Обряд отпевания проводил Джеронимо Натта. Покойный не был всенародным любимцем, и кардинал не настоял, чтобы церемония проходила в соборе. Безутешные родители облюбовали небольшую кирху в Инсбруке – должно быть, всю жизнь в нее ходили, – вполне достаточную для немногочисленных родственников и соседей. Но в церковь набилось втрое больше народу. Уцелевшие сотрудники орбитальной станции периметра, экипаж «Ийона Тихого», капитаны крейсеров, что находились у Земли. В пустом гробу не было тела, Хайнрих Шварц уже в момент смерти удостоился идеальной кремации вместе со многими другими, кому не повезло оказаться рядом. Люди теснились на скамьях, стояли в проходах, держа свечи. Голос кардинала взмывал ввысь, под купол и, казалось, куда-то дальше. Старушка-мать вытирала слезы краем траурного платка, отец сцепил вставные челюсти, боясь заплакать у всех на виду.
На отпевание прибыли высокие гости. Рядом с кардиналом стоял Великий Магистр мальтийского ордена, он сказал о командоре Шварце теплые слова, охарактеризовав его как достойного рыцаря, не посрамившего честь ордена. На первой скамье рядом сидели два главнокомандующих, бывший и нынешний. Максимилиансен, как-то резко постаревший, выглядел непривычно тихим и чуть ли не виноватым. У его ног стояла трость. Гржельчик смотрел прямо перед собой. Пытался вспоминать свои редкие – к счастью – встречи со Шварцем, но перед глазами все время вставал «Песец», вдруг превращающийся в плазменный шар. Вряд ли Шварц был готов к смерти. Наверное, даже не успел почувствовать, что умирает. Оно, может быть, и к лучшему для тех, кто умер одновременно с ним, мгновенно и безболезненно. Но почему-то Йозеф был уверен, что Шварц не хотел умирать просто так, не того склада он был человек. Он должен был крикнуть что-то, попрощаться, а скорее, выругаться семиэтажно, без этого его жизнь казалась незавершенной, но времени ему не дали.
Салима стояла у самых дверей, почти на улице. Ни к чему правоверной мусульманке заходить в христианскую церковь, но не прийти она не могла. Люди оборачивались на нее, перешептывались: как-никак, глава ООН! Головной платок и кардиган были черны, в угоду местной традиции, лицо неестественно бледно, губы сжаты в узкую линию. Под руку ее поддерживал старший сын, высокий молодой человек с синими глазами и мелкими незажившими порезами на лице, в форме капитан-лейтенанта ГС-флота. В последние дни Принц, как его все называли, стал всемирно известной персоной благодаря интернету. Последний капитан легендарного крейсера «Ийон Тихий», пожертвовавший им ради Земли. Гвардейцы ООН рассредоточились внутри кирхи и по площади, за спиной Салимы стоял усатый начальник охраны с непроницаемым лицом. При жизни Хайнрих Шварц был для охранников олицетворенной карой небесной, но выражать свое отношение к факту его гибели в присутствии Салимы дураков не имелось.
– Аминь! – прозвучало под сводами, и присутствующие, засыпав пустой гроб никому не нужными цветами, потянулись к выходу.
Салима посторонилась и сошла с крыльца, давая дорогу выходящим. Один из охранников распахнул перед ней дверцу автомобиля.
– Это вы во всем виноваты!
Она обернулась. Заплаканная Линда, не слушая увещеваний своего престарелого мужа, отпихнула гвардейца и обвиняюще ткнула в Салиму пальцем:
– Все из-за вас! Вы развязали эту проклятую войну!
Салима молча смотрела на старушку. И возразить нечего. Да, она развязала войну. Она с самого начала знала, что кто-то в ней погибнет.
– Линда, ну перестань, – тихонько бормотал Пауль.
– Это все вы! Вы заморочили мальчику голову! Он отдал жизнь в вашей дурацкой войне, а вы тут стоите живая!
– Линда, ну не надо. Не надо!
Все так. Кто еще может быть виноват? Уж точно не Гъде, не Чфе Вар и не Эас. И не киллеры. Это координатор в ответе за все. И за то, что зимой холодно, и за то, что ночью темно. И уж тем более за то, что взрастила своими руками.
– А о нас вы подумали? – со слезой выкрикнула Линда. – У нас теперь никогда не будет внуков!
