Настя Мирная
(Не)Идеальная девочка
– Как ты мог? – снова выдаёт с тихим всхлипом. – Раздеть меня… Ты же видел… Господи…
– Что видел, Насть? – отбиваю так же тихо.
– Мою… мою…грудь! – выпаливает, и я буквально чувствую, как загораются её щёки на этом слове.
– Ну, грудь и грудь, что здесь такого? Я их много перевидал. На твою даже не смотрел. – смеюсь, касаясь губами волос. – Так что можешь расслабиться.
Но вместо этого она дёргается и отступает на пару шагов. Лицо действительной залито пунцовой краской. В зелёных глазах стоят непролитые слёзы.
Сердце сжимается до минимальных размеров, переставая качать кровь. И тут до меня доходит, что я чувствовал, когда обнимал Миронову. Нежность. Охренеть можно.
– Много перевидал… – отдаётся эхом. – Понятно.
Отворачивает голову и, подходя к кровати, берёт свою сумку. Достаёт телефон и что-то там клацает. Оказываюсь рядом раньше, чем успеваю сообразить, что делаю. Выхватываю телефон и смотрю в экран.
Приложение для вызова такси.
– Ты чего?.. – фразу закончить не удаётся, потому что Миронова выдирает у меня из рук мобилу и опять тычет пальцами в экран.
Выхватываю гаджет и швыряю на комод за своей спиной.
– Что ты делаешь? Верни телефон! – старается обойти меня сбоку, но я сдвигаюсь вместе с ней, не давая пройти. – Оставь меня в покое, Северов! – рычит мне в лицо, а сама едва не плачет.
– Ну ты чего, малыш? – опять тянусь к ней, намереваясь обнять, но она отскакивает от меня, как ужаленная, и опять отворачивается. Свет в комнате не горит, но в лунном свете успеваю увидеть скатившуюся слезу. Подхожу и обхватываю сзади за талию. – Почему ты плачешь, Настя? Маленькая моя… Что случилось? Расстроилась, что я увидел твою грудь? Или что не смотрел? – добавляю со смешком.
Зеленоглазая ведьма рывком поворачивается в моих руках, и мы сталкиваемся взглядами. Между нами снова двести двадцать прошибает.
Неужели так каждый раз будет?
– Ну и сволочь же ты, Север! – разрезает злобным рычанием. – Иди и на других пялься. Наверняка ведь не все ещё пересмотрел, что-то новенькое сто процентов найдёшь.
Смех замирает где-то в горле, когда я понимаю, на что именно она обиделась.
Ревнует? Да ну на хрен. Не может быть.
– А что, если я не хочу других? Говорил уже… – сиплю, с трудом проталкивая вязкие слова. – Что если я тебя хочу? Твои губы. Твои глаза. Твоё тело. Твою грудь.
– Хватит! – лупит меня кулачком по грудине. Получается слабо из-за того, что между нашими телами всего несколько сантиметров. – Перестань, Северов! Зачем ты так говоришь? – опять опускает глаза вниз.
– Потому что – это правда, Насть. Я хочу тебя. Давно уже. Только тебя. – выбиваю откровенно и сам от себе охереваю.
– Не говори так, Артём. – шепчет и подаётся вперёд.
Опять прячет лицо у меня между плечом и шеей. Её дыхание жжёт мне кожу. Чувствую, как по телу снова расползаются мурахи. И тону в нежности к этой девушке. Не думал, что всё ещё способен на такие чувства. Много лет назад убил в себе всё это дерьмо. Оказывается, нет. Просто оно сидело настолько глубоко внутри, что я даже не заметил.
Опять опускаю руки на её спину. Глажу без остановки.
– Как не говорить? Ты не веришь мне? – обхватываю пальцами её подбородок, вынуждая взглянуть на меня.
Опять прошибает. Видимо, всегда.
– Верить тебе? – отзывается эхом. – Не смеши меня! Пусть тебе лучше Волчинская верит. Или та рыжая! – вырывается из моего захвата.
