Настя Мирная
(Не)Идеальная девочка
Глава 12
Понимаю, что это настоящее, потому что скучаю каждую минуту
"Я тебя…"
– Что меня? Что, Артём? Хочешь? Любишь? Разве так бывает? – спрашиваю у своего отражения в зеркале и отворачиваюсь, когда оно ожидаемо не даёт ответов.
Я в него по уши. А он? Может ли быть такое, что это не просто плотское желание, а что-то большее? Или это новый виток нашей двухгодичной игры, в которой Северов расшатывает меня, а я цепляюсь за уплывающее равновесие? Что если он просто решил довести начатое до конца? Добить. Уничтожить. Растоптать.
Хватаю с полки палочки для волос и скручиваю тугой узел на макушке.
Если это игра, то я буду играть по собственным правилам.
Но как же забыть эту нежность в его глазах и движениях его рук, в поцелуях и словах? Как выкинуть из головы его затравленный и отчаянный взгляд после того, что произошло между нами в машине? Как вытравить из себя сожаление, сквозившее в его голосе после этого? Мне же не могло это показаться! Или могло?
Я уже несколько лет изучаю не только криминалистику и всё с ней связанное, но и заказываю из-за границы курсы по менталистике. Может и неидеально, но научилась считывать людей. Видеть их эмоции и желания в жестах, движениях, взглядах, дыхании.
Нет! Я уверена, что всё это было настоящим.
"Всё, что происходит между нами, блядь, правильно!"
– Правильно… Между нами… – вещаю своему отражению.
Бросаю беглый взгляд. Берцы, обтягивающие рваные джинсы и футболка с разрезами сзади. Вчера что-то внутри меня сломалось и с треском разлетелось на осколки. Я не могу заставить натянуть на себя надоевшую "классику": брюки, юбки, блузки, неизменные туфли-лодочки на высоких каблуках. Я так от этого устала.
Глаза подведены чёрной подводкой и оттенены пышными ресницами. Хватаю сумку и выхожу из комнаты, готовясь к предстоящему сражению.
Едва вхожу на кухню, как тут же ловлю на себе недовольные взгляды родителей. Мама горестно поджимает губы, оценивая мой новый образ. А папа хмурит брови, окидывая меня с осуждением с головы до ног.
– Доброе утро. – здороваюсь и уверенным шагом подхожу к столу.
– Что на тебе надето, Настя? – давит отец.
– Одежда! – недовольно буркаю, откусывая круассан.
– Что ещё за одежда?! – слегка повышает голос, задавая не свойственный ему глупый вопрос.
– Обычная одежда. – рыкаю в ответ и смягчаю тон. – Молодёжная одежда. В которой ходят всё нормальные девушки моего возраста. Мне двадцать, а не пятьдесят! Не собираюсь больше выглядеть как престарелая бизнес леди.
– Переоденься! – рявкает папа.
– Нет! – рявкаю в ответ.
– Нет?!
Его лицо краснеет, а это означает крайнюю степень бешенства. Но сегодня я не намерена сдаваться. И вообще, никогда больше. Он опирается ладонями на стол и вперивает в меня самый свой злобный взгляд, который раньше срабатывал как удар хлыста.
Не сегодня.
– Нет! – рублю зло.
– Анастасия!
– Папа!
Мы оба замолкаем и, тяжело дыша, давим друг друга глазами. Я даже не заметила, когда успела отзеркалить его позу. Ещё вчера я бы потупила взгляд, но сегодня собираюсь стоять до конца. Мы ещё какое-то время «сверлим» друг друга, потом папа делает глубокий вдох и садится на своё место. Я плюхаюсь задницей на стул и отпиваю кофе.
– Что с тобой происходит, Анастасия? – включается мама. – Шатаешься по вечеринкам. Одеваешься как пугало. Всю ночь где-то ходишь. С Кириллом вон поссорилась. Бедный парень всю ночь себе места не находил. Ну, вот зачем ты с ним так? – рубит вопросами, от которых мне выть охота.
А внутреннему монстру вспарывать животы доносчикам.
– Как так, мам? Ну поссорились мы. С кем не бывает? – говорю с притворным раскаянием.
– Он же так тебя любит…
– Любит?! – прыскаю со смеху, потому что слышать от матери о любви тот ещё анекдот.
– Анастасия! – опять рычит отец. – Ты же знаешь, как для нас важен этот брак. – заканчивает деловым тоном, которым убеждает присяжных в невиновности убийцы.