Салима судорожно вздохнула и негромко бросила:
– Будет.
– Ч-что? – ошарашенно переспросила Линда, не ожидавшая ответа.
– Будет, – повторила она. Слово вылетело, обратно не возьмешь.
Старушка всхлипнула, шагнула к Салиме и разрыдалась, уткнувшись лицом ей в грудь. Пауль неловко топтался рядом, приговаривая:
– Линда, ну ты что? Линда, люди же смотрят.
Иногда и главнокомандующему выпадают свободные минуты. Йозеф вытащил Анелию на прогулку. Не все же ей сидеть в гостиничном номере, дожидаясь, когда он придет. В новой одежде, с новой прической и выщипанными бровями она совсем не походила на гъдеанку, но все еще иррационально побаивалась выходить на улицу в одиночку.
Они прошлись по вечернему Байк-паркингу, купили Анелии самоучитель английского языка и осели в кафе на втором этаже пассажирского терминала. Йозеф, потягивая пиво, молча любовался Анечкой, листающей самоучитель в ожидании заказа. Вьющаяся каштановая прядка снова выбилась из ракушки, вечно она выбивалась.
– Солнце, – старательно прочитала она. – Мужчина. Женщина. Я смешно говорю, да? – она поймала его улыбку.
– Научишься, – усмехнулся он. – Ты же не Эйзза.
Кетреййи вряд ли под силу выучить новый язык. Но Эйзза абсолютно не переживала по этому поводу. Сейчас она жила в этой же гостинице с Ччайкаром. У Йозефа создалось впечатление, что майору Райту, когда он вернется, будет нелегко забрать ее у сумеречника.
– Ребенок, – прочла Анечка и неслышно вздохнула. – Дом… Йозеф, а у тебя есть дом?
Его улыбка поблекла.
– Нет.
– А почему?
Он дернул плечом. Почему-почему… Так исторически сложилось. То место, которое он прежде считал домом, оказалось лишь недвижимостью, отошедшей чужой женщине.
И в этот момент, будто избавляя его от необходимости отвечать, затрезвонил мобильник.
– Йозеф?
Он узнал. И хотел бы выбросить из памяти, но не получилось.
– Что тебе нужно?
– Ты в своем репертуаре, Йозеф. Явился на Землю, а позвонить времени нет! Я узнаю о тебе из новостей!
Она не звонила полгода. С тех самых пор, как захлопнула дверь перед его носом.
– Где Хелена?
Она выставила ее вещи за дверь. Она отказалась говорить с ней, когда девчонке было плохо, и та сиганула в окно.
– Хеленка там, где ей хорошо.
– Не уходи от ответа! Куда ты дел нашу дочь?
– Это моя дочь, Марта, – напомнил он. – Суд высказался достаточно ясно.
– Перестань брюзжать, как черствый законник! Я – твоя жена.
– Мы в разводе.
– Йозеф, это была ошибка. Мы находились под воздействием дьявола. Но теперь все по-другому.
– Да, – проговорил он, стараясь не играть желваками. – Все давно по-другому. Те, кто хотел, успели извиниться, вернуться, сказать все, что нужно, многое исправить. А ты вспомнила обо мне и Хеленке только теперь. Главнокомандующий и Герой Земли – хорошая партия, да? Хочется попасть на прием к координатору, а то и в светскую хронику?
– Как ты можешь? – возмущенный визг. – Я о тебе беспокоилась, неблагодарная ты скотина!
– Не беспокойся, – дьявол тут ни при чем, его воздействие лишь ускорило созревание нарыва. Настроения слушать вопли не было. Он больше не обязан этого делать, он ей не муж. – Хеленка в надежных руках, а у меня другая жена. Не звони мне.
Он выключил телефон. Анелия смотрела на него округлившимися глазами. Ни слова не поняв из разговора, она не могла не уловить интонацию.
– Кто это, Йозеф?
– Да уже никто, – отмахнулся он как можно более легкомысленно, сунул мобильник в карман, откинулся на спинку кресла.
Анечка пододвинула ему кружку с пивом, не сводя слегка напуганных глаз. А почему нет, подумал он вдруг. И загадал:
– Кончится война – купим дом. Котят заведем, раз уж с детьми не получится. Хочешь?
– Котята – это как Аддарекх?