Лицо отпускаю, но продолжаю прижимать дрожащее тело к своему торсу.
– Ревнуешь? – вопрос вырывается раньше, чем успеваю тормознуть.
– Ревную? Тебя!? Да ты с ума сошёл! Вообще больной что ли?! – опять переходит на крик.
Но её реакция даёт мне желанный ответ.
– Ревнуешь! – выдаю победно и, лишая возможности двигаться, впиваюсь в её губы.
Миронова задыхается, упираясь ладонями мне грудину. Но это сопротивление слишком слабое. Так же, как и сжатые зубы. Беру в плен её рот. Скольжу языком по губам, всасываю их в свою ротовую полость. Облизываю. Слегка прихватываю зубами. Она тихо стонет и так же, как на вечеринке, приоткрывает рот, сдаваясь. Тут же врываюсь внутрь. Её ладошки скользят вверх и обнимают меня за шею. Опять мурашки. Двусторонне.
Безумство, мать вашу!
Ещё несколько раз прохожу по нёбу и дёснам и только потом тянусь к её языку. Внутри растекаются тягучим горячим мёдом волны удовольствия.
Откуда эти сопли? Охуеть можно!
Настины пальцы путаются в моих волосах. Царапают шею и скребут кожу на затылке. Её язычок несмело касается моего. Желание достигает своего апогея. Я готов кончить от одного этого поцелуя. От неловких движений её языка и губ.
– Настя… Меня кроет…Пиздец…От тебя дико кроет… – выдавливаю ей в рот. – Маленькая моя…идеальная…моя…моя девочка… – выдыхаю, не отрываясь от неё.
Уцелевшей частью своего расплавленного мозга понимаю, что несу какой-то бред. Будто молюсь на неё, но сейчас мне насрать. Тыкаюсь в неё возбуждённой плотью и в ответ выпиваю ещё один тихий стон.
– Артём… Северов… – сипит, отстраняясь. – Не надо, Артём. Это неправильно…Я не могу…пожалуйста…не могу так....
Торможу, слегка отодвигаясь, чтобы иметь возможность взглянуть ей в глаза.
– Что неправильно, Насть? Этот поцелуй? Или то, что ты хочешь меня не меньше, чем я тебя? – с хрипом выдаю, как есть.
Потому что она хочет. Чувствую жар у неё между ног, а терпкий запах желания заполняет комнату.
– Всё, Артём! – кричит, сжимая кулаки. – Всё неправильно! Как ты не понимаешь? У меня свадьба скоро!
Меня словно ледяной водой окатывают, а потом несколько раз проходят битой по рёбрам. Сердце глохнет и замирает с протяжным визгом.
Отпускаю эту ведьму и сам отхожу назад, будто от ударов. Хотя её слова похлеще лупят. Упираюсь спиной в прохладное стекло балкона. Дыхание срывается у обоих. Мы жадно хватаем ртом воздух. Я давлюсь. Настя захлёбывается.
Хуже не бывает, да? Оказывается, бывает.
Внутренний зверь тихо скулит, забившись в самый тёмный угол.
Она берёт с комода телефон и опять вызывает такси. Рывок, и гаджет с размаху летит в стену.
– Это правильно, Настя! То, что происходит между нами, блядь, правильно! – ору, забив на соседей и на то, как девчонка трясётся.
– М-между н-нами? – выбивает зубами дробь.
– Да, блядь! Между нами, Миронова! Открой глаза! Увидь меня наконец!
– Кирилл… – задыхается шёпотом.
А меня от этого имени колошматит так, что хочется всё к хуям разнести. Стискиваю кулаки. От напряжения из разбитых в мясо костяшек опять начинает течь кровь.
– Какой на хрен Кирилл!? – ору, вцепившись пальцами в её плечи. – Ты не поехала с ним! Ты осталась! Со мной осталась! Ты дрожишь под моими руками! Сука! Ты отвечаешь на мои поцелуи! Ты течёшь от моих прикосновений! И что дальше?! Вернёшься к нему как ни в чём не бывало?! Или для тебя – это нормальная практика? Перепихнулась на стороне и под венец?!