– Для кого для нас? – спрашиваю тихо.
– Для всех нас. В том числе для тебя. Это очень выгодный брак. – продолжает тем же безэмоциональным голосом.
"В том числе для тебя…"
Эти слова цепляют сильнее остальных. Не именно для меня, а том числе. Я для них какое-то дополнение к собственному благополучию.
– Он богатый, успешный. – вставляет свои пять копеек мама.
– Богатый, успешный, важный, нужный! – выплёвываю каждое слово. – Вам надо, вы и забирайте!
– Хватит, Анастасия, – опять приём с постоянно повторяемым именем, – ты всё равно выйдешь за Должанского! Переходный возраст закончился! Пора бы уже перестать бунтовать и повзрослеть!
– Переходный возраст? А у меня он был? Вы с детства меня, как солдата, муштровали! Едва ли не с рождения вбивали в голову ответственность и чувство долга перед семьёй! И я всю жизнь его покорно исполняла, забывая о долге перед самой собой!
– И что же ты себе должна, Анастасия? Мы всё тебе дали. Всё для тебя сделали!
– Для меня? Да вы для себя всё делали. Вы даже не заметили, когда я выросла! Как у меня появилось собственное мнение! Потому что всегда давили попытки поднять голову! – с этими словами, хватая сумку, подрываюсь из-за стола.
– Стой! – взрывается отец.
– Немедленно остановись, Анастасия! – распинается мама.
Останавливаю их монолог громко хлопнувшей дверью.
Чтобы вы понимали, в этом доме никто никогда не хлопал дверью. Но иначе закончить этот бессмысленный разговор мне не удастся.
Вбиваю в лёгкие прохладный утренний воздух. Несмотря на то, что на дворе сентябрь и днём стоит жара, ночами и по утрам появляется приятная прохлада. Папин водитель ещё не приехал, потому что я вышла слишком рано. Но я и не хочу сегодня с ним ехать. Сворачиваю влево и иду к гаражу. Я редко езжу на машине, потому что не хватает терпения торчать в пробках, но в такое время есть шанс проскочить.
Дёргаю с крючка ключи от Панамеры, подаренной на восемнадцатилетие. До сих пор удивляюсь, что выбор предков пал на этого "зверя", а не на какую-то машинку для леди.
– Ну, здравствуй, красавица. – шепчу, проворачивая ключи в замке зажигания.
Моя пантера отзывает тихим урчанием.
Выезжаю из гаража и, минуя ворота, набираю скорость. Трасса, ведущая в наш посёлок, в это время практически пустая, поэтому я наслаждаюсь, выжимая педаль газа и переключая рычаг передач. Обожаю механику! Смеюсь в открытое окно, когда стрелка спидометра переваливает за сто пятьдесят. Моя зверушка может выдавать далеко за двести, но на подъезде к городу поток машин сгущается и приходится сбросить.
На скорости влетаю на практически пустую стоянку у академии и в заносе паркую машину. Внутренний мальчишка вскидывает кулаки в воздух, подпрыгивая на месте.
И кто сказал, что быстрые машины и дрифтинг только для парней?
Я катаюсь на специализированных трассах с опытными инструкторами, чтобы научиться таким вот крутым штукам. Там же сбрасываю внутреннее напряжение и скопившуюся злость. Там или выбивая "душу" из боксёрской груши.
Может я и неправильная, но какая есть.
Жаль, что родители не могут этого понять. Если быть откровенной, то мне надоело прятаться. Хочу открыто ходить на тренировки по борьбе. Хочу, не таясь, гонять на "пантере". Хочу без страха перед их праведным гневом признаться в том, что люблю другого и просто не могу себя заставить выйти за Кирилла. Но как донести это до них?
Резные двустворчатые двери полицейской академии открыты настежь, но внутри снуют только преподаватели, которые доделывают оставшуюся с вечера работу. И то я натыкаюсь на них всего пару раз, проходя по пустым коридорам. Они заметно удивляются моему появлению, но вопросов не задают. Стук подошв тяжёлых ботинок эхом отлетает от кирпичных стен.
– И что я здесь делаю? – спрашиваю сама себя, двигая к выходу.
На часах в холле стрелки показывают 7:42. Занятия начинаются только в 9:00. Видимо, ссора на завтрак, скорость и пустая трасса творят чудеса, потому что на дорогу с водителем уходит не меньше полутора часов, а я добралась минут за тридцать.