– Да… только маленькие.
– Хочу, – улыбнулась она и кивнула.
– Рада тебя видеть, милый братец, – Салима одарила улыбкой каждого из двух мужчин, сидящих в желтой гостиной дворца эмира Абу-Даби. – И тебя, Ахмед – вдвойне.
Глава региона принимал короля подотчетной державы. Серьезная причина, чтобы не допускать посторонних. Даже координатору без приглашения нечего делать на конфиденциальной встрече. Но Салима строила этот дворец сама и знала, как пройти туда, куда надо, избегая ненужных трений с охраной.
– Послушай, сестра, у нас важный разговор… – начал Фейсал.
Он был встревожен. Лех Краснянский не советовал Салиме выкладывать в сеть информацию о предательстве и о разгроме преступной организации, занимавшейся заказными делами. Салима приказала стереть ее с лица Земли, до последнего рядового исполнителя, и приказ был выполнен, лишь несколько самых важных свидетелей получили возможность пожить еще немного в следственных изоляторах Конторы. Но зачем поднимать шум в интернете? Шум вспугнет виновных, сказал Железный Лех, разминая в руке сигарету и не решаясь закурить. Она надеялась, что вспугнет. Но брат так и не научился понимать тонкие намеки. Он полагал, что его защитит положение. Он лишь слегка забеспокоился, попытавшись избежать несвоевременного выяснения отношений.
– Пусть Ахмед меня простит, – мягко перебила Салима, – но разговор будет между мной и тобой, Фейсал.
Король Ахмед стал подниматься с кресла:
– Не волнуйся, Салима, мы не собирались обсуждать ничего настолько срочного…
– Ахмед, не уходи!
Он вопросительно посмотрел на эмира, потом – на координатора. Салима пожала плечами. На что рассчитывал Фейсал? На то, что в присутствии короля она не скажет того, что собиралась?
– Хорошо.
Король опустился обратно в кресло, Салима – на придвинутый гвардейцем пуф.
– Скажи мне, Фейсал: зачем?
– Сестренка, ты вообще о чем? – он всплеснул руками, снисходительно улыбаясь, но улыбка вышла натянутой.
– Ты знаешь. Не юли, все доказательства у моих органов. Зачем ты заказал адмирала Шварца?
Ахмед посмотрел на Фейсала, взгляд его был непроницаем. Эмир воздел глаза к потолку.
– Салима, он был бы плохим женихом для тебя. Я сделал это исключительно ради семьи. Ты должна понять, ведь не маленькая уже!
– Я поняла бы, дорогой Фейсал, если бы ты поступил, как мужчина. Убил бы его сам или с помощью верных тебе людей. Я поняла бы и простила, ведь ты – мой брат, моя семья. Ты полагал, что действуешь из лучших побуждений и в моих интересах. Я бы поплакала и постаралась забыть. Я тридцать девять лет любила тебя, братец, а это чего-то да стоит. А ты что натворил?
– Сестричка, но я в самом деле защищал твои интересы.
– И в чем же они, по-твоему, состоят, Фейсал? – вкрадчиво спросила она.
– Уж точно не в том, чтобы спать с неверным!
Король Ахмед неопределенно покачал головой.
– Я бы простила, милый брат, если бы речь шла обо мне. Но ты убил не адмирала Шварца. Ты подкупил неразборчивых в средствах преступников, чтобы они устроили диверсию на боевом корабле во время войны. Ты убил сотни ни в чем не повинных людей – экипажи сторожевиков, контингент орбитальной станции. Не хочешь посмотреть в глаза их родным? Ты разрушил систему внешней безопасности Земли, которая строилась годами, уничтожил блокирующую сеть, охранявшую планету от вторжений чужих ГС-кораблей. Ты допустил к Земле флагман тьмы, чуть не устроивший здесь конец света! «Ийон Тихий», с которого едва спасся твой племянник, тоже на твоем счету, дорогой Фейсал, – голос почти не дрожал. – А теперь объясни мне, что я должна сказать гражданам Земли? Что моему слабоумному брату просто не понравился мой жених?
– О Всемилостивейший, – только и произнес король Ахмед.
– Я тебя выкормила, Фейсал, вырастила, сохранила для тебя страну. Теперь я могу спасти тебе жизнь, но не более. Отрекись от престола и убирайся в пустыню пасти верблюдов. Люди пошумят и успокоятся, никто не будет тебя искать.