Удар прилетает раньше, чем успеваю закончить. Перед расплывающимся взглядом появляется её заплаканное лицо, а мне словно по сердцу топором рубанули. Кровяка хлещет и топит. Захлёбываюсь и давлюсь ей вместе с внезапно загустевшим воздухом. В замешательстве прикладываю ладонь к горящей щеке и замираю.
– Не говори так! Не смей так говорить, Артём!!! Ты не имеешь на это права! Думаешь я этого хочу? Выходить за него? У меня выбора нет! Я должна! Слышишь меня?! Должна! – кричит Настя, пока её голос не срывается на громкие несдерживаемые рыдания.
– Должна… – повторяю эхом. В два шага пересекаю разделяющее нас пространство и обхватываю её руками. – Ты не хочешь быть его женой? Не любишь?
В ответ она лишь слегка качает головой и меня накрывает облегчением.
Она не любит его. Не любит!
– Тогда почему? – хрипло задаю вопрос, потому что голосовые связки вдруг отказываются слушать команды мозга.
– Родители… Я должна… Понимаешь? Должна! – вскрикивает в отчаянии.
– Нет, Насть, не должна, маленькая. Где здесь ты? Где, мать твою, во всём этом ты?!
– Мне лучше уехать. Домой надо. – пищит, пряча лицо.
– Я тебя отвезу. – обрубаю сипло.
Меня вдруг накрывает какая-то слабость. Нет сил сопротивляться. Бороться с её моральными устоями.
Как уничтожить то, что всю жизнь вбивали в голову? Преданность семье. Верность клятвам. Это пиздец как сложно. Сам через такую хрень себя протащил.
Но теперь у меня есть то, за что можно ухватиться. МОЯ идеальная девочка этого не хочет. Её выдают замуж против воли. Она сама вложила мне в руки оружие, и я готов ринуться в бой. У меня есть месяц, но этого достаточно, чтобы помочь моей ведьмочке сделать правильный выбор.
– Насть, – зову тихо, и она поднимает заплаканное лицо. Уже привычно ток по венам, – ты же понимаешь, что я не сдамся? Не теперь.
Она кивает и, поднимаясь на носочках, прикасается к моим губам.
Зелёный свет. Наконец, сука, зелёный. Выжимаю педаль в пол и с проскрёбом срываюсь с места. Вот теперь точно не отступлюсь!
Глава 11
Он ворвался в мой серый мир, снёс его до основания. И построил новый. Живой и яркий
В машине мы с Северовым едем в полной тишине. Не знаю, о чём думает он, а я постоянно проматываю в голове события сегодняшней ночи. Начиная с момента прихода на вечеринку и заканчивая тем, что выдала ему то, в чём даже самой себе боялась признаться.
Я не хочу выходить замуж за Кирилла! Но как теперь с этим жить? Не могу вот так, из-за пары поцелуев и взбесившегося сердца перечеркнуть два года отношений. Разочаровать родителей. Уничтожить свою репутацию. Я ведь даже не знаю, что происходит между мной и Севером.
"Это правильно, Настя! То, что происходит между нами, блядь, правильно!"
Я уже не знаю, что значит "правильно", а что нет.
Выйти замуж за сильного и уверенного мужчину, который два года был рядом? Быть идеальной девочкой для родителей, которые вложили в меня душу? Или послушать барахлящее сердце, которое сходит с ума рядом с парнем, постоянно старающимся разнести в дребезги мой "правильный" мир?
Сегодня ему это удалось. Я чувствую себя совсем потерянной. А ещё опустошённой. После того срыва у него в квартире.
На мне всё ещё его футболка: корсет безнадёжно испорчен его стараниями. Нагибаю голову и втягиваю пряный запах Северова. Такое чувство, что ткань всё ещё хранит его тепло.
Он ведь был в этой футболке на вписке! То есть она касалась его рельефного горячего тела, а потом он натянул её на меня? Боги…
Глубже зарываюсь носом в пахнущую им ткань и вбиваю в лёгкие аромат кофе, табака, корицы и чего-то ещё. Чего-то, чем может пахнуть только один человек на свете. Любимый человек.