Выходя из здания, направляюсь в ближайшее кафе и заказываю кофе. Стоило бы поесть, но аппетит пропал напрочь. Со стаканчиком кокосового рафа возвращаюсь во двор академки и падаю на лавочку. Достаю из сумки лекции по менталистике из зарубежных университетов и принимаюсь за чтение, попивая горячий напиток. Парковка медленно начинает заполняться машинами, то и дело въезжающими в ворота, но я ищу глазами чёрный тонированный Merсedes Gelandewagen. Я всё ещё не знаю, что говорить Артёму после вчерашнего.
Ближе к 8:40 я накручиваю себя настолько, что уже подскакиваю от каждого шороха колёс по гравию и всерьёз задумываюсь свалить по-тихому.
Вспоминаю каждый наш поцелуй: у бассейна, у выхода с вечеринки, у Северова дома, в его машине. Между ног снова скапливается влага, когда прогоняю перед расфокусированным взглядом каждый момент и подскакиваю, проливая недопитый кофе, когда на плечо ложится чья-то рука. Медленно кошу глаза за спину и так шумно выдыхаю, что могла бы шум машин перекрыть. Бешено колотящиеся сердце прошибает кости. Урываю воздух короткими глотками.
– Ты чего от меня как от чёрта шарахаешься? – смеётся Вика, обходя лавочку и плюхаясь рядом.
– Ты ч-чего п-пугаешь? – выбиваю зубами дробь. – Не подкрадывайся так. Ни-ко-гда. Я же и убить тебя могла.
А ведь реально могла. Навыков хватает, чтобы на эмоциях свернуть кому-то шею.
Прикладываю руку к рвущемуся из груди сердцу.
Вот что бы я сейчас делала, будь это Северов?
Мне кажется, что у меня на лице написано, какие мысли терзают мою голову. А я до сих пор не знаю, как себя с ним вести. Надо ли говорить, что я так и не смогла заснуть, прокручивая в голове все варианты предстоящего разговора?
– Ты просто так увлечённо о чём-то мечтала, что аж покраснела. Вот я и не сдержалась. – опять заливается смехом, а вот мне совсем не смешно.
– Покраснела? – бубню, увлечённо рассматривая дырки на джинсах.
– Ну да! Всё лицо как помидорка было. Так о чём мечтала? – выдаёт с улыбкой. – Или о ком?
– Ни о ком я не мечтала, Вика! – отрубаю, не справляясь с нахлынувшими эмоциями.
– Да неужели? – тянет она.
– Я вон вообще менталистику изучаю. – трясу бумагами у неё перед носом.
– Значит, ты сейчас не о Северове думала? – понижает голос.
Блин, у меня, что неоновая вывеска на лбу висит: "Я МЕЧТАЮ О СЕВЕРОВЕ"?
– Есть и другие вещи, о которых я могу думать! И люди тоже! Вот чего ты ко мне с ним прицепилась? – снова срываюсь в попытке не выказывать истинных мыслей.
– Значит, у вас ничего не было вчера? – бурчит разочарованно. – Мне уехать со вписки пришлось. Чем вчера всё закончилось?
– Да ничем. Он на меня ноль внимания. – выдыхаю, радуясь возможности закрыть эту тему. – С Волчинской на диване отжигал.
Ну ладно, не совсем закрыть.
Пальцы сами сжимаются в кулаки при этом воспоминании.
Карина сидит сверху на Артёме и двигает бёдрами. Облизывает шею.
Прячу ладони под бёдрами, чтобы не выказывать своей злости. Ни к чему Заболоцкой знать о моей ревности. И вообще обо всём, что произошло. Мне надо время самой во всём разобраться, прежде чем кого-то посвящать в свои приключения и терзания.
– Зашибись, блин! Вот же козлина. – вскипает подруга. – А ведь до этого весь вечер тебя глазами жрал. Вот что у этих мужиков в голове, спрашивается? Только членом думать и умеют.
– Хватит о нём, Вик. Я уже обо всём забыла. Может, оно и к лучшему, что всё так вышло? Пора выбросить его из головы. Благо, повод появился.
– Кого ЕГО? – раздаётся сбоку насмешливый голос, и вот тут я подрываюсь со скамейки, словно подо мной тысяча иголок вылезла.
Сердце тарабанит как оголтелое. Лёгкие перестраиваются с накачки кислородом на принятие запаха кофе, табака и корицы. Электрический разряд разгоняет по телу взрывные импульсы, когда я встречаюсь с бирюзовыми глазами Севера.
– Артём? – выдавливаю слабый писк.
