбите Рая, все сложилось один к одному: и шнурогрызки эти, и ощущение опасности и общности одновременно, и непосредственность Васи… Момент ушел, остались лишь тянущие воспоминания о нем, отравленные памятью о том, что произошло позже.
– Видите ли, Василиса, – произнес он, вымучивая слова. – Все люди – либо мужчины, либо женщины, так уж Богом устроено. Согласно комбинаторике, вероятность встречи мужчины с женщиной – пятьдесят процентов. Согласитесь, это еще не повод превращать встречу в нечто большее.
Лицо Василисы застыло.
– Я сказал, что прощаю вас, – повторил он мягче, – и это правда. Но я не стану лгать, будто люблю вас или желаю. Не надо лишнего, вы ведь тоже меня не любите.
Она сглотнула.
– Ладно. Вы правы, забудем об этих глупостях, – она переложила ногу на ногу. – Давайте поговорим о деле. У вас есть вакансии пилотов. А у меня есть необходимая квалификация, документально подтвержденная. Что скажете?
Йозеф издал невнятный горловой звук.
– Вы что, хотите перейти на «Ийон Тихий»? А как же «Дарт Вейдер»?
– У «Дарта Вейдера» теперь другой капитан, – спрятав обиду на это обстоятельство, ответила она. – А меня Максимилиансен вышвырнул, как нагадившую кошку! – терпения хватило ненадолго, обида все-таки прорвалась. – Забыв о том, что и он обделался!
Йозеф помолчал и согласился:
– Да, это нечестно.
– Возьмете меня?
– Нет.
– Нет? – воскликнула она. – Почему?
Он вздохнул. Неужели обязательно надо объяснять?
– Василиса, это «Ийон Тихий». Крейсер, в который вы стреляли, неважно, как и почему это произошло. Половина экипажа была готова стрелять в ответ, треть не доверяет вам и сейчас, когда все выяснилось. У нашего разговора в коридоре, если его можно так назвать, были свидетели, и мало кто не знает о том, как вы со мной обошлись. Большинству все равно, были вы одержимы при этом или нет. Это ваша рука нанесла удар, у демона нет своих рук. Вас здесь не любят, Ткаченко – не как женщину, а вообще. Очень сильно не любят.
– Но вы можете приказать…
– Я могу приказать, чтобы вам не устроили «темную». Но я не вижу, каким образом мог бы запретить объявить вам бойкот со всем соблюдением формальной вежливости. Я не возьму вас на «Ийон», ради вашего же блага.
У Василисы опустились плечи.
– И куда мне деваться?
– Обратитесь к капитану любого другого корабля. Только не «Алексея Смирнова»: их старпом – бывший наш пилот, в свое время он предлагал взорвать «Вейдер» просто потому, что на нем – вы.
Она стиснула зубы.
– Все остальные крейсеры укомплектованы!
– Предложите свои услуги союзникам. Во флоте Рая кадровый голод, у них всех космолетчиков повыбило войной. Думаю, Криййхан Винт охотнее отдаст один из линкоров под ваше командование, чем ставить капитаном вчерашнего курсанта. Вы ведь успешно защищали Рай во время совместной атаки Чфе Вара и Гъде.
– Бред какой-то, – проворчала Василиса. Резко поднялась и, запахивая куртку, пошла к дверям. – Сущий бред!
– Преподаватели утверждают, что у вашей дочери хороший уровень знаний по математике, – директор машинально покрутил в руках скрепленные листы с экзаменационной работой. Честно говоря, он был удивлен. Хелена Гржельчикова сформировала у него вполне определенное мнение о дочерях космолетчиков.
– Она мне не дочь, – поправил мересанец в форме космофлота с нашивками капитан-лейтенанта.
– Ах да… простите.
Жена. Как эта мелкая девчонка может быть кому-то женой? Но документы были в порядке, брак зарегистрирован. Кто только регистрирует подобные браки? Директора терзало непристойное любопытство, но он сдерживался.
– Итак, Теодора м’Саень аль-Фархад может быть зачислена в наш специализированный учебно-научный центр на физико-математическое отделение. Но сейчас середина учебного года, а обучение начинается с сентября. Мы пойдем вам навстречу и примем ее сейчас на условиях полной оплаты. За полгода ей необходимо выучить язык, у нас не преподают по-хантски. Судя по работе, – директор снова помахал листами, – девочка неглупая, справится. Посидит в седьмом классе, а осенью пойдет опять в седьмой, на общих основаниях, со скидкой за успешно сданный экзамен.
– Спасибо, – промолвил Иоанн Фердинанд и посмотрел на Теодору.
– Спасибо, господин директор, – застенчиво повторила она.