Любимый?
Но как это могло произойти? Когда? Почему?
Оторвав взгляд от бокового окна, в которое смотрю с той секунды, как села в машину, перевожу его на Артёма. Он не отводит глаза от дороги. Можно было подумать, что он просто сосредоточен, если бы не играющие на скулах желваки и плотно стиснутые челюсти. Он с такой силой сжимает руль, что на разбитых костяшках появляются капли крови, стекают на руль и падают на коврик под его ногами. Будто в трансе, тяну руку и накрываю его пальцы. Он вздрагивает и, бросив на меня беглый взгляд, возвращает к ночной трассе.
– Артём… – зову едва слышно. Голос надрывается и глохнет.
– Что? – хрипит, не поворачивая головы.
– Твои руки… – давлю из себя слова, вдруг ставшие такими тяжёлыми и вязкими. Все внутренности сжимаются в один сплошной ком. Кажется, одно лишнее движение, неправильное слово и меня изнутри разорвёт на ошмётки. – Что произошло? Ты с кем-то подрался?
– Хуйня. – рубит уверенно. Косит на меня глаза, проходит по моей ладони на своей руке и добавляет: – Всё нормально. Забей.
– Но…
– Не надо, Настя. Не сейчас. – голос не повышает, но давит интонациями.
Тут же замолкаю, поворачиваю голову и начинаю следить, как сменяются пейзажи за окном.
Руку мне вернуть не удаётся, потому что парень придерживает её большим пальцем и слегка поглаживает. Не то чтобы это захват, из которого невозможно вырваться. Вовсе нет.
Это плен, из которого не хочется сбегать.
По коже расползаются мурашки, приятно щекоча тело. Добираясь до спины, превращаются в мощные электрические разряды, заставляющие всё внутри пылать. Ком, в который свернулось моё нутро, начинает медленно рассасываться, возвращая возможность дышать.
Спальный район сменяется центром города, который в дневное время стоит в пробках и тонет в серой человеческой массе. Но в четыре утра по пути нам встречаются лишь редкие машины и несколько загулявшихся прохожих.
Опять кошу глаза на Северова. Кажется, он даже не моргает. Сканирует пространство перед капотом и поворачивается ко мне с лёгкой улыбкой на губах. Зависаю на этой улыбке, такой мягкой и даже нежной. Вспоминаю, как его губы целовали меня. Как язык хозяйничал у меня во рту. Как сильные руки прижимали, гладили, стискивали, ласкали. Дыхание сбивается, и мне начинает критически не хватать кислорода. Ловлю ртом воздух, который со свистом проваливается в лёгкие.
– Всё нормально? – спрашивает тихо. – Ты покраснела…
Любимый?
Родители всю мою жизнь внушали мне только правила, запреты, чувство долга и чести, делая из меня своё продолжение. Никаких чувств. Никаких лишних эмоций. Никакой любви. Преданность семье и амбициям.
– Всё норм, – шепчу задушено, голос отказывается слушаться, – просто немного душно.
Любимый? Знал бы он, от чего я покраснела. Какие мысли вертятся у меня в голове. Какие чувства топят внутри.
– Открой окно. Кнопка на двери. – и сам впускает прохладный ночной воздух в салон люксовой машины. – Лучше? Полегчало?
Любимый?
Я не могу контролировать мышцу за рёбрами. Не могу управлять дыханием, когда он рядом. Даже глаза живут своей жизнью, стоит Северу появиться в поле зрения. А моё тело и вовсе отказывается слушать сигналы мозга. Хотя и разум отключается от его близости.
Да! Любимый!
Ну какой смысл отрицать очевидное?
– Насть, – накрывает мою кисть, всё ещё лежащую на его руке, второй ладонью, – как ты? Всё хорошо? Может остановиться?
– Нет, не надо. Мне уже лучше. Спасибо. – пищу, отворачиваясь обратно к окну.