– Привет. – с улыбкой отзывается тот.
– Привет. – вторю эхом.
Весь мир внезапно растворяется. Звуки глохнут. Окружающие нас люди расплываются и перестают существовать. Есть только мы и бешено гремящее сердце. Все страхи и сомнения тоже улетучиваются, когда смотрю на его спокойное лицо, лёгкую улыбку, искрящиеся глаза, выдающие в меня электрические потоки. Они же встречаются между нами молниями и разлетаются искрами.
– Как ты? – хрипит парень.
– Нормально. – отбиваю глухо, опуская глаза на его грудную клетку, потому что мне сейчас слишком тяжело даётся зрительный контакт.
– С предками порядок?
– Типа того. – бубню невнятно.
– Видели? – режет вопросом, который включает перед моими глазами фильм из вчерашних воспоминаний.
– Нет. – для пущего убеждения качаю головой.
– Извини за то, что устроил вчера. Совсем башню снесло. Забыл, где нахожусь. – давит с раскаянием.
– Всё норм, правда.
– Значит, продолжаем?
– Что продолжаем? – выдавливаю из себя, не уверенная в том, что готова получить ответ на заданный вопрос.
– То самое, Настя. То, что начали вчера… – обрывается на слове, когда я бью его ладонью по груди.
– Ты невыносимый, Северов! – выпаливаю ему в лицо и сбегаю.
Мир медленно возвращается в моё сознание, и я понимаю, что Заболоцкая и Арипов стали свидетелями этого странного разговора. Жар тут же бросается в лицо и окрашивает скулы в розовый. Ускоряю шаг, но до дверей академии добраться не успеваю. Уже знакомо влетаю спиной в стальное горячее тело. По коже с шумом разбегаются мурашки, когда Артём наклоняется к моему уху, обжигая тонкую кожу табачно-ментоловым дыханием, и шепчет:
– Опять сбегаешь, идеальная девочка? Ещё не надоело играть в догонялки?
– Вообще-то мы не одни! – стараюсь звучать как можно строже.
– Боишься, что кто-то доложит женишку? – вбивает в ухо вопрос вместе со сбивчивым выдохом.
Чувствую, как его пальцы стискивают ткань моей футболки на животе, сжимаясь в кулак.
Неужели он ревнует? – ошарашиваю себя догадкой.
– Да, боюсь, – шепчу, не в силах справиться со срывающимся голосом и бушующим сердцем, – и не только ему.
– Вчера это тебя не особо заботило. – отзывается хриплым шёпотом, разгоняя новую волну огненных мурашек.
– Вчера я была пьяна! – выпаливаю и тут же жалею об этом.
– Да неужели? – сипит в ответ. – Значит, уже успела пожалеть?
– Нет. Не успела. И не собираюсь этого делать.
Что за бессмысленный разговор?
– Вот как? Уверена?
Ну, что ему ответить? Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Не хочу, чтобы он снова исчезал из моей жизни.
– Да. – выдыхаю, выпуская короткое слово вместе с воздухом.
– Значит, продолжаем?
– Да!
Что я, мать вашу, творю?
Его ладонь перемещается с моего живота, касается пальцев, поднимается выше. Оглаживает плечо. Разжигает огонь, проходя по шее. Вызывает дрожь, зарываясь в волосы.
– Я тебя предупреждал. – всё так же дышит в ухо.
– О чём?
– Об этом. – отбивает, вытаскивая из пучка палочки. Волосы тут же растекаются по телу тяжёлыми волнами. – Вот так-то лучше.
С этими словами он убирает руки и уходит. А я всё так же продолжаю стоять на месте, не в силах пошевелить ослабевшими от его близости конечностями. Где-то на периферии зрения маячит Вика, забрасывая вопросами, но я слышу только гул крови и бешено тарахтящее сердце.
– Что это было? – врывается Викин крик в моё затуманенное сознание.
– Не спрашивай меня. – бубню, пряча за волосами пунцовое лицо.
– Как не спрашивать? Ты сказала, что у вас ничего не было! Тогда что значит весь этом ваш странный диалог? Что должны были увидеть твои? – замолкает, переводя дыхание.
– Вик, пожалуйста… – с трудом выталкиваю слова, перебивая поток вопросов.
– Ну что "пожалуйста", Насть? Ты вообще с каких пор его по имени называешь? Не говоря уже о том, чтобы обжиматься перед сотнями студентов?
– Я сама пока не знаю, что между нами происходит! Поэтому не задавай вопросов. Сама ещё не разобралась. – выпаливаю, в отчаянии заламывая руки.