– А ты посадишь на мой трон своего сына? – возмущенно воскликнул Фейсал. – Вот, значит, ради чего ты завела этот разговор!
У Фейсала были только дочери. И в тетку, как назло, не удалась ни одна.
– Я завела этот разговор, чтобы дать тебе шанс, – предельно терпеливо ответила Салима. – Да или нет?
– Ты не посмеешь! – Фейсал запальчиво вскочил. – Не посмеешь отдать меня Конторе! Я – эмир. Ахмед, скажи ей!
Король Ахмед горестно вздохнул.
– Я ушам своим не верю, Фейсал. Что же ты наделал! Неужели Аллах лишил тебя разума? Поступи, как она говорит, Фейсал, и у тебя будет хотя бы возможность заслужить Его прощение.
– Не выйдет! Уезжай отсюда, Салима. Попробуй меня обвинить, и сама не удержишься на своем месте! Не блефуй, сестра. Мой позор ляжет и на тебя!
– Увы, – промолвила Салима и кивнула трем сопровождавшим ее гвардейцам: – Арестуйте его.
Фейсал схватил пульт.
– Охрана!
Гостиная в мановение ока наполнилась усатыми ветеранами в мундирах цветов эмира.
– Выгоните мою сумасшедшую сестру с ее прихлебателями! – приказал он.
Командир вопросительно посмотрел на вставшую с пуфа Салиму. Большинство охранников были немолодыми, они помнили то время, когда именно она распоряжалась в этом дворце.
– Я обвиняю Фейсала ибн-Фахима ан-Найяна в предательстве Земли инопланетянам, – глухо произнесла она, – в организации диверсий, приведших к массовой гибели людей и поставивших нашу планету на грань катастрофы. Я обвиняю его в пособничестве тьме.
Роковые слова прозвучали, падая тяжелыми камнями.
– Взять его.
Командир отсалютовал координатору, и его подчиненные, окружив Фейсала, заломили ему руки за спину.
– Салима! – неверяще просипел он. – Вот дрянь! А вы, гнусные предатели!
– Нельзя быть таким глупым, братец, – печально проговорила она. – Очень, очень недальновидно было оставлять в своей охране людей, воевавших со мной за Абу-Даби. Уведите его и передайте представителям компетентных органов.
Проклятия Фейсала затихли в коридоре, и Салима устало посмотрела на короля Ахмеда. Во взгляде ее не было торжества, только грусть и боль.
– Прости, Ахмед. Теперь ты – глава региона.
Он молча кивнул.
Потрепанные корабли возвращались домой. А им на смену шла эскадра под водительством Джеронимо Натта. На границе системы Гъде десять крейсеров Земли встретились с двумя мересанскими линкорами. Т’Лехин настоял на непосредственном участии своих сил, хотя оба корабля были сильно повреждены. Для него это был символический акт. Уступить месть землянам – все равно что уступить свою честь.
Пятнадцать дней, обнародовал кардинал Натта срок конца света. Пятнадцать дней он дал гъдеанам на то, чтоб они смогли покинуть планету. Естественно, предварительно приняв христианство. Или – сделал он уступку плюрализму и толерантности – любую религию Земли, доказавшую не менее чем тысячелетним опытом свою обращенность к свету. Что было идеологически верно, но практически затруднительно: на крейсерах из священнослужителей присутствовали лишь христиане.
Т’Лехин был против. Какие пятнадцать дней? Ударить прямо сейчас, не дав злу времени опомниться. У нас, мол, пятнадцати суток не было. А что до жертв – Господь разберется, кого куда. Джеронимо Натта внутренне соглашался с его точкой зрения, но вынужден был соблюдать предписания координатора.
Король Имит послал в Совет координаторов ноту протеста. Возможно, надеялся на вмешательство хантов. Вмешательство хантов выразилось в том, что они прислали к Гъде наблюдателя и напомнили Салиме, что неплохо было бы дать королю Имиту ответ. Она демонстративно проигнорировала. «Нынче Сар Имит не король и не координатор. Разве он на Гъде? Разве он защищает планету или хотя бы королевство? У меня есть дела поважнее, чем переписываться с каждым инопланетным беженцем».
Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Наиболее разумные дворяне и бургомистры поняли это сразу, еще до презрительного ответа Салимы. Они не стали взывать к ее милости, а взмолились кардиналу Натта: она – за сорок пять световых лет, а он с эскадрой рядом, и именно от него все зависит. Выражали готовность отдать последнее, хоть все ресурсы на сто лет вперед, пустить на территорию любое количество монахов, всем поголовно принять христианство. Джеронимо Натта был неумолим и неподкупен. Его не интересовали мирские блага и расположение чужих владык. Все, чего он желал – уничтожить гнездо дьявола. Но они не хотели этого понимать, и совали ему подарки, и лебезили.
– Я намерен написать богословскую диссертацию, – заявил он. – Меня, знаете ли, всегда волновала тема апокалипсиса. Она неплохо разработана в теоретических трудах. А изюминкой моей работы станет грамотно поставленный эксперимент.
До бургомистров наконец дошло: не отступится. Этот фанатик с горящими глазами не просто выполняет приказ, он лично заинтересован взорвать планету, чтобы посмотреть, что будет, подтвердятся ли его гипотезы, красочно описать свои наблюдения с приложением фотографий и видеозаписей, сформулировать выводы и получить богословскую степень. Мотивы личной выгоды они вполне понимали. Не понимали только, что делать. На планете начался форменный дурдом. Грамотно организовать эвакуацию не сумели. Люди дрались за места на кораблях, пока «Небесную ладью», набитую победителями в смертной схватке, «Максим Каммерер» не расстрелял прямо на старте. Кардинал Натта по радио прочел проповедь о грехах и о том, как их искоренять. Погрязшие во грехе не будут допущены к спасению, сказал он. Первый шаг на пути к свету – отринуть скверну. По трупам ближних своих возможно лишь схождение в ад. Драки все равно продолжались, но явные убийства прекратились – по крайней мере, в космопортах. Повторять судьбу погибших в «Небесной ладье» никому не хотелось.
Крейсеры жестко контролировали отход судов. Епископы сканировали каждую лоханку на присутствие тьмы и, если судно проходило проверку, благословляли и крестили оптом. Если же нет – брали в клещи, высаживали монахов в сопровождении десантников, переворачивали все вверх дном в поисках прокравшейся внутрь нечистой силы. Ни монахи, ни десантники не церемонились, если кто мешал – убивали. Два корабля попытались уйти, не подчинившись приказу лечь в дрейф, и были хладнокровно уничтожены мересанцами.
Перед покидающими планету стоял вопрос: куда? И ответ был безжалостен: никуда. Земля не собиралась подыскивать новый мир для тех, кто позволил тьме заполонить старый. Проблемы индейцев шерифа не волнуют, молвила Салима. Джеронимо Натта отметил, что есть универсальный и безотказный способ решения подобных проблем: нет человека – нет проблемы. Салима, демонстрируя гуманизм, пожурила его, однако на этом ее добрая воля закончилась. Король Имит попытался обратиться в Совет координаторов, но его уже никто не принимал всерьез. Где он и где Гъде? Бургомистры взвыли. За пятнадцать суток найти хороший вариант нереально. Когда стало ясно, что чуда не случится, и надо соглашаться на плохой, на горизонте возникла Эас. Эас со своими заводами, вынесенными за пределы планеты, на многочисленные естественные и искусственные спутники, вечно нуждалась в тех, кто на них работал бы. Ибо кто добровольно отправится на спутник жить в герметичном куполе, когда можно делать то же самое на природе? Эасцы посулили беженцам крышу над головой, честную работу и транспорт до места назначения. Не то чтобы бесплатно, подобный альтруизм не в стиле этой цивилизации, но даже самому ограниченному идиоту ясно, что кредит под любые проценты лучше смерти в адском пламени.
С транспортом возникло затруднение. Кардинал Натта запретил подпускать к системе Гъде вооруженные триремы. Береженого Бог бережет, заявил он. «Но мы же вам не враги», – как бы удивились эасцы. Насчет этого наши координаторы разберутся, переадресовал вопрос Натта. Но к планете я подпущу только безоружные суда. Попытаетесь прорваться – докажете тем самым, что враги, и пособники дьявола к тому же. Обвинений в связи с тьмой эасцам не хотелось. Только вот беда, если звать сюда торгово-пассажирские лоханки, это ж годы пройдут. А в запасе – всего несколько дней. Прямо в дрейфе с трирем стали демонтировать пушки и лазерные батареи. Джеронимо Натта невозмутимо ждал, а внизу народ бился в истерике, считая сутки.