Город сменяется загородной трассой. Вместо высоток и неоновых вывесок за стеклом мелькают деревья и кусты, перемежающиеся с редкими полями.
Мурашки продолжают атаковать мою кожу. Глаза сами ползут в сторону водителя.
Ну какой же он всё-таки красивый.
Неужели у нас могло бы что-то получиться? Как это было бы? С ним. С человеком, которого любишь.
Рядом с Кириллом у меня никогда не было мурашек, не было электрических импульсов под кожей, огня в венах, бешённого сердцебиения до ровной линии пульса. Мои кости не превращались в вату. Колени не подгибались от прикосновения его губ. Мне никогда не хотелось растянуть момент перед прощанием. Ещё один поцелуй, взгляд, прикосновение, невесомая ласка и натужный вдох.
За окном быстро едущей машины появляются дома элитного частного сектора.
Мой дом…
Гелик тормозит, но парень не глушит мотор. Я продолжаю гипнотизировать ворота, в которые мне предстоит войти, в надежде, что они расплывутся так же, как и десятки мелькавших до этого. Но секунды идут, а ничего не меняется. Машина не двигается, родительский дом не исчезает за горизонтом. Артём сжимает мою руку, переворачивает ладонью вверх, пропуская свои пальцы между моими, сплетает. Силой воли заставляю себя отвернуться от окна и протолкнуть застрявший в горле ком. Смотрю на наши сцепленные руки и поднимаю глаза вверх, пока не встречаюсь с его. Проваливаюсь в свой личный бирюзовый омут.
– Артём… – всхлипываю, не в силах больше ничего произнести.
Он наклоняется, тянет меня к себе, утыкается носом в волосы. Дышит рвано, натужно.
– Знаю… – толкает неоднозначно, но я понимаю. – Знаю, маленькая. Я тоже не хочу тебя отпускать. Пиздец, знала бы ты, как меня таскает сейчас.
– Артём… – шепчу, как мантру его имя. Мне нравится ощущать его на кончике языка. И не только его. – Артём… Поцелуй меня… Пожалуйста. – сиплю, тыкаясь носом в его плечо.
Его сердце заходится в бешенном ритме. Моё вторит. Его дыхание становится резким и частым. Моё глохнет. Его руки скользят по моей спине и ложатся на голову, вынуждая поднять на него глаза. Мои мнут ткань его футболки. Встречаемся взглядами, и моё дрожащее тело простреливает молнией. Я умираю. Горю от его прикосновений. Тону в бирюзе его глаз. Меня начинает конкретно колотить, когда он приближает своё лицо к моему на расстояние вдоха.
– Повтори… – хрипит он, обжигая дыханием губы.
– Поцелуй меня, Артём. – выдыхаю, ловя его выдохи.
И он целует. Медленно. Нежно. Одними губами. Едва касаясь.
Мои руки оживают, ползут ему на шею. Пальцы путаются во взъерошенных белых волосах. Наши дыхания сливаются. За рёбрами стучит в унисон. Открываю рот в тихом стоне, требуя большего, но он продолжает пытать меня губами: пощипывает, сжимает, поглощает. Тогда я делаю то, от чего завтра будет стыдно, но это будет завтра. Проскальзываю языком Северову в рот и, найдя его, осторожно касаюсь. В ответ получаю полустон-полурык, и он жёстко втягивает в себя мой язык, лижет и сосёт, скребёт зубами, вырывая из моей груди тихие стоны. Внизу живота разгорается пожар. Тело наливается свинцом. Грудную клетку разрывает от попыток вздохнуть.
– Артём… Тёма… Так хорошо… С тобой… Тём… – вбиваю неразборчивые слова в его рот вместе с рваными выдохами.
Север рычит, толкает меня назад и, наваливаясь сверху, дёргает рычаг на моём сидении, отчего спинка опускается, и я оказываюсь в горизонтальном положении, придавленная твёрдым мужским телом. Он набрасывается на мой рот, как дикий зверь. Кусает, сосёт, вгрызается, облизывает. Чувствую металлический привкус крови в ротовой полости и не понимаю чьей.