– Значит, что-то всё таки происходит… – бурчит себе под нос. – И это что-то началось вчера, ведь так?
– Так.
– И что же произошло?
– Мы целовались.
– Целовались?!
– Шесть раз. – зачем-то уточняю, показывая на пальцах, и убегаю, пока она не потребовала подробностей.
– Шесть?! – доносится сзади, но я уже не слышу, забегая в аудиторию и радуясь спасительному звонку, предзнаменующему начало пары и полуторачасовой отсрочки.
***
Остаток дня проходит относительно спокойно. Пусть мне и пришлось выдержать на себе множество любопытных взглядов, с этой задачей я справилась на "ура". Всё убеждаю себя, что дело в моей изменившейся внешности, а не в утренней сцене во дворе. Странно, но мне это удаётся.
Заболоцкая на удивление удовлетворилась коротким пересказом вчерашних событий, большую часть которых я, естественно, опустила. О срыве в квартире и сумасшествии в машине уж точно. Правда, пришлось признаться в том, что мы целовались прямо под окнами моего дома. Вика только присвистнула и выдала:
– Ну нифига себе тебя занесло! Хоть не жалеешь?
Почему все меня об этом спрашивают?
– Должна бы, но нет. – отбиваю спокойно. – Знаешь, вчера я впервые почувствовала себя свободной и даже счастливой что ли. Словами передать не могу, что ощущала, когда Артём меня целовал. Никогда меня не накрывало такими эмоциями, только с ним. Знаю, что это неправильно, но, кажется, уже не могу остановиться. Он для меня как наркотик. Один раз попробовала и навсегда подсела. Чем больше получаешь, тем больше хочется.
– Ё-хо-хо, и бутылка рома! – нараспев тянет подруга. – Значит, всё серьёзно?
– Я правда не знаю. Ничего не понимаю. Я совсем запуталась! – хриплю, задыхаясь. – Не спрашивай меня больше ни о чём. Дай мне время самой понять…
– Когда разберёшься, мои уши будут готовы принять все подробности. – смеётся она.
– Я в тебе не сомневалась. – улыбаюсь в ответ.
На этом наш разговор и закончился. Всё ещё не верится, что она так просто сдалась, но я искренне этому радуюсь.
За весь день мы несколько раз сталкиваемся с Северовым в коридорах, но он делает вид, что ничего не происходит. Бросает стандартные взгляды и дежурные улыбки, как и раньше. Но теперь все их я воспринимаю иначе.
Возможно, раньше я просто боялась замечать очевидное?
А сейчас, наблюдая за ним, понимаю, что ТАК он смотрит только на меня. Всегда смотрел. Возможно, конечно, я себе это придумываю, но мне почему-то кажется, что это не так.
На последней паре у нас стрельба, и я уверенным шагом направляюсь в тир. С этого года мы переходим на тактическую отработку навыков. Это когда с разным оружием проходишь по зданию, зачищая его от преступников и спасая заложников. Вообще есть много разных вариантов, но сегодня мы просто палим по целям. Так сказать, восстанавливаем утраченные за лето навыки. Хотя для меня это как езда на велосипеде: один раз научилась и дальше по накатанной. Уверенно выпускаю в "яблочко" почти всю обойму, но на последних выстрелах дрогнувшая рука мешает показать лучший результат.
Тело напрягается раньше, чем горячие ладони опускаются мне на талию. Я чувствую Северова на каком-то ментальном уровне. Я не вижу его приближения, не слышу шагов, но всё равно знаю, что он рядом. По коже расползаются колючие мурашки, когда он вплотную приближает лицо к моей шее, огненными волнами разгоняя своё дыхание.
– Плошаешь, идеальная девочка. – бомбит тихим хрипом по напряжённым до предела нервам.
– Ты меня отвлекаешь. – отбиваю так же тихо. – И вообще, убери лапы с моей талии! Мне не надо, чтобы все обсуждали нас!
– Нас? – урчит, зарываясь носом мне в шею. – Значит, МЫ всё же есть?
Блин, ну вот зачем я это сказала? Как теперь выкручиваться?
– Нас – в смысле того, что ты меня лапаешь! – рыкаю, злясь на себя за слабость.
Я должна просто прекратить это. Оттолкнуть его. Но не могу. Ноги приросли к полу. По телу пробегают волны дрожи, размазывая весь самоконтроль.
– Понял, не дурак! – смеётся Артём, но руки так и не убирает.