Оливия приехала, потому что Салима набрала ее номер и коротко сказала: «Ты мне нужна». Сорвалась, кинула все дела, села в свой личный самолет и прилетела. Она думала, Салиме нужно плечо подруги, в которое можно поплакать вволю, как не раз бывало в школьные годы. И такая цель визита казалась ей не менее важной, чем заключение любых договоров. Высокопоставленная стерва, как ее называли даже соотечественники, тоже была когда-то девчонкой и ревела на подружкиной шее из-за какого-то равнодушного мальчика – уже и не вспомнить, как звали…
Они тепло обнялись, и Салима приложилась лицом к ее плечу – на миг, не более. Глаза остались сухими, только печаль в них была неподъемная. Потерять жениха и брата практически одновременно… И чудом не потерять сына, которого какие-нибудь секунды отделили от ужасного слова «посмертно» в указе на «Героя Земли».
– Салима, держись, – прошептала Оливия.
– Я держусь, – коротко улыбнулась она; отсвет камина сделал улыбку кривоватой. – И буду держаться, пока смогу. Я должна еще кое-что сделать. До конца месяца по моему приказу будет уничтожен целый мир и убит мой родной брат.
– Салима… – Оливия шагнула вперед – снова обнять, утешить, но подруга покачала головой.
– Этот долг тяжел, и его выполнение не принесет мне популярности. Потом я разберусь с оставшимися врагами, подчищу хвосты и уйду. Мне нужен преемник, Оливия. Ты.
Накрашенные ресницы – всю жизнь неудачно светлые – распахнулись:
– Ты с ума сошла! Какой из меня координатор? Да за меня никто голосовать не будет!
– А ты постарайся, чтобы проголосовали, – возразила Салима.
– Это глупо! – Оливия тряхнула светлым пучком волос. – Салима, ты не должна уходить. Все, что ты делаешь – правильно. Никто не посмеет обвинить тебя. Пусть эмир Фейсал тебе брат, но он давно совершеннолетний, и ты не отвечаешь за него. Ты не виновата в его предательстве. Народ тебя любит, Салима!
– Оливия, я решила, – голос сух и безжизнен.
– Прости, но это неразумное решение. Разве ты не понимаешь, что, уйдя, ослабишь Землю? Ты клялась служить Земле, к вящему ее процветанию и выгоде. Делать ради нее все, от тебя зависящее.
Салима встала с кресла, отвернув его от камина, и, обернув спину пледом, скрестила руки на груди.
– У меня будет ребенок, Оливия. И я надеюсь, что сдам тебе дела до этого радостного момента. Не возражай.
Дверь за ней закрылась. Оливия вдруг поняла, что стоит, прижав руки к животу, и таращится в никуда.
– Боже ты мой, – проговорила она с легким стоном, – ну разве это повод?
Детей у Оливии не было. Она сознательно принесла материнство в жертву карьере и никогда о том не жалела. У нее в мозгах не укладывалось, как можно из-за какого-то ребенка отказываться от заслуженного высокого поста. Ребенок адмирала Шварца, не иначе – в противном случае рожать в таком возрасте и вовсе незачем. Ну и родила бы себе между делом. Нянек, что ли, не найдется – возиться с ее дитем, пока она занимается действительно важными вещами?
– Какая же ты дура, Салима, – пробормотала она. – Как можно быть такой умной и одновременно такой дурой?
Ихеру Симу повезло. Во-первых, он находился не на Гъде. А во-вторых, на радостях от вновь обретенного траинита группа компаний «Экзокристалл» отсыпала экипажу «Райской звезды» такую премию, что он сам мог бы выбрать мир, где жить. Причем отправиться туда ГС-кораблем.
– Сим, ты куда подашься? – спросила Митышен, постучавшись к нему в номер.
Каждый проживал теперь в собственном «люксе». Грозный капитан Ччайкар непостижимым образом нашел тут девушку кетреййи. Цхтам Шшер оттягивался в обществе дорогих гейш, позабыв про симелинку. Ну и хорошо, обрадовалась она сперва. А потом прошел день, другой, третий, и она почувствовала себя неуверенно. Одна в чужом мире – Ыктыгел не в счет, ему еще месяцы в больнице лежать, – ничего тут не знающая и никому не нужная. Даже этим кровососущим извращенцам.