Его или моей?
Потому что я отвечаю с тем же бешенством и давним голодом. Твёрдый половой орган давит на промежность, вызывая огненные импульсы в животе. Я царапаю ногтями его кожу. Цепляюсь пальцами в его закостеневшие от напряжения плечи. Незнакомое ранее желание разрывает мои внутренности. Стягивает раскалённую пружину внизу. Тело требует чего-то, чему я не могу подобрать слов. Густая влага пропитывает не только белье, но и шорты. Стекает по бёдрам.
А что, если он заметит? Если почувствует?
Он же там… Вжимается членом, размазывая по джинсам смазку. Паника начинает топить, и я упираюсь ладонями в его крепкую грудь в попытке оттолкнуть.
– Что?.. – срывается его голос. – Насть, я хочу тебя. Не могу остановиться.
Его рука опускается на внутреннюю часть бедра, касаясь того самого места.
– Ты такая мокрая. Пиздец.
– Не надо, Артём, пожалуйста, – лепечу, не в силах совладать с голосом. Никогда в жизни мне не было так стыдно. – остановись. Я не могу… Не сейчас… Не так… – почти плачу.
– Блядь! – взрывается парень, одним движением поднимается и возвращается на водительское место.
А мне сразу становится холодно. Так же, как и тогда, в спортзале. Словно у меня забрали единственный источник тепла.
Глаза Севера такие тёмные, что кажутся чёрными. Он хватает кислород урывками. Грудь тяжело вздымается и с глухим скрипом опадает.
У меня нет сил даже подняться. Отворачиваюсь, подтягивая колени к груди, и начинаю тихо плакать. Закусываю ребро ладони, чтобы не скулить вслух.
– Да ёбаный в рот! – гремит Артём. – Полный, мать вашу, пиздец!
Пропускает ещё несколько крепких слов, а потом кладёт одну руку на моё вздрагивающее плечо, а вторую на талию.
– Прости меня, маленькая, – говорит так тихо, что приходится напрягать слух. Из-за этого даже всхлипывать перестаю, – я сорвался. Не должен был. Знаю… Не сдержался… У меня от тебя крышу сносит. Предохранители горят. Блядь. Прости меня, Настя. Я не хотел тебя пугать. Малыш, посмотри на меня.
Его голос звучит совсем глухо. Ладони гладят плечи, руки, спину, волосы, голову, шею.
– Маленькая моя, ну повернись ко мне. Не плачь. Меня и так на куски рвёт. На кровавые ошмётки, сука! Пожалуйста, девочка, посмотри на меня, умоляю.
И я смотрю. Сквозь пелену слёз вижу сожаление в его глазах. Он до крови кусает губы. Сжимает и разжимает кулаки. Отталкиваюсь от сидушки ослабевшими руками и принимаю вертикальное положение.
– Всё нормально, Тём. Просто я… – набираю в лёгкие воздух, чтобы закончить так тяжело дающуюся фразу. – Я испугалась. У меня никогда такого не было. Все эти чувства… Я не могла себя контролировать. Я…
– Какого такого, Насть? – шипит сквозь зубы. Раздувающиеся крылья носа выдают натужную работу его лёгких и сдерживаемые эмоции. – Чего не было?
– Мне идти надо. – выбиваю, открывая дверь и выскакивая из салона машины.
Краска стыда заливает не только лицо, но и всё тело.
Ну как я ему скажу? У меня никогда не было мужчины? Мы с женихом уже два года вместе, но он обещал не трогать меня до свадьбы? Я девственница, которая готова была отдаться тебе прямо в машине у ворот своего дома? Ты разбудил во мне такое желание, что я готова была переспать с тобой после пары поцелуев?
– Господи… – выдыхаю, возясь с замком калитки.
Да что со мной не так?
Между ног мокро и неприятно липко. И там всё пульсирует и требует разрядки. Горячие слёзы опять застилают глаза и катятся по щекам. Дрожащие пальцы не слушаются. Я дважды роняю ключи, пока, наконец, удаётся отпереть дверь.