– Может, всё же отпустишь меня?
– Предлагаю сделку. – обжигает тяжёлым дыханием мою кожу. – Если ты выпустишь всю обойму точно в цель, то больше я к тебе не прикоснусь.
– А если нет? – шепчу, прикрывая веки.
– Тогда с тебя свидание. Сегодня.
– Сегодня не могу.
– Чем занята?
– На выставку еду. С Киром.
Его руки до боли сжимают тело, возможно оставляя синяки, а я ловлю волну эйфории.
Он ревнует. Ревнует! – озверело радуются тараканы в моей голове.
Но я сказала это не для того, чтобы проверить свою теорию. Должанский звонил мне сегодня под предлогом помириться и забыть о вчерашнем. Я просто не смогла отказаться.
– Заебись, блядь! – выплёвывает Север и отступает.
– Ревнуешь? – выпаливаю, не сдержавшись, и, оборачиваясь, заглядываю в глаза.
– А если да? – рычит сквозь зубы.
– Не дави на меня, Артём. Я не могу вот так просто всё перечеркнуть из-за одного дня.
На его скулах играют желваки. Кулаки плотно сжаты, как и челюсти. Всё тело будто застыло.
– Так что на счёт пари? – выдыхает, стараясь замаскировать беззаботной улыбкой злость.
Он ревнует! Ревнует! Меня! Не знаю, почему это понимание так радует, но я реально счастлива сейчас.
Перезаряжаю оружие и поворачиваюсь к мишени. Восемь патронов ложатся в красную точку, но на последнем мушка слегка сдвигается, и я промазываю. Поворачиваюсь и сцепляюсь взглядами с бирюзовыми глазами парня.
– Вот, блин! – восклицаю разочаровано. – Значит, свидание? Только не сегодня. – добавляю быстро. Хорошо, что зоны стрельбы находятся далеко друг от друга и никто не слышит этого разговора.
– Ты сделала это специально? – щурит глаза Артём.
– Что? – притворно удивляюсь.
– Последний выстрел? Ты специально промазала?
– Ещё чего! Я никогда бы не стала проигрывать по собственной воле!
– Во сколько ты освободишься вечером?
– Я же сказала, что сегодня никак, – начинаю возмущаться, – выставка длится часов до одиннадцати.
– Тогда в одиннадцать. – подводит итог.
– И как ты себе это представляешь?
– Что именно? Как тебе избавиться от своего зализыша? – рубит с хищной ухмылкой. Понимаю, что должна возмутиться, но почему-то не делаю этого. – Или как представляю свидание? С первым разбираться тебе. Ты же умная, что-нибудь придумаешь. А со вторым… – замолкает и загадочно улыбается. – Узнаешь.
– Ну и сволочь же ты, Северов! – рычу, а сама не могу перестать лыбиться в предвкушении сегодняшнего вечера. А точнее ночи.
А самое странное то, что я не боюсь. Что бы не произошло сегодня, мне не страшно. Главное, что я проведу время с любимым человеком, а остальное не важно.
– Тогда до вечера? – спрашиваю тихо.
– До вечера. – шепчет и прижимая меня к стойке, которая скрыта небольшой разделительной стеной, целует быстро и жадно. Отвечая на поцелуй, забываю обо всём. Тону и растворяюсь.
Когда он отстраняется, оба дышим тяжело, рвано и хрипло. Его глаза опять заволокло тёмным туманом, что говорит о том, насколько он возбуждён. И я, кстати, тоже. Не знаю, как может недолгое сплетение губ и языков вызывать внутри такой пожар, но влага между ног собирается почти мгновенно. И это не вызывает страха или неловкости, как вчера. Кажется настолько естественным, что я просто принимаю, что рядом с ним так будет всегда. Не знаю, что изменится, если мы переспим и после свадьбы Кир поймёт, что я не девственница, но мне плевать. Я хочу, чтобы моим первым мужчиной был человек, к которому у меня есть чувства. И у него ко мне тоже.
Ведь нельзя ревновать, ничего не чувствуя? Из чистой похоти?
Этого короткого поцелуя слишком мало. Хочу больше. Ещё и ещё. Снова и снова. Но сейчас это невозможно.
Подчиняясь порыву, встаю на носочки и прижимаюсь своими губами к его, а потом сразу убегаю.
Я не признаюсь ему ни в своих чувствах, ни в желаниях. Так же, как и в том, что на последнем выстреле нарочно сместила мушку и промахнулась, чтобы провести с ним этот вечер.