Волей-неволей она потянулась к гъдеанину. Он был так же одинок, как и она. И пришиблен вдобавок. Он рассказал ей, что прежде служил адмиралу, которого сожгли на «Райской звезде». Тому, который едва не загубил целую звездную систему… кто, как оказалось, уже загубил одну такую. Он рассказывал о том, что творил этот человек еще до того, как Ихер Сим попал на «Звезду». И он был вынужден исполнять его приказы, пока однажды не поступил по-своему. Он старался честно служить Гъде, но не захотел служить злу. А теперь родина Сима приговорена к смерти. Митышен жалела гъдеанина. Он временами докучливый, но не злой и не дурной. Когда она без ног лежала, ухаживал за ней.
Ихер Сим сидел на диване с чашкой, завернувшись в белый махровый халат – у Митышен в номере такой тоже был, но она его не носила. В кои-то веки у нее вместо безразмерной старой герры господина Цхтама появилась нормальная одежда: брюки, кофточки… Всякое разноцветное белье еще: вот земляне забавные, выпускают такое красивое белье, что его впору наружу надевать! Ну зачем? Но не удержалась, накупила. Симу, кстати, понравилось. А гъдеанин постоянно таскал в номере халат. Завтракал в халате, ужинал в халате, после ванной – опять в халате. Говорил, что халат – подходящая одежда для дома. Может, хотел себя дома почувствовать? Настоящего дома ему уже не видать.
– Сим!
Он поставил чашку на столик и, выключив пультом звук, обернулся от большого плазменного экрана. Митышен взглянула на экран – ничего особенного, какая-то передача про диковинных животных.
– Чай будешь? – спросил он.
– Буду.
Она еще немного прихрамывала, но ходила теперь сама. Каждый день с утра посещала кабинет физиотерапии в поликлинике Байк-паркинга, и ей обещали, что скоро ножки будут, как новенькие. Она подошла к столику и налила себе земной напиток из пузатого сосуда с носиком.
– Некуда мне возвращаться, Митышен, – проговорил он горько. – Понимаешь?
– Понимаю, – чего тут непонятного? – А хочешь на Симелин? – предложила она, без особого энтузиазма, просто как вариант. – У нас не очень любят чужаков, но я засвидетельствую, что ты нормальный.
– Не хочу, – он покачал головой. – Как я буду на Симелине жить, среди немытых фригидных баб? – он вздохнул. – Спасибо тебе, конечно. Собираешься ехать, да?
– Нет, – она уселась рядом на диван со своей чашкой и призналась: – Я тоже не хочу. Зачем ты меня только мыться приучил? Вернусь на Симелин и буду там, как дура.
Он хмыкнул.
– Зарастешь снова грязью, проблем-то.
– Не хочу!
– О-о? – он поднял бровь.
– Без грязи приятнее. Кожа не чешется, и белье не пачкается. Нечего ржать надо мной! – она нахмурилась, приметив смешинки в глазах гъдеанина.
– Да я вовсе не ржу, – открестился он. – Я за тебя рад вообще-то.
– Сим, а мы можем здесь остаться? В смысле, на Земле? Тут нормально.
– С нашими деньгами? Само собой. Эй, а что это за «мы»? – встрепенулся Ихер Сим.
– Ну, – промямлила она, – я просто подумала, что мы тут совсем одни, а вместе будет проще, и… Давай поженимся, Сим! Купим дом на паях, огород устроим, теплицу. А еще можем тир открыть или полевое стрельбище, я стрелять люблю. И мельницу поставим…
– Стоп!
От далеко идущих бизнес-планов симелинки голова пошла кругом. Если положить руку на сердце, было в них, несмотря на простоту, а может, и благодаря ей, нечто притягательное. Одно Ихер Сим сознавал точно: с военной карьерой покончено. Так почему бы не осесть на этой планете? Возиться в огороде, а о межзвездных конфликтах узнавать из новостных сайтов и троллить в комментариях.
– Не части, Митышен. Все это обалдеть как здорово, но для меня брак – нечто иное, чем общий бизнес.
– А что? – недоуменно поинтересовалась она.