Артём уже уехал. Ещё бы. После такого облома, который я ему устроила. Опять всхлипываю и закусываю уголок нижней губы. Я не слышала звука отъезжающей машины, но у меня в ушах с таким рёвом гремит пульс, что все звуки снаружи просто заглушаются. Толкаю холодный металл и делаю шаг вперёд, как меня резко дёргает назад. Вскрикиваю, но даже не стараюсь сопротивляться. Сил не осталось даже на то, чтобы испугаться. Северов разворачивает меня к себе, двумя пальцами поддевает подбородок и ловит мой взгляд.
– Дурочка, – шепчет, глядя в глаза, – зачем ты опять убегаешь? Напугал? Ты боишься меня?
– Нет, Артём, – отзываюсь глухо, качая головой и прикрывая веки, – не тебя.
– Боишься, что предки увидят? – сжимает свободную руку в кулак и стискивает челюсти. – Или ОН?
В ответ снова отрицательно веду головой.
– А чего тогда? Блядь, Насть, да ответь ты уже. Что не так? – взрывается, когда я слишком долго молчу. Просто не знаю, как сказать.
Собираю последние силы, вбираю в лёгкие побольше воздуха и любимого запаха.
– Я себя боюсь. – говорю со спокойствием, которого на самом деле не ощущаю. Просто я на пределе. Нервы натянуты так, что одно неправильное прикосновение, и они мне все органы исполосуют. – Понимаешь? Чувств своих. У меня скоро свадьба. А я с тобой… Меня пугает то, какие эмоции топят, когда ты рядом. Всё слишком быстро. Всего пара поцелуев, и я едва не… Прямо в машине… Я бы никогда так не поступила. Это не я. Кто-то другой. Извини.
Сама не понимаю, за что прошу прощения. Не знаю, откуда беру смелость на такой откровенный ответ. Если это не я, то кто? Моя бунтарка? Монстр? Мальчишка? Тараканы? Которое из моих альтер эго это делало? На кого спускать всех собак? Перекинуть вину? Кого обвинять, кроме себя?
– Я понял. – короткий ответ. – Всё понял, Насть. – наклоняется и быстрым поцелуем обжигает мои губы. – Мне лучше уехать сейчас. Но я не сдамся. Ты же помнишь об этом? – киваю. – Не забывай. И, Насть, – пауза. Поднимаю потупленный взгляд, – не завязывай волосы. Ты сейчас очень красивая.
Ещё один короткий поцелуй. Счастье горячей карамелью растекается по венам, прожигает, заполняет нутро, согревает заледеневшее тело.
Он считает меня красивой!
– И ещё… Не крась губы красной помадой. Это не твоё. Тебе это не надо. Будь собой. Моей идеальной девочкой. Ладно?
– Да… – пищу задушено.
– Я тебя… – обрывается на полуслове, а у меня внутри всё замирает. – До завтра, маленькая.
С силой сжимает мою ослабевшую тушку и опять целует. На этот раз мучительно долго и с вызывающей трепет нежностью. Будто не хочет отпускать. Ещё один поцелуй, взгляд, прикосновение, невесомая ласка, натужный вдох, и Артём рывком отстраняется от меня, будто боится, что иначе не сможет уйти. А я позволяю ему это, потому что иначе не смогу отпустить. Быстрым шагом доходит до машины и запрыгивает в салон. Гелик разрывает тишину рёвом мотора и со свистом срывается с места. Северов даже не оборачивается, и меня разрывает от обиды. Но…
Смогла ли я тогда бы позволить ему уехать? Нет!
Вот так и должно быть. Когда не хочешь отпускать. Когда не можешь надышаться, нацеловаться и насмотреться на человека перед коротким расставанием. Так правильно. А не то, что у нас с Должанским, когда я жду, чтобы он поскорее свалил в закат.
– До завтра, Артём Северов. Парень, который разрушил мой идеальный мир до основания. – шепчу в темноту и забегаю в дом.