– Общая посте-ель, – с придыханием протянул он. – Регулярный секс.
– Вечно ты об одном! – Митышен обиженно поставила чашку на столик.
– Ради этого и женятся, – ухмыльнулся гъдеанин.
– Нет, женятся для другого!
– Нет, для этого. Секс каждый день, или никакого дома и огорода.
– Гнусный шантажист!
Он сгреб ее в охапку, прижал к дивану, отрывая пуговицы с брюк, потащил вниз ярко-красные кружевные трусики. В последнее время почти все их разговоры этим и кончались. Могла бы не начинать, если что. Симелинка больше не ругалась и не пыталась помешать, и даже научилась правильно двигаться – за это Цхтаму Шшеру отдельное спасибо. Не королева куртизанок, конечно, но эта новая Митышен, чистенькая, пахнущая шампунем, с расчесанными локонами, сияющими янтарем и медом, в умопомрачительном, возбуждающем белье из кружев и шелка, очень привлекала Ихера Сима.
– И вот так каждый день? – пробормотала она, задыхаясь. – Сим, ты чокнутый.
– Ладно, – он закончил и выпустил ее; соскользнув, она тут же потянулась за трусиками. Он перехватил их и потряс, дразня. – Так и быть, через день. Соглашайся, а то не отдам.
– Ты скотина! Это мои трусы, а не твои! – да-а, посягнуть на собственность симелинки – хуже, чем на ее тело. – Раз в неделю.
Гъдеанин засмеялся.
– Я знал, что тебе понравится.
Заполучив свой предмет белья, Митышен осуждающе покосилась на Сима и быстро оделась.
– Так. Давай напишем брачный контракт, – свалившаяся на голову невеста была настроена серьезно.
– Два раза в неделю, – Ихер Сим внес поправку.
– Так нечестно! – возмутилась Митышен.
– Честно, – он снова сгреб ее в охапку.
– Ай! Сим, ты чего? Про два раза в день мы не договаривались!
– А насчет двух раз в неделю договоримся?
– Договоримся! Пусти, вредина.
– Папка, ты возьмешь меня на корабль?
Томас радостно прыгал вокруг. Единственный способ как-то зафиксировать положение этого шустрого жука в пространстве – взять его на колени, что Иоанн Фердинанд и сделал. Мальчишка доверчиво прижался щекой к его кителю с нашивкой «Ийона Тихого» и снова спросил:
– А мы пойдем на корабль?
Что тут ответить? Корабля больше нет. Конечное дело, без работы пилот с его опытом не останется, получит новое назначение. Не в первый раз. Но это будет не «Ийон». И кто его знает, отнесется ли капитан к детям на борту так же снисходительно, как Гржельчик.
– Как-нибудь потом, малыш.
Он достал упаковку аскорбинок, что стащил в больнице, и протянул мальчику. Тот издал счастливый вопль и соскользнул с колен, вновь набирая центростремительное ускорение и одновременно разворачивая обертку.
Фелиция наблюдала, прячась за дверным косяком и осторожно выглядывая из коридора. Ей нравилась новая мама Вероника – как-то так получилось, что Марии, которая назвала ее своей, вечно нет, а Вероника рядом, и девочка все больше липла к ней. Она чем-то походила на родную мать: синие волосы, красивая одежда, изящные манеры. Мария добрая и заботливая, но Фелиции хотелось, когда она вырастет, стать такой же, как Вероника. Она выбрала себе маму, только к любой из мам прилагался папа. Непонятный дядька, суровый, усталый и вечно чем-то недовольный. Такие же дядьки, когда земля опрокинулась и пришла темнота, убили ее первую маму и отобрали всю еду. С тех пор она боялась непонятных дядек. Этот прикидывался незлым. Она ни разу не замечала, чтобы он кого-то ударил – ее, или Тома, или кого-нибудь из их мам. Но все равно ждала плохого. А теперь, когда она увидела, как восторженно скачет рядом с ним Томас, объедаясь круглыми белыми конфетами, у нее аж слезы на глаза навернулись от зависти. Почему Томас не боится? И он вроде не сердится на мальчика, улыбается, что-то говоря Марии. Фелиция нерешительно высунулась из-за двери. В сердце закралось сомнение: может, он и не такой страшный, раз пинком не гонит надоеду Тома прочь?